Ариен

Автор: Кэт Вязовская, Анжела Ченина

Страницы записей были пожелтевшими от времени. Счастье, что это не бумага, а ткань, пропитанная особым составом — бумага давно бы истлела, не осталось бы и пыли. А так... Расплываются немного строчки, написанные легкой рукой. Знакомой рукой. В остальном же... Как будто записям — не больше сотни лет.

"Извини, что отрываю, — в голосе Мелькора была тревога. — Я всё понимаю, но... Посмотри на небо."

Небо как небо — ничего особенного, вроде бы. Вот только...

Ясно, почему он не заметил этого сразу. Появившееся на небе новое "светило" словно бы загораживало подлинное солнце; при взгляде с земли заметить различие сразу было трудно.

"И что это такое?..- Ортхэннер поднялся. — Напоминает свет одного из Камней. Откуда это чудо появилось на небосклоне? Кто это?.."

"Из Амана, — жёстко ответил Мелькор. — Только что. Надо полагать, мой брат решил, что за мною необходимо последить, если не что-то посерьёзнее. Я собираюсь подняться и посмотреть на эту "красоту" поближе. Ты со мной?"

"Лучше останься, не стоит рисковать. Посмотреть я сумею и один."

Мелькор на секунду задумался.

"Нет. Не один. Вместе с Тхурингветиль."

"Хорошо, — Горт сменил облик и поднялся в воздух — но сейчас он всего лишь летел над вершинами леса, совсем невысоко. — Где она сейчас?"

"Я сказал ей. Она вылетает из Цитадели тебе навстречу."

И — совсем другим тоном:

"Поосторожней. Пожалуйста. Я прошу тебя."

"Знаю, Мелькор... конечно."

Тхурингветиль появилась скоро, долго ждать ее не пришлось. Странное светило продолжало свой путь в небесах; высоко, судя по всему — выше области Ильмена, где-то в поясе звезд-тинви...

Земля далеко внизу сделалась похожей на выгнутую чашу, внизу остались слои облаков далеко на горизонте, теплый приземный воздух сменился ледяным, и теперь стало видно, что из себя представляло новое светило: раскаленный шар, помещенный в нечто, отдаленно напоминающее ладью.

"Забавно, — сказала Тхури. — Там кто-то из майар, я чувствую. Ты ведь был в Амане, — знаешь, кто это?"

"Так сразу не узнаешь, — ответил Горт. — Хотя, кажется... Больше всего похоже на Ариен. Там она носила облик эльдэ."

Тхурингветиль заложила вираж, чтобы рассмотреть загадочную ладью с другой стороны.

"Так, попробуем понять, для чего эта штука…"

"Осторожнее! Не приближайся к ней, она ведь тоже может нас видеть..."

Ариен действительно видела их, — и Тхури почувствовала: испугалась. Удар Силы. Реакция у Тхурингветиль была отличной, — недаром она вышла из Войны Стихий практически невредимой, — но полностью увернуться ей всё же не удалось.

"Ай! Сволочь!"

Горт рванулся вперед, загораживая Тхурингветиль, выставляя между ней и Ариен непроницаемый барьер — ударить по майа в ладье не пришло в голову — и в этот момент второй удар, удар огня и света, обрушился на него — в полную силу, — убить, отбросить, смять....

Высота была страшенной. В первый момент Тхурингветиль в ужасе смотрела, как Ортхэннер, потеряв крылатый облик, падает вниз, — и, позабыв про Ариен, про то, что её тоже могут сбить, рванулась вперёд: успеть, поймать, не дать разбиться. В ушах засвистело, земля понеслась навстречу. Подхватила: всё лицо в крови... ничего, ничего, главное — жив, остальное потом... И только тут почувствовала, как страшно болит раненое крыло. Мелькнула мысль: до Цитадели не дотянуть, уже недалеко — верхушки деревьев.

Затормозила — с трудом. Ну хорошо, это всё же можно назвать мягкой посадкой. Ну хорошо, с натяжкой.

"Тхури!!!"

"Мелькор, мы сели. Не волнуйся."

Тот несколько мгновений молчал: пытался взять себя в руки.

"Вы на границе земель феанорингов и синдар."

Тхурингветиль уткнулась лицом в траву. Ничего себе пролетелись. Приняла человеческий облик, — ну да, всё правильно, теперь предстоит противная и нудная возня с правой рукой, Ариен её распорола основательно... Какие же они там нервные все, в этом Амане.

Горт был без сознания. Ему досталось гораздо больше — все лицо было залито кровью, глубокая рана рассекала плечо, правая рука, похоже, сломана... Не смертельно для майа. Но очень, очень неприятно. И сменить облик в таком состоянии он не сможет. Вернее, сможет, но что толку? крылья Ариен ему сожгла в первую очередь...

Тхури села. В душе поднималась ярость: да что же они за идиоты там все, неужели нельзя было почувствовать, что мы не собираемся на неё нападать?! Или — это был приказ из Амана, выманить и убить? Да нет, Ариен действительно испугалась... Впрочем, теперь-то какая разница.

Она склонилась над Гортхауэром. Привести его в чувство — это она сможет, даже при том, что у самой в голове мутится, но помочь ему выкарабкаться под силу, пожалуй, только Мелькору... Она принялась за дело.

Сколько времени прошло, — Тхури не знала: сознание плавало. Потом — вдруг — где-то рядом послышались шаги. Она подняла голову: что ещё за напасть? Эльдар, конечно, наверняка... и в воздухе реяло чувство близкой опасности.

Сквозь кусты продрались двое эльфов с серебристыми волосами: синдар. Встревоженные, не очень понимающие, что происходит, но — хотя бы страха нет, уже хорошо. Один, кто посмелее, подходит поближе, при виде Гортхауэра — в глазах ужас.

— Кто это вас так?!

— Ариен, — быстро ответила Тхури.

— Эх, а тебе ведь тоже досталось... Пусти-ка, я его перевяжу...

Тхури молча смотрела, как эльф подходит ближе. Хорошо всё-таки, когда перед тобой не феаноринги, и когда между вами не стоит стена смертельной ненависти...

В следующий миг эльф замер и оглянулся: кусты снова зашуршали.

Горт приоткрыл глаза. Увидел над собой лицо Тхурингветиль — улыбнулся; синдар... _Так_ не доставалось уже очень давно. С Войны Стихий. Почему она ударила?.. да еще — ударила так?..

Мысли ушли куда-то в сторону: тревога на лице Тхурингветиль была слишком явной. А он едва может пошевелиться!..

Из других кустов выбрались ещё эльдар.

— Тааааак!

Звон выхватываемых клинков, быстрые шаги. Тхури резко развернулась: синдар преградили путь феанорингам.

— Вы что, с ума сошли?!

— С дороги! Вы не знаете, кто это?!

— Нет...

— Это майар Врага!

— Что?!

Горт попытался приподняться — не получилось; в горле была кровь, он с трудом выплюнул ее. Феаноринги — как же это плохо, как некстати.

— Да нет же! Синдар, мы не враги, не слушайте... — хотел крикнуть, но сил не хватило.

Клинок сверкнул совсем рядом, — Тхури заслонила.

— Ну убей, гадина. Как твои Валар. Раненых. Давай, действуй.

— Стой, брат.

— Что?!

— Если ты убьёшь их, то они вернутся к Морготу.

Это было правдой. Нелегким было бы такое возвращение, но оно бы все же совершилось. Горт смотрел на клинок — а рядом, с беспомощно-ошеломленными лицами, стояли синдар, растерянные, испуганные...

Тишина, — казалось, сам воздух звенит от напряжения. Пролетали секунды. Тхури чувствовала, где-то там, далеко, — стиснул руки Мелькор.

Наконец меч со звоном вбросили в ножны.

— Да, ты прав, брат.

Феаноринги приблизились, дёрнули её в сторону. Стянули запястья ремнём, затем подошли к Гортхауэру, — тоже связали.

— Интересно, — язвительно сказал Куруфин. — И кто это их так здорово отделал?

— Стойте, стойте! — заволновался один из синдар.

— Отойди и не мешайся, — Карантир улыбнулся.

Горт молчал. Говорить с ними было бессмысленно. Пробовали уже. Попытаться залечить раны, и вырваться — единственное, что теперь имеет смысл. Сейчас — не удастся, при всем желании...

— Лучше бы вы оставили нас в покое, — наконец выговорил он. — Мы не желаем вам ничего плохого.

— Да, да, конеееечно, — ехидно протянул Келегорм. — Расскажи это кому-нибудь другому.

Лагерь феанорингов оказался относительно недалеко. Во всяком случае, добрались до него в те же сутки. Относительно недолгая поездка... если, конечно, путь вот так — поперек седла, вниз головой, волосы подметают землю — можно вообще считать нормальным. Никакому хроа, даже хроа майа, это не пойдет на пользу, когда оно в таком состоянии. Феаноринги же, судя по всему, того и добивались: беспомощности.

Лагерь, за прошедшее время уже успевший превратиться в укрепленную крепость. Куда увели Тхурингветиль — Горт так и не сумел понять.

Братьев с добычей встречал Маэдрос. Лично.

— Запереть в подземелье, — бросил, едва взглянув на пленника. — Сейчас приду.

Темнота.

Мокрые осклизлые камни. Сверху капает вода... Влажный грунт, просачивается, Митрим рядом...

Горт попытался приподняться, хотя бы сесть — и понял, что не может. Если так пойдет и дальше — скоро он просто не сумеет удержаться в этом теле. Сколько крови потерял... органы отказывают... До чего же сильна она — Ариен. Не приведи Небо, будет у феанорингов такая союзница...

Дверь с грохотом отворилась, ворвался свет факела. Черноволосый эльда, напряжённое лицо, алый плащ... Воткнул факел в землю — левой рукой.

Майтимо.

Мог бы — встал.

А так — только повернулся, чтобы видеть его лицо. Хорошо, что в этой полутьме даже свет факела не позволит разглядеть, сколько крови уже натекло на камнях...

— Ну здравствуй, — наигранно-весело сказал Майтимо. — Вот и свиделись.

— Здравствуй, Майтимо, — деланно-равнодушно ответил Горт. — Извини, не могу поприветствовать тебя, как подобает.

— Ну-ка, поведай мне, кто вас так отделал? — Майтимо, судя по голосу, был очень и очень доволен. — Просто интересно.

— Ариен, — ответил Горт. — Судя по всему, это она. Майа.

— Замечательно, — Маэдрос покивал. — Значит, вы собирались уничтожить солнце, но вам не дали. Чудесно.

— Не собирались мы ничего уничтожать. Мы хотели лишь вблизи увидеть, что это такое.

— Да-да, конечно, — голос Майтимо стал ехидным. — А также вы не хотели уничтожать Деревья, убивать деда, отца и отправлять меня на скалу. Значит, так. Сейчас ты мне расскажешь всё. Ваши укрепления, численность ваших войск и их расположение. Карту я принёс, нарисуешь. Иначе — он усмехнулся, — врать будешь ты, а расплачиваться твоя тёмная подружка.

— А если я расскажу тебе все, ты обвинишь меня во лжи и будешь по-прежнему рассыпать угрозы?

— Расскажешь — проверю, — Майтимо очень неприятно засмеялся. — А потом будет видно. И имею в виду, никто здесь не даст вам ни сдохнуть, ни сбежать. Но плен может быть разным... очень разным.

— Ей вы сказали то же самое?

— Вопросы здесь задаю я.

Майтимо достал откуда-то из-под плаща карту.

— Рассказывай.

— Ну что ж... — Горт помолчал. — Хорошо.

— Ангамандо. Укрепления.

Он протянул карту и тонко очинённый грифель.

— Подробно.

— Итак. Здесь, в Эндоре, прошло три тысячи лет с тех пор, как валинорские твари уничтожили наш народ. Когда-то давно я поклялся — сколько бы мне ни пришлось ждать возвращения Мелькора — это время я потрачу на то, чтобы прошлое никогда более не повторилось. И сейчас, Майтимо — вы будете пожинать плоды нашей работы.

Горт принял грифель и карту.

— Смотри. Тангородрим — не просто крепость. Это слияние огромного горного массива — и крепостей, воздвигнутых мною. Многие сотни лиг, Майтимо, тянется эта горная страна. Все эти века я собирал под свою руку племена орков, обитающих в Эндоре. Это не тупые дикари, которых вы встретили первыми: то — всего лишь дикая шайка. Это умные, суровые, хорошо обученные воины. Балроги — духи огня: их много в нашей Твердыне. А здесь, на севере — обитают хэлгеайни, одного дыхания которых хватит, чтобы обратить всех вас в ледяные статуи. Вот тебе укрепления, — Горт точно и четко сделал несколько широких пометок, занявших половину карты. — Укрепления — вся эта страна. Идите — и разбейтесь о Стальные Врата.

— Прекрасно, — по виду Майтимо можно было подумать, что рассказ Гортхауэра не произвёл на него никакого впечатления. — А теперь главное. Где вы храните Сильмариллы?

— Сильмариллы заключены в корону Мелькора. Ты ведь и сам знаешь это.

— Знаю, естественно, — опять неприятный смех. — И где же он её прячет, эту корону? Или носит, не снимая, издевается над памятью моего отца?

— Видит небо, Майтимо, не знаю. Что за идиотские вопросы ты задаешь? Может быть, в своих покоях, может, еще где-нибудь...

Майтимо прикрыл глаза: отдавая мысленный приказ. Через мгновение Гортхауэр уже почувствовал: Тхури. Боль, ярость... от невозможности противостоять.

— Ври дальше, — предложил Майтимо.

— Майтимо, я говорю правду! — Горт рванулся было вперед — не получилось: только рухнул лицом вниз на камни. — Я и вправду не знаю. И что ты делаешь, ты совсем потерял всякую совесть?! Много чести — мучить раненую женщину!

Майтимо спокойно спрятал карту. Подошёл ближе, — красивые сапоги совсем близко от лица.

— Среди вас нет мужчин и женщин, — доброжелательно сообщил он. — Есть враги. Так где, ты говоришь, корона с Сильмариллами?

Отодвинуться бы. Некуда. Стена.

— Чтоб тебе провалиться сквозь этот пол, Майтимо... Не знаю. Мелькор никогда не говорил мне об этом.

Короткий удар — каблуком по лицу.

— Врёшь.

Горт отвернулся, как мог — из разбитой брови потекла свежая кровь, попала в глаз. Попробовал вытереть о плечо. Спокойно...

— Майтимо. Я не знаю. Мне никогда не были интересны эти ваши камни. Думаю — в его личных покоях. Вряд ли где-то еще.

— Это уже лучше, — сказал Майтимо как ни в чём не бывало.

Достал какой-то листок, снова протянул грифель.

— А теперь ты мне нарисуешь эти самые личные покои. И то, где они находятся, — как вы это там называете, крепость, что ли.

"Тхурингветиль, — позвал Горт. — Как ты там? Что они делают с тобой? О чем спрашивают?"

Ответа долго не было, — как будто Тхури с трудом пыталась прийти в себя.

"Расхреначили руку... совсем... И... Келегорм, гадина... Не надо. Говорят — Майтимо придёт позже."

"Тхури, он у меня. Он требует подробных рассказов обо всем важном — и угрожает не мне, а тебе. Не ожидал я от них такой подлости..."

Майтимо рывком перевернул его на спину, сгрёб за грудки.

— Ты заставляешь меня ждать.

— Руки убери, — проговорил Горт. — Я не могу рисовать, когда ты торчишь надо мною.

Схема, им нарисованная, получалась действительно подробная, обстоятельная. В самом деле. Держать Корону можно хоть там, хоть в любом месте Цитадели; где она — Горт действительно не знал.

— А теперь — подходы к Цитадели, — Майтимо упорно гнул свою линию. — Переходы, туннели. Неужели ты думаешь, я поверю, что у вас там одни только Стальные Врата?

— Слушай, Майтимо. Нарисую я тебе эти подходы — ты захочешь следующего, и так до бесконечности. Почему бы тебе не затребовать сразу, чтобы я сам организовал кампанию по захвату Цитадели? Может, мне вас еще в бой повести?

— А что, это идея, — Майтимо усмехнулся. — Но я придумал тебе применение получше.

— Неужели? И какое же?

— Доживёшь — узнаешь, — улыбнулся Майтимо. — Спасибо за сведения.

Он снова прикрыл глаза. Подземелье было совсем глухим, казалось, сюда не может проникать ни один звук, но крик Тхури словно прорезал всю эту толщу камня.

— До следующей встречи.

"Тхурингветиль! Да ответь же!"

Он кинул в ее сторону мысленную связь. Зацепиться, уловить, связать себя с нею. Вторым зрением он увидел ее тело — увидел разбитое хроа, пылающие в мозгу огненные точки — боль. И осторожно, медленно, прикрыл их ладонью. Тело это не излечит, но хотя бы избавит от боли.

"Спасибо... — как выдох. — Ты там как?"

"Я-то нормально. Что они с тобой делали?"

"Дорвались. Магия... валинорские идеи. Похоже на бичи ахэрэ, только из света Ариен. Сообразительные, сволочи. И... В общем, освобожусь — всех развешаю по скалам. Всех."

"Вот что. Не давай им понять, что ты не чувствуешь боли, иначе это их сподвигнет выдумать что-нибудь очередное, а то и посильней. Я, конечно, буду стараться восстановить себя... но при самом благополучном раскладе, без помощи — это несколько дней. Если они не усугубят положение, конечно..."

"Жаль, я не сумела тебе толком помочь там, на полянке. Сейчас было бы проще. Ну, как есть. Ты вот что мне скажи. Как думаешь: это было случайно — ну, всё, что произошло, — или же нас намеренно выманили, чтобы сбить именно по такому курсу, чтобы мы упали где-то в районе земель феанорингов? Если второе, то дело плохо, и надо срочно что-то думать."

"Не знаю. Валинор уж точно никак не мог действовать заодно с феанорингами. А для них сейчас все едино: они в любом случае будут стараться извлечь как можно больше пользы для себя, и причинить нам как можно больше вреда. Выбираться нужно все равно."

"Феаноринги — да, но Валинор может их просто использовать, а они сами того и не подозревают. Как-то подозрительно вовремя они там оказались. Что же до Ариен, до самого её появления, то это похоже на хорошо продуманный план. Выманить нас, обезвредить, затем выманить и его. А если Ариен там не одна, в небе? А если там ещё перед каждой звездой-тинви поставить по майа? очень, очень умно. Правда."

"Мелькор не должен покидать Твердыни. Конечно. Что бы с нами ни было. На худой конец — они не сумеют удержать нас в этих телах; мы просто сбросим их и уйдем."

"Вот попробуй его в этом убедить. Что, ты его не знаешь разве? Он будет молчать, сходить с ума, потом рванёт сюда, за нами. И хорошо, если сюда, а не сбивать Ариен, с него станется. А там, на небе, — мы не знаем, что. Толком разведать не успели. В общем, как-то оно всё не вдохновляет... Так. Майтимо пришёл."

"Держись. И не отпускай меня мысленно — я помогу... Мелькор, да. Мелькор..."

"Мелькор, — позвал Горт, зная, что тот слышал их с Тхурингветиль разговор. — Ты понимаешь, чем это может быть?"

"Ещё бы, — ровно отозвался Мелькор. — Кстати, Тхури права. Ариен не одна."

"Кто с ней еще?!" — Горт напрягся.

"Тилион. Спрятали тем же способом, но перед Луной. Пока что других не видел."

"Тилион всегда был слабее — насколько я помню... Словом — не выходи из Твердыни. Мелькор, мы вовсе не хотим потерять тебя, едва обретя!"

"Я понимаю. Но нельзя же допустить, чтобы они устроили и здесь тюрьму! И не для меня одного — для всех нас!"

"Ну, об этом пока речи нет. Не поднимайся туда, в Ильмен — этого хватит. В остальном вряд ли кто-то сможет причинить тебе вред. А сейчас — не рискуй. Я прошу тебя, Мелькор, дай мне быть спокойным хотя бы в этом!"

"Гортхауэр, — ему как будто уверенно и ласково положили руку на плечо. — Я обещаю. Я дождусь вас, и потом будем решать, что делать. А пока..."

Откуда-то, издалека, — словно поток ночного лунного серебра, живительный, будящий. Сила... Если бы они были рядом, — можно было бы залечить раны, восстановить сожжённые крылья. А так — просто поддержать... И — донеслось жгучее сожаление, что ты толком ничего не можешь сделать, хоть ты и сильнейший из Валар...

"Все будет хорошо. И помоги Тхурингветиль... ей труднее, чем мне."

Дверь распахнулась с грохотом. Факелы, шаги, голоса... пламя заметалось по стенам. Майтимо вошёл первым, за ним, держась за рукояти мечей, — Келегорм и Куруфин. Чувствовалось, что там, снаружи, — целая толпа.

Горт лежал в углу камеры — так же, как и вчера, как и несколько дней назад. Подняться сам он уже не мог: кости ног были раздроблены. Свет факелов должен был бы резать глаза, но так — он не чувствовал ничего, только перед глазами все мутилось и расплывалось, не удавалось сфокусировать зрение толком. Тхурингветиль была примерно в таком же состоянии. За себя бы Горт простил... но то, что они делали с ней — никогда. Не будет им ни жалости, ни прощения...

Отвернулся.

Майтимо подошёл, нагнулся, — на лице появилась удовлетворённая усмешка. Кивнул тем, кто был там, позади, и тут же двое подхватили майа под руки, волоком потащили наружу. Оказалось, — там множество народу: охрана. И лестницы, лестницы...

Все же до сих пор не слишком понимал, что они задумали. Нужно быть готовым покинуть тело... если вдруг окажется — что-то непредвиденное, то, чего не могли предусмотреть.

Но ведь все, что они могут сделать — безумие. Штурмовать Твердыню?.. Бред, невозможно...

Наверху — было солнце. Яркое, и ещё его свет перебивало сияние Ариен. От этого двойного света у Тхури начали болеть глаза, но она всё же разглядела: Гортхауэр. А вокруг были эльдар, — много: больше всего похоже на то, что они намерены выступить в поход.

По знаку Майтимо обоих майар швырнули на землю, рядом встали воины с обнажёнными мечами.

— Нолдор! — разнёсся его голос. — Сегодня настал великий день! сегодня мы идём в бой, чтобы сокрушить врага, отнять Сильмариллы и отомстить! С нами наши братья — нолфинги, арфинги, с нами те, кто некогда отказался идти в Аман, но сейчас вняли нашему горю и разделили нашу борьбу!

"Какие болваны, небо, какие болваны! — мысленно простонал Горт. Осознание упрямства эльдар ударило едва ли не сильнее, чем все прочее. Ведь вынудят же уничтожить их, вынудят сами... — Тхурингветиль, я только одного не понимаю. Для чего они притащили нас?"

"Похоже, у них на нас особые планы, — мрачно отозвалась Тхури. — Майтимо на что-то намекал, когда пытался выжать из меня сведения... Прости меня. Наверное, лучше было сказать."

"Так что? О чем ты молчала? Зачем мы им — сейчас?"

"Твердыня. Подходы. Тайные тропы в горах. Численность войск, их расположение. А сейчас..."

— А теперь — взгляните, — Майтимо указал на две неподвижные фигуры в чёрном. — Вот — наша главная защита, наша гарантия безопасности. Я видел Моргота, — горькая усмешка. — Я видел его с этими, с обоими. И я говорю вам: он не нападёт, если будет возможность попасть по ним. А потому — в центр их, в сердце нашего воинства. И — вперёд, на Ангбанд!

— Великое небо... — прошептал потрясенный Горт. Ему показалось, что земля ушла у него из под ног, и что он вдруг снова стал — тем, прежним, почти что мальчишкой, который впервые столкнулся со злобой, жестокостью, подлостью...

— Квенди! — он попытался приподняться, все силы ушли на то, чтобы голос был как можно громче. — Да опомнитесь же, что вы делаете?! Пусть нолдор, но вы-то, живущие здесь — разве мы делали вам зло хоть когда-нибудь?! Что же вы, не видите, до чего докатились? Пусть — я, но она ведь — женщина! И это вы называете — честью?!

Их подняли с земли, погрузили в повозку. Тхурингветиль лежала на спине, — смотрела вверх.

"Как красиво, — её голос, даже мысленный, был едва слышен. — Небо..."

Вокруг появились эльдар, — незнакомые лица, лорды умчались куда-то вперёд. Видно, распоряжаться.

"Я боюсь, может оказаться так, что нам придется уйти, — Горт протянул руку, уже не мысленно, физически — дотронулся до ее запястья. — Хотя — они просто ударятся о стены Твердыни и откатятся назад... Держись."

Он вздохнул. Проговорил еле слышно:

— Что же вы делаете, квенди...

Те, кто теперь был вокруг, — это были, в большинстве своём, синдар. Закрутилась суета, как оно обычно бывает перед тем, чтобы большое число народу тронулись в путь. Один из эльфов остановился рядом, выражение лица было странным: как будто узнал тёмных майар.

Один из тех, кто первыми встретил их тогда, в лесу, после падения. Горт поймал его взгляд, улыбнулся едва заметно. Хотя улыбаться и не хотелось. Но промолчал.

Тхури эльфа не видела, — вообще не замечала суеты вокруг. Только сжала руку Гортхауэра, как будто ей от этого становилось легче.

Синда нахмурился, оглянулся... подошёл поближе. Было очень похоже, что его тут выставили пока сторожить, хотя феаноринги явно были уверены в том, что пленники не сбегут.

— Здравствуй, — тихо произнес Горт. На более громкую речь его не хватало. И отдавалось внутренней болью то, что все они, здесь, видят их с Тхури в таком состоянии: жалком, избитом, переломанном... хорошо, на черном не так заметно, что вся одежда насквозь пропитана кровью, где засохшей, где свежей, и плохо, что одежда вся порвана, и видно, что под ней.

— Здравствуй, — отозвался эльф, тоже шёпотом. По лицу его легко читались все его чувства, даже без осанве. Он явно не знал, что сказать. — Что... получается, вы — враги?

Перевёл взгляд на Тхури, — уголок рта дёрнулся. Когда он увидел её там, в лесу, она была красива, да, с раненой рукой, да, непривычно — в чёрном, но сейчас... Ему было жаль её, как будто на его глазах разрушили что-то прекрасное.

— Мы синдар не враги, — ответил Горт. — И этим были бы не враги, да только нас не спрашивают.

Эльф помолчал.

— Твоя мэльде, да?

Горт улыбнулся. Относиться к Тхурингветиль _так_ ему не приходило в голову, но ведь, если вдуматься... разве не так оно и было, по сути? Сказать прямо — ведь это было уже большим, чем просто дружба. Он кивнул едва заметно.

— Феаноринги сказали — вам плевать друг на друга, — проговорил эльф. — Мы не поверили. Видели ещё тогда, в лесу. Когда вас увозили, она могла улететь, но не захотела тебя бросать. Куруфин ей сказал тогда: мол, чего ждёшь, убирайся. Она его таким взглядом одарила, что если бы мне такое досталось, я бы умер на месте, наверное. А ему хоть бы что.

— Тебя как зовут? — спросил Горт.

— Гильраэн... Слушай, — он ещё раз оглянулся. — Пить хочешь?

Горт кивнул. И только сейчас осознал, что, великое небо... за столько времени... И ведь ни разу. Да, мы же майар, зачем нам... и так не сдохнем...

— Ей дай, — он показал глазами на Тхурингветиль.

Эльф обошёл повозку. Поддержал голову Тхури, снял фляжку с пояса, поднёс к губам. Та не ожидала, — взгляд в упор, глаза как вспыхнули.

"Пей, Тхурингветиль, — мысленно попросил Горт. — Используй возможность. Эти — не враги."

Она чуть усмехнулась. Послушалась.

"Если нас под таким конвоем довезут до Твердыни, это ещё ничего. В общем, можно будет даже сказать спасибо за то, что помогли добраться. Мелькор не говорил с тобой? В последнее время до меня было не докричаться..."

"Говорил — тогда. Я убеждал его не вмешиваться. А сейчас — предстоит решать: у нас достаточно возможностей, чтобы смести _этих_... я уже вижу, как это может быть: вся их волна ударится о стены Твердыни, откатится — с флангов достаточно ударить балрогам, чтобы всей их армии пришел конец. Но только — стоит ли? Ведь это будет бойня."

— Вы все же пойдете с ними в бой? — спросил Горт у Гильраэна. — Что говорят ваши вожди, синдар?

— Да что говорят... Пойдём, конечно. Другое дело — что и как. Это лорды решают, таким, как я, знать не положено, — чуть улыбнулся. — Чтобы не сболтнули чего.

— Это безумие. Мы не хотим вашей гибели, но я больше всего боюсь, что Мелькор просто не выдержит — и все же ударит.

Гильраэн помолчал. Перебрался к другой стороне повозки, протянул фляжку Гортхауэру.

— Пей. Удержишь, или помочь?

— Удержу...

Горт пил долго, старательно — вначале разлил несколько глотков, потом стало легче: осушил всю флягу. Правы были феаноринги: хоть ты трижды майа, а без воды не восстановишь тело — откуда?..

— Спасибо, — сказал он наконец. — Насколько легче сразу... Только _этим_ не показывай: а то еще и вас обвинят.

Взгляд синда был серьёзен — дальше некуда.

— Можешь рассказать про Мелькора — поподробнее?

— А что рассказывать... — Горт вздохнул. — Мы ждали его все эти века. Строили крепости в северных землях — чтобы никогда не повторилось то, что было в ту войну. Он наконец-то сумел вырваться. И поверь, воевать нам хочется меньше всего. Мы предлагали феанорингам: уходите в свободные земли, мы отдадим вам Камни — один сразу, остальные — когда вы уйдете. Нет — этого они не хотят. Им не нужен мир, им, похоже, нужна только наша погибель. И ради этого они и всех остальных готовы утащить с собою в Чертоги.

— Феаноринги сказали: Моргот не будет бить по нам, если есть риск зацепить вас. А ты говоришь — не выдержит и ударит. Майтимо не стал бы врать, он бешеный, но не сумасшедший.

— Ваша армия не компактна, — тихо проговорил Горт. — Как бы то ни было — она растянется на много миль. Не обязательно бить самому Мелькору, не обязательно бить — единой волной. Чтобы разделить вас, и потом, беспомощных, выжечь, достаточно будет нескольких балрогов. Феаноринги не понимают, что все их "победы" лишь оттого, что мы не хотим гибели их воинов...

Синда вздрогнул.

— Балроги... Да.

Оглянулся: похоже, они наконец-то выступали. К нему присоединились ещё двое, один сел впереди, двое — сзади. Повозка тронулась, — тряский путь... Тхури сжала зубы: каждый ухаб ощущался. Гильраэн ехал позади, его товарищ вдруг нахмурился и явно что-то сказал ему мысленно. Тот удивлённо посмотрел на Гортхауэра, потом снова на своего приятеля.

— Ладно, сейчас...

Перебрался к майар, чуть не свалился на них, — повозка как раз подпрыгнула на очередной кочке.

— Слушай, эта книжка у тебя — что такое?

— Древние записи, — ответил он. — Ей три тысячи лет, этой книжке... Слушай, ты можешь ее забрать? Чтобы сохранить. Кто знает, как обернется. Может, мне придется покинуть тело, не хотелось бы, чтобы она пропала.

— Покинуть тело?! — и без того огромные эльфийские глаза Гильраэна расширились ещё больше. — Умереть?

— Это не смерть... это просто тяжело. Не хочется до этого доводить. Но кто знает, что будет. Там, в этой книге... про строение мира, про звезды... его звали Гэлеон — того квендо. Если феаноринги узнают — сожгут...

Гильраэн забрал книжку, поморщился: на ней была кровь. Уселся обратно, отдал другу. Тот коротко взглянул на Гортхауэра, раскрыл и уткнулся. Было видно, что любопытство и тяга к знаниям у него куда сильнее, чем желание воевать.

— Слушай, когда войско дойдет до Твердыни... Держитесь ближе к нам, — попросил Горт. — Безопаснее будет.

Под вечер остановились: привал, ночёвка. Синдар слезли с повозки, вокруг сразу стало много эльдар в чёрно-красном: феаноринги. Судя по разговорам, ждали, что вот-вот лорды подъедут. Те не заставили себя ждать.

Майтимо подошёл к пленникам, взглянул, презрительно усмехнулся. Протянул руку в сторону — к заходящему солнцу. И сжал кулак.

В руке — почти зримо — возникла гибкая светящаяся линия, как будто луч света Ариен превратился в тонкий сияющий бич. Миг — он обрушился на тёмных майар, обжигая, хлёсткими ударами выбивая силы.

Гильраэн видел это со стороны; в душе всколыхнулось возмущение, но — смолчал. Молча смотрел, как темная майа пыталась хоть как-то закрыться, защититься от ударов — безуспешно; как пытался закрыть ее второй майа, имени которого он так и не узнал. Что же они делают, эти пришельцы из-за моря, какие бы ни были враги, но нельзя же так!

Потом обе темные фигуры замерли. Только горели на их телах белесые, слабо светящиеся полосы.

Майтимо подошёл к нему и к остальным, которые стерегли пленников по дороге.

— Вы свободны, — сказал властно. — Ночь — это их время, ночью на страже будут стоять наши. А днём и ваших на это дело хватит.

Гильраэн только головой покачал, глядя Майтимо в глаза. Снова хотел было сказать... но подумалось: я скажу, а они потом и днем своих поставят. И сказал только:

— Хорошо.

И пошел прочь. На душе было мерзко донельзя, словно в грязи искупался.

За спиной услышал:

— Ну-ка, дай сюда. Это ещё что такое?

— Что? — он поневоле отвел за спину руку с книгой, проклиная себя, что не убрал ее в сумку.

— Дай сюда! — голос Майтимо стал до предела жёстким. — Что это за книжка окровавленная? Где взял?

Гильраэн скрипнул зубами. Все. Не уберег. А феаноринг ждать не стал — просто вырвал книгу у него из рук.

Майтимо уселся, — одной рукой управляться с книжкой было сложно. Положил, пролистнул несколько залитых кровью страниц, добрался до тех, где было хоть что-то понятно. Сощурился: пытался разобрать чуждый алфавит. Не получилось. Вроде похоже на родной, на Тенгвар, но складывалось в непонятные слова... не разберёшь. Поднял голову на синда.

— У тёмных взял. Да?

— Да, — ответил Гильраэн.

— Зачем?

— А почему нет? Мало ли, что они там пишут: может, что полезное найти можно.

Майтимо резко расхохотался. Смех у него был неприятным всегда, как будто он знал что-то важное и оттого презирал окружающих.

— Это тебе тёмные наплели? Про полезное?

— Стану я их слушать! А если там важные сведения для нас?

Майтимо задумался. Поднялся.

— Ладно, иди. Отдыхай.

Посмотрел на стремительно темнеющее небо... и зашагал туда, к повозке, где были пленники. Остановился возле Гортхауэра, ловко сел рядом. Повертел книжкой перед носом.

— Что это такое?

— Сам не видишь — книга, — ответил Горт.

— Зачем с собой таскаешь?

— Не твое дело, — коротко ответил Горт.

— Не моё, — подозрительно весело согласился Майтимо. — А вот что ты своими бумажками головы эльдар дурманишь, — моё. Так что говори, а то знаешь ведь уже: на твоё упрямство есть способы.

— Ты своими способами уже показал: что ни скажи — итог одинаков. Так какого балрога мы будем перед тобой унижаться? Тебе надо — иди и прочти. Если сможешь.

— Ах так, — улыбнулся Майтимо. — Ну хорошо.

Он спрыгнул на землю, подошёл к костру, который неподалёку уже развел Гильраэн. Обернулся на пленников — и медленно занёс книгу над огнём.

Горт молчал, не глядя на книгу. Все внутри кипело от гнева и боли. Но вскочил Гильраэн, перехватил руку Маэдроса.

— Лорд, ты что! Не надо!

Майтимо отпрянул: не ожидал.

— То есть как это "не надо"? — спросил медленно и тихо. — Тебе-то чем вражья книжка в душу запала?

— Она никакая не вражья, — возразил Гильраэн. — Ее эльф писал, кто-то из наших, по-моему, из синдар.

Майтимо перевёл взгляд на окровавленную обложку, потом снова на Гильраэна.

— Эльф? А у него тогда она откуда?

— Вот этого я уж не знаю, — ответил Гильраэн. — Может, у кого-то отнял?

Майтимо задумался.

— Ты её сам забрал, или он тебе предложил?

— Да нет, я у него заметил и вытащил, — признался Гильраэн.

Майтимо поддержал книжку искалеченной рукой, снова раскрыл.

— И кто же вам алфавит придумал?

— Я никогда не интересовался... — Гильраэн растерялся немного. Он был совсем молод, и действительно никогда не спрашивал, откуда к ним пришла эта письменность. — У нас нечасто пишут. Но я всегда эту письменность знал, с детства.

Майтимо секунду подумал... и протянул несчастную книжку Гильраэну.

— Ну-ка, читай вслух.

Гильраэн взял книгу, вздохнул.

— Это не наше наречие... — признался он. — Похожее, но не наше.

— Если похожее, значит, понять можно, — Майтимо сел у костра и жестом приказал Гильраэну сесть тоже. — Читай.

Деваться было некуда. Гильриаэн раскрыл книгу.

— "...и тогда мы поднимались в горы, и ночью смотрели на звезды, пытаясь представить: что кроется там, в бесконечной дали, вблизи этих звезд? Кто живет там? На нас похожи они — или на смертных? Есть ли у них любовь, поют ли песни, пекут ли там хлеб, пьют ли вино? А может, они тоже ночами смотрят в свое небо и думают о нас, живущих в Арте? Звезды кружились у нас над головой, пела земля, и тогда становилось грустно, что нет у нас крыльев, и мы не можем подняться в небо с рассветом..."

Он замолчал и взглянул на Маэдроса.

Майтимо передёрнул плечами.

— И какой сумасшедший это писал? Ясно же, что нет никаких миров, кроме Арды... И откуда — Арта? Кто это так переврал? Странный диалект.

— Странный, да, — согласился Гильриэн. — И записи странные, твоя правда, лорд...

— Читай ещё, — велел Майтимо.

Гильраэн вздохнул. Продолжил.

— "...И тогда я подумал: пусть у нас самих нет крыльев, но кто сказал, что мы не можем летать иначе? Ведь нам же известно, что воздух пронизывают восходящие потоки, идущие от теплой земли, нагретой солнцем; и Ортхэннер рассказывал, что в них можно просто парить, не прилагая усилий. Я пробовал много раз: если встать на вершине горы, и раскинуть руки, держа плащ — можно почувствовать, как ветер стремится поднять тебя и унести в небо. Так значит, можно создать рукотворные крылья! Из невесомого металла сделать каркас, а основу — из тонкой, но прочной ткани; такие крылья можно было бы держать в руках, летать с их помощью, как это делают птицы."

На заляпанной кровью странице был рисунок, от которого у Гильраэна почему-то защемило в груди. Это был чертеж: огромные крылья, ясная, четкая схема, и Гильраэн понял вдруг: это — не бред сумасшедшего, это реально.

— Бред какой-то, — Майтимо пожал плечами. — Но, судя по тому, как это написано, и вправду эльда писал. А кто такой Ортхэннер? Ты не слышал?

— Первый раз слышу такое имя.

— И чего только тут нету, в этом Эндорэ... Дай-ка глянуть, рисунок, что ли?

Гильраэн неохотно протянул книгу Маэдросу.

Рисунков в этой книге-тетради было довольно много, вот в чем беда. И хуже всего — что где-то в середине — он видел, когда пролистывал — были изображения эльдар... кажется. И среди прочих — были и лица, которые он сразу узнал. И подумал тогда: вот как они, темные майар, значит, выглядят на самом деле... Там был рисунок — девушка, парящая в ночном небе на широко раскинутых крыльях, и в девушке этой он узнал ту, кто сейчас лежала, искалеченная, в повозке.

Майтимо смотрел внимательно, напряжённо вглядывался в рисунки. Своих врагов, конечно, узнал: видел их в бою в крылатом виде. По лицу было видно: что-то у него в голове не стыковалось. Никак. Перевернул страницу, ища — что же там дальше.

Письменность действительно была знакомой. Это был все тот же привычный тенгвар, что изобрел Феанаро, только слова, из них складывающиеся, получались непонятными.

Было много зарисовок. Схемы витражей — мотивы цветов, листьев, трав, странных животных — коней с крыльями, непонятных существ, похожих изящных на крылатых ящериц. Изумительной красоты венец-диадема, сплетающиеся ветви вишен — в тексте Маэдрос угадал пару знакомых слов, и понял, что венец этот был изготовлен из золота, но он, и сам — мастер, не понял, как из золота можно сделать _такое_. Много зарисовок, которые впоследствии должны были, видимо, использоваться для украшения книг: орнаменты. Какие-то совершенно непонятные, но похожие друг на друга схемы: шары, где стрелками было указано вращение — вокруг своей оси, и мелкий — вокруг крупного; где — два шара, где целые системы. И — явная фантазия: ладьи, летящие среди звезд.

— Ничего не понимаю, — признался наконец Майтимо. — Явно — эльда. И явно — с этими, вражьими майар... Как такое может быть?

— Не знаю...- задумчиво проговорил синда. — Может, не всем эльдар они были врагами?

— Ясно, что ты не общался с нашими Мудрыми, — Майтимо взглянул на Гильраэна с чувством превосходства. — Мудрые в Эрессеа говорят: Моргот завлёк эльдар от Куйвиэнен под видом Чёрного Всадника, и никто не знает, что было с ними, но Мудрые полагают неоспоримым, что пытками и чёрным колдовством он вывел из них Орков.

— Да, про это я ничего не знаю, — согласился Гильраэн. — Но ведь как-то же это должно объясняться. Видно же, что они не враждовали, с этим не поспоришь.

— Вот этого я и не понимаю, — сказал Майтимо. — Хотя мы поначалу тоже не видели в нём Врага. Пока он Финве не убил и не показал своё подлинное лицо. Так что обмануть он мог кого угодно, конечно.

— Может быть... Только я думаю, что этот, — он кивнул в сторону повозки, — вам все равно ничего не расскажет.

Майтимо скривился.

— Точно. Упрямая сволочь.

— Просто нельзя спрашивать _так_, — тихо проговорил Гильраэн. — Кто бы он ни был, но вы-то — не орки.

Глаза Майтимо сверкнули.

— Если бы ты побывал у них в плену, я посмотрел бы, как ты станешь с ними разговаривать.

— Все равно. То — они. А если и мы будем поступать так же, значит, ничем не лучше них. У них орки так делают, так что же, и мы должны, как орки?

У костра внезапно стало очень тихо.

— Моргот убил Финве. Балроги убили моего отца. Этот, которого ты тут передо мной защищаешь, лично приковывал меня к скале. А перед тем мы с ним "разговаривали"... если это можно так назвать. И ты хочешь, чтобы я с ними нежничал? чтобы они думали, что такое можно творить безнаказанно?

— Что с тобой было там? — тихо спросил синда. — Это было очень... страшно?

— Да. Очень.

Лицо его стало замкнутым.

— Прости, — серьезно сказал Гильраэн. — Я такого никогда не переживал... я не знал.

— Оно видно, — сдержанно отозвался Маэдрос. — А о том, что там было, я не рассказываю. Никому.

— Да, наверное, это очень тяжело вспоминать. Но все же — не... не сжигай эту книгу. Пусть даже он их обманул — но это ведь писал один из нас, трудился... нельзя так.

Майтимо пролистал ещё несколько страниц.

— Да, рисунки красивые, — признал с неохотой.

— Я попробую спросить у него про это. Может, мне скажет правду.

— Не нужна мне его правда, — с какой-то звериной тоской огрызнулся Майтимо. — Пусть подавится. Узнаешь, не узнаешь, — есть вещи, которых не вернуть. Не вернуть покой в Аман, не вернуть погибших в Хэлкараксэ и Альквалондэ. Не вернуть отца. Не снять с нас Проклятье Намо.

Он резко встал. Посмотрел ещё раз на книжку... и швырнул на землю, совсем рядом с костром, зашагал прочь. Пламя взметнулось, лизнуло обложку.

Гильраэн метнулся к книге, схватил, сбил огонь. Отряхнул книгу от пепла и земли. И на этот раз спрятал в поясную сумку. Нет уж, лучше не показывать такое, когда поблизости столько феанорингов...

"Спасибо", — донёсся до него тихий мысленный голос Тхури.

"Нельзя жечь книги, — ответил мысленно Гильраэн. — Я не ради вас это делаю, а просто потому, что... Нельзя."

Горы... У Гильраэна аж закружилась голова, когда он их увидел. Пробираясь по этим тропам, — и это они ещё и не пытались перебраться на ту сторону! — войско в момент растянулось. Он старался держаться поближе к повозке. Впрочем, Майтимо командовал, чтобы так же делали и другие, хотя понимал, что от этого уже становится мало толку.

"Ты видишь, верно? — спросил его мысленный голос, так похожий на голос, недавно звучавший вслух. Гильраэн не совсем понимал, что феаноринги сделали с майар, но они как-то использовали силу Ариэн — что-то вроде высасывающих силы цепей, оплетавших и пригибавших к земле — во всяком случае, после этого оба майа стали совсем похожи на мертвые изломанные тела, оплетенные белыми прозрачными молниями. — Уже сейчас вы стали совсем уязвимы. Да были и раньше."

"Да вижу, — Гильраэн знал, что отвечать нужно тоже мысленно. — Неуютно тут как... Жутко. Послушай, я ведь так и не спросил — как твоё имя?"

"Гортхауэр, " — ответил майа.

"Ага... Вас — там — много? Ну, в смысле, майар? — он поёжился. — Такое впечатление, что за нами наблюдают."

"Много. Конечно, наблюдают... давно уже. Да никогда и не переставали, впрочем."

"Страшно, — признался Гильраэн. — Майтимо правду сказал. У вас и вправду страшно."

Он вздрогнул и обернулся: где-то позади раздался глухой грохот.

"Вот так... — мысленно произнес Горт. — Например."

Мимо них проскочили братья-феаноринги — назад, разбираться.

Дорога, по которой они сейчас пробирались, была относительно узкой — и лежала в странной местности: слева от них в самое небо поднимались горные склоны, почти что отвесные — Гильраэн таких больше нигде не видел. Справа была черная пропасть, к которой даже приближаться было страшно, не говоря уже о том, чтобы заглянуть. А по другую сторону ее — снова скалы, уходящие в небо. Так что все воинство сейчас находилось как бы в расселине, ведущей, насколько было известно феанорингам, как раз к Вратам Ангамандо. И не оставляло ощущение жути, поднимающейся из пропасти, со дна черной бездны.

"Ну и вот, — мысленный голос Мелькора был почти спокоен. — Они вас сами привезли ко мне. Отрезать бОльшую часть этой толпы от вас и лордов — это дело одной минуты, точнее, одного обвала. Гортхауэр, как ты на это смотришь?"

"Когда они поймут, что дело плохо — попытаются убить нас, имей в виду."

Гильраэн замер, вслушиваясь в звуки обвала. Он не видел, что там, за оставшимся позади поворотом — но, судя по грохоту, и по раздавшимся оттуда крикам, обвал отрезал их от всей остальной части армии. Их теперь здесь оставалось не более полутора сотен эльдар. Только сейчас он начал понимать, что они, по сути дела, сами завели себя в ловушку.

Вот тогда стало по-настоящему страшно. И вдруг задрожала земля под ногами. Подземный гул исходил из пропасти, лежащей рядом с ними, и с замирающим сердцем Гильраэн увидел, что оттуда, из глубины, вместе с глухим рокотом начинает подниматься темное огненное свечение.

— Балроги, — в ужасе прошептал его друг — тот, с которым они месяц назад нашли двоих майар.

Лорды нолдор — впереди, сзади, те, кто успел подняться повыше, — похватали мечи. Майтимо выбрался на камни: по лицу его было понятно, что до него наконец-то дошло всё безумие их предприятия.

Гильраэн видел _такое_ впервые, и понял, что имел в виду Маэдрос, когда говорил — это было _очень_ страшно. Огромная огненная фигура, напоминающая очертаниями человеческую, но с раскинутыми темными крыльями пламени, медленно поднялась из пропасти — и зависла перед ними, распространяя жар. В руке — огненный хлыст. Следом — еще одна. И еще. И еще... против этих — с мечами?! Рубить мечом пламя!

Взметнулся огненный хлыст — и Гильраэн с ужасом увидел, как под ногами у сразу нескольких эльдар, стоявших не так уж далеко, обрушились в пропасть камни. Кто-то успел отскочить, кто-то нет, успели только закричать, пытаясь ухватиться хоть за что-нибудь, падая — и крик поглотила черная бездна.

Маэдрос пытался командовать, остановить панику. Требовал — вперёд, вперёд...

А путь вперед означал — к вратам Твердыни. Но деваться было действительно некуда. Многие бросились бежать — да, вперед, потому что позади был обвал; бросился и Гильраэн, и его друг, разом забыв про темного майа; они мчались вперед, воздух вокруг был раскаленным, метались бичи балрогов, то и дело раздавались крики — Гильраэн не оглядывался, но уже понимал, что позади кто-то падает в пропасть; и в глубине души билось — их же просто гонят, как стадо баранов, гонят на убой...

Огненная вспышка распорола воздух прямо перед глазами, обожгла резкой острой болью. И вдруг земля ушла из под ног, все перевернулось, метнулось где-то наверху небо и огненная фигура, зависшая в воздухе, а по лицу резанул ветер — острый, болезненный, как будто ножами, все вокруг загрохотало в мигом подступившей тьме — и Гильраэн понял, что падает в пропасть.

Маэдрос бросил вокруг отчаянный взгляд: это был хаос. Еле-еле пробился туда, к заложникам. В голове сидело: ну не будут они бить по своим, не будут!.. Кони бились, не подпускали к себе, — насмерть перепуганные. Майтимо взял их под уздцы, потащил вперёд.

По своим они действительно не били. И почти сразу же перед Майтимо возникла одна из огненных фигур. Он скорее почувствовал, чем различил слова, глухие, полные гнева:

— Оставь их!..

Майтимо почувствовал, что его трясёт. Балроги. Те самые, что убили отца. Он судорожно вцепился в поводья: прошла мысль, что стоит ему отойти в сторону, как его сожгут.

Как ни странно — по огненному лицу балрога вполне можно было понять его выражение. Прищурился, словно оценивая... И один короткий, резкий удар. Хлыст обвил Маэдроса, рванул, и в следующую секунду Майтимо уже летел вниз, в черную бездну.

В голове промелькнуло: вот и всё, впереди — Чертоги... Намо... отец... Да когда же она кончится, эта пропасть, как же мучительно долго тянется этот жуткий полёт...

Гилраэн падал — и каждую секунду сердце его замирало от ужаса в ожидании удара — и смерти. Но удара все не было и не было, казалось, пропасть бездонна. Его вертело в воздушных потоках, швыряло во тьме, он ничего не мог с этим поделать, беспомощный, как пылинка в потоках ветра.

И вдруг откуда-то снизу взметнулись огненные крылья, охватили его, опалив лицо болью, Гилраэн даже не понял — что, его волосы загорелись?! — и вдруг он осознал, что уже не падает, а лежит. Лежит на влажном камне, и вокруг уже не темнота, а знакомое багровое свечение, исходящее от нескольких фигур, и в багровом свете видно — он, эльда, не один. Рядом лежал его друг, одежда была сожжена, на теле — вспухшие следы от ожогов. А поодаль — еще кто-то... еще один... Гилраэн приподнялся — и увидел, что невдалеке — еще пара десятков эльдар; в них он узнал тех, кто упал в пропасть раньше. Оружия у них уже не было — это и понятно; мечи просто выпали во время падения. Эльдар жались к стене — лишь бы подальше от балрогов.

— Гильраэн! — донеслось отчаянно и жалобно. — Ты цел?

— Я...- Гильраэн приподнялся, и с удивлением понял, что тело его слушается. Провел рукой по волосам — и чуть не вскрикнул: волосы были сожжены, от них остались только опаленные клочья. Горело лицо, на руках — волдыри, везде, где кожа была не защищена, ее сильно опалило. — Кажется, да, — он бросился к другу. — А ты? Эру великий... это же... это же как Утумно! мы же под землей!..

— Чтоб ему провалиться, этому Майтимо, — беспомощно пожаловался его друг в пространство. — Завёл нас в этот кошмар за своими проклятыми булыжниками, так и сгинем... И кому они нужны, кроме него самого и его братьев? сами бы и ходили, нет ещё нашим лордам голову заморочили!

Он попытался сесть, — всё болело.

— Оххххх....

Гильраэн сел рядом, наклонился, и прошептал:

— Слушай, чего они ждут... балроги эти? почему они нас не убили? что они хотят с нами сделать? смотри — там же нолдор, и феаноринги, и остальные... все, кто сорвался...

— Это ты у них спроси, — лицо синда скривилось от боли. — Что ты меня спрашиваешь, будто я знаю! Можешь встать — так пойди и спроси!

А балроги, судя по всему, прекрасно понимали, что именно этот вопрос сейчас заботит эльдар больше всего. Сразу двое балрогов шагнул к жавшимся у стены нолдор — точнее, балроги не столько "шагали", сколько словно плыли по воздуху. Один из них приполнял свой хлыст, и недвусмысленно показал в сторону — идите, мол.

Гильраэна снова опалило близким жаром. Рядом с ним возвышался еще один балрог. Похоже, эти исчадия бездны собирались согнать всех эльдар в одну группу и куда-то вести.

Деваться было некуда, — приходилось подчиняться. Было страшно. Сами влипли, винить некого... Синда поднялся, ухватился за друга.

— Слушай, Гильраэн, можно я за тебя буду держаться?

— Само собой, — сдавленно ответил тот. — Хватайся за плечо...

А среди эльдар — он теперь увидел — было и две женщины, одетых, впрочем, в мужскую одежду. Несколько нолдор были явно ранены, так, что еле держались на ногах, наверное, сильнее досталось при ударе о землю; их поддерживали. И Гильраэн видел, что одна из девушек, с длинными растрепавшимися волосами, теперь чуть не плачет от ужаса. Еще бы — одно дело там, наверху, под солнечным светом, другое — вот так...

Балрог щелкнул хлыстом — совсем рядом. Скользнул вперед, повернулся. Голос его был глухим, шелестящим.

— Идите.

Впереди была темнота и неизвестность. По сторонам — огонь. Вот тут и вспомнились ясно слова Маэдроса — "я никому не рассказываю о том, что там было". И другие слова — о том, что пытками и чародейством Моргот вывел орков... А может, им и сохранили жизнь для того, чтобы?..

Майтимо шёл вместе с остальными. Его шатало: не столько от боли, сколько от осознания того, что это — конец. По сравнению с тем, что он видел сейчас, плен, — даже скала, — всё это стало несущественным. Месть за месть, кровь за кровь... он шёл — за отца, не смог отомстить, теперь пытался взять реванш... теперь за эту попытку Моргот будет мстить ему. Ему — и тем, кто пошёл за ним. Бесконечность ужаса... как этот путь сквозь огненные стены.

Шли довольно долго. Наконец остановились — и из темноты выступил человек — или квендо? — высокий, с короткими светлыми волосами, в темной одежде; за его спинами стояли другие, Гильраэн различал их фигуры, но не мог различить лиц — все скрывала тьма. Незнакомец оглядел эльдар пристальным взглядом, и приказал:

— Кто ранен — выйти вперед. Давайте, не заставляйте нас применять силу.

Выйти вперёд... С ожогами были почти все, Майтимо был из немногих, кому посчастливилось отделаться ушибами. Он хмуро смотрел, как эльдар медленно выбирались из неровного строя. Хотелось крикнуть им: да остановитесь же, куда вы, сейчас же вас... а вас — что? Он не мог себе даже представить тот ужас, что, казалось, сочился сквозь здешние стены, и молчал.

— Этих — наверх, — коротко скомандовал человек. — Да, и женщин — тоже. Остальных — на третий ярус пока, в камеры.

Друг Гильраэна сам еле стоял на ногах, но вперед с прочими не вышел. Гильраэн поддерживал его, чтобы тот не упал, не выдал себя. Пока удавалось.

Откуда-то из темноты появились еще воины, шагнули к нолдор, вытащили эльфиек из общего строя. Что было дальше, Гильраэн не успел увидеть: их всех снова куда-то повели.

Путь был долгим, и вел наверх. Впрочем, сколько времени нужно, чтобы подняться из такой бездны, даже представить было страшно. Где шли — непонятно: тьма вокруг, тьма, тьма и огонь...

Потом вдруг остановились: впереди обнаружилась стена, а в ней какая-то... дверь, что ли? из темного металла. Балрог отворил ее, и оказалось, что за ней — совсем небольшое помещение, скорее даже клетушка, в которой все они если и могли поместиться, то разве что стоя вплотную друг к другу, в полной тесноте.

— Заходите, — снова прозвучал шелестящий голос балрога.

Запихнулись. С трудом. Страх давил почти физически. Ангамандо... Страшные сказки оборачивались былью.

Майтимо стиснул зубы. Те эльдар, которые теснились сейчас вокруг него, имели полное право его проклинать... Хотя, видно, времени на это осталось уже немного.

Дверь захлопнулась с грохотом. Темнота.

Накатило вдруг странное, совершенно непривычное ощущение — как будто пол на секунду ушел из под ног, а потом вдруг все вокруг задрожало, и по какому-то наитию Гильраэн понял, что они поднимаются, причем очень быстро, и непонятно, как это устроено. Ну правильно, этот ведь сказал — на третий ярус, наверное, имел в виду ярус этой крепости, а здесь явно не может быть третьим — глубина тут, наверное, страшная...

Несколько минут прошли в полной темноте, потом дверь снова распахнулась — и в лицо ударил свет факелов.

Вот это уже были явно орки. Ни с кем не спутаешь. Не лица — морды, с ухмылками, клыки во рту, серая темная кожа, причем все — здоровенные, совсем не похожие на ту немочь, что феаноринги впервые встретили в Хитлуме. А вот оружие, что интересно — мечи. Почти как у самих нолдор. Один из орков сразу же заржал.

— Приехали, эльфячья немочь, — сообщил он остальным, и хохот понесся по каменному коридору. — Давайте, выгружайтесь. Ну, чего ждем?! Пошли, пошли, живо!..

Они пошли. Эх и живо пошли! Гильраэн поддерживал друга, чтобы тот не отстал, но всё равно они сразу оказались в хвосте.

Довели до какого-то каменного закутка, озаренного факелами; одна деталь поразила Гильраэна до глубины души: он своими глазами увидел, что рядом — еще одна комнатка, в которой горит уже не факел, а какой-то кристаллический светильник, а в комнатке — стол, два орка — один, здоровенная образина, сидит за этим столом, и пишет что-то, записывает в тетради, до жути напомнившей ту, что лежала у Гильраэна в сумке, и рядом — второй орк, диктует что-то первому, поглядывая в коридор на эльдар...

Потом по двое, по трое — уводили. Дошла очередь и до них с другом; орки ухватили их за локти, потащили вперед, по длинному, совершенно уже темному коридору, лязгнула дверь — и наступила тишина.

Гильраэн понял, что они заперты в камере.

— Орки, — прошептал синда. — Грамотные. Обалдеть...

— Знать бы еще, что он писал, — тоже шепотом откликнулся Гильраэн. — Видел, второй на нас смотрел?

— Видел, ещё бы, — его другу явно было очень плохо, но он мужественно пытался держаться. — Вообще, странно, что нас ни о чём не спросили. Может, потому что мы сторожили этих, майар... А?

— А откуда эти-то знают? — резонно возразил Гильраэн. — Эти-то точно не видели.

— Понятия не имею. Может, сказал им кто... по осанве. Кстати. А давай попробуем говорить мыслями? Что-то неохота, чтобы нас кто-то здесь подслушивал...

"Ты меня слышишь?"

"Слышу, конечно, — ответил Гильраэн. — До чего же тут жутко... Ты как себя чувствуешь, ты сильно ранен?"

"Ожоги. Омерзительно. Такое ощущение, как будто с тебя содрали кожу и вывернули наизнанку... Ох. Идеи есть? Насчёт сбежать?"

"Сбежишь тут, как же... не слишком верится. А вот я сейчас попробую понять хотя бы, где мы..."

Гильраэн поднялся — и на ощупь попробовал определить, какого размера камера. Оказалось — не слишком большая, каменные стены, в углу обнаружилась охапка сена... довольно большая, и пахнущая свежей травой. Нашел и дверь. Железная.

"Ну что поделаешь... Влипли, — он доковылял до стенки, привалился к ней. — Ладно. Придётся сидеть и ждать, когда сюда кто-нибудь придёт. Тебе это ничего не напоминает? Например, этих двоих, которых мы сторожили? Нолдор мне рассказывали, как их там доводили... брррр."

"Напоминает..."

Дверь была не просто железная, а какая-то странная — вроде железные прутья, вертикальные, а за ними — уже цельное железо... двойная, что ли?..

И тут в коридоре появился свет факела. Сразу стало ясно, что, оказывается, в двери есть маленькое окошко.

— Эй, вы там, как вас там, — позвал грубый голос. Орочья морда. — Живые?

— В общих чертах, — отозвался синда. — Может, расскажешь, что с нами будет? Нам же всё равно деваться некуда.

В камере разом стало светлее — Гильраэн понял, как была устроена дверь: действительно, одна дверь, внешняя, железная, открывалась вовне, причем уходила в сторону; и тогда оставалась вторая, из прутьев.

— Наши бараны опять напороли, — сокрушенно сказал орк. — Велено всегда и всех обыскивать, а наши снова где-то пойла раздобыли, нажрались, ну и... Короче, что у вас там с собой есть — лучше сами давайте, а то жуть неохота с буйными возиться. Вам же проще будет.

Гильраэн со вздохом посмотрел на орка. У друга-то ничего особенного не было, тот одним махом высыпал из сумки всё её содержимое, — мол, смотри, коли охота. А у него — многострадальная книжка, которую он от Майтимо спасал. В общем, конечно, оно в чём-то даже справедливо, что найденная у тёмного майа книжица уйдёт в тёмную крепость... А всё равно жаль. Рисунки там красивые... и пишет этот неведомый эльф здорово, — не захочешь, а замечтаешься...

С неохотой расстегнул сумку, достал всякую мелочь... и тот несчастный манускрипт. Книжку можно было пожалеть — прямо как живое существо: натерпелась. Вся в засохшей крови, обложка опалённая теперь...

В руках у орка оказалась какая-то странная штуковина, которую он просунул сквозь прутья решетки — и разом выгреб наружу все, что достал Гилраэн и его друг. Книгу в том числе. Книга же и заинтересовала орка в первую очередь: он раскрыл ее — и глаза у него явственно полезли на лоб.

— Это откуда у вас наша книга-то? — спросил он.

— У Гортхауэра взял, — честно признался Гильраэн. — Когда везли их. Пока он у феанорингов был, они книжку-то не замечали, им другое было нужно. Оттого она и в крови, — он невольно вздрогнул. — А друг мой вот углядел. Гортхауэр ещё говорит: возьми, а то феаноринги её спалят. Точно, хотели. Ну вот теперь вы её заберёте... плохой из меня хранитель оказался.

— А ты чего, с Гортом разговаривал? — орк удивился. — Это где ж тебе помогло?

— Мы их сторожили, — разъяснил Гильраэн. Удивился ещё: вот настырный орк, мало того, что грамотный, так ещё и любопытный до предела. — Феаноринги захватили их в плен, тёмных майар. Видели мы, как они с неба упали… Ну, феаноринги их и увезли. А потом прошло время, они собрали войско и пошли воевать Ангбанд. А нас поставили их сторожить. Ну, как заложников. Лорд Майтимо совсем озверел, надо сказать... Правда, я не знаю, что с ним здесь было, и с чего он так.

— Во чудеса, — орк на него не смотрел, листал книжку. — Ладно, это их, майар, дело, что они там удумали, а это я сдам на опись, как полагается...

Он вдруг поднял голову и присмотрелся ко второму из эльдар.

— Что-то другу твоему совсем хреново, я смотрю, — заметил он. — Ранен, что ли?

Гильраэн молча кивнул. Ясно, — теперь уже совсем дело плохо, и где сейчас те раненые... Как-то куда ни кинь, всюду клин.

— Ладно, я сейчас позову, — решил орк. — Вы вроде нормальные, не дурноголовые.

Он сгреб в охапку все добытое — и ушел, захлопнув дверь.

Гильраэн со вздохом присел возле друга. Тому и впрямь было плохо, да и смотреть страшно на ожоги... Вспомнилось: братья-феаноринги яростно рассказывали, как погиб их отец, — от огня балрогов. Да... Жуть.

Ждать пришлось не слишком долго. В коридоре раздались чьи-то быстрые шаги, женский голос спросил: "Здесь, что ли?" — и снова лязгнула дверь.

Женщина. Эльфийка, совершенно явно. Но в черной мужской одежде, с сумкой. Она стояла за решетчатой дверью, вглядываясь в синдар.

Гильраэн поймал челюсть. Оно понятно, после эльфийской книжки от тёмных всё можно было ожидать, но живая эльдэ здесь, да ещё и в мужской одежде?!

— Э... Здравствуй.

— Здравствуй, — ответила она. Орк, все тот же, отпер дверь, пропустил эльфийку внутрь — и снова запер. — Так, ну что же вы молчали? Эх...

Она раскрыла свою сумку и начала доставать оттуда какие-то снадобья.

Гильраэн не ответил. Сказать — боялся, что раненых отправят на корм оркам, как говорили феаноринги? Или — что боялся расставаться с другом, отпускать его в неизвестность? Смотрел исподлобья. Потом наконец вынырнула мысль.

— Слушай. Может, знаешь, чем дело-то закончилось? Там, у Врат? А то нас сшибли в пропасть, и всё...

— Да ничем, — она аккуратно сняла с эльфа легкий кожаный доспех (хорошо еще, что кольчуги не было). Принялась обрабатывать ожоги. — Ваших похватали, остальные на Ард-Галене стоят и мечами потрясают. И куда вы лезли? О чем только думали? Правду о феанорингах говорят: безумные. Вы-то с другом вроде бы синдар, а туда же!

— За Камнями лезли, — Гильраэн недоумённо посмотрел на неё. — Будто не знаешь? За чем другим могли полезть эти пришельцы из-за моря? А мы... Мы — как лорды скажут. Те как майар ваших захватили, стали по окрестностям ездить, речи зажигательные произносить. Ну, многие за ними потянулись. Наши туда же. Я так думаю, эти уже у вас, да? Майар?

— Да, конечно... Я когда их увидела — захотелось Маэдроса и прочих и вправду повесить, причем не за руку, а за шею.

Гильраэн опустил голову. Ему стало до жути стыдно: ведь был же там, на поляне, и, наверное, мог бы отстоять их, хоть что-то сделать, так нет, — ну, попрепирались они с феанорингами, и всё, и те настояли на своём: мол, война идёт, вы тут забились по лесам, ничего не понимаете.

— Как они сейчас? Они... они поправятся?

— Куда они денутся. Майар, да ведь и Мелькор теперь здесь — поможет.

Эльде закончила обрабатывать ожоги, и подняла голову, посмотрела на Гильраэна.

— А вот с вашими сложнее, — сказала она. — Вот что. Тебя как зовут?

— Гильраэн. А что?

— Вот что, Гильраэн... ваших было в передовом отряде — сто тридцать восемь. Они все живы, но... Я вижу, ты нормальный, не безумный, как они. Ты можешь помочь определить, кто из них — способен понимать хоть что-то, а кто — просто бешеный и буйный, как братья-феаноринги? Мы не хотим держать в темнице всех без разбора.

— Да знать-то я их знаю, — Гильраэн смутился. — Только как в чужую душу влезешь? Там много народу было, все лорды впереди шли. И нолдор, и наши. Но вы их, наверное, теперь судить будете?

— Какой смысл их судить — по нашим законам все они однозначно виновны, но они же нашим законам не подчиняются. Не знаю. Мелькор это будет решать, я думаю... — она помолчала. — Я сама — даже не представляю. Ладно... Надо бы твоего друга к остальным раненым, не дело ему в таком состоянии тут лежать.

— Я с ним, — решительно заявил Гильраэн, сразу позабыв о том, что он тут в плену. Спохватился. — Хотя вы меня, конечно, можете запереть.

— Да нет, зачем... Так, вот что...- она поднялась. — Донесешь его?

— Само собой.

Поднялся. Помог другу встать, — тот всё же пытался идти сам. У Гильраэна сразу же всё заныло: обнаружил, что у самого тоже ожоги никуда не делись.

— У тебя тоже ожоги, вижу, — заметила эльфийка, — но это не опасно, потерпи.

Давешний орк открыл дверь, и квенде повела их по коридору. Шла, и говорила вполголоса:

— Ваши тоже, конечно, под охраной, мы их разделили — по двое. Вместе держать опасно — могут выкинуть что-нибудь неожиданное... Но вас, я думаю, держать взаперти излишне.

Пришли к тому же подъемнику. Видимо, рассчитан он был на много народу — втроем тут оказалось совсем свободно. Но — все та же темнота. Гильраэн не сразу понял, что девушка сделала — но опять повторилось ощущение движения наверх. Уже не такое долгое, как в прошлый раз.

Снова вышли, снова путь по коридорам... но уже — свежий воздух, дневной свет в узких окнах.

Странно здесь было. Камень, камень... и ощущение — очень большой высоты там, за окнами. Когда довёл друга до одной из комнат, уложил на кровать — успокоился. И постепенно стало отпускать как-то: здесь совсем не чувствовалось опасности, подавления, страха... И оттого становилось легче дышать.

Подошёл к окну, выглянул, — и вправду, высотища! Горы окрест... И всё бы хорошо, только что-то щемило в душе, не давало покоя... как-то это называется, — ах да. Совесть.

Повернулся к эльде.

— Слушай. А можно мне их увидеть? Майар ваших? А то душа не на месте, вот право слово.

— Увидишь, конечно. Думаю, они не будут против.

Эльфийка достала из своей сумки небольшую керамическую баночку, протянула Гильраэну.

— Вот, кстати, возьми. Хорошее средство, будешь смазывать ожоги — заживет в несколько раз быстрее, и болеть не так будет. Лечить_силой_ тут у тебя нечего. Только вот...

— Спасибо...

Он смущённо улыбнулся. Синдар умели делать такие снадобья, — по-своему, конечно, и встретить что-то своё, знакомое, было попросту приятно.

— Ладно, пойдем. Только имей в виду... вид у них сейчас... что у Горта, что у Тхури... — она покачала головой.

— Я вообще-то их вёз сюда, — тихо напомнил Гильраэн. — Так что знаю.

— Я о другом. Так что ты... Не удивляйся. И не пугайся...

Они вышли в коридор.

Гильраэн шёл и удивлялся. Твердыня Врага... Жили себе и жили, тихо, и мирно, кстати, ну бывало, — от орков приходилось отбиваться, да. Видели что там, к северу, горы эти, но чтоб — такая махина... А, ладно, что теперь думать. Как развернулось, так и развернулось, назад не возвратиться.

Предупреждала она не напрасно. В первый момент Гильраэн, увидев Горта, просто обомлел — и тут же сердце ухнуло куда-то в пятки.

Майа лежал на странной формы столе, почти обнаженный — только сейчас Гильраэн впервые увидел по-настоящему, что сделали с его телом. Что называется — живого места не осталось... Но раны — это хотя бы понятно, а вот все остальное... как там говорил Маэдрос? Пытками и чародейством?..

Грудь майа была без малого не разворочена; эльда точно с такой раной не выжил бы. Прямо на груди — какая-то наполовину металлическая, наполовину прозрачная штуковина, напоминающая паука — особенно потому, что от нее шли трубки, в которых пульсировала кровь; такие же — от сгибов рук, и скрывались в похожем "пауке", стоявшем в изголовье. На коленях раны были жуткими, но сверху их охватывали странные металлические обручи, от которых прямо в плоть входили длинные иглы. Лицо майа было бледным, длинные черные волосы свисали почти до самого пола.

А эльде подошла к нему, как ни в чем не бывало, провела рукой по волосам и позвала:

— Горт, очнись. Тут к тебе пришли.

Гильраэн обнаружил, что подпирает стенку, и что воздуха ему категорически не хватает. И что вообще-то живым существам свойственно дышать. Отклеился от стены, шагнул вперёд. Подошёл совсем близко, — на всю эту незнакомую жуть старался не смотреть, только — в лицо.

Горт приоткрыл глаза. Улыбнулся. Гильраэн вдруг понял, что взгляд у майа не в пример живее, чем даже когда он его увидел впервые, там, давно.

— Гильраэн. Ну, как ты? Вижу, волосы тебе все же подпалили.

— Да, есть немножко, — он машинально потянулся к шевелюре. — Да это всё так, ерунда. Я же пришёл... просто хотел вас увидеть. Убедиться, что живые. А тут...

— Живые, живые, и завтра совсем живые будем, — голос Горта теперь звучал уже достаточно уверенно. — Ноги они мне испортили сильно. Словно специально старались, чтобы искалечить безвозвратно, тогда пришлось бы создавать новое тело — долго, время... Келегорм, сволочь. Ну, да не на тех напал. Они думают, мы здесь три тысячи лет сложа руки сидели...

Гильраэн вздрогнул.

— А твоя мэльде? Ох, я так и не спросил, как её зовут...

— Тхурингветиль. Между прочим, я знаю, что у вас о ней есть легенды. Страшные сказки... про оборотницу, которая пьет кровь по ночам.

— Так это она? — несказанно удивился Гильраэн. — Вот уж не подумал бы...

— Она. Только по ночам она обычно пьет вино, а не кровь. Но облик у нас в крылатом виде действительно напоминает облик летучих мышей, это верно. А когда-то давным-давно, на заре мира, и впрямь водились существа, которые пили кровь: квенди они, конечно, не были страшны, а вот мелким зверькам — очень даже. Многие из Перворожденных видели все это, вот и пошло потом... Ей досталось меньше, чем мне. Хотя пока ей лучше тоже, знаешь... отдохнуть и прийти в себя.

Гильраэн почувствовал, что душа, которая была у него не на месте, место своё наконец нашла и на него встала. От этого мир вокруг даже... посветлел, что ли.

— Ладно, — он улыбнулся. — Пойду я, у меня там друг остался, — ну, если помнишь, тот, с которым мы вас сторожили вместе. Давайте, выздоравливайте... летучие мышки.

— Завтра мы будем в норме, — серьезно пообещал Горт. — Дел очень много, увы. Одни ваши лорды чего стоят.

Финдарато привалился к стене. Тяжко... Проиграли. В голове назойливо всплывали всё те же картины: обрыв, жуткие огненные фигуры с бичами, — и он снова, снова, снова падает вниз... Встряхнул головой — попытался отогнать видения.

Получилось. Ненадолго. И опять — огненные бичи... и одно видение сменяется другим, уже со светящимся хлыстом не балрог, а Майтимо, а рядом — замерший горький ужас своих, которые смотрят и молчат, и только долетают невысказанные мысли: ну что же он, как орки-то, разве ж так можно...

Встряхнуться. Отогнать видения. Ненадолго. Вода... журчит где-то рядом, и страшно хочется пить, и тянешься к прозрачным ледяным струям, тянешься — а они скользят сквозь пальцы, даже не касаясь их, и никак не поймаешь...

Время исчезло в окружающей черноте. Сколько он уже здесь пробыл — не понимал и сам; становилось все хуже. Душно, дышать почти нечем... только у пола откуда-то идет легкий сквозняк.

То ли он потерял сознание, то ли заснул. В чувство привел грубый, явно орочий голос, и свет откуда-то сверху, от двери:

— Эй, ты там! Сдох, что ли?..

Финрод попытался подняться, — сразу закружилась голова.

— Ну конечно, сдох! Что за дурацкий вопрос.

— Воду-то бери давай, — посоветовали из-за двери, из-за открытого крохотного оконца, на котором стояла глиняная кружка.

Он потянулся — и скрипнул зубами. Больно. Очень. Так, ладно. Не стоит для орков устраивать зрелище из того, как ему плохо.

Встал, добрался до двери. Воду выпил — жадно, всю, до дна. Попробовал вглядеться за окошко: что там?..

Был виден узкий каменный коридор, где горел факел — и больше ничего. Если не считать той орочьей морды. Орку, похоже, факел скорее мешал: потому что орк смотрел через крохотное окошко в темноту камеры — и явно все видел. В том числе и попытки Финдарато сделать вид, что ему лучше, чем на самом деле.

Финрод отвёл взгляд. Ну всё, отвоевался. Быстро... Сейчас Моргот, наверное, занят тем, что своих майар в чувство приводит, а освободится — займётся пленными лордами нолдор. На предмет наоборот. И, в общем, будет прав...

— Что, несладко? — спросил орк (что интересно, на синдарине он говорил не хуже любого эльфа, и непохоже, чтобы эта речь сама по себе была ему тяжела). — Ничего. Вам полезно, сволочам. Не все вам наших резать, дойдет и до вас очередь. Моя бы воля... всех бы вас... — он выругался на каком-то незнакомом наречии.

Окошко захлопнулось, и снова наступила тьма.

Финрод постоял перед дверью. Добрался снова до стенки, сел. Очередь дойдёт, куда она денется. Тут он прав, уродина. И скорее бы дошла, что ли... Хотя там, по другую сторону, — вечное заточение в Мандосе. Вечное. В душе поднялась злость и обида: Моргота Валар через триста лет выпустили, а их, значит, — навечно?! Что же, Моргот меньше зла сделал, чем они в Альквалондэ, так, что ли?..

Времени прошло, судя по всему, довольно много. Казалось, о нем просто забыли. Пока, наконец... Шаги в коридоре. Открывается вначале то самое окошко, потом вся массивная дверь, и становится видно, что есть и еще одна дверь, из стальных прутьев. Двое орков за дверью и человек в черном.

— Этот? — спросил человек. Один из орков что-то ответил на своем языке, и человек кивнул согласно.

Люди... Их Финрод ещё не видывал. Ощущение от существа было странным, не похожим ни на майар, ни на эльдар... разве что на этих, тёмных. Как будто стоишь рядом с провалом в бесконечность... где — неизвестность, тьма и свобода. Жутковатое ощущение.

— Встань к стене, эльф, — скомандовал человек. — Руки в стороны. И не вздумай сопротивляться — хуже будет.

Ну вот, подумал Финрод. Начинается.

Медленно поднялся, уцепился за холодные камни. Смотрел прямо, взгляд не прятал.

— Ну?

— Этот по крайней мере язык понимает, — заметил человек. В голосе его была явная насмешка, и обращался он к оркам — похоже, воспринимая именно их, как нормальных существ; на эльфа же он смотрел... как на дикого зверя, пожалуй.

Оба орка вошли внутрь; действовали они слаженно и быстро. Финрод опомниться не успел, как обнаружил, что его руки прикованы к стене, и он теперь не может сопротивляться, даже если бы захотел.

Только тогда внутрь вошел человек.

Финрод смотрел исподлобья. Что бы эти, тёмные, ни хотели делать с ним, — он был полностью в их власти. Пронеслось вихрем: Утумно, Моргот из эльфов вывел орков... Ну уж нет. Ни его чувства, ни мысли враги не услышат.

Человек вроде бы даже не особо интересовался его личностью: впечатление было, что он подобное делал уже много раз. Разрезал одежду на нем, оглядел ожоги, раны, принялся обрабатывать. Боль снова начала гулять по телу. Орки стояли рядом.

— В другой раз проще сразу по башке, — заметил один из них, как ни в чем не бывало. — Тебе хорошо, а нам пока скрутишь такого... зверье неразумное, точно, — орк сплюнул презрительно, и Финрод с возмущением понял, что орк говорит искренне.

— Сам ты зверьё, — хмуро сказал Финрод и со свистом втянул воздух: больно. — Натаскали вас... на синдарин... собак вон тоже учат.

— Собака — зверь достойный, — спокойно возразил орк, — в отличие от вас, полоумных. Собака без причины не бросается. Вот и вы — как псы взбесившиеся. Стрелять бы вас...

Глаза на его грубом лице были не звериные, конечно. Разумные, живые. Оттого было еще страшнее.

— Подержи его, — велел человек, готовя какие-то странные инструменты, что-то непонятное, с иглами — и орк взял руку Финрода, сжал выше локтя.

Финрод стиснул зубы. Не отвернулся, — смотрел. Интересно, останется ли во мне после всего этого хоть что-то эльфийское, или я целиком и полностью, до глубины души, стану орком?.. Страха не то чтобы не было, — просто надвигалось на тебя что-то неизбежное, неизвестное, и казалось: это не может быть со мной, надо закричать и проснуться, проснуться дома, в Амане, и окажется, что всё было — сном, начиная с павшей на Валинор ночи...

Он просто смотрел на то, что с ним делают, и молчал.

Человек дождался, пока на руке вздуется вена, и ввел в нее длинную иглу с прозрачным резервуаром, где виднелась какая-то мутная жидкость. Яд?.. Вначале втянулась кровь — выглядело это омерзительно и жутко — а потом все вошло в вену, в кровь, и только тогда человек вынул иглу. А орк, глядя на лицо Финрода, захохотал. И проговорил, отсмеявшись, человеку:

— Слуш, они как дети. Точь в точь. Иглу увидел и в штаны наложил. Как мальки-то наши, знаешь, прятаться бегают...

Человек усмехнулся. Всмотрелся Финроду в глаза.

— Не бойся, эльф. Кому ты нужен — орка из тебя делать. У нас своих хватает.

Финрод молчал. Ещё отвечать на всё это... Резко отвернулся.

— Синдар-то те поумнее были, — заметил орк. — Эй, эльф, у вас тут двое синдар были, они кто такие?

— Сам же сказал, — синдар, — огрызнулся Финдарато. — Раз они поумнее, по-твоему, вот иди к ним и общайся.

— Я бы сходил, так их забрали, — как ни в чем ни бывало, ответил орк.

А человек уже собирал инструменты в свою сумку, застегнул, и все трое вышли из камеры. Лязгнула, закрываясь, дверь, снова обступила темнота — и почти сразу Финрод почувствовал, что захваты, державшие его руки, разжались.

— Куда забрали? — растерянно спросил Финрод в пространство, понимая, что вопрос получается чисто риторическим.

Потёр запястья. Странно... Вроде бы ничего нового, никакой тёмной магии он в себе не ощущал. Даже легче стало, боль отступила.

Снова потянулось бесконечное время. Боль действительно отступила, хотя начала кружиться голова — то ли от слабости, то ли от общего напряжения... То ли сутки прошли, то ли двое. Воду приносили все те же орки, вернее, если дать им ту первую кружку — наливали. Пару раз даже еды принесли в глиняной плошке: и все это — без света, что интересно. Но больше никто не приходил. Нет, все-таки не меньше двух суток прошло — точно.

Новый голос раздался, когда Финрод уже совсем извелся от ожидания. Женский. Совсем молодой.

— Эльф... — позвал голос шепотом. — Ты там?

— А куда ж я денусь, — ехидно поинтересовался Финрод. — Я не айну, развоплощаться не умею.

— Я тебе тут поесть принесла... вашего, — проговорил голос шепотом. — Будешь?

Финрод вздохнул. Есть, конечно, хотелось, но этот шёпот из темноты ему не нравился.

— Иди лучше, откуда пришла, — тихо попросил он. — Прячешься тут, таишься... Поймают — накажут ведь.

— Не поймают, — ответила девушка из-за двери. — Дрыхнут они все. Бери давай...

Он подошёл к двери, торопливо взял еду. Попытался её разглядеть. Вроде тоже человек...

— Спасибо... И всё-таки иди отсюда. Заметят — плохо тебе будет. Вряд ли тёмные с нами собираются церемониться после того, как мы их майар отделали...

Это оказались эльфийские лембас — несколько штук. Свежие. Откуда они здесь?.. А лица девушки толком не было видно.

— Тхурингветиль феанорингов хочет всех на скалах развесить, — сообщила она. — Так и сказала.

— Неудивительно, — невнятно отозвался Финрод, уписывая лембас за обе щеки. — Я бы на её месте тоже хотел.

— Зачем вы на наших нападаете, а? — грустно спросил его голос из-за двери. — Правду ведь говорят, как дикие какие. Увидите наших — и сразу за мечи...

— Мстить, — коротко ответил Финрод. — Феанаро пришёл, чтобы мечом прорубить себе дорогу к короне Моргота, понимая, что иначе похищенное не вернуть. Ну, и сгинул. Надо полагать, мы все скоро за ним последуем.

Помолчал, — пряча мысли: можно подумать, хоть кому-то эта перспектива по душе...

— Кому мстить-то? Мелькора вам не достать, а резать всех подряд хотите. Видела я ваших две луны назад... если б наши не подоспели, убили бы, и все.

Финрод не ответил.

— Ну, с феанорингами ясно, — на скалы... — его пробрала жуть. — А с нами что будет?

— Не знаю, — ответила она шепотом. — Это Мелькор решать будет... и Гортхауэр с Тхурингветиль. А ты один такой... из лордов... кто заговорил.

— Слушай, иди отсюда, правда, — попросил Финрод. — Неровен час, проснутся ваши, и тебе влетит.

— Да ладно! Тут мой брат служит, ничего он мне не сделает, разве что по шее даст. Где я еще с нолдо поговорить сумею? В другом месте ты бы меня пристрелил сразу, и все...

Финрод тихо засмеялся. Всё это напоминало длинный, нескладный, мучительно-кошмарный сон.

— Я из народа иртха, — пояснила девушка. — По вашему — орки. Орк я. А ты и не понял.

— Орк?! — Финрод аж подскочил. — А я подумал — на человека похоже... Покажись, что ли. Завесилась тут... совсем.

— Ладно...

Девушка встала так, что стало видно ее лицо. В темноте не разобрать всего — но было видно: да, те же самые широкие, грубые по сравнению с эльфийскими черты лица, что у виденных ранее орков, раскосые черные глаза, темновато-серая кожа и волосы, похожие на черную плотную шерсть — только длинные.

— Ну что, я тебе очень уродливой кажусь, да? — тихо спросила она.

— Мммм... — Финрод замялся: как бы так сказать, чтобы не обидеть. — Ну, скажем так, от эльфов вы далековато ушли по части внешности...

— Но мы же тоже люди! — она использовала другое слово, в котором был смысл — что-то вроде "тот, кто наделен разумом". — А у вас про орков считают, что надо всех уничтожить, да? Я знаю.

— Бывшие эльфы вы, — тихо и с горечью сказал Финрод. — Не знаю уж, что вам там рассказывают, к тому же, сейчас-то вы на свет появляетесь от родителей, но изначально — вы были такими же, как и мы.

— Как это? — заинтересовалась орчанка. — Правда? А ты откуда знаешь?

— От Перворождённых. От тех, кто проснулся здесь, у Куйвиэнен, и ушёл в Аман, за Море, следом за Ороме. Ороме — он Вала.

— Это я знаю, — кивнула она. — А как же тогда?.. Они вам что-то рассказывали?

— Рассказывали, — а как же. О том, как появлялся у озера Чёрный Всадник, и как некоторые, самые наивные и безрассудные, уходили за ним и не возвращались. И как потом к кострам крались орки, — словно тянулись, жуткие, крали детей... — его передёрнуло. — И как потом неподалёку в лесу находили детские обглоданные кости...

— А мы-то тут причем? — наивно спросила девушка. — Хотя эльфы с нами давно живут, это да.

— Так вот Чёрный Всадник и превратил в орков тех эльфов, которых увёл, — разъяснил Финрод. — Так говорили Перворождённые. Я не знаю, какие тут эльфы могут жить, и кто вас синдарину научил, но это так.

— Ну, не знаю, — с сомнением сказала девушка. — Как можно _превратить_ в орка? Чепуха какая-то.

— Ведь меня же нельзя превратить в эльфа, — добавила она. — И вас тоже в орков не превратишь.

Финрод развёл руками.

— Вот это мне как раз неизвестно. Чёрный Всадник — это же Моргот. Он раньше в число Валар входил. У него получилось.

— А я с ним танцевала, — гордо сообщила орчанка. — Когда он вернулся. Так здорово было! Мы все так радовались, Горт и Тхури вообще чуть не свихнулись от радости. А потом вы пришли... Чокнутые.

— Ээээ... да, танцует он здорово, — ошеломлённо признал Финрод. — Там, в Валиноре, он приходил к нам на праздники, я видел. Он ещё мою мэльде учил одному танцу... плавный такой, лёгкий, как будто летаешь среди звёзд... да...

— Ну вот видишь! — обрадовалась она. — Ну и зачем вам друг друга убивать? Наши на вас не полезут, вы только сами, главное, не лезьте.

— Если бы всё было так просто, — вздохнул Финрод. — Как тебя зовут-то? А то вот повесят меня на скале, попаду я в Чертоги и так и не узнаю...

— Может, и не повесят, — серьезно сказала орчанка. — Я за тебя заступлюсь. А зовут меня Хашнис.

— Я Финдарато, — он привычно склонился в лёгком поклоне и только позже сообразил, как это нелепо: в камере, когда смотришь на собеседника через решётку... — Нет, тебе виднее, конечно, но всё-таки. Я тебе очень не советую за меня заступаться. После того, что было, они на нас обозлены до предела, — в общем, я могу их понять. Ещё попадёшь под горячую руку. Не стоит. Я, знаешь ли, привык отвечать за свои решения.

— Ты не такой, как те. Ты нормальный. С тобой говорить можно... а мне ничего не сделают.

— Да дело не в том, такой или не такой, — Финрод начал сердиться из-за того, что она не понимала. — А в том, что они нас ненавидят — и за дело, надо признать. А... что толку. Ну хочешь неприятностей — попробуй заступиться. Сама увидишь, что получится. Точнее, чего не получится.

— Это ты увидишь, — пообещала она.

Орчанка исчезла, снова стали падать в мучительную неизвестность минуты, складывались в часы... Вскоре Финроду уже казалось — он сидит здесь целую вечность, а то, что было — Аман, Эндорэ, — было неизмеримо давно, и больше никогда не повторится... Он решил, что его намеренно оставили здесь — навечно.

В очередной раз он очнулся от забытья, услышав, как открывается дверь. Причем открывавший старался сделать это потише, не шуметь, и удавалось ему это неплохо. И света в коридоре никакого не появилось. По дуновению свежего воздуха он понял, что дверь открыта. Вообще.

— Эй, — прошептал знакомый девичий голосок. — Ты только тихо. Слышишь?

— Слышу, — так же тихо отозвался Финрод. Насторожился. — В чём дело?

В темноте Финроду был виден ее силуэт. А вот орчанка, похоже, видела все прекрасно.

— Иди за мной, — прошептала она. — Может, сбежать удастся. Только не тяни, давай....

— С ума сошла, — ахнул Финрод и стрелой выскочил в коридор.

Хашнис так же тихо закрыла дверь, а потом сделала знак следовать за ней — и неслышно побежала по коридору. Вокруг было тихо, ни звука, и совсем темно.

Какие-то повороты, лестницы, лестницы... наверх... снова коридоры, снова извилистые проходы... И вот, наконец, Хашнис остановилась.

Загорелся свет — Финрод с удивлением увидел, что светильник здесь был кристаллический, и чем-то он напоминал знаменитые Сильмариллы — ограненный прозрачный кристалл со светом внутри. Ясно было, как ими пользовались: сверху надвигалась пластинка, одна полупрозрачная, другая непрозрачная — и можно хоть погасить свет, хоть сделать его рассеянным. Предельно просто.

Небольшая комнатка. Стол, кровать, пара стульев, каменные стены.

И впервые стало видно, какая она, Хашнис. А была она невысокой, одетой в мужскую одежду — черную, обычную здесь. И фигурка у нее была вполне даже ладная, только с "широкой костью".

Он неуверенно оглянулся по сторонам.

— Куда это ты меня привела? — спросил шёпотом.

— Я тут когда-то раньше жила, — пояснила она. — Здесь тебя никто не найдет, про эту каморку никто не знает.

— Спасибо... — растерянно сказал Финрод. — Только зря ты стараешься, они же быстро обнаружат, что меня в камере нет...

— Ну, во-первых, проверять только завтра будут, — пояснила она. — А за это время я тебя постараюсь вывести.

— Эх и попадёмся, — он обречённо махнул рукой и сел. — И что ты так обо мне заботишься, ну скажи мне!

Она посмотрела на него недоуменно. Приоткрыла было рот, хотела что-то сказать... но запнулась.

— Я не знаю... — сказала наконец. — Ну, жалко мне тебя. Ты не такой, как эти, другие.

— Нечего меня жалеть, — Финрод взглянул на неё в упор. — Я сюда из-за Моря пришёл не цветочки собирать. Вот попадёшься — а как пить дать, попадёшься, — ваши тебе это быстро и убедительно разобъяснят.

Вздохнул. Всё равно он уже не там, не в подземелье, и без неё на втором повороте наткнётся на орков, а то и на что похуже.

Она присела на кровать. Сказала:

— Хуже тебе уж точно не будет, правильно?

— Ну как это — не будет... Всегда есть куда хуже, знаешь. Когда ваши майар с неба свалились, тоже, верно, думали, что хуже не бывает...

— Ну, знаешь! Ты что, так и хочешь там покорно сидеть, как кролик в клетке?

Финрод засмеялся.

— Нет, конечно. Я просто за тебя боюсь. Опасно оно — врагов спасать...

— А ты за меня не бойся, — сердито сказала она. — Не первый год на свете живу. Вот что... Сейчас пока ты будешь сидеть здесь. Потом я принесу тебе нашу одежду. И попробую вывести. Ваши так до сих пор и стоят на равнине, я узнавала.

— Как скажешь, — сдался Финрод.

— А пока расскажи мне про орков, — попросила она. — То, что тогда не успел. Про то, что у вас думают — откуда мы взялись... Знаешь, я про ваш... про Аман... думала. Что это, наверное, было бы интересно — там побывать...

— Аман... — вздохнул он. — Куда тебе в Аман. Туда и нам-то дорога закрыта, сами виноваты, — навлекли на себя Проклятие Мандоса... А уж Искажённым там, наверное, и жить невозможно. Тебя бы свет Амана просто сжёг бы... как ваших майар — свет Ариен.

— Их не свет Ариен жег, — возразила орчанка, — а то, что этим светом били. Я спрашивала. Ну, это как огонь. Он же тебя не жжет, если в него руку не совать, а только греет, и смотреть на него — он красивый. А если сделать хлыст, как у ахэре, да шарахнуть, конечно, больно будет.

Взгляд Финрода потемнел: слишком живо всё предстало снова перед глазами.

— Возможно... А попасть в Аман — это только после смерти. В Чертогах Намо есть место и для Орков... я знаю. Только если обычно, пройдя Чертоги, эльфы возрождаются и по ту сторону Моря, то орков, конечно, там никто не выпустит.

Помолчал.

— Нас, впрочем, теперь — тоже.

— Мы не попадем в чертоги Намо, — уверенно возразила Хашнис, — вернее, мы оттуда уходим в Эа, как и люди. Но какой смысл вас-то там держать? Зачем? что с этого проку?

— Это наказание, — неохотно отозвался Финрод. — За резню в Альквалондэ. Когда Моргот убил Финве и украл Сильмариллы, Феанаро поклялся отомстить, мы собрались в погоню. А через Море — надо было на кораблях. Эльфы, что корабли строили, дать их не захотели, и идти за Феанаро — тоже. Феанаро отобрал корабли силой... много народу полегло. За это нас и прокляли. Владыка Намо Судия, Мандос, Повелитель Мёртвых.

— А ты... Ты тоже убивал?

— Нет, — сразу сказал Финрод. — Но я там был и шёл за Клятвой. И никого не остановил из тех, кто убивал.

— Что же это вы... — потерянно сказала Хашнис. — Как же это можно было? Из-за каких-то кораблей — своих...

— Феанаро, — коротко ответил Финрод, как будто это всё объясняло. — Огненная душа. Майтимо в него такой бешеный, но он только тень отца.

— Наши эльфы на вас не похожи. Наши никогда не убивают... Почему же ваши так отличаются? Вы же один народ.

— Ваши эльфы, эндорские, синдар? Не знаю, видно, у них не отнимали самое дорогое... хотя... Хотел бы я знать, откуда в Феанаро это пламя, — развёл руками Финрод. — Он рано потерял мать, — первая смерть в Амане, все были в ужасе. А он замкнулся в своём горе. Отец виноват ещё...

Взгляд Финрода словно устремился куда-то вдаль, сквозь время и пространство.

— Сыновья — в него. Остальные... Многие были захвачены этим вихрем Клятвы, горя, бессилия, желания отомстить. Я пытался объяснить, что любовь и месть — это разное, очень разное... если бы меня хоть кто-то услышал, — он горько усмехнулся. — Но я считал — и сейчас считаю, — что вор и убийца подлежит наказанию. Потому я и здесь.

— Я имела в виду — наши, те, кто живут здесь, в Твердыне, — пояснила Хашнис. — Синдар — они в основном нас боятся. Не как вы, конечно, но все равно. Видишь, они с вами вместе на нас пошли. Вот. А почему Мелькор все это сделал... я не знаю. Но, может, у него были причины?

— Эльфы в Ангамандо? — недоумённо переспросил Финрод. — Хотел бы я посмотреть на эльфов, которые бок о бок с орками живут... А причины... надо полагать, были, конечно. Только убийство они всё равно не оправдывают.

— Вы ведь тоже убивали, — напомнила она. — Но вроде лорды-феаноринги себя убийцами и врагами всего живого не считают.

— Не считают, — подтвердил Финрод и помрачнел. — Слушай, тебя не хватятся? А то сидишь тут... я даже не знаю, день снаружи или ночь.

— День. Не хватятся... ты за это не волнуйся. Хотя мне и правда надо пойти, пожалуй, тебе одежду поискать...

Финрод откинулся на спинку стула. Он понимал, что орчанка затеяла что-то несусветное, что даже если это безумное предприятие и удастся, то потом всё равно станет известно, кто устроил побег... и что пользоваться её симпатией к нему просто подло. Однако чтобы уберечь её от неприятностей, нужно было остаться в камере, а не лететь сломя голову наружу, едва только забрезжил намёк на свободу...

— Ты сиди здесь, — велела она. — Сиди тихо. На всякий случай. А я пойду. И не бойся, не найдут тебя здесь.

Финрод задумался... и вдруг улыбнулся.

— Ну, а если и найдут...

Он закрыл глаза, — и его внешность стала стремительно меняться: кожа посерела, из-под верхней губы выглянули клыки, золотистые волосы стали бурыми, а пальцы ощетинились когтями. Он взлохматил шевелюру, посмотрел на Хашнис.

— Ну как? Похоже на орка?

Сами по себе чары облика на нее впечатления не произвели — она явно подобные фокусы видела уже много раз.

— Ничего, — одобрила она, — но ты все равно, как орк, держаться не сумеешь. Я тебе скажу потом, как замаскироваться получше. Ну ладно, пошла я...

— Удачи, — сумрачно пожелал Финрод ей вслед.

Не было орчанки очень долго — так ему показалось. Наверное, время здесь растягивалось... Но вот наконец открылась дверь, и на пороге появилась Хашнис.

— Достала, — сообщила она, вынимая из сумки черный сверток. — Вот, держи. Переодевайся...

Он не заставил себя уговаривать, — облачился в момент. Взглянул на своё, эльфийское: бросать было жалко. Да и найдут если, — тоже нехорошо: следы...

— Спрячь моё, — попросил он. — Туда же, в мешок.

— Ага, — она сунула его одежду в мешок. — А теперь так, сейчас я тебе скажу про облик... Волосы сделай такими, знаешь... серебристыми.

Он заинтересованно посмотрел на неё... ничего не сказал, просто сделал то, о чём просили.

— Так?

— Ага, — она отступила, оглядела его удовлетворенно. — Теперь глаза — более раскосыми... немного. И цвет измени на... ну, зеленый, скажем. Как у мориквенди... Брови прямее, скулы чуток пошире... Да-да, вот так примерно. Сойдет. Слушай, ну ты просто как родился у нас!

Финрод тихо засмеялся.

— Хотелось бы посмотреть на себя в зеркало... хотя нет, лучше не надо. Ну что, можно идти?

— Волосы только подколи, на вот, гребень... — она протянула. — И причешись, кстати, а то растрепанный, как я не знаю кто. И вот что: увидишь кого — не отворачивайся, голову не опускай, веди себя уверенно. Понял?

— Ясно, ясно.

Он немного помедлил: завозился с волосами. Давно уже надо было причесаться, да нечем было, запутались...

Когда они выбрались из темных коридоров к свету — он понял, что все это время находился под землей. Хашнис вывела его какими-то закоулками — и они оказались на поверхности, на открытом месте. Даже не двор — скорее это напоминало улицу города. Черные изломанные стены уходили в необозримую высоту, виден был только маленький клочок белесого северного неба наверху — но все равно, даже такой свет больно ударил по глазам после долгой темноты.

И — шум. На этой "улице" были люди. И орки тоже. Правда, на них с Хашнис никто внимания не обратил.

Он очень старался держаться уверенно, как будто всю жизнь тут жил. Старался вообще ни о чём не думать, — просто вытащил из закоулков памяти то ощущение свободы и покоя, которое, казалось, в реальной жизни не вернётся теперь никогда, и намеренно, силой, заставил себя перекрыть им все чувства. Голова отмечала машинально попадавшихся навстречу: человек, человек, орки...

По большей части, конечно, были люди и орки. Но пару раз с удивлением он увидел и эльфов. И одежда не у всех была черной, кстати. Хотя в основном — да, темной.

— Вон там — Врата, — негромко пояснила Хашнис. — Если еще пару миль за них — будет как раз то место, где вас взяли. Но тут не выйти, нужно огибать...

— Тебе виднее, — кивнул Финрод.

Они снова шли между уходящих в высоту черных стен — то ли камень, то ли металл, то ли оплавленное стекло — должно быть, майар воздвигали эти стены, рукам эрухини такое вряд ли под силу. Хашнис провела его какими-то совсем уж закоулками, потом оказался длинный узкий коридор-проход в стене, в конце его — дверь... Хашнис отворила ее, проговорив какую-то сложную фразу: дверь открылась. И сразу Финрод понял, что — вот она, другая сторона. И один из тех проходов, о которых пытались узнать феаноринги.

Финрод вопросительно посмотрел на неё: мол, туда?

Она кивнула. Побежала вперед — там был поворот; и вдруг из-за поворота донесся ее короткий вскрик.

И вместо Хашнис на узкую каменистую тропку не спеша вышел, недобро улыбаясь, Гортхауэр.

Финрод застыл. Путь оставался только один, — назад, — но ему и в голову не пришло удирать. Солнце... да, свет Ариен проникал сюда, и промелькнула мысль, — да, я же знаю, как это сделать, это оружие, которому они ничего не могли противопоставить... И тут же — резко: нет. Я не Майтимо.

Он прикрыл глаза, — и "чары облика" исчезли. Сделал шаг навстречу.

— Куда же ты собрался, лорд Финдарато Арафинвион? — неспешно осведомился Гортхауэр.

— Наружу, — пояснил Финрод. — А что?

— Что, не терпится взглянуть на те скалы, где красовался ваш Майтимо? Я могу тебе это устроить. Могу даже помочь занять его место.

— Можешь, — согласился Финрод, глядя ему в глаза. — Не сомневаюсь.

Горт положил руку ему на плечо, сжал — и оцепеняющий холод проник в тело, сдавливая, связывая хуже всяких оков.

— Иди за мной, — приказал Горт. И пошел вперед, снова в проход, ведущий за стены Твердыни. Причем Финрод тут же ощутил, что темный майа словно приковал его к себе — он теперь мог двигаться только за ним, как пес на поводке.

Оклемался, машинально подумал Финрод и поплёлся следом. Нет, недаром феаноринги так боялись их обоих, что старались держать в состоянии полусмерти: пара дней, и всё, и как новенький... Что же он меня наружу-то тащит, вместо того, чтобы обратно в подземелье запереть?!

Они поднимались довольно долго. Майа шагал без следа усталости — ну, на то он и майа; Финрод вскоре выдохся от постоянного крутого подъема, и если бы не незримая привязь — давно бы упал в изнеможении. Выше, выше... да неужели он действительно собрался — как Майтимо?..

Подъем закончился внезапно, и сразу же Финрод понял, зачем его сюда вели.

Открытая всем ветрам скальная площадка. Вид — до самого горизонта, вплоть до нагорья Дортониона. Зеленая равнина... и лагеря эльдар на ней. Видны, как на ладони.

Здесь, на этой площадке, стояли все лорды нолдор, бывшие в том прорыве. Майтимо, Куруфин, Карантир, Маглор... только близнецов не было — они, похоже, остались на свободе. Финголфин...

В окружении балрогов.

А неподалеку — черная фигура в крылатом плаще. Мелькор. И женщина в черном платье рядом с ним. "Летучая мышь", Тхурингветиль.

Незримые цепи отпустили Финрода, и он рухнул у ног Гортхауэра.

— Теперь все в сборе, Мелькор, — проговорил темный майа.

Мелькор кивнул. Стоял над самым обрывом, скрестив руки на груди, — Финрод не представлял, что у него могут быть такие жуткие глаза. Точно, Враг Мира...

— Значит, вот что, — негромко сказал Мелькор, глядя на лордов нолдор. — Судьба ваша будет такой. Вам никогда не видать больше ни свободы, ни Эндорэ, ни кого-то из ваших соплеменников. Вы будете жить на севере наших земель, — и за тем, чтобы вы не выбрались оттуда, будут следить хэлгэайни, духи льда. Пересечёте отведённые вам границы — умрёте, и окажетесь в другом месте заточения: у Намо. Впрочем, доберётесь вы до севера не сразу, — он усмехнулся, — и, вполне возможно, не все. Потому что прежде чем отправиться туда, вы расплатитесь за то, что вы делали с теми, кто попал к вам в плен.

Он обернулся к Гортхауэру и Тхури.

— Они ваши.

Горт шагнул вперед, вглядываясь в лица замерших нолдор. Маэдрос, Карантир... Сжался кулак.

Переглянулся с Тхурингветиль — та вообще отвернулась от нолдор, не смотрела на них.

И, неожиданно, развернулся, и проговорил, обращаясь к Мелькору:

— Мы не хотим марать об них руки.

Финрод смотрел на тёмных майар — снизу вверх, встать так и не догадался. При словах Гортхауэра перехватило дыхание: ну хорошо, они не хотят, значит, — захочет Моргот. И вряд ли он будет разбираться, кто из стоящих перед ним пытал пленных, а кто просто присоединился к походу...

И вдруг откуда-то с неба раздался знакомый девичий голос.

— Подождите!

Крылатый конь опустился на площадку, с него соскочила Хашнис и подбежала к Мелькору и майар. И сходу заговорила торопливо:

— Я не знаю, что вы тут про них решили, но я все равно скажу, что этот вот, — она показала на Финрода, — он не такой, как другие! Он нормальный, он со мной разговаривал, как человек, и в нем нет ненависти, как в этих, остальных, а с твоей стороны, Горт, — темного майа орчанка явно не боялась, — и вообще просто подло было меня так отпихнуть и его увести! Раз ты майа, значит, тебе можно никого не слушать, да?

— И что ты хочешь? — спросил у неё Мелькор. Это появление "с неба" его словно нисколько не удивило, но и не обрадовало.

— Я не знаю, что вы про них решили, — заговорила Хашнис. — Но он не убийца и не сволочь. И вообще... а можно, он останется со мной?

Финрод опустил голову. Интересно, в каком качестве?

— Какая прелесть, — срывающимся голосом сказал Майтимо. — Домашняя зверушка для орчанки. Соглашайся, Моргот, тебе же это нравится, я вижу.

Хашнис повернулась к Маэдросу — и одарила его таким презрительным взглядом, что и без слов читалось: "каждый судит по себе". А Горт глубоко вздохнул.

— Я не против, Мелькор, — сказал он. — Тем более, что нам, возможно, понадобится кто-то из них для общения с этими, — он кивнул в сторону раскинувшихся на равнине лагерей нолдор.

Мелькор даже не обернулся на Маэдроса, — как будто тот ничего не говорил.

— Хорошо, пусть так, — кивнул орчанке и Гортхауэру. — Марать же об них руки мы действительно не будем, но...

Он коротко взглянул вверх, — и откуда-то из-за облаков обрушились слепяще-белые, стремительные ледяные вихри. Стоявшие на страже балроги отступили на несколько шагов, — и вихри закружились вокруг эльфов, пробирая до костей холодом, острой замораживающей болью, сковывая... Захватили — и унесли прочь с площадки: на север. Финдарато подумал, что это называется охладить пыл, в прямом смысле слова, и сам как будто снова ощутил ледяное дыхание Хэлкараксэ.

— Ну и правильно, — насупившись, пробормотала Хашнис. — Так им и надо, козлам... Ты как? — она присела рядом с Финродом.

А Горт тем временем шагнул к Мелькору.

— Нужно еще решить, что делать с этими, — он показал на равнину. — Убивать их я не хочу, но — стоит ли вступать с ними в переговоры? Ты знаешь нолдор лучше.

— О чём говорить? О судьбе их лордов? Убеждать их уйти на юг? Думаю, что да, надо. Пока что с ними синдар, кстати. И они, полагаю, скоро и сами потянутся домой: это не их война.

Для тех, кто знал Мелькора, было ясно, что вся эта история далась ему очень нелегко, но Финрод ничего не заметил.

— Спасибо, — неуверенно сказал он орчанке. — Странно, что они тебя послушали...

— Ничего странного, — хмыкнула она. — Горт, зараза! Он же следил! Подумаешь, тоже мне! Раз майа, значит, все можно... Ладно, пойдем, у меня и конь здесь, а теперь тебе прятаться не надо.

— Подождите, — окликнул их Гортхауэр. Подошел к ним.

— С тобой, Хашнис, мы потом поговорим наедине, — пообещал он. Орчанка только скривилась, сморщила носик — выглядело это смешно. — Как и с тобой, Финдарато — раз уж ты остался здесь единственным из лордов.

Финрод кое-как поднялся с земли. Подумал: не единственным, вы просто ни Фингона, ни Артанис не поймали... Впрочем, какая разница.

— Было бы желание, — ответил Горт вполголоса. — Что, хочешь получить свидание с сестренкой? Так это несложно устроить, поверь.

И пошел прочь. А Хашнис потянула Финрода к своему крылатому черному коню.

— Ну пойдем, пойдем! Он же тебя замучил совсем, пока сюда тащил, я же вижу.

Финрод, спотыкаясь, побрёл за ней, то и дело оглядываясь: трое в чёрном сорвались с обрыва, чтобы крылатыми силуэтами взмыть в небо.

Обратный путь оказался совсем быстрым. Вот они тут как, оказывается, перемещаются по всей этой высоте — кони, значит, с крыльями... удобно, ничего не скажешь. Но на этот раз Хашнис привела его не в прежнюю каморку, а в довольно большую и светлую комнату, находившуюся, правда, на головокружительной высоте.

— Вот, — с некоторой гордостью сказала она, — я сейчас тут живу. Потому что у мастеров учусь.

— Чему? — машинально спросил Финрод. Он едва соображал, где находится: швыряния от отчаяния к надежде и обратно совсем выбили из колеи.

— А вот, — она показала ему стоявший на столе стеклянный зеленовато-солнечный кубок. Финрод в первое мгновение подумал, что это, наверное, эльфийская работа: цветное стекло, прозрачное, у основания кубка — словно букет полевых цветов. — Сейчас — со стеклом работать. Знаешь, как интересно!

— Это твоя работа?! — ахнул он. — Эру, как красиво...

Он понял, что теряет почву под ногами — окончательно. Орки — и творить? Орчанка, которая смеет вмешиваться в суд, который творит Враг Мира, — и тот её слушает? Он вынужден был сесть.

— Это не очень сложно было, — снисходительно пояснила орчанка. — А Горт потом чарами закрепил, чтобы не разбилось. Иначе — стекло ведь хрупкое.

Она налила в бокал прозрачного вина из стоявшего тут же глиняного кувшина, подала Финроду.

— Ты выпей. Расслабиться помогает. Совсем они тебя замучили. Лучше бы Горт про тебя вообще забыл, но он не забудет... невзлюбил он вас. Когда вы, нолдор, впервые появились, он вообще вас всех в пепел пожечь хотел, Мелькор его насилу отговорил. В Твердыне только и разговоров было, что про вас.

Финрод приложился к бокалу. Ничего себе, оказывается, всё могло быть во стократ хуже, а они-то думали...

— Я с ним общался в Амане, с Мелькором, — слабо сказал он. — Тот говорил, что у него кто-то тут остался, в Эндорэ, у него совсем другие глаза становились сразу, — видно, что и беспокоится за них, и тоскует... Но я не представлял, что он ради такой жути сюда рвался.

— Ради какой жути? — не поняла орчанка.

— Ну, как же... и балроги, и ледяные духи, а уж Гортхауэр... жуткое он существо, на самом деле.

— Балроги все заодно с Гортом, — вздохнула Хашнис. — И хэлгеайни тоже. Это они с прошлой войны. Они вас ненавидят, это да. Балроги иногда могут становиться, как люди... а из хэлгеайни так никто, с ними вообще только майар и могут нормально общаться. Уж очень они чужие. А то еще могут заморозить насмерть и не заметить даже...

— Да уж... хотел бы я знать, кого из наших живыми до севера довезли...

— Да нет, если сказали, что будут целы, значит, будут, — заверила его Хашнис. — Только лордов-то мало, а остальные ваши все так у нас и остались. Еще с ними разбираться будут...

— Где они? — вскинулся Финрод. — Как это — разбираться? А с ними-то что будет, тоже так же — без разбору? Да что же это такое...

— Да все там же пока, — сказала Хашнис. — Кто в камерах внизу, кто в лазарете. Раненых много.

Финрод допил вино и решительно поставил бокал на стол.

— Знаешь что. Я пока не понял, на каких я тут правах, но я должен быть со своими. Кроме меня, поддержать их некому.

— А чем ты их поддержишь? Кроме того, они все, знаешь, по двое в основном... а ходить ко всем тебе точно не позволят.

— Чем? Как бы тебе сказать... Лорд — это не просто тот, кто командует тебе идти в бой. Это твоя опора, это тот, кому ты доверяешь полностью, до последнего. Они доверяют нам. И из нас остался только я. Так что...

Он замялся: не знал, как объяснить.

— Я просто должен прийти.

— Я сейчас скажу... — тихо проговорила Хашнис. И взгляд ее ушел в себя. Через полминуты она вздохнула и сказала:

— Он говорит — сейчас пришлет за тобой. Но что ты будешь там на тех же правах, что и все прочие.

— Это правильно, — кивнул Финрод и спохватился. — Он — это Гортхауэр?

— Да, — кивнула Хашнис. — Я поняла: он их просто сгонит всех в одну камеру... ну, не всех, конечно, а кого попало... и все. Вроде как хочешь с ними сидеть — сиди.

— Вот и отлично.

— Да, и мне он разрешил к вам приходить, — добавила она. — "Раз уж тебе так неймется", сказал... Сейчас за тобой придут, может, тебе дать что-нибудь, а? Для твоих?

— Я понятия не имею, что им надо, — вздохнул Финрод. — Кроме свободы...

Раздался стук в дверь — Хашнис со вздохом взглянула на Финрода, и открыла. На пороге стояли двое людей в обычной здешней черной одежде.

— Вон он, — грустно сказала орчанка. — Забирайте...

Финрод шагнул было к людям — и остановился. Обернулся.

— Я враг, — тихо напомнил он. — Да, ты права, — я не убийца. Но я из тех, кого он ненавидит. Пожалуйста, пойми меня. Вы ведь не бросили своих майар. А я точно так же не могу бросить своих эльфов.

— Да я понимаю, — тихо ответила Хашнис.

И снова был путь по черным коридорам, вниз, вниз, вниз... уже окончательно окрепла уверенность — они здесь все видят в полной темноте. И орки, и люди... и местные эльфы, наверное, тоже. Что нолдор кажется тьмой, для здешних, наверное, вполне приемлемо.

Лязгнула, закрываясь за ним, железная дверь. Темнота. И силуэты в темноте... эта камера была гораздо больше той, первой, и здесь было много нолдор.

Финрод прислонился к стене.

— Я лорд Финдарато, сын Арафинве, — сказал громко. — Кто здесь есть, называйте свои имена. Хочу знать, кто уцелел.

— Финрод! — воскликнул кто-то обрадованно. — Мы думали, тебя убили... Я Тирнат.

Они принялись называть имена. Нолдор, несколько синдар... феаноринги, арфинги, двое нолфингов... Всего их здесь оказалось — семнадцать, кроме Финрода.

Он прикрыл глаза. Семнадцать. А в прорыв шло впереди много, больше сотни... Отогнал жуткое видение — огненные духи, пропасть... Нет. Нельзя. Не до того сейчас.

— Вот что. Слушайте меня, эльдар.

Он замолк, — трудно это было, подбирать слова, когда им уже ничего не осталось, когда вокруг только тьма...

— Мы проиграли эту войну. Проиграли безнадёжно. И я скажу вам, почему. Вспомните, — Клятва. Огонь факелов на наших клинках, который в Альквалондэ стал цветом крови, а в Лосгаре — отсветом пламени кораблей телери. Мы проиграли не потому, что на тех, по другую сторону, — нет крови. А потому, что согласились на зло — во имя добра. Во имя, как мы полагали, справедливости. Именно это мы пожинаем сейчас.

Он глубоко вздохнул.

— А теперь взгляните вокруг. У нас нет ничего. Мои братья, — ваши лорды, — никогда не вернутся на свободу. Они живы, но мы их больше не увидим, — он содрогнулся при воспоминании, но взял себя в руки. — У нас нет выхода, нет пути на свободу, и некому и нечему нам помочь. Но я говорю вам: не падайте духом. Пусть ваши души в полной мере осознают то, о чём я сказал сейчас. Пусть они очистятся теми страданиями, которые выпали нам на долю. И тогда, — я уверен, — в этом мраке блеснёт для нас луч надежды и выведет нас. Вопреки страху, вопреки смерти, вопреки логике. Держитесь.

— Мы проиграли потому, что ничего не смогли узнать о наших врагах, — сказал кто-то из темноты. — Майтимо был безрассуден, а мы ему поверили, он ведь единственный был в Ангамандо раньше. Кто же знал, что здесь такая мощь. Бессмысленно против балрогов — с мечами, все равно, что рубить мечом огонь. Кстати, лорд Финдарато... а почему на тебе их одежда? Черная?

— Бежать пытался, — хмуро ответил Финрод. — Не вышло.

— Это как? — эльфы сразу встрепенулись. — Видел здесь что-нибудь еще? Ты убил кого-то из вражьих прислужников и взял его одежду, что ли?

— Да нет, — Финрод усмехнулся. — Я тут одной орчанке приглянулся. Совсем девчонка, глупая... Вытащила из камеры, потом... словом, захотела оставить меня себе. В результате и побега не получилось, но я хотя бы судьбу остальных лордов не разделил.

Он невольно передёрнул плечами.

— Не надо об этом, ладно?

— Орчанке? — растерянно спросил кто-то из эльфов. — Разве они могут, ну... помогать? Впрочем, прости, лорд. А тебе не удалось понять, что с нами будет?

— Я ж говорю, девчонка совсем, — неохотно отозвался Финрод. — Маленькая и глупая. Ничего, вырастет... Когда они разбирались с лордами, — ну, "тёмные", — то она встряла, заявила, что хочет оставить меня себе. Майтимо говорит: замечательно, домашняя зверушка для орчанки, соглашайся, Моргот, тебе же нравится... А Гортхауэр пообещал, что он с ней ещё поговорит. И со мной тоже. Может, и насчёт вас...

Он замолчал: вспоминать было тяжело.

— Мы-то ладно, — сказал еще один голос из темноты. — А вот что они с ранеными сделали? Эти, черные... не квенди, но и не орки. Даже спрашивать не стали: кто на ногах не стоял, сразу куда-то отдельно уволокли. У меня брат там был... Мы боимся, что их... ну, ты сам понимаешь. И женщины. Тоже увели.

— Я не знаю, что с ними, — яростно сказал Финрод. — Осанве, как вы успели заметить наверняка, не действует. Остаётся только ждать, когда Гортхауэр соизволит вытащить меня отсюда для беседы.

— Мы тут все сдохнем, — прошептал кто-то подавленно. — Вы же сами видите, куда мы попали... как в легендах про Утумно...

Финрод распрямился и отодвинулся от стены.

— А ну прекратить нытьё! Да, попались, и крепко попались. Но только в таких ситуациях и видно, кто чего стоит! Вы нолдор или как? Где ваша гордость? Или мы можем изображать из себя сильных духом только тогда, когда враги беспомощны, связаны, изранены — причём не нами? Чтоб я больше такого не слышал! Кто хочет побыстрее сдохнуть, — милости прошу, постучите в дверь и позовите балрогов. А я не собираюсь. И сколько бы мне ни пришлось ждать встречи с Гортхауэром, сколько бы ни пришлось гнить здесь, — я дождусь, и посмотрю ему в глаза, как должно достойному врагу.

Долгое молчание. Потом кто-то сказал:

— Это, конечно, правильно. Но...

И снова — тишина, нарушаемая лишь звуками дыхания. Говорить было нечего, но от слов Финрода, увы, страх отнюдь не отпускал. Не столько страх за себя, сколько неведение относительно судьбы остальных...

Потянулись долгие часы. Финрод слышал, как нолдор переговариваются шепотом. Нервы, томительное ожидание... у одного из них, он понял, где-то здесь был брат, у другого — мельдэ, да ее еще и ранило в бою, а после ее увели, и что теперь с ней?.. а если они отдали женщин этим своим, черным?..

По ощущению — прошло не меньше суток, прежде чем в коридоре раздались шаги — похоже, не один там был воин, несколько... и орочий голос в полной темноте приказал:

— Финрод, подойди к двери.

— Ну наконец-то, — громко и раздельно произнёс Финрод.

Подошёл. Остановился.

Кто-то рванул его вперед — в этой кромешной темноте было не разглядеть даже, как и когда они успели бесшумно открыть дверь камеры. Тут же подхватили за локти, толкнули вперед.

— Иди, — приказал тот же голос.

Он зашагал вперёд, не приноравливаясь к ним, быстро, свободно, как когда-то, — словно в другой жизни, — мерял аманские просторы.

Оркам это явно пришлось не по нраву. Кто-то, наверное, неслышно подставил в темноте ему ногу... и несколько голосов захохотали, когда Финрод споткнулся и упал; тут же вздернули, завернули руки за спину, и он почувствовал холод металла на запястьях.

— Ишь разбегался, — сказал орочий голос из темноты. — Скотина.

Скоро стало светлее. Точно, конвоиры оказались орками. Завели в какую-то каморку с решетчатой дверью, где на стене горел факел, и оставили. Велели — жди.

Он со свистом, сквозь зубы, втянул воздух. Твари. Как бы они и вправду не врезали Хашнис покруче, чем просто по шее...

На этот раз ждать пришлось недолго. Горт вошел в каморку, остановился, оглядывая Финрода.

— Давно не виделись, — усмехнулся Финрод. — Так что ты хотел мне сказать?

— Хотел бы я знать, что она нашла в тебе... — словно в сторону проговорил Горт. — Вот что, лорд. Как я понимаю, судьба твоих товарищей тебе небезразлична.

— Совершенно верно, — Финрод открыто улыбнулся. — Не могу не признать очевидное. Кстати, меня тоже интересует вопрос, что именно она во мне нашла.

— Мы готовы отпустить всех ваших спутников. Но, как ты понимаешь, на определенных условиях.

Финрод молчал — ждал продолжения. Сначала выслушаем, потом будем вопросы задавать.

— Каждый из тех, кто хочет покинуть эти стены, должен дать клятву никогда более не поднимать оружия против земель Севера, против Мелькора и тех, кто ему служит. Мне безразличны ваши клятвы о мести и о возвращении Сильмариллов.

Финрод внимательно смотрел на него. Майтимо выбрал не тот путь... Он выбрал путь тупой силы, как Феанаро, он решил — ясное дело, у него были на то основания, — что перед ним существа, которые не умеют думать, а умеют только разрушать, отношения между которыми строятся на рабском подчинении... Он просчитался. Враг гораздо умнее...

— Видишь ли, Гортхауэр. Ты предлагаешь нам нарушить Клятву, дать другую. Допустим, кто-то из нас на это пойдёт. Но однажды предавший своё слово тем самым пробует на вкус — предательство. Почему ты так уверен, что нолдор не нарушат и слово, данное тебе?

— Нарушите — умрете, — ответил Горт. — Выбирайте сами.

— Значит, Моргот и вправду правит при помощи страха, — негромко заметил Финрод. — Что же до смерти... Я так полагаю, наши не согласятся присягать тебе на верность. После того, как мы потеряли от ваших рук своих братьев, друзей, возлюбленных, вряд ли кто-то из нас станет хорошо относиться к Северу. А быть в заточении здесь или в Чертогах, — по сути, большой разницы нет.

— Пока еще вы никого не потеряли, кроме своих лордов, да и те живы. И присягать на верность от вас никто не требует.

— Неужели? — горько усмехнулся Финрод. — Я видел, как уводили наших раненых и наших дев-воительниц.

— И что, ты уверен, что мы скормили их оркам? — Горт провел рукой по лицу, вздохнул. — А ты не подумал о том, что если бы мы оставили их вместе с вами — то сейчас все они были бы уже мертвы?

Финрод вздрогнул: в душе всё перевернулось. Вихрем пронеслось — площадка в горах, открытая всем ветрам, Гортхауэр, его недавние мучители — и короткое "мы не хотим марать об них руки".

— Я должен увидеть их своими глазами, — сдавленно сказал лорд нолдор. — Где сейчас Келегорм? Я не могу решать в одиночку, раз ещё кто-то из наших лордов здесь.

— Недалеко, — ответил Артано. — Что ж, хорошо: тебя отведут к нему. Да, вот еще...

Он протянул руку, щелкнул пальцами — и Финрод почувствовал, что руки его свободны.

— Не любят вас мои орки. И заслуженно, надо сказать. Ладно, пошли.

…Дверь открылась неожиданно. На пороге стоял... Финрод! Причем — в черной одежде, и одежда эта была — невозможно спутать — такой же точно, какую носили здесь все. Нолдо шагнул в комнатку, и дверь закрылась за ним.

— Здравствуй, — негромко сказал Финдарато. Он внезапно понял, что этот разговор будет тяжким, хотя не представлял, насколько.

"…Может, я до сих пор без сознания, и мне все это привиделось в страшном бреду?"

— Финдарато... подойди поближе.

Тот подошёл — серьёзный до предела. Сел рядом.

Келегорм протянул руку и как можно сильнее ущипнул его. Финрод скривился — и вдруг со всего маху залепил ему пощёчину.

— Ты что с ума сходишь! Дитё, честное слово! Тоже мне, лорд нолдор!

Келегорм демонстративно позвенел цепями и мрачно сказал:

— Странные дела тут творятся, смотрю я. Брат мой Финдарато без цепей почему-то и в морготовской одежде, а я в цепях и в отрепье...

— Всё дело в том, что кое-кто сначала бросается кого-то резать, а потом думает, — язвительно сказал Финрод. — А то и вовсе не думает. Значит, так. Сейчас я открою свою память, — и ты сам увидишь, что произошло с твоими братьями. А потом поговорим.

Он прикрыл глаза, — и Келегорм увидел как наяву: скалы. Крутая — чуть ли не вертикально, Эру, я же не взберусь!.. — тропа наверх. Впереди — да, ошибиться нельзя, это он, Гортхауэр...

Площадка. Вот они, в ряд, — братья-феаноринги. Мир вдруг шатается, резко дёргается: тот, чьими глазами смотрел сейчас Келегорм, очутился на земле. Снизу вверх — три чёрных фигуры: Моргот, Тхурингветиль, Гортхауэр.

Тишина, только ветер свистит и играет с крылатым плащом Чёрного Валы.

И — негромкий голос, от которого кровь стынет в жилах.

— Значит, вот что, — негромко сказал Мелькор, глядя на лордов нолдор. — Судьба ваша будет такой. Вам никогда не видать больше ни свободы, ни Эндорэ, ни кого-то из ваших соплеменников. Вы будете жить на севере наших земель, — и за тем, чтобы вы не выбрались оттуда, будут следить хэлгэайни, духи льда. Пересечёте отведённые вам границы — умрёте, и окажетесь в другом месте заточения: у Намо. Впрочем, доберётесь вы до севера не сразу, — он усмехнулся, — и, вполне возможно, не все. Потому что прежде чем отправиться туда, вы расплатитесь за то, что вы делали с теми, кто попал к вам в плен.

Он обернулся к Гортхауэру и Тхури.

— Они ваши.

Горт шагнул вперед, вглядываясь в лица замерших нолдор. Маэдрос, Карантир... Сжался кулак.

Переглянулся с Тхурингветиль — та вообще отвернулась от нолдор, не смотрела на них.

И, неожиданно, развернулся, и проговорил, обращаясь к Мелькору:

— Мы не хотим марать об них руки.

"…Что все это значит?… Нет, конечно, я знал, что треклятая сауронская морда меня обманывала... они и не собирались заключать с нами договор. Хотя сейчас я бы с ними поторговался. Почему бы нет? И даже отказался бы от Сильмариллов, думаю, отец меня бы понял и простил."

— Вот так, — тихо и жёстко сказал Финрод. — Так что из лордов остались только мы двое. Ты — потому что тёмной майа надоело смотреть, как на её глазах бьют Гортхауэра, а я — потому что одна глупая маленькая орчанка захотела, по выражению Майтимо, себе живую игрушку. Впрочем, теперь это всё уже неважно. Здесь полторы сотни эльдар, которые пошли в этот безумный поход по вине лордов, — по нашей с тобой, в частности. И я намерен вытащить их отсюда. Мне предложили условие: дать клятву не поднимать оружие против Севера, и все уйдут живыми.

"Ну почему, почему, почему остались я и этот умник? Опять принимать решения..."

Келегорм сел на кровати и сказал:

— Мне тоже это предлагали. А что касается битья этой сауронской морды, то я очень жалею, что не убил его раньше. Очень.

И он крикнул, глядя почему-то в потолок:

— Эй!!! ты меня слышишь?! Да, я жалею, что не убил тебя, даже если бы мне пришлось умереть страшной смертью!!!

Оторавшись, Келегорм снова посмотрел на кузена. В этой белобрысой семейке все были словно не от мира сего, мечтатели и мыслители. И вот с этим вместе он должен что-то решать...

— Я сказал ему, что только тогда соглашусь поклясться, когда он отпустит живыми всех наших вассалов. И вот потом я поклянусь. Он мне еще Сильмариллы обещал, но я сильно сомневаюсь, что мне их дадут.

Под дверью, с другой стороны, вдруг кто-то прерывисто вздохнул. Слышимость была не слишком хорошей, но все-таки разобрать было можно.

— Слушай, ты... — девичий голос, Финроду уже знакомый. — Феаноринг! Жалко, у меня ключей нету, а то бы я тебе самому по морде дала. Кто ты вообще такой, чтобы выступать?!

— Кто надо, тот и такой, — отозвался Келегорм, позвенев цепями. Финрод дёрнулся.

— Подслушиваем?!

— Ну и подслушиваю, ну и что? — возмутился голос. — Секреты у них! Подумаешь, эльфийские лорды!

— Хочешь мне дать по морде — заходи, милости просим. Я сам себе по морде бы дал, да что-то не получается... О! Брат мой, дай-ка мне по морде, очень тебя прошу!

— Слушай, ты, — девичий голосок из-за двери перешел уже на полу-шепот, полу-шипение. — У нас тут ваших — полторы сотни. Они с ума сходят, не знают, что с ними будет, а ты тут сидишь и веселишься, как будто теленок несмышленый!

Финрод постарался взять себя в руки.

— Ты считашь, это тебе поможет? — весело осведомился он. — Значит, вот что. Во всей твоей истерике, Тьелкормо, есть одна здравая мысль. Мы поклянёмся — после того, как увидим, как наши уходят на свободу.

— Я тебе о чем и говорю. А ты мне дай по морде, не слышишь, что ли, дама возмущается!!! И вообще, не видишь — я не в себе!!! Сделай, что просят, тебе что, так меня жалко?

Финрод секунду подумал — и от души приложил кузена по щеке. Не так, как в первый раз, а в полную силу.

— Идиот! Ты будешь головой думать, или только как Феанаро? Тебе говорят — здесь толпа наших, живые, между прочим, заложники! Твои братья уже отправились на вечное заточение на север, под охрану духов льда! Ты не соображаешь, с кем имеешь дело?! Это МАЙАР, кретин! И сильнейший из Валар! Если они захотят, то не оставят от нас всех мокрого места, на их счету — Война Стихий! А среди нас, спасибо Феанаро, из-за Резни ни майар, ни Валар нет!

Удар вышел хороший, Келегорм не ожидал такого. Зато в голове немного прояснилось, и ярость улеглась. Он потряс головой, придвинулся к Финдарато и прошептал:

— Я же сказал, что поклянусь, но только если заложников отпустят. Зачем ты кричишь? А теперь послушай дальше. Я ничуть не верю Саурону, а уж тем более не верю Морготу. Нас-то с тобой вряд ли отпустят. Поэтому я готов дать какую угодно клятву, лишь бы заложники оказались на свободе и далеко от этого проклятого места. А потом будет видно. Ты меня понимаешь?

— Слава Эру, наконец я слышу разумную речь, — голос Финрода был полон холодной ярости. — Я согласен с тобой. Кроме того, я уверен, что нас сейчас слышат. Так вот. Не думаю, что стоит затягивать с этими клятвами.

— Вот и замечательно. Я не сомневаюсь, что нас слышат. Здесь все все знают, кроме нас.

Келегорм громко сказал в потолок:

— Эй, Саурон, я готов поклясться хоть сейчас, если ты всех отпустишь на тех условиях, о которых я тебе раньше сказал. А за сильмариллы я хочу купить свою свободу и свободу кузена Финдарато. Если вас устроит такая цена.

Финрод не удержался — согнулся от беззвучного хохота.

— Тьелкормо, я знал, что ты сын Феанаро, но чтоб настолько! Что значит — за сильмариллы? Ты хочешь предложить им то, что у них и так есть? Осчастливить отказом от Клятвы? Да тем, что ты дашь слово не поднимать оружие против Севера, ты уже сводишь Клятву на нет.

Келегорм лег на жалкую постель, сложил руки на груди и сказал:

— Ну конечно. Тебе-то наверняка Саурон сильмариллы в награду не предлагал. А мне предлагал.

Где-то вдалеке Артано, похоже, действительно слышал все эти речи, и засмеялся. Голос его прозвучал рядом:

— Итак, Келегорм. Ты клянешься, что никогда более не поднимешь оружия против Твердыни Севера и против Мелькора сам, и не поведешь против нас свой народ. То же самое, Финдарато, относится и к тебе. Клянитесь — и ваши эльдар уже сегодня покинут эти стены.

— Эй, Саурон, а что там насчет Сильмариллов обещанных?

— То же самое, Тьелкормо. Твоя клятва – сильмарилл. Когда все нолдор уйдут с наших земель — остальные два.

— А если я хочу по-другому?

В голосе Артано впервые прозвучала явная жалость.

— Хотеть ты можешь все, что угодно. Здесь от твоих желаний ничего не зависит.

— Ну давай, клянись, — Финрод окинул кузена взглядом. — Первый Дом всегда первый.

— Э, нет! Саурон, при таком раскладе Сильмариллы мне ни к чему, душу они мне не согреют, так и быть, я их лично тебе уступлю, если ты нас с Финдарато отпустишь….

— Поторгуйся! — Финрод сгрёб Келегорма за грудки. – Тебе камешки, а там народ впотьмах сидит, смерти ждёт! Тебе на них наплевать?

— Мне надоело это, — проговорил Артано куда-то в сторону, обращаясь явно не к Келегорму. — Дело закончится тем, что я просто перебью их всех.

— Подожди, — донёсся голос Мелькора. — Занятно же.

— Финрод, отцепись от меня! Я за твою свободу, между прочим, тоже торгуюсь, а камешки, как ты слышал, мне не нужны. Ладно, сауронская... э-э... Словом, Саурон. Поклянусь, только если ты меня обманешь, я тебя прокляну. Что там вам надо для клятвы?

Финрод молча ждал. Пощёчины он давать не умел, — практики не было, — и теперь сильно болела ладонь. А ещё — вспомнилась Хашнис. И ему было совершенно очевидно, что никакая свобода его не ждёт.

Незримая рука медленно сдавила Келегорму горло. Сильно, так, что не вздохнуть, так, что захрустели позвонки.

— Хватит. Ты наговорил достаточно.

В глазах потемнело, заметались красные круги, но удушье все не отступало. И лишь в последний миг, когда, казалось, душа уже расстанется с телом, незримая рука отпустила Келегорма. Отдышавшись и едва придя в себя, тот хрипло выговорил:

— Все понятно... Клясться расхотелось. Освободите моих вассалов, а меня убейте, Финдарато же пусть сам решает, что ему приятнее. Впрочем, ладно, я поклянусь... Что ты там говорил, С...Саурон? Давай сюда свою клятву…

— Ты упустил свой шанс, — равнодушно сообщил Артано. — Безмозглый баран не может быть лордом. Ты показал, что твои решения не стоят ничего, а значит — мне не нужны твои клятвы.

Финрод встал, отошёл к двери. Отвернулся. Кузен его раздражал до предела, и он даже поймал себя на мысли, что вполне согласен с Гортхауэром.

— Эй, я же сказал, что хочу клясться!!! Ты сам виноват, не нужно было меня душить…

Келегорм лег и закрыл глаза. Ему хотелось умереть, он чувствовал, что смерть уже рядом. Перед ним развернулась сияющая звездами бездна, и где-то впереди были врата в Чертогах Мандоса... Смерть — прибежище того, кому уже нечего терять. Намо давно меня ждет — так зачем заставлять его ждать?

— Финдарато, ты ведь поговорил с ним? — спросил голос Артано. — Мне кажется, вам больше нечего обсуждать. Из лордов остался ты один.

— Мне тоже так кажется, — глухо отозвался Финрод, глядя в стену, и вдруг вздрогнул, почуяв неладное. Развернулся, — и незримая рука ухватила Келегорма. Удержать. Силой.

- Это трусость, — выговорил Финрод сквозь зубы.

Бездна затягивала, и Келегорм рвался туда всеми силами. Там нет цепей, боли и мучения. Даже если его заточат в Мандосе навеки, как отца — что же, не страшно. Он уже устал бояться.

— Если он хочет сбежать в смерть — я не стану его задерживать, — прозвучал голос Артано. — Пусть убирается.

Келегорм рванулся сильнее. Не удержишь, белобрысый. Не хочу я больше жить. Зачем? Подвергаться издевательствам со стороны этих тварей? Ты всегда считал себя самым умным и справедливым, так теперь оставайся сам и принимай все решения один.

Хватка стала слабеть — жажда смерти была слишком сильна.

Финрод отшатнулся. Вот, значит, как. Что ж, беги. От ответственности, от своего народа. Он резко стукнул кулаком в дверь.

— Выпустите меня отсюда. С этим трусливым мальчишкой я больше ни на минуту не останусь.

Приоткрылась дверь, кто-то дернул Финрода из комнаты — и дверь сразу же закрылась, оставив Келегорма наедине с собой.

Артано — он стоял в коридоре, — смотрел куда-то мимо Финдарато, и на лице его было выражение брезгливой жалости.

— Пойдем, — проговорил Артано, и первым пошел по коридору — прочь.

Финрод пошёл за ним, — не заметил, что кулаки сжались. Лорды, клятвы, сильмариллы... Играет. Когда издевался над этим майа, который сейчас шагает впереди, — тоже не воспринимал всерьёз. А я, значит, всегда считал себя самым умным. Вот скотина...

Когда камера опустела, что-то вдруг случилось с Келегормом.

Его охватило холодное пламя, и это пламя не позволяло двигаться дальше по пути к смерти. Он пытался сопротивляться, но вскоре с ужасом и удивлением почувствовал, что никто ему не мешает!

Мешал он сам.

Он сам не давал себе позорно сбежать.

Он остановился и повис в звездной бездне между смертью и жизнью.

"Какой же я дурак. Как ни горько сознавать, но даже этот отвратительный морготов лгун был прав. Я безмозглый баран.

Финдарато, братец любезный, тоже прав. Я очень хочу умереть, но умереть сейчас значит струсить."

Келегорм не выдержал и закричал.

Он не знал, кричит ли на самом деле — там, в этой камере, где лежало его тело. Здесь, в звездной бездне, крик разнесся далеко, и звезды ответили на него жалобным звоном.

"О Эру, как же я себя ненавижу!!!

Лучше бы меня сразу убили. По крайней мере, никто не назвал бы меня трусом.

Что со мной случилось? Почему я... так вел себя? Жажда справедливости и желание заключить честный договор — это хорошее дело, и следование собственным убеждениям — тоже. Но только не тогда, когда речь идет о жизни и смерти тех, кто присягнул тебе, и не тогда, когда их судьба в руках этих отвратительных лжецов, Саурона и Моргота.

Да что мне стоило поклясться и плюнуть на эти сильмариллы? Тогда мои подданные были бы свободны, может быть, был бы свободен и я сам, а на свободе я мог бы попытаться спасти братьев.

А-а-а-а-а-а!!!"

Звезды осыпались вокруг него, ледяной вихрь закрутил и понес куда-то вниз, засасывая, словно водоворот.

Келегорм очнулся в собственном теле — оно болело как никогда. Очнулся от боли и от того, что кричал. Так кричал, что сорвал голос... И скоро ослаб от надрывного крика — он был недолгим, этот вопль его совести, но он надорвал нолдо больше, чем битва и плен.

Келегорм сел на кровати, оперся спиной о холодную стену и подобрал под себя ноги. Свернулся, положив голову на колени и накрыв ее руками. Холодная тяжелая цепь звякнула и больно защемила прядь волос.

Никто никогда раньше не видел его слез. А теперь ему было все равно, кто их увидит.

"Все наше дело было обречено на провал с самого начала. Месть вела нас, но не только она. Сильмариллы.

Конечно, жаль было отдавать эти прекрасные камни... Но даже если бы отец и захотел, он бы не смог их отдать, потому что Моргот их похитил и пролил кровь короля нолдор. Но тогда бы мы остались чисты перед валар, и они сами отомстили бы за нас. Нет, тогда я первый закричал о мести, в один голос с Нолофинве и отцом...

Что теперь думать об этом?

Надо было переломить себя и поклясться этому отродью тьмы, а сдерживать клятву или нет — это было бы видно потом, это зависело бы от того, сдержал бы он сам свое слово или нет…"

Жить не хотелось так же, как и раньше. Но умирать так, как Келегорм собирался только что — было еще хуже.

В небольшой комнатке неподалеку Артано остановился. Сел у деревянного ободранного стола, вынул откуда-то из воздуха кубок с вином, сделал несколько глотков.

— Чего угодно ожидал, но не такого, — проговорил он. — Вот он, ваш обычай власти, передающейся по праву крови: безмозглый мальчишка держит в руках судьбы полутора сотен, и все эти эльдар, что интересно, верят ему, надеются на него. Лорд... Мерзость.

Финрод несколько мгновений смотрел на него.

— Дай и мне вина.

— Держи, — из воздуха возник кубок, и Артано спросил, Финрод понял — он спрашивает просто машинально, не обращая внимания, что говорит с врагом: — Ты какое любишь? У нас всякие есть.

— Да мне сейчас всё равно, — Финрод отчаянно потёр лоб, пытаясь хоть как-то собрать мысли. — Эру, какая скотина. Я, значит, считаю себя самым умным, а он решения принимать не будет!

— Пей, — он пододвинул кубок. Вино в нем оказалось красным, густым и сладковатым. — Ваши клятвы, Финдарато, имеют смысл только в том случае, если вы можете оказать влияние на ваши народы. Если же этого нет... — он покачал головой. — Клятвы становятся пустыми словами.

Финрод приложился к кубку. Напиться бы, до потери сознания, чтоб хоть куда-то ушла эта мерзость, это унизительное состояние бессильного бешенства...

— Да, — проговорил Артано, — не поверишь, но я себя чувствую примерно так же. Никогда такого не испытывал. Словно взбираешься на стеклянную гору. Ноги соскальзывают, никакой опоры, и ты летишь вниз, вниз, вниз... — он усмехнулся. — Как вы тогда.

— Было, — глухо признался Финрод. — И когда они бросили нас, сожгли корабли... Они не изменились.

Он посмотрел — кубок уже был пуст.

— Ещё.

Кубок наполнился снова.

— Не стоит слишком много, Финдарато. Пусть хотя бы у тебя останется ясная голова.

Финрод одним глотком осушил бокал. То ли вино было крепче привычных, аманских, то ли он просто был на взводе, но в голове как будто слетел какой-то тормоз.

— Щенок. Гадина. Я видел, как он псов натаскивал — охотиться. Убивать. Видел, как он резал телери в Альквалондэ. Когда они сожгли корабли — я почти и не удивился! А потом — ах, простите, ах, Фингон, ах, герой, да мы то, да мы сё, мы не могли его спасти, да вы герои, прошли Хэлкараксэ! Да, мы герои, и я сам пытался лечить Майтимо, и, Эру свидетель, — я не лгу, я сам хотел повесить тебя на скале! Налей.

— Ладно, пей. Может, и ничего... — произнес Артано глухо. — Это была моя идея — с Майтимо. Не Мелькор, я велел сделать это с ним.

Финрод вздрогнул, — несколько секунд молчал, ошеломлённо моргая. Ожидал чего угодно, только не этого признания.

Наконец спросил в упор.

— Почему?

— "Да, мир с Ангбандом настанет — когда ты сгинешь, и последние из твоих приспешников будут подыхать, прикованные к скале..." Он знал, чем ударить. Я сказал тогда: хватит говорить с ним. Он выбрал сам.

Финрод почти услышал голос Майтимо, — яростный, звенящий, хлесткий. Когда кузен хотел нанести удар, это всегда было страшно. Значит, вот как. Значит, — за Мелькора. Не стерпел оскорблений.

— А он... Мелькор... он не возражал. Так?

— Нет. Не возражал.

Финрод очень глубоко вздохнул. Выпил ещё. После нынешнего разговора с Келегормом он легко мог себе всё это представить.

— Ясно.

— Он стоял, — продолжал Артано. Взгляд его смотрел куда-то в пустоту. — Всего лишь стоял, прикованный за руку. На пятый день он начал кричать... потом замолчал. Потом Мелькор сделал так, что он потерял сознание... А можешь ли ты представить себе, Финдарато, что это такое — висеть на скале, распятым, бесконечно долгие дни... впрочем, там же не было дней — Древа... и орлы рвут тебя — так, чтобы ты не умер сразу, чтобы прочувствовал, чтобы хоть так, хоть из страха боли и смерти — принял Забвение?.. Майтимо знал, чем ударить. Для них это было бы — забавой. Их и вовсе тогда не было на свете. Зато были другие. Стояли — и смотрели. Черные кресты, красные потеки на белом, алмазный блеск — красиво!.. Нет, я не жалею.

Финрод почувствовал, что у него голова идёт кругом, — то ли от вина, то ли от жуткой картины, которую увидел — почти зримо, как только что прозвенел ему голос Майтимо. Усилием воли отогнал видение.

— Нет. Не могу. Не могу представить.

— У вас ведь тоже есть — осанве. И если тот, кто тебе дорог, близок — вот так... ты чувствуешь все, словно сам, хоть бы будешь за тысячу миль. Я видел.

Артано перевел дыхание.

— Я видел, — повторил он. — Три тысячи лет я мечтал отомстить тем, кто это сделал. Кто уничтожил все, чем мы жили. Кто убивал безоружных, не знающих о войне — сметая их, словно грязь. Как будто сжигая палые листья. Три тысячи лет я возводил Твердыню, чтобы принести ее в дар, когда Мелькор вернется, чтобы наконец-то он стал подлинным Властелином Эндоре, чтобы никто не посмел поднять на нас руку. Я знал, что рано или поздно придут те, кто виновен — и тогда я отомщу им за все. Только этим и жил. И вот... Вот. И все — то же самое. Те хотя бы не издевались из удовольствия: просто убивали — Искажение. Эти же — с наслаждением, не гнушаясь ничем — ни тем, что перед ними женщина, ни тем, что она ранена... А остальные смотрели — и молчали. И хоть один сказал бы слово. Хоть один бы возразил. И теперь — я должен быть к ним милосерден? Они сами пришли за своей смертью.

Финрод молчал: возразить было нечего. Он слишком хорошо понимал, что значит — хотеть отомстить. Всплыло в памяти, — Хашнис: "он хотел вас в пепел пожечь, Мелькор насилу его отговорил..." А, что толку. Даже если он каким-то чудом и доберётся до Мелькора, тот не станет останавливать Артано. Потому что — за своих.

— Что ж, — Финрод повертел в руках кубок и протянул его Гортхауэру. — Забери... Я понимаю. Только зачем тогда ты требовал всё это — клятву не поднимать оружия, предлагал свободу... Если всё давно уже решил... Делай. И начни с меня. Тогда их больше некому будет защищать.

— Да не хочу я их убивать, бездна вас всех раздери! — выкрикнул вдруг Артано в полный голос, швырнул свой кубок в стену — плеснуло вино, по серой стене потекли красные потеки. — Можешь ты это понять или нет? Безмозглые идиоты!..

Он ударил кулаком в стену — изо всей силы, так, что брызнула кровь из разбитых пальцев.

Финрод вздрогнул и разом протрезвел. Кровь на этих руках он уже видел.

А затем властно и крепко взял тёмного майа за плечи. Легонько встряхнул.

— Тихо. Ну что ты, в самом деле. Вот уж точно, казнить нельзя помиловать... Этих, которые её мучили... ты уже не увидишь. Ну дай хоть мне по морде, может, легче станет.

— Я уже дал по морде, — Артано отвернулся. — Стене. Хватит. Но ты, я вижу, не до конца понимаешь. Там, на равнине — стоят ваши лагеря. Их много, эльдар. Их тысячи. Нолдор, синдар... Они до сих пор не знают, что с вами произошло, но полагают, что все вы погибли. Они по-прежнему одержимы ненавистью, и даже если я отпущу всех ваших — ненависти это не умерит. А чуть дальше — на восток, на север — живут люди и орки. Все они — служат Твердыне. Все они — ваши враги. Все они видят вас — и отнюдь не пылают к вам дружелюбием, зная, как вы относитесь к нашим народам. Одной искры, одного выхваченного меча — достаточно, чтобы начались столкновения. А мы знаем: для большинства из вас достаточно увидеть орка, или похожее на него существо — чтобы пустить в него стрелу, или зарубить мечом вражью тварь. И если вы, пришедшие из-за моря, не будете связаны клятвой не поднимать оружия — знаешь ли ты, что будет?

— Вечная война, до последней капли крови, — Финрод отпустил Артано и снова сел. — Но ты ведь знаешь, отчего эти искры, отчего выхватываются мечи. Страх. Перед вами. Мы — лично я — мы можем дать эту клятву, но если этот страх не исчезнет, она будет нарушаться, и никто ничего не сможет сделать. Сейчас уже не осталось тех, кому были бы нужны Сильмариллы, — мне они всегда были безразличны... Но мне небезразличен мой народ. Ты — можешь ли ты дать клятву перед нами в том, что не поднимаешь на нас оружия? Или... — он понял, что запутался. — Честное слово, я уже не понимаю, кто у вас тут главный, и причём тут вообще Мелькор, и...

— Мелькор при том, что здесь его дом, и я люблю его, — ответил Артано, наверное, так просто, как только можно было. — Но он пока мало знает эти земли. А я, Финдарато, могу поклясться в том, что не нападу первым на нолдор, и не стану причинять вреда вашему народу — иначе, как если только защищаясь. Только вот — поверят ли этой клятве? Я ведь — первый ученик Отца Лжи, как известно. А Мелькор — так и вовсе...

Финрод задумчиво почесал нос.

— А что лучше: если поверят, но их обманут, или что не поверят, а потом убедятся, что договорённость выполняется?

— Видишь ли, Финдарато... Я не имею возможности отвечать за все, что происходит на наших землях, и тем более — в Белерианде. Я не могу приказать охотникам иртха — не поднимайте оружия, когда в вас будут стрелять: а ведь будут, несмотря на все мои — или ваши — клятвы. Пусть поклянутся все, кто здесь сейчас — это капля в море, ибо тех, кто не клялся — неизмеримо больше. Они пойдут по нашим землям и, завидев иртха, или людей, одетых в черное — все равно вытянут меч из ножен; и им ответят тем же. Неужели ты этого не понимаешь, Финрод? Дело могло бы решить только твердое слово всех ваших лордов: мы уходим отсюда, все, сейчас же, и мы не воюем с Севером.

— Было уже такое, — напомнил Финрод. — Вы пытались договариваться с феанорингами, мы тогда ещё не дошли до Эндорэ. Всех лордов, говоришь... но как ты себе это представляешь? Ты предлагал это, держа клинок у горла Маэдроса. Хочешь теперь — у горла тех наших, что здесь остались, и чтобы я с этим пошёл туда, к остальным? Нет, Гортхауэр. Страх рождает страх, насилие — желание противостоять ему. Ты сам это знаешь. Нет, тут должно быть какое-то другое решение.

— Ты его видишь? Я — нет. Я могу прийти к вам один. Но вспомни: так уже было совсем недавно. Кто из вас хотел воспользоваться моментом и попытаться договориться? Ни одного. Враг слаб — его нужно смести!

— Я тоже не вижу, — признался Финрод. — Кроме одного. Договорённость — и выполнение её. Мы не доверяем вам, вы — нам.

— Клятва, не клятва...- проговорил Артано, глядя в пространство. — Хотя бы просто обещай, что не станешь поддерживать тех, кто будет призывать вести войну.

Финрод очень глубоко вздохнул.

— Обещаю.

— Я отпущу ваших. И вскоре приду к вам сам. В тот раз была Ариен... мы с самого начала были на грани ухода из тела. Сейчас ее свет не более опасен для меня, чем огонь балрогов... да, по сути, это всего лишь два воплощения одной и той же стихии. Два солнца теперь на небе, две луны... Да. Келегорм отправится к своим братьям. На Север.

— Так он не сбежал? — ахнул Финрод. — Вот сволочь... Всё-таки струсил.

— Нет, он жив, — Артано посмотрел куда-то в сторону, словно через стену. — Не так-то это просто — умереть по своему желанию.

Финрод нахмурился: вспомнил то, как трое в чёрном выносили приговор там, высоко в горах.

— Ясно. Послушай. Когда я уходил... В общем, времени-то уже много прошло. Я полагаю, наши думают, что меня уже убили.

— Вернешься — поймут, что ошиблись. Я не вижу смысла держать их здесь, но... среди ваших раненых есть те, кто сейчас не сможет уйти. Думаю, тебе стоило бы пойти к ним в первую очередь. И убедить, что их лечат не ради того, чтобы превратить в орков... или что вы там думаете о нас.

— Попробую, — вздохнул Финрод. — Но вот насчёт того, что не превратят в орков — это сложно. Я и сам думал, что приду в себя — а уже больше не эльф.

— И все же — попробуй. Нашим они не верят — тем более, а очень трудно пытаться спасти того, кто стремится спрятаться в смерти — полагая, что это не самое худшее.

Финрод встал.

— Если ты мне ничего больше не хочешь сказать, я пойду к ним, — он даже не спрашивал, просто сообщал. — И знаешь что... Помнишь, я сказал, что хотел повесить тебя на скале — за Майтимо? Так вот. Я видел, что с тобой было... в моих глазах ты за это расплатился.

— Мне не было больно, — Артано не смотрел на него. — Почти. Свою боль майа легко может унять... в отличие от чужой. Иди.

Финрод потянул дверь — она была не заперта. Машинально удивился: всё-таки ожидал другого. Вышел в коридор. Сообразил, что совсем не знает, куда идти, что заплутается в этих лабиринтах на раз...

...Эльдар сбились толпой, — после подземной темноты поначалу никак не могли снова привыкнуть к свету, хотя вроде и не так много времени прошло. Сейчас Финрод вспоминал, как принёс им весть о том, что они скоро будут свободны, — они не поверили. Убеждать он их не стал, просто сел у стены и сказал: доживём — увидим. И замолк. Теперь вот все озирались вокруг, смотрели — на страшенной высоты горы, на стены Твердыни, на орков-охранников. Ждали.

А Финрод поймал себя на том, что тоже ждёт. Ждёт, что откуда-то из лабиринтов выскочит Хашнис, подбежит, скажет что-то смешное на прощанье. И он хотел этого. Понимал: если бы не она, никто бы с ним тут разбираться не стал, а сидел бы он сейчас там же, где и остальные лорды нолдор, — на севере Эндорэ, под охраной духов льда.

Орчанка стояла в сторонке, никак не решаясь подойти. Финрод ее заметил не сразу. Почему-то, похоже, на девушку сейчас нашла робость, и она, обычно бойкая, просто стояла, молчала и смотрела.

Финрод протиснулся сквозь толпу. Подумал: а, была не была, ну, не пустят, значит, такова судьба...

Подошёл к охране, выбрал орка, что был на вид — не то чтобы посимпатичней, но хотя бы менее отталкивающий.

— Слушай. Видишь, вон там девушка стоит из вашего народа? Я хочу ей два слова сказать. На прощанье.

Орк молча кивнул, посторонился, пропуская. Хашнис тоже это заметила, и наконец решилась. Подбежала. Но все почему-то опускала глаза.

Финрод обернулся: вроде пока ещё никто эльфов выпускать не собирался. Команду ждали, что ли... не поймёшь. Отошёл на несколько шагов вместе с ней.

— Хашнис... спасибо, что пришла. И... я хотел поблагодарить тебя. Если бы не ты, я сейчас был бы вместе с феанорингами на севере.

— Ты теперь уйдешь... — проговорила она, глядя в сторону. — Навсегда, наверное. Забудешь, и все.

Финрод понял, что у него земля уходит из-под ног. Нечто подобное он уже слышал. В Амане. От Амариэ. Но там-то понятно, а это как понимать?! Он же эльф, она — орк. Не может быть. Не к месту вспомнилось, как сам же говорил ей: орки — это бывшие эльфы...

— Послушай, я как я могу забыть? Ты же мне, почитай, жизнь спасла. Даже если бы эльдар и умели забывать, — не смог бы.

— И ты никогда не захочешь к нам вернуться, — продолжала она, — а я туда, к вам, тоже не могу... Слушай, возьми вот, что ли.

Она протянула ему небольшой кулон на цепочке — звезда. Только черная. Искрящаяся какими-то мелкими камнями, которым Финрод не знал названия.

— Тут особые чары, — пояснила она, — чтобы мысленно говорить. Если меня позовешь, то я услышу. Только вашим не показывай, а то скажут — черное колдовство.

Он медленно протянул руку. Красиво, завораживающе красиво, — чёрное колдовство, так и есть... И уже знал, что — возьмёт, и что будет беречь. Случайно коснулся её пальцев, на миг напрягся — и заставил себя успокоиться. Да, орки. Да, искажённые существа. Говорили, будто у них даже и души-то нет, но у этой точно есть...

— Спасибо. Я обязательно позову.

Она вздохнула. Посмотрела на него — при свете дня Финрод увидел: а девушка-то отнюдь не уродлива, если присмотреться — просто очень уж непривычная, необычная для эльфийского глаза внешность. И глаза у нее глубоко-зеленого цвета, большие, с черными пушистыми ресницами...

Взглянула, и снова отвернулась. Сказала:

— Ладно, иди к своим... Сейчас вас уже отпустят.

Он растерялся. Понимал, что минуты безвозвратно улетают, что нужно, обязательно, позарез нужно найти какие-то слова... и что слов этих нету. Он бережно спрятал чёрную звезду на груди, оглянулся: вроде бы никто из своих не видел.

— Счастливо тебе, Хашнис.

И быстро зашагал обратно.

Почти сразу же, когда он вернулся, в кольце охраны произошло какое-то движение — орки расступились, открывая им проход вперед. И один из них сказал громко:

— Идите. Все. Вас отпускают. Дорога одна, не заблудитесь, — орк усмехнулся. — Ну давайте, давайте, чего встали?

Финрод пошёл первым, — знал, что за ним потянутся, что сейчас только на него — на своего лорда — смотрят растерянные, испуганные эльдар.

Дорога шла вниз. Вернее, не дорога даже — просто другого пути здесь действительно не было. Миля, другая, третья... Нет, если они и ожидали подвоха — никакого подвоха не было.

Не так уж далеко оказалось до выхода на равнину. Очередной проход между скалами... И Финрод увидел раскинувшийся до самого горизонта Ард-Гален.

И вдали — шатры, стоящие на равнине.

Свобода! ему не верилось, хотя в последние часы и вправду всё к тому вело. Он сам не понимал, как это всё произошло, насколько он сам сделал это возможным, — он склонен был считать, что здесь какая-то рука судьбы, или воля Эру, или что угодно ещё... Выйти из Ангбанда. Целыми и невредимыми. Он не заметил, что улыбается во всю ширь, — сквозь слёзы. Вопреки всему — вышли. Живыми. Так оно и получилось...

До лагерей, впрочем, было еще идти и идти. Но у всех, похоже, ощущения были примерно такими же. Кто-то прошептал: не может быть... Кто-то оглянулся на черные горы, нависавшие позади, не выдержал — и бросился бежать вперед, к своим, к лагерям. За ним бросились и другие.

А Финрод понял, что бежать просто нет никаких сил. Не потому, что устал: просто напряжение оказалось слишком велико. Слишком выматывающим и неожиданным оказался разговор с тёмным майа.

Так доплёлся до лагеря в хвосте бывшего передового отряда.

— Финдарато! — кто-то схватил его за руку. — Эру, ты живой... да что с тобой?! Ты как будто спишь на ходу… очнись!

Артаресто. Глаза горят радостью и тревогой, встрепанный...

— Ох! — Финрод обнаружил, что прямо перед ним уже шатры нолдор. — Да не сплю я, какое там! Просто столько всего свалилось...

— Эру, Финдарато, мы ведь уже вас похоронили, мы думали, вы никогда не вернетесь... как вам это удалось? как вам удалось сбежать, да еще всем?

— Сбежать, — Финрод усмехнулся. — Как же, сбежишь тут. И — не всем. Феанорингов — тех, кто издевался над тёмными майар — Моргот отправил на север. Навсегда. А мы... Они отпустили нас. Я говорил с Гортхауэром. Сам. Долго.

Он замолчал.

Артаресто замер, ошарашенный. Опустился на траву.

— Как это... Погоди. Все равно ничего не понимаю... Ты расскажи, что с вами было? Мы думали, вас вообще убили... И — как это, на север? куда? зачем?

— На вечное поселение, — устало разъяснил Финрод. — Тебя не было в передовом отряде... Они послали балрогов, захватили всех в плен и освободили своих. Майтимо самонадеянно полагал, что заложники — это то, что надо для прорыва... Как же.

— Но почему вас отпустили? Какой им в этом смысл?

Финрод тоже опустился на землю, лёг и закрыл глаза.

— Знаешь, мне всегда говорили, что я умею разговаривать с эльдар. Но поверь мне, брат, более тяжёлой беседы у меня никогда не было, чем с этим тёмным майа. Убить. Отпустить. Война Стихий. Ненависть к Валар. Мелькор, которого он любит до безумия. "Дайте клятву, что не поднимете на нас оружия". "Вы её не сдержите". В конце концов я не выдержал и сказал: ну раз ты решил всех нас убить, начни с меня. Кажется, этим я его вообще довёл до срыва... В общем, от нас хотят, чтобы мы ушли подальше и не маячили перед Твердыней.

— Знаешь, я думаю, ты все это должен будешь рассказать на совете, — проговорил Артаресто. — Это ведь все захотят знать. И, думаю, захотят еще услышать рассказы других... кто вернулся.

— Он ещё к нам придёт, — не слушая, продолжал Финрод. — Один. После того, что на его глазах феаноринги творили с его подругой, он на жутком взводе. Келегорм начал было какую-то чушь нести... по правде сказать, мне самому хотелось стукнуть его чем-то тяжёлым по затылку... так Гортхауэр его и вовсе придушил. Не до конца. Дал возможность оклематься. Так что давайте хоть мы будем держать себя в руках.

— Я-то буду, — ответил Артаресто. — Но... Не знаю. Да, тут уже всем ясно, что штурмом мы Ангбанд не возьмем. Но как же клятва? И потом, феаноринги... какие ни были бы они, но все же они наши сородичи. Неужели мы их так и бросим?

— Тебе нужны эти Камни? — поинтересовался Финрод. — Мне — нет. И класть ради них свою жизнь и жизни моих вассалов я не намерен. По праву наследования они принадлежат сыновьям Феанаро, вот пусть они их и добывают. Что же до них самих, — я не представляю, что тут делать. Я, честно говоря, вообще не понял, кто у них там главный, потому что судьбу феанорингов решал Мелькор, со мной насчёт наших и войны в целом разговаривал Гортхауэр, а почему так — неизвестно. И вообще, давайте будем поумнее, не будем поднимать крик про Врага Мира, про Клятву и так далее, а будем говорить с ним нормально. Потому что если этот ненормальный сорвётся, его, в отличие от Келегорма, пощёчиной в чувство не приведёшь.

— Да... Наверное. Слушай, а как же он... ну, я хочу сказать — они его так отделали, феаноринги, что был бы это эльда — это все... безнадежно.

Финрод помрачнел.

— Да... старались. Но они пришли в себя. Восстановились. Полностью. Чары, конечно, — к тому же, там Мелькор.

— Слушай, а... — Артаресто запнулся. — Ну, сам знаешь, что говорят: орки, пытки, темницы...

— Пыток не видел, — честно признался Финрод. — Способы лечения у них, правда... жутковатые. Но действенные. Орков там — море. Грамотные, сволочи. И... — он замялся, вспомнив Хашнис. — А насчёт темниц — истинная правда. Сидели в таких местах, где даже для эльдар темно.

— Орки — грамотные?! — поразился Артаресто. — Да это ж звери! Животные! Вспомни, мы же их видели!

— Видели. Только здесь, в Эндорэ, оказывается, этих оркских народов — тьма-тьмущая. Те, что в Ангамандо, умнее несравнимо. Эх, Артаресто, ничего-то мы не знаем, а туда же, полезли воевать...

— И Нолофинве не вернулся, — задумчиво сказал Артаресто. — Из всех лордов они отпустили только тебя. Почему так?.. Он ведь тоже не мучил этих... Майар.

— Спросишь у него сам, ладно? — попросил Финрод. — Только спокойно, без крика. Честное слово, мне уже кажется, я только тогда успокоюсь, когда окажусь от Твердыни подальше... на тысячу миль. Устал я, брат...

— Что же он, один придет? — спохватился вдруг Артаресто. — Без сопровождения, без свиты? И не боится, после того, что с ним было?

— Сказал — один. А бояться ему, похоже, нечего. Тогда их Ариен в небе сбила, феаноринги пришли на готовенькое... точнее, на готовеньких.

— Все равно доверия им не будет. Странно все же, что они вас отпустили.

...Финрод не сразу понял, что его проводили в один из шатров, — обнаружил только мягкую приятную полутьму, ложе, ещё кто-то его накрыл лёгким одеялом, — вроде брат... Растянулся, улыбаясь: до чего хорошо вернуться...

Когда проснулся — была ночь. Глубоко вздохнул, откинул полог. Звёзды!..

Даже дышалось легко, свободно. Невольно приложил руку к груди — и вздрогнул: что-то жёсткое. Это ещё что такое?!

Поспешно нашарил, вытянул из-под рубашки — и застыл: кулон, подаренный Хашнис на прощанье. Сразу стало до жути неловко. Позвать? Или не стоит, — чёрное колдовство...

Наконец вздохнул.

"Хашнис?"

Она откликнулась сразу, как будто ожидала.

"Я здесь! Финдарато! Вы добрались?.. все хорошо?.."

"Да, да... Брат меня встретил."

Он помолчал.

"Они думали, мы все погибли."

"Неудивительно... они же про нас ничего не знают. Боятся..."

"Именно. Боятся и не верят. Согласись, есть из-за чего."

"Так и нам ваших есть из-за чего бояться, — эта мысль у Хашнис вырвалась явно непроизвольно. — Сразу как пришли, так сразу и начали на наших нападать, стольких убили, а ты удивляешься, отчего наши вас невзлюбили..."

Финрод не нашёлся с ответом. И зачем он, собственно, позвал её? Опять счёт предъявлять? Чтобы напороться на такой же?

"Знаешь, если я тебе начну рассказывать, что из-за чего, и кто первый начал, эдак мы до Музыки Айнур доберёмся".

"Это да, но мы-то тут причем?.. И вообще, глупо это... Если бы вы просто так пришли! было бы всем только хорошо. Вот про тебя говорят, что ты мастер умелый, это правда?"

"Кто говорит?" — удивился Финрод.

"Ну, мне это Горт рассказывал, а ему Мелькор..."

Финрод пожал плечами.

"Вот не ожидал, что он меня запомнит. Он там в основном с Феанаро общался. Майтимо, когда вернулся из Ангамандо, сказал: Мелькор утверждал, что Феанаро сделал Сильмариллы по его слову и совету, но это, конечно, враньё..."

"По-моему, вот это как раз не вранье. У нас такие штуки давным-давно делать умеют. Да ты же сам видел у нас светильники! А Сильмариллы я видела, то же самое, только свет другой, ну, и работа, конечно, хорошая, да... только глаза режет. И притрагиваться нельзя, говорят, руки сожжет... зачем такой камень, от которого глаза болят и руки жжет? что в нем хорошего? Мелькор их как убрал с самого начала, так один только раз и доставал — перед Майтимо, с короной этой чудной..."

"Руки они не всем жгут. Только тем, кто крадёт. Такие вот камни..."

"Ой, да ладно. Не бывает такого. Там, наверное, просто... — тут в мыслях у орчанки пролетел целый ряд непонятных и незнакомых слов, которые Финрод отдаленно понял как что-то вроде "опасное вещество очень большой плотности, зажатое в малый объем". — Потому и жгут... Всех, кто не защищен... а уж Мелькор, понятное дело, был не защищен, откуда ему..."

"Ага, "не бывает". Эти Камни Владычица Варда благословила, а Феанаро сам сказал: если возьмёшь то, что тебе не принадлежит, будешь проклят. Вот они и обожгли. Нечего говорить о том, чего не знаешь..."

"А ты проверь, обожгут они феанорингов или нет, — ехидно посоветовала орчанка. — Могу спорить, что то же самое будет."

"Феаноринги сейчас на севере, — хмуро напомнил Финрод. — Можно было бы проверить, конечно, но не на ком."

"Они любого обожгут. Я тебя уверяю."

"Ничего подобного! — уверенный тон Хашнис начал его раздражать. — Только тех, чьи руки нечисты. Да что толку спорить, всё равно никому больше Сильмариллов не видать..."

"Они Мелькору не нужны, они нужны только затем, что если вам сразу все отдать, то вы же взять возьмете, а уйти все равно не уйдете... А может, и так отдадут. Да я не о том! я совсем о другом сказать хотела. Я не знаю, что там у кого Мелькор украл, или не украл, Мелькор сам по себе, а я тоже сама по себе. Я с вами собачиться ни с кем не хочу... а получается, я виновата уже потому, что я иртхэ. До такой степени этим виновата, что надо убить. Вот была бы я эльдэ, если б любой из ваших меня увидел, даже ничего обо мне не зная, то не боялся бы, мы бы тут же подружились... а так — получается что? "Вражья тварь!" — и все. А я никакая не вражья, я сама по себе. Ты вот мастер, я тоже учусь, мы могли бы друг с другом секретами делиться... это же так просто! Вот если я к вашим приду просто так, разве меня примут, глядя на то, какая я внутри? Хорошо еще, если не убьют..."

Финрод терпеливо выслушал эту длинную речь. Ну что тут скажешь? Что "сами по себе" не бывают орки, живушие в Твердыне, которые могут выпросить у врага жизнь понравившегося пленника? Что они — искажённые эльфы, для которых смерть — это избавление? Ясное дело, она не поверит, будет настаивать, что всё у них хорошо, и что живут они нормально... как будто он орков не повидал...

"Ты все неправильно думаешь, — похоже, она услышала его мысль. — Ты думаешь... мерзость какую-то... Да ну тебя совсем. Все вы одинаковые..."

Ее мысленный голос куда-то улетел, далеко, почти исчез, только ударило, как будто рикошетом, отголоском странного чувства, жестокой обиды, как будто ты раскрылся кому-то, а этот кто-то в ответ тебе взял — и комком грязи в лицо. И все исчезло.

Черная блестящая звезда в руке была неестественно горячей, жгла, как будто сама превратилась в Сильмарилл.

Хашнис стояла у окна и смотрела вдаль, туда, где, скрытые сейчас стенами Твердыни, стояли лагеря нолдор. Этот, желтоволосый, сейчас был там же... Напрасно она подарила ему звезду. Сколько она ее делала, сколько труда вложила, а он... как вообще можно было подумать такое?! ей такое и в голову бы не пришло, а он — "она выпросила у врага его жизнь"... как будто он для нее был игрушкой или вещью, которую можно сломать или выбросить! "Смерть для вас — лучший выход..." Ага, только нас не спросили! Брат тогда ходил в племена, и что там теперь? У Сов эти сволочи вообще всех охотников выбили, забавлялись... теперь им только Твердыню просить, чтобы с голоду не подохнуть... Да идите вы все! Пресветлые эльдар, экая важность! Если даже лучший из них думает _такое_ — то что можно сказать об остальных?! Сволочи... всех бы их — на Север, и запереть там, чтобы не гадили на нашей земле...

Хашнис сама не замечала, что по щекам текут слезы. Опомнилась, только когда потекло за воротник. Она сердито вытерла лицо, нахмурилась. К балрогу это все. Надо забыть этого желтоволосого. В мастерскую. Работа помогает...

Она вышла в коридор, и почти бегом побежала к ближайшей галерее, ведущей вниз. Не замечая, как искажено ее лицо, что глаза по-прежнему мокрые.

Снизу по лестнице кто-то поднимался, — лёгкие шаги, летящая походка... То ли задумался, то ли ещё что, — только посторониться не успел, и Хашнис со всего размаху в него врезалась.

— Ой! — она отскочила, и только теперь осознала, что почти не смотрела перед собой.

— Извини, пожалуйста, — попросил Мелькор. — Это я виноват. Задумался.

— Мелькор, — растерянно проговорила Хашнис. — Это ты извини, я тоже... как сумасшедшая бежала, как раз о тебе думала...

В его ярких глазах появилась тревога: заметил, что она плакала.

— Что-то случилось? Ты искала меня? Я могу помочь?

— Да чем тут поможешь-то... — Хашнис вздохнула. — Я Финдарато подвеску подарила... ну, талисман-осанве... Он добрался до своих, позвал... а в мыслях! Лучше бы я не слышала!

На глазах у Хашнис опять выступили слезы, и она их поспешно вытерла.

— Он думал такие мерзости, мне просто тошно стало! Как будто я захотела его, как игрушку, и выпросила ради этого...

— Их так воспитали, — неестественно-ровно сказал Мелькор. — Этого сразу не выбить, даже если он и своими глазами увидел, как обстоит дело. Я не думаю, что он хотел обидеть тебя, — лично тебя. Не жалей о подвеске, может быть... Словом, я поговорю с ним.

— Мелькор... — проговорила вдруг Хашнис тихо. — Отдай ты им эти Сильмариллы. Пусть подавятся... Чтобы не говорили, что ты их украл.

Взгляд Мелькора застыл.

— Я отдам. Я сразу хотел... не получилось. Но я их и вправду украл, — Феанаро не захотел отдать их, когда я попросил, и у меня уже не осталось выбора. Я же рассказывал.

— Я помню. Ладно, Мелькор, я пойду... что я тебя отвлекаю...

Она сделала пару шагов прочь.

— Подожди, — он осторожно коснулся её руки кончиками пальцев. — Я не хочу, чтобы у тебя оставалось это, — боль, обида, горечь... Я могу сделать так, что это отступит. Просто перестанет мучить. Если ты не против.

— Ой, нет... — Хашнис отступила. — Не стоит. Разве ты тому же Горту так делал?.. Пусть лучше само... проходит. Или не проходит... Я справлюсь.

— С нами это вообще сложнее, — с трудом выговорил Мелькор. — Гортхауэр... там только — закрыть память. Слишком перепахало душу...

— Нет, — повторила Хашнис. — Я справлюсь сама. Я не знаю, как объяснить, но если мы начнем вот так... отрезать куски души... мы никогда ни с кем не договоримся ни о чем.

Мелькор с силой сжал виски, отвернулся — чтобы она не видела его глаз.

— Это не отрезать... я не Ирмо. Прости меня. Я просто хотел помочь.

Хашнис улыбнулась, и вдруг выпалила:

— Ты лучше в другом помоги! Я знаю, ты мастер лучше всех, кто у нас был. Научил бы тому, что сам умеешь! А то война, война...

Он вздохнул, — от сердца отлегло. Перестал прятать глаза.

— Конечно. Ты шла в мастерскую?

— Ага, — она кивнула. — Я тебя вообще-то хотела позвать посмотреть, но отвлекать боялась. У вас же с Гортом дела, с этими... — она скривилась. — Которые на равнине.

— Да, точно, — только что обсуждали, — он помрачнел, но тут же взял себя в руки, взгляд увлечённо засиял. — Пойдём, покажешь!

— Знаешь, у меня столько всяких задумок, — говорила Хашнис, пока они шли, — только я многое не знаю, как сделать. Эх, была бы я майа! Вот бы так уметь, как Горт — прямо из головы — и воплощать! Вот тогда бы я развернулась!.. Вот, Мелькор...

Она отворила знакомую дверь и вошла в небольшое помещение, по стенам сплошь уставленное стеллажами, на которых громоздились коробки со всякой всячиной, Посередине стоял рабочий стол, и окон здесь не было — одни только светильники-кристаллы, в основном укрепленные на подставках, над столом — получалось так, что светлее всего было в центре комнаты, а по стенам — полумрак. На одном из стеллажей помещались уже готовые вещи, и Мелькору в первый момент показалось, что там были живые цветы, но тут же понял — нет, не живое... почти.

— Смотри... — она осторожно сняла с полки хрустальный тонкий цветок, золотисто-желтый с изумрудными листьями, и подала Мелькору. — Это было обычное стекло, но Горт наложил чары, чтобы не билось, иначе я бы уже давно расколотила... Я знаешь что мечтаю сделать? Венец из золота... как тот, что был у вас... когда-то... у Гэлеона....

— Венец... — повторил Мелькор, пытаясь унять заколотившееся сердце. — Знаешь что... Так, как у Гэлеона, в точности, — не надо, хотя мы оба могли бы показать, каким он был, этот венец. Сделай своё. Каждая душа неповторима, а то, что ты делаешь, — это часть твоей души, её песнь, которую ты делаешь зримой и отпускаешь на свободу... Это, — он бережно держал её цветок, — вот это — твоё и только твоё, где бы ты ни нашла идею, — в природе, в чужом творении, во сне...

Он помолчал, глядя на то, что она сделала. Такое чудо — видеть, как что-то появляется под твоими руками, как то, что ты видел только в мыслях, обретает жизнь... И — всплеснулась ярость. Надо было отправить этого эльда вместе с остальными... на Север. Или сразу к Намо.

— Стекло можно делать прочным, — сказал наконец. — Надо состав поискать... может, можно и вовсе небьющимся сделать, тогда никакие чары не понадобятся. Что же до венца... Гортхауэр — перед тем, как всё это случилось, — нашёл на развалинах Хэлгор записи Гэлеона. Там эскизы к тому самому венцу. Я думаю, он согласится, чтобы эта книга стала твоей.

— Книгу нужно скопировать, это понятно... — помолчав, произнесла Хашнис. — И передать в библиотеки. Многие же захотят увидеть, не одна я... А настоящую... Настоящая пусть будет у вас. Вы все это помните, вы видели... Вам — по справедливости.

— Там местами сложно разобрать текст, если ты не мастер, — в голосе Мелькора прорвалась боль. — Она же у Гортхауэра была... тогда. Многие страницы залиты кровью. Ты возьмёшься — разобрать?

— Возьмусь, конечно! О чем речь... — Хашнис помолчала. — Даже прикасаться страшно — как давно это писали, и... ну... Ты сам знаешь.

Она подошла к столу, сдвинула заслонку с кристалла, освещавшего стол — все залилось белесым ярким светом. Села, положила локти на стол. Видно было — она привыкла здесь проводить долгие часы.

— А Финдарато и другие эльфы и правда такие мастера? — спросила она. — Там, в Валиноре... они делали что-то настоящее? Одежда у них красивая, я заметила...

— Делали, конечно, — Мелькор осторожно поставил её цветок на место, сел. — Да и сейчас делают. Те, кто остался. Правда, над теми слишком висит это: только так, как скажут, только — по указке, только по правилам, и ни шагу в сторону... Получается. Не спорю, получается, но — не живое. Во всём живом есть что-то... неправильное, что ли, — он чуть улыбнулся. — А вот те, кто пришёл сюда, — не знаю, смогут ли ещё творить. Потому что ненависть убивает. Сжигает тебя изнутри. И вместо души остаётся — пустота...

— А в чем отличие живого от неживого? — задумчиво спросила Хашнис. Она взяла со стола одну из своих заготовок, это было что-то довольно странное, какая-то абстракция из металла: тонкие, золотистые сплетенные веточки, усеянные белыми, вроде бы стеклянными на вид, цветами. — Ты можешь уловить отличие?

Он улыбнулся шире, покачал головой: с ними всегда интересно, с этим пытливым племенем подлинных хозяев Арты, на какие бы народы они ни делились, — эльдар, люди, иртха... Они умеют задавать вопросы — им, айнур, кто готовил для них этот дом, самому миру, Вселенной... Они — свободны, и никакой Эру не сможет остановить их.

— Я его чувствую, это отличие, — сказал он. — Никогда не пытался объяснить словами... Наверное, сначала нужно понять, что такое жизнь. Понимаешь, есть материя. Она не знает ни добра, ни зла, не понимает красоты или уродства, не осознаёт, какая она сама. Она — мёртвая. Но ты берёшь её, отдаёшь ей частичку своей души — свободно, по своей воле. А в этой частичке — ты. Твоё умение любить, понимать мир, красоту. И материя оживает. Часто вещи, которые ты делаешь, запечатлевают даже твоё настроение, которое владело тобой в тот день. То же — с музыкой, но там проще, потому что сразу слышно, сотворена мелодия душой, или же это простой набор нот... То же — с живыми существами... это самое сложное.

— Как это вы творили живое...- задумчиво проговорила Хашнис, — не понимаю. Откуда приходят души, Мелькор?..

— Из-за Грани, Хашнис. Оттуда, где нет власти Эру. Из Эа. Знаешь, Эру сказал нам, Валар: вот, теперь я разрешаю вам сотворить народ ваш — Майар, ваших помощников, ваши инструменты... Те, кто услышал это — _ваш_ народ, инструменты, — те сотворили только бездушные тела, способные только исполнять чужую волю. Те же, кто понял: сотворить _живое_, живых существ, — те уже думали не о себе. О тех, для кого, для чьих душ творят эти тела. Я не о себе сейчас...

Взгляд его словно устремился куда-то вдаль, свозь время.

— Значит, можно сотворить из живой плоти существа, в которых не будет души, — проговорила Хашнис. — Странно это все. Но ведь эти существа будут уметь не больше, чем умею я сама. Это будут куклы... Даже мерзко как-то. Но я думаю: если показать эльдар то, что делаем мы — неужели они не поймут?..

— Куклы и будут, — согласился Мелькор. — Но ты неправа, уметь они будут не то что не больше, а намного меньше, чем ты: потому что ты, например, сумел сотворить их, а они на это уже неспособны. Я видел их... в Войне Стихий. А показать... — он закрыл глаза. — Я всегда надеялся на это понимание... даже тогда, когда надеяться было уже бесполезно и глупо. Сейчас не так. Я очень хочу в это верить.

— Мелькор, скажи... а можно изменить существо так, чтобы у него появились новые способности? Я бы хотела... Многое. Горт говорил, ты можешь такое...

— Можно, но... в подобных вещах надо быть очень осторожным: одно дело — творить живое тело из ничего, из мёртвой материи, и совсем другое — пытаться изменить то, что уже дышит, мыслит. Чего бы ты хотела?

Хашнис помолчала, раздумывая. Отвечать она не торопилась. Взяла с полки два бокала — вот уж в Валиноре Мелькор такого не видел никогда: прозрачно-зеленые веерообразные лиственные чаши, и сразу же вспомнилось — точно, ведь есть такая травка, в ней по утрам собирается роса!.. Да, там, в Валиноре, никому и в голову не пришло бы воплотить это в стекле...

Хашнис налила в них вино, прозрачное, золотистое, одну чашу подала Мелькору.

— Это вино с Юга, — сказала она, — привозили недавно. Выпей со мной...

Он молча поднял бокал, — за неё. Какое же это счастье, просто сидеть, говорить о жизни, о творчестве... мечтать, задумывать, делиться самыми головокружительными идеями... Быть среди своих. Среди тех, кто понимает с полуслова. Кто не придавлен страхом. Как же он рвался ко всему этому оттуда, из Валинора...

Вино оказалось прохладным, сладковатым на вкус. Свет кристаллов заискрился в нем — жидкость как будто ожила, замерцала. Хашнис медленно поворачивала бокал, разглядывая игру света на его гранях.

— Вот чего я хотела бы, Мелькор... Возможность слышать чужие мысли и чувства, и показывать свои — осанве. Так, как у вас. Так, как нам дается только через талисманы, да и то — с трудом... Возможность воздействовать на материю силой своей мысли и воли. Гортхауэр так создавал Твердыню — мне такое не нужно, это слишком, но я думаю, как бы это было здорово, когда можно творить без всяких инструментов. Да, и... — Она подняла на него взгляд — с надеждой. — Мелькор, а ты можешь сделать... чтобы я стала... ну, телом... как эльдэ?

— Осанве... я думаю, в вас это есть, — надо попробовать раскрыть. Я мало общался с вашим народом, но вы похожи на людей... Надо попробовать.

Он задумчиво посмотрел на неё.

— Зачем тебе быть как эльдэ? Ты самая красивая из иртха, которых я видел.

— Он видит во мне чудовище, — после небольшой паузы, ответила Хашнис. — Это обидно...

Мелькор отставил бокал, придвинулся к ней.

— Хашнис. Видишь ли, в чём дело. Это _его_ ошибка, — не твоя. Это он должен меняться, учиться шире смотреть на мир... это трудный путь. Тем, что ты откажешься от себя, от того, кто ты есть, тем, что попытаешься подделываться под него, — ему ты этим всем не поможешь. Даже наоборот: он уверится в своей правоте, будет думать, что и ты её признаёшь.

Его глаза внезапно сверкнули.

— Если я сделаю так, что ты станешь выглядеть как эльдэ — ты уйдёшь к ним, туда?

Хашнис нахмурилась — она такого вопроса, похоже, не ожидала.

— Я бы сходила к ним, да. Но я все равно никогда не стала бы оставаться среди них. Как бы я смогла? Мой дом здесь.

Он отвернулся: не хотел, чтобы она увидела страх в его глазах, — тот самый, не проходящий уже больше трёхсот валинорских лет страх за своих. Нельзя. Это её выбор. Она свободна. Так же, как и он сам.

— Вот что, Хашнис. Я сделаю так, что ты станешь _выглядеть_ как эльдэ, но твоя внешность на самом деле никуда не денется. Эти чары будешь поддерживать не ты, — а я, поэтому, что бы с тобой ни происходило, они не спадут. Эльдар от природы владеют осанве, им не надо учиться... через это тебя можно легко раскрыть. Я подумаю, как это сделать, дай мне время. Что ещё...

— И этого много, что ты...- торопливо проговорила она. — А можно так, чтобы если б я захотела, то стало бы видно, какая я на самом деле? А то иначе выйдет, как будто я обманываю и боюсь показать правду.

— По твоему желанию? — он на секунду задумался. — Хорошо, да.

Улыбнулся.

— Вообще-то я ещё такое не пробовал делать, — просто знаю, как... Но только имей в виду, — глаза снова стали тревожными, — я буду следить. И если что, то я просто заберу тебя оттуда. Ты ведь не майа...

— Конечно, Мелькор, — она кивнула. Взгляд стал грустным, Хашнис вздохнула. — Но мне не верится, что они сумеют, ну... Убить... Мы же их не тронули.

— Финдарато точно не сможет, — тихо, но твёрдо сказал Мелькор. — Что же до остального, — пусть будет ему проверка... на человечность. Второй шанс. И если он не справится — я лично отвезу его на север. К тем, кого загнал в ледяную клетку, как бешеных зверей. Только вот что: скоро Гортхауэр отправится в лагерь эльдар. Надо сказать ему о тебе и решить, когда тебе лучше отправляться, раньше него ли, позже ли.

— Раньше, — тут же сказала Хашнис. — Я... я как-нибудь так. Тихо. Так просто... проведать. Интересно, он узнает меня?..

— Я почти уверен, что да.

Она поднялась. Подошла к одному из закрытых стеллажей, повернула там что-то — оказалось, с обратной стороны дверцы было зеркало, довольно большое, почти в человеческий рост. Хашнис пригладила волосы, оглянулась на Мелькора.

— А можно... попробовать прямо сейчас?

Он только головой покачал: до чего же всё это скоропалительно...

Прикрыл глаза, — и по ней, по всему телу, словно пробежала быстрая серебристая волна, и за ней — было уже другое, новое... Пусть будешь ты из синдар. Серебристые волосы, светлая, но не бледная, кожа, изящные острые уши, похожие на листочки, тонкие черты лица — неузнаваемые...

— Ну вот так, пожалуй. Нравится?

Хашнис всматривалась в этот процесс внимательно, стараясь уловить все тонкости происходящего. Серьезно кивнула:

— Да. Нравится. Спасибо... Я только не понимаю, как это происходит... это ведь не материя. Это такой... кокон образа... — она протянула руку, дотронулась вначале до зеркала, потом до своего нового лица. — Очень интересно, да... Вот бы самой научиться!

— Вернёшься — будешь учиться, — серьёзно сказал Мелькор. — Раньше не получится. Теперь насчёт осанве. Я всё равно буду следить за тобой... помогу.

И — отвернулся. Ох, девочка, что же ты делаешь со мной!.. Ведь только что же, совсем недавно, я же боюсь за вас, за каждого...

— Ну, не грусти ты так... — Хашнис дотронулась до его руки, заглянула в глаза. — Все будет хорошо, вот увидишь.

Затея, конечно, была глупой. Хашнис смотрела на свое новое отражение в зеркале — и все никак не могла поверить, что это — она. Раз за разом проводила по серебристым волосам, стараясь ощутить под ними — настоящие, черные; вглядывалась в новые черты лица, ощупывала — ощущают ли пальцы обман? Нет, не ощущали. Какая странная иллюзия, если это иллюзия, конечно...

Она долго выбирала, во что одеться. Наконец решила — пусть будет так, как обычно одевались женщины синдар, живущие в землях поблизости, когда бродили по лесам: штаны из темной кожи, высокие мягкие сапоги, сверху, на рубашке — короткое платье-накидка, отороченное мехом, с узором, вышитым бледно-золотыми нитками. Подумав, Хашнис спрятала новые длинные волосы под диадемой из бледного золота и заклятого стекла. Раньше эта вещь лежала просто так, а теперь вот пригодилась. Вещь эта напоминала Венец Гелеона — одна из попыток его воспроизвести. И... — Хашнис оглядела свои запасы, и сняла с полки браслет, самый лучший из всех, которые ей когда-либо удавалось создать: ажурный, широкий, мягко облегающий запястье, похожий на паутину, в которой запутались усыпанные росой цветы.

Вот так. Теперь — вначале на крылатом коне туда, к их лагерю, но остановиться подальше от него; а потом — будет видно...

Лагерь, конечно, охранялся: эльдар боялись. Ещё бы, — в такой близости от Ангамандо... А то, что от Твердыни до сих пор не появилось ни одного живого существа, пугало только ещё больше. Умом они, конечно, понимали: они как на ладони, а после того, что было с майар, "тёмные" сюда своих и близко не подпустят, — тех, кто не наделён такими свойствами выживать... Но боялись всё равно.

Гильраэн в очередной раз окинул взглядом пустую — до горизонта — равнину и вздохнул. Ночь...

— Гильраэн, — позвал его тихий женский голос из темноты. — Ты слышишь?

— Кто здесь?!

Он машинально схватился за меч. Небо, прошляпил. Только что ведь вокруг никого не было!

— Тихо ты, не бойся... Я просто пряталась, не решалась подойти.

Из темноты выступила женская фигура. Эльде, несомненно.

Он облегчённо вздохнул, отпустил рукоять.

— Откуда ты? Зачем пришла? ты кого-то ищешь?

Она подошла поближе — при свете луны заблестела тонкой работы диадема в ее волосах, вышивка на платье.

— Я знаю, вы боитесь пришельцев из Ангамандо, но я просто хотела повидать лорда Финдарато... если можно. Поговорить с ним. Не сейчас, конечно, сейчас все спят, наверное, а утром...

— А... — он даже обрадовался. — Знаешь, тут приказ был такой, — если кто придёт, если кого задержим на границе лагеря, — то сразу к лорду Финдарато. Он сейчас за главного: остальных-то, кто руководил походом, из плена не выпустили. Так что тебе одна дорога. Кстати, не спит он. Я как шёл на смену, видел, — сидит у распахнутого полога, на звёзды смотрит, мрачный, как туча. Подожди минутку, я позову, чтоб меня сменили, и пойдём.

Хашнис кивнула. Звезды над головой действительно были сейчас низко-низко, как будто небо опустилось на землю. А вот о чем говорить с Финродом?.. Этого она сама толком не знала. Ладно... будет видно.

Гильраэн закончил мысленный разговор. Смена пришла быстро: лагерь действительно был настороже.

— Пойдём. Я и лорда Финдарато предупредил.

— Пойдем, — кивнула она.

Финрод ждал, — даже чуть обрадовался: внезапное появление неизвестной хоть как-то заставило отвлечься от того, что после оборванного разговора с Хашнис на него обрушилось невыносимое чувство вины и стыда. Хотел позвать, извиниться, сказать хоть что-то — не смог. Так и сидел, невидящими глазами глядя на звёзды, пока не Гильраэн не доложил.

Когда заслышал шаги — встряхнулся, сел.

— Лорд Финдарато?

— Заходите, заходите.

Гильраэн откинул перед незнакомкой полог, впустил. Сам растворился в ночи.

— Садись, — предложил Финрод. — Как тебя зовут?

Хашнис присела рядом с ним.

— Ты знаешь меня, Финдарато, — сказала она тихо. — Вспомни сам.

— Знаю? — устало удивился он. — Извини... не могу узнать. Наверно, вымотался слишком.

Он затеплил светильник. Чувствовал себя страшно неловко.

— Извини, пожалуйста. Гильраэн сказал — ты хочешь поговорить со мной. О чём?

Она улыбнулась. Сняла свою диадему, держащую волосы — по плечам рассыпались серебристые пряди, она откинула их на спину.

— Посмотри. Что ты думаешь об этой работе?

"Интересно, увидит ли он общее, — промелькнуло в мыслях. — Вот тут-то я и пойму, и вправду ли он мастер... Звезда-то ведь моя сделана в очень похожей технике, только металл, форма и цвет другие. А у них, кажется, и вовсе нет ничего похожего... Настоящий мастер должен уловить сходство."

— Я сразу обратил внимание, как только ты вошла, — взгляд его засветился: интерес пополам с тоской и горечью.

"Я понял тебя: ты из Твердыни. С чем ты пришла?"

"Ни с чем, Финдарато. Просто хотелось посмотреть своими глазами, как вы тут устроились."

Он усмехнулся.

"Да вот... как видишь. По-походному. Все понимают, что жить здесь, под прицелом взгляда Твердыни, мы не сможем."

"Все же уйдете?"

"Не знаю. Чтобы уйти, искать место, обустраиваться, начинать думать о мирной жизни, нужно для начала признать своё поражение — в походе за Сильмариллами. А это тяжко."

"А если вам отдадут Камни? Просто так? Без всяких условий?"

"Без всяких условий — это слишком подозрительно. Будут думать, что в этом кроется какой-то умысел. Видел я вашего Гортхауэра, — он вздохнул. — Сады Лориена по нём плачут, вот честное слово. Если такой возьмётся воевать..."

"Он не хочет воевать... Он хотел, только пока не видел никого из вас. А когда дошло до дела... Нет, он сможет. Но убивать ему будет очень тяжело. Думаю, еще тяжелее, чем вам."

"Да видел я, видел! — Финрод посмотрел в сторону. — И, кажется, понял, что это за существо. Но ведь от этого же не легче. Ну, явится он сюда, как обещал. И опять пойдёт свистопляска. Я уже предупредил своих: держите себя в руках. Но всех же не остановишь. Кто-нибудь его обязательно доведёт, он сорвётся, и всё полетит... незнамо куда. Я не представляю, что делать."

У полога возник женский силуэт и тихий голос спросил:

— Финдарато, ты здесь?

Артанис шагнула вперед и увидела брата и незнакомую женщину. Эльдэ, но в то же время какое-то смутное беспокойство вдруг овладело Артанис, когда она пристальнее взглянула на эту незнакомку.

— Извини, я всего лишь пришла за своим плащом.

— Да здесь, конечно, куда ж мне деваться, — он улыбнулся. — Что, тоже не спится?

"Твоя сестра... — мысленно сказала Хашнис. — Только не говори, откуда я."

— Замерзла. Представляешь, брат, впервые после Хэлькараксэ я замерзла.

Артанис снова посмотрела на незнакомку. "Что-то не то с ней. Уж не из Ангамандо ли она?"

— Бывает...

"Знаю, знаю, — он сделал так, что его речь могла слышать только незнакомка. — Ты хоть скажи мне, как тебя зовут."

"Ниссэ, — ответила Хашнис по какому-то внезапному наитию. — Меня зовут Ниссэ."

— Артанис, извини, — он взглянул на сестру в упор. — Тут дозор задержал эту эльде. Я сейчас разбираюсь, кто она и что тут делает. Я бы с удовольствием поговорил с тобой, но не сейчас. Прости.

— Дозор задержал? Мне тоже было бы интересно послушать и узнать, кто она и что тут делает. Здесь слишком опасно, чтобы эльдэ без сопровождения здесь прогуливалась.

— Согласен, — Финрод постарался сдержаться и не показать виду, как сильно ему хочется выставить сестру из шатра. — Так, Ниссэ. Мы с тобой остановились на том, что...

— Да, — кивнула она. — Я часто здесь брожу, и давно уже смотрела на ваш лагерь, только не решалась подойти.

— Синдар, — пояснил Финрод для Артанис, чуть разведя руками. — Бродят, понимаешь. Майтимо с трудом их и на этот поход уговорил, — им, в общем, на Ангамандо наплевать, а Сильмариллы у них не крали.

— А откуда ты родом? — поинтересовалась Артанис, от которой не ускользнула тень недовольства на лице брата

— Из земель Оссирианда, — ответила девушка. — Я не синдэ, я, по вашему... Да. Мориквендэ, пожалуй.

— Здесь? Бродить здесь — не самое разумное занятие. Я удивлена, что мы сами тут до сих пор делаем...

— Как — зачем? — удивилась она. — Я ради вас и пришла, о вас же слух далеко идет — хотела увидеть...

Артанис внимательно смотрела на девушку, и чем больше она на нее смотрела, тем все меньше та нравилась ей. Точнее было бы сказать — не нравилась все больше. И поведение брата ей не нравилось тоже. Тот старательно что-то скрывал, но ее не обманешь, как прочих — она-то видит, что он места себе не находит и ждет, когда же сестра уйдет отсюда.

Отвратительное ощущение.

"От меня что-то скрывают. Почему? Зачем?"

Вслух же она спросила:

— Увидела? И как тебе показались изгнанники?

— Почти не увидела пока, — ответила та. — Я ведь только-только пришла.

— Ты знаешь, мы вообще-то, как бы сказать, в походе, — заметил Финрод. — Так что смотреть на нас особой радости нету, да и гостей принять мы, как подобает, не можем.

— Уверяю тебя, смотреть здесь особенно не на что, — горько сказала Артанис. — Бродяги, изгнанники. У нас больше нет ничего, что мы могли бы назвать своим, кроме нас самих...

— Жаль... Жаль, что так получилось. Белерианд большой... Я очень давно здесь живу, и пока войны в этих землях не было. Может, и вам стоит просто поселиться где-нибудь в свободных землях?

— Мы толком не знаем, какие земли свободные, — осторожно сказал Финрод. — Если бы нам кто рассказал, я бы только спасибо сказал.

— Я знаю, — сказала Хашнис. — К югу от этих земель лежит нагорье, а к востоку и к западу от него есть проходы в ущельях. За ними лежат земли, где никто не живет. Дориат сокрыт за Завесой Мелиан...

— Неплохо, — кивнул Финрод. — Думаю, было бы верным решением отправить туда разведчиков — отыскать место для поселения.

Артанис давно заметила, что украшения девушки очень странные. Необычность и высокое, почти на уровне нолдорского, мастерство исполнения украшений настораживало. У синдар, и тем более мориквенди работа по металлу не отличалась особенным изяществом. И хотя нечто общее было в их украшениях и украшениях незнакомки, оно заключалось не в мастерстве и не в качестве обработки, а в приближенности к природным образцам. Но Артанис не могла отделаться от ощущения, что такие вещи вообще не могли быть эльфийской работы.

— Отправить разведчиков, да, — кивнула Хашнис. — Там есть и реки, и плодородные земли. И орки с Эред Луин туда почти никогда не добираются.

Артанис краем глаза глянула на брата:

— Если эти земли свободны, мы могли бы там основать наши королевства, Финдарато, это ты верно заметил. К тому же нам все равно здесь делать нечего.

— Вот завтра и пошлём, — кивнул Финрод. — А следом, думаю, двинемся и сами.

Все же девушка очень подозрительна. Артанис казалось, что она видит перед собой искусную маску, скрывающую настоящее лицо. Но заглянуть за эту маску не получалось — во всяком случае, не выдавая себя и своего любопытства.

— Нужно только опасаться южных склонов нагорий Дортониона, — добавила Хашнис. — Там до сих пор — глубокие обрывы и леса, где живут очень опасные твари. Как пауки, только громадные. Говорят, это потомки Унголиант. Не приведи Небо туда попасть, против них и мечи, наверное, бессильны...

Финрод понимал, что Артанис задаёт только самые простые вопросы вовсе не оттого, что нет других... но молчал. Пусть спрашивает сама, пока не надоест, — уйдёт же рано или поздно.

— В любом случае, здесь мы не останемся. Мы устали и измотаны, нам нет смысла сражаться за то, что нам не принадлежит.

Артанис чувствовала, что Финдарато очень напряжен, и решила не уходить как можно дольше. Она протянула руку и легонько коснулась браслета:

— Удивительная работа. Совсем не похоже на то, что я до сих пор видела.

— Да, — кивнула Хашнис, — конечно. Я это сделала сама.

— Должно быть, у тебя был хороший учитель. Необычная работа, очень, очень странная. Даже у здешних синдар, с которыми мы до сих пор встречались, даже в Дориате я не видела ничего подобного. Неужели мориквенди превзошли в мастерстве дориатских искусников?

— Я почти ни у кого не училась, — улыбнулась Хашнис, — так, только основным приемам. Я все сама придумываю. И очень рада, что вам понравилось, о мастерстве нолдор все знают...

— Все же удивительно, что мориквендэ владеет этим искусством лучше, чем мастера Дориата...

Артанис сняла с руки свой браслет и протянула ей.

— Не хочешь ли поменяться? Эту вещь сделал один из искуснейших мастеров нолдор.

Финрод с трудом сумел закрыть от них свои мысли. Он узнал работу Хашнис, — сразу же, но решил, что та делала украшения для эльдэ, на заказ... Это она. Сама пришла. Пришла к нему, несмотря на то, что он оскорбил её до глубины души, поставил себя в один ряд с Майтимо, — там, на горной вершине... Он позабыл обо всём на свете, думал только об одном: только бы ничего не случилось, если "чары облика" с неё спадут, и все увидят, что это орк...

Хашнис взяла у Артанис браслет и принялась его рассматривать. Да, работа была действительно мастерской, правда, ничего нового в приемах она не увидела, да и сама форма показалась довольно тяжеловесной.

— Да, это очень красивая вещь, — согласилась она. — Но я не хотела бы отдавать свой браслет, — она погладила его. — Я так долго делала его — жалко...

— А можешь сделать моей сестре похожий? — неожиданно спросил Финрод.

— Похожий? — Хашнис чуть нахмурилась. — Отчего же нет, если материалы нужные у вас найдутся и инструменты.

— Ты пришла к нам как гостья, — сказала Артанис. — У нас принято обмениваться при знакомстве подарками, а у меня больше ничего нет, кроме этого браслета. Жаль, ты мне понравилась... а мне нечего тебе подарить

— А я сделаю для тебя браслет! — Хашнис обрадовалась совершенно искренне. — И приемам таким научу, если вы их не знаете. Смотри, — девушка, кажется, загорелась этой идеей. — Тут нужны тонкие пластинки золота... потом — нужно стекло. Потом нужно пламя, достаточное, чтобы его расплавить... Пламя...- она осеклась, осознав вдруг, что здесь, да и у синдар, пожалуй, не найдется таких приспособлений. В кузнечном горне такого не достичь, а духов огня, чтобы помогли, здесь нет...

— Ты знаешь, мы тут в походе, — сказал Финрод виновато. — Так что здесь почти наверняка материалов-то нет, разве что-то наше разорить...

— Увы, меня этому не научишь, — усмехнулась нолдэ. — Я с металлом не работаю... От подарка я не откажусь, мне очень понравилась твоя работа. А я... если ты не возражаешь — возьми мою шаль. Я сама ее выткала и вышила.

Артанис потянула с плеч тонкую шелковую шаль, покрытую изящным лиственными узораи, так что казалось, будто это и не ткань вовсе, а неведомым образом скрепленные друг с другом листья.

— Ох, какая красота! — Хашнис заулыбалась, притрагиваясь к тонкой ткани. — Какое же терпение нужно, чтобы это вышить!..

"Хашнис! — мысленно закричал Финрод, старательно прячась от Артанис. — Осторожней! Ты выдашь себя, и если они поймут, что ты из Твердыни, я не смогу... я не знаю, я постараюсь, но..."

"Ты понял, кто я... Наконец-то! Я думала, ты уже и не догадаешься..."

"Осторожней. Артанис проницательна. Ещё пара оговорок, и... Она не зря здесь сидит так долго."

— Не слишком много, — улыбнулась Артанис, попутно задумавшись о том, почему гостья так резко замолчала, когда заговорила о пламени. — Когда ты делаешь то, что любишь, время течет незаметно.

Она расправила шаль и набросила ее на плечи девушки, словно случайно коснувшись ее плеча.

На одно краткое мгновение маска потускнела и истончилась, показав совсем другое лицо. Но Артанис не была бы собой, если бы хоть как-то на ее лице отразилось изумление.

Впрочем, все уже было понятно. Девушка пришла из Ангамандо, и лицо ее спрятано под иллюзорной маской. Кто она на самом деле под этой маской — не так уж и важно.

В момент искренности, когда гостья восхитилась вышивкой, Артанис увидела главное — зла им не желают. Несомненно, девушка пришла сюда с ведома Моргота, а от него добра ждать не приходится.

С другой стороны, здесь, на равнине, им тоже делать нечего. Эта девушка, кто бы она ни была, предложила то, что сама Артанис давно обдумывала — просто они, нолдор, были пришельцами здесь и не знали ничего о здешних землях.

А Финдарато боится. Он знал эту девушку раньше — видимо, в плену. И теперь боится, что ее убьют, как только поймут, кто она такая.

Финрод ждал. Ждал, когда же Артанис уйдёт. Артанис подозрительна, возможно, она уже догадывается о том, что это за нежданная гостья... Нет, от себя он Хашнис не отпустит, и, — Эру, помоги мне придумать, как же отправить её обратно в Твердыню, пока ничего не случилось...

Артанис чуть передвинулась — так, чтобы видеть и лицо Финдарато, и лицо гостьи. И тихо сказала:

— Финдарато, меня ты можешь не бояться. Я не выдам твою гостью. Она нам зла не желает, я чувствую. И она мне понравилась, хотя и скрывает свое лицо.

Хашнис глубоко вздохнула.

— Хорошо, если так, — сказала она. — Я устала бояться.

— Я еще никогда не лгала, и впредь не собираюсь — сказала Артанис. — Я вижу, что ты не хочешь нам зла. И мне самой эта война надоела. Я хочу уйти отсюда куда-нибудь далеко, чтобы там основать свое королевство и забыть об этой войне.

Финрод на мгновение закрыл глаза.

— Артанис. Там, — в Ангамандо, — она спасла мне жизнь.

Хашнис сидела молча, гладя кончиками пальцев край тонкой вышитой шали. Хорошо, что это хотя бы его сестра. А был бы кто-нибудь другой... впрочем, если и она узнает правду, то, наверное, уже не будет такой благодушной...

— Я так и подумала, брат мой. Я ее не выдам, но другие... нельзя, чтобы ее видели другие. Она не умеет притворяться и выдаст себя. Кто бы ты ни была, хоть орк, хоть самое страшное исчадие тьмы — сказала Артанис, обращаясь к гостье, — я тебе не причиню вреда и не изменю своего отношения к тебе. Ты спасла жизнь моего брата, и за это я тебе очень признательна.

— Я действительно орк, — тихо проговорила Хашнис. — Просто не все орки — чудовища.

— Покажись, — попроси Финрод. — Если можешь. Пожалуйста.

Артанис сама удивилась своему спокойствию. Это признание не стало неожиданностью

— Я думаю, это не самое худшее, что может быть на свете, — улыбнулась она. — Орки когда-то были эльдар.

— Хорошо, — Хашнис все же опустила голову еще ниже — преодолеть робости и стыда она так и не смогла. Прикрыла лицо краем шали... И медленно отвела.

Одежда, конечно, осталась прежней. Изменилось все остальное. Серого цвета кожа, широкие черты лица, глубокие раскосые глаза под темными бровями. И волосы, напоминающие черную густую шерсть.

До сих пор Артанис никогда не видела вблизи женщин-орков. Она подозревала, что обитательница Ангамандо может оказаться и орчанкой, поэтому преображению она не удивилась — напротив, ею овладело любопытство.

И вот теперь она видела перед собой существо очень странное и по привычным меркам быть может, даже страшное, но отнюдь не уродливое. Она коснулась пальцами подбородка орчанки и ласково сказала:

— Зеленый цвет тебе очень идет, а в настоящем облике тем более. У тебя очень красивые глаза.

Хашнис вздрогнула от этого прикосновения, и Артанис ощутила явственно — прикосновение это было девушке неприятно. Не само по себе, а тем, что оно было... Свысока. Прекрасная владычица эльдар великодушно снисходит до несчастной орчанки...

— Спасибо, — проговорила она. — Я пойду все же. Неровен час, и правда застанут....

— Вот так, — сказал Финрод сестре и повернулся к Хашнис. — По-моему, твой настоящий облик тебе идёт гораздо больше, как-то... естественней, что ли...

— Но я не могу быть в нем здесь, — возразила Хашнис. — Все увидят во мне только чудовище. И в лучшем случае... в самом лучшем... будут только жалеть. А я не хочу, чтобы меня жалели. Я не калека... ни умом, ни телом.

— Я знаю. И... спрячься снова, мало ли, — вдруг ещё кто зайдёт. Теперь вот что. Оставаться здесь тебе рискованно: можешь выдать себя неосторожным словом, а мы не можем быть рядом с тобой постоянно. Прости, что гоню, но... самое лучшее, что мы можем для тебя сделать сейчас — это проводить за границу лагеря. А потом, позже... ты сделаешь для Артанис браслет и придёшь в гости. Туда, где мы поселимся, уйдя с этой равнины. Хорошо?

— Все правильно, — проговорила Хашнис. Ее облик вновь изменился. — Я и сама хотела уйти, чтобы не навлекать неприятностей на вас и себя. Но я рада, что ты узнал меня даже под чарами. Дождитесь Артано, Финдарато, договоритесь о мире и уходите. Я и вправду неплохо знаю здешние земли, и могла бы быть вашим проводником... или просто все объяснить, так, чтобы разведчики ваши не блуждали в пустынных землях.

— Тоже хорошее слово, — кивнул Финрод. — Артано... я уже запутался в этих его именах, как правильно-то?

— Артано — это имя, которым его звали когда-то в Валиноре. В этих землях его называли Ортхэннер... а потом это стало звучать по-другому: Гортхауэр. Ну и... — Хашнис улыбнулась. — Так и зовем...

— Ясно... Так вот. Договариваться о мире я буду, это безусловно, но пойми меня правильно: эти переговоры меня очень и очень беспокоят. Вряд ли кто-то попробует наброситься на него, — надеюсь, по крайней мере, — но здесь много вассалов феанорингов. А ударить словом, — он на мгновение отвёл взгляд, — можно гораздо больнее, чем рукой. И если он сорвётся, — я не знаю, что делать. Неужели Мелькор не может как-то исцелить его душу, я не понимаю!

— А как? Стерев все пережитое? Думаешь, так просто — вырвать один кусок, и не затронуть остальные? Предложили бы тебе забыть то, что было в Альквалонде... и Хэлкараксе... ты как, согласился бы? Что-то я сомневаюсь.

— А обязательно — стирать, иначе никак? Ирмо же может по-другому, и Эстэ...

— Я не знаю, — Хашнис поднялась. — Я спрашивала... Он говорил — не получится. Да и как это — вылечить? Сделать, чтобы то, что было когда-то — не ранило больше?

— Не знаю, — удручённо сказал Финрод. — Я же не Ирмо, я даже не учился у него. Ладно. Пойдём, я провожу тебя.

Финрод вывел её из шатра. Ночь уходила, над головой ощутимо повернулся — где-то там, в неизмеримой высоте, — небесный свод.

— А шаль действительно красивая... — произнесла Хашнис, когда они вышли. — Только такую нельзя носить в лесу. Порвется, жалко будет.

— Не привыкли мы к лесам, — объяснил Финрод. — В Валиноре в городах жили.

Они уже миновали шатры, Финрод коротко махнул рукой дозорным, — и отошли в степь.

— Я тебя обидел, — не вопрос, утверждение. — Я не имел права.

— Ладно, Финрод, что уж обидами считаться. Не стоит. Просто никогда не думай так... что мы — какие-то калеки, искаженные уроды, — Хашнис говорила сейчас очень серьезно и была совсем не похожа на ту девчонку, которая примчалась в горы, чтобы его спасти. — И что-нибудь вроде "попросила себе игрушку".

— Не буду, — от сердца пообещал он и подумал, что её способ действовать ужасно напоминает его собственный. Да, вот так, вопреки рассудку, вопреки тому, что диктует логика... — Ну что ж... прощай, или до встречи, или...

Он, улыбнувшись, поклонился ей, — чуть церемонно, совсем так, как тогда, в камере, когда ещё не знал, кто разговаривает с ним из-за двери.

— До встречи, Финдарато, — она поклонилась в ответ, легко и изящно — вот уж что-то, а движения эти были отнюдь не иллюзорными. Казалось, вместе с маской эльде Хашнис надела и эльдарские манеры. — Надеюсь, мы еще увидимся, и сможем встретиться без страха.

Ее фигура растворилась в ночной темноте.

...Мелькор сотворил себе вина, выпил, — сам не понял, что это было, просто хотел что-то покрепче.

— Гортхауэр. А ведь он всё-таки выдержал эту... проверку.

— Выдержали бы другие?.. — откликнулся тот. — Сомневаюсь.

— Я тоже, — медленно согласился Мелькор. — Но, похоже, именно он у них что-то вроде верховного короля.

— Теперь, когда все остальные исчезли. Нолофинве ведь старше, если не ошибаюсь? Не говоря уже о феанорингах.

— Да. А про Нолофинве тебя спросят. А почему мы сослали всех без разбору, и если бы не Хашнис, то отправили бы и Финрода, а почему мы сослали и Нолофинве, когда он ни тебя, ни Тхурингветиль пальцем не тронул?

Он помолчал.

— Знаешь, пожалуй, лучше на эти переговоры пойду я.

— Как будто тебя не спросят о том же. Послушай... а может, вернуть Нолофинве обратно?

— Это было бы справедливо, — Мелькор отставил бокал, развернулся. — Но идти должен я. Эта война — из-за меня. Решение о феанорингах принимал я. Ты обещал прийти, да. Но в таком случае, мы пойдём вместе.

— Озлобятся они, — проговорил Горт. — Ох, озлобятся... Если Финрод сумеет их увести — это будет чудом. И отдать им Сильмариллы. Тогда и отдать. Просто принести и оставить.

Мелькор помолчал, мучительно прикидывая.

— А если ты один придёшь — не озлобятся? А если будут доводить тебя — тем, что скажут, будто я прячусь за твоей спиной? И ведь в этом они, как ни крути, будут отчасти правы.

— А ты — Моргот. Убил Древа, убил Финве, убил Феанаро, сделал невесть что с его сыновьями, а потом бесстыже явился перед лицом их собратьев. Может, вначале лучше пойти мне одному, а когда они начнут говорить о тебе — тут тебе и явиться?

— Хорошо. Хорошо, попробуем так.

Черную тень, летящую от стен Ангамандо, дозорные заметили издалека. Кто бы это ни был — скрываться он был явно не намерен. Тень приблизилась, обрела очертания крылатой человеческой фигуры, и спустя несколько секунд на землю перед дозорными опустился темный майа.

Гильраэн нервно сглотнул. Вот оно. Явился. Ждали, конечно, — Финрод сразу сказал, что он прилетит, — но...

Смотрел, не веря своим глазам. И вправду оклемался. Здорово, конечно, когда так...

Рядом — другие дозорные невольно схватились за мечи, и из-за их спин шагнул Финрод.

— Здравствуй.

— Здравствуй, лорд Финдарато, — поклонился майа. — Я пришел, чтобы говорить с тобой и другими лордами об условиях мира между нашими народами.

Финрод тоже поклонился в ответ.

— Иди за мной. Тебя ждут.

Жестом велел дозорным расступиться. Те послушались, — бледные как смерть, напряжённые до предела.

Майа молча последовал за ним. Оружия у него не было — во всяком случае, ничего на виду.

В центре лагеря, перед шатрами, собрались чуть ли не все, — с испуганными лицами отходили в стороны, давая дорогу. Когда тёмный майа был там, в повозке, раненый, всё-таки не было этого ощущения силы, а сейчас — как на ладони: как клинок в ножнах, красиво — и смертоносно, и безжалостно, и чувствуется этот жуткий надлом в душе, от которого это всё... Живая Тьма. Они не чувствовали близкой опасности, — сейчас, немедля, — но от этого напряжение меньше не становилось.

Майа обвел собравшихся эльдар взглядом, шагнул вперед.

— Я пришел, чтобы говорить от имени Мелькора, Владыки Севера, и передать вам его волю. Надеюсь, вы уже убедились, что сил захватить Твердыню у вас не хватит — ни сейчас, ни после, и надежды победить у вас нет. Но мы не хотим войны с вашим народом, равно как и с синдар, и не хотим вашей гибели. Чтобы доказать, что это не только лишь слова, мы отпустили всех, кто был захвачен во время вашей попытки нападения. Всех — кроме тех, кто разжигал в вас ненависть, кто вел вас в бессмысленный самоубийственный бой, и кто виновен в жестокости... о которой я не стану повторять — вы сами были свидетелями. Все они живы — но находятся далеко в северных землях, под охраной духов льда, хэлгеайни. Там их ненависть и жажда крови бессильны причинить кому-либо вред; таково было наше решение. Итак, мы готовы обещать, что не причиним вреда никому из нолдор или синдар, что не будем воевать с вами — если вы, лорды, уведете свои народы в земли Белерианда, обязуетесь никогда более не поднимать меча против народов Севера и не приходить в наши земли врагами.

Гортхауэр замолчал, давая эльдар возможность осмыслить сказанное.

— Вот как, значит, — проговорил Финдекано. — Вы захватили их в плен в бою, да. И вы считаете себя Справедливостью, Моргот у нас теперь Владыка Севера. Если так — почему вы не отпустили Нолофинве, который тебя не трогал, хотя ему тоже было за что мстить, как и Майтимо? Вы освободили Финдарато, ах, как трогательно, — потому что он приглянулся одной из ваших. А если бы нет, — вы бы и его отправили на Север.

— Мы вернем вам Нолофинве, — ответил Гортхауэр. — Вернем. Но вначале — мы хотим быть уверены, что с его возвращением волна ненависти не станет растекаться по нашим землям. Мы не хотим, чтобы он, вернувшись, начал вновь вдохновлять вас к вражде, чтобы месть ваша ударила по слабейшим, тем, кто не сумеет защититься от ваших мечей — людям и иртха, живущим здесь в мире с Твердыней. Поэтому — вначале уйдите в земли нижнего Белерианда. Там — просторные, свободные земли, где вы сумеете основать свои поселения. Мы дадим вам проводников, чтобы путь ваш был быстрым. Уйдите за рубежи гор — и тогда вы увидите Нолофинве вновь.

Фингон и Тургон переглянулись.

— Мы вынуждены уйти, и ты это знаешь. Рано или поздно мы бы всё равно ушли отсюда, потому что здесь и так — нельзя жить. У тебя нет причин освобождать нашего отца, мы не верим тебе.

— Ну что ж, уходите, не веря, — Горт равнодушно пожал плечами. — Надеюсь, вы не прогоните его прочь, когда он вернется.

— Ещё какую чушь скажешь?! — возмутился Фингон. — Чтобы мы отца прогнали?!

— Какой срок нужен вам, чтобы свернуть этот лагерь? — спросил Горт, не обратив внимания на слова Фингона.

— Сутки на сборы, — отозвался Финрод.

— Хорошо. У вас будут эти сутки. Финдарато, повторяю: мы можем прислать вам своих проводников, чтобы вы не плутали в поисках горных проходов. Если, конечно, вы рискнете довериться нам.

— Пришлите ту орчанку, которая заступилась за моего брата, — сказала Артанис. — Больше мы никого не примем.

— Хорошо, думаю, она не откажется.

Горт помолчал.

— И вот еще что. Если мы сумеем прекратить вражду... Мы вернем вам Сильмариллы. Нам они не нужны.

Замершая было толпа ожила: пронёсся глухой гул. Такого никто не ожидал.

— Почему раньше не вернули, раз не надо? — возмущённо спросил кто-то из задних рядов. — И зачем было красть? Столько смертей, война — и всё из-за того, что вам "не нужно"?

— Раньше были нужны, теперь — нет, — ответил Горт. — Это долгий разговор, если я начну объяснять вам все — мы до вечера его не завершим. И не нужно обвинять нас в смертях Альквалонде и Хэлкараксе. Мы не заставляли феанорингов убивать телери и сжигать корабли, обрекая своих товарищей на ледяную смерть — это было их волей, а не нашей. Не убивали бы они в Альквалонде, не сожгли бы корабли в заливе Дренгист — не было бы и смертей.

— Не надо обвинять, да, — продолжал тот же возмущённый голос. — Знаешь, как бывает в горах, — лавина? Всё начинается с одного камушка. И началось — с кражи трёх. Не надо.

— Вы можете считать нас кем угодно и обвинять, в чем вам угодно. Это не меняет дела, и мы не претендуем на чистоту и справедливость, как кто-то из вас пытался говорить.

Финрод сжал кулаки, — услышал, как в голосе Гортхауэра зазвенел металл. Нельзя позволять этому разговору доходить до опасной черты... Нельзя.

— Не стоит тратить время, эльдар, — сказал он. — Никакие слова сейчас ничего не изменят. Гортхауэр, завтра утром пусть Хашнис придёт сюда, в наш лагерь.

— Ты прав, Финдарато, — кивнул майа. — Завтра утром ждите Хашнис — она будет вашим проводником. И надеюсь, за эти сутки вы не измените решения.

Он повернулся и зашагал прочь, к границе лагеря.

Финрод пошёл с ним — на всякий случай.

"Кажется, я сам не верю, что нам удалось хоть чего-то добиться," — мысленно проговорил он.

"Да уйдём мы, куда мы денемся, — Финрод был страшно напряжён и всё время следил, не пойдёт ли кто следом. — Вообще, чем больше между нами будет расстояние, тем лучше."

"Это точно... — проговорил Горт, и вдруг спросил неожиданно: — Тебе действительно больше по душе подлинный облик Хашнис? Она переживала из-за этого."

Финрод чуть не споткнулся от этого вопроса.

"Понимаешь, — сказал он осторожно. — Вот когда я вижу тебя таким, как сейчас, и когда я видел тебя в крылатом облике, и то, и другое — оно _твоё_, настоящее. А когда она пришла под видом эльдэ... ну, не её это. Неправильно. Хотя и красиво."

"Она переживает. Она ведь совсем молода... и ей хочется нравиться. А тут — такой, как ты. Подвернулся под руку," — Горт усмехнулся.

"Эру, неужели она и вправду... Она в меня влюбилась?!"

"Не знаю. А она... она тебе совсем не нравится?"

"Ну... э... видишь ли... как бы сказать... — он явно совсем растерялся. — Я думал, что орки... В общем, я совсем не ожидал, что орки могут быть такими. Что они умеют творить, и..."

Он запутался и замолчал, злясь на себя.

"Ладно. Там видно будет. Только ты... Будь с ней поделикатней. Не в смысле осторожности, а в смысле равенства, понимаешь?"

"Понимаю, — вздохнул Финрод. — Просто... у меня же мэльде осталась там, в Амане. Не пошла со мной. Амариэ зовут."

В его мыслях просверкнуло — как горестная тень: берег озера, прощание... красивая печальная эльдэ в голубом платье.

"Йолли... — вдруг как будто молния прошила. — Да. Я знал, что она осталась там..."

"Как это — Йолли? — Финрод не понял, но сжался. — Её Амариэ зовут... разве ты её знаешь?"

"Да... Это Йолли. Еще бы я не узнал! Она из наших, Финрод."

"Она никогда не говорила... — медленно выговорил Финрод. Он чувствовал, что это правда, и ничего не мог с собой поделать: ему стало до беспредельности тяжко. — Так вот почему она не пошла воевать с вами..."

"Финрод, я сам не знаю точно. Я просто узнал. И знаю, что было — наших детей лишили памяти... и отдали в воспитанники Валар."

"Мелькор танцевал с ней, — Финрод глядел в сторону. — Что-то говорил, они смеялись, у них были такие счастливые лица... я стоял и завидовал. И потом, когда всё случилось, и я ей сказал — идём со мной, она... Как будто давно уже решила. Я не знаю, что он с ней сделал, — если хочешь, спроси, тебе-то он скажет."

"Путь ваш был путем к гибели. Может, она увидела это?.. Жаль только одно. Жаль, что смертью сделали — меня."

"Как это — смертью?"

"А что — нет? Кого вы видите во мне — вспомни! Вспомни, что ты думал еще совсем недавно! Посмотри на лица своих друзей."

"Да..."

Финрод подумал, что ему, похоже, отчаянно "везёт". То полюбил эльдэ, которая на самом деле из "тёмных", то связался с орчанкой, теперь оказался на переднем крае — общаться с главным из тёмных майар... Судьба. Странная, непредсказуемая, порой жуткая. И как быть? От неё не откажешься, не откинешь, как одежду, которая пришлась не по нраву. Судьба, которая как будто намеренно впутала его в историю, которая ему не нравится, — и всё же в которую он влез сам. Судьба, которая привела его быть _нужным_ существам, которых он и боялся, и — что уж перед собой лукавить, — жалел... Судьба, которая, видимо, с этой целью не дала ему умереть во льдах Хэлкараксэ, задохнуться в ледяных вихрях... Судьба, зачем ты меня мучаешь? Почему бы не дать мне любовь, спокойную тихую жизнь без страха, без ощущения, что твой мир разваливается на куски и на глазах перестаёт быть уютным, что перед тобой разверзается бездна?..

"Я пойду, Финрод."

Горт обернулся, постоял, глядя на него. Потом вдруг — взметнулась крылатая тень, и — вверх, вверх, вверх....

...Следующим утром они снялись. Пока собирались, пока сворачивали лагерь, Финрод ещё был увлечён этим всем, — надо было что-то делать, он был нужен, его спрашивали, звали... А потом стало ясно, что — всё. Шатры исчезли, равнина враз раскинулась — до горизонта, куда ни взгляни — свободно.

Тогда-то и появилась Хашнис на крылатом коне. Все подобрались: испугались. А он — помрачнел на глазах, лицо застыло. Не хотел он обо всём этом думать. Не хотел. Но не отмахнуться, не уйти, не исчезнуть... хваткие лапы Судьбы. Страшно...

И они двинулись. С каждым шагом всё дальше уходили в прошлое те часы, поход, плен, Твердыня... Не забыть. Даже если очень захочешь.

Он молча шёл во главе колонны.

Когда они вплотную приблизились к горным склонам — стало ясно: да, без проводника они плутали бы здесь очень долго. Но молодой орчанке все эти места были знакомы, похоже, как свои пять пальцев. Она вела их — и попутно рассказывала об этих землях: о том, какие пути здесь лучше выбирать, чего здесь стоит опасаться, а чем можно и пренебречь; где в Нижнем Белерианде области, пригодные для устроения жилищ...

Так прошло несколько дней. Миновали болотистые топи, слеом — остров на огромной реке — Сирионе. Потянулись равнинные земли. Финрод уже знал, что по левую руку от их пути лежат леса Дориата, где с давних пор обитал его родич по материнской линии — Элу Тингол.

Чем поражала эта земля — тишиной. Он ещё не успел привыкнуть к этому: пока шли, воздух был полон войной, опасностью... А сейчас — тишина. Непривычно.

Синдар довольно быстро отделились от них, распрощались и исчезли. Финрод мог их понять: то, для чего нолдор звали их в поход, закончилось, так или иначе, и на этом — всё. Расстались без враждебности, конечно, хотя и без особой теплоты: ясно, что к приглашениям в рискованные походы со стороны пришельцев из-за моря они отныне будут относиться с большой опаской.

Тишина, холмистые равнины, шум Сириона — правда, они все дальше отдалялись от реки, и шум поутих. Шли сейчас по границе с лесами синдар, не углубляясь, однако, в сами леса.

Стрела свистнула откуда-то слева и воткнулась перед колонной. Финрод замер — и резко вскинул руку.

— Всем стоять!

— Правильно, — отозвался напряжённый голос из-за деревьев. — Пусть орк выйдет вперёд, отдельно от всех.

— Только вместе со мной, — в душе у Финрода что-то зазвенело, как струна.

В лесу помолчали.

— Тогда вы двое вперёд, — наконец выдал невидимый стрелок. — Отдельно от всех.

Хашнис, которая шла рядом с Финродом, сжала его руку — и он ощутил, как она испугалась. Кажется, даже услышал, как заколотилось ее сердце. Слишком неожиданно все произошло.

— У них была война с дикими орками... — проговорила она тихо. — Потому они и боятся. Им же не объяснишь, что не все такие...

Она шагнула вперед — вместе с Финродом. Теперь они стояли впереди всех, отдельно, и Хашнис просто ощущала, насколько она сейчас близка к гибели. Одна стрела — и....

Финрод тихо вздохнул. Влипание продолжается.

— Пожалуйста, не стреляйте, — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал как можно более спокойно. — Мы пришельцы из-за Моря, а та, что со мной, — наш проводник. Я Финдарато, сын Арафинве.

— Финдарато, — повторил голос. — Да, мы слышали о вас. И о тебе. О вашей беде и том, что вы пришли, чтобы отомстить Морготу... Но почему орк — ваш проводник? Или вы умудрились заключить с Морготом союз?

— Наши братья в плену, и останутся они там навечно, — сказал Финрод, глядя в непроницаемую лесную тень. — Феаноринги попытались отнять Сильмариллы, прикрываясь ранеными тёмными майар. Не вышло. И теперь у нас нет выбора, мы уходим на юг. Эта орчанка спасла мне жизнь в плену, и потому сейчас ведёт нас.

— Все это звучит не слишком правдиво и странно, но как бы то ни было — вы наши родичи, и нам небезразличны ваши дела, — произнес некоторое время спустя другой голос. — Мы приглашаем тебя, Финдарато, и других ваших предводителей пойти с нами. Государю Тинголу и его супруге будет интересно выслушать твой подробный рассказ о том, что произошло. И это существо... Тоже.

— Благодарю, — Финрод чётко и церемонно поклонился. — В таком случае, позвольте тем, кто остаётся, разбить лагерь неподалёку — до того момента, как мы вернёмся, чтобы продолжить наш путь.

"Фингон, Артанис — со мною, — мысленно сказал Финрод, не заботясь о том, что могут быть возражения: сейчас ему было всё равно. — Тургон, позаботься о наших. Надеюсь, это ненадолго..."

Лесная тьма наконец дрогнула: на свет выбрались несколько настороженных эльдар. У Финрода и остальных быстро — он не успел даже рта раскрыть — отобрали оружие, Хашнис завязали глаза, и всех увели вглубь леса.

Хашнис цеплялась за него. Идти ей стало тяжело — попробуй тут — вслепую; из-за этого она шла медленно, постоянно спотыкаясь, и, наверное, вызывала у синдар раздражение и презрение: чего еще ожидать от такого убогого существа!

Идти пришлось довольно долго, потом и вовсе стало как-то тяжко: как будто сам воздух оплетал пришельцев, охватывал, не позволял идти, пока не ощупает, чуть ли не до растворения в себе... Финрод понял: Завеса Мелиан. И вдруг подумалось — ну хорошо, он пришелец, чужой... он эльда, а каково орку здесь?

Хашнис всю дорогу молчала. Похоже, она боялась скомпрометировать Финдарато тем, что он общается с орком на глазах у синдар, да еще проявляет к нему сочувствие. Молчала — но он ощущал, что по мере приближения к Завесе ей становится все тяжелее. А когда началось... Орчанка не сказала ни слова. Просто вдруг вначале до боли вцепилась в его руку, а потом, остановившись, сползла на землю. Лицо ее, обычно светло-серое, сейчас стало совсем белым.

— Ох ты... — Финрод тоже остановился, обернулся к сопровождающим. — Послушайте, что же делать-то? Она не пройдёт Завесу. Если Владыки Дориата хотят её видеть, надо либо как-то сделать, чтобы пропустить, либо... либо отказаться от этой затеи.

Один из синдар обернулся, посмотрел на орчанку; в глазах было явное презрение. И, увы, никакого сочувствия.

— Твари Тьмы потому и боятся чар Владычицы Мелиан, в этом и смысл ее Завесы, — обронил он. — Но этот орк не умрет, Владычица обещает это. Возьми ее на руки, неси.

— Хорошо, — ответил Финрод.

Поднял Хашнис, — та неожиданно оказалась ношей не из лёгких. Мысленно потянулся к её фэа: снять это отторжение не удастся, так хоть прикрыть немного. От ливня не убережёшься под деревом, но всё-таки капель меньше попадёт... если повезёт.

Двинулся дальше.

Идти скоро стало легче. Похоже, эта незримая "ограда" была не так уж широка: милю, не больше. Дыхание Хашнис, до того едва заметное, стало глубже, она вздохнула, и вдруг тихонько проговорила:

— Финрод, я уже могу сама идти... наверное. Тебе же тяжело, я вижу. Мы уже в Дориате, да?

— Больше негде, — так же тихо ответил Финрод и поставил её на землю.

— Идите, что ли, — недовольно поторопил один из сопровождающих. — Нежничает он тут с орком, понимаешь...

Финрод одарил его вспыхнувшим взглядом.

— Она спасла мне жизнь в Ангамандо, — негромко, но чётко проговорил он. — Если бы такое произошло с тобой — ты бы потом этого орка зарезал?

— Орк жизнь спас? — прищурился синда. — Ну-ну, расскажи еще какую-нибудь сказку. Видели мы таких орков... как они "жизнь спасают". Не рассказывай мне сказки, нолдо. Не знаю, как вы там за морем, а мы здесь насмотрелись таких... спасителей. Хорошо, если раненого добьют, прежде чем сожрать, а то и живого на мясо разорвут...

Отвращение в голосе.

А Хашнис тихонько проговорила:

— Пойдем... Финдарато... не спорь ты с ними...

Финрод промолчал. Или они, местные, не умеют слышать ложь, или...

Он зашагал вперёд: как выяснилось, осталось немного.

Их встречали. Синдар было много, они ждали пришельцев. Не зря этот дворец, как успел услышать Финрод, назывался Менегрот — тысяча пещер; великолепие здесь было сравнимо с тем, что царило во дворцах Валинора. Должно быть, тысячи мастеров трудились над этой красотой, и законченный облик этот дворец принял совсем недавно. Высокие подземные залы, освещенные сотнями огней, блистающие драгоценные мозаики, сами синдар — в роскошных одеяниях...

Тронный зал. Величественный, торжественный... И две фигуры на высоких тронах. Элу Тингол, и майа Мелиан.

Снова майа... Финрод подошёл с заколотившимся сердцем, поклонился. Ощущение было совсем не таким, как в Амане, и совсем не таким, как рядом с тёмными майар: здесь не было валинорской холодности, строгой подчинённости, "правильности", не было и опасности клинка в ножнах, того надлома, чёрной тоски, которая то и дело прорывалась у Гортхауэра. Было что-то совсем, совсем иное, и вдруг, внезапно Финрод понял, что именно: Мелиан была майа, подарившая жизнь другому существу — так, как это делали эльдэ. От осознания этого ему стало совсем не по себе, как будто он случайно прикоснулся к одной из самых святых и загадочных тайн мироздания.

— Приветствую вас, владыки народа синдар, — сказал он.

Мелиан молчала; она лишь взглянула на Финрода, взглянула коротко и пристально, словно прикоснушись к его душе.

— Я рад приветствовать тебя в своем королевстве, Финдарато, сын Финарфина, и твоих спутников-эльдар, — заговорил Тингол. — Вести о вашей попытке противостоять злу Моргота дошли и до нас, и наши сердца полнились гордостью за вашу отвагу, и скорбью, когда мы узнали, что ваши лорды пленены. Рады мы и тому, что тебе удалось выйти живым из-под смертного мрака. Но до сих пор многое в истории вашей остается для нас неясным, и потому мы хотим, чтобы вы поведали о том, почему ваш народ уже сейчас называют прОклятым. Мы понимаем и то, что тебе, лорд Финдарато, трудно вспоминать о тяжелых днях плена, но все же просим поведать о том, как случилось, что ты, единственным из всех, покинул Ангамандо. Что же касается твоей спутницы, принадлежащей к искаженному народу... — Тингол смерил взглядом Хашнис, все еще стоявшую с завязанными глазами, прижавшись к Финроду, — мы убиваем всех орков, кто бы они ни были, ибо неспособно злое древо дать добрые плоды. Но в этот раз мы дозволяем этому существу быть с тобою.

— Благодарю, — Финрод коротко поклонился и открыто взглянул Тинголу в глаза. — Государь, наш народ виновен перед Эру и Валар в гибели невинных, за что и был проклят Владыкой Судеб. Когда тэлери отказались дать Феанаро корабли, тот взял их силой. После этого, переплывя в Эндорэ, он сжёг их и бросил нас — своего брата, меня и тех, кто были с нами — на берегу в Амане. Ведомые Клятвой... и, если быть честным, желанием посмотреть в лицо Феанаро, мы прошли Хэлкараксэ. И вот — Судьба преследует нас, посмевших омыть правое дело справедливого возмездия кровью невинных. Феаноринги нашли в лесу раненых тёмных майар и, пользуясь их беспомощностью, попытались сделать из них щит для прорыва на Ангбанд, за Камнями. Попытка эта провалилась. Те, кто пытал их, больше не вернутся из плена. На мне нет крови, Эльве, и, видимо, поэтому Эру щадит меня.

Он вздохнул.

— Хотя пощада ли это — я не знаю...

— Значит, слухи правдивы, и кровь моих родичей на руках феанорингов, — проговорил Тингол после долгого молчания. — Но мне уже не суждено взглянуть им в глаза, чтобы спросить ответа... Однако воля Эру в том, или воля Моргота — нам неведомо. Вы шли по границе моих земель. Куда направлялись вы, где собирались остановиться? Да, и... — он пошевелил пальцами, и один из синдар, стоявших неподалеку, шагнул к Финроду и сдернул повязку с глаз Хашнис.

Та, отвыкшая за время дороги от света, отступила на шаг и часто заморгала, закрывая лицо ладонями. И снова — от Финрода не укрылось, какие презрительные, брезгливые взгляды бросали на нее синдар.

— На юг, в свободные земли, — ответил Финрод и замолчал.

В голове вихрем пронеслось: а идём-то мы туда как раз по воле Моргота, и оттуда — наш проводник, и чтобы обелить себя перед Эльве, достаточно всего лишь сказать, что — вот вынудили нас...

— Ты говорил, лорд Финдарато, что эта орчанка — ваш проводник. Но я вижу на ней следы чар, что отличают всех прислужников Моргота. Поход ваш — по воле Владыки Ангамандо. Вам позволили уйти — с тем условием, что поведет вас — она? И вы согласились?

— Нет, — ответила Артанис. — Условия такого не было. Мы вынуждены были уйти, это правда, и из всех зол я предпочла выбрать меньшее: принять в проводники то существо, которое спасло жизнь моего брата.

— А вы не боитесь, что она приведет вас прямо в руки к тем оркам, что все еще обитают в южных нагорьях? Силы Моргота — не только в Ангамандо. Вы не думали, что он решил уничтожить вас на чужой земле, не пролив ни капли тех воинов-смертных, что служат ему в северных землях?

— Боимся, — честно сказал Финрод. — И легче сказать, чего мы не боимся на этой земле...

— Неправда! — вдруг громко сказала Хашнис и шагнула вперед. — Ты, король, зачем ты наговариваешь на нас?! Вы сами, должно быть, только и думаете, что о кознях, и если кто просто не хочет чужой гибели, то и тут вы измышляете выдумки о нашем коварстве. Мелькор не хочет ни гибели их, ни войны с ними, и я вела их к пещерам в нагорье над Нарогом, где они смогли бы жить в безопасности и покое. А до южных орков оттуда далеко, да и не до того им сейчас, чтобы нападать на нолдор. И не наши эти орки, так что не говори, о чем не знаешь!

Её прервал звон выхватываемых клинков, — и Финрод вздрогнул.

Он подошёл к Хашнис, стараясь сохранять спокойствие.

— Государь, и вы, синдар. Я прошу вас: позвольте нам следовать своей судьбе. Я не вправе просить убежища для нолдор в ваших землях, так позволь же нам продолжить путь. Если этот проводник приведёт нас к гибели, — значит, те, погибшие в Альквалондэ, будут отомщены.

— Значит, Моргот уже взял себе право распоряжаться на чужой земле, — медленно проговорил Тингол, глядя на Хашнис. — Он раздает мои земли тем, кто послушен его воле. Но он должен раз и навсегда понять, что владыка Белерианда — я, и именно я буду решать, кому и где жить на моей земле.

Он перевел взгляд на Финдарато.

— Я позволяю вашему народу жить в землях Нарога. Но скажи, Финдарато — зачем вам _этот_ проводник? Это существо — такой же раб Моргота, как и прочие его рабы. Оркам нельзя доверять. Я дам вам своих проводников, эльдар, они прекрасно знают эти земли.

— Я никакой не раб, — сдавленно, но ясно проговорила Хашнис. — И у Мелькора есть имя.

Финрод поклонился — понимая, что отказываться категорически нельзя.

— Благодарю, государь.

"Хашнис, да замолчишь ты или нет! Ещё одно слово, и они тебя убьют."

Он повернулся к Мелиан.

— Владычица, ты дала слово, что этот орк не умрёт. Позволь мне вывести это существо за пределы твоей Завесы.

— И это слово мы сдержим, — произнесла Мелиан. Голос ее был глубок и напевен, словно музыка. — Но это создание — слуга Моргота, и вижу я, что она не из простых его прислужников. Ты, Финдарато, лишь недавно ступил на землю Эндорэ, мы же живем здесь веками, и Моргот с его рабами — наш давний и непримиримый враг. Мы не можем отпустить это существо, во всяком случае, прежде чем нам не станут известны все его тайные помыслы... и все то, что ему известно о замыслах Моргота. Прости, Финдарато, но это слово — последнее.

Финрод понял, что проиграл. Молодец, Хашнис, спасибо. Он вообще-то думал её вытащить отсюда.

— Я склоняюсь перед волей Владык Дориата, — проговорил он. — Но поймите меня правильно. У меня есть свои понятия о чести. Кем бы ни было это существо, — но благодаря ему я вышел живым за пределы Ангамандо и, как вы видите, добрался до вас, до своих родственников. Я обязан ответить тем же. Я не хочу уподобляться тем, кто презирает законы чести... как те, кого я видел в Альквалондэ.

— Или ты не доверяешь нашему слову? — снова мягко заговорила Мелиан. — Мы не нарушаем обещаний. И через две луны ты сможешь вернуться — и забрать эту орчанку... если она так тебе дорога.

— Ну и пусть, — вдруг снова проговорила Хашнис. — Вы думаете, я должна затрястись от страха? Да ничего подобного! Считайте, что я остаюсь по своей собственной воле, вот так-то.

— Как могу я не доверять, Владычица? — спокойно сказал Финрод. — Через две луны я вернусь. Вижу я, что государю Эльве, да и народу синдар, тяжело говорить с нами. Позвольте нам, лордам нолдор, вернуться к нашему народу и там ожидать ваших проводников.

— Пусть будет так, — обронил Тингол. — Ступайте.

Финрод и его спутники, поклонившись, удалились из зала. К Хашнис подошли двое, заломили руки за спину и потащили, — так, что идти ей пришлось, согнувшись. Запихнули в комнату где-то в глубоком подземелье, без света, с одной только подстилкой, которую, похоже, кинули туда только что. Поставили плошку с водой, еду — и, брезгливо передёрнувшись, ушли. Дверь заперли, похоже, при помощи чар, никаких признаков замка на ней не было видно.

Наверное, они всерьез считают, что мне так будет даже лучше — без света... — подумалось Хашнис. — Какая темнота, хуже, чем у нас... И еще они думают, что Мелькор видит моими глазами, и боятся, чтобы я не увидела лишнего. Надменные, пустые... а что они умеют? Ну, залы... ну, насовали блестящих камней... трон резной, подумаешь... я сама бы так сумела...

Сколько теперь вот так — ждать?.. Хорошо еще, если придет Мелиан — в ней хотя бы не чуялось зла. А если — кто-то другой из их владеющих чарами?..

Ждать пришлось недолго: похоже, синдар были всерьёз обеспокоены происходящим и решили не тянуть с допросом.

Дверь отворилась бесшумно, — на пороге была Мелиан. Прошла, села, взглянула на дверь — та послушно затворилась снова.

Хашнис поднялась, когда увидела майэ... и, постояв несколько секунд, села снова. Отвела взгляд.

Мелиан, секунду подумал, взяла орчанку за подбородок и заставила повернуться.

— Не отводи глаз.

Ей не нужны были прикосновения, не нужны были никакие внешние "эффекты", — да она и не любила этого, похоже. Она просто смотрела, — властный, необоримой силы взгляд, проникающий до самой глубины души, до самых дальних, казалось бы, навеки погребённых воспоминаний. Взгляд, способный растопить любой лёд, способный заставить свернуть с любого пути... Взгляд, от которого некогда Эльве остановился, забыв про свой народ, про Валинор, который он видел и куда хотел попасть... В нём не было тяжести, не было принуждения, но была завораживающая сияющая мощь, которой невозможно было противостоять.

Сопротивляться... Нет. Пусть. Пусть смотрит. Пусть видит. Может, что-нибудь поймет?.. Может, наконец-то — поверит?..

— Ты хочешь мою память, — голос почему-то получился совсем тихим. Шепот. — Смотри. Память не лжет.

Черные башни Твердыни. Детство. Северные озера, холод воды, свет, песчаные обрывы под высокими соснами. Бегом по песчаным отмелям, смех, ветер, высокое яркое небо. Собирать ракушки в проточной воде, под обрывами, смотреть на сверкающий перламутр...

Книги. Древние тяжелые фолианты, многократно переписанные — память прошлых веков. Знакомые и чужие одновременно летящие знаки — так напоминающие письменность, что изобрел Феанаро... в Ангамандо?.. Откуда?..

Стеклянный цветок в острых язычках пламени. Капают разноцветные капли стекла, застывают лепестками — в огне рождается хрустальное чудо. Золотые пластинки под пальцами, тонкие движения инструментов — рождается та самая диадема, что теперь украшает волосы Артанис.

Нолдор. Зарево над дальними горами. Что это?.. Это горят корабли...

Мелькор. Смех под высокими сводами, его лицо — совсем рядом, плащ за спиной — как крылья, танец...

Финдарато. Золотоволосый эльф, отчаяние, бессильное горе... И Гортхауэр с его ненавистью. Не допустить, помочь...

События прошлого разворачивались перед Мелиан, как страницы прочитанной книги.

— Что ж, — Мелиан наконец пригасила свой взор, встала. — Пожалуй, мне больше от тебя ничего не нужно.

— Ты уйдешь, а мне — оставаться здесь, и две луны не видеть света, да? — Хашнис поднялась на ноги, держась за стену — голова у нее кружилась. — Впрочем, чего я хочу, я, жалкий уродливый орк, прислужница Моргота! Я же вас еще благодарить должна, что вы меня не убили сразу! А тебе никогда не приходило в голову, пресветлая майа, что не только у существ вашего народа может быть душа, совесть и честь? Что кроме "службы и рабства", бывают доверие и дружба? Или эта истина — слишком сложна для твоих пресветлых мозгов? Ты уже узнала все, что хотела, Финрод еще не успел далеко отойти — зачем я вам здесь? Вы не вытащите из меня никаких "козней Моргота", просто потому, что нет никаких козней, хотя бы вы даже на части меня разобрали!

— Ты ошибаешься, если думаешь, что я буду отчитываться перед тобой, — голос Мелиан стал ледяным. — Финдарато был прав: во всём, что с тобой происходит здесь, виновна только ты сама. Я собиралась отпустить тебя, если бы ты не стала меня оскорблять. А так — будешь сидеть здесь две луны и ждать его возвращения.

Она сделала шаг к двери.

— Значит, мне говорить о тебе — нельзя, а тебе лгать обо мне и о Мелькоре — можно? — голос Хашнис окреп, откуда только силы взялись. — Да если бы в моих словах не было правды, они бы тебя не оскорбили. И пусть ты майа и сильнее меня своей силой, которой ты не достигла своим трудом, а получила готовенькой от рождения — не думай, что из-за этого я признаю за тобой право смотреть на меня, как на червя. Ты мнишь себя великой и чистой, но моя душа не слабее твоей. И не грязнее!

— Мне не нужно твоё признание или не-признание, — спокойно улыбнулась Мелиан. — Равно как и твоё мнение обо мне и о нас.

Она скрылась за дверью.

Хашнис остановилась у стены, глядя в нее — сквозь нее — бешеным взглядом. Ну нет, сволочи. Я заставлю тебя считаться с собой. Не знаю, как, но заставлю. Артано умеет... Тхурингветиль. Они пытались. Они пробовали. Изменять сущность смертных, делая их схожими с майар. Если можно со смертными — можно и с иртха. Я стану не слабее вас, сволочи, потому что у меня есть воля, а твоей воли, майа, хватает только на то, чтобы сидеть в огражденном кольце и носа не казать наружу, и задирать свой майарский нос. Мы вам покажем, сволочи, кто здесь властители...

Хашнис сжимала зубы — до скрежета — и чувствовала, как в ней поднимается ненависть. Не от того, что они заперли ее здесь, в темноте и холоде. А от того, что они, бессмысленные, не умеющие думать, не желающие знать ничего из-за своей гордыни — да все индюки в сотню раз глупее, чем наши мастера и книжники! — смотрели на нее свысока, с презрением, с брезгливостью... Горт тоже держал эльдар в темнице, но разве он позволял — вот _так_?!..

"Знаешь что, Хашнис, — услышала она напряжённо-ровный голос Мелькора. — В общем, они ведь недалеки от истины. Я действительно слежу. Не вашими глазами, конечно, — мне и своего иного зрения хватает... Заперев тебя, они надеются расстроить мои коварные планы. Что ж, пусть... Легко воображать себя властителем Белерианда, сидя в пещере за Завесой, которую сделал не ты, а твоя супруга."

"Мелькор...- Хашнис всем сознанием метнулась на этот голос. — Какие же они сволочи!.. Это... это... у меня слов не хватает! — в душе Хашнис волной билось возмущение и гнев. — Мелькор, дай мне слово... Когда я вернусь. Я хочу помогать вам... тебе... и Гортхауэру с Тхурингветиль... всем, что я могу. Я хочу заставить эту белую сволочь считаться со мной и с такими, как я! У нее есть сила, данная даром, и поэтому она позволяет себе смотреть на нас, как будто на червей! Ей можно оскорблять нас, а когда мы возмущаемся — она пользуется силой, и задирает свой нос! Да она ничем не лучше этих... феанорингов! Она бы убила меня, если б не обещание, данное Финроду..."

"Заставить считаться, — он горько усмехнулся. — Как видишь, от того, что их загнали в пещеры Менегрота, заставили сидеть под Завесой, гордыни у них не уменьшилось. Что же до того, чтобы помогать... Я подумал над тем, о чём ты говорила тогда, — научиться использовать силу, как эльдар или майар. Давай сделаем вот что. У тебя впереди два месяца полного безделья, так употребим же их с толком. Я попробую научить тебя слушать музыку Эндорэ... а когда у тебя получится, ты попробуешь управлять ею. Собственно, это она и есть, сила. Как ты на это смотришь?"

"Да я что угодно сделать готова!.. Я все сделаю... Небо, Мелькор, как ты сидел там... в Валиноре... в Чертогах... тут и от пары часов с ума сходить начинаешь..."

От этого вопроса её словно накрыло — на мгновение, дальше Мелькор овладел собой, но она успела ощутить -

Тишина.

Мёртвое Время.

Ничего нет, только стучит кровь в висках.

И никого.

И снаружи — ни звука, ни крика, ни шороха.

Ни одного чувства, обращённого к тебе, — ни любви, ни ненависти.

Ты остался один в этом до жути тесном каменном мешке, и больше — никогда — ничего — не будет.

Жизнь, борьба, война, отчаяние, — остались там. По ту сторону тишины.

Уходят. С каждой секундой. С каждым биением сердца. Ты можешь призвать память, — она ответит, но каждый раз, как впервые, ты вновь и вновь проживаешь это. Жизнь. Борьба. Война. Отчаяние. И — стена. И мёртвое Время. И — триста валинорских лет, с открытыми глазами, смотреть на одни и те же каменные стены.

Когда — перед самым концом — пришёл Намо, он был абсолютно уверен, что его никогда не выпустят на свободу...

Хашнис рывком зажала лицо руками и с громким стоном повалилась на каменный пол.

"Не надо!.. Прошу тебя, не надо... не вспоминай..."

"Прости, — сдавленно отозвался он. — Кажется, дома я совсем разучился закрываться..."

"Какие же они сволочи... "

Несколько минут Хашнис просто лежала, приходя в себя. Потом заставила себя сесть. Успокоиться — как получалось. И Мелькор вдруг понял, что в ней сейчас, кажется, пробуждается и крепнет то самое чувство, что сейчас отличало Гортхауэра — клинок, спрятанный в ножны.

"Мелькор, давай... Попробуем. То, что ты назвал музыкой Эндорэ..."

Он вздохнул.

"Хорошо... Но я не знаю, как у тебя сейчас получится, ведь чтобы слушать музыку мира, мир должен быть — в душе... Попробуй вот как. Вспомни, как ты смотрела на огонь. Вспомни танец пламени. Как алое, золотое, искрящееся — сплетается, взлетает и тут же рассыпается, гаснет, чтобы снова взмыть ввысь... Попробуй это увидеть — так ярко и живо, как только можешь."

Темнота, только что казавшаяся враждебной, сейчас помогала — вокруг не было ничего лишнего, отвлекающего. И Хашнис вспомнила пламя таким, каким его видела чаще всего — острый, как клинок, длинный язычок огня.

Пламя в камине... пляшут, свиваются золотистые волны, как будто там, внутри, танцуют крохотные огненные драконы. Сейчас оно не жжет — оно теплое, ласковое. Нежное даже...

"Драконы — это хорошо, — голос Мелькора потеплел. — Огонь — сердце мира. Сердце Арты. Сейчас ты касаешься его. А теперь отпусти себя на свободу, и ты услышишь Музыку... Ту самую. — Он легко улыбнулся. — Здесь сплетается Музыка всех Айнур. Попробуй узнать мою..."

"Я... у меня не получится, наверное..."

Хашнис протянула руку — и осторожно притронулась к пламени. Больно?.. нет, это лишь на мгновение, и почти сразу же боль стала иным: чувством единения с сущностью пламени. Это не было похоже на обычную музыку. Пламя жило, оно шептало, в нем было дыхание, было биение сердца, пульс крови, бегущей по венам — Арта — живая... Лишь постепенно эти звуки начали сливаться в музыку. Она крепла, нарастала — величественная, необычная, хор поднимался ввысь, заполнял собой все от глубочайших недр — до Ильмена...

"Никогда не говори — "не получится", — улыбаясь, сказал Мелькор. — Себя надо настраивать на то, что — дойду, смогу, сделаю. Этим коротеньким "не" ты ставишь лишнюю преграду, которой могло бы не быть. А пока — слушай. Слушай наяву и в полусне, пробуй представить себе, что ты летишь — там, в этом море звуков, что это не звуки, а потоки воздуха, и пробуй подчинять их себе... как те, кто умеет летать. Не сразу, конечно, но — получится."

"Получится, — упрямо произнесла Хашнис. — Назло всем этим — получится."

Дверь внезапно распахнулась, — и видение оборвалось. Хашнис показалось, что она падает, падает, с какой-то сумасшедшей высоты, отчего замирает в груди.

К счастью, сидела... в реальности падать было неоткуда. Только пошатнулась и едва успела опереться рукой о пол, чтобы не удариться.

— Что?.. — произнесла растерянно.

Вошедшая вроде бы была эльдэ... если бы её не выдавали глаза, — точь-в-точь глаза Мелиан. Прикрыла за собой дверь, очень аккуратно и надёжно. Села напротив.

— Я Лютиэнь. Принцесса Лютиэнь. Как тебя зовут?

— Хашнис, — ответила орчанка. — Я знаю о тебе. Зачем ты пришла? Твоя мать уже узнала все, что могло быть вам интересным.

— Я не моя мать, — спокойно отозвалась та. — Она в своё время полюбила эльда... а теперь я вижу, как эльда, судя по всему, полюбил орчанку. Я хотела познакомиться с тобой и понять, что он в тебе нашёл.

— Ты уже познакомилась. Но я не зверь в зверинце, на которого смотрят, чтобы понять, что в нем — такого.

— Почему ты так враждебна? — Лютиэнь устроилась поудобнее. — Я не успела сделать тебе ничего дурного.

— А давай тебя вот так вначале выставят на всеобщее обозрение, потом будут обвинять во всяких мерзостях, потом будут таскать у всех на виду, как будто ты взбесившийся пес, засунут в черную дыру без капли света, дадут понять, что ты — ничтожный червь перед могучими пресветлыми эльдар... А потом я посмотрю, как у тебя не будет враждебности к тому, кто придет на тебя полюбоваться!

— А ты знаешь, каково это — видеть орков в бою? Видеть, как они топчут, разрывают на части ещё живых твоих собратьев? — голос Лютиэнь стал резким. — Ты не видела, как они доедают тела после боя? Я видела! Да, тут действительно нужно радоваться, что орка оставили в живых!

— Я тоже видела, — хмуро сказала Хашнис. — Но чтобы понять, что я не из _этих_, достаточно лишь уметь видеть, а не только смотреть. Феаноринги убивали ваших родичей там, в Валиноре... так что ж теперь, всех нолдор держать за таких же убийц? Гортхауэр понимал, что это не так — несмотря на то, что все, кто пришел к нам с оружием, шли за убийцей, как за своим предводителем. Я что — очень похожа на злобного рычащего зверя? У меня что — душа светится жаждой убийства? Вы бы еще орчонка в каком-нибудь стойбище взяли и ему бы мстили за то, что делают взрослые!

— Ты не похожа, — усмехнулась Лютиэнь. — Именно поэтому тебя и не убили. А теперь слушай. В эти две луны тебя отсюда не выпустят. Отсюда, из Дориата. Но. Они собирались держать тебя здесь, в подземелье, — пока мама не показала твою память. Теперь они и вовсе не понимают, что делать. Кто-то сказал: может, Моргот умеет подделывать воспоминания? Мама говорит: бред, даже Валар на это не способны. Слово за слово — и я захотела познакомиться с тобой.

— Ты познакомилась, — повторила Хашнис. — Ты видишь. И что же теперь?

Лютиэнь как-то совсем по-девчоночьи почесала нос.

— Наши не будут сильно рады видеть орка, думаю, это не надо объяснять. Я поселю тебя в комнате с окном. Но при одном условии!

— Лютиэнь... ты что, думаешь, мне захочется видеть — их? Да еще неизвестно, кому противнее... какое условие-то?

— Не нарывайся. Сиди тихо. А то бросаешься на всех... как зверёныш, право слово.

Она встала, отворила дверь.

— Идём.

— Ваши так же точно, — возразила, помедлив, Хашнис. — Любой бы так же, если бы слышал такую неправду про себя... Да, и... У меня есть облик... облик эльде...

Лютиэнь резко обернулась.

— Как это?!

— Обычно... — Хашнис даже удивилась, что Лютиэнь не сразу поняла. — Чары облика. У вас разве такого не умеют?

— Да умеют, я не о том! Орки же не могут владеть чарами, тем более — такими.

— Это Мелькор мне сделал, когда я говорила с Финродом, — призналась Хашнис, — я боялась, что я ему противна в обычном своем виде. Я сама придумывала этот облик, а Мелькор его запечатлел, но Финдарато после сказал, что я ему гораздо больше нравлюсь так. Ты сказала, что вашим неприятно, вот я и вспомнила. Ты, наверное, опять скажешь — коварство, а то еще и подумаете — "а может, прислужники Врага среди нас"...

Было видно: да, она испугалась. Но она была принцессой, — не позволила себе поддаться страху, овладела собой.

— Пойдём.

Хашнис молча последовала за ней. Точно, еще неизвестно, кому противнее. Вот если бы найти здесь какой-нибудь уголок... где никого нету. Или мастерскую... Она бы им тогда показала, кто чего стоит....

Менегрот — тысяча пещер... А здесь было окно. И за ним — головокружительный обрыв, как будто это была не для двуногих комната, а жильё птицы. Где-то совсем рядом с покоями Лютиэнь.

— Вот, — сказала принцесса. — А теперь вот что. Расскажи мне про Мелькора. Какой он. Почему вы — с ним. Что вас так привлекло в нём. И, наконец, — почему он наслал на нас орков?! Мы не нападали, мы жили свободно! И вдруг — это! Загнали нас за Завесу, а теперь удивляетесь, почему вас ненавидят...

Хашнис прошлась по комнате... потрогала деревянную раму окна, выглянула из него наружу.

— Лютиэнь, большинство не выбирали... где родились, там и живут. И потом, Мелькор только недавно вернулся. Какой он?.. — Хашнис помолчала. — Не знаю... я не очень много с ним успела общаться... трудно так сказать... Как будто старый друг, наверное... вот. И я тебе точно говорю — не наши это орки были, с которыми у вас была война. Ну сама посуди, как бы мы могли их обуздать, этих орков? Чем? У Горта же нету сил в этой части Белерианда. Только он сам да Тхурингветиль, считай. Как бы он их усмирял, или управлял ими — что, от стойбища к стойбищу летать и страх на них наводить? Так у него и другие дела есть...

— Значит, ты больше с Гортхауэром знакома?

— Как и все мы, — кивнула Хашнис. — И с Тхурингветиль. И вообще, это ваше счастье, что Мелькор вернулся, потому что он... Добрее, что ли. А Горт на всех светлых зол...

— Ну хорошо... допустим. Но Мелькор ведь одобряет это, — эту злость на светлых? Не препятствует?

— Ха, — усмехнулась Хашнис. — Если бы он не препятствовал, Горт бы всех феанорингов вместе с Феанаро тогда в пепел пожег...

Лютиэнь несколько мгновений испуганно молчала.

— Не понимаю... Ты хочешь сказать, он Мелькора послушался?

— Еще бы — не послушался! Это же — Мелькор... он же его любит, ты что! Он же его все эти века ждал! Это же у него мечта была — что однажды вернется Мелькор, и тогда преподнести ему в дар Твердыню, чтобы он стал властелином Эндоре... Ну, это последнее, конечно, громко сказано, потому что желания особого властвовать все равно у наших нет ни у кого.

— Значит, всё-таки — властелином... И как он — принял? Согласился?

— Ну, не убегать же ему прятаться... я не знаю всего. Но я вижу, что он сдерживает Горта, не дает ему, ну... Мстить. Потому что все это — месть.

— Не завидую, — искренне сказала Лютиэнь. — Если оно всё так — от такого "сдерживания" устанешь уже через пару лет, это же невозможно. И деваться ему, выходит, некуда. В плену, небось, проще было, там хоть вокруг враги, а тут — свой, с которым сладу нет. Вот закончится у него терпение, бросит он всё это дело и уйдёт... куда угодно, только подальше от этого сумасшедшего.

— Никуда он не уйдет. И потом... вы боитесь, боитесь, боитесь... Страх не дает вам раскрыть глаза. Финдарато же сумел с ним найти общий язык... с Гортом.

— Как ему это удалось? Пробиться сквозь ненависть?

Хашнис села, махнула рукой.

— Ой, это такое было... Там, понимаешь... Я им не дала Финдарато на Север отослать вместе с феанорингами. Горт же их всех — под одну гребенку, а я с Финдарато говорила, ну вот вроде как ты со мной... И Тьелкормо тоже оставался, потому что был ранен. И Финрод попросил, чтобы поговорить с ним. Горт хотел от них клятвы о мире... А тот... Тот начал, как мальчишка... Тут уже и Финдарато психанул...

Хашнис вдруг захихикала, зажимая рот ладонью — не могла сдержаться.

— Ну вот они вместе и напились... вина... крепкого... На том и помирились.

Лютиэнь ошеломлённо смотрела на неё, — в глазах появилось какое-то весёлое изумление.

— С ума сойти. Может, мне подговорить папу, чтобы он пошёл в Ангбанд и с Мелькором напился, — оба ведь считают себя властителями Эндорэ, вот бы и разобрались...

— Он такой надменный, — Хашнис покачала головой. — В Финдарато этого нет.

— Я его не знаю, — сказала Лютиэнь. — Только успела почувствовать — он как в тиски какие-то попал, не вырваться, и тебя что-то куда-то тащит, чуть ли не сама Судьба, а на твоё мнение по этому поводу ей плевать... Я ему не завидую.

— Судьба, судьба... это ваше, эльфийское. А у нас считают, что каждый сам делает свою судьбу. Если кто-то поднимает меч — разве это судьба его руку тянет, а не он сам?

— Судьба — это обстоятельства, которые сваливаются тебе на голову, которые ты не выбираешь, от которых не отвертеться. Другое дело, как ты в этих обстоятельствах себя поведёшь, вот тут ты уже волен. Вот тебя сейчас судьба завела в Дориат, хоть ты этого и не хотела.

— Но я знала, что мы пойдем рядом с Дориатом, и что вы можете меня захватить, и могла бы не идти провожать Финрода, — возразила Хашнис. — Вон, феаноринги говорят — мы не виноваты, что мы убивали телери, это все судьба, и Моргот виноват. Как будто эта самая судьба заставляла их убивать!

— Ну, вот так кивать на судьбу — это уже смешно, — заметила Лютиэнь. — Однако, согласись, ничто не бывает просто так, и весьма наивно полагать, что вот ты сам такой всемогущий и своей жизнью управляешь.

— Во всяком случае, убивать или нет, создавать или разрушать — это всегда в моей воле.

— Возможно, но последствия — уже не в твоей.

— Я все равно предпочту поступать так, как мне говорит совесть. А никакая не... судьба.

— Ты властна только над одним мгновением, над тем, что — "сейчас". Ты скажешь слово, и оно улетит, и реакцию на него — тех, кому, оно сказано, — ты уже не властна изменить, даже если потом будешь жгуче далеть о сказанном. Ты не властна над тем, что будут делать другие — памятуя твоё слово, твоё дело. И дальше, дальше, как круги по воде. Неужели ты думаешь, что этим правим мы — просто мы?

— А что другое ты предлагаешь, Лютиэнь? У тебя есть что-то лучшее? Или из тобою сказанного следует, что нужно вообще сидеть и ничего не делать, чтобы чего не вышло?

— Иногда лучше сидеть, — согласилась Лютиэнь, — и прежде, чем что-то делать, подумать о последствиях. Хорошенько подумать. Впрочем, что-то я заболталась, а меня ждут.

— Еще одно...- попросила Хашнис. — Если можно, разрешите мне работать в ваших мастерских... и читать ваши книги. О большем я не прошу.

— Ладно... Кто же вас грамоте-то учил, не поленился?

— Лютиэнь, ты что! — возмутилась Хашнис. — Чего тут уметь-то? В Твердыне любой орчонок, и тот умеет! Вот в племенах — там да, — добавила, — там мало кто умеет...

— Знаешь, судя по тем, что нас резали, орки не то что грамоте необучаемы... Вот и интересно: кто смог?

— Учат, — Хашнис пожала плечами. — В Твердыне всех детей учат. Старшие. А как иначе-то? Как иначе можно вообще учиться? Память у смертных и иртха не такая хорошая, как у вас, мысленной речью не все владеют... Книги не прочтешь, с другими знаниями не поделишься... нет, ну что ты...

— Ладно. Наши будут знать, что тебе разрешено появляться в мастерских и в библиотеке. Но не пытайся сбежать: застрелят.

— Очень нужно, — Хашнис дернула плечом. — Что я, совсем глупая? Я же через вашу Завесу не пройду, плохо станет.

Лютиэнь кивнула и скрылась за дверью.

Где находится здешняя библиотека и мастерские — Хашнис, конечно, не знала. Потому остаток дня она убила на то, чтобы вымыться самой, вычистить как следует одежду... и вообще. Дикие орки ведь были не столько страшны обликом, сколько грязны до отвращения, нечистоплотны... говорили даже, если дикого орка силком вымыть, то он умереть может. Якобы кто-то когда-то проверил. Впрочем, подробностей сего опыта, кто, когда, никто не знал, поэтому, наверное, это была все же байка. А так... Ну и что, думала Хашнис, глядя на себя в небольшое зеркало, что нашлось в умывальне — чем я так уж хуже их? Ну, волосы жестче, ну, кожа серее и лицо шире... но Финрод говорил, что ему нравится, и он не врал, я бы поняла... Ладно. Может, у них вечером эльфов ходит поменьше, так чтобы хоть не натыкаться...

Она осторожно выглянула из отведенной ей комнаты — наружу. И тут же обнаружила, что у дверей стоят двое стражей.

Боятся все-таки, значит...

Эльфы переглянулись.

— Тебе чего?

— Принцесса Лютиэнь обещала, что мне можно будет ходить в мастерские и библиотеку, — Хашнис старалась, чтобы голос ее звучал спокойно, уверенно и учтиво. — Вы не могли бы показать мне, где они находятся?

— Есть такой приказ, — один из эльфов смерил её оценивающим взглядом с ног до головы. — Ты, видать, важная персона у вас там, раз тебе разрешили, да ещё и наверху поселили?

— Нет, я обычная, — спокойно сказала Хашнис. — Я просто подружилась с Финродом, потому их и провожала.

— А Финрод тоже считает, что он с тобой подружился? — язвительно спросил второй эльф. — Ладно, раз приказано, мы тебя проводим.

— Он тоже так считает, — кивнула Хашнис. — Спасибо. Скучно ведь сидеть просто так... Целых две луны...

Это провожание, конечно, больше всего походило на прогулку под конвоем. Завели в зал, истинные размеры которого было трудно угадать из-за того, что глаз тут же натыкался на шкафы, шкафы, шкафы. На мысленный зов откуда-то из дебрей выскочило странное существо: вроде эльф, и вроде синда, но, судя по глазам, как будто вовсе не от мира сего.

— Что угодно?

— Да вот, — с усмешкой сказал один из конвоиров. — У нас тут в Дориате орк завёлся, понимаешь. Или ты даже и об этом не слышал?

Библиотекарь растерянно почесал нос.

— Орк? Ой, как интересно... И где он?

— Да перед тобой же, балда! — заржали уже оба. — Орчанка это. Мало того, что мытая, так ещё и грамотная. И взаперти ей, вилишь ли, скучно. Поразвлекай, принцесса велела.

Хашнис вздохнула. Ну точно — зверек в зверинце... Но сказала эльфу вежливо:

— Здравствуй. Я действительно орчанка, это правда.

Библиотекарь с интересом посмотрел на неё, потом на сопровождающих.

— А вы тоже что-нибудь... почитаете?

— Ну уж нет, — отозвался один. — Наше дело — сторожить. Так что мы, если что, снаружи.

— А то вдруг убегу, — добавила Хашнис уже с иронией. — А вот мне ваши книги почитать очень хотелось бы... раз уж я к вам попала. Когда еще такой случай выпадет.

Конвоиры хмыкнули и скрылись за дверью. Библиотекарь растерянно смотрел на Хашнис и явно никак не мог понять, с чего начать.

— Тут... тут очень много всего есть. Про что тебе найти?

Хашнис помедлила совсем немного.

— Про то, что вы думаете о нас... То есть о Севере. Насколько правду у вас знают...

— Про Север? — он задумался на секунду. — Ну, идём, это в отделе редких рукописей...

— А как у вас много книг... — задумчиво сказала Хашнис. — Это единственная библиотека в Дориате? Большая?

— Очень! — его странные светло-фиолетовые глаза засияли гордостью. — Я почти три тысячи лет это всё собираю. Ещё бы не большая.

— Три тысячи лет! — Хашнис вздрогнула и остановилась. — Значит, ты жил уже тогда?..

— Жил, — удивлённо отозвался он. — А почему это тебя так удивляет?

— Так ведь как раз тогда была Война Стихий...

— Я родился чуть ли не сразу после, — разъяснил этот странный эльф. — Мне говорили, моя мать умерла, произведя меня на свет... С тех пор, как я узнал об этом, мне больно смотреть на женщин, и я поклялся, что у меня никогда не будет детей... такой ценой — лучше не надо...

— Ну, это же не обязательно... — удивилась Хашнис. — А может, она не умерла, а... погибла, например... Хотя что об этом говорить, извини.

— Да ладно, это было давно и не со мной, — он засуетился. — Ты же хотела найти книги... Если тебе интересно, я, конечно, расскажу всё, что знаю, только знаю я немного. Мне передали только образ, — как она выглядела... и как она хотела меня назвать. Только имя это здесь не прижилось, меня никогда так не называли...

— Конечно, мне интересно! Расскажи! А вдруг окажется, что она как-то связана с, ну... с нашими народами, северными? Вдруг я пойму? Или еще что-то сумею объяснить...

— Гэлмор... Только меня так никогда не зовут.

— Гэлмор, — повторила Хашнис. — Но ведь это имя из наречия ах-энн. Оно означает — "черная звезда". Может, она была из эллери, твоя мать... тогда весь этот народ погиб...

Эльф развёл руками и застенчиво улыбнулся.

— Я ничего не знаю. Мне сказали, после Войны Стихий она пришла откуда-то, душа её была полна тоски и страха... Кажется, я даже и на свет-то появился не вовремя, а раньше срока. И она умерла. Только успела сказать, как хотела назвать меня. Вот и всё.

— Очень на то похоже... Там, понимаешь... Эллери — это ведь и есть синдар, вы все одного народа. Только эллери жили на севере, там, где тогда жил Мелькор. Вот они и погибли в той войне. Почти никого не осталось. А как звали ее? Этот образ... ты можешь мне показать?

Он вздохнул.

— Я не знаю её имени, — сказал с сожалением. — Она ничего не успела сказать, пойми. А про эллери я знаю, когда я вырос и стал заниматься книгами, то много путешествовал... был на севере. Тянуло туда... Как-то набрёл на развалины, нашёл много обгоревших книг... большая часть их рассыпалась пеплом у меня в руках.

— А где они? Где эти книги? Те, что удалось сохранить?

— У меня, — в голосе звучала законная гордость. — Я сразу занялся тем, чтобы сохранить то, что ещё уцелело, пришлось повозиться. Хотя, увы, многое восстановлению не подлежало. Но там чары, а ты орк. Это охранные чары... похоже на те, что держат Завесу Мелиан. Ты об них обожжёшься.

— А я не буду касаться. Я просто посмотрю... а ты листай, так ведь можно?

— Можно.

Он зашагал в лабиринты своих шкафов, — явно ужасно довольный, что кто-то проявил интерес к его занятиям. Похоже, ему было решительно всё равно, кто перед ним: орк ли, эльф, или вообще кто угодно. Где-то посредине пути остановился: здесь шкафы расступались, из окна падал мягкий свет, а к окну был придвинут стол.

— Вот, — он указал на небольшой портрет на столе. — Я когда-то даже специально рисовать научился, чтобы этот образ был не только в моей памяти. Это моя мама.

Хашнис осторожно притронулась к портрету. Незнакомая эльде была совсем не похожей на нолдор. Спокойное, без тени надменности лицо, ясные глаза...

— Точно, эллерэ... — проговорила Хашнис тихонько. — Я видела это лицо. У нас, там... у нас есть портреты многих. Тех. Горт делал и Тхури. Чтобы не забывали. И тех, кто погиб, и тех, кто пропал... Вот ведь... Наверное, Мелькор будет рад узнать, что ты жив.

— Да что ты, — замахал руками Гэлмор. — Я вам никто, он меня совсем не знает. С чего вдруг.

— Ну как же, ты ведь сын эллерэ. Как же — никто? Их же почти никого не осталось...

— Я знаю. Я видел. Там, далеко, — долина чёрных маков. И, как бы сказать... Ну, как будто следы. Видения.

— Да. Души уходили, и от каждой оставался след — такой вот мак... Я тоже была. Но не стала там оставаться на ночь, знала, что там, ну... Память. Не хотела я это видеть, понимала, что с ума сойти могу.

Он коснулся рукой портрета — как будто погладил кого-то живого. Странные светло-фиолетовые глаза были печальны.

— А я там ночевал.

— Что же ты потом не пришел к нам? — тихо спросила Хашнис. — В Твердыню?

— Ну, как же. У меня здесь приёмные родители... тогда были. И библиотека. Здесь мой дом.

— Не обязательно же — насовсем. А родители... погибли?

— Орки убили.

— В этой недавней войне?

— Да.

— Дикие орки, уруг-ай, они сволочи... да... Я знаю. Они звери. Даже хуже. Они искаженные, в них жажда убивать. Это только если с самого детства браться, можно победить. А кто вырос, тот уже все... как безумный.

Он помолчал.

— Мы тут мало что знаем. Мелиан говорила — Искажение, Музыка Айнур... Но её не было в Чертогах Эру, она появилась на свет в Валиноре... майэ Ирмо. Он не препятствовал ей остаться здесь, когда она полюбила Эльве. Так она говорила.

— Это Пустота, — проговорила Хашнис и вздрогнула. — Тогда, на заре Арды, мир еще не был закрыт от нее... Я не очень понимаю эту силу, но знаю, что она существует. Это очень страшно. Она может исказить, лишить разума. Превратить квендо в такого вот говорящего зверя, у которого в разуме останется только одно — уничтожать, разрушать.

— Ты надолго здесь? — вдруг спросил Гэлмор.

— Две луны... — ответила Хашнис. — Я не хотела здесь оставаться. Но теперь вижу, что это и к лучшему.

В его глазах горел странный огонь.

— Я давно уже, с того самого своего похода на север, хотел... хотел встретиться с Мелькором. Но Мелиан не говорила, как решили в Валиноре, и вернётся ли он вообще. Может, не знала. Потом была война. Потом пришли эльдар из-за Моря. И об этой встрече можно было уже и не мечтать. В общем, я и перестал.

— Так ведь сейчас можно сделать очень просто. Чтобы ты был посланником от Дориата к Мелькору. Раз уж такой случай, может, Мелиан захочет договориться с нами о мире?

— Какой из меня посланник, — Гэлмор тихо засмеялся. — Потом, вряд ли Мелиан захочет о чём-то договариваться: у нас есть Завеса.

— А просто отпустить — отпустит?

— Ну, я ж тут не в заключении, — он задумчиво постучал пальцами по столу. — Я много путешествую, записываю разные истории... сказки собираю. Просто как-то... Вот ты говоришь — рад будет. А мне что-то тревожно...

— Больно вспоминать такое, да. Но ведь это же... Ну как можно — не сказать?.. А если ты Моргота боишься, так не бойся, глупости это все, нет там ничего такого...

— Я не боюсь, — он впервые посмотрел на неё, как взрослый на маленькую, что, впрочем, так и было. — Я примерно знаю, что он такое, — по тем видениям, у поля чёрных маков. Но ты хотела — книги...

Он отошёл к одному из своих шкафов, бережно достал оттуда большой свёрток. Положил на стол. Обёртка была и не бумагой, и не тканью, — что-то серебристо-зеленоватое, переливавшееся под солнечными лучами. Когда он дотронулся, чтобы развернуть, то показалось — обман зрения, но его рука словно погрузилась во что-то, и расстояние до свёртка было одновременно и мизерным, и — огромным, как до звёзд...

Наконец он развернул обёртку. Там были несколько обгоревших книг, — он хорошо постарался, и каждая страница была словно окутана этой невидимой, но хорошо ощутимой защитой, и тонкие почерневшие листки уже не могли никуда деться.

У Хашнис сжалось сердце. Рука невольно протянулась к этим листкам — дотронуться, ощутить... Уже почти коснулась, но вдруг почувствовала — не получится. Что-то мешает.

— Знаешь, надо... Надо так. Надо, чтобы ты все это перелистал передо мной. Медленно. Потом, когда я вернусь, я покажу свою память Мелькору, и тогда можно будет восстановить все, что здесь написано, чтобы оно не пропало. И сделать много копий. У нас в Твердыне много библиотек. Одна, главная — большая, с подлинниками, и много маленьких, где копии...

— Хорошо, хорошо, — его голос вдруг стал извиняющимся. — Понимаешь, там, откуда я это взял, оставались и другие. Была одна книга, — я просто ужасно жалел, что не могу, ну просто утащить не могу больше. Там было много рисунков. Венец какой-то необыкновенный, девушка с крыльями... Но эти были в куда худшем состоянии, если бы я их не забрал, пропали бы вовсе. А на те, оставшиеся, я просто на месте чары наложил охранные. Подумал, — когда-нибудь вернусь. Но так и не получилось. Жаль...

— Ой, точно! — Хашнис вдруг чуть не подпрыгнула, поняв. — Так ведь нашлось же, Горт же нашел совсем недавно, как раз когда они с Тхурингветиль к нолдор попали! Он с собой только одну книгу забрал, и лучше бы не забирал — там все так кровью залилось, что не разберешь... а феаноринги ее вначале сжечь хотели, потом только не стали, поняли, что эльф писал.

— Гортхауэр нашёл? Кровью? Как?! — Гэлмор так расстроился, как будто книжка была его родным дитём. — Да что же это такое...

— Так... они же его... — Хашнис помолчала. — Без малого на части не разобрали. А книгу он прятал...

— Ну вот, — эльф, похоже, расстроился ещё больше, хотя казалось, что уже некуда. — Мало того, что Мелькор своих эльфов потерял почти всех, так теперь ещё и его...

— Они-то с Тхурингветиль живы, их так просто не убьешь. Хотя что это было — жуть... Я такое впервые видела, и то... не сразу, как их доставили... А главное, Тхури — она же у нас вроде как главная по части целительства, а тут она сама в таком состоянии была, что говорить и то не могла... Их там трое над ней самой работали и над Гортом, целителей, она мысленно говорила им, что делать, а Мелькор потом чарами все это сращивал... Ужас просто, рассказывали. Но за пару дней вытащили. Потому что майар. А были бы квенди или люди — и месяца бы не хватило, чтобы на ноги поставить после такого. Майтимо у нас был... раненый, Тхури потом сама над ним работала, два дня над ним провела, он бы иначе никак не выжил. А Тьелкормо увидел, и решил, что это пытки... — Хашнис вздохнула.

Гэлмор с силой сжал виски.

— Знаешь... Бедный Мелькор. Вам всем в случае чего есть к кому бежать, — к нему. А ему уже — не к кому. Он должен быть для всех опорой, поддержкой. Я не представляю, как он всё это выдерживает.

— А вот об этом я не думала, — помолчав, призналась Хашнис. — Да... Это правда. Наверное. С нас-то какая поддержка...

— Он, наверное, и не жалуется никогда, — тихо сказал Гэлмор. — Да?

— Не слыхала, — кивнула Хашнис. — А если что и есть, так ведь Горт же не скажет...

— Если Мелькор начнёт кому-то то, что у него на душе, изливать, — боюсь, весь мир сразу отзовётся, и сразу все узнают, — Гэлмору явно было очень тяжко говорить всё это. — Земля-то его чувствует...

— Я тоже чувствую. Он меня учил... я говорила с ним. Я обязательно научусь слышать музыку Арты, как майар. И использовать тоже.

— Да я не о том... — Гэлмор смешался оттого, что его не поняли. — Да, насчёт той книги. Там чары охранные... Как бы это сказать... В общем, можно так сделать, чтобы кровь стереть, и тогда страницы станут такими, какими были, когда я чары накладывал. Только тут надо быстро...

Он совсем смутился и замолчал. Похоже, он очень редко когда мог раскрыться в разговоре, и сейчас его накрыл очередной приступ стеснительности.

— А может, это Горт уже сделал? — предположила Хашнис. — Я ведь с той поры так и не спросила. Если он мог, то уж конечно, сделал бы.

В мастерскую Хашнис ходила ночами, чтобы поменьше пересекаться с местными. В первый день она поневоле столкнулась с двумя... ох, какими же презрительными взглядами они ее одарили! Так и читалось: куда ты лезешь, разве можешь ты хоть что-нибудь создать?..

Назло. Назло, все силы вложу... но сделаю такое, чего у них никогда не было... и не будет.

Вспомнился венец Гэлеона. Все правильно — повторять нельзя, нужно делать свое... Еще несколько дней Хашнис не вылезала из своей комнаты — делала наброски. Никому не показывала, только Гэлмору. Спасибо Лютиэнь — принцесса позволила брать здешние материалы. Даже редкие. Видимо, ей и самой хотелось посмотреть — на что же окажется орчанка способна. Материалы здесь у них были не совсем такими, к каким она привыкла, и хранились тоже иначе, но это было и к лучшему — получится нечто совершенно новое... Золото, бледное цветное стекло с переливами, вкрапления серебра и мелких драгоценных камней... Венок из весенних полевых цветов и вишневых веток. Он должен был получиться таким, чтобы вначале казалось — живой. Здешние работы были иными.

А потом принялась за работу. Каждую ночь она приходила в мастерскую и уходила с рассветом, оставляя незаконченную работу в закрытом ящике — не хотела, чтобы кто-нибудь увидел до завершения.

На все ушло двенадцать ночей. И вот, наконец... Венец этот не был таким хрупким, как венец Гэлеона некогда. Не так-то просто сломать эти тонкие переплетающиеся веточки. Но вот что скажут синдар...

И тогда Хашнис решилась. Никого не предупредила.

Просто очередным утром она оставила венец на рабочем столе.

По дворцу утром вдруг — внезапно! — пронеслась какая-то ошеломлённая волна. В библиотеку тоже кто-то заскочил, крикнул, — мол, иди скорее, что ты засел тут, в углу, пропустишь всё на свете! Гэлмор ничего не понял, но отправился следом.

Спустился в мастерскую — и с трудом протиснулся сквозь толпу эльдар. Они стояли, благоговейно замерев, как будто перед каким-то чудом из чудес... впрочем, так оно и было. Молчали.

Гэлмор подошёл — и, похоже, первым осмелился взять венец в руки.

Похоже... Да. Похоже. То же "оживленное золото", про которое он читал в той давней книге. Здешние работы были иными: они подчинялись строгим геометрическим канонам, а тут...

— Должно быть, это дар Владычице Мелиан, — прошептал кто-то в тишине. — Кто еще достоин такого?..

— Не знаю, — тихо ответил Гэлмор. — Я думаю, ответить может только тот, кто это сделал.

— А кто? — говоривший эльда обвел взглядом стоявших рядом: сейчас здесь были все мастера Менегрота. — Кто-то из вас? Вы же в этой мастерской работали.

Ответом была тишина. Гэлмор улыбнулся: всё-таки. Всё-таки никто не осмелился сказать — моё...

— Посмотрите внимательно, вы же видите сами, — негромко сказал он. — Синдар такого не делают, это совсем другой стиль и техника.

— Да нет, что вы...- проговорил синда нерешительно. — Да, тут была эта... Орк. Ночами, мы даже не сталкивались с ней. Но разве орк может что-то создать? Тем более — такое. Может, это создано... чарами? Перенесено откуда-то?

— Нет, — Гэлмор осторожно положил венец на стол. — Чары, если бы они были, вы могли бы ощутить, кстати... Это действительно её работа. Наброски могу показать...

— Невозможно, — потрясенно произнес кто-то. — Может, она... вовсе не орк? Может, это только видимость?

Гэлмор тихо засмеялся.

— Послушай, ну что ты такое говоришь, в самом деле. Будь она эльдэ или человеком, могла бы выбрать облик... ну, поизящней, что ли. С таким-то чувством красоты. Нет, я думаю, нам надо привыкнуть к мысли, что орки Твердыни и те, что убивали наших, — это что-то совсем разное...

— В этом следует разобраться, — раздался вдруг голос Мелиан за спинами синдар, и они резко расступились. — Что вы стоите? Позовите же её сюда.

— Я схожу за ней. Если она у себя, конечно, — один из тех эльдар, что поначалу выполняли роль стражей, скрылся за дверью.

Мелиан прошла вперёд, Лютиэнь следовала за ней. Глаза у принцессы поблёскивали, — конечно, хотелось, чтобы этот венец стал её, но, но...

Вернулся он вскоре. Хашнис он нашел в ее комнате: та смотрела в окно. И пока они шли — только об одном молила: чтобы они не поняли, как у нее колотится сердце.

— Вот эта орчанка, — произнес эльда, заходя в мастерскую.

И подтолкнул Хашнис внутрь. Та остановилась, только сейчас почувствовав — не может сделать ни шага.

Мелиан оторвалась от созерцания её творения.

— Подойди, что стоишь.

Хашнис сделала пару шагов вперед. Посмотрела на венец... потом подняла взгляд на майа.

Мелиан посмотрела на своих притихших подданных.

— Это действительно её работа, — сказала она негромко. — Я видела в её памяти: она делала там, у себя, нечто подобное, но сейчас она превзошла саму себя. А теперь скажи мне, Хашнис. Как это может быть? Почему одних из вашего народа Моргот учит творить, а других — убивать?

— Я знаю о вашей войне с южными орками, — тихо сказала Хашнис. — Это уруг-ай — не наши орки. Не Гортхауэр вел их на вас.

— Владычица, — осторожно сказал кто-то из толпы. — Она не может это знать наверняка, она же не вождь и не воин. Но если бы вот узнать точно, если бы это оказалось правдой...

Мелиан подняла руку, и голос смолк.

— Хашнис. Ты можешь сделать так, чтобы стала возможной встреча — меня и Гортхауэра?

— Я могу попросить об этом Мелькора, — проговорила Хашнис. — А он передаст ему.

— Хорошо, — сказала Мелиан. — Когда договоришься, сообщи мне.

Она развернулась и пошла к выходу из мастерской, — только длинные волосы словно стелились за нею следом лёгкой струящейся волной.

Лютиэнь в очередной раз посмотрела на венец, вздохнула.

— Красиво. Правда. Очень красиво.

— Пусть этот венец останется у вас, — Хашнис посмотрела на нее. — Я делала его, чтобы доказать, что и мы можем многое.

— Доказала, — Лютиэнь улыбнулась. — Спасибо.

— А тебе пойдет... — сказала вдруг Хашнис. — На черных волосах — красиво.

Принцесса улыбнулась ещё шире, искренне, совсем по-детски, — хотела, но всё-таки не ожидала. Осторожно взяла венец... и надела.

Лица тех, кто стоял вокруг, словно засияли: принцессу любили здесь, радовались за неё, гордились. Гэлмор подошёл к Хашнис.

— Спасибо, — тихо сказал он. — Правда, я думал, ты заберёшь его с собой. Показать.

Хашнис улыбнулась смущенно.

— Да ладно... я и другой сделаю похожий. Пусть у вас остается. Только чтобы если кто спрашивал... чтобы говорили правду.

...Мелиан остановилась на опушке леса, — как раз там, где дозорные остановили нолдор, уходивших на юг. Она отослала всех, — невзирая на просьбы и Тингола, и советников. Одна. И больше никого.

Ждала.

Ожидала она всплеска черных крыльев в небе, темного смерча, неожиданного удара — ничего этого не было. Даже ощущения приближающейся силы. Наверное, поэтому она и не заметила темного майа. Голос окликнул ее, самый обычный мужской голос:

— Мелиан, — позвал кто-то позади.

Она обернулась.

— Здравствуй, Гортхауэр.

— Здравстуй, — он подошел. — Я пришел, как ты и звала.

Они не встречались раньше, — Мелиан никогда не стремилась узнать, что там, на Севере, а в Валиноре он пробыл слишком недолго.

— Ты ведь знаешь про орков, — сказала она. — Хашнис говорит — это были не твои. Это правда?

— Да, это правда, — спокойно сказал Горт. — Если ты, конечно, препочтешь поверить мне. Я знаю, что у вас предпочитают иное объяснение: что орки эти поднялись, ведомые ненавистью вернувшегося Моргота.

— Видишь ли, в чём дело, — Мелиан говорила так, как будто они обсуждали не войну целых народов, а какую-то сложную игру. — События, если смотреть на них с птичьего полёта, таковы. Возвращается Мелькор. Мы строим Менегрот, — мы, привыкшие жить на свободе, строим подземную крепость. И следом на нас нападают орки. Результат: мы и Кирдан загнаны в свои королевства, откуда не можем и носа высунуть, Денетор убит. Орки могут свободно хозяйничать на просторах Белерианда. Если здесь есть какая-то другая логика, кроме той, которую предполагаем мы, расскажи её. Я пришла, чтобы услышать тебя.

Горт огляделся по сторонам и уселся на ствол упавшего дерева.

— Я знал, что заточению Мелькора определен срок в триста валинорских лет, — сказал он, — три тысячи лет Эндоре. Знал я и то, что рано или поздно он вернется. Не сможет жить в Валиноре. Но когда именно — это, конечно, мне было неведомо. Об уруг-ай мне было известно все это время, как и о том, что они расплодились без всякой меры, и начинают представлять собою внушительную силу. Но даже если бы я захотел поставить их на службу Твердыне — это сделать было бы не так просто: слишком велико расстояние между нами. В Твердыне не так много тех, кто способен преодолевать такие расстояния в короткие сроки. Да и никого не хватило бы, чтобы удержать всю массу этих существ, неразумных, часто и гибели не боящихся, ведомых лишь жаждой голода и разрушений. Я не мог послать на них свои войска, чтобы усмирить, подчинить — по пути эти войска столкнулись бы с вами и вынуждены были бы защищаться. Да, одолеть вас не так уж трудно. Но вы — не враги Севера. Конечно, если бы я поставил там своих наместников, правящих силой и жестокостью, они бы подчинились. Но в Твердыне нет никого, кто пошел бы на жизнь среди этих животных. Что еще можно было измыслить? Запереть их завесой чар, подобных твоим, чтобы они перебили друг друга, а оставшиеся от голода дожирали бы своих собратьев, и так — пока не вымрет весь этот народ? Да, это было бы деяние, достойное Властелина Тьмы...- Горт усмехнулся. — Только вот что потом стало бы с этой областью Арты? Ты можешь себе представить, как гниение сотен тысяч трупов уходило бы в соки земли — и последствия для живущих вблизи? А сжечь — таких сил у меня нет: никаких балрогов не хватит на всю эту гигантскую орду.

Он помолчал.

— Почему они поднялись — мне неизвестно точно, но думаю, что они почуяли зов Пустоты. Унголиант.

Мелиан вздрогнула.

— Это мне не приходило в голову.

Она присела рядом с ним, задумчиво посмотрела на танцующие под ветром листья деревьев.

— Ты видишь: вину за то, что творят орки, возлагают на вас. Нас мало. Даже с теми, кто пришёл из-за моря, — нас всё равно мало. Да, у Дориата есть моя Завеса. У других её нет. Рано или поздно орки нас вырежут. В Арте останетесь только вы, Север.

— Эта война обескровила не только вас, но и уруг-ай, — возразил Горт. — Нападать на нолдор сейчас они не решатся: они ищут только легкой добычи. Нолдор могут поселиться в пещерах Нарога, у них будет достаточно времени, чтобы укрепиться. Есть и другие безопасные места. Кроме того, теперь здесь Мелькор. Мы сумеем сделать, чтобы оставшиеся не плодились с такой бешеной скоростью. Возможно, сумеем и усмирить этих орков... теперь Мелькор сможет взять на себя многие дела в Твердыне, а я сумею заняться _этими_. Хотя и мерзко, конечно.

— Выбивать надо взрослых, — сказала Мелиан. — А орчат забирать и воспитывать. Я понимаю, конечно, это дело не одного поколения, чтобы выросла такая вот Хашнис. Но это ведь возможно, правда?

— Шансы есть. Но для того, чтобы это стало возможным — нам нужен если не союз с вами, то хотя бы, чтобы вы понимали происходящее и не препятствовали нам.

— Я буду ожидать появления ваших войск.

Она помолчала.

— В знак договора между нами — посмотри мне в глаза.

— Смотри. Я открыт перед тобой.

Завораживающий взгляд майэ Ирмо... Нет, она даже не пыталась что-то делать, используя свою силу, просто мягко касалась души — чтобы узнать, почувствовать... и понять. Она даже не задумалась о том, что чуть ли не впервые с начала раскола в Чертогах Эру кто-то из тех, кто считал, что выбрал Свет, пытался услышать их. Не сломать и не подчиниться — просто услышать.

Наконец она отвела глаза, — в них была печаль. Легко положила руку ему на плечо.

— Спасибо. Нужно ли тебе, чтобы открылась и я?

— Нет, — сразу же ответил Горт. — Я напомню о другом. Позаботься о том, чтобы синдар побережья не восприняли приход моих войск как очередное нападение.

— Я сообщу им о нашей договорённости. Да, кстати о синдар... Как выяснилось, у нас уже три тысячи лет живёт один из эллери.

— Я уже знаю. Хашнис сказала нас. Но пока он все же синда... не эллеро. Он не _измененный_.

— Как это? По крови он из ваших.

— По крови все эллери были синдар, — пояснил Горт. — Конечно, если сравнивать их, тогдашних, и вас сегодняшних — различия будут огромны, но тут дело не в крови. Они становились действительно иными, когда Мелькор изменял их фэа: давал возможность уйти вовне, в Эа, после гибели. Именно это и было поводом для войны. Потому их и уничтожили.

— Ах, вот как... Значит, как люди. Что ж... В любом случае, — он хочет встретиться с Мелькором. Собственно, он очень хотел увидеть тебя сейчас, но я не могла позволить ему прийти со мной. Так что он сейчас сидит и ждёт, когда мы закончим переговоры.

— Что ж, я буду рад увидеть его.

Взгляд Мелиан несколько затуманился: она говорила по осанве. Наконец снова вернулась к реальности.

— Он идёт сюда. Только — она улыбнулась, — он ужасно застенчив. Так что...

— Бывает, — Горт усмехнулся. — Надо же... Три тысячи лет — ничего не знать.

Им пришлось подождать, пока наконец из-за деревьев не вышел Гэлмор. Светло-фиолетовые глаза его были полны беспокойства. Он смущённо поклонился сразу обоим.

— Добрый день...

— Гэлмор, — Горт поднялся, шагнул к нему. — Здравствуй. Жаль, что мы не знали друг друга раньше.

Тот, похоже, был удивлён: не привык, чтобы Владыки разговаривали так запросто. Мелиан улыбнулась и, попрощавшись, направилась в зеленую тишь — домой.

— Гортхауэр, я... мне так неловко...

— Брось, — Горт махнул рукой и снова сел на упавший ствол. — Садись, что ли. Это же надо... столько веков. А ты похож на свою мать...

Гэлмор присел.

— Расскажи мне про неё, — тихо попросил он. — Пожалуйста. Я понимаю, тебе трудно, но... Ведь никто же не расскажет.

— Она была совсем молодой, когда это случилось. Ее звали Линнэ... петь она любила, — Горт проглотил комок в горле, посмотрел на Гэлмора. — Ее мэльдо, Хэллар, был мастером. А когда началась война... словом, все, кто был там — погибли, и это неудивительно. Мы с Тхурингветиль после искали выживших. Когда сами пришли в себя. Ее тела — не было... мы ведь их хоронили. Вдвоем — всех... долго, очень долго... я думал, с ума сойду. Но так и не нашли вестей о ней.

Гэлмор какое-то время молчал, — как будто перенёсся туда, через все эти века. Потом наконец крепко сжал его руку.

— Хорошо, что с тобой была она... Тхурингветиль. Одному — это было бы невозможно просто...

Он смутился, отвёл глаза, достал припасённый свёрток.

— Вот... Возьми. Хашнис, наверное, рассказала, — про книги... Это то, что я забрал оттуда, с развалин. Забери домой...

— А вот за это спасибо, — серьезно сказал Горт и осторожно принял книги. — Только смотреть сейчас я это не стану. Не смогу. Честно говоря... Боюсь. Увидеть все это, ожившее снова, а потом — снова вспомнить, что было... Там, у нас, их перепишут, чтобы могли прочесть многие. А эти будут хранить, как память.

— Не смотри, что ты, — Гэлмор замахал руками. — Ты прости, что заставил — вспоминать... Я вижу, тебе тяжело... Я пойду. Хотел спросить... но не буду, не могу я так — душу терзать...

— Гэлмор, что ты?! Конечно же, спрашивай! — Горт попросту взял его за рукав и не позволил уйти. — Выдумал тоже...

— Я не выдумал, я вижу, — вздохнул Гэлмор. — Послушай. Я ведь собираю всё... истории, сказки... память Эндорэ. Много путешествую. Но всё там, на юге. На севере один раз только был, переночевал возле поля чёрных маков... и больше не вернулся. А так хотелось узнать — вас, вашу жизнь... Встретиться с Мелькором. Это как — возможно?

— Почему же нет? Конечно, возможно. Он и сам просил передать, что будет рад тебя видеть, если ты придешь. Если тут на крылатом коне — не так уж далеко до Твердыни.

— Сам? — Гэлмор, похоже, был потрясён. — Да как же... я ж никто вам. Так, просто синда.

— Не "никто", а сын одной из тех, кто погибли в давней войне. Да и потом, какая разница? Если кто-то приходит, чтобы поговорить, мы только рады такому.

— Я так не привык, — проговорил Гэлмор. — У нас же как: раз Владыки, значит, всё строго. А чтобы вот так, запросто... И ещё... всё хотел спросить...

Он снова замялся.

— С нами пообщаешься — быстро отвыкнешь от церемоний. Не принято у нас такое, это верно. Это еще с войны пошло. Насмотрелись мы на Валинор чужими глазами — потом от похожего просто тошнило. Чуть ли не физически. Так что говори, не стесняйся.

— Я вот думал... Мелькор. Вы все можете прийти к нему... ну, за поддержкой, если случилось что... Ну, и тогда, и сейчас... Я его тогда видел... когда ночевал там, на севере. А ему — куда? Как? Когда вас привезли тогда, чуть живыми, — как он это выдерживает? У него ведь, как бы сказать, никого старшего нету.

— А никуда, — Горт коротко усмехнулся. — Так вот и выживаем. Я-то все это знаю, хоть он и не говорит никогда, но тут слова не нужны. А другие и не догадываются. А насчет старшего... — он посмотрел на небо. — Есть Эа. Вечный, нерушимый, подлинный мир. Что бы ни случилось с нами, с ним — Эа будет всегда. Кишка тонка у Эру, чтобы убивать таких, как мы — там. Только это и держит.

— Тяжко-то как, — тихо ахнул Гэлмор. — Знаешь что... Тут Хашнис ещё больше луны здесь, в Дориате, быть, — а потом за ней Финдарато прийти должен. Вот не знаю, как они будут разбираться... Но не в этом дело. Я до тех пор пока здесь побуду, а то ведь с ней никто и не разговаривает, кроме меня. А потом отправлюсь к вам. В гости. Хорошо?

— Думаю, если бы я попросил Мелиан отпустить ее — она бы не отказалась. Но Хашнис говорила, что у нее пока не хватило времени просмотреть вашу библиотеку, и сказала, что лучше она этот месяц проведет у вас. Так что вернетесь вместе, я думаю.

— А она захочет — в Твердыню? — осторожно спросил Гэлмор. — Финдарато же. Я её, конечно, не спрашивал, но...

— Ну так что же — Финдарато. Ездить на крылатых конях она, слава небу, умеет. Проводит тебя и вернется к нему.