Келебримбор

Автор: Кэт Вязовская Анжела Ченина

... Идея пришла в голову неожиданно, как всегда бывало, когда после долгих бесплодных раздумий вдруг рождалась хорошая мысль, ответ на вопрос, разгадка тайны. Может, дело было в том, что сегодня с самого утра было пасмурно. Обычно щедрая на тепло Ариен уже второй день не являла этим землям свой огненный лик; временами шел мелкий дождь, морось.

Аннатар снова и снова рассматривал одно из новых колец — простых золотых ободков, невзрачных на вид — и прислушивался к тому, что происходит в Незримом. Нити жизни сходились со всех сторон к маленькому ободку, и оттого в Незримом оно казалось отнюдь не кольцом, а чем-то куда более крупным — чем-то вроде огненного обода. И сейчас этот огненный обод был куда ярче, чем вчера...

Догадка была простой, и он сразу понял, что догадка верна.

Свет Ариен. Ну конечно же. Вот что не дает его замыслу завершиться. Можно биться хоть еще сотню лет — пока вокруг валинорский свет, талисман не сможет накапливать силу....

В дверь осторожно постучали. Не потому, что было заперто, — здесь, в Эрегионе, не от чего было запираться... Просто у Келебримбора была такая привычка. Мало ли кто чем занят, и врываться в чужие мысли через осанве тоже не всегда удобно...

— Входи! — Келебримбора он почувствовал бы, если б и не был майа сам. — Я тебя как раз ждал.

Тот вошёл, — улыбнулся, осторожно притворил за собою дверь. Говорили, что он похож — даже и внешне — не столько на отца, Куруфина, сколько на деда, да и по таланту тоже... Впрочем, дедова неистовства за ним никто не замечал. Пока.

— Здравствуй, Аннатар, — он достал большую оплетённую бутыль вина, поставил на стол. — Вот, проходил мимо, решил заглянуть. Смотри, что мне привезли наугрим.

— А, — майа заулыбался, — это их особенное, такое крепкое, что людей, говорят, с ног валит? Они же его редко-редко когда чужакам продают.

— А у них сегодня торжественный день, — Келебримбор уселся рядом. — У родственника короля, Торина, свадьба. Поэтому давай-ка тоже выпьем. За их здоровье и счастье.

— А кто невеста? Нет, я понимаю, что тоже из их рода, но как ее имя? Интересно, кто-нибудь, кроме наугрим, когда-нибудь видел их женщин?..

Кубки он принес из соседней комнаты — недавно закончил работать над ними: были они из серебра и цветного стекла: прозрачно-серебристые цветы, казавшиеся живыми, на серебряных ножках-стеблях, в оправе серебряных листьев.

— Считай что рождение для новых кубков, когда из них впервые вино пьют, — пояснил он Кеелбримбору. — Ну, наливай.

Взгляд Келебримбора осветился: он всегда радовался, когда видел, как у кого-то что-то _получалось_. Наполнил кубки, — сейчас было пасмурно, а то бы тёмная влага заиграла отсветами...

— Невесту мы не видали, — серьёзно сказал он. — Они говорят: не положено.

— Ладно, — кивнул Аннатар, — обычаи нужно уважать. Что ж, давай выпьем за Торина, за его невесту, за то, чтобы жизнь их была долгой и счастливой. Чтобы были у них дети, и ничто не омрачало их судьбу... — он поднял бокал.

Бокалы соприкоснулись. Келебримбор пригубил, смешно поморщился,

— Крепкое, точно. Как и сами наугрим.

— А мне нравится, — заметил Аннатар. — Мне уже доводилось такое пробовать. Самим, что ли, такое же начать делать?

— Спросу не будет, — Келебримбор аккуратно поставил бокал на стол. — У нас более лёгкие вина в чести. Ты же знаешь, пробовал.

Аннатар засмеялся.

— Это вы просто не распробовали, да и не пробовали толком никогда. Вам понравилось бы, только тут надо делать иначе. У наугрим эта штука отдает горечью; а можно делать иначе. Можно сохранять вкус ягод, фруктов... в Оссирианде такие делали раньше.

Келебримбор со вздохом посмотрел на почти полный бокал.

— А что, если разбавить? Только надо придумать, чем.

— Я сейчас сделаю, — кивнул Аннатар. — Умею. Погоди, притащу...

Вернулся он спустя пару минут; ловко перелил крепкое вино в отдельный кувшин, смешал с прозрачным виноградным соком, добавил немного воды — и снова наполнил кубок нолдо. Провел над ним рукой — кубок запотел, охлаждаясь.

— Попробуй вот так.

Келебримбор с интересом наблюдал за ним, потом попробовал — и зажмурился от удовольствия.

— Да, хорошо получилось... особенно когда прохладное. Жаль, эльдар не научиться вот так быстро вино охлаждать...

— Это как раз легко, если использовать силу стихий... воздух, вода.

— В том-то и дело, что _если_. А — как? Мы же не айнур, мы не властны над стихиями.

— Способы есть... — Аннатар отпил из своего кубка. — Смысл довольно прост: можно создать предметы, с помощью которых ты сможешь услышать стихии — и, если нужно, попросить их о помощи.

— Предметы, говоришь, — Келебримбор задумчиво повертел кубок в руках. — Предметы создавать — это просто, а вот как завязать их на стихии? Точнее, не так: что услышат Стихии Мира? Чей зов? Это же чуть ли не то же самое, что взывать к Валар.

— Это надо показывать на практике... Способность слышать и воспринимать Стихии у вас есть — это главное. Я делал такие попытки...

Келебримбор осушил кубок до дна.

— Ну так пошли? У меня есть кое-какие заготовки. Попробуем?

— Пошли, — Аннатар тоже допил свое вино — неразбавленное — и поднялся. — У меня в мастерской, да? Я тебе как раз покажу способ — и парочку своих опытов...

— Сейчас, — Келебримбор поднялся. — Я как раз хотел тебе кое-что показать и посоветоваться. Подожди меня в мастерской, я зайду к себе и вернусь.

— Давай.

Два золотых ободка лежали рядом, на столе — Келебримбор попросту не обратил на них внимания. Что ж, можно использовать и их...

Келебримбор вернулся вскоре, — в руках бережно нёс что-то, только вблизи стало видно: заколка в волосы, золотая веточка. Тонкие прожилки, видно чуть ли не каждую чёрточку... и всё же чего-то не хватало, что-то было не так, — даже не на взгляд: по ощущению.

Положил на стол.

— Вот... Посмотри сам. Она закончена, я знаю, ничего прибавить я не могу, но то ли мне кажется, то ли... Чего-то не хватает. Но чего? Я не понимаю, сам себя уговариваю, что это — хорошо, а всё равно бесполезно.

Аннатар погладил веточку пальцами, внимательно, словно вслушиваясь в нее. А потом вдруг сказал:

— Знаю, в чем тут дело.

Келебримбор с интересом взглянул на Аннатара.

— Ну я надеялся, что ты знаешь. Потому что другие говорят — нет, совершенство... а я чувствую, что нет. И потому отдать не могу. А девушка ждёт.

— Смотри, — он подошел к окну, распахнул его — там, снаружи, совсем рядом с домом, росла яблоня, и ветки ее почти упирались в окно. Аннатар протянул руку — поймал одну из веток, притянул к себе.

— Вы, нолдор, достигли высот в утонченности форм, в проработке узоров... И все равно вашим творениям недостает чего-то. Видишь — ветка? Посмотри: ведь она совершенна. Во всей сложности ее ответвлений, во всей неправильности — все равно в ней видна гармония цельности. Гармония жизни.

— Совершенство в неправильности... — медленно повторил Келебримбор. — Странно. Почему?

— О нет, это отнюдь не неправильность. Просто у жизни есть свои законы. Здесь — тоже симметрия, но более сложная, не двойственная, как принято у вас. Триада — лишь первая из ступеней этой симметрии... Смотри, — Аннатар взял золотую веточку в руки. — Ты пытаешься воспроизвести живую ветвь — по законам неживой природы. Сейчас покажу...

Он взял с полки лист желтоватой бумаги — они делали ее здесь же. Взял грифель. Несколько точных движений грифелем — и на листе появился рисунок: это была та же самая золотая веточка... Только теперь в ней не было той незавершенности. На листе лежала маленькая живая веточка, и на листках ее угадывались капли росы.

— Но ведь красиво же, — недоумевающе сказал Келебримбор. — Извини, но я не вижу разницы.

— Смотри, — несколько прямых пересекающихся линий расчертили лист, и Келебирмбор увидел вдруг, что веточка вписана в сложную фигуру — это были пересечения треугольников, тетраэдров и шестигранников, и стало вдруг четко видно, что завитки лепестков, кончики листьев покоились точно в вершинах этих геометрических фигур. — У вас — геометрия двойственности. Йаванна — великая искусница. У нее все гораздо сложнее... и прекраснее. Видишь? Это геометрия жизни. Не зная ее, не получится оживить металл. Всегда будет то — да не то...

Келебримбор некоторое время напряжённо вглядывался в рисунок, затем взял свою заколку, поднял, покрутил в руках — приложил к рисунку, то ближе, то дальше... Наконец отложил — со вздохом.

— То же самое, но намного сложнее... усложнённее. То, что природа волею Валар делает сама и от души, мы воспроизводим как бы от головы... а потому надо каждый раз думать. На внутреннем чувстве — тоже получается, но далеко не всегда то, что ты задумываешь... Странно, всё странно. Творить — как это? кто его знает не понять... Откуда приходят в голову эти видения, эти мысли, которые ловишь — и не спишь ночами, пока не осуществишь?

— Душа живая, — улыбнулся Аннатар, — душа слышит мир. И не всегда надо делать — "от головы". Мы тоже можем делать это — на полете... Просто вдобавок понимать законы — полезно.

Келебримбор кивнул.

— Я бы хотел понимать законы мира, — негромко сказал он. — Всегда жалел, что не родился в Амане, что не мог говорить со Стихиями Мира. Если бы было так, — как знать, может, я бы создал что-то... такое, о чём бы тоже пели в веках.

— Нолдор ушли со своей родины, а потом начали пытаться воссоздать то, что видели там, далеко, давно... вместо того, чтобы создавать здесь, сейчас — и свое, неповторимое. В этом была ошибка. Была... Думаю, ваше поколение ее уже не допустит.

— Да нет... если забираться в глубокую древность, то как раз уйдя в Аман, они ушли со своей родины, — улыбнулся Келебримбор. — Потом вернулись сюда, потом их простили... Я не хотел повторять этот путь, снова пересекать Море... сказать правду, я не слишком люблю его, оно страшит меня. На суше гораздо приятнее.

Аннатар кивнул.

— Бездна... Меня оно тоже страшит. Хотя и оно полно жизни.

Келебримбор вздохнул.

— Жизнь... Она сама как море, так редко в ней затишье... И каждый раз хочется верить, что вот сейчас, наконец-то, оно наступило — навсегда, что беды и бури остались навечно позади, и что этот покой и тишину никто более не потревожит. Что теперь всегда будут нам светить только мирные звёзды, что больше никогда море не выйдет из берегов, затапливая сушу. Я столько мечтал об этом — и вот это настало. И очень хочется верить, что больше не уйдёт.

— Сойтись поближе с нандор, — кивнул Аннатар, — перенять их умения. Они чище нас, запятнанных кровью... Отправиться бродить вдаль, туда, где, говорят, и сейчас в лесах живут авари, как когда-то давно, к берегам Озера Пробуждения... Они там не знали ни войн, ни бед. Для них, наверное, все наши столетия промелькнули, как один миг. И звездное небо все так же сияет каждую ночь на небосводе...

— Бродить — это рискованно, — покачал головой Келебримбор. — Вон Финдарато отправлялся вот так бродить, глядь — а на трон нашлись претенденты, и ещё какие... Как ни печально осознавать это, но и среди нас есть те, кто желает власти. Тебе легче, за тобой не стоит целый народ.

Сейчас — не стоит", — едва не произнес Аннатар — но сдержался.

— Да. Ты сын Куруфинве, ты сейчас — знамя своего рода. Хотя не знаю я, какие раздоры сейчас могут быть между вами...

— Артанис, — сказал Келебримбор так, как будто это всё объясняло. — Она властолюбива и горда, с ней... порою трудно.

— Но ведь она, кажется, сошлась с нандор, и они с Келебримбором все чаще остаются у них надолго, и те рады им, — с недоумением сказал Аннатар. — Здесь мало ее родичей.

— Ходят разговоры, — неохотно сообщил Келебримбор. — Мне не хочется им верить.

— Я не слышал... А о чем говорят?

— Она мечтает о собственной стране, и ей нравится Эрегион, — коротко сказал Келебримбор. — Налей ещё вина? Мне не хочется думать об этом. Слишком неприятно.

— Собственной? — повторил Аннатар. Он наполнил вновь кубок Аннатара слегка разбавленным наугримским вином. — Она, сестра Финрода?.. Не вы, эльдар Первого Дома, а она? Мир, должно быть, перевернулся... С трудом верится.

— Нет, она всегда была такой, — грустно улыбнулся Келебримбор. — Просто... на фоне остальных это было не слишком заметно. Теперь, когда нас осталось мало... тем более — она уходила в Эндорэ, чтобы отомстить Феанаро и его сыновьям, тем, кто убивал её родичей, телери. Это была бы прекрасная месть, — сместить последнего из потомков Феанаро. вполне в её духе.

— Но здесь много твоих вассалов. Одно дело — жить рядом, другое — попытаться... Что? Твои против тебя не пойдут, да и никто не пойдет. Нет, Келебримбор, по-моему, это напрасные страхи.

— Может быть... — тот приложился к бокалу. — Хотелось бы верить. Когда долго жил под страхом, даже долгие годы мира не вытравят привычку оглядываться. Жаль, но это так...

— Надо будет поговорить с ней... Ладно, не будем о грустном, как говорится. Так вот, — Аннатар взял золотую веточку. — Знаешь, что я бы сделал?.. Я бы добавил сюда — капельки росы. И не просто так... а вот в этих местах, смотри... — он коснулся грифелем. — Здесь, здесь и здесь. И одну каплю "воды" на лепестке.

Келебримбор кивнул, заулыбался мечтательно... но улыбка тут же пропала.

— И всё равно золото — это не тот материал. Он мягкий, и потом, как ни крути, а цвет к природному цвету ветвей никакого отношения не имеет. Вот мне наугрим образцы нового металла показали — это да... Вот из него бы сделать, было бы загляденье! Как деревья лунной ночью. Он прочный, лёгкий... Они сказали — только что нашли его, принесли посоветоваться ит заодно посмотреть, можно ли нам его продавать.

— А... — майа кивнул. — Я давно слышал, что вроде бы натыкались наугрим на какой-то диковинный металл, но лишь однажды, и жила его быстро иссякла. Но здесь я вроде про такое не слышал.

— Нет, нет, — заволновался Келебримбор. Щёки его порозовели, — видимо, от выпитого вина. — Нашли. Надо бы проверить самим, но как? Они скрытные.

— Что, сам хочешь туда наведаться? Но если ничего не сказать наугрим, нехорошо выйдет.

— Хочу. Очень хочу. И с утра уже придумываю, как им об этом сказать. У тебя случайно нет вариантов?

— Ну, они знают, что я майа, — заметил Аннатар. — Мне было бы легче разыскать новые залежи, то, что им приходится делать большим трудом. Да и нет смысла, думаю, скрывать, что нам тоже интересно найти этот металл; скажем — что найдем, то ваше, а нам для изделий сколько нужно.

— Можно, — подумав, согласился Келебримбор. — У них сейчас гуляние по поводу свадьбы... самое время нагрянуть и поговорить. Пьяные наугрим как-то сговорчивей.

Аннатар засмеялся.

— Ну давай попробуем. А любопытно наугримскую невесту увидать, правда?

— Пойдём! — Келебримбор встал, глаза загорелись энтузиазмом. — И да... ты мне не показал, как собирать силу стихий...

— Ну, это тема отдельная... — Аннатар взглянул на Келебримбора, словно прислушался. — И долгая. Добудем тот новый металл — можно будет его в работе попробовать, тогда заодно и стихиями займемся. А сейчас пошли.

До Врат Мории было не слишком далеко, — Келебримбор шагал быстро, на ходу здоровался со встречавшимися. Путь был открыт, и никто не удивлялся тому, что король Эрегиона с Аннатаром куда-то направились. На западе мирно заходило солнце.

— Нам даже удобнее, — сказал Аннатар, когда они миновали Врата и поднялись по первой из внутренних лестниц. — Все-таки наугрим нужно освещение, и эльфам тоже какое-никакое, а мне с этим проще: я и так в любой темноте вижу, а тебе засвечу огонек. Чтобы фонари с собой не таскать...

Келебримбор кивнул. Мория была живой, здесь даже в самых пустых коридорах ощущалось: там, за поворотом, кипит жизнь, где-то внизу снуют шустрые бородатые существа, для которых безделье подобно смерти. Келебримбор улыбнулся.

— Говорят, Владыка Ауле создал не семь Праотцев гномов, а семь пар. Видимо, поэтому они так быстро и основательно размножились и заселили Арду...

— Может быть, — хмыкнул Аннатар. — Но мне, увы, не показал...

— Ну ты же майа Феантури, — рассудительно заметил Келебримбор. — Вот если бы ты был майа Владыки Ауле, может, он и показал бы, почему ж нет.

— Нам придется спускаться... Глубоко. Наверное, очень глубоко. Не слишком приятно залезать под землю уж ТАК....

Келебримбор осмотрелся, прислушался.

— Ну вот... кажется за вон тем поворотом начинается спуск в штольни. Они недавно лестницу соорудили там, мне показывали. Эх и длинная!

В чертогах Мории было просторно. Если бы не отсутствие окон, — не догадаться, что ты под землёй: ну да, каменные стены, но может, это такой особой красоты дворец... Здесь и вправду было красиво, гранитные стены отзывались на свет стаями искры, проносящихся по ним и тут же исчезающим...

А за поворотом — всё потерялось. Узкий проход выводил на лестницу. Келебримбор взглянул вверх: винтовая, не поймёшь, правда где-то в невероятной дали светится небо, или это уже мерещится...

— Ну вот, — сказал он. — Нам вниз.

— Глубоко, — заметил Аннатар. — Подниматься вверх мы замучаемся... Точнее, ты, я-то что, — он улыбнулся.

Келебримбор первым шагнул на ступеньки, — каждая из них была подсвечена : по краю проведена полоска светящейся краски.

— Сильно это они придумали — из плесени подземной краску делать... — проговорил Аннатар, спускаясь вниз. — Только такая краска дольше трех лет не живет, обновлять надо. Ну, они народ трудолюбивый, что им стоит. А у эльфов я никогда такого не видел, ни в Нарготронде, ни в Дориате, даром что пещеры. Хотя, надо думать, там просто эта плесень не росла...

— Да, у нас в Нарготронде не было, — задумчиво отозвался Келебримбор. — А что-то я тебя там не помню, правда. Извини... Как мы с тобой там разминулись? Я же всех знал, там все на виду. В подземном городе особо не спрячешься. Особенно ежели ты майа... Мы ж там все начеку были.

— А я пару раз только был, — честно ответил Аннатар. — Под видом эльфа неприметного, из синдар-гостей... У вас же там подозрительность была — не приведи Небо. Тайный город...

— Зря не остался, — серьёзно отозвался Келебримбор. — Глядишь, и Нарготронд уцелел бы...

— Как начал Нарготронд всех подряд стрелами встречать, тут и судьба его подоспела, — возразил Аннатар. — Не знаю уж, как именно, а точно тебе говорю: пока Финрод был — и город бы стоял. А стал городом править страх, начали из страха всех подряд убивать, а Ородрет это поддерживал — все, тут уже тайные законы срабатывают. От феанорингов бы пал, от предательства... Не знаю. А только ничто долго не стоит на таком фундаменте.

— Я тогда от отца отрёкся...

Эхо подхватило слова Келебримбора и смолкло. Спуск казался действительно бесконечным, и только временами в стенах открывались проходы в другие ярусы. Иногда в них виднелись далёкие огни, иногда — просто темнота...

— Об этом все Эндоре знает...

Наступило долгое молчание.

— Еще пару ярусов вниз... — сказал, наконец остановившись, Аннатар. Над его головой засветился, освещая дорогу, призрачный огонек. — Там будет этот металл. Если углубиться дальше по горизонту еще где-то на полмили, далеко, да, знаю, по этим проходам...

Они шли дальше — в молчании. Наконец нолдо заговорил снова.

— Знаешь... всё равно тяжело. Каким бы ни был, всё же отец. Хотя они были неправы, и так — нельзя. Потом был и Дориат, и Гавани... потом всё было. И на меня смотрели — с пониманием. Не все... Эонве не понял. И те, кто решил принять прощение валар и вернуться, тоже не поняли...

— А почему ты остался? Ты никогда не говорил об этом... Говорят — из гордыни, но мне что-то не верится.

— Гордыня... — Келебримбор усмехнулся, но в усмешке была горечь. — Пусть говорят, как хотят, мне всё равно.

— Причины, наверное, схожи... Я ведь тоже здесь, а не там.

— Они сказали, что прощают нас, — сумрачно проговорил Келебримбор. — Я не виновен ни в чём: ни в Резне, ни в преступлениях своего отца. За что им меня прощать? А что же касается того, где жить, — то я выбираю Эндорэ. Горькая тоска по Заморью — это без меня.

— Прощать должны телери, — заметил Аннатар. — А я ушел оттуда потому, что... Одним словом — скучно было.

Келебримбор помолчал.

— Причины... Я не знаю, как бы я жил в Амане. Мне показывали воспоминания, — да, там красиво... Но жить там я бы не смог. Я люблю Благословенный Край, но — издали, как дети любят и уважают родной дом, из которого уходят, чтобы построить свой собственный. Ни один птенец, почуяв крылья, не возвращается в родное гнездо... Вот как-то так.

— Ну, как видишь, большинство "птенцов" таки вернулось, — заметил Аннатар. — Мало кто из нолдор остался в Средиземье. А в войне, заметим, не участвовали...

— Каждому своё, — отозвался Келебримбор и прислушался. — Ух ты! Слышишь? Наугрим поют...

И точно, — где-то вдали, разносимая эхом, послышалась мелодия. Слов было не разобрать, да и сложно было бы понимать этот язык, но главным было не это: чёткий ритм, задор, азарт — и что-то неколебимое, сильное... как камни, с которыми сроднился этот народ. Мелодия постепенно приближалась: похоже, наугрим шествовали по одному из соседних ярусов.

— Тихо... — Аннатар приостановился. — Давай послушаем? Глубоко они забрались...

Пение приблизилось и затем, как по команде, смолкло, донёсся разговор. Келебримбор прислушался.

— Решают важный вопрос: где копать, — наконец перевёл он. — Жалко, я из десяти слов понимаю дай Эру два. Правда, вот что я могу сразу сказать, так это что вопрос "копать или не копать" у них не стоит изначально.

— А мы где будем копать? — спросил Аннатар. — Хотя, собственно, нам копать не потребуется, я иначе этот металл извлеку. И нужно еще пройти дальше — там будет его хорошая жила.

— Дальше — это куда? — Келебримбор, нахмурясь, обдумывал дорогу. — Если ниже, то это ещё куда ни шло, а так — мимо наугрим не пройдёшь. Надо поздороваться, а то неудобно. Я Дарина поставил в известность о том, что мы будет тут бродить, но то король, а то простые наугрим. С ними тоже надо быть почтительными, они того заслуживают.

— Мимо них не пройдем, да... А потом — в сторону и на ярус ниже. Помогать им я даже не лезу, обидятся.

Келебримбор кивнул, зашагал первым ко входу на подземный ярус, сам вход был невысоким, пришлось нагнуться, но дальше... Дальше открывалась бездна.

Это была громадная пещера, где вдоль стен шла тропа, то шире, то уже, и край её был обозначен всё той же светящейся краской, а ниже её — был обрыв. И где-то в глубине его, на неизмеримом удалении от тех, кто осмеливался забраться в эти места, журчал шустрый подземный ручеёк, появившийся из неведомых горных пластов.

Наугрим были неподалёку: до Бесконечной Лестницы они не добрались, собирались нырнуть в один из проходов в скале.

— Как здесь... Обширно, — проговорил Аннатар. — Ну, пойдем здороваться...

Он первым направился к наугрим, и, когда те заметили его, поклонился им.

— Здравствовать вам, — сказал он. — Надеюсь, ваш труд сегодня будет удачным.

Наугрим обернулись, как один, — почтительно поклонились в ответ.

— Приветствую, уважаемый Аннатар, и тебя, уважаемый король эльфов, — один из них оказался самым шустрым. — Доброго вам возвращения наверх! И смотрите — будьте осторожней, гуляя по здешним местам. Здесь часты обвалы.

— Надеюсь, что все будет хорошо, — Аннатар еще раз поклонился. — Мы будем осторожны.

Дождавшись очередных поклонов, они пошли дальше — по тропе, обвивающей стены пещеры, вниз, к следующим отноркам-проходам: в глубине одного из них и крылась вожделенная жила металла.

За очередным поворотом наугрим стало не видно, исчезло и эхо голосов. Было полное впечатление, что они одни здесь, одни в колоссальной пещере, что живые — где-то далеко, и почти нереальным кажется сам солнечный свет... Келебримбор невольно передёрнул плечами.

— Нет, всё-таки я не понимаю, как они тут живут. И ведь нравится!

— Им — наоборот, под открытым небом кажется так же неуютно, как нам — здесь. Постой-ка...

Аннатар остановился на краю тропы; шагнул к стене, провел рукой по неровному камню.

— Вот здесь есть. Здесь одна жилка, небольшая, внутри, и уходит дальше в глубину, вниз — там много...

Келебримбор смотрел на него с уважением и лёгкой завистью.

— Ну что? копаем?

— Я немного иначе сделаю. Все же у майар свои преимущества. Сейчас....

Он замер, прижав к камню вытянутую руку; стоял так долго, несколько минут... Потом начал медленно отводить руку, а стена стала становиться... Да. Стена стала становиться хоть мутной, но прозрачно-мутной, и Келебримбор увидел в глубине ее — ту самую жилу; светло-серебристые волокна пронизывали камень, и уходили в глубину, а там, внизу, угадывался серебряный блеск — видно, и правда металла в глубине было много.

Аннатар сделал резкий жест рукой — и "змейка" жилы ожила: медленно заструилась к ним.

Келебримбор, как зачарованный, смотрел на это зрелище, в голове промелькивали тысячи мыслей: и что ж мы раньше не додумались попросить его помогать в горном деле... В первый момент он не сообразил, с чего вдруг дрогнула земля под ногами, и — с какой стороны раздался дальний гул. Потом, осознав, что творится что-то неладное, схватил Аннатара за руку.

— Надо уходить. Обвал, похоже....

— Нет, подожди!..

Келебримбор не понял, что сделал Аннатар — только камень вдруг снова стал обычным, непрозрачным, как ему и полагалось — каменным; а из его недр наружу словно выплеснулся поток жидкого серебра — и тут же, на глазах, застыл.

— Хватай, — с азартом велел Аннатар. — И — наверх!

Келебримбор кинулся к этому странному металлу, — думал, он должен быть горячим, или ледяным, или... ничего подобного, такой же, как камень... А гул становился всё громче, и стало ясно: нет, это не обвал, от обвала шум бы шёл сверху, а тут — как будто что-то приближалось снизу, из неизмеримых глубин.

Аннатар, присев рядом, сгребал все добытое в сумку — быстрее, быстрее, быстрее...

— Слушай, я не знаю, что это такое, но это не обвал, и мне это не нравится. Вроде я там, в глубине, ничего не чувствовал. Уносим ноги!..

Келебримбор обернулся по сторонам: светящийся край дорожки подрагивал, земля ходила ходуном. Мелькнула мысль: только бы наугрим успели отойти подальше... Он пропустил Аннатара вперёд, поминутно оглядываясь, быстро бросился следом. И вдруг темнота исчезла, её словно убил ало-золотой сполох, вырвавшийся снизу, — он остался внизу, не добрался до дорожки, но после того, как он угас, казалось, — глаза ослепли...

Оба замерли — одновременно. Аннатар схватился за плечо Келебримбора, сжал, и тот почувствовал, какие неестественно-холодные у него пальцы... А ближайший отнорок был еще далеко, до него было еще подниматься и подниматься.

— Вот же... — Аннатар не договорил; стряхнув оцепенение, он снова бросился вверх.

— Наугрим не владеют осанве! — задыхаясь, крикнул ему вслед Келебримбор. — Я не знаю, как их предупредить! Я пытаюсь, но...

Он заметно отстал, — видимо, из-за этих попыток.

Следующий сполох уже почти достал до дорожки, его обжёг горячий, как от горна, воздух, стало нечем дышать... отпустило, но он уже понимал: скоро они оба поджарятся тут, и на этом бесславно закончится их поход за мифрилом... и хорошо, если только — их...

— Да они-то не слепые, сами то же самое видят, и чувствуют получше нас! — Аннатар остановился резко, подхватил добежавшего Келебримбора. — Они уже в проходе... они-то были рядом. Давай, бежим! — он потянул нолдо за собой. — Проклятье, кажется, я понял...

— Что? — Келебримбор тщетно пытался перевести дыхание. Сердце колотилось где-то в горле.

Ещё немного, ещё... да нет, это самообман, что — немного, до ближайшего лаза ещё бежать и бежать... а сполохи становились всё чаще, вот уже всё огромное пространство пещеры залил свет, в котором потерялась полоска светящейся краски, — та оказалась просто белой... И вот — жар дохнул до самого потолка. Келебримбор понял, что ему катастрофически не хватает воздуха, затем под ногу что-то попалось, кажется, камень... и он с размаху полетел на землю.

— Балрог, мать его, — тем же спокойным тоном произнес Аннатар. Ему этот жар, похоже, особых неудобств не доставлял; Келебримбор чувствовал скрываемое волнение майа, но... чуял, что волнение это было явно не о том, что их здесь может засыпать. Едва заметный жест — и вокруг них вновь сделался нормальный воздух, без дикого жара; очередное колдовство. — Хватайся за меня!

Келебримбор отчаянно ухватился за протянутую руку, поднялся, озираясь.

— Балрог?! — он едва поверил своим ушам. — Ох, Эру, только этого ещё не хватало... И что же делать? Он же теперь будет здесь хозяйничать, в Мории, и... это всё из-за меня, не надо было сюда забираться... пусть бы сами искали свой мифрил... Что будем делать?

— Сматываться, — Аннатар смотрел вниз, в пропасть, откуда поднимались сполохи. — Давай же, передохнул? Бежим!..

— Нет, — честно признался Келебримбор. — Но бежим.

Они двинулись дальше, но было уже ясно: огонь поднимается быстрее, намного быстрее... Келебримбор не чувствовал жара сейчас, но от этого было не легче: он с ужасом думал о том, что будет, когда тварь Моргота окажется лицом к лицу с майа Феантури и с ним, нолдо Первого дома... И вот — свершилось: огненная фигура поднялась во весь свой исполинский рост, и было страшно даже представить себе, на что способно это существо... Мелькнула мысль: Эру, и как Глорфиндейл мог с _этим_ сражаться? Поистине надо быть великим воином...

Наверное, когда-то в Гондолине это было похоже: Глорфиндейл, пелось в песнях, сражался с балрогом на обрыве бездны, только — под открытым небом, и сейчас они тоже стояли на узкой тропе, шаг в сторону — и пропасть, бежать было просто некуда.

"В сторону!!!" — это были не слова, это был мыслеобраз-приказ, Аннтар просто отшвырнул нолдо назад, загородил собой.

И выпрямился на краю обрыва, поднимая руку — медленно, незнакомо, повелительным жестом: огненная фигура в языках пляшущего пламени висела перед ним, и медленно, как змея, извивался огненный бич.

Келебримбор расширившимися глазами смотрел на него, снизу: один шаг, и Аннатар сорвётся вниз, один удар огненного хлыста...

По ощущению было похоже — балрог как будто... ещё не проснулся, и Келебримбор даже нашёл в себе силы усмехнуться: поднять подняли, а разбудить забыли...

— Уходи, — проговорил Аннатар незнакомым голосом — повелительным, глубоким, и Келебримбору показалось, что за словами майа кроется какой-то иной смысл, тайный, непонятный... — Не пришло тебе время подниматься на поверхность земли.

Что-то всколыхнулось там, в огненной завесе, донеслось, — Келебримбор страшно удивился, но ему стали внятны чувства этого жуткого существа: узнавание... и — вместо немедленного удара по светлому майа — почему-то жгучая боль, как будто там, во сне, он не помнил чего-то, а сейчас — навалилось... Исполинская фигура выпрямилась, раздался гул пламени — тот самый, доносившийся из глубин, но сейчас — оглушительный... и огненный хлыст, извернувшись, хлестнул по камням, по стенам, по узкой дорожке, разрушая её в прах... В воздухе засвистели камни.

Аннатар шагнул вперед, уже на самый край, из-под его ног летели бездну камни, но он каким-то чудом держался на обрыве. Он так и не опустил руку, но жест его изменился — в нем теперь была... просьба?.. Нолдо не понимал, что происходит, только слышал — словно с одной стороны — да, несомненно, Аннатар сейчас говорил с балрогом; говорил очень быстро, мысленно, каким-то незнакомым нолдо способом — наверное, так майар общаются между собой... — и балрог отвечал майа...

Этот голос не был слышен нолдо...

"Нээре, это я, я разбудил тебя, сам того не желая. Ты ведь узнал меня?.. это я, Гортхауэр — прошло много времени, здесь, в этих пещерах — наугрим, вспомни, они же никогда не были нам врагами! Нээре, есть другая страна, на востоке, за оградой гор — там наша страна, там мы сможем жить — заново, там ты будешь нужен мне, нам... Не давай волю ненависти — сейчас!.. Не время!.."

Ответом — первым донеслось до него: "лучше бы мне не просыпаться вовсе, я подумал — вернулся _он_... вы похожи. Мне было хорошо там, в огне Арды, я был лавой, был её кровью и ничего не чувствовал... Теперь — как вернуться? Если нет _его_, зачем жить?"

"Мы не выбираем, жить нам или умереть. У нас нет выбора, мы — не люди. Можно только либо метаться в отчаянии по подземным пещерам, обрушивая своды, погребая заживо живущих... или продолжать то, что мы не успели — тогда... "

Некоторое время только глухое гудение пламени нарушало тишину. Келебримбор замер, застыл у стены, не понимал, что происходит, — и чем закончится этот разговор...

"У тебя нет надежды, — это не было вопросом. — Я слышу твою фэа, Гортхауэр. У тебя — её — нет."

И огненный вихрь взметнулся снова, до потолка колоссальной пещеры — чтобы рухнуть в глубины, чтобы с яростным гулом устремиться по подземным ходам... Некоторое время ещё свет озарял подземелье, но вот и он угас.

Только светилась лента краски на полуобвалившейся дорожке, там, где полоску не засыпало щебнем. Обвалившийся, перечеркнутый ударом бича участок тропы никуда не делся — дорога вверх была разрушена, перепрыгнуть такой провал было нереально.

Майа некоторое время стоял на краю, потом повернулся, и сказал вслух:

— Ушел... Надо выбираться.

Келебримбор неловко отклеился от стены, подошёл к Аннатару. На миг взглянул вниз, в бездну, — и тут же отвернулся: закружилась голова...

— Надо... — тихо отозвался он. — Как тебе удалось его прогнать? И причём тут... причём тут Гортхауэр? Что он такое нёс?

— Я узнал его, — почти без голоса проговорил Аннатар. Похоже, мысленный разговор с балрогом отнял у него много сил. — Это Нээре... старший из них, самый древний... Я сам его разбудил, мне и в голову не пришло, что он может почуять... О небо, — он закрыл глаза. Постоял так некоторое время. — Ладно. Давай, я перетащу тебя через провал, и — выбираемся отсюда...

Нолдо увидел вдруг, что Аннатар уже не стоит на дорожке, а висит в воздухе над нею, невысоко от земли.

Келебримбор, ничего не понимая, подошёл к Аннатару, крепко взял его за плечи.

— Ну что ты... всё позади уже, успокойся... Он ушёл, ты прогнал его... Наугрим будут тебе благодарны. Пойдём отсюда.

Аннатар подхватил его под руки — и Келебримбор не успел ничего ни возразить, ни сделать, как одним движением майа перемахнул провал, и они оказались на его другой стороне; здесь дорожка была хоть и подзавалена местами, но цела.

— Я надеюсь, он не вернется, — каким-то неживым голосом сказал Аннатар. И пошел вверх, первым.

Откуда-то сверху донеслись торопливые шаги: на дорожку кучей высыпали наугрим с кирками наперевес.

— Вон они! Они живы! Скорее, сюда!

Через полминуты они уже окружили Келебримбора и Аннатара, во взглядах светились вопросы.

— Он прогнал балрога, — Келебримбор с тревогой смотрел на своего спутника. — Не знаю, что между ними было, я не понял, но... надо куда-нибудь в тихое место. Можно?

— Нужно! — немедленно отозвались наугрим. — За нами, быстро.

— Ничего, со мной все хорошо, — как-то механически проговорил Аннатар. — Он меня даже не ранил... Все хорошо, — повторил он.

Было в выражении его лица что-то такое... _не здесь_.

Наугрим переглянулись, деловито взяли его за руки и повели за собой, Келебримбору оставалось только пойти следом.

Оказалось, — до ближайших обитаемых мест ой как далеко, но нашлась уютная пещерка для отдыха тех, кто вёл поблизости горные работы. Аннатара усадили на мягкий — низенький для любого, кто не был гномом – топчан, откуда-то сразу взялась круглая чаша, в которой приветливо посверкивала густая тёмно-коричневая жидкость.

— Пей, — сказал тот, самый смелый. — Пей, и чтоб не возражать! Потом всё расскажешь.

Келебримбор тихо опустился прямо на пол. Каждое слово балрога отдавалось в душе, впечаталось — казалось, не забыть до конца дней... Прошла мысль: это как же надо быть спросонок или с какого перепою, чтобы говорить Аннатару — "Гортхауэр"? Если тот узнал балрога, то балрог, надо полагать, должен был тоже... Если только не спирт. Пожалуй. Спирт для них самое то... скажем так, вдохновляет. Воспламеняет, точнее.

Аннатар молча принял чашу, и в несколько глотков выпил все — до дна. Как воду. Покачал головой... Взгляд его, как ни странно, прояснился, и майа улыбнулся.

— Главное, чтобы он не вернулся...

— Это точно, — с энтузиазмом согласился гном. Поклонился. — Прошу прощения, уважаемый Аннатар, я не представился. Глоин. А теперь, ежели тебе получше, то поведай нам, как же тебе удалось его прогнать! Мы все просто изнемогаем от любопытства.

— Боюсь, это я его пробудил. Сдуру... Смотрел — тот металл, что вы недавно открыли. Там, в глубине, его очень много, а сюда выходит жила. Кое-что я извлек... своим способом, — Аннатар раскрыл сумку, и все увидели, что вся она полна серебристых слитков, причем чистых, без всяких примесей. — А он, видать, как-то почуял. Он сказал, что спал в лаве, там, глубоко...

Гномы заволновались, руки потянулись к слиткам — посмотреть, прикинуть на вес.

— О, да это знатная добыча! Нам бы так, — сказал Глоин. — А что было дальше?

— Я думаю, это ваше по праву, — сказал Аннатар, — нам немного надо, пара слитков. А дальше он смотрел на меня, и вспоминал те дни... дни великой войны. Я сказал ему, что с тех пор минуло много лет, что здесь — не те, кого он ненавидит, чтобы ему нет причины нападать и мстить тем, кто не участвовал в той войне. Сказал, чтобы он возвращался в огонь.

Келебримбор напряжённо смотрел на Аннатара из своего угла. Сейчас, когда он сидел, гномы толпились в комнатке, заполняя пространство между ним и майа, и оттого... как будто становилось легче, что ли... Потому что что-то не складывалось.

Потому что любой нормальный балрог при виде светлого майа хватается за бич, а не пускается в воспоминания... даже спросонок.

— И он тебя послушался? — ахнул кто-то из гномов. — С ума сойти! Может, он просто тебя испугался?

— Нет, — покачал головой Аннатар, — нет... Он просто... Еще не проснулся до конца, что ли... Он едва сдержал свой гнев, да. Потому что первым воспоминанием после пробуждения у него были — те дни, война. И тут я требую, чтобы он убирался. Боюсь, он там может начать безумствовать, в лаве. Жаль, там богатые залежи этого серебра...

— Держи, — перед Аннатаром снова возникла полная чаша. — Ты заслужил! Надо же — такая встреча. Что же касается мифрила, то об этом надо говорить с королём. То, что добыто, принадлежит добытчику, однако вы здесь не на своих землях. Надо полагать, мы договоримся. Что скажешь, эльфийский король?

— Да, да, конечно, — Келебримбор вздрогнул: не сразу понял, что обращаются к нему. В голове всё звучало: "вы похожи... у тебя нет надежды, Гортхауэр."

— В другой раз буду смотреть, прежде чем использовать чары, — Аннатар глотнул из чаши, — чтобы не вылезло... Что-нибудь еще из недр. Найти месторождения в безопасных местах... Хотя это ваше морийское серебро, похоже, любит глубину.

Гномы начали обсуждать, что надо бы пойти к королю, что следует договориться, раз за обоими королями далеко ходить не надо... Келебримбор пытался вникнуть во всё это, но слова пролетали мимо. Призрак минувшей войны всколыхнул всё, и теперь — стало страшно. Аннатар... Да нет. Не может быть. Он отчаянно цеплялся мыслью за непроснувшегося балрога и с ужасом понимал, что у него это плохо получается.

Аннатар взглянул на него — и Келебримбор осознал вдруг: тот понимает все эти сомнения, хорошо еще, если он вообще не откровенно слышит его мысли — майа... и тоже не знает, что сказать и как оправдаться.

— Вот что! — Глоин повернулся к Келебримбору. — Пойдёмте-ка наверх. Ты сам-то, может, тоже выпьешь?

— Да, — как-то сразу и без сомнений отозвался тот.

Ему тоже поднесли чашу, — то самое, крепкое. Он выпил, зажмурился, — аж дух захватило... а потом допил до дна. Знал, что скоро в голове зашумит, что то, что тяготит сейчас, станет неважным... Такое было уже, было — когда он отрёкся от отца, когда было и стыдно, и страшно, и снедала тоска: всё-таки отец, это — предательство...

Поднялся.

— Пойдёмте наверх...

Аннатар с готовностью шагнул к выходу. Нолдо случайно коснулся его руки — и вдруг, как вспышкой, услыхал мысли майа, точнее, его чувства: все рушилось, все, что стояло незыблемо столько десятилетий, как те камни из-под ног, зыбкий мир, зыбкое счастье, похожее на что-то давнее, безвозвратно потерянное — все это осыпалось в бездну, и душа теряла опору, падала, падала куда-то, и все никак не могла долететь до дна...

"... узнают. Они изгонят меня, снова одному... узнают — снова война... "

Аннатар резко вздрогнул, и, кинув на Келебримбора быстрый взгляд — зрачки на всю радужку, полубезумный, — поспешил вперед, за наугрим.

Келебримбор застыл на месте. Всё-таки это правда... не послышалось... Бред сонного балрога, — с горькой усмешкой выругался он про себя. В голове наконец зашумело, _ он пожалел, что не раньше, тогда можно было бы и _это_ счесть бредом... Но нет. Надо уметь смотреть правде в глаза... даже в такие.

Он шёл за наугрим последним, по дороге отстал, за ним прибежали двое деловитых гномов, всячески старались, чтобы он не заблудился. Разговор с королём он почти не запомнил, — кажется, договорились на том, что в благодарность за открытие наугрим будут поставлять в Эрегион долю руды... Подумалось: если я в таком состоянии договорюсь до хоть какой-то выгоды, честь мне и хвала... но вряд ли.

А затем — он сам не понял, как это получилось, — в лицо дохнул свежий ветер, заиграло утреннее солнце... а рядом — позади — были врата Мории.

Он оглянулся и опустился на землю. Голова кружилась.

Аннатар сидел рядом. Просто сидел, мял в руках сорванную травинку, и смотрел перед собой. Кажется — ждал.

Начать разговор оказалось страшно трудно. Келебримбор оглянулся: вокруг и вправду никого не было. Ему всё казалось: нет, это всё неправда, но стоит назвать _это_ вслух, как оно станет правдой... Бред. Пьяный бред.

Наконец из полного хаоса вынырнула чёткая мысль.

— Зачем ты пришёл к нам? — голос против воли прозвучал с тоской. — Чего ты ищешь... у нас?

Аннатар странно посмотрел на него — и не ответил. Вместо этого спросил:

— Что ты будешь делать теперь? Ты — король.

— Да, я король, — медленно отозвался Келебримбор. — И нет свидетелей, кроме меня. И любой из нас, услышав от меня то, что довелось мне узнать, скажут: король рехнулся, ибо мы живём с ним бок о бок уже много десятилетий, и никакого зла не видели от него. Потому я и спрашиваю тебя: зачем ты пришёл? Ответь...

— Одиноко, — ответил тот после долгого молчания. — Все разрушено. Пустота...

Келебримбор вскинул голову, — ожидал чего угодно, только не этого признания. Покачал головой. Нет свидетелей... если он промолчит, никто не узнает... разве только этот не проговорится, или не выдаст себя... А если такое случится — кто будет виноват? правильно, король, который либо знал и не сказал своему народу, либо умудрился прошляпить перед носом правую руку Врага Мира... А за эту сотню лет он так и не открылся, и так могло бы быть и дальше... прошла мысль: а мог бы пойти к своим оркам, этого добра полно, правда, говорят, где-то далеко... почему-то же пришёл к нам...

Келебримбор вздохнул, поднялся, отряхнул со штанов прилипшие травинки.

— Пойдём к тебе. Нечего обсуждать такие вопросы, сидя в пыли на дороге.

— Пойдем. И держи, — Аннатар расстегнул свою сумку, передал нолдо слитки. — А то потом забудешь взять.

— Уже забыл, — сознался Келебримбор и переложил слитки к себе.

Когда они добрались до дома Аннатара, солнце уже стояло довольно высоко: вся ночь прошла в подземельях.

Наконец Келебримбор аккуратно прикрыл за собой дверь и проверил, нет ли кого поблизости.

— Ты так и собирался скрываться? — тихо спросил он. — Да, в открытую в Эрегион, где королём — потомок Феанаро... это было бы слишком.

— Да, так и собирался скрываться, — ответил тот. — Сколько удастся. И долго, долго еще могло удаваться... Сам идиот. Полез, не подумав... Никак не ожидал, что Нээре может оказаться где-то рядом.

Келебримбор молчал. Всё это ему не нравилось совершенно. Ну да, верно, он не совершил ничего преступного, он... Да, да, не за что его изгонять. Не за что. Мирный майа... Нарочно не придумать, что это и есть тот самый Гортхауэр Жестокий... Открыть всё это — расписаться в собственной глупости. Что да, целую сотню лет не мог распознать врага под боком. А продолжить играть ему на руку — что будет? Ведь они же — страшно сказать — стали друзьями, Келебримбор и Аннатар, и если наступит охлаждение, все сразу заметят... Тем более — без видимых причин. Но изображать прежнюю беспечность у него не получится, это он по себе знал...

— Я не умею врать, — наконец признался Келебримбор и снова замолчал.

— Я уйду. Не вижу другого выхода. Придумаю причину и уйду. Нельзя, чтобы узнали. Может снова начаться война... Не хочу.

Келебримбор молчал. Столько всего хорошего было... Вечера в мастерской, песни у костров, гуляния... Им всегда было о чём поговорить, их тянуло друг к другу, — и хотелось зайти к Аннатару, просто так, поделиться какой-то внезапно пришедшей в голову идеей... зайти просто так, без всякого дела... И теперь это всё должно было рухнуть.

— Куда же ты пойдёшь...

— В землю Ана... например, — ответил Аннатар. — Я жил там после войны, меня помнят. Или в Семь Городов... Или в Мордор, на востоке.

— Почему же ты сразу туда не пошёл? — тихо спросил Келебримбор. — Почему — к нам?

— Вы квенди. Бессмертные. Они — люди... Они уходят, а ты провожаешь и снова остаешься один.

Келебримбор задумался. А ведь он неправ. Если этот Аннатар, Гортхауэр, уйдёт, — вот тогда точно будет война. Мордор, чёрная Земля... её недаром называют чёрной. Он невольно вздрогнул: вспомнил балрога. И это только один-единственный балрог при воспоминании о Войне Гнева едва не разнёс всю Морию... А что будет, если их найдётся сотня? Кто знает, что ещё уцелело от тех времён? Неизвестность всегда страшнее, а уж далёкая неизвестность тем более... лучше бы он был здесь, на виду... Но — как быть с остальным? Или — ему только кажется, что этот майа его друг, а на самом деле всё иначе?.. Он понял, что запутывается.

— Не уходи. Останься.

Тот вздохнул.

— Да мне тоже уходить не хочется. Но тебе придется врать. Вернее... не врать, умалчивать. Я тоже ведь напрямую не врал... И потом — тень страха. Я это уже сейчас вижу в твоих глазах. Нельзя жить в мире с Врагом, нельзя даже говорить с Врагом, он искушен в обольщениях, он отвратит от пути Света, и так далее, и так далее... А знаешь, сколько в Эрегионе тех, кто жил — тогда? Здесь, да еще в Имладрисе — все нолдор, которые остались. Здесь таких больше половины. Кто из Гондолина, кто из Нарготронда... Если они узнают — не приведи Небо.

— Да, — сказал Келебримбор и поднялся. — Значит, ты всё решил... Тогда — последний вопрос. Надеюсь, ты ответишь.

— Я еще не решил, — он вскинул на Келебримбора взгляд. — Если ты не против, я бы остался... во всяком случае, пока.

— Наугрим будут спрашивать о тебе, — Келебримбор посмотрел в сторону. — Будут говорить: а где Аннатар, который защитил Морию от балрога? И что мне — сказать, что я его прогнал, потому что это никакой не Аннатар, а Гортхауэр Жестокий? Каждый нолдо плюнет мне вслед: пригрел на груди врага и не заметил... Хорошая жизнь, нечего сказать. Лучше бы всё оставалось по-прежнему... скажи, о какой надежде говорил тебе балрог?

Аннатар помолчал.

— Я не знаю, — сказал наконец. — Я правда не знаю. Какая тут надежда, на что? Снова объединять всех вокруг себя, чтобы через это вызвать опасность, чтобы на нас вновь начали нападать, чтобы вновь в "светлых" зарождался страх — вот, возвращается Тьма? А только так и выйдет, если я перейду к привычному делу. Прожить бы обозримое время в мире, продержать его как можно дольше...

Келебримбор шагнул к двери.

— Пока — оставайся. Что будет дальше, мне неведомо... Я не знаю, что будет. Самому интересно...

Он помедлил ещё мгновение — и вышел за порог.

...Келебримбор не знал, как быть — теперь. Он чувствовал, что внезапно проснулся на краю пропасти, как будто — как тогда, в Мории, — один шаг, и он полетит в неё. Он знал, что скрытность не принадлежит к его умениям, что у него, как говорится, на лице всё написано... а это значит, что скоро его будут спрашивать: что же случилось между тобой и Аннатаром, король? Он ждал и боялся этого момента, а потому заперся у себя в мастерской. Сказал остальным — будет работать с новым металлом... Это была почти правда, но от этого "почти" ему уже было муторно.

А металл действительно стоил тех восхвалений, что воздавали ему наугрим. Однако то, о чем тогда обмолвился Аннатар — создавать амулеты для использования силы стихий — требовало какого-то иного подхода. Может быть, умений майар... Может быть, того, чем некогда владели голлори в Нарготронде.

Но Келебримбор не был из их числа. И потому кольца оставались лишь кольцами — пусть прекрасными, но неживыми.

Келебримбор злился, но понимал: единственный, у кого он мог бы спросить совета, — Аннатар. А идти с вопросом к ученику Врага Мира... Он отчаянно жалел, что те времена, когда он мог вот так, запросто пойти к нему, ожидая, что его встретят так же, как он приходил, с открытой душой, — что те времена оборвались. И что теперь даже сама мысль о том, что тот, майа Моргота, был открыт перед ним, не вызывала ничего, кроме горькой усмешки.

Тот вел себя, как ни в чем не бывало. Окружающие видели, что он перестал общаться с Келебримбором, но тот только отшучивался, и объяснял — не надо мешать, лорд занят новой, не бывавшей еще работой.

Келебримбор — чувствовал его. После Мории между ними словно протянулась незримая нить; осанве, конечно же. Как волнами, накатывали не мысли — чувства... Чужие чувства. Аннатар скрывал от всех то, что с ним происходило, но тут было — не скрыть. Ожидание беды. Большой беды, которая сломает зыбкий покой, царивший здесь десятилетиями.

Келебримбор знал себя, знал, что он рано или поздно не выдержит этого напряжения, что рано или поздно сорвётся и пойдёт туда... к Аннатару. Не знал только — когда, на сколько его хватит.

Не выдержал — однажды ночью, когда в глухой тишине медленно тянулись часы, когда в очередной раз _не получилось_ — со стихиями... Он тихо затворил за собой дверь и вышел в яркое лунное сияние, где видно было каждую травинку, где всё казалось по-особому живым — или по-особому мёртвым...

Остановился у двери. Секундное колебание: постучать? Как же давно он тут не был... Всего несколько дней прошло, а кажется — целая вечность...

Ждать долго не пришлось; Аннатар сам открыл ему. Видимо, тоже чувствовал... Или просто — знал. Молча посторонился, пропуская внутрь.

Келебримбор вошёл. Нахлынуло: всё так же, ничего не изменилось с тех пор, как они весело пробовали здесь наугримский напиток... Доверие. Тогда оно было. И — как об этом забыть? Считать, что всё ложь? Но так не бывает... И так хочется вернуть то, беззаботное, ушедшее...

— Ты... — он долго думал, что спросить. — Чего ты боишься?

— Ты ведь сам знаешь, чего, — Аннатар аккуратно закрыл за ним дверь. Наверху засветился маленький шарик, отчего в темной комнате стало светло — магия, Аннатар всегда использовал такие мелочи, все уже привыкли. — Что вернется ненависть.

Келебримбор отвернулся. Вернётся... куда ж ей деваться.

— Сколько можно продержаться с этой тайной? Ты выдашь себя... или что-то случится, или вернётся балрог... я не знаю.

— Я-то сам себя не выдам, если не помогут, — Аннатар сел за стол. — Сколько уже живу. Балрог... Да. Нехорошо это, что он один и предоставлен сам себе. Они тоже разные, а у Нээре нрав... одно слово — огонь. Им было тяжелее, чем остальным, пережить итог Войны Гнева. Потому они и ушли в недра Арды — слиться с ними, забыть, не-быть, понимаешь?

— Нет, — покачал головой Келебримбор. — Я не понимаю... вас. Никогда не мог понять.

— Вы не могли понять потому, что боялись узнать. Это заблуждение... многие понимали, если решались отбросить страх. Это и ваши замечали, и так возникали жуткие рассказы о нолдор, зачарованных волей Врага. Проще — так, чем признать, что они просто увидели: там — не чудовища, там такие же люди и такие же квенди.

— А потом появлялись жуткие чудища, похожие на нетопырей, — покачал головой Келебримбор. — Нет... И ты — не просто так Жестокий... Я знаю только одно: нельзя вечно жить под враньём и страхом. Нельзя. Рано или поздно нервы сдадут, и ты сорвёшься — так, как даже и не предполагаешь.

Он помолчал.

— Сегодня днём про тебя спрашивали дети. Говорили, ты когда-то обещал научить их делать светящиеся травинки... или что-то в этом духе.

— Да... — он улыбнулся. — Надо научить. Дети... Как же плохо, что у вас сейчас много детей...

Келебримбор вздрогнул, как будто его ударили.

Встал.

— Да, конечно, — горько сказал он. — Ведь придётся их убивать. Убивать — и жалеть... задним числом, жалеть — и всё равно убивать... Лучше бы я не знал тебя никогда, чем услышать вот такое.

— Не мели ерунды, — ответил Аннатар как бы вскользь, задумавшись о чем-то. — Это ваши в Дориате и Гаванях женщин резали и подростков, которые за мечи впервые в жизни схватились...

— А что тогда — жалеть? — резко бросил Келебримбор. — Думай, что говоришь...

Голос Аннатара впервые как-то странно дрогнул.

— Это у ваших вассалов, Трех Домов Эдайн, был закон — "не оставлять никого, кто мочится стоя". Вы, нолдор, жертвовали ими, этими "говорящими келвар", которые приняли вашу власть над ними, и не возражали против их дикарских обычаев — ведь все, что помогает Врагу, должно быть истреблено, и не лордам феанорингов придется рубить детей, которые хватаются за кинжал после того, как родителей зарубили на пороге их дома... Знаешь, сколько было такого — до Браголлах? До того, как мы с Мелькором решились смести вашу Осаду? Вы говорили о благородстве, а сами были... Стократ хуже любых чудовищ! Да, под моим началом были орки, но никогда мы не воевали с женщинами и детьми. А ты — ты отрекся от деяний отца, только что ты сделал, чтобы остановить его?

— А что я должен был сделать? Убить его? — голос Келебримбора зазвенел металлом. — Устроить новую Резню, но уже меж нолдор — чтобы вы радостно смотрели на наши дрязги, как вы сделали это, кинув Камень в Дориат? О да, мы прекрасно сделали за вас вашу работу. Получилось лучше, чем вы могли бы ожидать.

— Воспрепятствовать безумию, — глухо ответил Аннатар. — Сделать так, чтобы их дружины отказались выполнять безумные приказы о резне своих же собратьев-эльдар.

Келебримбор жёстко усмехнулся, было очень похоже, что он на грани срыва.

— Можешь посмотреть _моими_ глазами — в то время. Если решишься.

— Не хочу, — безжизненно ответил Аннатар. — Насмотрелся... Душу все равно не вывернешь напоказ, а так — видел я, видел и снаружи, и изнутри... Слушай, король. Пойми. Мне не из-за чего сейчас воевать с вами, что бы ни случилось. Узнают, выплывет — ну... Уйду. Вы живете, и живите себе дальше, но если начнется паника, если они решат, что сейчас на них придет орда орков... Останови их. Об орках с Мглистого заботьтесь лучше, ибо уйду я — они могут рискнуть поискать здесь легкой добычи. Сейчас не суются, боятся, они-то знают, что я здесь. Запугивать эту братию я умею...

Келебримбор впервые растерялся: слова об орках припёрли его к стенке. Попасть в зависимость от своего... врага? бывшего друга? и — бывшего ли? Или — не поверить, счесть шантажом... похоже на правду, да...

Майа поднял на него взгляд.

— Правда это, правда, — сказал он. — Ты что — и не знал? Ну, с наугрим-то рядом они не живут, а южнее — их много в горах. Но они боятся — силы. Им вы отпор легко сможете дать, в случае чего, только не будьте беспечны. Эти-то и вправду будут убивать просто из ненависти к вашему племени. К тому же, для них вы еще и еда.

— Это всё или у тебя ещё припасены сюрпризы подобного рода?

— Мир — не моя собственность. Так что — не у меня... — Аннатар побарабанил пальцами по столу. — В общем, все. У меня сейчас один принцип поведения — на меня не полезут, не полезу и я. И пойми уже, Келебримбор. Да, кто знает... может, мне и придется создавать свою страну — там, на востоке, за оградой гор... Но я не подниму против вас оружия, если меня не вынудят к этому.

А потом никто не найдёт концов — кто первым поднял меч, подумал Келебримбор, но оставил эту мысль при себе. Он понимал: долго вот так продолжаться не может. Рыба гниёт с головы, и отношение народа нолдор, смотрящего на своего лорда, к Аннатару начинается — с него, с короля. Король затаил что-то нехорошее — рано или поздно это передастся и всем. И никого не обмануть молчанием, напротив: будут только сгущаться всякие слухи...

— Пошли в мастерскую, что ли... — сказал вдруг Аннатар. — Ты же про кольца хотел спросить, а я тебе тогда так и не успел показать. Ты просто не инголемо, у тебя навыков нужных нет, потому и не выходит пока... Научу.

Келебримбор провёл рукой по лбу. Как тогда... когда ещё ничего не стояло между ними. И отчаянно захотелось — забыть, кинуться обратно в тот омут... Согласиться. Чем бы этот порыв ни обернулся потом...

— Пойдём, — отозвался он едва слышно, от сердца.

…Это была птица. Обычный голубь, не "почтовый даже". Голубь спланировал чуть ли не на голову Келебримбору, когда тот просто шел к своему дому, и завис перед ним, забавно хлопая крыльями. К одной из голубиных лапок был привязан небольшой, в ладонь размером, свиток — по виду, плотная бумага.

Нолдо заулыбался, — впервые за много времени что-то такое... как будто из других, мирных времён... Протянул руку к свитку, взял.

— Спасибо, мой хороший, — сказал он голубю. — Жалко, ты не разговариваешь... Ты симпатичный. Ты знаешь, наверное...

Он развернул свиток. Интересно, кому пришло в голову использовать такой странный способ? Кто-то из не владеющих осанве, надо полагать...

Он узнал этот почерк сразу — почерк Аннатара, четкий и ровный.

"Если тебе, лорд Келебримбор, дорога судьба своей страны — завтра, на рассвете, приходи на берег Гландуина. Один."

И подпись: Гортхауэр.

Уже не Аннатар.

Келебримбор резко смял лист, швырнул себе под ноги. Да, конечно... Надо было сообразить сразу. Одному, как же... чтобы стало — как с Майтимо, да?

Как с Майтимо. Только в отличие от него, надеяться захватить в плен Гортхауэра они не будут: глупо. Силою Трёх Колец... Нет. Не так надо действовать. Совсем не так.

Он мысленно позвал Келеборна.

Тот откликнулся сразу, и в его мысленном голосе была тревога. Оба они, и Келеборн, и Галадриэль, сейчас находились в Лоринанде, по ту сторону Мории и Мглистых Гор.

"Что случилось?"

"Гортхауэр Жестокий угрожает моей стране, — коротко сказал Келебримбор. — И вызывает меня на переговоры — завтра. У нас мало времени. Я хочу, чтоб Три Кольца были надёжно скрыты, причём так, чтобы даже я сам не знал о том — как. Они лежат в моём доме, в серебряной шкатулке, в потайном ящике шкафчика у кровати. Чтобы открыть его, надо повернуть ключ три раза на запад и один раз на восток. Ключ я оставлю под подушкой. Завтра, на рассвете, когда я уйду. пусть тот, кому вы доверите спрятать Кольца, придёт за ними и заберёт."

Некоторое время Келеборн молчал. Потом проговорил:

"Хорошо. Послушай, ты... Что — ты пойдешь?"

Келебримбор вздохнул. Поднял с земли брошенный лист, пробежал глазами, — чтобы Келеборн там, далеко, тоже услышал.

"Это угроза, Келеборн."

"Но это же безумие! Он убьет тебя... или — надеется захватить, и выведать, где Кольца. Ты что, хочешь разделить судьбу Маэдроса? Или ты думаешь, он не нападет на вас, когда не узнает желаемого?"

"Я пойду не один. Что же до нападения... Боюсь, это неизбежно. Мы готовились к войне, мы ждали, что рано или поздно это настанет. Увы. Будущее рано или поздно становится настоящим."

"Не ходил бы ты. Себя погубишь и ничему не поможешь."

"Если я не приду — после будут говорить: вот, он струсил перед Врагом, он не посмел встретиться с ним, подозревая ловушку. Раз всё равно суждено погибнуть, пусть лучше с доброй славой. Нет, Келеборн. Я пойду. А ты сделай, как я прошу."

"Феаноринг ты все же, Келебримбор, до мозга костей, — в сердцах сказал Келеборн. — Ладно. Ты не ребенок, сам знаешь, как поступать. Мы сделаем, как ты просил."

"Благодарю," — отозвался Келебримбор и отправился к своим — собирать свиту для утреннего похода.

Он знал, что отряду не пройти скрытно, знал и то, что на берег-то он точно выйдет один... Знал и то, что Гортхауэр, по старой памяти истории с Маэдросом, предполагает такой исход.

Он созвал своих Верных, — ждать пришлось недолго.

Окинул взглядом их ряды.

— Враг, угрожая Эрегиону, вызывает меня на переговоры, — властно заговорил он. — И я — пойду. Пойду, дабы никто и никогда не смел усомниться в доблести нолдор и потомков Феанаро. Пойду, дабы никто и никогда не посмел говорить об упущенных шансах. Я зову с собою тех, кому дорога наша свобода и честь, тех, кто не побоится, сверкнув, подобно падающей звезде, остаться в веках. И зову только тех, кто пойдёт — добровольно, ибо это поход, из которого может не быть возврата. Мы ждали войну, и вот, она у порога. Кто со мной?

Собравшиеся нолдор молчали — не потому, что не ожидали случившегося; не ожидали — прямо сейчас. Слишком резко пришла эта грань между миром и войной.

Вперед шагнули несколько: не просто Верные — друзья. А следом... Нолдор заговорили одновременно — возгласы негодования, проклятий, отчаяния; кто-то поднял руку — и все замолчали.

— Мы бы все пошли, — сказал один из нолдор, — но тебе выбирать, кому выпадет честь идти рядом с тобою.

Келебримбор молча медленно прошёл меж ними, — рука его касалась плеча того, кого он выбирал, и он шёл дальше. Он знал, что делает: не хотел, чтобы, случись что _там_, Эрегион остался бы обезглавленным, остался без самых опытных воинов... Вскоре отряд был набран.

— Завтра перед рассветом мы выступаем, — сказал он. — Готовьтесь.

Они мысленно коснулись его сознания — словно прикосновения рук к плечу. Обреченность... Они не хотели верить, что смерть подошла к порогу, и все же понимали — да, скорее всего, это — смерть. И, возможно, никто из них не переживет завтрашнего дня.

Этот день оказался длинным и страшно коротким одновременно: множество встреч, поручений, приготовлений. Келебримбор как-то отстранённо понимал, что всё это означает только одно: что он готовит свою страну к тому, что он не вернётся. Душа рвалась, протестовала, но он велел ей замолчать. Делать только то, что — надо. И ничего более, нельзя. Это — слабость. Нельзя.

Ночью пошел дождь, небо затянули пришедшие тучи, и рассвета, в общем, не было особенно и видно — просто ночную темную морось сменила морось серая, блеклая. Небо как будто тоже понимало их — и жалело их, и плакало по жизни, которая будет разрушена... Это давило на душу.

До места встречи было недалеко. Келебримбор ещё с вечера велел отслеживать всё, что творится на берегах реки, а сейчас велел отряду разойтись... и пошёл вперёд.

Один.

То, что творилось на берегах реки... Весть эта пришла чуть ранее рассвета.

На берегу Гландуина, на расстоянии десятка миль от Эрегиона, стояло войско. Здесь. По эту сторону реки. Дозорным было очевидно, как войско преодолело реку: видели в нем крылатых коней. В войске были люди, и орки, и видели пару драконообразных тварей; и было ясно, что устоять перед всем этим у Эрегиона шансов нет, и, должно быть, еще не настанет вечер, как вся эта орда обрушится на нолдор.

Келебримбор кивнул с усмешкой. По осанве — назад, своим: будьте готовы.

И пошёл вперёд.

Он в первые моменты не узнал Гортхауэра: этот его облик, крылатого "нетопыря", он видел впервые. Черная тень спланировала перед ним, крылья загородили полнеба — и на землю шагнул майа... в подлинном своем облике.

Не человек, не эльда. Чужой.

Мысленный голос его прозвучал так же, как раньше:

"Я рад, что ты пришел."

"Полагаю, что да, — усмехнулся тот. — К сожалению, не могу сказать о себе того же."

"Зачем ты привел нолдор?"

Келебримбор снова усмехнулся — жёстко.

"Это мои друзья. У нас, знаешь ли, не принято отпускать друга к Врагу в одиночку."

"Глупо, Келебримбор... Ладно. Ты знаешь, что мне нужно. Отдайте мне Кольца — и я не трону ваш Эрегион. Мы уйдем отсюда так же, как и пришли, а вы — живите своей жизнью."

"Нет, — спокойно сказал нолдо. — Я не верю тебе — это первое. Второе — ты, похоже, решил повторить подвиг Моргота, когда тот пришёл за Сильмариллами к моему деду? Ради Трёх Колец ты готов разорить мою страну? И чего тогда стоят все твои слова о том, что не трогайте меня, и я не трону вас? С меня довольно лжи, Гортхауэр."

"Вы собирались выступать на Мордор, чтобы напасть на меня с силой Колец, не делай вида, что это неправда. Мне нужны Три Кольца. Иначе — прости, Келебримбор, но еще до заката мое войско займет Ост-ин-Эдиль. "

"Ты их не получишь, — так же ровно отозвался Келебримбор. — Угрозы не помогут. Когда ты наконец поймёшь, что с такими, как я, разговаривать языком ультиматумов — бесполезно?"

Майа шагнул к нему, и Келебримбора сковала неодолимая сила — он ощутил вдруг, что не может пошевелиться, не может даже двинуть рукой, крикнуть, позвать на помощь... А майа навис над ним — глаза в глаза — и вдруг, сминающим все ударом, в разум нолдо ворвался ледяной вихрь — и пронесся в его душе, опустошая ее до самого дна.

В тот же миг — со всех сторон на майа налетели воины: удары _силы_ вперёд мечей... Защита — королю, и страх не успеть на помощь...

Это было похоже на черный вихрь — успел заметить Келебримбор; он даже не понял, что это было — меч, или магия — он успел только заметить всплеск крыльев, а потом его опустошенное сознание восприняло — знакомые голоса, крики ужаса и боли — и тут словно мощный удар обрушился на него, и все вокруг упало в темноту.

Первое, что он увидел, придя в сознание — были глаза Гортхауэра. Знакомые, все такие же, как всегда — с длинными черными ресницами, темно-зеленые... в глазах этих плескалось беспокойство — да, как ни странно, за него, за Келебримбора.

Потом он ощутил, что сидит в кресле, и, при этом, пошевелиться не может — тело как будто не принадлежало ему. Гортхауэр шагнул в сторону — напротив была стена походного шатра, вокруг — гул голосов... там, снаружи.

Келебримбор инстинктивно рванулся, — умом понимал, что бесполезно, но остановиться не мог.

— Сиди спокойно, я тебя пока еще не режу, — Гортхауэр вновь остановился напротив. — Ну и зачем ты это сделал, а, Кел? — он впервые назвал его ТАК — сокращенно, как иногда сокращали эльфийские имена люди. — Зачем ты впутал в это арфингов, вассалов Келеборна?

— Что тебе от меня надо? — хмуро спросил Келебримбор. Странное сокращение резануло слух. — Ты что — надеешься, что я сейчас раскаюсь, паду тебе в ножки и буду, заламывая руки, причитать — ах, как скверно я сделал, что спрятал Кольца?

— К утру Ост-ин-Эдиль будет захвачен, — спокойно сообщил Горт. — Я рассчитывал дать вам уйти — всем. А теперь мне придется заниматься вассалами Келеборна... начиная, конечно, с тех, кому он мог доверить этот секрет, дальше — как повезет. И какой в этом смысл? Ты умеешь теперь создавать кольца Стихий. У меня своя цель — ты знаешь ее; но нам не будет дела до вас.

Келебримбор подумал о том, что Келеборн мог найти доверенное лицо и среди других, не своих вассалов, но промолчал. Он не знал, как развернётся — точнее, уже развернулось дело, и не хотел знать.

— Тебе не повезёт, — коротко сказал он.

— Может быть, — согласился Горт. — Но неприятностей у вас будет много. И перво-наперво — у тех, кто был с тобой. Вряд ли, конечно, среди них есть кто-то, знающий секрет, но все может быть.

Келебримбор пожал бы плечами, если бы смог пошевельнуться. На душе было противно — до тошноты. Методы Жестокого были ему хорошо известны, — не на личном опыте, разумеется, — и сейчас подтверждались его худшие предположения. Игры в мир закончились, вновь вернулась война... и было очень похоже, что тот Аннатар, с которым они вместе когда-то возились в мастерской, никогда и не существовал. Правая рука Отца Лжи... куда деваться.

Он вдруг почувствовал, что больше ничто не сковывает его движения; то ли майа ощутил его мысли, то ли еще что...

— Их я отпущу, — сказал он. — Там трое ранены, но ничего серьезного. Просмотрю их память, и отпущу. Что делать с тобой — вот вопрос...

— Кто? — быстро спросил Келебримбор, потирая затекшие руки.

— Линтар, Рэннарас и Талиар, — ответил Горт. — Все остальные целы, но все они без сознания — пока.

— И что же, я должен давать тебе советы, что со мной делать? — в голосе Келебримбора была ирония. — Или, может, огласишь мне список вариантов?

— Не волнуйся, оркам на потеху не отдам, хотя они были бы и рады. Отпускать тебя — не годится: ты лорд и король. Сам понимаешь. Хотел бы я, чтоб ты стал моим союзником, да только — пропасть... Который уже раз убеждаюсь — бездонная. Не преодолеть.

— Ну думай, — теперь Келебримбору удалось пожать плечами. — У тебя большой опыт.

— Какая доблесть, — Горт усмехнулся. — Герой в руках подлого врага. При этом ты прекрасно знаешь, что я не убью тебя, и не причиню тебе вреда, как и твоим друзьям... Дешево все это, Келебримбор. Не так бы вы пели, будь вы и впрямь моими врагами в войне на истребление.

Келебримбор яростно подался вперёд.

— Большей чуши я в жизни никогда ещё не слышал, Жестокий. Если ты действительно хочешь знать, что я думаю, — я абсолютно уверен в том, что мне отсюда не выйти живым. Неужели ты полагаешь, что разумное существо будет напоказ геройствовать просто по дури? мне терять нечего, и ты это знаешь.

Он осёкся, — вспомнил о тех, кто вместе с ним попал в плен.

— Да, — кивнул Горт, внимательно глядя на него. — Вот именно. Нет, Кел, с вами я не сумею поступить так, как бывало когда-то... Эти твои — не убийцы, на них нет крови. Что, хочешь их увидеть?

— А ты как полагаешь? — отозвался Келебримбор. — Да, хочу.

— Лучше бы им пока не приходить в себя... Ну ладно — пойдем. Линтару как раз поможешь, он серьезнее других ранен.

Келебримбор одарил Гортхауэра неприязненным взглядом и встал.

— Что с ним?

— У него легкое пробито, — ответил тот. — Это не смертельно, мы уже сделали все, что нужно — просто не повезло ему больше других. Пошли, он тут, неподалеку.

Они вышли из шатра, и Горт повел Келебримбора по лагерю — мимо людей в темной одежде, которые провожали Горта взглядами, мимо орков — те держались поодаль от людей, и при виде майа гогот их замолкал, и нолдо ощущал исходящие от них волны страха перед майа.

Линтар лежал в небольшом шатре, на походном ложе, укрытый легким одеялом. Словно спал — только лицо его было слишком бледным.

При виде орков Келебримбора взяло омерзение, но он предпочёл не отворачиваться: ещё этого не хватало. И этот, который называл себя Аннатаром, который говорил, что... Нет, лучше не вспоминать. Всё равно уже всё ясно, что никакого Аннатара не было вовсе, а был тот же самый Гортхауэр, который вот сейчас напустит эту орду на Эрегион. "Одиноко..." Да, как же. Сейчас-то тебе вовсе не одиноко... с этими тварями, видать, намного проще, чем с эльдар.

Когда он опустился возле Линтара, то усилием воли заставил окружающий кошмар отступить. Вслушался: да, следы "тёмного" целительства...

— Я вообще не хотел приводить их в сознание, никого, — заговорил Горт, — до того, как можно будет их отпустить. Ты отобрал всех — молодых, они никогда еще не были в таких ситуациях — не хотел... Пугать. Так что — пробудить его?

— И что же ты собирался делать? — поинтересовался Келебримбор. — Выкинуть в разорённые тобой земли — пусть приходят в себя на развалинах?

— Ваши побегут, — чуть заметно усмехнувшись, пояснил Горт, — вначале просто из Ост-ин-Эдиль, потом кто в Морию, кто к Имладрису. Ну вот тогда уже можно будет и твоих к тем переправить.

— А, Заклятье Ужаса, — как-то спокойно отозвался Келебримбор. — Ясно всё с тобой...

— Да, — спокойно кивнул Горт, — по крайней мере, никто не погибнет. Неприятно, конечно, но... Переживете. Ладно... Оставайтесь.

Он нагнулся над Линтаром, провел рукой у него над лицом — тот глубоко вздохнул, лицо эльфа вздрогнуло, чуть приоткрылись глаза... И вышел из шатра.

Келебримбор посмотрел ему вслед, затем тряхнул головой. После. Свои чувства сейчас мало что значат.

— Линтар, очнись. Это я.

Тот дернулся, открыл мутные еще глаза... и увидел над собою Келебримбора. Прошептал:

— Да... Я слышу. Больно как...

У Келебримбора дёрнулся уголок рта. Быстро положил руку на грудь: забрать боль, передать свои силы... Война. Опять война. Это всё уже было...

— Знаю. Потерпи, сейчас станет легче.

Тот через некоторое время улыбнулся, вздохнул с облегчением. Попытался было приподняться... но опустился снова на ложе. Тихо спросил:

— Где мы? Что произошло?

— Мы в плену. В лагере тёмных, неподалёку от Гландуина. Как я и ожидал. Гортхауэру нужны Три Кольца.

— Эру... — прошептал Линтар. — А тот, с крыльями... Это тоже был — он? Аннатар?

— Это был Гортхауэр, — просто сказал Келебримбор. — Это он и был, жил среди нас, понимаешь? Он сумел обмануть всех, — и в первую очередь, меня.

— Ты говорил, — Линтар прикрыл глаза; видно было, что дышать ему — тяжело. — Я не понимаю... как это так. Как это можно. Мы же с ним витражи делали... Вместе... Он мне дом строить помогал... — нолдо распахнул глаза — в них была боль. — Что же это?! Как это?! Все это войско...

— У меня самого — те же вопросы, — тяжело проговорил Келебримбор. — Но, видать, захватить Три Кольца и через них власть над миром — важнее, чем делать витражи.

— Ты говорил — Моргот, — напомнил Линтар. — Что он хочет вернуть Моргота, и поэтому нельзя их отдавать.

— Да... Я думал об этом, о том, зачем нужны именно наши... Мы никогда не были под властью Моргота, мы, эльдар. Наши творения — это часть нас, это вложенная в них наша душа, это сконцентрированная _сила_. Забрав их, он забирает и это... Что дальше? Остановится ли он на этом? Не думаю, ведь с ним и люди... А если сконцентрировать вот так и их _силу_, — что будет? Боюсь, Три Эльфийских — это только начало... и нас ждут большие беды.

— А он сам? Что он сам говорит об этом? Он спрашивал тебя о Кольцах? Вы говорили с ним?

— Говорили, — Келебримбор отвернулся. — Будет искать. Прочёсывать Эрегион.

— Войско... Такое огромное. Выстоят ли наши?..

Келебримбор усмехнулся.

— Я не знаю, зачем столько вранья, для кого, для чего? Он сказал — Заклятье Ужаса. Чтобы применять его, достаточно было явиться в одиночку. Нет, — привёл. Надо полагать, его орки его достали тем, что хотят жрать... Очень удобно потом свалить всё на них, что он, дескать, милосердный, не хотел крови, хотел только напугать...

Линтар молчал, и только дышал глубоко и часто — видно было, что он пытается справиться с накатывающими волнами страха. Выдавил наконец:

— Жрать... жрать — нас?.. — и замолчал, осекшись.

Келебримбор — смотреть ему в глаза было сейчас жутко — широко улыбнулся, наклонился к Линтару. Перед тем — вихрем — пронеслась чужая память, память о том разговоре:

— Не хочу, — безжизненно ответил Аннатар. — Насмотрелся... Душу все равно не вывернешь напоказ, а так — видел я, видел и снаружи, и изнутри... Слушай, король. Пойми. Мне не из-за чего сейчас воевать с вами, что бы ни случилось. Узнают, выплывет — ну... Уйду. Вы живете, и живите себе дальше, но если начнется паника, если они решат, что сейчас на них придет орда орков... Останови их. Об орках с Мглистого заботьтесь лучше, ибо уйду я — они могут рискнуть поискать здесь легкой добычи. Сейчас не суются, боятся, они-то знают, что я здесь. Запугивать эту братию я умею...

Келебримбор впервые растерялся: слова об орках припёрли его к стенке. Попасть в зависимость от своего... врага? бывшего друга? и — бывшего ли? Или — не поверить, счесть шантажом... похоже на правду, да...

Майа поднял на него взгляд.

— Правда это, правда, — сказал он. — Ты что — и не знал? Ну, с наугрим-то рядом они не живут, а южнее — их много в горах. Но они боятся — силы. Им вы отпор легко сможете дать, в случае чего, только не будьте беспечны. Эти-то и вправду будут убивать просто из ненависти к вашему племени. К тому же, для них вы еще и еда.

— Вот так, — жёстко сказал Келебримбор уже вслух. — Предупредил, так сказать. Самолично.

Линтар нервно засмеялся — и вдруг осекся, схватившись за грудь, задохнувшись.

— Скотина... — шепот у него получился хриплым. — Послушай... Лорд... А остальные? кто с нами был?

— Я их не видел. Он говорил — они живы, но он держит их в бессознательном состоянии, потом захватит Эрегион и выкинет к нашим. Пока сам этого не увижу, не поверю, сам понимаешь. Хватит с меня пустых слов.

— Почему он не убил нас?..

— Спроси у него сам. Я устал об этом думать.

— Позови его, — попросил Линтар. — Я хочу спросить... хочу в глаза ему посмотреть. Как он мог — все это... А если он и вправду — Тху... ну, тогда все равно всем не жить, убьет, раньше ли, позже...

— Нет, — отрезал Келебримбор. — Нечего перед ним расстилаться, напоминать о прошлом, о том, что мы же жили рядом и мирно, что мол, ради этого... Не было Аннатара. Никогда не было. Был Гортхауэр Жестокий, который обманывал нас в своих целях. Одиноко ему было, видите ли... И я сам был дурак, поверил. Я первый виновен. Первый.

Линтар молчал. Келебримбор видел, что в глазах у него стоят слезы. Мальчишка... Линтару и двухсот лет еще не исполнилось. Никогда не видел войны, никогда, до последних нескольких лет, не держал в руках настоящего меча, никогда никого не убивал.

— Лорд... Напрасно ты меня взял. Воин не должен бояться, а мне страшно... Очень страшно.

Келебримбор положил ему руку на плечо.

— А вот в этом ты неправ. Страшно — всем. Только идиот ничего не боится. Животные — и те смерти страшатся. Смелый не тот, кто ничего не боится, а тот, кто может преодолеть свой страх... Я не могу сказать тебе — не бойся. Бояться есть чего. Просто держись. Это всё равно закончится, рано или поздно, так или иначе. Чем-нибудь да закончится. Хотя бы и Чертогами Мандоса, — тоже неплохой вариант... Хотя я бы не хотел этого. Слишком сроднилась душа моя с Эндорэ.

— Мы все думали — войны больше никогда не будет, все это в прошлом, как страшная сказка... — Линтар прислушался — снаружи доносился многоголосый гомон. — Эти голоса... орки, да?

— Орки. Их много, большинство армии. С ними люди, — видно, чтобы направлять эту орду. Людей мало.

— Откуда?.. Откуда он взял их? Откуда привел?

— Не знаю. Я не спрашивал, — Келебримбор горько усмехнулся. — Вот что. Я должен взглянуть на остальных: увидеть собственными глазами. Я теперь никаким словам не верю. Потом вернусь.

— Возвращайся, — Линтар отвел взгляд; лицо его было искажено. — Страшно одному...

Келебримбор встал. Знал, что его не остановят, — что их разговор слышали, каждое слово... оттого на душе становилось ещё мерзее, но он сжал чувства в кулак.

Вышел из шатра... огляделся.

Майа возник, как из-под земли — ждал, видимо. Оглядел нолдо.

— Остальных увидеть, значит?

Тот кивнул. На Гортхауэра не смотрел: смотрел на орков. Много же этих тварей... Да, много.

Майа молча взял его за плечо — и повел. Идти оказалось недалеко.

Снова — шатер, крупнее первого; вокруг было много людей — они молча расступились перед ними.

Внутри царила полутьма. Картина, открывшаяся Келебримбору, была жутковатой.

Все они были здесь: лежали на земле, аккуратно, по сторонам шатра — семнадцать эльдар; ну да, он говорил — трое ранены... Лица у всех были бледными, и незаметно даже было, чтобы эльфы дышали. Впрочем, нет: присмотревшись, Келебримбор понял — дышат, только очень неглубоко.

Келебримбор замер. Закрыл глаза. _Ощутить_ атмосферу... почувствовать, мало ли кто что говорит, главное — то, что есть... Что — к этим, которых сейчас сожрать легче лёгкого? Что — от людей, что – тех, кто дальше, от орков? Что носится в воздухе?

Люди... От людей исходил спокойный интерес: видно было, явно, большинство этих людей никогда не имели дела с нолдор, эльфы для них были — как диковинные существа, загадочные, странные... враждебности в них не было.

Другое дело — орки. От тех плескалось вечной их орочьей полубезумной ненавистью — и страхом перед майа; страх был как цепи, он сковывал их, в их низком сознании майа был совсем не таким, как его привык воспринимать Келебримбор; это было жуткое исчадие бездны, живой провал в небытие, в боль, в вечный ужас; одна мысль о неповиновении хлестала по этим существам, словно жестокая плеть; кажется, они и вовсе не имели собственной воли...

Ему показалось — он сам испытал на себе этот ужас, он как будто окунулся в тот кошмар, который накрыл некогда Тол-Сирион... Он и сам теперь по-другому взглянул на Гортхауэра: тот Аннатар, тень которого ещё жила в душе, стал блекнуть, растворяться... а вместо него во весь рост вставал ужас Первой Эпохи, победить который смогли только сами Валар... Тогда — был Моргот, напомнил себе Келебримбор. Сейчас его нет. Ну и что — сильнейший из майар?..

— Келебримбор, — он ощутил прикосновение холодной руки к плечу. Знакомое, и голос вдруг стал — как тогда. Оглянулся — майа стоял рядом с ним в ТОМ, прежнем облике. — Они понимают лишь страх, с ними иначе не сладить. Орки — искаженные Пустотой, чтобы сделать из них что-то подобное людям, нужно не одно поколение. Сейчас у меня этого не было. Если б вы просто отдали мне Кольца — ничего этого не было бы. Я просто хочу спасти друга, пойми!..

— И ради старой дружбы предавать новую, — горько усмехнулся Келебримбор. — Да и — была ли она, эта дружба? Какая разница, подумаешь — эльдар, с ними и раньше воевали, ничего нового, им всё равно ничего не докажешь, так что — в расход их. Напустим на них орков, всё само получится.

— Орки — не на вас, — ответил Горт, убрав руку с его плеча. — Орки — чтобы очистить Мглистый от тамошних банд. Они не задержатся здесь надолго.

— И откуда ты только эту шваль выкопал, — вздохнул Келебримбор. — Жрать ведь хотят...

— Перехотят. Еды они получают достаточно. Их по Арде много нынче расплодилось...

Келебримбор молчал. В голове вертелся только один вопрос, но — он знал — в ответ на него он, пожалуй, не поверит... И было страшно. Нет, Линтар, ты неправ, и воины тоже боятся...

— Тебя я не отпущу, — повторил Горт прежние свои слова. — Я хочу, чтобы ты поверил мне... Чтобы убедился. Выбросить сотню лет дружбы — нет, как хочешь, это неправильно...

— Ты уже выбросил, — тихо сказал Келебримбор. — Вот, — привёл... Теперь я спрашиваю себя: а была ли она, эта дружба? Когда-то для меня это было реальностью, такой же очевидной, как то, что за ночью приходит рассвет. И — что же? Я тогда не стал тебя выдавать, я молчал — пока ты не ушёл сам, хотя тебя никто не гнал, ушёл с балрогом. И что я получил взамен? Угрозу миру в Арде, — я уж не говорю об угрозах моей стране, это уже так, мелочи...

— Мне нужно вернуть Мелькора, пойми, — майа резко развернул его к себе. — Не ваш Эрегион мне нужен, не ваши жизни, не ваш проклятый "мир в Арде"! Если бы я хотел власти — что же я раньше не собрал всех этих тварей, что же не бросил их на вас, рассеянных по землям Эндоре? Я больше тысячи лет бродил по этим землям, когда мог бы собирать войска, будь я тем, кого ты воображаешь!

— А Дагор Браголлах тоже приснилась мне, да? Плод моего воображения! Вернуть Мелькора...

Он смотрел, не отрываясь, в глаза тёмному майа, — и вдруг как обожгло:

— Ну хорошо, ты теперь один, ты — глава всех этих орков, балрогов, Эру знает, кто ещё у вас там уцелел... зачем тебе — соперник, которому придётся отдавать власть? Или — быть вторым удобнее? Ответственности меньше? не справляешься, проще — идти за кем-то, кто сильнее?

— Дурень ты, Келебримбор, — майа от всего этого, вопреки ожиданию, словно успокоился — похоже, эти обвинения он слышал тысячу раз. — Если бы у тебя, или у Маэдроса, скажем, была бы возможность вернуть Феанаро из вечного заточения в Чертогах... Разве вы отказались бы от этого?

— Нет, конечно, — Келебримбор осторожно попытался высвободиться из его рук: от ледяного прикосновения было жутковато. — Хотя, вот честно тебе скажу, — я бы его освобождал, только убедившись, что он больше такой дури не натворит... как в Альквалондэ.

— Я бы, может, даже хотел с ним примириться... перед Финве мы виноваты, это правда, — майа отпустил его плечи. — Кто его знает. Такое мне в голову не приходило: вызволить из Чертогов Феанаро... Неизвестно еще, где худшая пытка — для Мелькора за Гранью или для него в серости Чертогов. И то, и другое, заметь — навечно. Причем с рефреном: даже если все его простят... Суки они, Валар, воистину. Или трусы, или сволочи...

— Феанаро бы наверняка придумал способ освободиться, даже если бы попал за Грань, — неожиданно даже для себя брякнул Келебримбор. — Он такой... был. Жаль, я его никогда не видел... отец говорил — ты сам был с теми балрогами, которые его убили. Это правда?

Майа кивнул.

— Да. Это я приказал убить его...

Келебримбор засмеялся — нервно, почти истерически.

— Как мило. И чего ты от меня хочешь? Чтобы я встал на сторону убийцы своего деда? Чтобы я, так сказать, вошёл в положение, посочувствовал? Ну ты даёшь...

Тот покачал головой.

— Ты не поймешь... Я три тысячи лет жил одной мыслью — о мести. А потом вернулся Мелькор, и я увидел, заглянув в его разум — что было — там... И Феанаро, который присвоил себе то, что создано убитыми... Я хотел уничтожить его. Но все равно — вечной пустоты он не заслужил. Даже за телери... Никто такого не может заслужить.

— Оба мы потомки чудовищ, что ты, что я, — в глазах Келебримбора просверкивало безумие, но он пытался владеть собой. — Феанаро должен был отдать Сильмариллы для воскрешения Древ, должен был... много чего должен... Я — внук Феанаро, ты — майа Моргота... правда, в отличие от отца и его братьев, я осознаю это безумие и боюсь его, боюсь, что в один прекрасный момент оно захлестнёт и меня... и сейчас, благодаря твоим стараниям, я чую — этот момент как никогда близок... Близок.

— Мелькор не чудовище, и никогда им не был. Но после того, что было в Войне Стихий... Они сами сделали меня — таким. Сами заставили возненавидеть. Они — первые убийцы в Арде. Они выжгли десятки тысяч безоружных квенди, словно насекомых, они разрушили нашу жизнь, они требовали от Мелькора, чтобы он "раскаялся" — убил немногих выживших, когда он отказался — они устроили казнь на Таникветиль... Они. И после этого — остаться собой?! Ты — смог бы, Келебримбор?!

Келебримбор чувствовал, что его затягивает какой-то жуткий чёрный смерч, что он падает в бездну, что хрупкий мир, к которому он успел привыкнуть после окончания — он надеялся, правда! — последней войны, Войны Гнева, это мир разлетелся на тысячи радужных осколков... Он знал, чувствовал, — как будто исчезли последние барьеры, он стал — свободен, и на волне этой пьянящей горькой свободы он мог говорить всё, не таясь, в лицо:

— И ты, вместо того, чтобы, отомстив тому же Феанаро, пойти дальше, в жизнь, будешь продолжать лелеять эту боль, будешь возвращаться к ней снова и снова, растравлять, потому что больше жить нечем? Вместо того, чтобы сказать: всё закончено, Мелькор вернулся, — устраивать захват Острова, Дагор Браголлах, разгром Нарготронда, снова и снова — убивать? Тебе просто нравится ненавидеть! Я видел этих, ваших, — им радостно браслеты на руках таскать в честь страданий своего Мелькора! Давайте, устраивайте культ из того, давнишнего. У тебя ничего нет в жизни! Ничего нет — и не будет, потому что ты упёрся в это, в ту войну, и тебе не хочется и вылезать оттуда! Для тебя война не закончится никогда...

Короткий и хлесткий удар по лицу — не кулак, пощечина, от которой Келебримбор тем не менее полетел на землю — оборвал его речь.

Нолдо так и остался лежать на земле, — не потому, что не мог встать: голова кружилась. Не хотелось больше ничего, — да и не ждал он ничего, только была в душе глухая тоска, предчувствие: что-то будет... что-то надвигается, как тяжкая грозовая туча, неумолимо и неотвратимо, как сама судьба.

Майа присел рядом с ним. Спросил, как ни в чем не бывало:

— Что еще за браслеты в честь страданий? Ты где такое видал?

— Иди ты к балрогу, — мрачно отозвался нолдо. Приподнялся на локтях. — Ваши, эти... чёрные проповедницы. И потом, до самой Войны Гнева много их таких бродило.

— С ума спятил? Я наперечет знаю всех наших, кто к вам уходил. Их у вас погибло не более десятка, и все в один считай год, потом мы запретили не то что увещевать ваших — вообще в сторону юга уходить. Это надо совсем, знаешь, рехнуться — чтобы при живом Мелькоре такие браслеты носить! Да он бы увидел — я не знаю даже, что сделал бы... Наверное, задницу бы надрал хворостиной, как у людей делают.

— Я что — должен вместо вас с вашими дамочками разбираться? — хмуро спросил Келебримбор и сел. — Мне своих дел хватает. Видел одну... всё сказки рассказывала про какие-то снежные горы и деревянный город, что ей снится... в конце концов она ушла куда-то по дури зимой видно, этот свой город искать, что ей мерещился. Потом нашли скелет, обглоданный волками. По браслетам и опознали, — подумав, добавил он.

— Хреново... А как звали ее? В каком году это было? У нас точно не было никого... с браслетами.

— Как звали... Вроде Дайра. Тогда уже Воинство Валар высадилось на берег...

— Дайра... — Горт на мгновение задумался. — Нет. Не знаю. У нас не было такой, ни среди Видящих, ни вообще среди обучавшихся в Твердыне... Сколько ей было лет, как она выглядела?

Келебримбор смерил его насмешливым взглядом.

— И что ты теперь ко мне пристаёшь? Кажется, когда мы встретились на берегу Гландуина, ты первым делом залез мне в память.

— Зачем мне твоя память тех лет... — отозвался Горт. — Я последние годы смотрел, что вы тут без меня устраивали... Дайра, значит... Видящая, должно быть. Браслеты, надо же... Но почему она не пошла к нам?.. Странно.

Келебримбор встал, отряхнул штаны.

— Вот что. Я Линтару обещал вернуться.

— Погоди, — Горт тоже поднялся. — Ты велел Келеборну спрятать Кольца. Ты так же можешь убедить его — раскрыть их. Келебримбор, если ты хочешь, чтобы я ушел отсюда и оставил Эрегион в покое... Видит небо, это единственный путь. Иначе — я не отступлюсь.

Келебримбор покачал головой. Улыбнулся.

— Нет, Гортхауэр. Всё уже закончилось, я — в плену у "тёмных". Или ты забыл, что это значит?

Он развернулся и пошёл к тому шатру, где был Линтар.

Майа смотрел ему вслед, стоя на пороге шатра — Келебримбор чувствовал спиной его острый взгляд. Кто-то из "темных" заступил ему дорогу — но, — нолдо уловил — видимо, получив мысленный приказ, человек шагнул в сторону, отступил.

Вдруг шум лагеря прорезал новый звук — это был волчий вой. Долгий, громкий — словно фраза на волчьем языке; и сотни других волчьих голосов подхватили вой, подхватили эту "фразу", и к небу взлетел многоголосый хор волчьих голосов.

Нолдо замер, — раньше, в давние времена, этот грозный звук означал, что "волчьи всадники" вышли на тропу войны... Теперь это было — близко, совсем рядом. И — он удивился: где-то в душе отозвалось что-то такое же, что-то дикое, опасное — и живое, сродни этим голосам... Он остановился, несколько мгновений стоял, как вкопанный... а потом медленно пошёл туда.

Как будто — на зов.

Кто-то положил руку ему на плечо, сжал; миг — и нолдо оказался среди людей в черной одежде.

— Тебе нельзя туда, — сказал на синдарине — чистом, без акцента, — один из черных.

Келебримбор бешено обернулся.

— Какая вам разница? Я же всё равно в плену. Кому я могу рассказать об этом вашем... оружии? А я просто хочу увидеть. Их.

Человек помедлил, потом, видимо, получив разрешение — улыбнулся.

— И зачем бы тебе, нолдо, волки?.. Ну ладно. Пойдем, провожу.

Зачем?.. Он и сам не знал. Просто — потянуло, потянуло к этим голосам, как будто там, в глубине души, ожило что-то такое же... дикое, сродни безумию Феанаро, что-то хищное... что-то глубинное — своё, исконное. Он не мог этого объяснить даже себе... да и не хотел.

Идти пришлось через весь лагерь, и голоса волков — уже не такие громкие — приближались.

Эру... как же их здесь было много!.. Волки, волки... огромные, небывалых размеров, и серых волков здесь не было, были лишь черные — либо белоснежные; все — среди людей, между них, и сразу же Келебримбор понял — они не только _среди_, они и сами — _как люди_; умные, совершенно не-животные взгляды... Кто-то из черных стоял, положив руку на холку стоявшему рядом волку, и Келебримбор мог бы поклясться — они смотрят на него, и, должно быть, обсуждают сейчас его — мысленно... в множестве обращенных на него глаз, и человеческих, и желтых, волчьих, он видел не враждебность... Скорее — удивление.

Это было... да, он не мог не признаться самому себе... это было красиво. Невероятной красоты опаснейшие существа, с густейшей шерстью, от которых нельзя было оторвать глаз... Он, забывшись, шагнул вперёд, мысленно попытался встроиться туда, в их пространство... сам не знал, зачем он это делает, просто — его несло на волне, как когда-то несло Феанаро...

"Здравствуйте..."

Его словно подняло и закружило на волнах внимания — не-человеческого внимания; десятки сознаний были рядом — и в то же время неизмеримо далеко... Закружилась голова, а когда он открыл глаза — перед ним стоял волк. Огромный — его голова была на уровне груди Келебримбора; золотистые глаза смотрели, казалось, прямо в душу.

"Здравствуй, нолдо. Зачем ты пришел сюда? Ты же считаешь нас тварями тьмы."

Келебримбор тихо ахнул, покачнулся, но устоял.

"Вас — нет... Вы дети Арды... Вы же не... творения Мелькора, ведь нет же... я хотел... мне показалось, вы звали... я не понял... это сильнее меня."

Он невольно положил руку на грудь — унять бешено заколотившееся сердце.

Волчьи голоса вокруг засмеялись — или это только показалось Келебримбору?..

"Мы — его творения. И Гортхауэра. Когда-то давно он дал нам разум. Но ты не бойся, нолдо... Мы не едим собратьев."

"А... до того? — растерянно выдохнул Келебримбор. — Вы были просто... просто звери? Да?"

"Да. Просто звери. Мы не умели говорить, не знали людей."

Келебримбор, как заворожённый, смотрел в золотистые глаза этого существа, — как будто весь мир исчез, растворился, и ничего более не осталось, кроме этого не-человеческого и в то же время острого, умного взгляда... Творения Мелькора. Сделать из келвар — разумных существ... Как это? Такого не могло быть в Замысле, это невозможно, Йаванна бы не простила... Всё заметалось в душе — потому что это было прекрасно.

"Это... это ваши песни? То, что мы слышим по ночам?"

"Что ВЫ слышите — это другие... это голоса... их речь. У нас — песни", — и волк, задрав морду, завыл вдруг — нет, не как выли обычные волки, что Келебримбор слышал многократно; несомненно, это была уже настоящая песня — в ней угадывался смысл — чужой, странный, не-человеческий.

Келебримбор закрыл глаза, — голова кружилась, он тонул в этих волнах, он... чувствовал, понимал — на грани осознания, там, где кончаются слова... на ощущениях — про простор и синюю ночь, про ветер... и про то, как это — слышать то, что где-то далеко, знать и чувствовать... Ещё мгновение, и он сам начал бы подтягивать этой песне... но каким-то чудом спохватился.

Голоса вокруг изменили свой тон — он вдруг понял, что волки — смеются. Смеются над ним, эльфом, который пытается им подпевать... Келебримбор очнулся, только когда белый волк ткнул его лапой в грудь.

"У тебя плохо получится подпевать. Ты не умеешь. Эльф."

Келебримбор вдруг осознал, чем он тут занимается, — пытается петь вместе с волками, совсем рехнулся... сошёл с ума. И тихо засмеялся: да, действительно...

"А ваши... ваши, наверное, умеют... Умели... Оборотни... Он оборотень ведь, да? Гортхауэр?"

"Да... Он — Волк-Одиночество. Он был волком. Долго."

Келебримбор медленно опустился на землю — прямо у ног белого волка, замер. Хотелось... хотелось куда-то деться, и это чувство общности, общего пространства этих не-зверей, чистых, хищных... он чувствовал, что его неудержимо тянет — к ним, туда, и понимал, что это наваждение, что так нельзя, что этого не может быть...

"Почему... Почему он захотел — к вам? Ему было так же плохо, как мне сейчас?"

Волк ткнулся носом ему в плечо — словно утешал. Сел рядом, положил голову на белые лапы.

"Он стал волком... тогда... Давно. Мы не видели сами. Это в памяти рода", — перед Келебримбором вспыхнула картина — огонь, огонь, огонь вокруг, горит земля, небо застилает дым, нечем дышать, ты бежишь по обгорелой земле, тебя несет отчаяние, ты почти потерял разум, потому что так — легче, только так и можно, не помнить, не понимать, сойти с ума...

"А... потом?"

Келебримбор знал, что означает эта жгучая горячая волна, — ему было стыдно, жутко стыдно за те слова, выкрикнутые в лицо тому, кто больше ста лет был его другом... И он отгонял это — понимание, пытался отогнать... Он осторожно коснулся густой мягкой шерсти... погладить, как собаку — не мог: эти были разумны... просто — положить руку, как положил бы на плечо кому-то из эльдар или людей...

"Что было с ним — потом?"

"Потом... Потом были — орки. Другие. Не эти, — волк мотнул головой. — Эти — уруг-ай. Те — иртха. Они подобрали. Выходили. Заставили жить. Он построил Твердыню. И — ждал."

"Он был моим другом..."

Келебримбор понял, что ему отчаянно _надо_ — просто выговориться, отдать, выплеснуть всё, что навалилось на него за последние десятки лет, что больше вот так — держа в себе — он не сможет жить... и пусть — этот белый волк, и пусть другие слышат... Этим золотистым глазам он _мог_ рассказывать. Кому-то другому — нет. И он говорил, говорил мысленно, торопясь, перескакивая с одного на другое...

"Он твой друг. Он не изменился."

"Чем он тогда лучше Феанаро — тот тоже для своих целей потребовал у телери корабли... Этот — угрожает Эрегиону... Я не верю ему, я не могу ему верить! И... я не хочу возвращения Первой эпохи. Я видел Дагор Браголлах. Мне хватило... Простите. Простите меня. Линтар неправ, и воинам бывает страшно... очень страшно."

Волк смотрел на него; в глазах, казалось, плясал желтый огонь.

"Ты когда-нибудь выл на луну?.."

"Нет..."

"О чем поет ночной ветер?.. Что приносят запахи леса?.. О ком плачет дождь?.. Ты знаешь?"

"Дождь может плакать и просто так... потому что осень... или — летом, когда тепло... просто..."

"Ничто не бывает просто так. Земля — живая... трава — живая... она — говорит. Она помнит. Ты лежишь... сливаешься с ней. Она прорастает сквозь тебя. Становится твоим телом. Ты лежишь... ты стал — землей. Идет дождь. Сверху падают красные листья, засыпают тебя... воет ветер... Потом приходит снег, белым одеялом ложится на плечи, а ты не чувствуешь холода. Ручьи струятся вокруг, несут таящий лед, набухают зерна, ростки ищут дорогу, вонзаются в ладони, проклевываются через твою плоть, пьют ее соки... ты — майа, ты хочешь, но не можешь умереть... "

Келебримбор чувствовал, что каждое слово словно впивается в него, что он не может закрыться, не может — отмахнуться... Сквозь всё это он видел только одно: тёмно-зелёные глаза... те самые.

"И как же можно... заставить жить, если вот так... не хочешь? Эльда бы умер... фэа ушла, ничто бы не удержало... невозможно..."

"Майа... Мы не знаем. Мы — можем. Они — нет. Не дано. Они навсегда — здесь. Едины с Ардой. Стать ветром — могут. Уйти — нет... Не дано. — Волк дернул мордой. — Что... показать?.."

Он обречённо кивнул.

"Покажи..."

Волк встал, что-то коротко провыл — как будто фраза на незнакомом языке. Снова посмотрел на эльфа — и в сознание его хлынули чужие мысли.

...Так незримой тенью я по земле иду:

Лишь тоска и боль... я — стон ледяного ветра...

Пуста душа и пусты слова.

Люди шепчут — Примета:

Видно, ранняя осень будет в этом году,

Если вянет трава и желтеет листва

В середине лета...

Растоптали эхо копыта коней,

В землю сталью подков втоптали крик;

Рассыпалось небо золою дней,

А на черных камнях умирала ночь,

И белел луны искаженный лик

Над кровавым пиром недобрых гостей,

И стоял средь развалин один — ученик:

Нет живых — а мертвым уже не помочь...

И смотрела луна в пустые глаза

Как в сухое русло древней реки.

— Кто мертвому может жить приказать?

За что ты жизнью караешь меня?

Если не отвести занесенной руки -

Для чего мне знания звездный кристалл?

Словом мудрости не затупить клинки

И в мертвых глазах не зажечь огня...

И в ужасе небо закрыло лицо

Покрывалом дыма, ладонями туч.

Тебя наградят раскаленным венцом,

За то, что посмел — один против всех.

...А была улыбка — как солнечный луч,

Был голос — тихий, как светлый сон,

Было слово — к древнему знанию ключ,

И смеялась Арта, слыша твой смех...

И — что проку в раскаяньи позднем моем,

Если эта чаша меня обошла,

Если птица-беда над сгоревшим жнивьем

Шлет проклятие не-забвения мне...

Или клятва верности — только зола,

И последним причастием я обделен?

Кто станет судьею моим делам?

Найду ли путь — в крови и в огне?

Ученичество рано оборвалось -

Словно душу надвое сталь рассекла,

И падают звезды каплями слез

На землю, распятую в вопле немом,

И карой тебе за мои дела -

В глаза — раскаленное острие,

И пусты золотой легенды слова.

Кто помнит ныне о времени том?

Кто смеет помнить о времени том?

Кто смеет помнить об имени том...

...И незримой тенью я по земле иду:

Лишь вина и боль... я — стон ледяного ветра...

Пуста душа и пусты слова.

Люди шепчут — примета:

Видно, ранняя осень будет в этом году,

Если вянет трава и желтеет листва

В середине лета...

"Одиноко... — Келебримбор почти не осознавал, что повторяется донесшиеся откуда-то из глубин памяти слова. — Всё разрушено... Пустота..."

Он вдруг уткнулся в белую шерсть. Если бы не всё это — не страх, не угрозы Эрегиону, не... не орки, жуткими уродливыми тенями толпившиеся здесь, рядом, — он бы отпустил себя на свободу.

Не удержался.

Поверил, и — как знать...

"Поздно, — просто сказал он. — Я — в плену. Всё уже закрутилось и понеслось... в сторону войны. Он будет охотиться за Кольцами... Всё могло быть иначе. Но уже — не будет. Поздно."

Волк по-человечески трогал его лапой за руки, заглядывал в глаза.

"Мы не тронем ваших. Это точно. Он — волк, да... но не шакал. Это правда. Веришь?.. "

"Тебе — верю, — глядя прямо в золотистые глаза, сказал Келебримбор. — Вы хищники... А хищники не лгут. Они убивают только для еды, а не для забавы... они честнее многих двуногих."

"Да... — волк по-человечески кивнул. — Это правда. Эти, — он мотнул головой в сторону орков, — эти — не звери. Не разумные."

— Келебримбор, — голос майа раздался позади. — Послушай, я еще кое-что хотел тебе сказать.

Тот вздрогнул, чуть не метнулся назад — прочь от белого волка, вскочил на ноги. Оказаться лицом к лицу с Гортхауэром — после всего — оказалось жутко, Келебримбор чувствовал, как будто у него исчезла какая-то... броня, что ли, защита — от чего? он и сам не знал...

— Сказать? Что?

— С закатом мы выступаем, — сообщил он. — Я не хочу, чтобы, когда все начнется, в Ост-ин-Эдиль были дети. Ты ведь можешь сказать своим. Пусть уведут, если еще не догадались сделать это. Ваши не оставят город, это и так понятно.

— Я скажу, — медленно отозвался Келебримбор. Где-то далеко прошла мысль: успели ли наши спрятать Кольца, унести их? и если нет — то кто их понесёт, куда?

— Я выйду к нашим. Этого нельзя говорить по осанве.

— Почему? — искренне удивился Горт.

— Они должны увидеть меня. Они знают, что я пропал... думают, что я убит. Вместе с остальными. Они должны меня увидеть.

— Хорошо, — медленно кивнул Горт. — Вот что... Пойдем вдвоем.

Келебримбор взглянул на него в упор.

— Почему? Боишься подвоха?

— Да нет... — Горт пожал плечами. — Сам подтвержу заодно.

— Я так полагаю, бесполезно говорить, что я бы не хотел этого, — сказал Келебримбор. — Что ж... Идём.

Время уже было за полдень, и небо рассеялось, когда Гортхауэр вместе с Келебримбором, в сопровождении отряда волчьих всадников-людей, появились у стен Ост-ин-Эдиль.

Город словно вымер, — в тишине было слышно каждый шорох.

Келебримбор позвал своих — зная, что услышат, даже если и не ответят.

— Я пришёл говорить с защитниками Ост-ин-Эдиль, — он говорил негромко, но голос его был слышен хорошо. — Гортхауэр Жестокий говорит, что до вечера дети должны покинуть город, потому что вечером город будет взят. Кто помнит Тол-Сирион, тот поверит мне. Я же, король и лорд ваш, призываю вас сделать это.

Он замолчал. У него было полное впечатление, что ему в грудь нацелена стрела... и не одна. Насколько он знал своих воинов, так оно и было... да он сам бы тоже отдал такой приказ.

— Вы знаете, зачем я пришел, — заговорил Горт, и голос его, мысленным эхом, зазвучал, слышимый не только тем, кто стоял сейчас на воротах, но и каждому в этом городе. Каждому — и тому, кто знал о Кольцах, тоже... — Я не враг — вам и вашему городу. Но мне нужны Кольца. Я говорил об этом Келебримбору, скажу и вам: не будет от этого зла миру. Мы жили вместе сотню лет, вы успели стать мне друзьями... и я клянусь, что мои воины не убьют никого из вас, и те, кто был с Келебримбором — живы, они вернутся к вам. Но мне нужны Кольца, ибо я должен спасти того, о ком вы знаете. Того, кто дорог мне так же, как вам, должно быть — Феанаро, или ваши лорды. Я не могу отступаться. И сейчас я в последний раз прошу вас, прошу того, или тех, кто знает о Кольцах — верните их мне. Мы уйдем, и вы останетесь жить, как прежде, в своем городе. Иначе — я буду вынужден занять ваш город, и искать Кольца сам. Искать — через вас.

Ответом была тишина, и только ощущалось: сейчас всё внимание обратилось к тому, кто создал Кольца, кто тому, кто был их подлинным хозяином, — к Келебримбору. К их королю... А сам он вдруг резко и страшно почувствовал себя внуком Феанаро. Когда-то и тот вот так же предпочёл свои творения — судьбе своего народа... А он сейчас упёрся точно так же, но — в Кольца. Он вдруг усмехнулся: слышал о том, что Сильмариллы — это ключ от Валинора, что только с Камнем смог попасть туда Эарендил... Три Сильмарилла были ценой свободы Мелькора тогда, три Кольца — тем же самым теперь...

Он медленно пошёл вперёд. Шаг. Другой. Жестом — только жестом, ни одного слова, даже мысленно — к Гортхауэру и его воинам: останьтесь на месте, прошу...

— Келебримбор! — Горт шагнул вперед, волчьи всадники замерли.

"Не уходи. Я прошу тебя — не уходи!!" — это был крик, но крик, слышный лишь им двоим, нолдо — и майа.

Там, впереди — тоже замерли, но напряжённо, как будто все натянутые тетивы запели, все затаили дыхание... И вдруг — видно, у кого-то не выдержали нервы, сорвалась рука: в воздух взвилась стрела. А за нею, невольно, но уже — не остановить — взметнулась туча остальных, прицельно, в Гортхауэра, в Келебримбора, в волчьих всадников...

Келебримбор смотрел — все было словно во сне; вот майа вскидывает руку — безумно медленно, что-то произошло со временем... — и так же медленно стрелы загораются, и медленно, медленно, медленно падают вниз, осыпаясь пеплом, и одна из стрел — кажется, можно перехватить ее рукой, так медленно она летит — движется прямо к нолдо, куда-то ему в грудь, и загорается, приближаясь...

И тогда время снова обретает свой ход.

Майа схватил его за плечи — и дернул на себя, уводя от удара стрелы; они вместе упали на землю. Келебримбор видел — чиркают по воздуху огненные сгустки, стрелы, все сгорают, не долетая до них.

— Прекратить! — наконец долетело откуда-то от города, и тут Келебримбор наконец понял: они ненамеренно, это нервы... — Да прекратите же! Вы убьёте короля...

Он неловко поднялся на колени — повернулся к Гортхауэру. И — шёпотом, словно просил прощения:

— Это случайность...

— Не уходи, — повторил майа, словно не замечая, не чувствуя направленных на них стрел. Он сейчас говорил совсем тихо — в трех метрах уже не услышать. — Останься.

Келебримбор растерянно взглянул назад: тот самый огромный белый волк стоял сейчас неподалёку, золотистые умные глаза светились... Он мимолётно порадовался тому, что ни одна из стрел его не зацепила...

"Остаться?.. — он словно искал у волка поддержки. — Почему?"

"Глупый эльф, — это ответил не майа, а волк. — Ты ему нужен. Друг."

Келебримбор опустил голову... затем тихо протянул Гортхауэру руку.

— Вставай... надо уходить. Они перешли грань срыва... опасно, надо уходить... скорее.

Тот взял его руку; взметнулись черные крылья, Келебримбор не успел опомниться — как земля провалилась под ногами, и они оба оказались в воздухе, и впервые он увидел сверху Ост-ин-Эдиль — какой же маленький, какой беззащитный их город...

Земля внизу летела прочь, вокруг ревел ветер; они двигались к берегу Гландуина, к лагерю.

Все произошло слишком быстро. Надвинулась земля, и Келебримбор понял, что уже стоит на траве, а рядом — уже не черный нетопырь, а все тот же Аннатар.

— Пусть думают, что я унес тебя, — с оттенком извинения сказал он, — так проще, сам понимаешь.

— Прости, что я наговорил тебе... тогда, — Келебримбор наконец поднял на него глаза, взглянул прямо. — Я не знал...

— Что делать будешь? — прямо спросил Горт. — Линтар ждет тебя. Эх, не стоило все же его будить...

— А что тут сделаешь, — пожал плечами Келебримбор. — Пойду к нему... буду с ним до тех пор, пока ваши не повезут их прочь из лагеря. Ты хочешь знать — про Кольца?

— Хочу, конечно, — Горт вздохнул, — да только ты же сам не знаешь, а Келеборн не откроет тайну.

— Не откроет, — эхом отозвался Келебримбор. — А подвергать опасности жизнь тех, кого он избрал... уже я — не могу. Я не могу стать предателем. Понимаешь?

— Келебримбор, я буду их искать. Я не убью никого. Но искать — буду. Надеюсь, ты понимаешь теперь, почему. Если можешь помочь — помоги... вот и все. Мне совершенно не хочется устраивать все это, но какой у меня еще есть выбор? Как я могу найти Кольца — не захватив город?

Келебримбор закрыл глаза. И — как в воду прыгать с высоты:

— Я дам тебе... зацепку. Я сам так не пробовал, но... Если творение _живое_, его можно... как бы позвать, и оно ответит. _Позови_...

— Позвать — Кольца? — переспросил Горт. — А вот это мне не приходило в голову. Что ж...

Он уселся прямо на землю, встряхнул волосами. Провел руками по лицу — знакомым Келебримбору жестом.

— Ладно. Попробую.

...Кольца. Живой сплав металла и силы стихий; тогда они с Келебримбором стояли, склонившись над Кольцом Воды, как над сотворенным живым существом; в прозрачном камне отражались, казалось, все воды мира... Рядом бежали воды Гландуина — и где-то там, в Ост-ин-Эдиль, или в Эрегионе, наверняка не так уж далеко, их блеск отражался в камне Ненья; незримые, тончайшие нити пронизывали мир, а Кольца врастали в эту ткань, лежали в ней, как будто в паутине... Где?.. Кто их хранитель?..

Незримые нити _силы — силы жизни, быть может, из которых состояла чуть ли не сама ткань бытия — неслышно зазвенели, складываясь в мелодию, в хрупкую прозрачную линию, которая пролилась грустным серебром летнего дождя, отозвалась эхом радуги — и исчезла. И перед мысленным взором, в Незримом, возник образ — уже не ребёнок, ещё не взрослый, упрямо нахмуренные брови, долгий путь... темнота вокруг, и только один свет — свет в душе...

Келебримбор охнул и без сил рухнул на землю.

Всё-таки он это сделал.

Он — предал.

Своих.

Снова.

Горт подхватил его, не дав упасть.

— Келебримбор, — позвал он. — Это — Мория. Я услышал.

— Ты найдёшь его, — еле слышно проговорил Келебримбор: похоже, он ничего не видел, кроме этого привидевшегося образа. — Ты найдёшь его, я сам его обрёк на путь сквозь страх и тьму...

— Найду-то найду, да как его достать в Мории, — задумчиво проговорил Горт. — Но, во всяком случае, пока — не вижу смысла теперь штурмовать Эрегион. Кольца у этого мальчика...

Он прикрыл глаза, и снова вызвал в себе образ хранившего Кольца мальчишки. Да... Он видел его и раньше, конечно, только никогда не говорили друг с другом — Аннатар редко общался с детьми, а этот все же — почти ребенок. Сколько решимости в нем сейчас... Кольца и образ...

Он мысленно притронулся к сознанию мальчишки, который сейчас — Горт это слышал — там, в Мории, спал, вымотавшись от усталости и страха погони.

Тот почувствовал — заметался во сне, почуял чёрную тень над собой, сжался от страха... чтобы в следующий момент глухо, со стоном, вскрикнуть — без голоса, как кричишь в кошмаре, когда хочешь позвать на помощь, а не получается...

Там, во сне, ему казалось — черная тень заполнила весь мир, от нее стало невозможно спрятаться, скрыться — Горт знал, что, проснувшись, мальчишка поймет — Кольца найдены; но сейчас для него — Тьма перестала вдруг быть злой, черные крылья сомкнулись вокруг, обняли — они удерживали от падения в бездну ужаса.

"Я вижу тебя... "- миллионом голосов прошептала ночь.

"Прочь, — отчаянно, без надежды, донеслась чужая мысль. — Сгинь, исчезни, я не сдамся! Ты их не получишь!.."

Ночь засмеялась в ответ сотней разных голосов.

"Лучше бы тебе отдать их самому."

"Не дождёшься! — возмутился мальчишка. — Ещё чего захотел! Феанаро Сильмариллы даже Манве не отдал, а ты вообще кто такой!"

"Мне нужны Кольца, мальчик. Или ты отдашь их... Или мне придется взять их самому."

"Попробуй! Во сне-то ты храбрый..."

Майа снова засмеялся — на этот раз уже вслух — и открыл глаза.

— Мория, — повторил он. — Трудную задачу вы мне поставили, хитроумные нолдор...

Келебримбор едва держался на ногах, стоял, уткнувшись лицом в плечо тёмного майа, — похоже, всё произошедшее сильно подкосило его. Навалилось, совсем как тогда, в Нарготронде, — он разрывался между тем, что, он чувствовал, — должно быть _правильно_, и тем, что всё-таки, как ни крути, а он предатель, и этот мальчишка никогда его не простит... да и никто никогда не простит...

— Я не буду штурмовать Эрегион, — майа заставил его повернуться к себе. — Штурма не будет, понимаешь? Незачем теперь.

— Понимаю, — тот отстранился, отвернулся. Как обожгло: когда-то Горлим почти так же сдал отряд Барахира.

— К своим ты не вернешься, — не спрашивая, утверждая, проговорил Горт. — И помогать мне не сможешь. Единственный способ снять этот камень — когда ты увидишь, что ваше чудовище, Моргот, не существует, и когда все в этом убедятся...

— За пятьсот лет Первой эпохи как-то не убедились, — тихо отозвался Келебримбор, глядя в сторону. — Что теперь может быть по-другому?

— Сейчас нет феанорингов, постоянно нападающих на наши земли, нет ваших буйных нолдор... — майа посмотрел на ободок Единого на своей руке. — Придется сейчас использовать его силу, чтобы достать Три. Кстати, как зовут этого мальчика?

— Глорфиндейл, — неохотно сказал Келебримбор. — Родители его по-другому назвали, но он как только подрос, сам себе выбрал это имя.

— Глорфиндейл?! — это имя почему-то изумило Горта. — Но это же имя... Того нолдо, что погиб в поединке с балрогом, при штурме Гондолина!

— Он это сам нам сказал, — Келебримбор по-прежнему не смотрел на Гортхауэра. — Сказал: меня вернули, я просил — в Эндорэ. Совсем маленький был...

— Совсем хорошо. Тайо... Ладно, в каком-то смысле так даже проще, по крайней мере, есть вероятность, что он не будет так переживать, когда узнает все...

— Он умрёт, — Келебримбор наконец поднял голову, глаза его были расширены, он явно был не совсем _здесь_. — Он умрёт, но не уступит тебе ни шагу. Я его знаю. Келеборн был прав, что выбрал его...

— Он — Тайо. Он из наших. Из детей эллери, понимаешь? Если раскрыть его память, он вспомнит все.

— Эллери, эллери... — Келебримбор мучительно сжал виски. — Я пытался узнавать, ходило много слухов... какие-то дети, бродящие в одиночку в лесах после первой войны... Сплошной бред. Как можно было выкинуть детей в леса в одиночку? Сумасшествие... Он такой же эльда, как и я, его фэа ничем не отличается от наших... и он — ненавидит вас.

— Был народ квенди, живший рядом с Мелькором, — вскользь ответил Горт, — его уничтожили в первой войне — объявили искажением. Кроме нескольких детей, кому стерли память. А ненавидят темных у вас все... Ладно, пойдем в лагерь. Надо подумать, как достать теперь Кольца...

...Там, вдали, — Глорфиндейл наконец смог закричать, вслух, эхо в тёмной пещере подхватило его голос... Он, ещё не совсем проснувшись, вскочил, дико вглядываясь в темноту, — только потом осознал, что не лежит, а сидит, и что его буквально колотит.

— Эй, — раздался рядом хриплый со сна, испуганный голос — его приятель, Тинтауре, он тоже спал рядом. — Ты что? Так закричал, я проснулся... Приснилось что-то, да?

— П-приснилось... — Глорфиндейл обернулся. — Это не сон! И мы влипли. Влипли крепко... Нет, всё. Я не имею права ничего говорить.

— Да ладно тебе, не сон, — с сомнением протянул Тинтаурэ, и снова откинулся на ложе. — Нам тут сейчас всем одни кошмары снятся...

— А тебе что? — с тревогой спросил Глорфиндейл. — Ну-ка, рассказывай!

— Мне? — он повернулся к нему. — Да мне давно уже снится. Как началось все это... Что с гор спускаются орки, что все сожгут, что мы от них убегаем, и какие-то черные тени летят следом, настигают... а потом я просыпаюсь.

— Ну да, ну да, — покивал Глор. — И всё-таки у тебя сон, а у меня — нет. Я видел... ЕГО. Он меня ищет. И...

Он нахмурился.

— Отойдём-ка. Я тебе, так уж и быть. скажу, а нельзя, чтобы кто-то ещё узнал.

— Его? — голос Тинтаурэ снизился до шепота, но глаза загорелись. — Кого — его? Ты имеешь в виду... уууууууу... я, кажется, понял...

Он вскочил.

— Я никому не скажу, что ты, не бойся за это...

Они выбрались из пещеры, — в соседней был свет. Их всех, беженцев из Ост-ин-Эдиль, разместили здесь наугрим — переночевать, чтобы потом вести дальше, к выходу Лоринанд... Глор вздохнул. Сейчас этот самый Лоринанд представлялся чем-то несусветно далёким... как Благословенный Край.

Он уселся у стены, достал из-за пазухи свёрток, — неприметный, обычный, в каких мальчишки таскали свои "сокровища" — какие-то безделушки...

Развернул одну тряпку, под ней нашлась другая, третья... и наконец — Глор ещё раз зорко окинул взглядом окрестности — внутри блеснули чистым сиянием алый, белый и лазурный камни, огранённые искусной рукой, вправленный в тонкие ленты серебристого металла...

— Вот. Это то, из-за чего меня ищут.

Он вгляделся в камни... и вдруг вздрогнул.

На них вроде бы ничего не было, но... он почувствовал, ощутил чутьём того, кому даны были способности будущего голлори: с Кольцами что-то происходило. Он не мог понять, что, но...

Сила, заключенная в них, начинала оживать — наверное, почувствовав зов Единого Кольца на пальце Врага.

— Ой... — Тинтаурэ невольно потянулся к Кольцам рукой, не выдержал — притронулся, и тут же отдернул руку. — Эру Единый... Так они у тебя... Он будет искать их в городе, а они у тебя! Так мы же, выходит, его обманули? Мы их унесем в Лоринанд, оттуда он их уже точно не достанет!

— В том-то и дело, что мы ещё не в Лоринанде, — Глор снова закрыл сияющие камни, тщательно замотал, спрятал. — И что-то мне кажется, не сон это был. Он не знал, кто уносит Кольца — а теперь знает. И специально приснился мне, чтобы сказать. Чтобы я, надо полагать, испугался и сделал что-то... что-то ему на руку. Вопрос — что?

— Погоди... А почему ты уверен, что это не сон? Мало ли, ну, приснился... со страху-то еще и не то присниться может!

— Не знаю. Но рисковать нельзя.

— Ну и... И что ты предлагаешь? — Тинтаурэ вдруг ахнул, и глаза его округлились от страха. — Ой, слушай... Но если это не сон, он же тебя будет ждать на выходе из Мории!!!!

— Ну а что он думает — он один такой умный, что ли? — фыркнул Глорфиндейл и закрыл глаза.

"Владыка Келеборн!"

— Но у него это... Кольцо Всевластья...

Видно было, что Тинтаурэ просто-таки заколотило.

Келеборн откликнулся сразу, наверное, ждал:

"Я здесь, мой мальчик... Как вы там? Все в порядке?"

"Пока всё тихо, Владыка, но... — Глорфиндейл тяжко вздохнул. — Мне кажется, меня нашли. Кольца отзывались на чей-то зов... или я уже ничего не могу понять и почувствовать. Да и сон этот... Смотри сам."

Он открыл свою память. Ему было страшно, очень хотелось поверить в то, что Келеборн там, далеко, вот сейчас подскажет, что делать... хотя умом он понимал, что тот-то там, а он, с Кольцами, — здесь.

"Сон... — Келеборн молчал долго, всматриваясь в чужое видение. — Да, Глорфиндейл. Ты прав: это действительно он. Значит, Кольца обнаружены... Плохо."

"Но как?! — возмущённо спросил Глор в пространство, понимая, что Владыка наверняка не ответит. — Неужели это так просто — задействовал Единое, и всё, и эти как на ладони? Должен же быть какой-то выход!"

"По нашим предположениям, он не должен был их обнаружить. Значит, все-таки почуял... "

Келеборн молчал — и Глорфиндейл чувствовал его мысли: теперь, когда Враг знает, куда движутся кольца, он может бросить свою армию уже не на Эрегион, а на Лоринанд. А Золотой Лес отнюдь не так надежен, как может показаться...

Глорфиндейл молчал. Мир стал бездонной пропастью, в которой не было спасения.

"А может... может, мне из просто расплавить здесь, в пламени Арды? Балрога нет, наугрим сказали, что он ушёл... А?"

"Как бы не вернулся — в расчете именно на это... В Мории всего один выход к ТАКОМУ пламени. И туда даже наугрим теперь боятся спускаться. Думаю, Враг как раз и направит туда балрога... Снова. Ожидать. Тебя."

"Что — мне — делать? — чётко и раздельно спросил Глорфиндейл. — Чего не делать. я уже понял."

"Думается мне, единственный выход сейчас — чтобы Кольца обрели своих носителей. Тогда взять их будет уже не так легко."

"Хорошая мысль! но — кто? Здесь же одни дети!"

"Но мы можем прийти туда сами, пока не поздно. Я, Артанис... — Келеборн помолчал. — А третий — да, возможно, придется тебе самому."

"Приходите, — вздохнул Глорфиндейл. — Только смотрите, как бы Враг не устроил ловушку на выходе из Мории..."

"Или на входе, — ответил Келеборн. — Он тоже не глупец. Все, что мы говорим, должно быть очевидно и для него..."

Глорфиндейл вздохнул.

"Ну, какое-то из Колец я сейчас возьму, — наконец сказал он. — Надеюсь, это мне хоть в чём-то поможет. А как вам сюда добраться? Ну я не знаю... Хоть через Бесконечную лестницу, что ли, она же куда-то наверх уходит... Должен же у неё быть какой-то верх."

"Мы туда не доберемся. У нас ведь нет крыльев, как у Врага... Вход с нашей стороны лишь один. Да, и бери... Кольцо Воздуха."

"Хорошо. А... почему именно его?"

"Интуиция, — мысленно улыбнулся Келеборн. — Кроме того, Артанис возьмет Кольцо Огня, это явно. А тебе больше подходит Воздух. Чувствую."

— Что там? — Глорфиндейл очнулся — его теребил за рукав Тинтаурэ. — С кем ты говоришь?

— Ну что ты лезешь! — Глорфиндейл возмущённо выдернул рукав. — Мы так и не договорились, что делать!

— Извини, — отпрянул тот.

"Вот что. Сейчас пока — не трогай Кольца. Мы в течение суток будем в Мории. Попытаемся, во всяком случае. Если все пройдет удачно... мы, все трое, вернемся в Лориэн — и уже там наденем их. До поры этого делать не нужно, чтобы не спугнуть Врага. Понял?"

Глорфиндейл снова закрыл глаза.

"Хорошо, Владыка. Значит, буду продолжать путь... И ещё. У меня есть друг, я должен был ему сказать про всё это. Я бы без него пропал, — голос его дрогнул. — Правда. Вы с Владычицей Артанис простите меня, что я ему сказал? Очень... очень было страшно, когда Тёмный говорил со мной во сне. Правда."

"Что же поделать... Постарайтесь, чтобы об этом не узнал никто, кроме вас."

"Хорошо, — уже твёрдо повторил Глорфиндейл. — Благодарю, Владыка."

Он открыл глаза.

— Ну всё! Вот теперь можешь приставать.

— Ну рассказывай! — глаза Тинтаурэ горели. — Это был кто-то из лордов, да?

— Владыка Келеборн, — кивнул Глор и устроился поудобнее. — Короче. Слушай меня внимательно. Влипли мы по самое небалуйся, дальше некуда. Знать об этом, — он кивнул на Кольца, вновь спрятанные за пазухой, — кроме тебя, никому нельзя. Нам надо продержаться недолго — сутки. Надеюсь.

Он вздохнул.

— Эх и огромная она, Мория, — невольно поёжился.

— Вот так подумать — как будто целую страну взяли и спрятали под горами.

— Да, наугрим такое устроили — не верится, — согласился Тинтаурэ, — они же тут еще с изначальных дней живут. Тут, говорят, Дарин пробудился... их первый король. Слушай, Глор... Мне сейчас одна мысль в голову пришла... ты только меня не ругай, ладно?

— Ну попробую, — согласился тот. — Давай ей сюда, свою мысль.

— А что, если ты их мне на хранение дашь, Кольца? Если тебя враг нашел — он так и будет думать, что они у тебя; а они у другого окажутся! Может, так будет проще — скрыть?

Глорфиндейл основательно задумался.

— Ну, если он их снова не позовёт... — протянул он. — Тогда — да, пожалуй. А можно ещё и вот как сделать... Да, точно! Мне Владыка Келеборн сказал, чтобы одно из них я себе взял. Чтобы пока не надевал... А если я его надену, и остальные у меня будут — что будет? Правильно, Враг только убедится, что все они у меня, и что я, как бы сказать, вооружился. А после этого я тебе остальные два-то и отдам, а он и не догадается. Идёт?

— Ну да, — закивал Тинтаурэ, — точно!

Он прижмурился — ему вдруг самому до боли захотелось надеть одно из Колец, и ощутить себя могучим воином, который способен сразиться с самим Врагом, защитить свою страну.

Глорфиндейл снова полез за пазуху, развернул свёрток.

Кольцо Воздуха — с прозрачным камнем — показалось ему вдруг самым прекрасным твоих всех творений, какие он когда-либо видел, эти чистые, совершенные грани, тонкая вязь мифрила, оплетавшего камень... На какое-то мгновение он боялся, что кольцо окажется ему велико, — пальцы-то ещё тонкие... Но нет: стоило медленно надеть его, ощутить холод металла, как оно мгновенно оказалось — на месте, по размеру, как будто для него и делалось...

И он вдруг почувствовал, как закружилась голова, ощутил какою-то странную, почти пьянящую радость слияния с чем-то могучим, сильным, что было намного _больше_ его самого... Весь мир на несколько коротких мгновений оказался — его... Но он заставил себя пригасить эту мощь, скрыться, затаиться: нет, не время.

Несколько мгновений... и неожиданно, откуда-то взлетел крик, зов, словно голос, звавший его с изнанки мироздания, из глубин, из-за Грани:

— Тайо!..

Голос откликнулся эхом в горах, зазвенел ручьями, отозвался в морской глубине, ветром в небесах... И затих — и несколько мучительно долгих секунд Глорфиндейл продолжал слышать этот зов; слышать — и понимать, что он для кого-то — надежда, последняя, отчаянная надежда... На что?..

Этого он не понял.

Глорфиндейл отчаянно заморгал, тряхнул головой — ничего не понял, но стало страшно. Он взглянул на Тинтаурэ, — тот, конечно, не слышал... Долго ещё сидел, ошеломлённый, настороженно вслушиваясь — и внутренним, особым слухом, и так: не проявится ли ещё что... Наконец поспешно сунул другу свёрток.

— Ну вот, держи. Ох, что-то будет... Не знаю, что, но ничего хорошего. Придётся побегать...

Тот судорожно схватил сверток с Кольцами — куда запихнуть? — засунул за пазуху. Спросил робко:

— Ну... как оно? Ты слышишь что-нибудь? Чувствуешь?

— Пока тихо, — нахмурясь и настороженно оглядываясь, отозвался тот. — Ладно, что делать... Надо полагать, скоро всё равно всех наугрим разбудят, поведут дальше. Надо покамест держаться с остальными, а вот если что...

Он не договорил, но и так было ясно: подвергать всех опасности из-за Колец он не собирается.

— Погоди-погоди... — Тинтаурэ поднялся, помотал головой, стряхивая сон. — А вот что. А если он — нападет... здесь, в Мории? Ты — выстоишь?

И, словно подтверждая его слова, откуда-то из глубин донесся глухой, тягучий гул: то ли камни осыпались, то ли просто где-то в глубинах земли текли потоки лавы.

Глорфиндейл усмехнулся и молча встал.

— Не уверен. Но тогда, в Первую эпоху, против балрога у меня не было ничего, кроме собственного умения.

— А ты... Ты правда помнишь все то, что было? Глор... Погоди. Расскажи мне, пожалуйста! Я и тогда хотел спросить, да все как-то не к месту было. Ты правда был — там?

— Был, — в голосе Глорфиндейла не было ни капли мальчишеской бравады. — Я помню, знаешь... как помнят самые яркие сны. Твоё, и всё же как-то... за какой-то дымкой, всё-таки другая жизнь... Я помню, как это — умирать от ожогов, задыхаться... очень больно. Может, помнишь, как я сразу бросался драться, когда меня дразнили за то, что я боюсь подходить к огню?

— Помню, — Тинтаурэ потупился. — Ты сильный... Настоящий. У меня такого нет. Я как твой оруженосец, вроде как вассал... Слуга.

— Нет, не слуга, — Глор повернулся. — Верный. Вот так это — правильно. Хочешь быть моим Верным, Тинтаурэ?

— Нет, — ответил он. — Я и так верен всему... Нашему. А именно чтобы Верным... Обманка какая-то будет, вроде как сказал — и припечаталось. Оно в деле только проверяется, а не словами.

— Ну, как знаешь, — в голосе Глорфиндейла мелькнуло сожаление. — Как знаешь.

— Не обижайся, — Тинтауре взял его за руку. — Это все слова. Важнее дело. Я тебя не предам.

— Мог бы и не говорить, — улыбнулся Глор. — Это я и так знаю. Потому тебе и верю.

… Это было очень страшно.

Хочешь сбежать — и не можешь; хочешь спрятаться — не выходит... хочешь свернуться клубком, хоть как-то ускользнуть от омерзительного чувства, что ты — весь на ладони у Врага, обнаженный, беззащитный, и сила смотрит на тебя... смотрит, смотрит... и ты — как горстка пепла перед ней: дунет — и тебя нет...

Эру! когда же, кода же он вернется?! Если бы не эта проклятая слабость... Хотел бы встать, подняться, пробуешь — и валишься на ложе снова, и все тело потом долго, долго кричит болью... И голоса вокруг. Орки.. Лежишь, не можешь даже встать, слабость такая, словно ты умираешь, и если они придут сожрать тебя, ты не сможешь ничего сделать...

Келебримбор!..

...Тот вздрогнул: почувствовал, что его зовут. Стало отчаянно, нестерпимо стыдно: обещал вернуться, и — вспомнил, что он говорил этому мальчику перед уходом... Предатель. Как теперь смотреть ему в глаза? За что он, король, вёл их воевать?..

Он посмотрел в глаза Гортхауэру.

— Я должен пойти к Линтару. Должен.

— Иди.

Горт помедлил немного, и добавил:

— Ты свободен, Келебримбор. Я передал это всем. Я тебя прошу только об одном: не мешай мне. Ты теперь все знаешь... Ты сейчас единственный, кто понимает обе стороны.

Тот едва поверил своим ушам.

— Свободен? Ты говорил — ты не отпустишь меня...

— Кел... — Горт помолчал. — Хочешь — уходи. Клянусь, тебя не задержат. Я только прошу: не оставляй меня — сейчас. Тяжело...

Келебримбор молчал. Если бы — как прежде, если бы он был в плену... честное слово, было бы легче. А так...

— Я не уйду, — неожиданно даже для себя спокойно сказал он. — Сейчас — я должен быть с Линтаром, пока ваши не отвезут их к городу. А так — я останусь здесь. До конца.

Он поднял глаза, — в них читалось: до освобождения Мелькора посредством моих творений.

— Иди к Линтару. Он ждет тебя.

Келебримбор ещё несколько мгновений смотрел ему в глаза, — а затем, коротко коснувшись руки, развернулся и пошёл к тому шатру, где лежал его вассал.

Блеск полубезумных от одиночества глаз встретил его с порога.

— Лорд! — Линтар, как мог, повернулся, ухватил край одежды Келебримбора, и тот вдруг понял — нолдо плачет. — Лорд... Что там? Если бы я мог встать...

— Тихо, тихо, — при виде Линтара Келебримбор как-то враз собрался и успокоился: надо было действовать. — Вот что. Слушай меня внимательно. Вас скоро увезут отсюда, — вас, кто был со мною. Гортхауэр потребовал, чтобы я вышел к Ост-ин-Эдиль и сказал, чтобы до вечера в городе не осталось детей, я это сделал... и он при всех нолдор заявил, что отпустит вас. Ему нужны Кольца. И он пока — ждёт.

— А что будет с тобой?

Линтар был бледен, лицо его было совершенно меловым — белая кожа, и черные огромные глаза.

— Я останусь здесь, — тихо сказал Келебримбор. Врать было выше его сил.

— Почему?! — Линтар снова приподнялся, и снова со стоном упал обратно.

— Да перестань же ты прыгать, ради Эру! — Келебримбор сердито сжал руку мальчишки.

Помолчал.

— Потому что я — тот, кто вместе с ним создавал Кольца. Вот почему.

— И что же теперь? — сердито спросил Линтар. — Ты что, ему теперь, служить должен? А Три? Хочешь, чтобы он выведал, где они?

— С кем ты споришь? — поинтересовался Келебримбор. — С ним? Что же до меня, то я вовсе не хочу, чтобы вновь Тьма расползлась по миру. Как знать может, именно будучи здесь, я и смогу сделать хоть что-то... Посмотрим. Не думаю, что разумно вот так в открытую говорить всё...

— Лорд...

Линтар откинул покрывало. С трудом поднялся — видно было, что его шатает во все стороны. Шагнул к выходу из шатра, прошептал:

— Я не могу больше. Если он отпустит... пусть. Сейчас. Я дойду.

Келебримбор вскочил, подхватил его, не дал свалиться.

— Дошёл один такой...

Несколько мгновений он отчаянно соображал, — что же делать, не Гортхауэра же звать, да и...

И внезапно пришла мысль.

Даже не мысль, — образ.

Огромный белый волк с золотистыми умными глазами. Нолдо не знал, как его зовут, — ругнул себя, что не спросил... Просто — представил его себе, потянулся мысленно...

"Пожалуйста. Помоги. Надо довезти Линтара до города... Прошу."

Огромный белый волк поддел мордой полог шатра, сунулся внутрь, оскалился, пытаясь изобразить человеческую улыбку — но Линтар, конечно, лишь шарахнулся от него в сторону.

— Тихо! — Келебримбор развернул парнишку к себе. — Перестань дёргаться. Я пойду рядом. Он повезёт тебя. Да, они на них ездят. Куда деваться, вот такие дурные, ездят на волках. Страшно, да. Верю. Но так — тебя довезут до дому. Понял?

— Понял... — прошептал Линтар. — А остальные? Кто был с нами? Пусть и их бы тоже...

— Они спят, — с внезапно мелькнувшей завистью ответил Келебримбор. — Их, наверное, тоже так и отправят. Что-то я другого способа не вижу... Садись, и — вперёд.

...Беженцы из Ост-ин-Эдиль просыпались, — наугрим давали детям еду, принесли воды. Привал был окончен, пора было в путь. Здесь не чувствовалось смены времени суток, казалось — они попались в край, где властвует вечная ночь, и толща камня давила, несмотря на то, что потолки были достаточно высоки...

Глор хмуро смотрел на все эти приготовления: понимал, предчсувствовал, что тишина эта — ненадолго.

Голоса, что являлись во сне, звали и сейчас — но не так явно, тише, глуше... однако они не исчезали — наверное, потому, что на пальце у Глорфиндейла было Кольцо Воздуха. Он не понимал почти ничего из этих голосов, но знал, что там, далеко — какая-то беда, несчастье, и помочь может только лишь он... он один.

Привал был окончен, и детей нолдор снова окружили каменные стены морийских коридоров, темноту которых рассеивали только светильники в руках их провожатых. Они шли во мрак, он отступал перед ними, испуганно рассеивался — чтобы вновь вступить в свои права за их спинами. Глор вздохнул: казалось, эта Тьма непобедима... Он старался держаться у головы группы. Особым, обострившимся чутьём он примечал, даже нет: слышал потоки воздуха. как они уходят куда-то вверх. через узкие пробитые искусными руками лазы... Он вдруг понял: через воздух, с его дружеской помощью, он сможет лучше ориентироваться в чуждом лабиринте. От этого немного посветлело на душе.

Тинтаурэ держался рядом; у него были Кольца, и от него теперь исходил страх... правильным ли было это решение? Кто знает...

Мория была огромна. Они шли, и шли, и казалось — не будет этому конца. Сколько времени прошло там, наверху?.. День? Три дня? Может, Ост-ин-Эдиль уже давно взят?..

Но все же Глор чувствовал — они потихоньку двигаются к восточному выходу. Воздух становился свежее... Наконец, вымотанные донельзя, они остановились в пещерке-комнатке.

Ост-ин-Эдиль... Глор понимал, что он точно так же, как и Владыку Келеборна, мог бы позвать и короля, но... что-то останавливало его. Тот, кто сделал Кольца, ушёл на переговоры с Врагом. и, как знать, — вдруг он, со своим зовом, ворвётся сейчас в такой момент, когда... когда он окажется отчаянно, до ужаса не вовремя?! Нервы были напряжены до предела. Он устроился неподалёку от выхода из пещерки, рядом с одним из гномов. Спать — боялся, хотя и понимал, что долго без сна ему не продержаться.

Сколько он так просидел... он и сам не понимал этого. Наверное, он все-таки заснул. Потому что — он по-прежнему сидел на камне, у выхода из пещеры, его душу по прежнему пронизывал страх... но этот страх был иным. Там, во сне, он убегал от кого-то, он знал, что по пятам идет смерть, и смерть эта была — в облике огромных серебряных псов; а единственным спасением были — крылья, пришедшие с неба, огромные черные крылья, которые могли подхватить и унести прочь, вдаль от беды, далеко... И он снова, гораздо четче, чем в первый раз, услышал тот голос, зовущий его и далекий: Тайо!..

— ...Тайо... — он повторил вслух, растерянный, посмотрел на руки: те дрожали. В свете светильника грани камня Кольца полыхали радужными искрами. Он знал: никогда в жизни, ни в этой, ни в той, большой, он не слышал этого слова, не знал, что оно означает... может, это имя? Но почему — к нему? И что это за видения, которых никогда раньше не было? Что такое наколдовал Келебримбор...

Он похолодел. Кольца Келебримбор делал вместе с Врагом. Вот откуда оно, наваждение... Но эти Кольца чисты, их не коснулась скверна, — так говорят Владыки, а они знают...

Он вытащил какую-то тряпку, замотал руку, — Кольцо скрылось... Он вздохнул. Ноги гудели — от долгого перехода. Сколько им ещё осталось...

"Тайо... — в этом голосе была горькая печаль, и память о давно и безвозвратно ушедшем. — Зачем ты вернулся? Как мало вас осталось в Эндоре... Помнишь — как набухают почки на ветках? ты всегда был мальчишкой, ты тогда был еще младше... иначе бы тебя тоже убили... ты все забыл, Глорфиндейл, Тайо. Ты забыл и меня, и нас всех... "

Глорфиндейл прислонился к стене. Он не знал этого голоса, — понимал, что никогда его не слышал... От постоянного чувства близкой опасности нервы начинали сдавать. Враждебности в этом голосе не было, не веяло и чёрным ужасом смерти, который он слишком хорошо знал...

"Ну как это — зачем я вернулся? — переспросил он. — Потому и вернулся... что помнил, как набухают почки. Хотелось обратно, в весну... а ты кто? И почему ты зовёшь меня так?"

"Там нет весны... Но ты — ты светел, ты был героем, разве плохо тебе было там, в вечной, бессмертной земле?.."

"Там было хорошо... пока не стало плохо, — усмехнулся Глор. Если бы кто увидел его сейчас из ребят, спящих вповалку на камнях, то удивились бы: он словно на глазах стал старше. — И я ушёл за Тургоном и его отцом, воевать... за справедливость. Что тут удивительного? А потом... Потом, когда я предстал перед Владыкой Намо, то он не дал мне вечного заточения, но я долго провёл там, в Чертогах. Похоже... на вот эти. Да. Похоже. Тоже пещеры, уходящие глубоко в толщу земли... Глубоко. Я спускался до самого дна..."

"До самого дна... Ты видел — Чертоги Намо? Знаешь — каково там?.."

"Это трудно забыть, даже если очень захочешь, — помолчав, признался Глор. — Знаю. Очень хорошо."

"Долго... Быть одному. Нет ни света, ни воздуха, ни шелеста листьев, ни ветра, ни запахов... Есть лишь пустота — и ты, ты один. Ты заточен в ней, и нет в мире ничего, кроме пустоты — навеки..."

"Ну... почти, — кивнул Глор. — И там нет времени, там... как будто пропадаешь, и всё тянется, ты не знаешь, сколько прошло снаружи, остаются только твои воспоминания, — самое живое, что есть вокруг... Очень тяжко. Честно говоря, я думал, что мне тоже, как и всем мятежникам, будет — навечно. Что Владыка Намо решит иначе, я и помыслить не мог."

Настало молчание — темнота тянулась к нему сотнями рук, тянулась — и словно отступалась в последний момент, не решаясь притронуться.

"Тайо... А ты помнишь — закатное солнце? Тогда, давно, в Эпоху Звезд? Когда ваши, все квенди, не видели солнца вообще?"

Глор непонимающе замотал головой.

"Солнце? Откуда ж оно тогда... Что ты такое говоришь. А Озеро Пробуждения я помню. Тихая вода, и кажется, что по ней можно идти..."

Он вдруг замер.

""Ваши"? Значит, ты не из квенди? Но кто же ты?"

Страх снова сжал душу: да кто же, кто тут ещё живёт, в этой Мории?! Правду говорят: бездна...

"Ты видел Солнце... когда научился видеть. Ты был тогда — мальчишка, меньше, чем сейчас... Мы стояли с тобой — на вершине горы, и ты впервые смотрел, как поднимается из-за края небес огненный шар — Солнце. Ты смеялся и плакал, и я видел, что ты хочешь лететь, я подхватил тебя, и мы взлетели вверх, вместе, к восходящему солнцу...."

Глорфиндейл чуть не расплакался: нервы сдали. Такая красота... Но он знал: этого — не было. Никогда не было ни солнца, ни вершины горы, ни полёта...

"Этого не было, — он сердито вытер нос рукавом. — Этого никогда не было... Я никогда этого не видел. Ты красиво рассказываешь... но ты меня, видно, с кем-то спутал."

"Ты забыл. Вряд ли ты сумеешь вспомнить все... прости меня, Тайо. "

"Ты меня с кем-то путаешь, — он всхлипнул снова, постарался взять себя в руки. — Эльдар не умеют забывать. И я не Тайо... Если бы я был человеком, то да, я бы с тобой, может, и согласился, что да, забыл. И жалел бы, что забыл такое чудо... Ты, верно, живёшь здесь, в Мории? Ты — дух Чёрной Бездны?"

"Да... Можно и так сказать. Но я не ошибаюсь. Мы не умеем ошибаться. Просто все это было слишком давно. Даже для эльфов... Как сон. Может, во сне ты увидишь ту жизнь..."

Глорфиндейл улыбнулся — сквозь слёзы. Подумалось: этот дух говорил про полёт, а у его — Кольцо Воздуха, так вот как, оказывается, он и нашёлся! У него даже на душе полегчало: он-то всё боялся, что снова услышит Врага...

"Ты говоришь — полёт... А сам сидишь в подземелье. Почему же ты не выбираешься наружу, почему мы тебя никогда не видели наверху?"

"Я снаружи, — тот, далекий, кажется, даже засмеялся. — Я могу быть везде. Я люблю летать. Больше всего на свете."

"А что ж тогда говоришь — дух Мории? — озадаченно спросил Глор. — Ты уж определись... Я подумал, ты где-то здесь, в подземельях. А ты, выходит, снаружи? А как ты летаешь? Превращаешься в птицу?"

"По-разному... Если душа отделится от тела, тогда ей доступен весь мир. До последних глубин и пределов..."

"Нет, — Глор вздрогнул. — Это страшно. Это я слишком хорошо помню, как бывает, когда душа отделяется от тела... Это больно. Меня мальчишки дразнили, что я огня боюсь, а я поначалу на него даже смотреть не мог, потому что сразу было — то: как меня охватил огненный бич, как лопалась кожа, как ты кричишь, а бесполезно, и только жар, жар, нестерпимый... Нет."

"Нээре... Он убил тебя. Я знаю. Это страшно и нелепо — когда свои убивают своих..."

"Что?! — он заморгал, подался вперёд. — Что ты такое говоришь! какой мне "свой" может быть балрог! Опомнись!"

"Я — знаю... Прости, Тайо. Прощай."

Голос растворился где-то в небытии, далеко, уже не услышать...

Глорфиндейл хотел было позвать, крикнуть, — и внезапно сообразил, что так и не узнал имени этого, странного... Кто такой? Зачем звал его, что за непонятный разговор получился?

Он тяжко вздохнул. Скорей бы всё закончилось... Владыка Келеборн обещал, что в течение суток будет здесь, в Мории, и — где же он? Скорей бы.

И он понял, что ничего не закончится, что да, — он отдаст Кольца, но это будет только началом... долгого и трудного пути, который, быть может, окончится для него тем же, чем и та, прежняя жизнь, — встречей с врагом... Быть может, и с самим Врагом. Как знать.

"Владыка Келеборн! Где же вы..."

"Я здесь, мой мальчик, — откликнулся тот. — Как вы там?"

"Долго уже идём, — он собрался. — Вот, опять привал... Я не знаю толком, где мы, но кажется — уже где-то близко от выхода. А вы где?"

"Скоро будем рядом. От Золотого Леса до Врат не так уж близко, даже верхом... "

"Поскорей бы, — проговорил Глор тихо, от сердца. — Очень давит тут всё... А скажи, Владыка, Ты, верно, знаешь, — есть ведь в Арде такие духи... которые летают, да? Я даже не знаю, как назвать... Может, духи воздуха?"

"Есть, — где-то далеко Келеборн кивнул, в его голосе зазвучала настороженность. — Ты что — мысленно говорил с кем-то?"

"Не я, — Глор замолчал. — Он. Я так думаю, он услышал Кольцо Воздуха... А что?"

"Будь осторожен. Враг тоже может говорить мысленно... Ты можешь показать, о чем вы говорили?"

Глор замялся.

"Могу, конечно, но... Это был какой-то очень странный дух. Очень грустный, и говорил так непонятно. По-моему, он меня с кем-то спутал. Я так и не спросил, как его зовут, он как-то совсем загрустил и исчез. Ну. смотри..."

Некоторое время Келеборн молчал — вглядывался в чужие мысли. Потом сказал:

"Не нравится мне это. Я не уверен, но подозреваю, что это — Он."

"Да ты что! — запротестовал Глор, но сердце у него сжалось. — Если это Враг, то что это за глупости такие, что — всерьёз можно полагать, что я могу поверить в то, что я — один из них? Если бы он был таким дурнем, он бы так долго не продержался и Войну Гнева не пережил. Нет! Когда он обманывал нас в Эрегионе, то придумал кое-что поубедительней, чем вот такое. По-моему, это просто какой-то грустный одинокий дух воздуха. Может, я действительно похож на этого его Тайо, мало ли."

"Все возможно... Что ж. Будь осторожен и жди нас. И не выходите из Мории, пока не встретитесь с нами!"

"Да... конечно."

Он вздохнул, устроился поудобнее. Заснуть... Это казалось почти невозможным, — слишком велика усталость... Посмотрел на Тинтаурэ. Вот кому, между прочим, хуже. Он-то может каким-то чудом найти силы через Кольцо Воздуха, а тому — никак...

Тинтаурэ спал рядом — по лицу его блуждала смутная улыбка. Может быть, ему снились предстоящие подвиги?..

Глор вздохнул... и внезапно провалился в бездну глубокого сна без сновидений.

Тинтаурэ приоткрыл глаза. Прислушался, присмотрелся — да, Глор, вымотанный до предела, снова спал — глубоко и крепко. Убедившись, что приятель не услышит ничего, мальчишка выбрался из-под одеяла, стараясь двигаться тихо, неслышно, словно мышка.

Он знал, что делать.

Так же тихо он покинул пещерку.

Вход на Бесконечную Лестницу находился не так уж далеко — они миновали недавно галерею, ведущую к нему. Тинтаурэ уже приходилось бывать здесь, старшие часто брали его с собой... Главное сейчас — чтобы наугрим ничего не заподозрили. Но по пути ему встретились немногие, и те были заняты своими делами.

Вот и вход...

Говоря честно, Тинтаурэ сам с трудом представлял весь свой план — до конца. Он знал, что здесь, в Мории, есть лишь один выход к подлинным глубинам. И что Бесконечная Лестница заканчивается как раз у него.

Ну, спуститься — недолго; так представлялось Тинатурэ. Вниз ведь, не вверх. Он побежит по слабо светящимся ступеням, вниз, вниз, вниз... Нужно бросить Кольца в лаву. Они расплавятся в ней. Только так можно спасти Средиземье. Ведь если они даже и донесут Кольца до Лоринанда, что дальше? Враг бросит свою армию на Золотой Лес...

И вот — он ступил на Лестницу. На короткий миг подумалось: а всё-таки жаль Кольца, король Келебримбор так старался, делал их... они красивые. Но — что делать: лучше пожертвовать ими, чем всем Эндорэ. А когда настанет наконец свобода, славный внук Феанаро сделает что-нибудь ещё... менее опасное.

Он побежал по ступенькам, — сначала бодро, но уже через несколько пролётов понял: Лестница действительно очень длинная. Очень.

Он вздохнул и замедлил шаг. Ничего, доберёмся.

Витая лестница все не кончалась. Он бежал по ней, вниз, вниз, вниз, уже страшно было подумать, на какую глубину он забрался — а еще страшнее — как он будет выбираться назад. Постепенно становилось жарко — и душно.

А конца и края лестнице все не было видно. Воистину — бесконечная...

Жарко — это его подбодрило: значит, всё правильно, и скоро будет тот самый огонь... О том, что будет, если бросить связанные со Стихиями Кольца туда, он не подумал, — да и о том, что у одно из них — Кольцо Огня, — тоже. Просто спускался, спускался, спускался...

Рано или поздно, конечно, заканчивается все. Однако когда он с разбегу уткнулся в стену... рядом с которой находился темный, подсвеченный только полоской проход — не поверил своим глазам.

Проход вел во тьму. Из прохода несло таким жаром, что показалось — он не сумеет его выдержать.

Было почти нечем дышать. Вспомнилось: эх, и как Глорфиндейл сражался с балрогом?! Тут вон ничего подобного нету, и то... Он набрал в грудь побольше воздуху — и ринулся туда, в темноту. Поднажмём, осталось немного!..

Проход оказался длинным и извилистым, но тут уж не было сомнения — да, это оно... Когда Тинтаурэ выбежал в огромную пещеру, озаренную сполохами, то понял сразу — все, цель достигнута.

По залу, в каменном глубоком русле, текла огненная река. Пещера озарялась огненным светом, время от времени к низкому своду взлетали огненные сгустки.

Дышать здесь было просто нечем, а от жара, казалось, готова была полопаться кожа на лица.

Он судорожно полез за пазуху, — мокрые от пота руки не желали слушаться, всё выскальзывало... Он достал свёрток, дрожащими руками развернул — и изо всей силы встряхнул, стоя над самым краем бездны.

Алый камень Нарьи живым сполохом пронёсся по подземелью, второй, голубой, почти потерялся здесь.

Кольца выскользнули из свертка — и, показалось Тинтаурэ, медленно, медленно полетели вниз, в поток текущей лавы внизу... Время потекло, как будто вязкая жидкость.

А потом — словно в кошмаре, Тинтаурэ увидел, как из лавы поднимается... Да. Огненно-черная ладонь, и оба кольца медленно, неотвратимо ложатся в нее. А из лавовой реки, разворачивая огромные огненные крылья, поднимается фигура, отдаленно напоминающая человеческую.

Тинтаурэ не удержался, — вскрикнул, споткнулся, поскользнулся на камнях, шарахнулся назад... В голове стучало только одно: дурак, идиот, зачем же он это сделал?! Теперь всё пропало, и Глор свернёт ему шею, и будет прав... Только где сейчас Глор, и вряд ли он, Тинтаурэ, выберется отсюда, это же балрог!!!

Он, задыхаясь, дёрнул обратно, к выходу на Лестницу.

Он слышал за спиной смех — гулкий, от которого сотрясались стены пещеры. В глазах было темно, потому он даже не понял, как влетел вдруг в кого-то — и тут же ощутил на своих плечах холод чьих-то рук.

После удушающего жара этот холод был невыразимо приятным, Тинтаурэ потянулся к этим рукам, как к спасению, — понял, что теряет сознание от удушья.

— Вытащи меня отсюда! — еле-еле выговорил он темноте.

Вдруг стало легче дышать — жар отступил, и, кажется, посветлело. Руки отпустили его — и Тинтаурэ увидел, что перед ним стоит Аннатар. Такой же, каким он видел его в Эрегионе.

Тинтаурэ сначала обрадовался... а потом сообразил и стиснул кулаки. Обманщик. Враг. И теперь по его же собственной глупости два из Трёх — в его власти. Дурак, стать героем захотелось! Стал, нечего сказать. Злые слёзы готовы были брызнуть из глаз, но вместо этого он изо всех мальчишеских сил набросился на Аннатара с кулаками.

Он бил его кулаками, а майа стоял и смотрел на него — словно и не замечая этого. Потом, видимо, ему надоело — и он шагнул в сторону; позади, совсем рядом, раздался смех балрога, и Тинтаурэ понял, что тот смеется над ним, над его попытками напасть.

Словно во сне, он увидел, как огромная огненная фигура оказалась рядом... и Кольца легли Аннатару в ладонь.

— Спасибо за помощь, Тинтаурэ, — наконец произнес майа.

— Сволочь! — выкрикнул Тинтаурэ. — Скотина! Я ненавижу тебя, я... проклинаю тебя, и никогда, ты слышишь, никогда твоим желаниям не сбыться! Тому, кто идёт через смерть, тому, кто идёт через ложь, кто мучает других — никогда, никогда, никогда! Силой Негасимого Пламени жизни, силой самой Арды — никогда, никогда!..

Балрог снова засмеялся, но Аннатар коротко взглянул на него — и тот осекся, замолчал.

— Не кричи, Тинтаурэ, я и так хорошо слышу, — спокойно сказал майа. — Ты напрасно так переживаешь. Во всяком случае, теперь мне нет смысла брать ваш город, и войны не будет. Осталось заполучить только третье кольцо, но за этим, думаю, дело не станет... Идем. Ты ведь не собираешься оставаться здесь навечно?

Тинтаурэ молчал. Чувство стыда заполняло душу, — и как он теперь посмотрит в глаза Глору? Возвращаться к своим, туда... Нет. Он не сможет. Лучше бы его тут убили, — хоть какая-то добрая слава, а так... Позор, и больше ничего. Додумался...

Он шагнул вперёд, к Лестнице, — мимо Аннатара, не глядя на него.

Он чувствовал спиной взгляд Аннатара — пристальный, странно-сочувственный... потом снова холодная рука легла на плечо.

— Ты не сумеешь выбраться сам. Слишком глубоко...

Тот просто дёрнул плечом, — сбросить руку.

В ответ какая-то непреодолимая сила охватила его, ему показалось на миг — черные крылья... И следом Тинтаурэ ощутил стремительное движение — вверх, вверх, вверх... Все произошло слишком быстро. Когда он опомнился — они тоже стояли на Лестнице, но воздух здесь был уже свежим — они были рядом с жилыми ярусами Мории.

Тинтаурэ покачнулся, — голова закружилась. Подумалось: а Глор и остальные наверняка уже ушли... сколько он тут ковырялся? долго, времени много прошло... И снова стало отчаянно стыдно: сбежал, никому не сказал, его искали, наверное, о нём беспокоились... а теперь — всё, и Эндорэ затопит Тьма. и ничего уже не будет...

— Хочешь — я заберу тебя с собой? — неожиданно спросил майа. — Я не представляю, как ты покажешься на глаза Глору и Келеборну с Артанис.

— Всё равно узнают, — глухо отозвался Тинтаурэ. От этого _понимания_, от того, что Враг его понял, стало ещё тяжелее. — Нетрудно догадаться, кто был тот самый кретин, что отдал Кольца Врагу чуть ли не в руки.

— Пойдем, — сказал майа. — Пойдем вверх. Здесь есть и еще один выход. Там, наверху...

Майа взял его за плечо — крепко, не освободиться — и пошел по Лестнице вверх.

Тинтаурэ потащился следом, — а куда было деваться. Почему-то вспомнилось: давно, ещё до всего этого кошмара, он приставал к Аннатару, чтобы тот научил его делать светящиеся травинки... Отсюда — с этого берега жизни — такое казалось теперь почти нереальным, как сон: приснился, и нет его.

Шли долго, мучительно долго — но почему-то Тинтаурэ не уставал физически; должно быть, майа вливал в него свои силы. На душе от этого, однако, легче не становилось.

Лестница постепенно делалась все уже, уже, воздух — холоднее...

И вот, наконец, наверху забрезжил свет, и через несколько лестничных витков они наконец вышли на маленькую, открытую всем ветрам площадку на склоне горы.

Вид отсюда открывался такой, что у Тинтаурэ сразу захватило дух.

Вокруг лежали облака. Белоснежные, до горизонта... в их прорывах виднелась земля по восточную сторону горного хребта. Ярко, нестерпимо ярко сияло солнце на голубом небе.

Он на миг даже забыл обо всём — о том кошмаре, который он сам устроил и себе, и всему Средиземью... и от этого чуть позже только стало больнее.

— Зачем ты всё это делаешь? — спросил он Аннатара. — Ты что — не видишь всей этой красоты? Зачем тебе власть, зачем тебе все эти Кольца, орки, балроги? Неужели нельзя просто жить, просто наслаждаться всем этим, без всяких задних мыслей, да и передних тоже? Что за дурь такая — освободить Моргота? Ведь без него же так хорошо! Ну оставь ты Эндорэ в покое!

Глаза майа сверкнули — похоже, Тинтауре, что называется, задел его за больное.

— Лучше бы ты помалкивал, Тинтаурэ, об этом, — проговорил он. — Если бы я хотел власти — не провел бы тысячу лет, бродя неузнанным по Эндоре...

Облик его изменился вдруг — распахнулись огромные черные крылья, и Тинтаурэ не успел ни возразить, ни отреагировать — как вдруг оказался в воздухе, и вся эта красота, облака, зеленая земля в прорывах внизу — оказалось вокруг, и они стремительно летели через белые волокна со всех сторон...

От этого захватывало дух, — так было прекрасно. Полёт... такое не снилось ему даже в самых лучших снах, и если бы не... не то, что он — в руках Врага, всё было бы просто отлично. А так... И только замирало что-то внутри: всё-таки эх и огромная же высота, и если его не будут держать, — долго-долго падать вниз...

Они некоторое время летели вдоль хребта на юг — а потом вдруг поднялись еще выше, так, что горные пики оказались внизу; холода Тинтаурэ не чувствовал — должно быть, майа защищал его.

Потом начали снижаться, и, когда они миновали кромку облаков, он сразу же увидел сверху — у реки — Эру, какое же оно огромное, даже сверху, это полчище... И как оно близко к городу, а сам город — такой маленький, крохотный...

У Тинтаурэ сжалось сердце. Он думал, что город давно уже взят, — точнее, запрещал себе думать об этом. А тут... оказывается, весь этот ужас был ещё впереди.

Земля стремительно надвинулась, надвинулся вражеский лагерь — и вот они уже стоят среди высоких серых шатров, и вокруг — многоголосье, чужая речь, люди, люди, кони... И орки. Этих он узнал сразу, хотя никогда не видел раньше. Огромные твари со злобными, искаженными мордами.

— Гадость какая! — не выдержал Тинтаурэ. — И как может нормальное существо с ними вообще рядом быть? Убивать их, тварей, и больше ничего!

При появлении майа, однако, орки — сколько глаз хватило увидеть — попросту грохнулись ниц; Тинтаурэ ощущал исходившие от них волны страха. Люди вели себя совершенно иначе — не отреагировали вообще никак, только несколько, кто был рядом, улыбнулись им: и Аннатару, и Тинтаурэ. А майа пошел вперед, не отпуская плеча Тинтаурэ.

Когда орки повалились на землю, Тинтаурэ на них взглянул — с презрением, потом даже с интересом. Надо же, боятся всё-таки.

— Куда ты меня тащишь? — спросил он у Аннатара. -

— Подождешь вместе с вашими, — ответил майа. — Там есть один из молодых, что был с Келебримбором — ты его знаешь... Скоро я отправлю их всех обратно — тогда и ты вместе с ними пойдешь.

— Обратно?! — возмутился Тинтаурэ и даже остановился. — Я тебе что — шкатулка для Колец, использовал и выбросил? не пойду я ни в какое обратно! Я твой пленник, и всё тут!

— Остальным так и скажешь, — спокойно ответил майа, — чтобы потом на меня не возводили, что я воюю с детьми.

Он остановился и, подтолкнув Тинтаурэ к какому-то человеку, сказал:

— Пусть побудет пока с их людьми. Захочет — можете и к Келебримбору пустить. Только смотрите, чтобы ничего не учинил. Мальчишка шустрый.

Тинтаурэ исподлобья проводил его взглядом. К Келебримбору, как же. Осталось только королю доложить, что он прохлопал его творения.

Майа ушел — и Тинтаурэ оказался среди людей в темной одежде. К нему шагнул один из них, молодой по виду, похожий на эльфа. Смертных Тинтаурэ приходилось видеть редко... черты лица у людей оказались явно более грубыми, чем то, к чему он привык.

— И куда бы тебя теперь деть? — задумчиво спросил человек. — Тебя как зовут-то?

— Тинтаурэ,- с неприязнью отозвался тот. — И запомни, я тебе не вещь, чтобы меня "девали"!

— Не злись, — довольно миролюбиво ответил парень. — Ваших много — с Келебримбором были. Но они все спят, ты там со своими страхами изведешься, на них смотреть. Ладно, пойдем... Посидишь пока с нами. Родители-то есть у тебя в Эрегионе?

— Пока что ваши орки их не съели, — буркнул Тинтаурэ. — У тебя вообще голова есть — рядом с орками служить?!

Он пошел куда-то между шатров — люди провожали эльфенка взглядами.

— Да, твари неприятные, — согласился парень. — Но со своими сородичами в ущельях Мглистого они справятся лучше людей.

— Вы что — на своих их натравляете? — скривился Тинтаурэ. — Чтобы сами друг друга пожрали?

— Какие они нам свои? И те, и другие — зверье. Только одни — зверье прирученное, другие — дикое, злобное. Вы же сами последние годы их нападения постоянно отбивать вынуждены.

— Мы никогда бы не стали такую гадость приручать! Таких травить надо, как... как насекомых вредных, и всё! А этот ваш с ними возится, они перед ним на колени бухаются, а он, небось, и рад! Тоже мне! Да если бы меня такая гадость обожала, я не знаю... меня бы стошнило!

Парень пожал плечами.

— А лучше бы люди гибли, когда надо "травить"? Ладно, к вопросу о тошнить... Есть будешь?

— А еду вы у кого украли? — огрызнулся Тинтаурэ. — По дороге?

— Еда наша, — серьезно сказал парень, — у нас все налажено, мы местных не обираем. Дракошек мелких видел уже? На них возят.

— Дракошек, — протянул Тинтаурэ. — Нет, не видел. А что, они такие же огромные и жуткие будут, когда вырастут, как Анкалагон Чёрный?

— Нет, это другая порода. Эти мелкие так и остаются. Да и в крупных никакой жути особой нет. Они в небе красивые, — парень мечтательно улыбнулся, — летают маневреннее коней.

Тинтаурэ некоторое время шёл молча, по дороге оборвал какую-то травинку... Сжал её в ладонях, сосредоточился, закрыл глаза — и когда открыл их, то случилось чудо: зелёная травинка — от корешка до верхушки — покрылась серебристым светящимся налётом.

— Надо же, — как-то по-детски удивился парень. — Как ты это делаешь?!

Тинтаурэ несколько мгновений смотрел на травинку, затем резко отбросил в сторону.

— Приснилось однажды, как будто я это умею. Не знал, как сделать наяву. Пристал к Аннатару — тот сказал два слова: чары облика. Я попробовал — получилось. Скотина.

— Не сходи с ума, — посоветовал парень, — ничего страшного не будет. Может, и вовсе вернет он Келебримбору эти кольца, как сделаем дело. У нас хоть и хватает своих эльфов, да только эти, ваши, иначе ни к чему.

— У вас — эльфы? — Тинтаурэ аж остановился. — Вы их что, на корм оркам разводите?!

— Небо, ну что ты несешь?! — парень тоже явно возмутился словам эльфенка. — Откуда у тебя в голове такие бредни?!

— Да все знают, что ваши орки жрут нас! Тоже мне новость!

— Дикие кого угодно сожрут. Они и друг друга жрут, когда добычи нет. А у нас и вовсе орки не в почете. Я имел в виду — квенди, которые живут в наших землях. Таких много.

— Сказки мне не рассказывай, ладно? Квенди у них живут! Все знают, что там, где тёмные — там сплошные орки! Ну, ещё и люди, которые Врагу служат. Ты-то сам — как ты додумался Врагу служить?

Парень пожал плечами.

— Родился, — просто сказал он. — И как-то не жалею.

Тинтаурэ посмотрел на него снизу вверх: до него вроде бы что-то начало доходить.

— А тебе сколько лет?

— Шестьдесят семь, — сказал парень. — А тебе?

— Тридцать восемь, — сознался Тинтаурэ. — По вашим меркам, мало.

— Люди смертны... Мы живем примерно столько же, сколько нуменорцы — лет триста обычно. А вот другие народы лишены и этого. У них в шестьдесят уже считаются стариками, и редко кто переживает порог восьмидесяти. И умирают в болезнях, не умея справляться с ними, и от слабости, от немощи... Думаешь, это справедливо?

— Таков дар Эру — значит, так правильно, — подумав, отозвался Тинтаурэ. — А нуменорцы — потомки Трёх Племён, их направляли наши, Калаквенди, и потому благословлены они меж народами.

— Угу, угу... — парня аж передернуло. — В южных землях птица такая есть — попугай. По-человечьи разговаривает, только ничего не понимает. Что услышит, запомнит и молотит потом без разбору.

— Эй! — Тинтаурэ сжал кулаки. — Ты смотри, не забывайся, а не то как врежу!

— Смелый какой, — усмехнулся парень. — Уже не боишься, что оркам отдадут на съедение?

— Червяк, и тот смерти боится, — нахмурясь, отозвался Тинтаурэ. — А ты не посмеешь.

— С ребенком воевать — не посмею. У нас такое не в чести, хоть бы ты что угодно говорил и оскорблял нас как угодно.

Тинтаурэ как-то смешно скривился, — видно, не ожидал, думал, что тот ответит как-то по-другому. Постоял молча, затем отвернулся.

— Благородный какой, угу. Ладно, где там твои драконы с едой... а главное — с водой. Меня этот ваш балрог чуть не изжарил. Пить охота...

— Сейчас принесу...

Парень вернулся через некоторое время, умудрившись притащить две полных дымящихся миски, и две кружки с каким-то напитком. Уселся прямо на землю, поставил принесенное перед собой. В миске оказалось — мясо, и вареный картофель, совершенно обычный по виду.

— Держи, ешь. Да не бойся, это не мясо эльфийских младенцев... — парень хохотнул, — баранина это.

Тинтауре одарил его неприязненно сверкнувшим взглядом, сел рядом. При одном виде еды понял, что страшно голоден: долгий переход через Морию, пусть и с гномскими харчеваниями, отнял много сил, а тут ещё и его пробежка по Бесконечной Лестнице...

— Короля-то зачем в плену держите? — спросил он, уминая за обе щеки. — Хотите, чтобы он вам всё про кольца рассказал?

— Это ты у Горта спрашивай, — ответил парень, подцепив ложкой картофелину. — А только вчера всем было велено, что если Келебримбор захочет уйти — не препятствовать.

— Никак ловушка, — Тинтаурэ чуть не подавился. — Так-то король вряд ли ему хоть слово про Кольца бы сказал!

— Они все ж таки друзья. Договорились, думаю...

— Были друзья! Пока этот с войском не пришёл, и мы с ним дружили, не знали, кто он!

Парень покачал головой, возразил:

— Все видели. Вчера уже нормально они общались, ваш Келебримбор на него не крысился.

— Это пусть он сам скажет. Он умный, потому и король. Он лучше знает, когда крыситься, а когда лучше промолчать. Тут ещё наши, сам сказал.

— Ничего с вашими не сделается... Завтра поутру все вместе обратно вернетесь. Горт намеревался им память смотреть, пока Кольца не были найдены, а теперь и это ни к чему.

— Сволочь, — всердцах сказал Тинтаурэ. — К нему бы кто залез, может, узнал бы наконец, как это. Управы на него нету.

— Угу, лучше по старинке — всякие там щипцы раскаленные, пытки, да? По крайней мере, понятнее...

— Лучше — никак! Что ты чушь порешь?!

— Лучше, — согласился парень, — лучше, чтобы противник сам все рассказал. Да только не всех же можно убедить словами.

— И где ты нашёл такого глупого противника? неужто такие бывают?

— Я и говорю — не бывает таких. Ладно, — парень доел свою картошку. — Ну что, что тебе еще рассказать-показать? Вернешься, расспрашивать будут. Ваши-то ничего не видели, взрослые.

— А что у вас тут может быть хорошего? — Тинтаурэ тоже по-быстрому очистил тарелку. — Такого добра, как орки, век бы не видать.

— Ну тогда сиди в одиночестве. А я пойду ваших проверять...

Тинтаурэ вскочил.

— Чего?! Проверять? Это ещё как? Зачем?!

— Они без сознания, — объяснил парень. — Все. Это уже третий день. Это не просто сон, это чары. Обычно все это нормально переносят, но на всякий случай все равно нужно проверять.

— Ужас какой, — искренне сказал Тинтаурэ. — Вот что. Я с тобой. Посмотрю, что вы там накуролесили с нашими!

— Ужас был бы, если б они очнулись во вражеском лагере... И нам еще и пришлось бы ими заниматься, — парень поморщился. — А так — спят себе и спят. Для них все будет так, словно они потеряли сознание вдруг, на берегу реки, и очнулись там же.

... В шатре по-прежнему царил полумрак. Ничто не изменилось — все так же, одинаково, словно неживые, лежали бледные нолдор... Многих из них Тинтаурэ знал сам.

Тинтаурэ хоть и ждал чего-то подобного, но всё равно — ноги подкосились, он осел на землю. Как мёртвые... Да что же это творится-то! Получается, Враг может вот так... кого угодно, сколько бы наших ни было? И что — нет никакого спасения от него? а он ещё и сам, сам, дурак, отдал ему Кольца... И что теперь будет?! теперь они ещё и Моргота вернут...

А парень молча прошел внутрь, ходил между эльфами, нагибался, проводил рукой по их лицам... словно вслушивался во что-то. Обойдя всех, он вернулся к Тинтаурэ, и сказал вполголоса:

— Все в порядке. Был тут еще один эльф, Линтар, так его Келебримбор на волке обратно отправил... Он единственный в сознании был.

Тот посмотрел на человека снизу вверх — как будто не понял, что ему сказали, утонул в своих мыслях. чувствах. переживаниях...

— На волке? — слабо переспросил он. — У вас тут волки есть? Живые, настоящие волки?

— Да, у нас же волчьи всадники. Они разумные, эти волки, как люди. Не глупей нас с тобой. Вот на таком Линтар и уехал.

— И волк его не сожрал? — с сомнением спросил Тинтаурэ. — Хоть посмотреть на них, на зверей-то!

— Ты же их злобными тварями считаешь, — поморщился парень. — Зачем тебе?

— Посмотреть, — упрямо сказал Тинтаурэ. — Почему драконов можно, а этих нельзя?

"Тинтаурэ! — ворвался мысленный голос Глора, словно громом. — Да ответь же наконец! Где ты? Что случилось? Куда ты провалился?"

Тинтаурэ замер, застыв перед парнем — так и не договорил про волков.

Медленно сел на землю.

"Глор... — слабо проговорил он, не в силах произнести даже мысленно то, что было нужно. — Я... Прости..."

"Ты — что? — тревожно и требовательно донеслось издали. — Мы тут чуть с ума не сошли! Сначала никто не беспокоился, подумали — ну, отошёл по нужде, ничего, вернётся. Потом — час нету, два нету, идти пора, нельзя оставаться! Я тебя звал, звал — всё без толку, как будто ты без сознания или... или умер! Я испугался, что ты погиб! Что случилось, ну скажи же!"

"Глор, он... — Тинтаурэ просто не в силах был сказать, что сам, в общем, виноват в случившемся. — Он подловил меня. Я в лагере темных сейчас... "

Он замолчал — от нахлынувшего стыда и смятения сильно закружилась голова.

"Что?! Ты... Ты в плену?! Но как? — Тинтаурэ слышал: жгучий стыд и досада на себя объяли Глора. — Это меня он должен был ловить, не тебя! Как же так, почему он тебя поймал? ОН что — был рядом с нами? Ну-ка, рассказывай всё подробно, где, что, как!"

Глор вдруг замолчал: в голову пришла идея. Сумасшедшая, невероятная... но он ухватился за неё.

"Рассказывай. Кажется, у меня есть мысль, как тебя спасти оттуда."

"Он сказал — отпустит... завтра, с утра... Сказал — я не нужен ему. Он забрал Кольца, Глор... Он... Да, он был в Мории. Он может туда проникнуть... через Бесконечную Лестницу... "

Перед его мысленным взглядом пронеслись картины недавнего прошлого — пещера с огненной рекой, издевательский смех балрога, фигура Аннатара. Бледные лица эльдар, лежавших в шатре без сознания...

Глорфиндейл долго молчал, — только волнами доносилось отчаяние и страстное желание надавать самому себе по физиономии. Ну зачем, спрашивается, зачем он согласился, зачем подставил Тинтаурэ? А идея кинуть Кольца в огонь приходила и ему, спасибо Келеборну, отговорил...

"Выходит, последнее Кольцо у тебя... Он будет охотиться за тобой. Наверное, будет ждать у выхода из Мории... Глор, здесь столько орков! Такие чудища... представляешь, они все перед ним ниц валятся и трясутся... "

"А он небось доволен, — с отвращением сказал Глор. — Аннатар, да... Ты не бойся, он же не раздвоится, он сейчас в лагере, — а сейчас тут уже Владыки на подходе. Скоро встретиться должны."

"Но он может перемещаться очень быстро! Знаешь, с какой скоростью он летел, когда меня сюда тащил? Быстрее ветра! И его сейчас тут не видно, может, как раз к вам и отправился! Глор, осторожнее, если он и третье кольцо захапает, это все, это будет конец Средиземью!"

"Да знаю, знаю! Думаешь, мне не страшно? — но вздохнул. — А просить гномов устроить обвал на Бесконечной Лестнице... жалко, конечно, но... Пожалуй. Ладно, я пошёл к ним. Попрошу. Они умеют."

"Чтобы он не влез? Ой, я боюсь, он еще что-нибудь придумает... Это — наверху, там выход есть... И я боюсь, вы сейчас не успеете... Ладно, Глор. И... Прости меня, я идиот, я всем все испортил..."

"Ну да, это ты порядком сглупил, — сурово согласился Глор, и в голосе его прорвались интонации его-тогдашенего, воина, который бился с балрогом в Первую эпоху. — В любом случае, перекрыть Лестницу будет правильно, если уже влез, так обратно выйти незаметно не получится.

"Это да... Если можно устроить обвал — быстро... "

Тинтаурэ замолчал — его душили слезы, говорить было трудно даже мысленно.

...Путь был почти окончен. Они быстро шли по огромному коридору, знали: это последний переход, дальше будет Морийский Ров... и мост.

И всё.

И дальше — выход.

Глорфиндейл почти бежал впереди, гномы едва поспевали за ним, — вглядывался в дальний конец огромного прохода, слушал — чувствами, через Кольцо... Владыка Келеборн. Да где же ты, где? Скорей бы добраться, скорей бы... Хоть бы одно Кольцо уцелело тогда. О том, как он сам будет смотреть в глаза Владыке после того, как упустил остальные два, он старался не думать.

— Глорфиндейл!

Знакомый голос раздался так неожиданно, что Глор вначале остановился — а потом сообразил, что вот уже — перед ним, рядом, стоит владыка Келеборн, высокий, с серебряными волосами, в походной одежде... Значит, через Ров он перешел, во всяком случае, удачно.

Глор вздохнул, — конец пути оказался ближе, чем он думал, от этого вдруг стало так легко... Он снял с руки Кольцо Воздуха, протянул Келеборну.

— Вот, Владыка. И...

Он медленно опустился на одно колено, низко склонил голову.

— Каюсь. Я не уберёг остальные два. Я доверил их Тинтаурэ, а тот, пока я спал... захотел их уничтожить в огне Арды. И попался Врагу. Это моя вина.

— Что сделано, то сделано... — Келеборн взял Кольцо, и, проведя рукой по волосам Глора, заставил его подняться. — Давай думать, как уберечь это. Боюсь, самое опасное будет — Мост, обратный переход. Его нам никак не миновать, и у нас, в отличие от Врага, нет крыльев. Тем более — балрог... А пока мне важнее всего понять, где сейчас находится Враг.

И с этими словами он надел кольцо на палец.

При упоминании балрога Глор прерывисто вздохнул. Поднялся, встал рядом с келеборном... а тот, надев Кольцо, окидывал Морию цепким — не взглядом, чувством, призывая на помощь силу Стихии.

Кольца... Он почувствовал биение их пульса — два других Кольца были сейчас в Мории, и он не понимал, где именно — где-то внизу, в невообразимой глубине, так, что пульсация пламени недр затмевала их собственный пульс; странно — по идее, Кольца должны были быть у Врага... Хотя что ему стоило оставить их в каком-то тайнике?..

Единого он не чувствовал — возможно, потому, что оно было сейчас не на пальце у Врага.

Морийский мост был вроде бы свободен.

Надо было идти к выходу. Они торопились, гномы старались, чтобы никто из детей не отстал... И вот всё ближе и ближе — мост над бездной.

Жуткий, узкий... без перил.

Глорфиндейлу было плохо. Он чувствовал — где-то там внизу, должен быть балрог, тот самый... От этого кружилась голова и перехватывало дыхание.

Келеборн остановился у моста — и, подождав Глорфиндейла, проговорил:

— Вот что. Вначале иду я, один. Ему нужно кольцо, а не мы сами. Если я пройду — во всяком случае, на тебя он уже не нападет. Так что — жди. И не вздумай бежать мне на помощь, если... Если что.

Глорфиндейл подошёл к самому краю, взглянул вниз. Он не представлял, что так может быть... так глубоко. Воистину Мория — это Чёрная Бездна... и где-то там – он чувствовал — его давний враг. Не может не быть. И мост внезапно показался таким узким... Перед глазами замелькало — то, давнишнее, так живо, так жутко, тоже — обрыв, только над головой хотя бы было небо...

— Хорошо, — с трудом выговорил он.

Келеборн оглянулся — и, шагнув вдруг назад, крепко пожал Глору руку.

И, вздохнув, пошел по Мосту — так же спокойно и уверенно, как если бы шел по обычной каменной тропе.

Он шёл, зорко держа под прицелом мысленного взора всё окружающее. Старался найти, наконец найти, где же Единое, — где Враг... Старался не упустить из виду и два Кольца. Старался.

Мост был длинен и узок — не менее пары сотен метров в длину; миновать его быстро — не удавалось никак.

Все началось, когда Келеборн оказался на середине моста. Вперед ли, назад — одинаково; здесь уже деваться было некуда. И произошло все так быстро, что Келеборн не успел опомниться — даже при его скорости реакции, даже при надетом кольце.

Снизу с ревом взметнулся огромный язык пламени, достал до свода пещеры, опалил Келеборна жаром — и, обернувшись, он увидел, что между ним и Глорфиндейлом, оставшимся на том конце моста, высится огненно-черная фигура балрога — в одной руке огненный клинок, в другой — хлыст. А впереди, уже показалось — медленно, медленно... проявилась фигура Аннатара. Не в прежнем — в обычном своем облике майа. На пальце у него горел ободок Единого.

— Ну, здравствуй, Келеборн, — с едва заметной насмешкой сказал он.

Келеборн вскинул руку, — белый слепящий луч _силы_ стал зримым, стал оружием.

— Здравстуй, Жестокий. Ты пришёл за тем, что тебе не принадлежит.

Глорфиндейл замер: увидеть то, что представало только в памяти, воочию, оказалось неизмеримо жутко. Он поначалу стоял, едва соображая, что находится на краю пропасти... а затем медленно ступил на мост.

Шаг.

Ещё шаг.

Следующий.

Балрог сделал неуловимое движение — словно перетек — и Глорфиндейл понял, что он отрезает ему дорогу обратно. И — в памяти встало — то самое огненное лицо; и появляется на нем та же самая злорадная усмешка...

Узнал. Медленно, как во сне, взметнулся хлыст — пока еще не ударить, пока — только поиграть... как кошка с мышью. Балрог понимал — на этот раз Глор от него никуда не денется; и сейчас у врага нет даже оружия... Ближе, ближе, опаляет жаром, и поднимается огненный клинок...

Глорфиндейл, глядя на балрога, ощупью выхватил кинжал. Знал, что бесполезно, что повторится то, что было тогда... и понимал, что это — как вихрь, как неотвратимое притяжение судьбы: никуда не деться, мимо не пройти. Только сейчас память его хоть и была прежней, но тело — не закалённого в боях воина, — мальчишки... Он шагнул ещё, ловя движения хлыста.

Балрог был огромен и неуловимо быстр в движениях. Стремительно надвинулась огненная фигура, обожгло острой болью от огня — Глор почувствовал, что у него вспыхивают волосы; одновременно с этим взметнулся хлыст, оплел его ноги — на этот раз Глор не выдержал, закричал от боли — хлыст резко рванул его, сдергивая в бездну.

Все опрокинулось вокруг, мелькнула уходящая вверх картинка Моста, свод пещеры...

— Нет! Нээре, не смей!!! — услышал он чей-то крик наверху, а вокруг уже бешено свистел ветер, с каждой секундой превращаясь в ревущий поток — и Глорфиндейл падал во тьму, его крутило в разные стороны, словно щепку в бурлящем потоке.

Келеборн какое-то мгновение ещё смотрел на это — а затем сила Кольца обрушилась на Гортхауэра. Сбить с дороги, пока тот отвлёкся на Глорфиндейла...

Синда не успел понять, что произошло с Врагом — тот, кажется, отразил удар белого света, а затем — Келеборн не поверил своим глазам — бросился в бездну.

Мелькнула черная фигура, скрываясь во тьме — и исчезла внизу, а на Келеборна обрушился удар балрожьего хлыста.

...Глубоко. Здесь, под Морийским Рвом, пропасть была более чем солидной — больше шести миль отвесно вниз, почти так же глубоко, как некогда в устроенных им пропастях защищавших подходы к Твердыне. Минута падения — прежде чем тело достигнет дна...

Скорее, скорее... майа уже не просто падал вниз — он двигался куда быстрее, чем просто в падении, вниз летел черный вихрь, со всей скоростью, на которую был способен; вот она — маленькая фигурка, беспомощно кувыркающаяся в ревущем потоке, в объятьях тьмы...

Он приблизился и замедлил скорость — теперь они падали вместе, рядом; медленно обхватил Глорфиндейла — и завис в темноте, зная, что мальчишка его не видит — даже эльфийскому зрению нужен хоть какой-то свет, чтобы видеть в такой кромешной тьме. Сюда же испокон веков не проникало ни одной частицы света.

"Тайо..." — выдохнул он мысленно.

Тот не мог ответить, — боль от ожогов мгновенно затуманила разум, он не кричал уже, он рухнул в тот, давний кошмар, — ужас прошлого выбрался из памяти, объял его наяву... Щёки были мокрыми от беззвучных слёз.

Боль отступила резко — была и нету. Он чувствовал, что его, как тогда, во сне, обнимают чьи-то крылья, удерживают от падения — он больше не падал, и, кажется, начали затягиваться ожоги....

"Тайо... — услышал он тот самый голос, уже знакомый. — Все хорошо. Ты не погибнешь. Все хорошо, успокойся..."

Глор понял, что наконец обрёл возможность дышать.

"Спасибо... — слабо выговорил он. — Ты... я не ожидал, что ты вдруг... вынырнешь... Ты осторожней, тут же... Враг, и этот, балрог... вдруг тебя достанут..."

Где-то там, в черноте, вдруг что-то вспыхнуло — раз, другой, третий... а затем — сполох пламени. Глорфиндейл не понял, что это, мог только догадываться: верно, Келеборн ведёт бой с балрогом...

"Нээре — идиот... — услышал Глор раздраженную мысль. — Он помнит тебя. Никакого самообладания... Тоже мне... старший из балрогов. Я отнесу тебя наверх."

Глор обессиленно опустил голову на плечо своему спасителю. Очень хотелось, чтобы эти сильные руки никогда тебя не выпускали...

Там, наверху белых сполохов стало больше, но это всё было в такой дали, что света это практически не прибавляло. Огненный смерч вдруг вспыхнул ярко — и пропал...

Они поднимались наверх — медленно, не торопясь, вдоль каменной стены — Глор теперь ощущал это каким-то шестым чувством; но когда сверкнул наверху сполох — он услышал мысленный голос:

"Допрыгался, пламенный... Сейчас будет зрелище."

Они зависли во тьме — а сверху приближался грохот рассекаемого телом воздуха; огненный смерч промчался мимо, не успев опалить их жаром, на секунды все вокруг озарилось красным светом — и Глор увидел, как балрог исчезает внизу, и почувствовал досаду своего спасителя — и снова не видел его.

Они вновь поднимались — уже быстрее, и наконец вверху, как со дна колодца, забрезжил белый свет — свет одного из Трех Колец.

Глор с трудом перевёл дыхание, — видно, этому шраму на душе если и суждено было зажить, то нескоро...

"Как тебя зовут? — тихо спросил он. — Ты ведь мне жизнь спас..."

Неожиданный спаситель так и не ответил ему. Они все поднимались, вот уже немного оставалось до Моста... Становилось все светлее и светлее. Глор увидел — черные крылья, что мерно рассекали воздух; и совсем рядом... да, он лежал сейчас у него на руках, как ребенок... Совсем рядом было знакомое лицо.

Лицо того, кто несколько минут назад стоял перед Келеборном.

Аннатар.

"Ты?! — Глор ахнул, в измученной душе всё взметнулось. Всё спуталось: тот ночной голос, ощущение: беда, и только он может помочь... теперь это всё нахлынуло. — Но... как же это может быть..."

Там, наверху, — беженцы уже были по другую сторону Морийского Рва, и вместе с ними был Келеборн, а наугрим остались по свою сторону, махали им вслед... Над уходящими эльдар почти физически ощущалось: и радость избавления, и глубокая печаль. Кто-то плакал, не скрываясь: Глорфиндейл погиб... так же, как тогда, в бою с балрогом...

Они поднялись на уровень Моста — и кто-то, заметив их первым, закричал, а майа, опустившись у края моста, поставил Глора на землю.

— Иди к своим, — коротко сказал он.

Тот шагнул назад, — остановился... Не мог отвести от Аннатара глаз. Всё-таки Келеборн был прав, и тот, кто разговаривал с ним ночью, вовсе не дух воздуха, а сам Враг... Но — почему? Что это за странные речи, и... он просил у него прощения, у него, у Глорфиндейла... И вот — он спас ему жизнь, ему, врагу... Он — майа, они не умеют забывать... но ведь и эльдар — тоже... Во всём этом была какая-то жгучая тайна, и он чувствовал, что не сможет теперь жить спокойно.

— Я уйду, — Глор постарался, чтобы голос его прозвучал спокойно. — Но всё равно... ты спас мне жизнь. Я... благодарю тебя.

— Да, — майа помолчал. И вдруг, одним движением, коснулся лба Глорфиндейла — и тот на миг ощутил холодное прикосновение металла. И эхом в его создании отдалось:

"Я раскрываю твою память... Не сейчас. Позже. Ты вспомнишь все. Поймешь. Иди..."

Глор вздрогнул, зажмурился... чтобы через мгновение снова смотреть прямо. Повернулся, — расправил худенькие, ещё мальчишеские плечи и пошёл туда, где сбились толпой его друзья, знакомые, где среди них стоял Келеборн... Стояли, ошеломлённо глядя на то, что он был с Врагом, и вот он уходит... Глор шёл спокойно, не переходил на бег, как будто повернуться к Врагу спиной — не было страшно... И чем ближе он подходил, тем яснее становилось видно: лицо его оставалось лицом мальчика, но глаза... это были глаза воина, побывавшего по ту сторону Смерти и вернувшегося обратно.

— Келеборн, — позвал майа. — Останься. Давай поговорим не на мечах.

Тот усмехнулся. Всё это было дико — до предела: чтобы вот так всё переменилось... А если бы он не отправил вниз с моста балрога? а если бы... Он покачал головой. Всё же зрелище того, как Враг ринулся спасать чужого мальчишку, будущего — и бывшего тоже — воина... Это заслуживало уважения. Хотя бы. К тому же — он был уверен — в одиночку. пусть и с Кольцом Воздуха, но против сильнейшего из майар...

— Ну хорошо, — наконец сказал он. — Но сначала дети уйдут.

— Пусть, — кивнул майа.

До выхода было ещё порядочно, однако уже был виден свет, и там, снаружи, ждали травы и небо... Келеборн проследил за тем, чтобы беженцы из Ост-ин-Эдиль наконец увидели их, — впервые после долгого перехода по каменному лабиринту... и, прищурившись, пошёл обратно. В положительный исход этого разговора он не верил совсем, но ему было... интересно.

Он вернулся к Морийскому Рву, остановился.

— Я слушаю тебя.

Майа ждал его, стоя на краю Рва.

— Ты синда, — сказал он, — ты муж Артанис. Я не хочу враждовать ни с тобой, ни с твоим народом. Я мог бы отнять у тебя Кольцо силой... Но не хочу этого делать. Не хочу, чтобы вы ожидали со дня на день пришествия Моргота и конца света. Келеборн, я понимаю, что слова вас не убедят. Но у меня нет ничего, кроме слов. Я не трону Эрегион, теперь в этом нет смысла. Мы очистим Мглистый от орков — вам же, Лоринанду, будет проще — и уйдем. С Кольцами или без них...

Келеборн помолчал.

— Если всё так, то мы вскоре всё увидим, — и орков... и ваш уход. Да, словам я не поверю. Говорить, что мне не нравится такое твоё решение, было бы глупо, — он усмехнулся. — Но позволь спросить. Почему ты так резко изменил его? Совсем недавно ты преграждал мне путь в сопровождении балрога вовсе не для того, чтобы начать переговоры.

Горт помолчал.

— Тайо, — сказал он наконец. — Мне пришлось бы убить тебя, чтобы забрать кольцо. Не могу. В бою — смог бы; так, на его глазах... знаю, что не сумею.

Келеборн кивнул.

— Как я понимаю, он имеет какое-то отношение к вашим... эльфам? Я знал про племена, ушедшие за Мелькором от Озера Пробуждения.

— Он пережил первую войну, Келеборн. Он был ребенком. Детей не убивали... им просто стирали память. И вот — надо же так случиться: все же нельзя полагаться на балрога иначе, как в прямом бою... Тогда, давно, во время штурма Гондолина, я приказал захватить его — Глорфиндейла — но не убивать. Нээре не сумел выполнить этого приказа. И сейчас — снова... Сорвался. Отомстить, идиот, захотел...

Келеборн только головой покачал.

— Эти ваши войны, — сказал он с неприязнью. — Я не представляю, что надо сделать, чтобы этого не было. Полагаю, Келебримбор создавал Кольца вовсе не для войны, а для того, чтобы творить для Арды... Однако — уж настолько я тебя знаю, извини, — я уверен, что ты не откажешься от идеи освободить Моргота. Я прав?

Майа прикрыл глаза.

— Не откажусь, — произнес он, и в голосе его впервые промелькнуло что-то живое. — Келеборн. Вы бьетесь в сетях своего страха. Вернется он — я отдал бы вам Кольца назад. Мне они не нужны...

— Вернётся... — Келеборн помрачнел. — Этому страху много сотен лет, вы сами постарались для того, чтобы он существовал. И — Валар. Неужели ты считаешь, что возможно снова жить под всем этим и надеться на мир?

— А ты предлагаешь мне опустить руки. Смириться. Жить — побежденными, втоптанными в грязь... бояться поднять голову, бояться быть самими собой, бояться всего — лишь бы не навлечь на себя гнев Валар?

— Но по вас раз за разом прокатывается эта волна. Неужели в этом виноваты только Валар? неужели вы — ни при чём? Почему нас они не воюют, почему мы, синдар. спокойно живём своей жизнью?

Горт пожал плечами.

— Мы делаем "то, чего не было в замысле". Мы создает новое, то, что не было предпето. Мы не боимся идти своим путем. Наши люди — "Искаженные": мы сами взяли то, что не дали нам Валар — долгую жизнь без страданий плоти, способности, равняющие их с эльдар... Крылатых коней — не было в Замысле. Разумных волков — не было в замысле. Людей, владеющих чарами и осанве — не было в замысле. И все это подлежит уничтожению... как и те, давние, эльфы, чья душа стала свободной уходить в Эа. Их уничтожили — мы стали защищаться. Так и начались эти войны.

— И на что же вы надеетесь? Ты сам? На то, что ты вызволишь Моргота, и что Валар махнут на это рукой, что никто не приплывёт к ним больше просить о помощи?

— Вспомни, КАК плыл Эарендил. От кого он искал спасения? Кто разорил Гавани? Благодаря кому Эльвинг слетела на Вингилот с Камнем на груди, и открыла путь в Валинор? Или это наши воины резали женщин и детей в Дориате? Или это наши войска гнали беженцев в Гавани, и жгли там их дома? Однако все это не помешало роду Феанаро считаться благим в глазах Валар! А за их деяния отплатили мы — мы оказались виновны в том, что они сошли с ума. Мы виновны во всем, и платим за все злодеяния мира — ибо объявлены его врагами! Наших людей было можно резать — вооруженных ли, безоружных, взрослых, детей — неважно. Зато когда мы дали отпор — это тут же расценили как попытки завоевания мира. Как мне надоело это, Келеборн! Имеющий глаза — да видит. Не одни только люди и орки были в Твердыне; с нами жили и твои сородичи, много больше, чем ты представляешь. И нолдор жили, и синдар, и нандор... Живут и сейчас. Многие — из переживших Войну Гнева... Мне ты не веришь, я знаю. Может, ты поверишь хотя бы им?

— Эльдар? — Келеборн удивлённо поднял брови. — Я не отказался бы от встречи с ними. Что же до феанорингов... Да. Это скорее проклятие нашего рода, чем что-либо другое...

— Проклятие, за которое наш народ заплатил собственной кровью. А что до эльдар... вернее, до квенди — ведь назвать их калаквенди, эльдар, затруднительно, коли уж они общаются со мною — вряд ли ты согласишься наведаться в наши земли. Но прислать к тебе — я могу; если, конечно, ты обещаешь не причинять моим посланникам вреда.

— Мы не феаноринги, — жёстко сказал Келеборн. — Мы не убиваем своих сородичей. Присылай, мы встретим их, я и Артанис.

— Хорошо. Что ж... Кольцо остается у тебя. И вот еще что: у Тайо, Глорфиндейла, скоро начнет раскрываться его прежняя, давняя память. Знай это, и не бойся этого. И знай, что память эта не лжет.

— Последний вопрос. Келебримбор. Мы знаем: он не вернулся в свой город. Что с ним?

— Он у меня — пока. Он свободен, я не держу его, он может уйти, когда захочет. Посмотрим... решать ему самому.

Келеборн пристально взглянул на Гортхауэра.

— Что ж. У меня более нет вопросов. Хочешь ли ты что-либо ещё спросить у меня?

— Не закрывайся от меня мысленно, нужно будет — спрошу... Пока — знайте: нападать мы не будем. Не мешайте нам, когда мы будем заниматься Мглистым. Лучше не суйтесь и помогать: я брошу на это своих новых орков, они уже давно... Застоялись. После — мы уйдем. А кого-нибудь из друзей я к тебе пришлю быстрее, попрошу мысленно.

Келеборн поморщился

— Орки... Постарайтесь, чтобы они не побежали с Мглистого в нашу сторону. Это, знаешь ли, было бы... неприятно.

— Не побегут, — усмехнулся Горт. — У меня теперь есть великолепное средство их контролировать... — на пальце у него сверкнул золотой ободок. — Жаль, что мозгов им не привьешь так же быстро.

...Лоринанд — Лориен — был полон какого-то тихого грустного покоя, шелеста трав и тени. Беженцев из Эрегиона сразу же разобрали по семьям, окружили теплом и заботой. Глор остался у Келеборна, впервые увидел Артанис, — впервые в этой жизни... Каждое напоминание о прошлом вызывало болезненный отклик в душе, отчего хотелось зарыться лицом в траву, зажать уши, закрыть глаза... Золотоволосая Владычица смотрела на него с тревогой и печалью, — и старалась не отпускать от себя. Вечером они сидели вместе у реки, Глор срывал травинку, проводил по ней рукой, — и та становилась серебристой, светящейся... отбрасывал в сторону, срывал следующую. и снова повторялось то же самое.

"Владычица, — этот голос услышала лишь одна Артанис; Глор лишь заметил, как нахмурились ее брови — как бывало всегда, когда она разговаривала мысленно; это был один из стражей пограничья Леса — сейчас отряды патрулировали рубежи Золотолесья особенно тщательно. — Нам нужен твой совет."

"Вот как? — она была удивлена, но не встревожена. — И в чём же дело?"

"Странное дело. У наших границ опустился дракон — вроде тех, что во вражеском лагере — и седоком у него, не поверишь — эльф. Он явно ждет — пока мы сами подойдем к нему."

Артанис выпрямилась, глаза её сверкнули.

"Эльф! Да... мы ждём посланника от тёмных. Подойдите же, оружия не доставайте, но будьте осторожны. И узнайте его имя."

Черноволосый квендо тем временем преспокойно сидел на траве под боком у дракона — который положил свою увенчанную гребнем голову на землю, вытянув шею, словно огромный пес. Одет эльф был довольно обычно — ничем не выделяющаяся походная одежда серо-зеленого цвета, да и внешность у него была заурядной — черноволосый, бледнокожий, сероглазый — обычный нолдо по виду. Таких было много среди вассалов Келебирмбора. Только вот дракон, вражья тварь...

Эльф ждал, посматривая в сторону кромки Леса.

Стражи появились разом с трёх сторон, — бесшумные и очень напряжённые. Луки их, впрочем, оставались за спинами. Один из них, видимо, оказавшийся посмелее прочих, деликатно кашлянул.

— Эээ... здравствуй. Мы от Владычицы Галадриэли.

— Рад видеть вас, — эльф поднялся. — Меня зовут Нэртар. Вам уже, должно быть передали — я из.... Словом, из так называемых "темных земель". Дракон нападать не будет, не волнуйтесь. Он мне просто вроде коня.

Эльфы переглянулись.

— И всё-таки лучше бы ему... переместиться подальше, — вежливо попросил тот, самый смелый. — А то, понимаешь.... огнедышащий. И вообще. Как бы сказать.

— Да.

Нэртар погладил дракона по морде, тихонько прошептал что-то — и тот, не спеша поднявшись, развернул крылья — и взмыл в воздух, явно красуясь — и вправду, он был удивительно красив — если бы только не страх, который он вызывал...

— У меня только кинжал с собой, если что, — сказал Нэртар. — Если надо, возьмите, потом вернете, — он отстегнул ножны от пояса.

Стражи забрали оружие.

— Нэртар, значит, — повторил один. — Что ж... идём. Владычица у реки, она ждёт тебя.

И все-таки, похоже, этот странный эльф был — нолдо, из тех, прежних, первой эпохи.... Во всем чувствовалось — в манере двигаться, держаться, в оттенках голоса...

Дальше, впрочем, весь неблизкий путь он шел молча.

Там, на берегу, — Артанис и Глор по-прежнему сидели на берегу, точнее, Владычица сидела, а мальчик лежал на спине, закинув руки за голову, и смотрел в небо, почти скрытое верхушками деревьев.

— Владычица Галадриэль, — эльф остановился перед ней, поклонился коротко — как тогда, давно, в Первую Эпоху... — Здравствуй. Мое имя Нэртар, быть может, ты помнишь меня.

Глорфиндейл настороженно повернул голову, Артанис порывисто встала.

— Нэртар! Что ты, конечно... Я думала, ты погиб в огне. Не ожидала увидеть тебя — посланником от тёмных!

— Да, пути судеб неисповедимы, — согласился Нэртар. — Так уж сложилось. Но все то — дела давние... Я рад видеть тебя столь же прекрасной, как некогда.

Артанис ответила ему лёгким поклоном и жестом пригласила сесть, сама опустилась рядом с Глорфиндейлом.

— Я сказала супругу моему о твоём прибытии, скоро он присоединится к нам. Как случилось так, что ты, нолдо, перешёл на сторону Врага? Как живёшь сейчас? И... прости, не представила. Это Глорфиндейл. Быть может, тебе уже известно, что он вернулся.

Глор сел. По настороженному взгляду трудно было понять, неприятно ли ему явление эльфа из тёмных, или нет.

— Да, Горт сказал мне об этом, — Нэртар посмотрел на мальчика с интересом, приветливо улыбнулся ему. — Но тогда мы с Глорфиндейлом не были знакомы.

Среди деревьев мелькнула бесшумная тень, и возле своей супруги на траву опустился Келеборн.

— Доброго вечера, — сдержанно сказал он. — Надеюсь, он для всех будет добрым.

— Вечера доброго и тебе, владыка... — Нэртар помолчал. — Что ж. Думаю, будет лучше, если я постараюсь ответить на вопросы, которые вас интересуют. Спрашивайте.

— Как вы можете жить бок-о-бок с орками? — сразу спросила Артанис. — И главное: почему ты для себя признал правдой — тьму?

Нэртар почему-то засмеялся.

— Вот, — сказал он, подняв палец. — Неправильная постановка вопроса, Владычица. Я гортову правду не признавал, это раз... хотя во многом его взгляды и разделяю. Ну, а насчет орков — он их последние несколько лет только собирает, в ответ на то, как Эрегион начал вооружаться против него. На случай, если дойдет до вооруженного столкновения.

— Если не признаёшь, как ты живёшь среди них? — спросил Келеборн.

— А я не среди них живу, — улыбнулся Нэртар. — Я среди мориквенди живу, восточнее темной страны. У этих я так... бываю иногда. И я далеко не один такой... Давайте я расскажу вам, как все это началось, хорошо?

— Расскажи, — согласился Келеборн. — И скажи сначала вот что. Если они тебе — никто, если ты по-прежнему нолдо, то почему ты согласился приехать к нам сейчас?

— Я думаю, вы поймете, но до этого еще надо добраться, сразу не объяснишь, — Нэртар поудобнее устроился на траве, взгляд его стал задумчивым. — Браголлах... Ты видела это глазами своих братьев, Артанис. Я был тогда в одной из линий осады, в тех малых крепостях, что окружали Твердыню. Волна огня прокатилась сквозь нас и пошла дальше, а мы остались — кто-то погиб сразу, кто-то лежал полумертвый, полусожженный... — он помолчал, прежде чем продолжить. — Я очнулся в Твердыне. Первое время, конечно, я ожидал смерти, или чего-нибудь еще хуже. Этого не было. Они лечили меня, так, словно я был одним из них. Вернее, следили, держали взаперти — поначалу — но лечили, и обращались вполне... Дружелюбно, скажем так. Это были не орки. Люди, только странные, не такие, каких видели мы. Эти были больше похожи на эльфов, владели чарами... Они даже _звучали_ иначе, их фэар, если вы понимаете.

— Почему ты простил им Браголлах? — раздался негромкий голос сбоку. — Они-то не прощали, им это не надо, а ты — простил? Тебе стали неважны те, кто погиб тогда?

Глорфиндейл смотрел куда-то вдаль невидящими глазами: у него был _свой_ огонь.

— Я не простил, — возразил Нэртар. — Я смотрел на все это и был уверен — это лишь средства, чтобы замутить мне голову, чтобы убедить, соблазнить. Пожалуй, оно так и было: не бескорыстно они все это делали, они действительно хотели как можно больше наших привлечь на свою сторону, и, конечно, их люди все это понимали. Вместе с тем... Словом, постепенно я пришел в себя — они позволили мне ходить по их Твердыне. Да. Это был беспроигрышный ход... можно прощать, не прощать, относиться к ним, как угодно, но одно нельзя было не признать, если ты не откровенно сумасшедший — это было отнюдь не то царство зла, что мы рисовали в своем воображении. Конечно, там была и жестокость... Но, в общем, не большая, чем допускали мы сами. Своих они не резали никогда, во всяком случае — в отличие от нолдор... И — мы сами дали козырь им в руки. Наш безумный страх, наше "нельзя доверять тому, кто вернулся от Врага" — все это дало им в руки оружие против нас же. Позже я узнал, что это была их осознанная политика после Браголлах — во-первых, вырвать клыки, лишить возможности нападать. Во-вторых, стараться по возможности не убивать, а захватить — как можно больше. Захватить, и... Если даже не "обратить" — то, в любом случае, эти эльдар были уже потеряны как воины.

— Да, — медленно проговорил Келеборн. — Политика, что называется, с головой... Продуманно, умно. Кто бы это ни придумал — Мелькор ли, Гортхауэр, или кто-то из их подчинённых, кого мы не знаем, — неважно.

— Оба, — сказал Нэртар и вздохнул. — Оба... Вот так и получалось. Не думайте, что мне там было — медом намазано. Ощущал я примерно то же, что и вы сейчас... Хотя нельзя было не отдать им должное — силой они могли нас задавить с самого начала. Но не хотели. Может, если бы феаноринги не лезли на них, если бы не было этой Осады... она мешала им... они бы сидели спокойно на своем Севере. Так — они изыскали свои способы, не орочьи, но действенные. Я и хотел бы уйти оттуда. Хотел бы возвратиться к своим. Но что меня ждало бы после этого возвращения? Они лечили меня их методами — в том числе и чарами, я бы не выжил иначе... Печать Тьмы в душе, понимаете? Меня не приняли бы свои. Я стал бы изгоем — или "порабощенным волей Врага", если бы попытался рассказать, что там все иначе — что нет там черных казематов, цепей и пыток... как мы представляли. Вернее, подобное и у них практиковалось, куда деваться, но все больше в их фортах, не в самой Твердыне — там, где не было под боком тех, кто может просто взломать тебя, вывернуть наизнанку. И вот... Я провел в самой Твердыне пару лет. Да, там было много интересного — их стихи, песни, их размышления — у них было много библиотек с копиями книг, и наших в том числе... Но все же я не выдержал. Я ушел на Восток... они уже не держали меня. В Лотланне было несколько фортов, где обитали такие, как я. И на Севере тоже. Но Лотланн был как-то ближе к нашим.

— Почему ты пришёл — сейчас? Разве у Гортхауэра нет более... скажем так, "верных" эльфов?

Нэртар пожал плечами.

— Как сказать... Я ведь теперь уже не могу считаться — нолдо. Я тоже измененный, какими были их давние, первые эльфы — эллери. Если я погибну, меня не кинет в Чертоги — я смогу сам выбирать дальнейший путь. Я решился на это в конце Первой Эпохи... когда все стало уже ясно.

— А я попаду в Чертоги, — негромко сказал Глор. — Я такой, как все.

Нэртар повернулся к нему.

— Да. Детей потому и пощадили тогда, что он не были "искажены".

— Я это сейчас... помню, — отозвался Глор. Артанис сделала движение, хотела что-то сказать, но Келеборн предостерегающе поднял руку: не надо. — Я видел Владыку Ирмо.

— Горт сказал, что он раскрыл тебе память... — Нэртар помолчал. — Теперь, с Единым Кольцом, он может делать это с легкостью, даже ту память, что закрывал сам Ирмо.

— Я не знаю, зачем он это сделал, — сдержанно сказала Артанис. — Боюсь, и так — было не слишком легко, а уж теперь...

— Я спрашивал. Он объяснил — сказал, что у Глора в любом случае начинала пробуждаться древняя память, но смутно и запутанно. Лучше так — иначе от этой памяти можно сойти с ума. Он говорил, у Видящих бывало такое.

— Не надо меня жалеть, — напряжённо попросил Глор. — Я ненавижу, когда меня жалеют. Жалеют слабых, а ещё — тех, кто на это напрашивается. Этих вообще... убивать надо. а не жалеть. Как орков... Чтобы хотя бы одной грязью на земле стало меньше.

— Я не жалею, — сказал Нэртар. — Но тут я с ним согласен: если знаешь, что будет опасно, не нужно провоцировать из-за того, что вот, а вдруг пожалеют. Нужно исправлять. К тому же, ты все-таки сейчас не тот Глорфиндейл, каким был когда-то, ты пока не стал полностью взрослым, и такие вещи тебе еще опаснее.

— Я всегда я, — так же напряжённо возразил Глор, по-прежнему глядя в сторону. — Он... что он ещё говорил про меня?

— Он не говорил... Я чувствовал сам. Он бы мне никогда не решился такое сказать. Я же ему, в конце концов, никто — в отличие от тебя.

Келеборн посмотрел в сторону.

— Честно говоря, я был в шоке, когда он ринулся в пропасть. Не пришло в голову, что — спасать. Но вообще... Другие дети для него были никто. убивать меня на их глазах — это было для него нормально.

— Он бы не убил тебя, — сказал Нэртар. — Да и никого из нынешних лордов. Это, знаешь ли, недальновидно. Один такой шаг потом будет аукаться веками. Постарался бы парализовать... обездвижить... Ну, а те, кто не лорды — сейчас бешеных нет... Но если бы ты, владыка, засвистел в пропасть — более чем уверен, он бы точно так же ринулся туда и за тобой. Я его хорошо уже успел изучить. Его главное — не доводить. Иначе нормальное существо исчезает, и вылезает то, из-за чего его прозвали Жестоким, — нолдо вздохнул. — В общем, свойство такое у многих есть, но у него особенно ярко.

— Нормальное существо не доводить — это ещё понятно, — эхом отозвался Глор. — А вот когда перед тобой нечто... ну возьмём того же балрога. И "не доводить" — это значит расстилаться, унижать себя, делать массу дури, только бы этот гад на тебя не плюнул? А он будет наблюдать за твоими манёврами и смеяться, и нарочно делать так, чтобы ты ещё больше стенок себе насажал. И всё равно будет плевать.

— Этого их... Нээре... я почти не знаю, — сказал Нэртар. — Не то, чтобы "в семье не без урода", но он очень озлобился еще тогда, после первой войны. Какими ллахайни были ДО — я видел в чужой памяти. Знаете, огонь может быть согревающим — или сжигающим? Вот после войны у них пошла вторая ипостась...

— Такое впечатление, будто для них война оправдывает всё, — вдруг сказала Артанис. — То. что не надо быть... нормальным, разумным. Как для феанорингов — их Клятва. Каждому своё, да...

Нэртар покачал головой.

— Как сказать, Владычица, как сказать... Горт... Ну, когда как, по-моему. Иногда у него действительно... у людей это называется — срывает крышу. А с его силой это становится чудовищно опасным. Остальные их — да как и везде. Люди как люди, разные.

— Он очень впечатлительный, — вдруг сказал Глор. — Если бы на его месте был кто-то другой, кто видел первую войну, — реагировал бы по-другому. Более... мирно, что ли... А этот — он как будто действительно сошёл с ума. Толку от того, что тогда он был старше нас... на самом деле — нисколько не старше. Элгэни тогда стала немой, когда на её глазах убили сестру, а он — вот так.

— Там же не выжил почти никто... — проговорил Нэртар. — Вернее — единицы. Я видел Браголлах. Мне хватило. Это тоже изменило меня — навсегда.

— Ну хорошо, — сказал Келеборн. — Сейчас-то — что ты нам предлагаешь, Нэртар?

Нэртар побарабанил пальцами по колену.

— В войну не ввязываться, — сказал он. — Горт воевать не хочет. Если вы поведете на него армию — задействует Единое, не знаю как, он говорил — если придется, буду стараться — бескровно. Так — будет искать способы вернуть Мелькора. Думаю, Эндоре вреда от этого и вправду не будет, если удастся, если только сами нолдор не перепугаются и не пойдут на агрессию первыми. Главное, чтобы Валар не вмешались снова.

— Нуменор, — напомнила Артанис. — К ним приплывают эльфы из Амана. К ним приплывают эльфы из Эндорэ. Если он вернёт Мелькора — в тайне это не удержится. Боюсь, если дойдёт до Валар, то второй Войны Гнева не будет... будет второе затопление Белерианда.

Она замолчала, и на берегу реки стало очень тихо. Только ветер шелестел где-то высоко-высоко в кронах, да журчала вода...

— Артанис, — сказал Нэртар. — Это все вертится у всех в уме. Но он не отступится.

— Вот поэтому я и говорил про то, чтобы расстилаться перед теми, кто всё равно плюнет, — сказал Глор. — Значит, просто — из принципа? хочу, и потому сделаю? А что нас всех затопят — это неважно?

— Эта опасность висит над всеми. Но он хочет удержать в секрете то, что собирается сделать. Если бы Келебримбор не выпустил эту весть...

— Не надо на короля всё валить, — попросил Глор. — А что он ещё должен был сделать? Прыгать и радоваться от того, что вот-вот вернётся Моргот? Горт сам виноват, значит, плохо скрывал. Только и всего.

— Да нет, я понимаю, иначе быть и не могло. Насколько мне известно, он даже среди своих не собирается это предавать огласке — удалось ли, нет, пробовали, нет ли. Именно что — пусть лучше никто толком не знает, чем снова рисковать всем.

— Пусть ходят слухи, если кто-то захочет проверить, милости просим в Мордор, — кивнул Келеборн и посмотрел на Кольцо Воздуха. — Если он что-то будет делать, думаю, я почувствую.

— Да, примерно так. Никто не отважится проверять ТАКОЕ.

— Ясно всё, — Келеборн поднялся, посмотрел на клонящееся к закату солнце. — Нэртар... Не знаю, насколько ты собираешься задержаться в Лоринанде, но сейчас — прошу к ужину.

— Я ни разу не был в Золотом Лесу, хотя о нем рассказывают сказки по всему Эндоре, причем подчас и страшные, — улыбнулся Нэртар. — Из-за вас, из-за Артанис особенно. Люди говорят — в Золотом Лесу поселилась эльфийская колдунья, чьи чары околдуют любого смертного.

— Ты не смертный, тебе это не грозит, — Артанис очаровательно улыбнулась. — А так — нам же лучше. Не будут тревожить.

— Вы с Гортом размышляете очень похоже, — усмехнулся Нэртар. — Он потому и не спешит развеивать страшные сказки о Мордоре. Боятся — не лезут.

Артанис на миг замерла, потом рассмеялась.

— Ну спасибо, — сказала она. — Очаровательное сравнение.

Нэртар учтиво поклонился ей — словно придворный на королевском балу в Нуменоре, и, тоже рассмеявшись, последовал за Владычицей.

… Не заметить происходящего было невозможно. Но, пока Келебримбор успел сообразить, что делать — все уже, похоже, было кончено: он успел услышать — издалека — звуки эльфийских голосов, успел увидеть в воздухе несколько небольших "дракошек" и крылатых коней, туда, в сторону криков — а потом, не прошло и минуты, как голоса смолкли. В тишине он услышал вдруг, издалека , голос, звенящий от отчаяния:

— Ну что же вы?!! Вы неспособны на честный бой!! Вы все — никчемные трусы, способные лишь бить исподтишка, и ваш хозяин — первый! Он боится сражаться с нами в открытом бою! Пусть он вернет нам лорда! Если вам нужен кто-то — пусть он берет меня, но вернет лорду свободу, которую отнял обманом! Подлецы!..

Келебримбор замер — а потом рванулся туда, на этот голос.

Произошло худшее, что он мог только вообразить.

Его пришли освобождать.

Он быстро промчался через лагерь, пока не наткнулся на людей — на волчьих всадников.

— Где это?! Что с ними?! что происходит?!

— Отступят, — успокаивающе ответил один из людей, — что ты всполошился? Несколько перед рубежом остались, видать, надеются, что их на тебя выменяют.

Келебримбор опустил голову: стыд придавил, как гранитной плитой.

— Они же честно, — едва слышно сказал он. — Они меня освобождать пришли. Они за меня... а я тут...

— Да ладно тебе, — человек ободряюще похлопал его по плечу, — не переживай так. Что ж тебе теперь еще делать? Образумятся.

— Нет, — тяжело выговорил Келебримбор. — Не образумятся. Точнее — они-то как раз правильно рассуждают, что их лорд остаётся _их_ лордом. Но я не могу вернуться, потому что это уже не так... А что делать — не представляю.

Он повернулся — куда-то к яркому лазоревому небу...

"Гортхауэр!"

"Я слышу, — откликнулся тот. — Знаю, сообщили. Я буду с минуты на минуту. "

"Что мне делать? — голос Келебримбора зазвенел. — Я не могу вернуться к ним, но... и предавать их совсем — тоже. Что мне делать?"

"Подожди."

Над головой рассекли воздух черные крылья — и вот уже майа стоял рядом с Келебримбором.

— Пошли, — сказал он коротко, — обсудим, — и направился в сторону.

Келебримбор пошёл за ним — без мысли, обречённо. Он чувствовал, что попался в ловушку. Точнее — он сам в неё залез, когда навёл Гортхауэра на Кольца... и теперь это всё только встало перед ним со всей очевидностью.

Они остановились поодаль от людей. Майа повернулся к нему.

— Они могут не знать о твоей судьбе, о твоем положении, — сказал он, — долго. Тут главное — решишься ли ты им открыть правду. Или будем пока ждать.

— Я не могу им сказать, — с тоской выговорил Келебримбор. — Они в меня верят. В своего лорда, короля, вождя. Который за них, который не предаст, защитит... перед Врагом. Они враз потеряют землю под ногами.

— Мы можем просто держать их в безвестности. Там сейчас, перед рубежом, несколько ваших... самые отчаянные. Они все — ранены, наши стреляли — по рукам, не убивать, сделать, чтобы не могли сражаться, чтобы отступили. Остальные ушли. Уйдут и эти, если мы ничего не будем предпринимать.

— Это вопрос времени. Рано или поздно вы уйдёте отсюда... и надо будет что-то решать. Но я не могу вернуться. Не могу.

— Это делает пропасть между нами непреодолимой, — тихо сказал Горт. — Понимаешь? Я захватил тебя. Я предал твою дружбу. Я вор и держу тебя в плену... а их воображение дорисует все остальное.

— Ты просил, чтобы я был рядом, — Келебримбор прижал руки к груди. — Я не могу тебя оставить. Я так не могу.

— Да.

Горт взял его руку, крепко сжал на пару секунд.

— Дать понять, что ты жив... Но не нарушая твоей чести. Они не способны причинить нам какой бы то ни было ущерб. Даже если соберут в кулак все силы... Да, враждебность. Но если ты вернешься и скажешь правду... они решат — я, с помощью Колец, исказил твою душу. Попытаются лечить, наверное, ты не выдержишь, уйдешь...

— Понимаешь... я бы вернулся, но... совсем, совсем потом... Потом. Я просто... должен увидеть, как ты встретишься с Мелькором... я хочу успокоиться... за тебя. Тогда — тогда что-то изменится, тогда будет... по-другому, я не знаю... Извини, я путано говорю, непонятно...

Голос его прервался.

— В таких ситуациях мы все начинаем говорить невнятно... — Горт посмотрел в сторону, туда, где оставались друзья Келебирмбора. — Я выйду к ним.

Келебримбор вскинул глаза.

— Да. Но что ты скажешь?

— Что мне — нужен — ты, — раздельно проговорил Горт, — а не они. Велю убираться. Там посмотрим.

Келебримбор кивнул.

— Только потом... не улетай сразу, — помолчав, попросил он. — Хорошо?

— Нет, я вернусь. Чует мое сердце, не оберемся неприятностей с твоими друзьями... Я же их знаю. Отчаянные ребята.

— Правильные они ребята, — Келебримбор грустно улыбнулся. — За своих — до конца, как бы ни было тяжело. Они не за подлость воюют. Это-то и тяжко.

— Знаю. Самому противно... Деваться некуда. Ладно. Не думаю, что это будет долго.

Он вновь распахнул крылья, и, как огромная птица — не спеша — полетел в сторону эльдар.

Полет был нетороплив — Горт давал возможность разглядеть свой крылатый облик, всегда наводивший ужас на врагов. Он опустился перед кучкой эльдар, медленно сложил крылья, и шагнул к ним.

— Что вам нужно здесь?

При виде чёрного летучего призрака они несколько притихли, но...

— Мы пришли за своим лордом! — вышел один. — Ты обманом захватил его в плен! Мы пришли освободить его.

— Это я уже слышал, — майа недобро усмехнулся. — Попробуете еще раз, более удачно? — он кивнул в сторону остальных — где почти все были ранены, и вряд ли кто-то умудрился бы в ближайшее время удержать оружие в руках.

— Да, попробуем! — в голосе эльфа был вызов. — И мы не отступимся, пока не освободим его!

— Что ж, вперед, — Горт выжидающе сложил руки на груди. — Не возражаете, если я посмотрю?..

За спиной первого эльфа появился другой, — подошёл поближе.

— Я готов обменять свою свободу на его! — сказал он. — Занять его место.

Майа демонстративно расхохотался.

— Может, объяснишь, зачем ты мне нужен? Келебримбор — внук Феанаро, король, создатель Колец; а чем прославлен ты, эльда? Уменьем играть на лютне? Ты мне не нужен.

— А зачем ОН тебе? Ты обманул его, ты предал нас всех! Ты столько скрывался — зачем? Ради того, чтобы обманом вынудить его сделать для тебя Кольца!

— Я не обязан отчитываться перед тобой. Уходите, пока вам позволяют уйти.

— Нет, обязан! Творить зло и обман ты считаешь себя вправе, а отвечать за это перед теми, кого обманываешь — нет?!

Майа приглашающе кивнул:

— Давай. Заставь меня это сделать.

Парень здоровой рукой выхватил меч.

— Выходи на честный бой.

— Я убью тебя, — равнодушно сказал майа. — Ты не умеешь сражаться толком.

— Что ж... я погибну за своего лорда и за правое дело, — парень прищурился. — Давай, вперёд.

Горт лишь пожал плечами.

Откуда у него в руках появился меч — никто не успел заметить. Едва заметное, нереально быстрое движение — и острие клинка коснулось горла эльфа, оставив на нем кровавую каплю.

— Ну?..

В глазах того мелькнул страх, но он рванулся вперёд, к тёмному майа. Метил на поражение, — одним ударом. В сердце.

Майа оказался вдруг в стороне; эльфу показалось, что время замедлилось — только сам он не может двигаться, сам — как муха в янтаре, или пчела в вязком мёде... вот приближается темный клинок, неспешно, неотвратимо; вот касается запястья точным ударом — и острая боль обжигает руку; вот выплескивается кровь из разрубленной вены... Далее время вновь потекло обычным ходом — а майа стоял рядом, смотрел насмешливо — и ждал.

— Чего ты ждёшь! — яростно выдохнул эльф. — Можешь убить — так убей!..

— Не имею такого желания, — равнодушно сообщил майа. — Убирайся.

Эльф последним отчаянным усилием перехватил меч, — было видно, что это дорого стоит ему, — и снова бросился в атаку.

Удар пришелся на этот раз в плечо — хлынула кровь, легкий доспех, что был на эльфе, не сумел защитить его от меча майа. Тот навис над упавшим эльфом, распахнув крылья — остальные с ужасом смотрели на происходящее, не решаясь подойти, ибо майа окружала аура ужаса.

— Что тебе нужно, нолдо? Или ты напрашиваешься, чтобы я забрал тебя с собою? Ты не увидишь своего лорда и там.

— Я хочу освободить своего лорда! — выкрикнул эльф ему в лицо. — Ты говорил там, перед нашими воротами, что хочешь освободить того, кто дорог тебе, как нам — наши лорды! Чему ты удивляешься теперь?!

Майа выпрямился — и повернулся к остальным. Вскинул руку.

— Убирайтесь отсюда!

На эльдар одновременно с этими словами хлынула волна непреодолимого, сводящего с ума ужаса — должно быть, как тогда, на Тол-Сирионе. Волну эту ощутил и лежавший у ног Горта эльда — вот только он не смог бы броситься бежать, даже если бы захотел, ибо силы покидали его с каждой секундой.

Они побежали. Рванулись к городу со всех ног, как будто вся армия Гортхауэра гналась по пятам... Не побежал только тот, который вызывал Горта на бой: смотрел на него широко раскрытыми от ужаса глазами, но... в них был не только ужас, но и горечь предательства.

Несколько долгих секунд майа смотрел на него — а потом пошел прочь, к лагерю, не оглядываясь. От боли и потери крови все плыло у эльфа перед глазами, но он все еще не терял сознания — и видел, как его окружили люди в черных доспехах, как над ним наклонился кто-то, кажется, тоже смертный, только бледный, тоже в черном, и в руках у него был нож.

У эльфа уже не осталось сил испугаться, — только мелькнула мысль: вот и всё... Не убил сам, так приказал другим, побрезговал руки марать... На его губах появилась обречённая усмешка: ну и пусть...

Ожидаемого удара не последовало — эльда понял: человек срезал застежки с его доспеха, чтобы добраться до раны. Выжигающий душу страх отступал — но зато с каждой секундой сознание плыло все сильнее. Холодные пальцы наконец коснулись раны, все обожгла вспышка новой боли — и почти сразу же боль начала отступать, исчезать. Правда, силы от этого не вернулись.

Он попытался отстраниться, — куда там... Сознание то и дело уплывало, но он держался: принимать то, что уготовила ему судьба, он хотел с широко открытыми глазами, если уж выпало — плен, значит...

— Безумцы, — проговорил человек, что-то делая с его раной — эльф не мог разглядеть. — Не трогают ведь их, так нет — сами рвутся...

Он поднялся и велел кому-то:

— В лагерь его.

Эльда сквозь подступающую муть успел увидеть склоняющиеся над ним фигуры, почувствовать, что его поднимают, кажется, кладут на носилки...

Потом все исчезло.

...Когда он очнулся, первое, что он увидел, — шатёр, и склонённая темноволосая голова рядом. Человек... кажется.

Эльда отдернулся — память о пережитом ужасе нахлынула на него, как волна, и в сознании наступило полное смятение: он помнил, что его несли куда-то... приказали — в лагерь... был уверен, что убьют... что они сделают с ним?! Последние дни подобные мысли поневоле приходили в голову всем: понимали, что не выстоят в штурме... что город будет захвачен... многие погибнут... а остальные? а если не успеют уйти?.. да и куда уходить?.. В памяти у всех просыпались рассказы из первой эпохи — жуткие, леденящие душу; тем более, здесь было много тех, кто — видел сам... кто пережил падение Нарготронда, Гондолина...

Человек заметил, что он очнулся, поднялся, присел рядом с эльфом, — в руках у него была чаша.

— Пей, — сказал он. — И без возражений... герой.

В глазах эльфа плеснулся страх. Он только сейчас ощутил, насколько пересохло у него в горле, как хочется пить, и понял — это от кровопотери. Болели руки, обе были ранены — одна стрелой, другую распорол меч майа... и стоило пошевелиться — боль пронзила грудь. Слабость... да он и захочет подняться — не сможет.

— Что это? — спросил он, стараясь, чтобы у него не заплетался язык от слабости.

— Отвар трав, — пояснил человек. — Для крови. Ты много крови потерял. Мы тебя подлечили, но нельзя всё — чарами, надо, чтобы ты и сам выздоравливал. У тебя голова вообще есть? Ты что — не знал, с кем связался?

Эльф не ответил. Он принял чашу — едва удержал; глотнул. Да, и вправду отвар трав... правда, не совсем знакомый вкус...

Он выпил все до дна; жажда не отступила, но стало немного полегче.

— И чего ты добился? — человек, похоже, не ждал ответа, а просто рассуждал вслух. — Ты во вражеском плену, да. Но если Горт не хочет обменивать тебя на Келебримбора, он ведь этого и не сделает, согласись.

Эльф отвел глаза. Говорить с человеком не хотелось — что тут говорить; не поймет. И главное... Он служит Врагу. Они пришли сюда, чтобы занять их город, чтобы выгнать их из родных домов, чтобы Ост-ин-Эдиль стал оплотом Врага; чтобы украсть то, во что лорд вложил душу... о чем с ними говорить?..

Человек, видно, понял. Кивнул каким-то своим мыслям.

— Позвать Келебримбора? — неожиданно спросил он.

Эльф впервые посмотрел на него — прямо.

— Гортхауэр сказал, что мы никогда не увидим его.

— Он не вернётся к вам, — согласно кивнул человек. — Но я не знаю, может, он согласится встретиться с тобой.

— И вы позволите нам... поговорить? — недоверчиво спросил эльф.

— Позволим, — усмехнулся человек. — Конечно, мы будем слышать каждое слово.

— Ну... — эльда помолчал. — Что ж, позови, раз так.

— Если он согласится, — повторил человек.

Взгляд его затуманился, и эльда понял: человек зовёт кого-то по осанве, как будто он — тоже эльф... Наконец, видимо, разговор был окончен.

— Он придёт. Жди.

Придет... Сколько времени уже он тут, у них? Что с ним было? Враг должен был пытаться узнать, где Кольца... От этой мысли у него похолодело все внутри. А еще — оттого, что теперь впервые подумалось — на ясную голову, что называется — ведь Враг может и на него обрушиться с этой же целью... а о его методах давно уже были все наслышаны...

Некоторое время в шатре было тихо, — только снаружи доносились голоса... И вдруг — шелестнул полог, раздались шаги... Человек встал, уступая место вошедшему, и Келебримбор опустился возле своего вассала на колени. Осторожно сжал его руку... и внезапно коснулся губами.

"Спасибо тебе... И — прости. Прости, что тебе пришлось пройти через всё это. Я виноват."

"Лорд... — тот даже дернулся, настолько неожиданным был этот жест. — Что ты!.. Как ты? Что здесь... С тобой? Они ведь не выведали про Кольца?"

"Поисками Колец он занимается сам, — медленно отозвался Келебримбор. — Потому и не нападает на Ост-ин-Эдиль. Я хотел поблагодарить тебя... и вас, тех, кто пошёл с тобой. Это было смело, безрассудно смело... я знал, что иначе вы не сможете, и что у вас ничего не выйдет. Я хочу, чтобы вы знали: я... я хочу быть достойным вас. Что бы ни было, чем бы ни закончился этот плен... если ему вообще суждено закончиться. Я не вернусь, Эреллан. Быть может, этой ценой Эрегион останется нетронутым войной..."

"Он не отпустит тебя?!" — Эреллан приподнялся, но от боли в груди тут же застонал, не выдержал, и снова опустился на ложе.

"Отпустит... Не в этом дело. Я не уйду сам — пока не узнаю, что сталось с моими творениями, как всё... развернулось. И есть ещё одно. Он ведь был моим другом... я верил ему. От этого особенно больно."

"Больно, да... Он ведь... Я тоже с ним... Говорил."

Эреллан резко отвернулся — потому что на глаза у него навернулись слезы жгучей обиды. Как же это... Подло. Добрую сотню лет... А потом... И все это время — лгал...

"Он лгал... Умалчивал, точнее. Ты можешь дать мне слово, что выполнишь мою просьбу?"

"Я готов дать тебе любое слово. Я выполню все, что ты скажешь..."

"Я прошу тебя, когда ты вернёшься — скажи всем, всем, чтобы... Чтобы никто больше не бросался на их мечи... за меня. Что о вашей любви и верности я — знаю, и что для меня самым ценным всегда было, есть и будет — ваши жизни. И что я здесь... я сделаю всё возможное и невозможное, чтобы война не обрушилась на наши земли."

"Когда... — повторил он мысленно. — Ты думаешь, я вернусь? Думаешь, такой шанс есть? И потом, знаешь... Ты один здесь. Что он делал с тобой?"

"Он прочитал мою память, — медленно сказал Келебримбор. — Тогда, на берегу. После — ничего. Он говорил со мной. Обо всём этом..."

"Говорил? О чем?"

"О Кольцах. О том, почему лгал нам. О том, что не отступится от своего... Это же он сказал потом вам — у городских ворот... когда меня чуть не подстрелили свои же. Кстати, кто это был, у кого сорвалась рука?"

"Я не знаю. Никто не сказал. Не признался. Лорд... а что — с городом? Он обещал начать штурм. И — ничего... Может, они слабее, чем кажутся?"

Келебримбор закрыл глаза. Сделать так, чтобы Эреллан не слышал...

"Гортхауэр... я не мог не встретиться с ним. Он спрашивает, будет ли штурм... Что мне сказать? Я не хочу подставлять... никого."

Тот вздохнул.

"Скажи, что не знаешь. Откуда тебе это знать..."

"Хорошо. И... я скоро приду к тебе. Надолго меня тут не хватит."

"Приходи. Я ведь говорил — или раскрываться полностью, или так и погружаться в ложь. Впрочем, тебе можно и не общаться с ним. Ты же в нашей власти, — Горт усмехнулся, — запретили, вот и все."

"Не надо, — попросил Келебримбор. — И так тяжело..."

Он открыл глаза.

"Эреллан... я не знаю. Я только могу сказать — если от меня что-то зависит, я сделаю всё, чтобы войны не было... Прощай. И береги себя."

"Подожди! — он попытался схватить его за руку. — Да что же это... Почему — прощай? Ты так говоришь, словно... "

Он замер.

Келебримбор покачал головой.

"Нет. Я не умру."

Он встал, несколько мгновений смотрел на Эреллана — а затем скрылся за пологом шатра.

Там, на улице — ему было неважно, что его видят, что вокруг люди... Он шёл, закусив губу, и знал, что по лицу текут слёзы.

Прощание.

С прежней жизнью, со своими... с Ост-ин-Эдиль.

Он шёл — не видя, куда, ему было всё равно...

Кто-то резко положил руку ему на плечо — еще не видя, Келебримбор узнал: Горт.

И точно — майа стоял рядом.

— Безнадежно... — проговорил он вслух. — Понимаешь теперь?

— Либо там, либо здесь, — голос Келебримбора дрогнул. — И нет никакого третьего пути...

— Приходится искать... — Горт помолчал. — Ну что — будешь делать вид, что мы не позволяем тебе с ним говорить?

— Да теперь уже всё... встретился. Больше не пойду, — Келебримбор наконец поднял глаза. — Я сказал то, что должен был, то, чего не мог не сказать.

— Пошли, — сказал Горт коротко. — Кольца... Есть то, что мы не предвидели. Расскажу.

Он направился в сторону своего шатра.

Келебримбор пошёл следом. Наконец вытер глаза. Расчувствовался... король. Нельзя так...

Они зашли внутрь, и, усевшись в походное кресло, Горт вынул из воздуха кувшин с вином — Келебримбор впервые видел, как он это делает — и два массивных кубка.

— Кольца, — сказал Горт коротко. — Два кольца. Я отнял их у Тинтаурэ. Они лишены силы.

— Что?! — Келебримбор потрясённо потянулся к своим творениям. — Как это? Почему? Что случилось?

— На, пей... — Горт налил из кувшина. — Я еще не сталкивался с подобным. Знаешь, он ведь... Он проклял меня.

— Тинтаурэ? — Келебримбор глотнул вина. — Неудивительно. Не думаю, чтобы тебе это было внове, но... Ты думаешь — из-за этого? Это вполне может быть... Слово — это _сила_...

— Я отобрал их, понимаешь? Он плакал, и проклинал меня...

Майа одним глотком осушил кубок.

— Да... — Келебримбор помотал головой, пытаясь поставить мысли на место. Всё это обрушилось на него, как снежный ком... он не ожидал и растерялся. — Дай мне взглянуть на них.

Горт вздохнул.

Помедлил, словно раздумывая — показать ли, нет...

Наконец достал из-за пазухи маленький сверток, развернул — два Кольца лежали на ткани.

Келебримбор медленно провёл над ними рукой. Для этого не надо было быть их создателем, даже голлори, чтобы почувствовать: Кольца замолчали.

Та тонкая живая связь, которую они с Аннатаром создавали между металлом, камнями и Стихиями — пропала, как будто её не было вовсе. Красивое переплетение металла, сверкание граней осталось... но теперь это были простые безделушки... какие у Келебримбора получались сотнями — ДО.

— Проклятие, — ошеломлённо прошептал он. — Не зря я так боялся... боялся стать предателем. Значит, они правы... правы они, а не ты... по крайней мере, в том, что нельзя было отбирать, нельзя было ломать — силой, нельзя было идти против чести... Вот оно как.

— Тинтаурэ, — медленно произнес Горт. — Ай да мальчишка... Он ведь — у нас. Пока. Если бы он стал нашим...

Глаза Келебримбора расширились.

— Ты его ещё не отпустил? Но он же... Ему же страшно.

— Нет. Не отпустил.

Горт побарабанил пальцами по стенке бокала. Давняя привычка...

— Сильный мальчишка, не слабее, чем ваш Глорфиндейл, Тайо.

— Они друзья, — медленно сказал Келебримбор. — Но что ты собираешься делать? Я никогда не слышал, чтобы проклятия имели обратную силу. Что ты хочешь? Ты виноват перед ним. Очень виноват.

— Кто бы спорил... — майа вздохнул. — Я не ожидал такого. Вообще не знал, что такое возможно...

— Ну, почему же, — возразил Келебримбор. — Проклятье Мандоса ведь... как говорится, сработало. Им действительно не удалось получить их Камни, и Клятва привела только к бедствиям, и даже свои стали отрекаться от них... как я. Так что... бывает, да. Но то Намо Мандос, а тут — Тинтаурэ. Он из совсем простого рода, кстати... Мы даже толком не знаем, кто его предки. Вроде бы тоже из Гондолина, а со стороны матери — синдар Дориата. И, знаешь... что бы ты ни решил насчёт Колец — пытаться воскресить эти, или создавать что-то новое... а вину перед Тинтаурэ тебе надо как-то искупить. Нехорошо это, вот прости... Нехорошо.

— Отнял, — кивнул Горт, и как-то странно взглянул на Келебримбора. — Ну и как, извиняюсь... искупать?

— Откуда мне знать? — развёл руками Келебримбор. — У меня такого в жизни не было никогда. Было, конечно, когда ты перед кем-то виноват, но... не настолько.

— Проклятие, — Горт вдруг что было силы треснул кулаком по столу, так, что тот затрещал. — Да не ради себя я все это делаю! Я был уже уверен, что остался один шаг до... Ты понимаешь... а тут — получай! И не по мне ведь все это бьет, мне что, я здесь, но ему — ему там каждый миг — пытка!

— Я понимаю, — во взгляде Келебримбора была непреклонность. — Но пойми и ты. Просто пойми — сам. Что есть черта, которую нельзя переходить. Перейти которую — в сложившихся обстоятельствах — я страшно боюсь... Я не знаю, как это назвать, но... Она просто есть. Ты — перешёл, и вот... результат.

Он замолчал, поймав себя на мысли: а что было бы, если бы он, он сам остался на том, тогдашнем: Аннатар предал их дружбу... Он, конечно, не Тинтаурэ, у него не получалось и Кольца-то со Стихиями соединить... И что же? Если ты не обладаешь _силой_, то против тебя можно всё что угодно творить безнаказанно?

Келебримбор вздохнул.

— Еще два дня, — сказал Горт. — Еще два дня, и мы уходим отсюда. Чтобы меня послушали, я должен сделать шаг первым. Но Тинтаурэ, Тинтаурэ... Жалко мне его отпускать. Ведь у вас же он станет обычным, рядовым — он же не знатного рода... Так и останется — вечным вассалом. У Глора, скорее всего...

— Да, так и будет. Да он и сам, я думаю, был бы рад... Знаешь, мне пришла в голову мысль, но я не знаю... что из этого выйдет.

— Какая?

— Глорфиндейл. Ты говорил, он из ваших... Что с ним сейчас, где он?

— В Лоринанде. С ним все хорошо... он с Артанис и Келеборном.

— Я не про то, — Келебримбор взглянул прямо. — Ты говорил с ним? Открылся? Чем от ответил тебе?

— Ну что может быть, Кел... Ему тяжело. У него просыпается память — та, древняя, память его прошлых жизней...

— Как думаешь — он придёт к тебе... к вам?

— Кел, никто ведь не бегает со стороны на сторону... Вот так. На все нужно время. Может, и придет — позже.

— По-моему, они должны быть вместе. Ты ничего не сможешь сделать с Тинтаурэ силой, — думаю, это ты и сам знаешь...

— Согласен. Но я не могу заставить или убедить Глора прийти сюда.

— Думай, — напряжённо сказал Келебримбор, явно размышляя о чём-то другом. — Я просто предложил, мелькнула мысль — я поделился... как всегда. И, знаешь... что делать с Тинтаурэ — я тоже не могу подсказать. Нарушить связь со Стихиями. Надо же... Которую смог наладить ты, майа... Ты будешь что-то делать с Кольцами, или придётся всё начинать сначала?

— Если бы я знал! — майа помолчал. — По-моему, связь надо делать сейчас не с Кольцами... А с ним. С Тинтаурэ.

…- Неплохое развлечение ты себе нашел, — голос майа раздался позади, когда Тинтаурэ, увлекшийся волками, этого совсем не ожидал. — Они сейчас повезут твоих сородичей обратно, к вашим.

Тинтаурэ аж подпрыгнул.

— Наших? Куда-куда повезут?

— Обратно, — майа стоял рядом, трепал подошедшего волка по шкуре. — К Ост-ин-Эдиль. Не вечно же мне держать их у себя.

Тинтаурэ смотрел на него исподлобья. Прерывисто вздохнул: при одной мысли о том, чтобы самому вернуться, к горлу подкатывал жгучий стыд.

— Так что думай, — майа взглянул на него пристально: — Что, стыд гложет?

— Сволочь ты, — глаза мальчика сверкнули. — Да, стыдно. Из-за тебя.

— Можешь гордиться, — в голосе майа прозвучал оттенок неприязни. — Два Кольца мертвы. Так что ты можешь возвращаться домой героем.

— Мертвы?! — эльфёнок ошеломлённо уставился на него. — Но я же ничего не делал! Эх король мне и врежет...

— Слова имеют силу, никогда не слыхал? — невесело усмехнулся майа. — Проклинать ты, по всему видать, умеешь.

— С-слыхал, — похоже, для Тинтаурэ увидеть Горта побеждённым оказалось шоком, и душа его мгновенно радостно взлетела. Всё же перед Келебримбором ему было страшно неудобно: король старался, а он вот так, одним махом, разрушил его творения... — Только никогда не думал, что я это умею!

— Так что можешь радоваться — вернуть "Моргота" при помощи этих колец мне не удастся... во всяком случае, пока. Можно ведь создать и другие Кольца... К тому же, в некотором роде, именно через тебя Ост-ин-Эдиль останется вашим: мне нет смысла брать его. Если хочешь — ты можешь вернуться вместе с остальными. Думаю, твою глупость в Мории простят, когда узнают все.

Тинтаурэ гордо вскинул голову. Он чувствовал себя как на крыльях, — никогда в жизни ещё не было такого!..

— А вот теперь вернусь, — сказал он. — И Глору расскажу. И Владыке Келеборну. И Владычице Артанис. Всем расскажу! Всё-таки есть на зло управа, даже когда кажется, что всё кончено.

— Они и без тебя знают, — неприязненно ответил Горт, и повернулся к волкам — мысленно отдавая им распоряжения.

Тинтаурэ мгновение смотрел ему в спину... и вдруг решился.

— Может, хоть теперь-то вернёшь? Раз это уже не Кольца Стихий, а простые безделушки.

— Об этом мы договоримся с лордами, — ответил Горт.

Тинтаурэ вздохнул. Пришедшая в голову мысль о том, чтобы вернуться домой мало того что триумфатором, так ещё и с Кольцами, оказалась неосуществимой.

— Ну, договаривайся...

— Кроме того... — Горт помедлил, глядя на Тинтаурэ. — Тебе не приходило в голову, что ты смог бы вновь оживить их?

— Нет ещё, — радостно отозвался Тинтаурэ, видимо, не совсем поняв, о чём речь.

— Принцип ненависти... — произнес майа со странной интонацией, словно вспоминая что-то давнее. — Что ж, возможно — это общее свойство... Исчезнет страх и ненависть — исчезнет и тот барьер, которым ты отделил Кольца от силы Стихий.

— Ничего не понял, но звучит красиво, — весело сказал Тинтаурэ. Было очень похоже, что ему теперь море по колено.

Окружавшие их волки, словно договорившись о чем-то между собой, направились вдруг в сторону — туда, откуда недавно пришел и сам Тинтаурэ, где в шатре оставались эльдар.

— Иди, — сказал майа. — Разберешься. Заодно и объяснишь вашим, что произошло, когда они очнутся. Мы подвезем их поближе к городу, но не под стены, конечно, сам понимаешь — ваши в городе опять перепугаются.

Тинтаурэ помчался прочь — чуть не вприпрыжку. Волков он нисколько не боялся, — видно, сам был собачником, поэтому...

Зрелище, которое он застал у шатров, было жутковатым — эльдар так и не приходили в себя, они напоминали безвольные тела, если не трупы — вокруг были так же и люди, они укладывали спящих эльдар на волков, каждый из огромных волков должен был нести двоих — всадника, и спящего. Тот парень, с которым Тинтаурэ разговаривал недавно, тоже был здесь.

— Эй, — окликнул он его. — Ты тоже с нами, как я понимаю?

— Я не с вами, я с ними, — Тинтаурэ кивнул на своих. — А ещё я своим проклятием, оказывается, Кольца убил, и ничего у Гортхауэра теперь не выйдет. Вот как.

— Слыхал уже... — на лице парня не отразились чувства, но все же можно было понять, что не слишком ему приятна эта весть. — Он теперь, думаю, отдаст кольца вашим — чего зря пропадать, если ясно, что силой не возьмешь. С лордами он договорится...

— Лучше бы мне отдал! — упрямо сказал Тинтаурэ. — У кого украл, тому бы и отдал!

— Они не твои, тебе их Глорфиндейл дал, а сами Кольца предназначались... — парень окинул взглядом Тинтаурэ, — уж во всяком случае, взрослым.

— Они меня послушались, хотя и не взрослый, — резонно возразил Тинтаурэ. — А их мнение, похоже, в этом вопросе главное.

— Ну иди, проси у него, — пожал плечами парень. — Я-то что. Только сомневаюсь, чтобы он тебе их отдал.

— Я уже сказал, а он говорит, что будет с лордами договариваться, — сообщил Тинтаурэ. — А ещё начал что-то нести про то, что я их и оживить могу, только я ничего не понял. Что-то про барьер страха и ненависти.

Парень только снова пожал плечами — и не ответил.

А к Тинтаурэ подошел один из тех волков, с которыми он недавно пытался разговаривать, и мотнул головой, словно показывая — забирайся, дескать, на спину.

Тинтаурэ влез с некоторым трудом: всё-таки ростом он пока ещё не вышел, а зверь был огромный. Уцепился за густую шерсть и с удовольствием смотрел по сторонам, — настроение у него было великолепным.

"Слушай, волк! — позвал он. — В как тебя зовут?"

"Лис, — ответил тот мысленно. — Меня зовут Лис."

Тинтаурэ радостно провёл по волчьей шерсти.

"Послушай, а что вы там делаете вообще, в этом Мордоре? Приходил бы ко мне в гости, мы бы с тобой гонялись. Здесь есть где!"

"Если я сюда один приду, не со мной, а за мной гоняться будут, — мысленно ответил волк. — С луками. Или травлю устроят."

"Это если ты придёшь с орками, как сейчас — то да, — согласился Тинтаурэ. — Но вы вообще нашли с кем общаться! Вы же волки! вы разве не свободны?"

"Свободны, — с удовольствием согласился волк. — А ты бы лучше спасибо сказал, что вам теперь, как мы уйдем, не придется орков с гор отбивать."

"Кому спасибо? — не понял Тинтаурэ. — Вам? Вы что, орков съели?"

"Сожгли, — ответил волк. — Трупы. Мы эту дрянь не едим."

"Много? — деловито осведомился Тинтаурэ. — И вообще, я не понял. Это же всё Гортхауэра подчинённые. Зачем ему их убивать?"

"Детеныш ты глупый... Какие они ему подчиненные, на Мглистом? Это звери в бешенстве. Там только младенцев можно к делу приспособить, пока в них Пустота не проснулась."

"Ну а те, которых я здесь, в лагере видел? Эти — не звери? Видел я их морды!"

"Звери, но эти — звери в узде. Мы управляем ими."

"Ужас какой! и не противно? Да я бы от омерзения помер, если бы рядом со мной было такое... такое!"

"А сколько у вас эльдар погибло, как Гортхауэр ушел от вас, в стычках в предгорьях? — в мысленном голосе волка была вполне человеческая грустная ирония. — А? А сколько в поселениях окрестных гибнет, когда их банды на промысел выходят, когда все зверье у себя там выбьют?.. Ты посчитай, а потом скажи — противно."

"Ты что — хочешь сказать, что орки на нас тогда не лезли только потому, что он у нас жил? Так, поехали, вроде как все уже готовы."

"Да, — ответил волк, пристраиваясь к остальным всадникам. — Поэтому и не лезли. Они его чуют, да и пугал он их нарочно. Правда, зато в лоринандскую сторону лезли, ну да там лучники хорошие."

"И тем более нечестно, — сказал Тинтаурэ. — Его никто отсюда не гнал, и жили мирно, пока он тут притворялся."

"У вас свои цели, у нас свои. А без него Келебримбор бы Кольца никогда не создал."

"Он нас просто использовал! — обиженно вздохнул Тинтаурэ. — Теперь вот получил по заслугам. Я и не знал, что я так умею. Теперь буду знать."

"Умельщик..."

Волки ровно бежали вдоль кромки близлежащего леса, быстро, земля летела назад.

"А что скажешь? Он что — хорошо поступил, да? — возмутился Тинтаурэ. — Эх... а всё-таки жалко, что ты сюда не придёшь, Лис."

"Может, и приду, если позовешь... — откликнулся волк, правда, не сразу. — В другом облике."

"Ой, — от неожиданности Тинтаурэ чуть не выпустил волчью шерсть. — Ты что — и облик умеешь менять? а на какой? А как это? Ты что, оборотень?"

"Оборотень, — мысленно кивнул волк. — На человеческий. Настоящие волки не мыслят, как люди. Даже разумные волки."

"Ужас какой, — искренне сказал Тинтаурэ. — А я думал — ты правда волк... Ты такой... красивый, настоящий... а это всё, оказывается, только шкура? Тоже обман? Ты изначально-то что, получается, — человек?"

"Нас таких много... мы тоже майар, только младшие, слабые... Ну, знаешь, у Валинора — псы Ороме? Вот такими мы были бы, если б остались там... И было бы запретно принимать облик эрухини."

"Хуану и разговаривать было нельзя, он только три раза говорил за всю жизнь, — кивнул Тинтаурэ. — А жаль... Я всегда хотел, чтобы у меня был такой друг. Чтобы зверь, и в то же время... не очень зверь. Принцесса Лютиэнь счастливая, ей так повезло."

"Это зло — заставлять превращаться в бессловесную тварь! — волк даже умудрился вздыбить густую шерсть. — А тебе бы приказали — молчи всю жизнь и ходи в ошейнике, у ног хозяина?! "

"Ну так это же не волк, а собака, — Тинтаурэ несколько сжался. — Собаки — они другие. Они не дикие, они домашние. Им так положено."

"Хуан был рабом, — в мыслях волка было презрение. — Все они рабы. Им нужен хозяин. Они не умеют и не хотят быть свободными. Рабские души."

Тинтаурэ долго молчал, — слова волка порядком его огорошили. Он-то думал, это всё-таки звери, пусть такие удивительные, умные... но звери, а тут... майар. Получается, — майар Врага.

"А что это значит — быть свободным? По-твоему?"

"А то ты сам не знаешь?!" — волк даже фыркнул.

"Я-то знаю, но как-то оно... не вяжется, — признался Тинтаурэ. — Так что лучше расскажи."

"Делать в жизни то, что считаешь нужным," — коротко ответил волк.

Тинтаурэ хмыкнул.

"Вон Гортхауэр считал нужным у меня Кольца украсть. Это как — тоже свобода? Думал, раз я маленький, то не смогу ничего против него сделать."

"Ему же не для себя были Кольца нужны, а для Мелькора. А как стало ясно, что так не выйдет, он их вернет."

"Хорошо, тогда я по-другому спрошу. Красть — хорошо? Вообще — красть, какая разница ради чего."

"Да кто спорит, что плохо? А куда деваться в этот раз."

"Откуда я знаю, куда деваться. Я же, слава Эру, не на его месте. Был бы на его. может. что-то и придумал."

"Ага, — по-человечьи хмыкнул волк, — сказать "пожалуйста, Глорфиндейл, ну или Тинтауре, отдай мне Кольца, я на самом деле не злодей."

"Ну, для начала надо доказать, что ты не злодей, — рассудительно заметил Тинтаурэ. — А потом поговорим! А он в первую голову пошёл доказывать, что он самый злодеистый злодей и есть! Кто ему поверит?"

"А вы не собирались на него войском с Кольцами идти, нет? — осведомился волк. — Не собирали ополчение, мечей и доспехов не ковали, кличи к родичам не кидали, что нужно всем сплотиться на борьбу со злом, что с Кольцами вы все вместе одного майа одолеете?"

"Ну так он же тут заврался! Прикинулся майа Феантури! что нам теперь — радоваться и его по головке гладить – ах, какой молодец, ты, наверное, из лучших побуждений?"

"Это все не повод лезть войной. Тем более, что с Кольцами вы и вправду сила опасная. И если ничего не предпринимать в ответ, не думать о защите, действительно могли бы в наших землях много бед наделать."

Тинтаурэ глянул вперёд: приближались городские стены. Он почувствовал, что все они под прицелом, что встречает их гробовая тишина.

На расстояние выстрела они не подбирались. Волки остановились в видимости со стен — но значительно дальше. Люди стащили эльдар с волчьих спин, уложили на траве... И тогда снова воздух распороли черные крылья — правда, на этот раз полета майа никто из "светлых" не успел заметить; мелькнуло нечто темное в воздухе...

Майа встал на землю рядом с Тинтаурэ.

Тот вздрогнул, невольно шагнул назад — и наткнулся спиной на волка. Положил Лису руку на спину, как будто от этого чувствовал себя уверенней.

А майа шагнул к нему — и протянул маленькую шкатулку, простую, деревянную.

— Кольца, — коротко сказал он.

Тинтаурэ растерянно переводил взгляд то на него, то на шкатулку. Взял её, — случайно коснулся руки Гортхауэра, вздрогнул: холодные пальцы... Открыл. Да, та самая красота, которую он так отчаянно жалел кидать в пламя Арды... Рука сама потянулась к алому камню Нарьи, — погладить, как живое существо, чудом вернувшееся домой...

И вдруг он услышал: алый камень отозвался.

Как будто ответил ему на ласку, на встречу, потянулся к нему...

И вспыхнул.

В гранях мелькнуло пламя, — внутри, — на короткий миг камень как будто стал живым огнём... чтобы тут же снова пригаснуть, но искра эта уже поселилась в нём, осталась, и нельзя было не почувствовать: Кольцо ожило.

Тинтаурэ испуганно захлопнул шкатулку, прижал её к груди, ожидая, что её опять отнимут.

— Иди, — проговорил майа. — Нарья слышит тебя. Только обещай, что не станете использовать их для войны.

Тинтаурэ медленно открыл шкатулку снова: да, алый живой сполох никуда не делся... Кольцо ожило.

— Я-то обещаю, — сказал он. — А ты можешь обещать то же самое — но про своё, Единое?

— Оно создано не для войны. Иди, Тинтаурэ... Ваши сами заберут своих.

Майа сказал это — и словно превратился в черный смерч, миг — и нет его. Тинтаурэ обернулся — и обнаружил, что вокруг нет уже и волков, и волчьих всадников; один только Лис стоял рядом с ним, огромный, красивый.

"Может, еще увидимся?.."

Тинтаурэ вздохнул.

"Я был бы рад..."

"Тогда мысленно зови. Смогу — прибегу."

Тинтаурэ кивнул, напоследок зарылся рукой в густую шерсть, обнял волка — и зашагал к крепости. Там, вдалеке, уже открывались ворота.

… В последующие дни Келебримбор почти не встречал Горта — знал, что того попросту нет в лагере; не было и многих — войско занималось тем, что было обещано Артанис и Келеборну: Мглистым.

Явились лишь к исходу третьих суток. И сразу же стало ясно — собираются уходить. Сворачивали лагерь...

Келебримбор молча смотрел на всё это. Что делать... он попросту не знал. Знал, что Гортхауэр вернул Кольца, знал, что Нарья вновь ожил... Он понимал, что на решение осталось каких-то несколько часов...

Тот пришел к нему сам — вечером, наутро они должны были уже покинуть эти земли. Спросил напрямую:

— Ну что? Ты решил? Уходишь с нами, или остаешься?

Келебримбор посмотрел вдаль, — туда, где оставался в вечерней дымке Ост-ин-Эдиль.

— Я иду с вами, — как-то чересчур ровно сказал он.

— Оттуда вернуться тоже можно... — Горт помолчал. — На крылатых конях все это довольно быстро. Ладно. Мы через пару часов снимаемся, нам ночь не помеха.

— Не в этом дело, — Келебримбор повернулся к нему. — Просто я... не смогу там быть. Там будут радоваться возвращению Колец, если я вернусь — будут прославлять мою стойкость, возносить хвалы герою... я не смогу этого выдержать.

— Келеборн и Артанис будут против вражды со мной, — возразил Горт, — и их послушают. Эх, как же мы все тонем во вранье...

— Не то слово, — вздохнул Келебримбор. — но есть ещё кое-что... из-за чего я не могу остаться здесь.

— Что именно помимо перечисленного? — усмехнулся Горт.

Келебримбор хотел было ответить, но передумал.

— Нет, если тебе всё равно, то я уйду в Ост-ин-Эдиль. Хотя не уверен, что меня там хватит... хоть на сколько-то.

— Нет. Я бы хотел, чтобы ты остался. Я просто перебираю все варианты на будущее.

Келебримбор коротко вскинул на него глаза.

— Я не хочу, чтобы ты был один. Вот и вся причина.

Он помолчал.

— Послушай. Вокруг тебя нет столько эльфов... да и не было бы. Но вокруг тебя есть люди. И эта идея, концентрация силы через Кольца... Быть может, стоит попробовать сделать то же самое, но в расчёте на людей. Думаю, здесь не будет таких... сложностей, как с эльдар, хотя... люди не так сильно связаны с силой Арды, как мы, их фэар не связаны с Ардой. они приходят из-за Грани и уходят туда же... Что скажешь?

— Скажу, что стоит заняться этим вместе, — улыбнулся Горт, — мне тоже это приходило в голову.

Келебримбор взглянул на вечереющее небо.

— Займёмся. И... хорошо, что ты вернул их. Я думаю, Нэнья со временем тоже найдёт своего Хранителя и заговорит...

— Может быть... Главное, чтобы страх не возобладал над разумом.

— Пойдём, — Келебримбор в последний раз взглянул в сторону своего ... уже не своего города. — Я бы хотел побыстрее оказаться где-то далеко...

...За уходом "тёмных" следили все. И разведка, которая таилась вблизи Гландуина, и наблюдатели на стенах... Тинтаурэ тоже выбрался на стену. В голове, как заноза, сидела мысль: а как же король, он что — не вернётся?..

К ночи там, за рекой, не осталось никого.

Наутро Тинтаурэ выскочил за стены.

"Лис! — закричал он мысленно. — Лис, где ты? Ты тоже ушёл? насовсем?"

"Не кричи, детеныш, — услышал он мысленный голос. — Я знал, что ты будешь звать, и потому пока что остался. Задержался."

Тинтаурэ понял, что расплывается в улыбке до ушей.

"Ты где? Я хочу тебя увидеть!"

"Да тут, недалеко, в пролеске, где мы сгружали ваших. Как они, кстати? Должны уже все прийти в себя."

"Я сейчас приду! — крикнул Тинтаурэ и без оглядки помчался к лесу. — Они... они ничего, они уже дома все. Очнулись, говорят — ничего не помнят."

"Осторожнее! Мне совсем не нужно внимание ваших охотников."

"Да всем ни до чего, — Тинтаурэ уже несколько задыхался, но всё равно бежал. — Какая там охота! Наши теперь месяц будут думать только о том, что было, вот мы через Морию уходили, а есть те, кто в Имладрис уходил, теперь надо ребят возвращать, я ещё вопрос, придут ли, потому что напуганы... много всего!"

Тинтарэ ожидал увидеть своего знакомца, громадного волка — поэтому успел удивиться, когда из перелеска навстречу к нему вышел высокий, бледнокожий парень с длинными сероватыми, действительно напоминающими волчью шерсть, волосами.

Он попытался затормозить, но на траве получилось плохо, он поскользнулся и с размаху полетел на землю.

— Ай!

— Тихо ты, — парень засмеялся. — Это я, Лис. Ну как, похож?

Тинтаурэ поднялся, поморщился, отряхивая коленки. Деловито оглядел парня, улыбнулся.

— Нет, правда, что-то есть! А что, так, человеком, неудобно всегда быть? а почему именно волком? а это трудно — превращаться? а куда одежда девается, когда превращаешься? становится шерстью, да?

— Я одежду с собой взял попросту, — объяснил парень. — Самое простое. Это у Горта все сотворенное, от и до, но так мало кто способен.

Тинтаурэ помолчал, затем протянул руку: на ней блеснул алым камень Нарьи.

— Вот. Наши лорды посмотрели и сказали, что Кольцо никого, кроме меня, не послушает. Так что теперь это моё.

— И хорошо, — согласился Лис. — Как ты думаешь поступать с ним? Советовали?

— Сказали — я должен поддерживать огонь в сердцах жителей остывающего мира, — голос Тинтаурэ дрогнул. — А я понятия не имею, как это. Вот огонь обычный зажигать — это я теперь запросто. Хочешь, покажу?

— Покажи, — с удовольствием кивнул оборотень.

— Но это настоящий огонь! — с серьёзным видом предупредил Тинтаурэ. — А ты же волк! Я знаю, обычные дикие звери огня боятся. Ты не будешь?

— Не буду, — рассмеялся Лис. — Не поверишь, я даже флажков на веревках не боюсь.

Тинтаурэ оглянулся, выбрал подходящее место — и вскинул руку с Кольцом. Алый сполох ударил в землю прямо у его ног, миг — и сухая ветка загорелась, по ней пробежали язычки пламени. Тинтаурэ некоторое время ждал, пока огонь разгорится как следует, а затем медленно опустил руку. Пламя послушно — следуя его движению — стало уменьшаться, уменьшаться, а затем и вовсе пропало, только струйка сизого дыма поднялась к небу.

— Вот!

Лис кивнул, задумчиво глядя на огонь.

— Но это тоже оружие. Об этом говорил Горт — не злоупотреблять...

— Тинтаурэ! — донёсся вдруг голос издалека, с открытого пространства.

— Ой, — эльфёнок посморел на Лиса. — Это папа! Пойдём, а то он ругаться будет. Поздороваешься.

— А ты уверен, что он не почувствует меня? — настрожившись, спросил Лис. — Видно же, что я из людей ... существ Врага.

Тинтаурэ пожал плечами.

— Я не знаю! Ладно, я сейчас ему скажу, что я пока здесь буду. Подожди меня, не убегай, хорошо?

— Ладно, — вздохнул Лис.

Тинтаурэ заторопился обратно, на открытое пространство. До Лиса доносились голоса, слов было не расслышать: похоже, мальчик о чём-то просил, отец вроде бы не соглашался.

"Слушай, папа всё-таки хочет с тобой познакомиться, — мысленный голос эльфёнка был напряжённым. — Говорит — хорошо, оставайся, но надо поздороваться. Он беспокоится."

"Он догадается, — ответил Лис. — Ладно... Я сейчас приду."

Спустя минуту он вышел к Тинтаурэ — и его отцу. Поклонился.

— Доброго тебе дня.

Мальчик тревожно поглядывал на отца, — внешне оба были очень похожи, только взгляд старшего эльда напоминал сейчас на острие стрелы, готовой в любой момент сорваться с тетивы. Как знать, быть может, он был среди тех, кто стрелял по Гортхауэру и волкам, когда Келебримбор чуть не погиб от стрел своих...

— И тебе, — эльда тоже поклонился.

При виде Лиса рука его легла на плечи сына, глаза чуть расширились, — он не знал, кто перед ним, но чувствовал: это не человек.

— Я тоже говорил Тинтаурэ, что не время сейчас ходить одному за пределами города... Я понимаю твои опасения. Меня зовут Лис.

Отец Тинтаурэ несколько мгновений размышлял.

— Могу я спросить, как вы познакомились с моим сыном?

— Я не хочу обманывать, — помолчав, сказал Лис. — Там... в нашем лагере на берегу реки.

Рука эльфа на плечах Тинтаурэ напряглась, он невольно прижал сына к себе. Тот возмущённо попытался высвободиться.

— Ну папа!

За спиной эльфа через пару мгновений возникли ещё трое. Тинтаурэ вырвался, подскочил к Лису.

— Это я его позвал! Он бы не остался, ушёл со всеми, правда! ну скажи же, ведь правда, ты бы ушёл?

— Я просто чувствовал, что он хочет, чтобы я остался... потому что потом вряд ли получилось бы встретиться еще раз, — спокойно проговорил Лис. — Я уйду.

— Папа! — Тинтаурэ чуть не плакал. — Ну пожалуйста! Он мне ничего не сможет сделать, я же с Кольцом! Да он и не хочет! Ну папа!

— Ладно... — вздохнув, сказал Лис. — Я понимаю, вы в своем праве. Ничего не поделаешь...

Эльфы переглянулись, в глазах отца Тинтаурэ что-то мелькнуло... жалко стало сына, что ли...

— Недолго, — предупредил он. — И знайте, что мы рядом. И нас гораздо больше, чем трое.

— Вижу, — ответил Лис. — Я не сумасшедший.

Он повернулся к Тинтаурэ.

"Тут и вправду ничего не поделаешь. Они боятся сейчас всего, и их можно понять. Мне придется уйти. Хорошо хотья бы то, что мы можем говорить мысленно."

Тинтаурэ решительно взял его за руку и потащил за собой в сторону реки, за деревья.

"Думают, если взрослые, значит, им всё можно! Слушайся взрослых, слушайся лордов, слушайся короля! А себя когда же?"

"Приходится. Есть такая штука — дисциплина. Если каждый будет поступать, не сообразуясь с мнением остальных и тех, кто лучше разбирается, наступит хаос."

"А кто твой лорд? Гортхауэр? И что — тоже всё так же?"

"Мы подчиняемся командирам во время войны, — кивнул Лис. — А как же? В бою иначе могут все погибнуть."

За деревьями блеснула тихая лента реки, Тинтаурэ оглянулся, — уселся на поваленное дерево, корни которого когда-то подточило водой.

"А ты что — видел войну? Ну, Войну Гнева? Ты вообще как — давно... ну, с ними?"

"Видел. Давно. Я и на Волчьем Острове был."

Глаза Тинтаурэ округлились.

"И что — видел, как Финдарато Драуглуин сожрал?!"

"Не жрал он его... не сумасшедший. Друг друга убили... Идиот он был, ваш Финдарато... "

"Он не идиот! — возмутился Тинтаурэ. — Он ради друга пошёл! Ради его любви!"

"Да это понятно... Идиот, что в драку бросился. Понимаю, он решил, что Берена уведут, чтобы убить. Ну... В своем праве, впрочем. Защищаться не запретишь."

Тинтаурэ вздохнул.

"А Драуглуин — он тоже был оборотень, как ты? или просто волк?"

"Там большинство были оборотни. Оборотням меньше провизии нужно, и человеческая пища тоже годится. Обычным волкам мяса не напасешься."

Тинтаурэ тревожно взглянул на Лиса, затем на окружающие деревья, как будто из-за каждого из них сейчас высунется по лучнику.

"Это что же, значит, тебя можно убить?"

"Ну а ты как думал? Конечно, можно."

"Не знаю, — Тинтаурэ явно растерялся. — Я... я как-то... никак не думал. Знаешь, ты... ты иди тогда, иди... Я не хочу, чтобы как тогда, у ворот Ост-ин-Эдиль, когда у кого-то рука сорвалась."

Он встал, глаза подозрительно блеснули.

"Я пойду... Придется. Ты имей в виду, если что — для осанве препятствий не будет. Тем более — для носителя Кольца."

Он шагнул к Тинтаурэ — и, вздохнув, положил руку ему на плечо.

Тот поднял голову, — очень старался не расплакаться, явно злился на себя.

"Прощай, Лис..."

"Не плачь. У нас еще долгая жизнь впереди, еще многое увидим, многое пройдем, — Лис провел по волосам Тинтаурэ. — Дорога бесконечна, как у нас говорят."

"Я не хочу, чтобы ты уходил..."

Тинтаурэ не договорил: его прервал свист стрелы, он увидел оперенье рядом, перед глазами... Кто-то всё же выстрелил — в Лиса.

— Нееет! — лесное эхо подхватило отчаянный крик, Тинтаурэ в ужасе обернулся по сторонам. — Вы что, с ума посходили?!

Лис успел дернуться — и потому стрела попала ему всего лишь в плечо, не в сердце, как была нацелена. Он упал от ее удара, приподнялся — и тут Тинтаурэ понял, что Лис не в состоянии сдержать свое преображение, возвращение в подлинный облик; это выглядело довольно жутко. "Потекли" черты лица, превращаясь в волчью морду; то же самое происходило со всем телом — треснула одежда... Что сделал Лис, почему ему удалось остаться в облике человека, эльфенок так и не понял, но благодаря Кольцу ощутил, что у оборотня ушло на это много сил. И все же облик его перестал "течь"; Лис обломил древко стрелы — и теперь держался за плечо рукой, глядя на приближающихся эльфов.

Тинтаурэ бросился к Лису, обернулся на эльфов.

— Что вы делаете! — крикнул он. — Он не трогал меня, он не нападал, мы просто разговаривали, мы уже прощались, он бы ушёл сейчас!

— Именно, — один из эльфов взял Тинтаурэ за плечи, чтобы оттащить в сторону. — Это враг, пойми. Он приходил тогда, давно, в Дортонион, и вскоре после этого Дортонион был захвачен. На нём кровь наших — эльдар и людей.

Тинтаурэ рванулся, но его держали крепко. Он смотрел на нацеленные на Лиса стрелы, на выхваченный кем-то клинок — и понимал, что это конец, что — всё...

— Отпустите его, — срывающимся голосом попросил Тинтаурэ, уже ни на что не надеясь. — Это я его позвал, ну отпустите же, ну что вы...

— Нолдор, — с презрением проговорил Лис. — Будто на вас нет нашей крови. Я мог бы порвать вам глотки, если бы хотел вас убить, из-за этого мальчика я даже не взял оружия, приходя в человеческом облике... Очень благородно — стрелять исподтишка. Ну давайте, добивайте. Теперь-то просто!

Тинтаурэ смотрел на всё это... опустил голову: не выдержал. Один удар — и всё... и Лиса не станет. Он чувствовал, как гнев и ярость нарастают огненным вихрем в душе. Огненный вихрь... Он сам не понял, что произошло, не знал, но вдруг... тот, чей клинок был уже занесён над Лисом, вскрикнул, выронил оружие и схватился за руку, на которой вдруг появились ожоги. Эльдар переглянулись, с чьей-то тетивы сорвалась ещё одна стрела, — пришпилила Лиса к поваленному дереву... И тут Тинтаурэ понял: кольцо Огня.

Он вскинул руку, алый сполох взлетел куда-то вверх, к солнцу, пронзил листву.

— Отпустите! — закричал он, рванулся, на этот раз удалось освободиться, он бросился к Лису, закрыл его собой. — Не смейте! Назад! уйдите все! Не смейте!

"Спасибо... — услышал он мысленный слабый шепот. Он чувствовал — Лис теряет сознание, видел — кровь, кровь... — Спасибо. Только... что дальше... "

Голова Лиса качнулась — и упала на грудь; и почти сразу же произошло преображение — не прошло и нескольких секунд, как перед Лисом оказался — нелепо, даже смешно — белый волк, в неестественной для волка позе — стрела держала его у дерева; и на волчьем теле — в натяг — человеческая одежда, окрашенная кровью.

Тинтаурэ всхлипнул, обвёл своих взглядом... упал на колени возле волка, обнял его, уткнулся в густую шерсть и разрыдался. Нолдор переглянулись... ощетинившиеся стрелами луки исчезли, из-за спин остальных выбрался отец Тинтаурэ.

— Сынок...

— Уйдите! — голос мальчишки прерывался. — Вы... вы убили его! Уйдите! Я не хочу вас видеть, не хочу! Почему так! Почему исподтишка?! Что — как тогда, Гортхауэр?! Он так же! Он заманил короля, потом меня подстерёг! а вы? вы хотели быть лучше! И что?! И где? Я не хочу вас видеть, не хочу, не хочу... Вы убили его!

Волк шевельнулся... приоткрыл глаза. И вдруг — лизнул Тинтаурэ в щеку.

— Оборотень, — проговорил один из нолдор. — Вот оно как, значит. А по виду ведь и не скажешь. Это что же, выходит, может, по нашим землям такие вот разгуливают, в таверны к людям заходят, а потом на четыре лапы — и к себе в Мордор, новости сообщать? А сколько у Врага таких вот... тварей? А остальные — такие же, или простые волки? Что делать будем?

Все взгляды обратились к командиру, — тому, кто первым выпустил стрелу, кто теперь пытался исцелить обожжённую руку. Он посмотрел на отца Тинтаурэ, — в глазах того был вопрос и... нет, не осуждение, но... особой приязни не было.

— Зачем ты так? — спросил нолдо. — Что мне теперь сыну ответить? Как мне воспитывать его? Что да, раз враг, то можно и исподтишка?

— В город его, — не отвечая, распорядился тот. — Разберёмся. И с оборотнями тоже. Ну же, чего ждём!

— Сейчас... Со стрелой разобраться, пришило его...

Они подошли к волку, кто-то взял Тинтаурэ за плечи, отвел в сторону, не давая смотреть, что происходит; кто-то обломил древко стрелы — и сдернул с нее волка.

Хлынула кровь — на этот раз в полную силу.

— Ничего, я думаю, он живучий, — сказал тот эльф, что говорил об оборотне. — Явно ж ведь полу-майа или что-нибудь в этом роде. Осторожнее с ним надо, а то оклемается, нам же глотки порвет. Ошейник, что ли, приспособить какой...

— Не надо ему ошейник, — Тинтаурэ даже заикался от слёз. — Ну не надо! Я сам! у меня Кольцо! Он никуда не денется! Правда! Ну правда же!

— Да уведите его уже, — приказал нолдо. — Не для ребенка здесь дела. И не подпускайте его потом. Так они души и искажают — на жалости!

Отец подошёл к Тинтаурэ, крепко взял за руку.

— Пойдём. Пойдём домой.

Тот отчаянно взглянул на отца, потом на белого волка... и, видимо, что-то решив, кивнул. Отец быстро повёл его к городу, — было только видно, что у мальчика ссутулились плечи.

Остального Тинтаурэ уже не видел — только, у самых ворот оглянувшись назад, увидел, что волка все же тащат следом.

— Папа, — тихо сказал он. — Папа, давай уйдём отсюда. В Лоринанд. Они убьют волка. Я не могу. Я не хочу, чтобы так было. А они всё равно его убьют. Я не хочу их видеть. Папа, давай уйдём в Лоринанд!

— Может быть,- ответил его отец. — Многие об этом подумывают сейчас...

Отец не мог не видеть: жизнь для Тинтаурэ в одно мгновение превратилась в кошмар, несмотря на тихий голос, мальчик был уже за гранью срыва. Все мысли исчезли, в глазах стоял страх и только одно, не надо было владеть осанве, чтобы знать, о чём он думает: они убьют волка! Тинтаурэ ничего не мог сделать, и от бессилия только всё глубже погружался в этот ужас, и не было из него выхода... Кольцо Огня, словно чувствуя состояние своего Хранителя, сияло тревожным алым светом.

— Не убьют, — сказал вслух его отец. — Во всяком случае, пока...

— Правда? — Тинтаурэ ухватился за руку отца. — Папа, правда не убьют? Ну скажи мне, скажи!

— Он должен много знать, — пояснил тот. — Ты все же слишком жалостлив, Тинтаурэ. Не видел ты, что такое настоящая война, и как такие вот волки рвут глотки эльфам и людям...

— Я и не хочу такое видеть, — он невольно передёрнул плечами. — А я балрога видел! И я проклял Гортхауэра, и это сработало. Вот. И всё-таки... давай уйдём в Лоринанд. Там тихо, там Владычица Артанис. И там Глор!

Отец взглянул на него — и только коротко кивнул.

...Тинтаурэ, добравшись до дому, просто с размаху упал на свою кровать да так и замер. Его звали поесть, он отмахивался, говорил — не хочет, к ночи родители, видно, просто устав, оставили его в покое. Из-за Кольца ли, или просто так, но состояние его ощущалось всеми с порога, — и над домом повисла тишина.

Голоса он, конечно, заслышал; и сразу узнал, кто разговаривал с его отцом — один из тех, что занимались Лисом. Только говорили тихо — не разобрать. Потом в его комнату постучались.

Он перевернулся на спину, широко раскрытыми глазами смотрел в потолок. Что-то произошло. Он не знал, что, и ему стало страшно...

— Кто там? Что надо?

Дверь приоткрылась. Тот самый эльф, что был среди стрелявших в волка.

— Тинтаурэ, — проговорил он, — нам нужна твоя помощь. Ты ведь, кажется, не хотел, чтобы тот волк умер?

Тинтаурэ резко поднялся.

— Да, не хотел. А вы — хотели. И что теперь?

— Он ранен, — сказал нолдо, как будто Тинтаурэ сам не знал этого. — И все равно никто из наших не решается к нему подойти.

Тинтаурэ слез с кровати, натянул куртку. Подошёл к эльфу, — даже смотреть на него не мог, смотрел в сторону.

— Я помогу ему. А вы потом будете его пытать, чтобы что-то вызнать, потому что это тварь Врага? Да?

— Можешь не помогать, — ответил нолдо. — Только до рассвета он тогда вряд ли доживет.

Тинтаурэ вскинул на эльфа ненавидящий взгляд — и проскользнул к выходу.

— Куда вы его дели? Веди.

Тот вслух ничего не ответил — просто пошел впереди, по вечерней улице — Тинтаурэ следовал за ним.

Это была одна из башен, выстроенных для укрепления крепостных стен в последние годы, в ожидании войны. Там надо было спускаться по винтовой лестнице вниз, в подвалы, туда, где не было света... как в Мории, невольно подумал Тинтаурэ. Подземелья были складами, и ещё — по ним можно было быстро попасть с одного конца крепости на другой, не подвергая себя риску атаки с воздуха, да и просто удара стрел...

Эльфёнка подвели к одной из таких дверей, — рядом находились другие, не запертые, на этой же были чары, кроме обычных замков и засова. Нолдо отворил перед Тинтаурэ дверь — для того, чтобы тут же захлопнуть её за его спиной.

Внутри было темно, и Тинтаурэ засветил Кольцо.

В алом свете Нарьи было видно, — белый волк лежал у дальней стены, рядом всё же поставили большую плошку с водой... а ещё Тинтаурэ увидел мощную цепь, шедшую от штыря в стене к ошейнику.

Тинтаурэ в несколько шагов очутился возле него.

— Лис! Лис, это я...

Тот пошевелился — и повернул голову. В свете кольца было видно, что шерсть осталась белой только на спине и на голове — все остальное было бурым от засохшей крови.

Приоткрыл глаза — взгляд у него был помутневшим.

"Да... вижу. Помоги..."

— Сейчас, сейчас... Ты не думай, я умею, ко мне всех собак всю жизнь таскают, у меня с ними... хорошо получается...

Он положил руку ему на спину, закрыл глаза. Он чувствовал, — разорванная плоть, большая потеря крови... Мысленно представил себе, — да это и несложно оказалось, — как было: красивый, здоровый огромный зверь, ясные золотистые глаза... И _силой_ своей заставил себя увидеть, как затягиваются раны. Знал, что это — вот так, что заживлять чарами он умеет... только так, он никогда не учился, просто... как-то раз нашёл этот способ, когда его пёс в реке случайно напоролся на корягу... и так и пошло с тех пор. Получалось обычно... он только страшно боялся, что не получится — сейчас.

Он услышал вздох — мысленный вздох облегчения, и уже по этому понял, что его лечение — удалось. Волк дернул головой, пошевелился... потянулся к плошке с водой и принялся жадно лакать, пока не выпил всю воду.

"Не умру... — он смотрел на Тинтаурэ взглядом, в котором теперь уже не было боли. — У тебя хорошо выходит... все сразу так не залечишь... но все равно... "

"Они следят, — Тинтаурэ привалился к стенке. — Они меня скоро прогонят от тебя. Я тут не останусь, уйду, даже если папа со мной не уйдёт, — в Лоринанд. Там тихо, там Владычица Артанис. И там Глор. Теперь-то он на меня ругаться не будет."

"Не должен... — Тинтаурэ ощутил мысленную улыбку Лиса. — Слушай... отсюда можно как-то выбраться? "

"Не знаю. Это подземелье под одной из крепостных башен, тут склады всякие... где-то должен быть ход наружу, но я не знаю, где. Меня по винтовой лестнице привели, глубоко очень."

Лис поднялся на лапы; низко наклонил голову, замер... и по телу его вновь прошла судорога преображения. Спустя несколько секунд перед Тинтаурэ был уже человек... и ошейник, тугой для огромного зверя, свободно лежал на его груди.

Вот только теперь Лис был без одежды — совершенно обнаженный.

Он по-волчьи помотал головой — и снял с себя ошейник. Сказал шепотом:

— Вот так.

Тинтаурэ улыбнулся во всю ширь.

— Ага! — победно кивнул он.

Помолчал, — при виде следов от стрел взгляд его помрачнел.

"Я очень хочу верить, что ты выберешься... только я не знаю, как."

Снаружи, в коридоре, послышались шаги, голоса.

— Тинтаурэ, подойди к двери.

— Сейчас, — без колебаний отозвался тот... и вдруг кинулся к Лису на шею.

"Я и сам не знаю. Постараюсь. Помирать тут мне тоже неохота. Ладно, иди... а то они в следующий раз тебя ко мне вообще не пустят."

Тинтаурэ подошёл к двери, — назад не оглядывался.

— Я здесь, — коротко сказал он.

Открываемый засов загремел, затем дверь приоткрылась, — и мальчика дёрнули наружу, он и глазом моргнуть не успел, как снова очутился в коридоре. Тот, прежний нолдо тут же повёл его обратно наверх.

А Лис, вновь оставшись в темноте подземелья один, несколько секунд смотрел вслед, на массивную дверь... А потом вновь — несколько секунд — и вместо человека появился огромный волк.

Безопаснее...

Дверь отворилась, — чувствовалось, нолдор только усилили охранные чары для этого. А затем — внутрь вошли несколько, с факелами, с мечами... При виде лежащего на полу ошейника подобрались, напряглись, переглянулись. Ясно было: подозрения мгнвоенно пали на Тинтаурэ... и что больше доверия к мальчику нет.

"Идиоты, — услышали они мысленный голос. — Я вообще-то оборотень."

Волк приподнялся — взгляд его горел недобрым огнем.

Эльдар с факелами рассыпались полукругом, держались наготове. Один из них шагнул вперёд, поигрывая длинным кинжалом, — тот, что был предводителем в лесу.

"Оборотень, да, — кивнул он. — И у меня к тебе, раз уж так сложилось, есть парочка вопросов. Согласен отвечать, или нужны аргументы в виде огня и оружия?"

"Спрашивай, — волк оскалился — то ли насмешливо, то ли угрожающе. — Поглядим, какие вопросы."

"Сколько вас, таких, уцелело после Войны Гнева?"

"Вы, нолдор, гордитесь своей честью, а от меня ты хочешь, чтобы я стал предателем? Не ваше дело — сколько. Надо будет — вам и так хватит."

Нолдо кивнул, и двое из факельщиков двинулись на Лиса, полыхнуло жаром.

"Советую ответить. А то твоя шкура сейчас станет не только грязной, но и палёной."

Волк вжался в стену — и нолдор впервые увидели собственными глазами, как происходит преображение. Лис выпрямился — он был обнажен, но это его, в отличие от "светлых" людей, не смущало. Он откинул назад длинные спутавшиеся волосы.

— Ну давайте, — проговорил вслух, пристально глядя на нолдо, — какие еще способы испробуете? Никак у орков с Мглистого обучиться успели?

— Ах ты выродок, — скривился нолдо. — Ты привёл к нам орков, и теперь ещё смеешь что-то вякать?

— Не нужно было заниматься Мглистым, — словно в сторону проговорил Лис. — Пусть бы вас жрали. Одни других стоят, недаром вы общего корня — орки и эльфы.

Нолдо кинул взгляд на своих, те приблизились к Лису. Двое с факелами, другие заломили ему руки за спину, вывихивая суставы, — с не до конца зажившими ранами от стрел было ещё больнее...

— Итак, — мягко и ласково сказал нолдо. — Сколько же всё-таки вас, недобитых тварей Моргота, поганит ещё нашу землю?

— Слушай, нолдо... — Лис смотрел на него прямо в упор, без всякого страха, с одним только отвращением. — Ты можешь меня убить, можешь что угодно сделать, но желания говорить с тобой у меня не появится.

— А мне не нужно твоё желание разговаривать, мне нужны сведения, — улыбнулся нолдо. — Думаешь, ты первый из шпионов Врага, кто у меня заговорил? Я навидался вашего брата в Первую эпоху, и прекрасно знаю, сколько неприкаянных душ отправил пресмыкаться к вашему Хозяину с воплями — я всё рассказал, Владыка.

Лис плюнул под ноги нолдо.

— Ублюдок, — спокойно сказал он. — Когда ты сдохнешь, Намо покажет тебе твое подлинное отражение. Увидишь гниду в зеркале.

Нолдо засмеялся.

— Замечательно. Тёмный гадёныш пытается запугать меня при помощи Владыки Намо. Продолжай, продолжай, я послушаю. Весьма забавно.

— Иди развлекайся в другое место, — ответил Лис. — Тварь...

По взгляду нолдо его прижали к земле, сзади приблизился нестерпимый жар... и огонь лизнул его спину, меж лопаток, жадно пожирая кожу, захватывая волосы...

— Когда надоест, скажешь, — спокойно сказал нолдо.

Лис закричал, пытаясь вырваться — нолдор еле сумели удержать его; огонь мигом охватил его волосы, те вспыхнули, заставив стражей отшатнуться, кто-то все-таки плеснул водой — вместо густых волос на голове у Лиса остались опаленные обрывки, которые не успел сожрать огонь. Нолдор слышали его мысли — там не было ничего, кроме судороги боли, и звенящего крика, рвавшегося наружу.

— Итак, — голос нолдо звучал спокойно, как будто ничего особенного не происходило. — Сколько вас, оборотней, уцелело после Войны Гнева? Если аргумент, по-твоему, неубедителен, я могу его усилить.

— Лорд, — сказал один из эльфов, стоявших за спиной нолдо, — послушай, нельзя все же так. Мы же не орки...

Нолдо резко развернулся.

— Да, мы не орки. А за ним — орки. Сколько их, таких, бродит по нашим землям, собирает сведения, чтобы потом приводить сюда орков? Думаешь, это всё — случайность? Теперь они будут выставлять себе в заслугу, что они очистили Мглистый! Как же, бегом бежали и спотыкались со всех четырёх лап! Ты хочешь, чтобы я оставил его в покое, — пусть продолжают в том же духе? Сейчас Тху увёл свои войска, — а этот, по-твоему, остался для того, чтобы попрощаться с мальчиком? Ты так наивен, что веришь в это? Он околдовал Тинтаурэ, ты видел, что с ним творится, — а ведь этот мальчик был героем, он спасал Кольца от Врага, он его проклял! Теперь ты хочешь последовать за ним, в ту же бездну Тьмы?

— Да это ты за ним следуешь, — резко сказал эльф. — На себя посмотри, прежде чем про орков говорить. Мне плевать, кто кого околдовал, а я в этом участвовать не собираюсь. У того, кто занимается пытками, нет права говорить о Тьме.

Лис тихо засмеялся.

Нолдо мгновение молчал, затем улыбнулся, обвёл взглядом всех.

— Уходи. И пусть каждый, кто считает, что вражьи твари могут безнаказанно бродить по нашим землям, уйдёт следом.

— Я считаю, что вражья тварь — тот, кто издевается над беззащитным. Отсюда я уйду. Но не из своего города.

Эльф развернулся — и вышел прочь, захлопнув за собой тяжелую дверь. Остальные стояли молча.

— Ну хоть кто-то... — тяжело произнес Лис.

— Всё? — весело спросил лорд. — В таком случае, продолжаем разговор. На чём мы остановились, беззащитный ты наш, святая невинность?

— Припомню я тебе это, эльф... — проговорил Лис. — Клянусь — не жить тебе.

— Сто сорок четыре, — кивнул нолдо. — Вы бы хоть текст клятвы какой-то другой придумали, надоело же одно и то же столько раз выслышивать.

— Да вы тоже разнообразием не отличаетесь, — Лис все же засмеялся. — "Ты можешь убить меня, но тебе не сломить мою душу." Правда, мы, в отличие от вас, не занимаемся пытками...

Нолдо кивнул, к Лису вновь приступили те, с факелами. Жар касался кожи, кровь на обожжённой спине не останавливалась, — было видно, что кое-где плоть сгорела до кости...

— Ну хватит, — властно сказал лорд. — Повеселились, и будет. Ваша численность. Как часто вы приходите к нам. Численность орочьих банд, кто ими управляет. Говори, тварь.

Он подошёл к Лису, резко ударил каблуком расшитого сапога по челюсти, — того шатнуло прямо спиной на факел.

У оборотня снова вырвался, невольно, крик — и тут же он замолчал, хотя волны жгущей, отнимающей разум боли слышны были всем вокруг. Из разбитого рта закапала кровь.

"Устанешь... возиться... ублюдок... Ничего ты не услышишь."

— Я не один, — весело напомнил нолдо и посмотрел на своих. — Продолжайте, продолжайте. Надо же доставить оборотню удовольствие. Когда ещё выпадет такой случай! Устанете — я вам замену пришлю. Мне не надоест, не беспокойся. После того, как вы сожгли мой Ард-Гален, после того, как вы осквернили мой Нарготронд, мне не надоедает смотреть на то, как вы получаете по заслугам.

"Тинтаурэ!! — до эльфенка донеслось издалека — волна обжигающей, сводящей с ума боли и отчаяния. — Тинтаурэ... Помоги..."

Тинтаурэ — он был уже дома, снова без сна валялся у себя на кровати, — подскочил, в ужасе глядя прямо перед собой, в наступившую ночь, было горько и страшно: да, так и есть... спас, чтобы его теперь пытали, а как они устанут, пойдут отдыхать, так его снова позовут, чтобы он снова приводил Лиса в чувство, и так... до бесконечности?! Ну уж нет, потакать палачам он не будет. Даже Враг так не делал, может, конечно, это только сейчас, кто его разберёт, но — отпустил же всех, целыми и невредимыми!..

Он, путаясь в рукавах, натянул куртку и рванулся прочь из дома, по знакомой дороге.

Ночь была светлой, — ночью никогда не бывает до конца темно, и ласково светили звёзды, и была тишина... Он не слышал её, не замечал ничего вокруг, не видел, попадается ли кто по дороге, — только гнал вперёд, к крепостной башне. Посты, стражи... ему было всё равно, он даже не замечал толком, что делает: увидеть чью-то фигуру, обратиться мыслью к Кольцу, и вот, всё, — только огненный сполох на миг, и нет эльфёнка, как будто и не пробегал никто мимо, да и разберёшь, что ли, когда что-то маленькое мелькнуло, ростом-то по пояс, ну ладно, немного повыше...

У башни он притормозил, но лишь немного: разбирался, заперта ли дверь. Металл замка сопротивлялся, но расплавился вмиг, и Тинтаурэ снова понёсся по знакомой лестнице: вниз, вниз, вниз...

Перед той самой дверью остановился перевести дух: страшно... Страшно было — войти и увидеть.

Увидеть, что сталось с волком...

На каменном полу, где между камней теперь все было мокрым — Тинтаурэ с ужасом понял, что это кровь вперемешку с водой — лежал человек; в первые несколько секунд Тинтаурэ не узнал Лиса; тот лежал, скорчившись, обнаженный, у стены, и спина его была сплошь месивом из ожогов, а на голове остались только опаленные ошметки — от волос, и тоже — ожоги, ожоги... Он повернул голову — и Тинтаурэ увидел, что лицо Лиса неузнаваемо изуродовано, все разбито, покрыто окровавленной коркой, только глаза остались прежними — правда, сейчас в них зрачки были вертикальными. Не-человеческими.

"Тинтаурэ... — мысленный шепот. — Я... наверное... все же умру... прости..."

Нолдор при виде Тинтаурэ как-то враз расступились, отошли к стенам, — только лорд, прищурившись, шагнул навстречу, отрезая дорогу к Лису.

Тинтаурэ медленно покачал головой и, как во сне, поднял руку с Кольцом.

— Назад. Иначе я за себя не ручаюсь. Назад. Все назад.

Лорд схватился за клинок, — и Нарья грозно полыхнул алым.

Он не удержался, — взвыл от боли, и все увидели: по одежде алой сеткой забегали искры.

Тинтаурэ обошёл его, как неживой предмет, опустился возле Лиса. Очень хотелось расплакаться, но он только сжал кулаки. Представить себе мысленно... как тогда, но теперь... теперь сложнее, страшнее, теперь — пробиваться через жуткую серую завесу Смерти... Он потянулся к Кольцу: своих сил на это не хватит, точно... И если хоть одна сволочь из тех, кто стоит там, по стеночкам, посмеет вмешаться... он чувствовал, что может сорваться, и от этого становилось только страшнее.

Не получалось... Не так это было просто — вывести из _такого_, да чтобы разом, быстро, да чтобы за одну минуту... Он понял вскоре, что нет, оборотень не умрет, только что дальше...

— Хватит, — услышал он резкий голос. — Он бы и без тебя не сдох. Если ты так о нем заботишься, лучше убеди его сказать то, что нам нужно.

Тинтаурэ, не оборачиваясь, вскинул руку, — и между ним с Лисом и остальными эльдар в одно мгновение выросла огненная стена, жуткой силы смерч, рядом с которым находиться было можно, но пройти... Сквозь языки пламени было только смутно видно: алый луч упёрся в камень рядом, проплавляет его.

"Лис, вставай. Как хочешь, я не знаю... я тебя не дотащу. Сейчас... тут неподалёку есть другой ход, там, по подземелью, будем выбираться."

Тот вцепился в камень стены. Каким-то чудом приподнялся, тут же упал на колено.

"Попробую. Тинтаурэ, ты... Отрезаешь себе дорогу... "

"Я уйду в Лоринанд. Мне уже всё равно."

Проплавленный ход получился низким, — Тинтаурэ пока ещё не умел управляться с Кольцом так, чтобы его хватало на всё сразу, а надо было ещё и поддерживать огненную завесу...

Там, в глубине, было темно, но было ясно: до соседнего перехода вполне реально добраться, пусть и на четвереньках, но... это был выход.

"Иди вперёд, — попросил Тинтаурэ. Голос его звучал твёрдо. — И остановись там, я выскочу и посмотрю по сторонам."

Лис побрел туда, цепляясь за стену, а Тинтаурэ уже чувствовал — наверху поднялась тревога, он мог отрезать себя от нолдор огненной завесой — но не запретить им говорить мысленно с остальными; и сейчас все выходы из крепости были перекрыты, их ждали — и Тинтаурэ понимал, что теперь все более чем серьезно — нет, его, конечно, не убьют, но при первой возможности отберут у него Нарья — лучше кольцо будет мертвым, чем станет служить Врагу — а то, что Тинтаурэ зачарован Врагом, как бывало некогда, в Первую Эпоху, сейчас знали уже все.

В соседнем коридоре было тихо. Тинтаурэ вздохнул: понимал, что ждут-то их как раз наверху, что вниз никто не полезет нарываться на огонь... Он не знал подземелья, только чувствовал направление: прямо — это в сторону реки, да... Направо будут горы, Мглистый, Мория, но это далеко, не добраться... и в любом случае...

Он коротко глянул в стороны — и алый луч снова упёрся в стену, стал плавить камень. Главное — держать направление. И...

Когда ход стал достаточно велик, чтобы в нём можно было уже свободно поместиться вдвоём, Тинтаурэ позвал Лиса — и коротким жестом выбил из стены камни. Засыпать проход... Оставить только чуть-чуть, поверху, чтобы проникал воздух, — и только.

И вперёд. Тинтаурэ внезапно стало весело: он вдруг почувствовал себя ни больше, ни меньше морийским гномом, который ковыряется в земле в поисках сокровищ.

"Тинтаурэ! — позвал его вдруг голос — наполовину знакомый; он понял — это один из тех, что были с Лисом. — Тинтаурэ, они отправили к реке засаду... "

Тинтаурэ прерывисто вздохнул.

"Я им не сдамся. Но что же делать, делать-то что?! А ты почему их сдаёшь, кстати?"

"Я отказался в этом участвовать. Волк нам не друг, но если мы станем действовать ТАК — никакие враги нам не понадобятся, все уже здесь... И, Тинтаурэ, у тебя решили отобрать Нарья. Тут уж все ясно — ты был в плену, вражьи чары, потому Враг и отдал тебе Кольца... Очередная тайная хитрость..."

"Я им отберу, — мрачно пообещал Тинтаурэ. — Тоже мне, нашли врага... Я тебе правду скажу: это всё выдумки. Нет на мне никаких чар, клянусь! А волк... Я же собачник. Я и не знал, что он оборотень. Подумал — Эру, какие звери чудные, и что они у Врага забыли? Интересно с ними так... Эх..."

Он задумался. Кольцо проплавляло камень, — они уже были вне пределов крепости, уже шла скальная порода... Прямо — это к реке, это прямиком в ловушку. До Мории далеко, не доберёшься... а куда тогда? Вылезти с какой-то совсем другой стороны? Наружу-то всё равно придётся выбираться, как ни крути, тут они правы... А дальше? Лис еле на ногах держится, даже если перекинется, далеко не уйдёт... Его взяла злость: что он, зря старается — вот так спасает, спасает, а его всё равно убьют?! Ну уж нет!

Он прикинул направление — и резко взял вбок.

Лис вдруг остановился. Ему снова становилось хуже — этот переход отнимал у него последние силы.

"Тинтаурэ... слушай..."

Мальчик повернулся к нему, хотел помочь, поделиться силой... прикусил губу: даже дотронуться было страшно.

"Да?"

"У тебя же одно из Трех... Ты можешь позвать Горта. Скажи ему, пусть пошлет за мной... За нами..."

"Мне?! Позвать — Врага?! — Тинтаурэ в первый момент возмутился, но потом осёкся: вариантов не было. — Но имей в виду. Я с тобой ни в какой Мордор не полечу. Ещё этого не хватало!"

"Зови, — Лис опустился на землю. — Я долго не протяну."

Тинтаурэ очень глубоко вздохнул и закрыл глаза.

"Аннатар! Или как тебя там! Ну-ка отзывайся! И не вздумай делать вид, что ты меня не слышишь!"

"Слышу, разумеется, — откликнулся тот. — Чего кричишь? Что случилось?"

"А ты что — не знаешь, что ли? Волка твоего чуть не убили, — мрачно сообщил Тинтаурэ. — Я его оттуда вытащил, только они нас наверху ждут, хотят поймать. И Нарья у меня отобрать хотят, но это-то ладно, это не страшно, а вот если волка убьют — это я не переживу. Я так не могу, чтобы волков убивали! Ни собак, ни волков! Ничего ты не понимаешь!"

"Погоди. Дай прислушаться..."

Он некоторое время молчал.

"Вот что. Выбирайтесь на поверхность, над вами сейчас тихо. И оставайтесь там. Я сам приду."

"Ты что — смеёшься? Я летать пока не научился, — Тинтаурэ нервно хихикнул. — Прямо наверх я могу дырку пробить, это несложно, а дальше что? Он вообще на ногах не стоит, я его не могу тащить..."

Он вздохнул, примерился. Не прямо, да... под углом. Ладно...

Алый луч снова заскользил по камням, проплавляя их.

Они выбрались наружу, сквозь осыпающуюся землю. Было темно, и хорошо, что Тинтаурэ не видел ясно — насколько жутко выглядел Лис, весь в грязи, налипшей на корку ожогов. Оборотень опустился на землю прямо рядом с лазом, он сидел согнувшись, прислогившись плечом к сидевшему рядом Тинтаурэ.

— Так, — раздался вдруг уверенный голос. — Я как чувствовал — не кончится это добром...

Тинтаурэ молча вскинул руку, провёл вокруг — и их обоих отделила взметнувшаяся стена огня.

— Не подходить.

Огонь вдруг стал золотым — и его стена исчезла. А из темноты к ним вышел Аннатар — такой же, каким был всегда, каким Тинтаурэ видел его в городе, давно...

— От меня твое колечко не поможет, не трать силу.

Тинтаурэ сжался — и вдруг вздохнул с облегчением. В жизни бы не подумал, что сможет обрадоваться при виде этого существа...

— Уффффф! Сразу надо было сказать, что это ты! Я сейчас... я бы сейчас на кого угодно бросился.

Майа кивнул — и опустился рядом с Лисом.

— Вот сволочи... — проговорил он сквозь зубы. — Отнеслись к ним по-человечески, называется. Феаноринги, конечно же?..

Лис молча кивнул.

Тинтаурэ тревожно огляделся по сторонам.

— Уходили бы вы, что ли, — напряжённо сказал он. — Что-то мне кажется, мою огненную завесу кто-то увидел.

— Со мной им так просто не справиться, хоть и увидели... — проговорил Горт. Он держал Лиса за руку, сосредоточенно, словно вслушивался во что-то — и Тинтаурэ наконец увидел, как Лис облегченно вздохнул, и поднял голову. С ожогами что-то произошло, эльфенок видел — там, под засохшей коркой грязи и крови, кажется, появилась новая кожа, здоровая.

— Нормально, — оборотень отстранился от Горта. — Все, спасибо... Остальное потом.. Горт, сделай мне одежду какую-нибудь, холодно.

— Да я принес, — улыбнулся тот, и достал сверток. — Одевайся.

Тинтаурэ опустил голову. Вот теперь точно всё...

— Вот что, — он постарался, чтобы голос был твёрдым. — Лис, ты... прости меня, что так вышло. Не надо было мне тебя звать... Я просто не знал, что они вот так... В голову не пришло. Знал бы — не позвал. Вот. И... я пойду. В город. Так что... прощай.

Откуда-то сверху опустился крылатый конь. Для Лиса...

— Послушай, — Горт положил руку ему на плечо. — Тебе сейчас придется трудно. Они тебя будут обвинять, наверняка. А уйдешь в Лоринанд — могут и от них потребовать, чтобы не привечали... "зачарованного Врагом". В общем, если что — зови.

— Я потому и иду, что не хочу, чтобы меня обвиняли впустую, — Тинтаурэ напрягся от этого прикосновения, но руку Горта всё же не скинул. — Пусть проверяют, пусть хоть наизнанку вывернут. Если чего-то нет, то этого и не найдёшь. А Нарья... Жалко, конечно, но — тоже пусть. Сам отдам. Кольцо всё равно без меня опять заснёт... оно же живое.

— Да, вероятно... Что ж, ты хороший его хранитель, — Горт улыбнулся. — Ладно. Они и вправду видели твою завесу, сейчас уже будут здесь. Лис, давай!

Оборотень, тем временем одевшийся, вскочил на коня — видно было, силы к нему вернулись, хотя, конечно, чище от этого Лис не стал. Взмыл в небо майа, следом за ним — конь, и оба раствориилсь в ночном небе.

Тинтаурэ пошёл в ночь, примерно угадав направление, откуда шли сейчас эльдар. Только напоследок взглянул в небо.

"Лис! Пожалуйста, скажи мне хоть что-нибудь! На прощанье..."

"Если ты придешь к нам — тебя встретят иначе, чем ваши меня, — донеслось в ответ. — И никаких прощаний, понял? Увидимся... "

"Понял," — Тинтаурэ улыбнулся сквозь снова подступившие слёзы.

Он шёл уверенно и быстро, не скрываясь. Высматривал эльдар, — только в груди что-то замирало всё же, но он старался ни о чём не думать. Решение принято, значит, надо выполнять, и никаких.

Его, конечно же, ждали. Впереди всех стоял тот самый нолдо, который сейчас в городе был за главного — когда-то он был одним из военачальников Келегорма. Тарил его звали... С ним были многие.

— Так, — он выступил вперед. — Значит, вражьих тварей освобождаем, да еще и самого Врага призываем... Не думал я, что наш герой до такого дойдет.

Тинтаурэ пожал плечами.

— Я тоже не ожидал, что вы дойдёте до того, чтобы в безоружного стрелять, а потом пытать раненого. Вот что. Вы меня обвиняете в том, что на мне Вражьи чары, — так проверьте, пусть меня как угодно проверяют! И ещё. Мне лорды дали Кольцо, я его лордам и возвращаю.

Он прищурился, подошёл к одному из сопровождавших Тарила — и вручил ему Кольцо.

— Вот и всё. Можете меня судить, как хотите, а я ни в чём не виноват.

— Понимаете теперь, какой был у Врага расчет? — Тарил повернулся к остальным. — Кольцо теперь может жить только в руках того, над кем вражья власть. Нарья для нас стало бесполезным... а без Нарья и остальные слабее.

Он снова посмотрел на Тинтаурэ.

— В прежние времена за предательство была одна кара — смерть, — сказал он. — Но ты, в сущности, еще ребенок, и сам не понимаешь, что творишь, а Враг поймал тебя на мягкосердии и доброте. Верно гласил прежний закон: нельзя доверять тем, кто побывал в плену у Врага. Ты, кажется, собирался в Лоринанд... примут — уходи; а вот с другим предателем, к сожалению, взрослым, мы разберемся сами.

Тинтаурэ некоторое время молчал, — слова Тарил как будто придавили его. Наконец поднял голову.

— Я должен проститься с родителями. После этого я уйду.

— Они уйдут вместе с тобой, — сказал Тарил. — Куда тебе одному в жизнь соваться. Это тебе не вражьих тварей освобождать. Герой...

Тинтаурэ смотрел на него исподлобья.

— Всё сказал? В таком случае, я пошёл. Надо отцу помочь с места сниматься.

Нолдор молча расступились перед ним.

Он шёл к городу, не оглядываясь. В глубине души горело сознание, что он прав, — а потому всё, что сказал ему Тарил, было неважно. И даже не так: в глазах того, кто стреляет по безоружному и пытает раненого, постыдно быть "хорошим". "Раз такой меня в "плохие" записал, значит, я всё делаю правильно. Вот так. А я ни в чём не виноват, и нету на мне вражьих чар... Пусть кто угодно проверяет. Пусть Владыка Келеборн с Кольцом Воздуха. Владычица Артанис. Кто угодно. И если кто-то из них скажет, что так, как они поступили с волком, — можно, что это правильно... Уйду дальше, не знаю, куда, но уйду. Должна же быть на свете справедливость..."

...Четверых эльфов, шедших к Лоринанду со стороны Мории, дозорные заметили сразу: те не скрывались. По всему было видно, что семья: отец, мать и двое детей, старшему не больше сорока, младшей, девочке, и того меньше. Мальчик был не по годам серьёзен: шёл первым и посматривал по сторонам, явно желая, чтобы их как можно быстрее заметили.

Заметили, конечно же. Заметили, и вышли вперед, и один из дозорных поклонился пришедшим.

— Вы из Эрегиона? — спросил он.

Родители переглянулись и предоставили говорить сыну, — что выглядело весьма необычно.

Мальчик вышел вперёд, поклонился в ответ.

— Да, мы из Эрегиона. Мы изгнаны из Ост-ин-Эдиль — из-за меня. Я прошу у вас позволения предстать перед Владычицей Артанис.

— Вот как, — дозорный явно удивился. — Ну ладно — что бы там ни было, а вам все равно нужно будет отдохнуть и устроиться. Пойдемте, я провожу вас, а там и Артанис сообщим. У нас сейчас много ваших... Надеюсь, в пути все прошло хорошо?

— Да, слава Эру... В Мории было тихо.

Они шли, углубляясь под кроны леса, где обычные деревья потихоньку сменялись другими, огромными, странными, с золотыми листьями.

— Времена тревожные нынче... Перед вами детей вели — те едва не погибли. Сам Враг за Кольцами явился, рассказывают... и балрог... — нандо вздохнул. — Что же случилось такое, что тебя прямо-таки изгнали, а не вы сами ушли?

— Да я там и был, с ними, — с неохотой сказал Тинтаурэ. — Мне Глор два Кольца доверил, а я... убежал, хотел их расплавить в огне Арды. А там подстерегал балрог. И Враг. Отобрали... а я его проклял. И Кольца замолчали... как бы заснули. Я всё расскажу, всё _покажу_ владычице, всем, кто захочет увидеть... ничего не утаю. Мне скрывать нечего, и я ни в чём не виноват!

— Не переживай ты так, — посоветовал нандо. — Артанис — женщина разумная, если ты ничего дурного не совершал, она поймет и поможет. А о подвигах ваших лордов в былые времена мы наслышаны. И доверия им у нас нет.

Тинтаурэ прерывисто вздохнул: вспомнил тот кошмар, который он увидел в подземелье, то, что феаноринги сделали с волком.

— А Глор тут? — спросил он вдруг. — Ну, Глорфиндейл. Мы вместе шли тогда, он мой друг.

— Здесь, где ж ему еще быть. Он тебя ждет.

Тинтаурэ просиял.

— Ой, как здорово! Значит, он на меня не сердится. Ладно, вот встречусь с Владычицей — и сразу к нему!

Опасения, что их встретят без приязни, были напрасными — здесь было много беженцев из Эрегиона, много друзей, знакомых, да и местные квенди, и нандор, и нолдор Артанис, вели себя с гостями так, как и подобает сородичам — друг с другом. Отдохнуть, поесть, вымыться с дороги — обычные хлопоты, только странно здесь все было, странно и красиво, не так, как в Эрегионе — шатры и дома из древесных крон, рукотворное сливалось с природным, воздушные дворцы на кронах гигантских деревьев...

А когда Тинтаурэ, уже отдохнувший, вспомнил, что ему ведь обещали, что сообщат владычице, и вышел из древесного "домика"-шатра — обнаружил, что его ждет тот самый эльф, что провожал их.

— Ты ведь хотел поговорить с Владычицей? — спросил он.

— Да, да! — он заторопился. — Ещё бы. А она как... Вы ей сказали, что нас изгнали? Как она на это?

Нандо не ответил — перевел взгляд куда-то в сторону, и Тинтаурэ увидел, что к ним подходит женщина, совсем юная на вид, в светлом простом платье... Ничем особенным она не отличалсь бы от других, виденных здесь — только волосы ее были необычного для нандор, да и вообще для эндорских эльдар, цвета: золотистыми, как будто в них запуталось солнце.

— Здравствуй, Тинтаурэ, — она остановилась рядом. — Да, я знаю, что вас изгнали, и знаю, из-за чего.

Он замер, — такой красоты ему ещё не приходилось видеть... А затем медленно опустился перед Артанис на одно колено.

— Вот как на духу, Владычица, — проговорил он. — Я открыт перед тобой. Ничего не утаю, ничего не скрою. И если ты скажешь, что да, они правы. а я предатель, что ж... Ну, тогда, значит, я действительно юный дурак, и мне надо только пойтии утопиться, чтобы больше ничего не натворить...

— Не нужно, — она мягко подняла его. — Я знаю, что было там. Феаноринги... — она помолчала. — Зло так легко меняет обличья!.. Ты поступил верно, Тинтаурэ.

Он часто-часто заморгал, — закружилась голова... и он ощутил, что сброшена огромная тяжесть, которая обрушилась тогда, возле города, от слов Тарила. И теперь — можно было снова дышать, и — ему как будто разрешили, одобрили то, что он подружился с волком... Это — не плохо, он всегда знал в душе, и если сама Артанис... Значит, это действительно так, и нечего больше оглядываться и бояться...

— Владычица, а можно... Можно Лису прийти куда-нибудь в окрестности? Я был бы так рад с ним встретиться! Мне, понимаешь... Просто — _надо_ увидеть, что он... снова такой, каким был, красивый, что с ним всё хорошо! Он не будет переходить границу, я обещаю!

Артанис покачала головой:

— Они далеко. Они сейчас у себя, в темной стране. Это слишком далекие расстояния, чтобы каждый день пересекать их... Но ты не волнуйся, с ним все будет хорошо, и если захочешь, ты сможешь увидеть его в моем Зеркале. Другое меня беспокоит... Феаноринги. Ты сам, Тинтаурэ, что думаешь о всем происходящем?

— Мне было очень страшно, — честно признался Тинтаурэ. — Знаешь, когда я туда пришёл и увидел Тарила... мне вдруг показалось, что он не эльда. Такая жуткая улыбка... Я такое только у орков видел, во вражеском лагере. Но у тех-то такие морды постоянно, у них другого не бывает... Страшно. Очень.

— Вот и мне тоже страшно, — вздохнула Артанис. — Дружинники Семерых, военачальники... Они жили — войной. В борьбе с Врагом был смысл их жизни, их судьба и гордыня, их доблесть. Заслуги их — в прошлом, перед нынешними они теряют свой вес, а дарования и таланты есть не у всех. Прежде они охраняли рубежи от орков с Мглистого; пришел Аннатар — орки стали обходить Эрегион стороной... снова — не у дел. Все это зрело и копилось. И вот сейчас — такой подарок гордыне! Угроза Врага! Несколько лет ковать мечи и доспехи, учить сражаться... снова — они ценны, они нужны, их уважают! Не думаю, что они выпустят это из рук.

"Владычица! — позвал её вдруг далёкий голос. — От Мории идёт к тебе посольство. Из Эрегиона. От короля Тарнила. Ты примешь их?"

"Он уже и король? — изумилась Артанис. — Приму, разумеется, раз пришли."

— Он уже и король, — вслух произнесла она. — Ошибку все же совершил Келебримбор...

— Кто король? — испуганно спросил Тинтаурэ. — А Келебримбор как же? Он сейчас где? Что с ним? Он что — не вернётся?

— Тарнил, — ответила Артанис. — Посольство от короля Тарнила. Вот и скажи мне, Тинтаурэ: как ты полагаешь, Эрегион примет его власть?

— Ох, Эру Единый! — Тинтаурэ даже задохнулся. — Это что же — он теперь сам себя королём провозгласил?! А раз Келебримбор в плену, значит, если и вернётся, то всё, на нём клеймо предателя, даже если он там и остался самым стойким? Вот ужас где... Я не знаю, Владычица. Может, если бы угроза войны была, его... методы и были бы верными, но если нет... Не знаю. Это слишком, понимаешь? Но ведь из тех, кто был с ним там, в подземелье, только один нашёлся смелый, кто отказался волка мучить. Остальные были согласны. Но мы же эльдар, мы не орки, и наша жизнь — в мире с Ардой, с природой, а не война! Я не знаю... Что же это творится-то, а...

— Там, в подземелье, были его Верные, такие же дружинники, как и он сам, — ответила Артанис, — с кем бы еще он все это делал... Остальные, конечно, просто не захотели участвовать, да и не пришло никому в голову, что ТАКОЕ возможно. Но любая власть прочна лишь до тех пор, пока в правоту короля верят. В Гаванях Сириона даже многие дружинники братьев отказались выполнять их приказы... К тому же, Тарнил не из рода Финве. Ладно. Пойдем сейчас со мной — я вскоре приму их, а ты будь поблизости, но на глаза им не показывайся, что бы они не говорили. Даже если они наговорят про тебя такое, что будет очень обидно. Если будет можно показаться — я дам знак. Хорошо?

— Хорошо, — серьёзно кивнул Тинтаурэ. — Пойдём.

Здесь, оказывается, был и свой "тронный зал" — огромный мэллорн с возведенными вокруг строениями напоминал странный живой дворец... да и был им, по сути. Резные ветви сплетались с живыми, солнце пронизывало белоснежное кружево стен... и Артанис, опустившись в белое кресло-трон, обрамленное лучами солнца, показалась Тинтаурэ одной из айнур. Она была не одна — в зале находились и нандор-стражи, и нолдор...

— Пусть гости войдут, — произнесла она.

Гостей было пятеро, и Артанис знала всех. Тот, кто возглавлял посольство, был правой рукой Тарила, остальные — его вассалы... Тинтаурэ вздрогнул: там, в подземелье, были все пятеро.

Артанис поднялась — как было принято у нандор, встречая гостей.

— Я приветствую посланников Эрегиона, — произнесла она, учтиво наклонив голову, — и вновь опустилась в кресло. — Какие вести вы принесли?

— Приветствую Владычицу Золотого Леса, — глава посольства, лорд Раннас, низко поклонился ей. — Вести наши печальны, и мы просим у тебя помощи. Враг, отступив перед праведным гневом и волей Эру, лишившими силы два Кольца, как только они попали емув лапы, решил действовать обманом и хитростью. Горько осознавать, что ныне, как и в прежние времена, попадают под его власть самые чистые, самые честные души.

Артанис спокойно и величественно кивнула — сейчас она производила совсем иное впечатление, чем пару часов назад: и вправду, владычица, мудрая, прекрасная, чуть надменная...

— Продолжай, Раннас. Я хочу выслушать все.

Раннас низко склонил голову в знак благодарности.

— Всем известна твоя доброта, о Владычица, и мы просим тебя: помоги нам! Ныне зло, побеждённое в Войне Гнева, стало изворотливей, ибо знает, что невозможно победить нас силой. Потому и приходил к нам Враг под именем Аннатара, потому очаровал он через своего прислужника того мальчика, который осмелился противостоять ему, и противостоять успешно! Мы просим тебя, Владычица: исцели его душу! Ты сильна, ты чиста перед Эру и Валар!

— Я помогу ему выбрать верный путь, в этом вы можете не сомневаться, — проговорила Артанис. — Но скажите: что ныне в Эрегионе? Враг увел свое войско. Тарнил, как я понимаю, взял на себя обязанность управлять городом. Что он собирается делать дальше, как поступать?

— Эрегион в страхе: в этом уходе Врага — очередная хитрость! И потому нам нужны все силы. Одно из Трёх Колец ныне в Лоринанде, у твоего супруга, два же — у нас, но они молчат. И без их силы Эрегион чувтсвует себя беспомощным перед мощью Врага. Верни Тинтаурэ к явию. помоги ему сбросить вражьи чары! И тогда изгнание его будет отменено, а он станет, как и был, одним из лучших защитников своей страны.

— Я не сомневаюсь, что если Эрегиону понадобится защита, Тинтаурэ наденет Кольцо и без колебаний обрушит его мощь на захватчиков. Но сейчас Эрегион не от кого защищать. Кольца создавались для созидания, не забывайте об этом.

— По счастью, их сила достаточна и для того, чтобы воевать с Врагом. Не следует обманываться этой мнимой тишиной: Враг не оставит нас в покое. Увы. Сейчас, после того, как ему не удалось овладеть Тремя, мы должны, не откладывая, нанести удар, и чем скорее, тем лучше. Вспомни, о Владычица, именно тогда мы побеждали, когда прекращали ждать и шли вперёд! Сейчас такая возможность есть, и я призываю тебя присоединиться к нам тебя и Владыку Келеборна. В союз с нами вступят и потомки Трёх Племён, и тогда мы станем непобедимы, а Враг будет сокрушён раз и навсегда, мы вышвырнем его за Грань, к его хозяину!

— Вы предлагаете, как и раньше, идти штурмовать его страну, — утвердительно сказала Артанис. — Верно ли я понимаю?

— Да. Но — как следует продумав всё. Проведя разведку. Собрав все силы. Не забывай, потомки Верных ступили сейчас на земли Эндорэ, они ближе всего к Врагу, они знают о нём больше. И с ними держат связь эльдар Благословенного Края.

— Что вам известно о мощи Единого Кольца?

— Единое? Мы знаем то, что сообщил нам Келебримбор: оно создано для того, чтобы объединить силы и вернуть Моргота. Враг ещё не пытался использовать его.

— И вы полагаете, что Враг предназначил его лишь для "мирных", — это слово она произнесла с иронией, — целей, не вложив в него разрушающей мощи? При том, что таковая есть даже в Трех, созданных Келебримбором?

— Конечно же, нет! — Раннас усмехнулся. — Потому мы и просим о помощи и тебя, и Владыку Келеборна, и Нуменор. Только объединившись. сможем мы победить.

— Нуменор дал вам согласие? Какие именно силы может он предложить?

— Силы, равных которым нет в Эндорэ. Силы Орудий Эру.

— А именно?

— Это люди, точнее сказать — бывшие люди. Они больше, чем просто люди: их направляет сам Эру. На священном алтаре получили они силу, превышающую человеческую, и как знать, не превосходят ли они и нас, эльдар. Вскоре мы увидим их армию в Эндорэ.

— Сколько их? В чем именно их преимущества в бою, помимо веры? Вы опытные воины, и не мне напоминать вам, что если бы лишь доблесть давала победу в бою, мы в первый же год изгнали бы Моргота с Севера.

— Три тысячи клинков. В чём преимущества... Их реакция сравнима разве что с майар Тулкаса Непобедимого, они чувствуют опасность, и потому их труднее ранить, но если такое случится, — их раны заживают стремительно. Они слышат чужие мысли, а благодаря благословению Эру могут призывать на помощь тех его слуг, что есть в Эндорэ, — орлов Манве. И ещё — этому свойству нам стоит позавидовать: их разум невозможно смутить, поскольку они не знаю жалости.

По рядам эльдар, стоявших вокруг трона, пролетел возмущенный ропот — последние слова явно не понравились никому.

— Это ныне стало доблестью — не знать жалости? — воскликнул кто-то. Другой добавил:

— Чтобы они устроили бойню и всех в нее втянули?!

Артанис оглянулась, приподняла руку — эльдар умолкли.

— Эти люди еще не принимали участия ни в каких боях в Эндоре, не так ли? — утвердительно спросила она. — Я наблюдаю за тем, что происходит в нуменорских колониях.

Раннас обвёл эльдар взглядом, в котором была подозрительность.

— Да, Владычица. Пока ещё не принимали.

— Давно ли существуют все эти люди, вам известно?

— С тех же пор, с каких мы стали готовиться к войне с Врагом, о Владычица. Нуменор не спит, и на Благословенном Острове известно, что происходит в землях Эндорэ. Узнав о Кольце, они обеспокоились собственной безопасностью, — и вот результат.

— А если не выйдет битвы с Врагом, то они направят их на усмирение непокорных колоний Юга, — произнесла Артанис. — Что ж. Мне нужно время, чтобы посовещаться с другими эльдар, и дать вам ответ. Пока — оставайтесь в Лоринанде гостями, отдыхайте с дороги. Завтра я скажу о нашем решении.

— Благодарю, — Раннас низко склонился перед нею, и посольство Эрегиона покинуло тронный зал.

Тинтаурэ шумно перевёл дух.

— Ничего себе, — проговорил он негромко, ни к кому не обращаясь. Значит, это доблесть — не знать жалости... Вот в чём дело. А если их в бою не пожалеют, это, значит, тоже доблесть будет.

— В бою не до жалости, Тинтаурэ, к сожалению, это единственная реальность боя, — Артанис поднялась с трона, и подошла к остальным. — Более всего в этом меня беспокоит Нуменор. Стало быть, от нас они решили скрыть эту армию, а вот феанорингам о ней сообщили. Ай да жрецы Эру...

— А разве раньше они тебе всё-всё сообщали, что делают? — нахмурился Тинтаурэ.

— Я и сама могу наблюдать через Зеркало, если не сообщат — узнаю, — объяснила Артанис. — Я наблюдала и за жрецами, но не знала об этом.

— Послушай, Владычица, — Тинтаурэ вдруг крепко задумался. — Они хотят от тебя, чтобы ты с меня, так сказать, сняла вражью скверну. Чтобы я стал прежним, ушёл с ними и взял Кольцо Огня. Они с тебя спросят — а что ты сделала? И что ты будешь отвечать?

— Я не обязана отчитываться перед ними в своих действиях, — улыбнулась Артанис. — И поступать по их указке — тоже.

Тинтаурэ вздохнул: похоже, это его не вдохновило.

— Владычица, если я тебе пока не нужен, я бы пошёл к Глорфиндейлу. Давно не видались! Я только надеюсь, он небудет меня ругать...

— Да, конечно... Иди, — она перевела взгляд на своих советников. — Нам многое предстоит обсудить...

Нолдор, не привыкшим к многоярусным древесным "зданиям" здешних эльдар, было непривычно находиться на такой высоте — и потому, когда аудиенция закончилась, все они спустились вниз. У мэллорна было много эльдар — обсуждали их прибытие... обсуждали планы. И вдруг — среди нандор мелькнуло знакомое лицо; давным-давно, много веков они не видели Нэртара... несомненно, это был он.

Раннас переглянулся с остальными — и пошёл сквозь толпу, рассекая её.

— Нэртар! Нэртар, это ты?!

Тот вздрогнул — видимо, не сразу заметил нолдор — и повернулся к ним; в глазах мелькнуло какое-то странное выражение. Нэртар все же шагнул вперед — и улыбнулся.

— Собственной персоной, как видишь.

Через мгновение он уже оказался в объятьях Раннаса.

— Ты жив! Эру, мы думали, ты погиб там... в сожжённой крепости.

Тот тоже обнял его — и улыбнулся уже искренне.

— Жив — повезло... Как же давно я вас не видел. Больше тысячи лет...

Раннас оглянулся и утащил Нэртара к ближайшему сиденью, его вассалы окружили обоих. Лица у нолдор были радостными.

— Повезло... Рассказывай!

— В общем, я много времени провел в Лотланне, — сказал Нэртар. — Это тогда, давно. А потом с авари сошелся, они там бывали. В Оссирианд ушел... бродил много. Они совсем другие оказались, не такие, как мы. И в дальних землях бывал, и здесь вот — здесь ведь тоже нандор живут...

Раннас кивнул.

— Хотелось бы знать, кто тебя спас оттуда, из форта, — сказал он. — А нандор...

Он вдруг замолчал, словно прислушался, лицо его помрачнело. Остальные насторожились, все одновременно обернулись: и точно, на порядочном расстоянии от них, но всё же — заметный, бежал Тинтаурэ.

— Надеюсь, Владычица исцелит его, — неприязненно проговорил Раннас.

— Ему очень трудно пришлось, — сказал Нэртар. — Не судите его строго, он всего лишь ребенок, на которого обрушилось то, к чему он не был готов.

— Я не понимаю, как можно было так привязаться к волку, — Раннас развёл руками. — Я сам люблю собак, но чтобы вот так не отличать нормального зверя от Вражьей твари — ну, извините.

— Это майа, — поправил Нэртар. — Они же разумны, эти существа, не глупее нас с вами.

— Тем более. Парень утверждал, что поначалу думал, что это просто волк...

— Да Эру с ними, со всеми этими майар, — сказал Нэртар. — В Эрегионе-то без Келебримбора как?

— Эрегион готовится к войне, — коротко сказал Раннас. — И все светлые земли — тоже. И, раз уж ты жив, то твоё место — среди нас.

— Если дойдет до войны... — проговорил Нэртар. — Да. Хотя мне совсем не хочется, чтобы до нее дошло. Никогда я не любил воевать, даром что приходилось. Снова кровь, снова смерти, снова хоронить своих...

— Мы ждём слова Владычицы — завтра. И тогда будем решать. Пойдём с нами, Нэртар. Ты нужен светлому воинству. Пришло время.

— Раннас, я не могу бросить все, чем жил это время. Меня ведь ждут — там, в лесах на востоке, где квенди до сих пор не видели войны. Мне нужно обдумать все, предупредить своих, где я, что со мной будет.

— Леса на востоке? Боюсь, скоро война придёт и туда, если мы не остановим её здесь.

— Сейчас я не могу вернуться с вами в Эрегион. За это извините уж. Другие планы. Но если начнется война — конечно, я встану в ряды войска.

Раннас кивнул, встал.

— Понимаю. Что ж...

Один из его вассалов вдруг тронул его за руку.

"Прислушайся к музыке его фэа."

"Что?"

"Сделай, как я прошу. Или мне кажется, или..."

Раннас повернулся к Нэртару, нахмурился.

Нэртар тоже поднялся, собираясь уходить, но заметил взгляд Раннаса. Вопросительно поднял брови — молча.

Раннас шагнул к Нэртару, остальные как-то враз незаметно окружили его.

— А теперь ещё раз, и помедленнее, — с нажимом сказал Раннас. — Кто тебя спас из сожжённой крепости?

— Ты почувствовал, что я _изменен_? — спокойно спросил Нэртар. — Да, я был тогда в плену. Два года. После — ушел в Лотланн.

Один из вассалов осторожно тронул Раннаса за рукав и взглядом попросил разрешения говорить. Тот кивнул.

— Тебя _изменили_ насильно?

Нэртар помолчал — понимая, что правдивый ответ все изменит, а ложь — ложь они услышат.

— Нет, — сказал он наконец. — Я сам дал согласие. Надо мной тоже висит Проклятие Намо. Не хотел вечного заточения в Чертогах.

Раннас кивнул. Нолдор были как будто отъединены от остального мира невидимым кольцом.

— Что ты делаешь здесь? — как-то чересчур спокойно спросил Раннас. — Здесь, ув Лоринанде?

— Был поблизости, зашел, чтобы рассказать Владычице о делах на Востоке, — спокойно сказал Нэртар. — Не надо искать везде врагов, Раннас.

— Да, это точно, — медленно согласился Раннас. — Искать — не надо.

Он коротко взглянул на своих, и на Нэртара обрушилась магия смерти — _силою_ всех пятерых.

"Умри, вражий шпион..."

Они успели почувствовать — что-то вроде щита; их сила ударила по Нэртару, но словно спружинила от невидимого упругого барьера, и вдруг их же сила ударила в ответ — незримыми иглами прошивая их разум, не убить — оглушить. А нолдо, вместо того, чтобы упасть, выпрямился — и глаза его сверкнули.

— Вы как псы, не налакавшиеся крови, — проговорил он. — Несете смерть с собою везде, куда проникаете. Владычице не стоило допускать вас в Лоринанд. И не пытайтесь бить по мне исподтишка — я вам не волк-полумайа. Кое-чему научился за прошедшие годы.

— Ты поплатишься за предательство, — выдохнул Раннас и обнаружил, что лежит на земле. — Все вы поплатитесь, тёмные твари, и ваш обожаемый волк, и ваш хозяин... Все.

— В своей душе поищите врагов, герои, — ответил Нэртар. И, повернувшись, зашагал прочь, оставив нолдор лежать на траве — сил подняться ни у кого из них не было. Оставалось лишь бессильно проклинать предателя.

Тинтаурэ как будто дожидался, — выскочил откуда-то сбоку.

— Стой, погоди!

— Да? — Нэртар остановился; он был уже на почтительном расстоянии от нолдор. — Ты что?

— Ты извини, я... я подслушивал, — храбро признался эльфёнок. — Я тебя давно уже почувствовал, что ты не такой... а эти только подтвердили. Извини.

— Ну, что поделать, — Нэртар развел руками. — Бывает. Надеюсь, ты из этого не выведешь, что я вам враг.

Тинтаурэ обернулся на нолдор и потянул Нэртара прочь.

— Пойдём, когда-нибудь они всё равно придут в себя, а я... я не хочу их видеть. Вообще. Они волка пытали! То есть тогда он был не волк, а как эльда или человек, но всё равно. Я хотел тебя попросить... Только ты сначала скажи, ты скоро обратно пойдёшь?

— Вот решатся дела, и посмотрим, — сказал Нэртар. — А что? Ты ему привет отнести хочешь?

Тинтаурэ вздохнул.

— Вроде того. Только, понимаешь... я же думал, что он волк. А он, оказывается, убивал наших... Нехорошо. Тяжко... Понимаешь?

— Я тоже убивал — их, — сказал Нэртар. — Я участвовал тогда, давно, в вылазках в их тылы... А они убивали наших. В том и состоит выход, чтобы однажды задуматься и остановиться.

Тинтаурэ задумался, затем вскинул глаза.

— Как ты думаешь — он остановится?

— Они-то без нужды не убивают... Не в них дело. Дурные вести принесли феаноринги, очень дурные... Думаю, Артанис будет обо всем этом говорить завтра. Хотя все, в общем, и так ясно...

— Я не хочу, чтобы меня "лечили", — упрямо сказал Тинтаурэ. — Я не такой, как ты, и вражьих чар на мне нету. И лечить меня не от чего!

— Не будет тебя никто лечить, успокойся. Хотя крику завтра от них будет... — Нэртар покачал головой. — Ну да ничего, пусть нандор видят, кто их тянет на бойню.

…Случай с Нэртаром, конечно, не остался в секрете — вряд ли тот сам начал рассказывать о нем, но свидетели все же были. Нет, феанорингам не перестали улыбаться... но в улыбках теперь сквозила холодная учтивость, а не теплота. Да и слышали они — нандор говорили между собою, обсуждали войну... которой еще не было. И чем дальше, тем яснее становилось — Лориэн не хочет воевать.

Наутро собирались в ином месте — не в тронном зале на вершине гигантского мэллорна, а в другом, куда бОльшем, у его подножия — видимо, потому так было выбрано, что слишком многие хотели слышать, что скажут гости — и Артанис. Эльдар собралось очень много, еще не пришла сама Владычица — зал был полон.

Сюда же позвали и самих феанорингов.

Раннас, взъерошенный, шёл, ни на кого не глядя, и очень напоминал опасного зверя, готового в любой момент сорваться в прыжке, укусить... Тинтаурэ, который тоже стоял в толпе, случайно поймал его взгляд и вздрогнул: его как будто обожгло чужой ненавистью.

Артанис не заставила себя ждать долго — появилась вскоре, в сопровождении нескольких других эльдар, села в кресло.

— Я выскажу сейчас мысли, возникшие в умах всех нас, живущих в Лоринанде, — заговорила она. — Прежде всего, если кто-либо из живущих здесь захочет присоединиться к нашим сородичам в любых их деяниях, военных или мирных — никто не станет его задерживать или отговаривать. Но обязывать живущих здесь вступать в армию, которая пойдет к темным землям, я не вправе. Более того, я считаю эту затеваемую войну ошибкой, которая может стоить нам всем либо большой крови, либо гибели.

Раннас выступил вперёд, глаза его горели.

— Правильно ли я понял, о Владычица, что ты — не приказывая, но советуя, высказывая своё мнение, которое является законом для твоих подданных — отказываешься поддержать дело борьбы с Тьмой?

— Мое мнение не является законом для моих подданных, — ответила Артанис, — законом для Лоринанда оно становится лишь в том случае, если не вызовет протеста у живущих здесь. Я управитель свободного народа, а не хозяйка над безгласными слугами. Но подожди, Раннас. Давайте отринем громкие слова и посмотрим, что произойдет, если затеваемое вами станет реальностью. Итак, мы имеем: ополчение Эрегиона, состоящее в основном из тех, кто ни разу в жизни не был в бою; нас, наследников первой эпохи — единицы. То же положение — в Имладрисе. То же и в Лоринанде — стычки с орками Мглистого я не считаю. Но здесь никто из нандор и не желает идти сражаться. Мы обладаем Кольцами; предположим, нам удастся использовать их в бою. Нуменор со своим войском — единственная реальная боевая сила помимо силы Колец. Я пока не говорю подробно о том, что думаю об этих "не знающих жалости светлых воинах"- ибо подлинная приверженность Свету не может сочетаться с отсутствием души, в то же время все мы знаем о нуменорских колдунах, ищущих силы, власти и бессмертия — боюсь, не слуги Эру они, а опустошенные люди, чьи хозяева наконец разобрались в том, как Враг некогда создавал своих Измененных... Итак. Соединенная армия является к Вратам Мордора, темной страны, огражденной со всех сторон огромными горными хребтами. Враг имеет мощную армию, не уступающую, поверьте, силам Нуменора. Враг имеет крылатую конницу и огнедышащих драконов. Наконец, Враг имеет Единое. О том, как использовалась эта армия в прошедшие века, я могу вам поведать — ее бросали на защиту земель юга и востока, когда в том возникала необходимость, в основном — против распоясавшихся орков в опасных землях. На нас, светлых, Враг не обращал внимания. Когда он жил с нами — мы не видели от него зла, и вы, феаноринги, не можете отрицать, что многое из нынешних умений Гвайт-и-Мирдайн переняли от него. Сейчас, едва получив свидетельство, что Кольца заснули — он ушел, вместо того, чтобы взять Эрегион, что мог сделать с легкостью. Так является ли он тем врагом, ради борьбы с которым мы должны проливать кровь?

Я прекрасно знаю — да, он — Жестокий. И когда перед вратами его страны окажется армия, ведомая "безжалостными", и мы с Кольцами — он вспомнит об этом. И мне страшно даже представить, какое побоище может случиться там, перед темными землями. Боюсь, что если мы спровоцируем его на эту битву — мало кто из нас уйдет оттуда живым. И потому, феаноринги, я не стану способствовать этому безумию.

Тинтаурэ опустил голову: вспомнились слова отца о том, как волки вцеплялись в горло эльфам и людям... Ему стало не по себе, стало безумно страшно, — и что теперь, он должен будет снова встретиться с Лисом, но по разные стороны меча? И что — Лис будет убивать его отца, если отец встанет с оружием в руках в ряды армии Света? А ведь так оно и будет...

— Безумие, говоришь ты? — голос Раннаса зазвенел, к своему лорду придвинулись вассалы, чтобы встать единым строем. — Ты считаешь. что зло бывает только прямым и открытым, Владычица? Значит, пока Моргот в Благословенной Земле тайно настраивал друг против друга Феанаро и его брата, это — не было злом? Когда он исподтишка учил нолдор ковать оружие — против кого, в мирном Амане?! — это не было злом? И теперь, когда его верный ученик пошёл по его стопам, вкрался в доверие к эльдар, — это тоже не зло?! О да, Владычица. мы забудем первую Эпоху, мы отринем всё, что нам пришлось пройти и пережить, мы доверимся врагу и позволим ему потихоньку, шаг за шагом, подчинить нас себе так, что мы и не заметим — и будем пригревать у себя его шпионов!

Он резко развернулся в ту сторону, где среди других стоял Нэртар, и рука обвиняющим жестом указала на него.

— Легко — переложить собственную вину на Всеобщего Врага, и не видеть, что Тьма зарождается в душах, — спокойно проговорила Артанис. — Что есть Тьма? Тьма — это злоба, Тьма — это жестокость, Тьма — это безжалостность, Тьма — это несвобода. Загляните к себе в души, феаноринги, и вы увидите, что Тьма проникла в них уже давно. Подлинный враг уже поселился в ваших душах. Подлинный враг научил вас видеть смысл жизни лишь в крови и войнах. Прикрываясь словами о Свете, вы пытаетесь развязать войну, которая не нужна никому, кроме вас, потерявших в мирное время смысл жизни. Вас, а не Тинтаурэ, нужно исцелять от Тьмы.

— Подлинный враг! — Раннас рассмеялся. — Кого ты имеешь в виду, Владычица? Расскажи-ка поподробнее. Хотелось бы узнать.

— Подлинный враг — та самая Тьма, о которой вы так много говорите. Но вы забыли, что подлинная Тьма — не черный цвет; Тьма — в сущности, а не в цвете.

— Не рассказывай народу сказок, Владычица! — резко сказал Раннас. — Возможно, ты и сама уже вступила в союз с Врагом, дабы оградить свои земли от его же — его! — орков?

Тут ропот пробежал уже по рядам, окружающим феанорингов. Кто-то громко сказал:

— Владычица, не довольно ли позволять им тебя оскорблять?

Артанис невозмутимо приподняла руку.

— Раннас, я изложила вам мнение народа Лоринанда. Мы не поддержим бессмысленную войну.

— Что ж, — Раннас оглядел всех, и во взгляде его было глубокое сожаление. — Мне жаль вас. Мне жаль народ Лоринанда, поверивший сладким речам Врага. Я скажу только одно: зло в Эндорэ будет истреблено. И горе тем, кто будет его поддерживать!

— Вы уже истребряли зло, — не выдержал кто-то, — и в Дориате, и в Гаванях Сириона!

— А также на границах Дортониона, на Тол-Сирионе, на Ард-Галене, — продолжил Раннас. — Ещё назвать?

— Хватит ! — вперед выступил один из нолдор, знакомых Раннасу — еще по первой Эпохе; этот был из Нарготронда. — Вам с Тарнилом просто все эти годы не хватало власти, вот вы и уцепились за возможность ее вернуть. С какой стати он объявил себя королем? Он не из рода Финве!

— Келебримбор же бежал, — язвительно объяснил Раннас. — Они очень хорошо дружили с Аннатаром, полагаю, он и остался со своим "другом". А уж как они изобразили, что келебримбора захватили в плен — это не мне вам рассказывать! И что теперь — брошенный им народ должен оставаться без защиты, без короля? Хорошие же советы ты даёшь!

Воцарилось молчание — похоже, Раннас на этот раз перегнул палку.

— Так, — проговорил кто-то из нолдор, поглядев на Артанис. — Похоже, Владычица, мы тогда напрасно покинули Эрегион. Не пора ли нам возвращаться, чтобы спасти Ост-ин-Эдиль от этих безумцев? Если кто и может по праву сейчас властвовать в городе, то это ты — ибо Ост-ин-Эдиль и твое детище наравне с прочими, и ты — наследница Финве, а не эти самозванцы!

— А может, вы попросите Тинтаурэ позвать с собой и Гортхауэра? — развернулся Раннас. — Однажды у него это уже неплохо получилось!

Артанис поднялась.

— Довольно бессмысленных препирательств. Раннас, вы должны покинуть Лоринанд.

Пятеро феанорингов стояли, сомкнув ряд, — как против врага.

— Мы уйдём, — сказал Раннас. — Но знай. Даже если мы останемся последними, кто сможет противостоять лжи и обману Врага, мы будем это делать. Никто и ничто не уйдёт от справедливого возмездия, которое некогда провозгласил сам Феанаро!

— Старую песню запели, — проговорил кто-то. — Вот же неймется!..

— Идите, — повторила Артанис, и на этот раз к феанорингам подступили уже вооруженные эльдар — охрана.

Тинтаурэ, воодушевившись, выскочил вперёд.

— Тот, кто мучает раненых, не могут быть королями у эльдар! — крикнул он, сжав кулаки. — Я отдал им Нарья, потому что я знаю, что я не предатель, и потому что нет на мне никаких Вражьих чар! И теперь я скажу всем: я не признаю их права быть мне лордами, не признаю их права изгнать меня из моего города! А потому — я пойду в Эрегион обратно, и пусть они хоть лопнут!

Артанис подошла к нему — и коснулась руки:

— Мы обсудим все это, Тинтаурэ. Держи себя в руках, — и добавила едва слышно: — Но вообще-то я с тобою согласна.

Раннас развернулся на каблуках.

— Конечно, ты не признаёшь, куда тебе. Твой лорд теперь — Враг, от него ты получил Кольцо и служишь ему верно, на пару со своим обожаемым оборотнем. Погоди, придёт и твой черёд.

Артанис взяла Тинтаурэ за локоть — хватка у ее нежной на вид руки оказалась не слабее, чем у Гортхаура — и повлекла Тинтаурэ за собой, прочь из зала. За ними последовали и многие остальные — феанорингов теперь словно не замечали.

— Не позволяй себе терять голову, Тинтаурэ, — сказала она, остановившись — уже в тени деревьев, вокруг все было зелено-золотым, прозрачно-утренним — совсем далеким от войны...

Тинтаурэ кивнул. Виноватым он себя не чувствовал.

— Я бы хотел вернуть себе Кольцо Огня, — сказал он. — Это несправедливо. Я никого не предавал!

Артанис присела на скамью, стоявшую в тени дерева.

— Меня беспокоят эти искаженные из Нуменора, — сказала она. — Это реальная сила, которая может стать очень опасной.

— Почему ты называешь их искажёнными. Владычица? Они же не орки.

— А ты вспомни, что говорил он о них. Нет сомнений. Нет своей воли. Нет жалости. Что это, если не Искажение? Я не верю, что здесь — сила Эру. Нуменорские жрецы давно ищут пути к черной магии в поисках власти и бессмертия...

Тинтаурэ покачал головой.

— Я мало видел, Владычица, и на моём счету нет жизни в Первую эпоху, как у Глора. Я не видел тварей Врага в ту пору. Я видел орков, которые падали наземь перед своим владыкой. Я видел балрога, который ему подчинялся. И я видел волка, который, по-моему, вообще подчиняться не умеет. Скажи мне, твари Врага — они ведь Искажённые? Они без собственной воли, без сомнений и без жалости? И что же — ты не будешь воевать с Врагом? И вообще... как всё это может быть?

— Они измененные, — ответила Артанис. — Мир не так прост, как видится феанорингам. Зло и добро есть по обе стороны меча.

Тинтаурэ помолчал.

— Владычица, я пойду добывать своё Кольцо обратно, — твёрдо сказал он. — Оно никому не подчинится, кроме меня, — по крайней мере, пока я жив. И это не дело, что они вот так лежат у них там. Они жить должны, а не спать. Их Келебримбор для того и делал. И эти мне не лорды, чтобы распоряжаться, давай мне или не давай Кольцо. Оно само решило и выбрало, и оно у них не спрашивало. Враг над ним власти не имеет, — сам не смог оживить ведь! Так что, Владычица, я скоро пойду обратно. В Эрегион.

— Разузнаем вначале точно, что там творится, — проговорила Артанис. — Тебе одному туда идти нельзя — в лучшем случае посадят под замок, в худшем... в худшем — и убить могут. Эти — убивали и за меньшее. Пойдем, думаю, все вместе.

— С тобой и с Владыкой Келеборном? — Тинтаурэ сначала обрадовался, но радость быстро улетучилась. — А Лоринанд на кого оставишь? А вдруг эти налетят, воины Эру? Что тогда?

— Келеборн останется здесь. Что же, — она коснулась пальцами щеки, — ты полагаешь, они могут сейчас, именно сейчас бросить этих, на орлах, на нас? Орлы не станут помогать такому, если только их волю не подчинят насильно. Вот что... Нужно поговорить с государем Нуменора.

— Я не знаю, кто там государь, — признался Тинтаурэ. – Боюсь, я тебе тут плохой советчик. А скажи мне. Владычица, эльф этот, Нэртар, — он правда шпион?

— Он не шпион, — серьезно сказала Артанис. — Он посланник.

… За окнами небольшого дома стояла ночь. Вернувшись из крепости, Алнар так и не прилег — но не стал рассказывать о случившемся и Лантис — не хотел ее тревожить, та мирно спала у себя, наверху. Сейчас он сидел у окна, один, с кувшином вина — пил и смотрел туда, в ночь.

Чувствовал — не закончится этим. Вначале они разберутся с волком. Потом... Потом , скорее всего, примутся за него. Как именно — он не знал, и от этого на душе становилось еще тревожнее.

Когда снаружи ночную тишину наконец нарушили шаги, было уже очень хорошо за полночь. Пришедшие не скрывались: то ли считали, что это не нужно, то ли вовсе об этом не думали.

В дверь не постучали, — её попросту снесли.

В дом вошли несклько эльдар, и там сразу стало очень тесно.

Дверь не была заперта — здесь, в Ост-ин-Эдиль, это вовсе не было принято. Алнар поднялся — и почти сразу же по лестнице, ведущей вниз, сбежала испуганная Лантис — в одном накинутом плаще.

— Что случилось? — она обводила глазами эльдар, всех их она знала давным-давно, всех считала друзьями.

Тарил кивнул, и двое нолдор преградили ей путь, отделив от Алнара. Он медленно прошёл на середину комнаты.

— Я, Тарил, из Верных лорда Тьелкормо, беру на себя честь и тяжкую долю обязанностей короля Эрегиона — до возвращения лорда Келебримбора. И волею своею я приказываю взять предателя Алнара под стражу за то, что отказался он исполнять мой приказ. За деяние сие будет он судим и перед всеми понесёт кару.

— Тарил! — Лантис не поверила своим ушам. — Какой приказ? Какое предательство? О чем ты?

— Они пытали раненого, — ответил Алнар, — а я отказался в этом участвовать.

— Мы отловили Вражьего шпиона, — резко ответил Тарил. — Идёт война, Лантис, и негоже воину света проявлять мягкотелость в отношении мерзостной твари — оборотня. Взять его!

Лантис от неожиданности замерла в растерянности — и смотрела на происходящее молча. А Алнар швырнул на пол свой кинжал.

— Вы сами предатели, — сказал он. — Не ожидал я такого от тебя, Тарил. И вы все — вам же нравилось издеваться и мучить! Устроили в нашей крепости камеру пыток! Позор...

Один из воинов подобрал кинжал с пола. Тарил не сводил с Алнара горящих глаз.

— Лантис, я разрешаю тебе попрощаться с ним. В следующий раз ты увидишь его во время казни.

— Что?.. — растерянно произнесла она. — Какой... казни?.. Вы что...

— Плата за предательство — смерть — медленно и раздельно произнёс Тарил. — Сегодня он вступился за оборотня, завтра сдаст крепость Врагу. Этого я не допущу.

— Тарил, опомнись! — закричала Лантис. — Что с тобой?! Вы же друзья! Что ты говоришь?!

— Попроси опомниться своего мельдо, — Тарил невесело усмехнулся. — И спроси у него, да, спроси, с каких это пор ему стал другом волк-оборотень.

— Он не друг мне, но пытать раненого — это низко и недостойно нолдор! — резко произнес Алнар. — Вы были, как орки! Лучше бы глаза мои высохли, чем видеть, как эльдар стали палачами!

— Лучше бы ты потратил свой пыл на убеждение оборотня сказать то, что от него требовалось, — зловеще улыбнулся Тарил и погладил рукоять кинжала. — Всё, поговорили — и хватит. Увести его!

— Ах ты... — Лантис смотрела на него пылающим взглядом. — Ты... Тарил... Да ты сам предатель! Как ты смеешь!..

— О том, предатель ли я, будет судить Владыка Манве, пославший своё воинство на эту нечисть, которую защищает твой дружок, — спокойно отозвался Тарил. — не беспокойся. мы доберёмся до всех. И до мальчика, который за оборотня готов эльфам перегрызть глотки. И до самого оборотня. И до его хозяина.

По его приказу двое нолдор заломили Алнару руки за спину и повели к выходу.

Тот не сопротивлялся — только у самого выхода оглянулся на Лантис, и она, готовая броситься на Тарила, замерла, прижав руки к груди.

— Уходи из моего дома, — сдавленно сказала она.

Тарил нехорошо засмеялся.

— Советую тебе подумать, прежде чем становиться в один ряд с предателями.

Он дождался, пока его вассалы покинут дом, и вышел последним. Распахнутая дверь жалобно поскрипывала на ветру, а свет падал наружу, на траву, нга дорожку... на шаги на которой очень быстро замерли в ночи.

Лантис стояла на пороге, прижав руки к груди — в голове ее звучали мысленные слова Алнара: "Расскажи другим". Сердце стучало, душа заходилась — она не могла поверить в то, что произошло. Как дурной сон... Что с ними случилось?!

К горлу подкатывали слезы, и хватило ее ненадолго — Лантис все же, не выдержав, заплакала, и, уже потеряв над собою контроль, бросилась бежать вдоль домов — туда, где, через дом, жили ее друзья — у них тоже не было детей, и потому Ланнара не ушла в Лоринанд, осталась вместе с Ниррандилем.

Она бежала — и чувствовала, что слезы захлестывают ее душу; когда она застучала в дверь — уже не могла сдержать рыданий.

— Откройте! Ниррандиль, открой, пожалуйста, это я, Лантис!

Ночь была тревожной и бессонной, — оказалось, не только для неё. Ночь ждала, и... и перед Лантис распахнулась дверь.

— Что случилось?!

Она не выдержала — заходясь плачем, бросилась к Ниррандилю.

— Ниррандиль, они... — слезы душили ее, не давали говорить спокойно. — Они увели Алнара... сказали — он предатель, пожалел врага... Сказали — его казнят... Они вели себя... Они были, как орки, ворвались к нам в дом, дверь снесли... Тарил и остальные... Тарил сказал — он король, он приказывает... Я не понимаю — что происходит?! Алнар не предатель!!!

— Тарил — король? — Ниррандиль растерянно обернулся на жену. — Что ещё за новости! Его никто не избирал, наш король — Келебримбор! И что теперь, что он в плену? Вернётся! С чего вдруг — предатель? Алнар всегда был верным и честным воином. Идём, идём! Надо созвать народ, мы потребуем ответа за всё, что происходит.

— Ох, — Лантис вытерла слезы. — Я не знаю... Не знаю, чем они там занимались, что это за враг такой... Алнар мне не успел рассказать. Надо всем сказать... что они — с ума сошли, Враг ушел, так мы сами друг друга убивать станем, предателей искать?!

Ниррандиль на короткое время скрылся в коридоре. Когда вернулся — в руках у него был факел.

Он вышел на улицу.

— Все на площадь! — позвал он негромко, но слова его, разнесшиеся и по осанве, были услышаны жителями Ост-ин-Эдиль. — Все на площадь, и требуйте ответа от Тарила, с по какому праву он провозгласил себя нашим королём!

Его услышали — кто-то, кто еще не спал, отреагировал сразу, кто-то позже — но из соседних домов начали выходить эльдар — и Лантис снова и снова говорила — что произошло, рассказывала про Алнара, что его назвали предателем, что его хотят казнить... Они дождались друзей из этой части города — и уже все вместе пошли к площади, туда, где обычно проходили собрания, и слышали, что вокруг просыпается город, что многие тоже подтягиваются к ним.

Едва они дошли до площади, как поняли: их ждали.

Площадь была озарена бешено бьющимся пламенем факелов, а в центре её стоял, скрестив руки на груди, Тарил.

Вокруг, на равном расстоянии друг от друга, стояли его вассалы.

Ниррандиль выступил вперед — понимая, что Лантис, в смятении, сейчас вряд ли сможет говорить спокойно и четко.

— Что произошло, Тарил? — спросил он. — Я не верю, что Алнар предатель.

Тарил покивал.

— Я знаю, что ты не веришь. О да, в это трудно поверить, — что тот, кто жил с тобой рядом, от кого ты слышал то же, что от любого верного воина Света, вдруг встаёт на сторону врага! Не веришь? Так смотри же! И смотрите все!

Он вскинул руку, и на собравшихся обрушились образы.

Лес. Человек, на глазах перестающий быть человеком, превращающися в волка.

Тинтаурэ. "Отпустите!"

Подвал. "Сколько вас, тварей Врага, уцелело после Войны Гнева?"

Алнар. "Лорд..."

— Итак, вы видели, — ворвался голос Тарила. — Враг ушёл, да, но Враг — остался! Его твари наводняют леса, они прикидываются нами, — посмотрите, всех ли вы знаете из тех, кто стоит нрядом? Обернитесь, — не мелькнёт ли четвероногая тень за поворотом? Вы думаете, это ваша собака, быть может, соседская? От Врага нет защиты, нет спасения! Он делает всё. для того. чтобы мы думали — так. Но мы не позволим ему запугать нас. С нами Свет, с нами — прощение и благословение Валар, и мы вычистим ту заразу, которая заползла к нам со стороны Мордора!

К нему приступили его вассалы, вскинув факелы.

— Не так! — закричала Лантис, бросившись вперед. — Вы не так показываете, а я видела все! Вы пытали его! Вам это нравилось! Вы его жгли факелами, а он был ранен, он не мог сопротивляться, и вам нравилось это, тогда Алнар и сказал, что не будет в этом участвовать! Ты лжешь, Тарил!

— А ты там была? — Тарил сделал к ней широкий шаг. Он был намного выше ростом. — "Нравилось"! Да, мне нравится, когда торжествует справедливость, когда те, кто перегрызал горло мои друзьям, наконец получают по заслугам! "Нравилось"! Отправляйся в Чертоги Мандоса, Лантис, найди там тех, кто прошёл Волчий Остров, и спроси их, знаком ли им волк-оборотень по имени Лис! И послушай, что они скажут!

— Им волки что, по именам представлялись? — спросил у Лантис за спиной Ниррандиль. — Ну ты сказал тоже, Тарил.

— Они узнают своего убийцу! — грозно и ясно сказал Тарил. — Каждый из них, каждый из тех, кто сейчас в Пресветлом Амане наконец вздохнул свободно, кто уже больше тысячи лет живёт с мыслью, что зло — побеждено! Каждый из них будет счастлив узнать, что зло не ушло от расплаты

— По-моему, все это к делу отношения не имеет, — рассудительно сказал Ниррандиль. — Вы допрашивали этого оборотня, ладно. Алнар отказался в этом участвовать. Предательство тут причем? Я бы тоже отказался, не могу я смотреть, как живая тварь страдает, все равно, вражья или какая. Вражья — убить, а мучить сам я не смогу, даже для дела.

— Тебя никто и не звал туда, — резко сказал Тарил. — Если он взялся — надо было идти и выполнять, а не квохтать, как курица над цыплёнком!

— Так откуда он знал, что вы делать будете?! — воскликнула Лантис. — По-моему, вообще нельзя никого пытать, хоть сто раз вражья тварь! Чем мы тогда от них отличаемся?

— Да-да, конечно! — ласково сказал Тарил. — И если назавтра на тебя собирается обрушитсься вражья рать, а у тебя в руках — их разведчик, ты должен погладить его по головке и отпустить, подставить своих под их мечи! Так?

— Слушай, Тарин, — выступил вперед Ниррандиль. — Ладно, я все понимаю. Но никаких казней устраивать мы не позволим. Вы все же не заговаривайтесь. Сроду такого не было, чтобы эльдар друг друга казнили. Еще выдумали!

— Сразу ясно, что ты не жил в Первую эпоху, — улыбка Тарила стала похожа на оскал. — Наказание за измену — смерть! Но ради Лантис я пощажу его. До возвращения короля келебримбора пребывать ему в заточении. Всё!

— А кто тебя, собственно, провозгласил королем? — осведомился кто-то из нолдор, доселе молчавших. — Ты многое умеешь, но ты не из рода Финве. Что Алнар не предатель, в том все уверены, а вы в последние дни, когда боя не случилось, сами не знаете, куда себя деть. Коли вы его обвиняете, надо, чтобы был суд. Пусть он перед всеми расскажет, как все было, и объяснит, почему так поступил. А решать мы будем сообща, извини. Был бы здесь Келебримбор, его бы волю исполнили, но ты не финвион, Тарил, при всем уважении.

— И никто из вас — не потомок Финве, — сразу отозвался Тарил. — Но ежели кто лучше меня, кого сам лорд Тьелкормо назначил своим военачальником, сумеет оборонить Ост-ин-Эдиль, я сам признаю его королём!

— Оборона — это одно, — возразил тот же нолдо, — тут спору нет. Но сейчас мы не обороняемся. А потому я говорю — мы хотим знать, как все было, не только от вас, но и от Алнара. Пусть будет суд! Верно я говорю? — он оглянулся на остальных, и Тарил увидел, что остальные согласно кивают.

Тарил оглянулся на своих вассалов, — те замерли неподвижно и ждали приказа.

— Привести, — коротко приказал он. — И глаз с него не спускать!

— А то набросится, — пробормотал в сторону нолдо.

Остальные замерли в ожидании.

Алнара вывели откуда-то со стороны крепостнрой стены, — видно, из того же подземелья, в котором держали волка. Руки его были связаны, в остальном же... в остальном ничего не изменилось. Пока.

— Алнар, — проговорил, выступив вперед, Ниррандиль. — Мы хотим знать — что произошло? За что тебя обвиняют? Как все было?

— Говори, — поддержал Тарил. — И не забудь начать с начала. С того, как Тинтаурэ ломанулся в лес, как голодный пёс, которого поманили куском мяса.

— Я не буду тратить слов на эти рассказы, — заговорил Алнар. — Я покажу. Смотрите все — смотрите моими глазами, смотрите, что я видел — решайте, был я прав или неправ.

Видение потекло четкими образами перед глазами собравшихся — и вскрикнул кто-то из женщин, увидев, как огонь лижет спину обнаженного Лиса, как кричит он, и рвется из рук нолдор, как огонь пожирает его волосы...

-Да, это правда, — спокойно сказал Тарил. — Это оборотень не хотел отвечать на вопросы.

— Я тоже прошел войны Первой Эпохи! — Алнар заговорил громче. — Я сражался в рядах воинства Феанаро, я был в дружинах его братьев, и никто не посмеет назвать меня трусом. Моя рука не знала пощады к врагу — в бою. Но когда Келегорм приказал нам идти убивать беженцев в Гаванях — я отказался выполнять этот приказ, ибо не было в нем воинской чести. А вы — вы, Тарил, убивали! Вы убивали там, в Гаванях, безоружных женщин! Вы устроили бойню и там, и в Дориате! Вы говорите с презрением о жалости к врагу — да, вы истребили в себе всякую жалость, но не только к врагу, но и к своим сородичам! Я никогда не признаю тебя своим королем, потому что ты убивал женщин и детей. Вы прекрасно понимали, что оборотень ничего вам не скажет! Вам просто нравилось пытать его, вот и все! А я не палач!

— Пойди и скажи это Жестокому, он обольётся слезами умиления, — улыбнулся Тарил. — Он будет счастлив узнать, как легко, оказывается, завоевать сердца тех, кто клялся преследовать убийц Финве! Всего-то надо — состроить из себя беспомощную жертву! Вы думаете, он не мог использовать свою силу, этот оборотень? О нет! Давить на жалость — вернейшее оружие, оно срабатывает безотказно! Тинтаурэ. Теперь — Алнар. Кто следующий?

— То есть у вас было полное согласие, что ли? — осведомился Ниррандиль. — Ему все было нипочем, а вы его пытали вроде как в шутку?

— Он пытался завоевать таких, как этот, — Тарил кивнул в сторону Алнара. — Я же вёл допрос так, как должно феанорингу. Вот и всё.

— Нет, — Ниррандиль поднял факел — и повернулся к остальным. — Хотите знать, что я думаю? Когда у нас под стенами будет стоять Враг — да, Тарил может командовать, он владеет боем, мы все это знаем. Но если мы дадим ему власть сейчас — они такое устроят, что нам и Враг не понадобится. Ну какое это предательство? При чем тут предательство? Пусть даже была бы боевая обстановка, пусть бы этот оборотень знал то, что нам действительно жизненно важно... не все могут заниматься жестокими делами. Нет лорда Келебримбора — мы должны сообща управлять нашими делами, как и при нем всегда было, а у него мы лишь спрашивали совета, когда сомневались. А Алнара надо вывести из их дружины, он все равно теперь с ними не сможет. Он хороший оружейник, вот пусть и занимается теперь оружием, без походов в дозоры.

Тарил властно обернулся на своих.

— А может быть, нам уйти? Пусть защищают сами город при помощи вил и дубинок?

— Вам все равно идти некуда, — уверенно сказал Ниррандиль. — В Имладрисе уже завтра все знать будут, и я что-то подозреваю, что Элронд ваших сумасбродств не одобрит. Хочется тебе так быть королем, Тарил — будь, но, извини, как испокон веков у нас было: ты король, пока мы тебе верим. Так что хочешь быть королем — докажи, что ты лучше прочих.

Тарил мгновение молчал... затем чётко склонл голову и снова выпрямился.

— Я благодарю за доверие мой народ! — голос его зазвенел. — И в знак того, что воля моя с волей народа нерушима, повелеваю я отпустить Алнара на свободу. Однако более не быть ему моим вассалом и не числиться ему в моей дружине.

— Руки мне развяжите, будьте уж так любезны, — негромко проговорил Алнар.

В руке одного из конвоиров блеснул кинжал, — на лезвии вспыхнул отсвет факела. Клинок разрезал путы, затем Алнара легко толкнули в плечо.

— Иди... жалостливый ты наш, — с усмешкой проговорил феаноринг. — Радуйся, что тебя пощадили. Второго раза не будет.

— Ты бы лучше в бою был такой смелый, как с ранеными, — проговорил Алнар. К нему подбежала Лантис, потянула за собою — и оба они быстро скрылись в темноте.

— Пойдёшь со мной в бой — увидишь, — холодно и язвительно донеслось ему вслед.

…Отсюда, с Врат Мордора, вся равнина была видна на многие сотни миль вдаль — и потому крылатого коня, крохотную приближающуюся точку, Келебирмбор заметил издалека. Точка быстро приближалась, приобретала четкие очертания... и конь вскоре опустился на гигантскую перемычку, соединявшую башни Врат. С коня спрыгнул Нэртар.

— Гортхауэр, ты видел все, — начал он сразу. — Никому это не понравилось. Как бы нам всем не пришлось объединяться против нуменорцев.

Келебримбор молчал. Призрак новой войны оказался мало того что реальным — неожиданным, и ему было очень не по себе.

— Видел, — выглядел Горт мрачным. — А ведь права Артанис, права... если Три Кольца и эти нуменорские существа обрушатся на нас, у меня не будет иного выхода, кроме как защищаться силой.

— Я сменю коня и лечу дальше, — сказал Нэртар, — к своим. Если вдруг что будет надо — зови.

Он вновь вскочил на коня — и умчался прочь, уже вглубь Мордора; а Горт повернулся к Келебримбору.

— Король Тарил, — сказал он. — Вот так, Келебримбор.

— Этого следовало ожидать, — напряжённо сказал Келебримбор. — Нет... нет лидера. Никого нет, кто мог бы соединить в себе воинские умения, умение поести людей за собой, быть безжалостным и абсолютно уверенным. Он — может.

— Тебе надо возвращаться. Иначе он вовлечет Эрегион в войну.

Келебримбор молчал. Потом вскинул на него глаза.

— Ты — выдержишь? Я не хочу, чтобы ты был один...

— Я-то не хотел бы...- проговорил Горт. — А только что делать? Терпеть "короля Тарила"? Вот только как ты объяснишь все, бывшее с тобою здесь? Ведь ты не сможешь показать свою память.

— Я не знаю, — честно признался Келебримбор. — И я не знаю, примут ли меня в Эрегионе как короля, или же сразу отправят туда же, куда и Лиса.

— Смелее надо быть. Смелее и решительнее. Либо, — Горт вздохнул, — лгать. Либо же... Либо же рассказать все, как есть — и пусть сами смотрят, враг я им или нет.

— Я не смогу лгать, — медленно сказал Келебримбор и посмотрел в небо. — Не люблю долгих прощаний. Позови крылатого коня, и я уйду. И... прости, если что не так.

— Нет, — Горт взял его за руку. — Нет. Артанис собиралась прийти в Эрегион. Пусть она придет туда, и только тогда ты вернешься. Я не отпущу тебя раньше, потому что иначе тебя могут просто убить.

Келебримбор опустил голову.

— Это верно... И, знаешь... мне тревожно, что я ничего не знал об этих... воинах Эру. Мы ведь поддерживали связь с Островом, ты помнишь. И — ничего. Они молчали. Похоже, Тар-Минастир просто фигура на троне, а истинное правление в руках жрецов.

— Артанис нужно заняться орлами. Без них эти... Станут безопаснее. Было бы грамотным вовсе уничтожить все их поголовье, но, — Горт покачал головой, — они ведь тоже разумны, и пока никакого зла нам не причиняли. Я про орлов Мглистого. В Нуменоре таких до сей поры не было.

— Далеко лететь до острова, — при слове "уничтожить" у Келебримбора сжалось сердце. — Я не думал, что нуменорские жрецы станут так... могущественны. В конце концов, они просто люди. Как думаешь, могли ли они получить помощь из Валинора?

— Кто его знает. Связи с Валинором у них есть, это верно... До чего дошли, сволочи, — лицо Горта исказилось. — "Не знающие жалости"! И эти существа говорят о добре и свете!

Келебримбор положил ему руку на плечо.

— Я не видел Лиса. Тинтаурэ спросит о нём, обязательно спросит. Говорить же с тобой он, полагаю, всё же не решится. Что мне ему сказать?

— Так ты сходи, — улыбнулся Горт, — пообщайтесь. А вообще Тинтаурэ нужно просто смелее пользоваться своими способностями. Да и Лису стоит, пожалуй, позвать его самому... чем ждать.

— Может, в этом и есть... надежда, — Келебримбор улыбнулся в ответ. — Та самая, о которой говорил непроснувшийся балрог.

...На пути обратно Тинтаурэ уже весело показывал Артанис знакомые места. Гномы всё же не пустили его к выходу на Бесконечную Лестницу, — сказали, в результате какого-то нежданного обвала эту дорогу завалило, а другие слишком далеко. Тинтаурэ был уверен, что они сказали так, чтобы не возиться и не бегать за ним, но решил не спорить, и на привале с аппетитом уплетал гномьи кушанья.

Зов пришел совсем в неподходящий момент — во время привала, за едой. Голос долетел и издалека, вроде бы — и одновременно с этим показалось, что Лис совсем рядом, где-то, может, за стеной, в соседней пещере...

"Тинтаурэ! Что же ты молчишь столько времени? Нэртар принес нам новые вести..."

Тинтаурэ от неожиданности чуть не подавился. Быстро оглянулся: вроде бы никто не слышал, хотя показалось... да ладно, какая разница, что там показалось! Он потихоньку слинял в соседнюю пещеру и уселся возле стены.

"Лис! Я боялся тебя звать... боялся, что ты не сможешь ответить, что ты... не поправился. Ты как?"

"Я-то хорошо... вот вам может прийтись туго. Но ты правильно решил возвращаться, тем более вместе с Артанис. Тинтаурэ, Келебримбор тоже вернется, но позже."

Тинтаурэ отозвался не сразу.

"А что же его Гортхауэр не захотел сразу-то отпустить, почему только сейчас?"

"Он не хотел уходить, Тинтаурэ. Он не смог бы лгать перед всеми."

"Лгать?! Как это? В чём? Я не понимаю..."

"Что он — враг Горту. Что его держали в плену силой. Что из него вытягивали сведения, а он героически сопротивлялся. Не было этого."

Тинтаурэ широко раскрыл глаза.

"То есть... Подожди. Но мы же Кольца спасали! Зачем он тогда собирал нас, собирал все силы против Врага? Зачем тогда..."

Губы его задрожали.

"А ещё меня в предательстве обвиняли... А он тогда кто? Кого он обманывал?"

"Нет, он искренне считал все так, как говорил вам — тогда... И поначалу считал Горта врагом. Просто ну невозможно было так, чтобы они врагами остались. И Горт не сумел к нему, как к врагу, относиться."

"Я уже запутался, — признался Тинтаурэ. — Где правда-то? Мы все видели, что король с Аннатаром дружит, гордились... между прочим. Что с нашим королём дружит майа Феантури. А потом оказалось вон что. И король, похоже, обиделся, что его так долго обманывали. Да мы все обиделись! Да кто угодно бы так! Или я неправ?"

"Именно что прав. Тинтаурэ, да разве я сам точно понимаю, что у них произошло? Я только видел то, что видел. Видел, как вел себя Келебримбор поначалу... — Тинтаурэ ощутил мысленный горестный вздох, — вылитый Маэдрос... А после — все изменилось, они снова были друзьями. Не знаю, как Горту это удалось."

"А ты его не спрашивал? Хотя тут надо короля спрашивать. Неужели он простил обман?"

"Вернется — спросишь. Я не знаю. Но мне кажется, все откроется. Он не сумеет лгать."

Тинтаурэ вздохнул.

"И будут его клеймить, как меня. Да что там, как меня, — хуже. За мной справедливость, а он, получается, врага простил за обман. И что, получается, — мол, давай, обманывай дальше, всё можно? А Тарил и остальные на него как набросятся... бррррр."

"Вот потому Горт и сказал — даже не думай возвращаться, пока там не закрепится Артанис."

"Ты-то сам как думаешь? Что это — хорошо, как оно сложилось? Ну, что король сделал?"

"Что я сам думаю? Конечно, хорошо. Чего в ненависти-то утопать? Чтобы снова довести до нового моря смертей? Зато гордость соблюдем..."

"А как же... Моргот..."

"Да нет никакого Моргота, кроме как в воображении тех, кто боится... Знаю, Горту ты не веришь, может, поверишь мне?"

Тинтаурэ поёжился.

"А ты бы не боялся, если бы оказался на нашем месте? Вот скажи — ты его видел, когда он Дагор Браголлах устраивал? Или, может, тебе показывали?"

"Прямо тогда? Прямо тогда — нет... Никто не видел. Они с Гортом вдвоем тогда были..."

"И Горт... не показывал?"

"Я не спрашивал. Я видел... видел — снаружи... как это было."

"Снаружи-то я знаю, видишь ли, — Тинтаурэ насупился. — Это все знают, те, кто выжил. Очень страшно."

"Нам всем было страшно. Только Горту не было страшно. Он их тогда ненавидел. В этом пламени было много его ненависти..."

"Как же он теперь-то к нам пришёл, к нам же?! Ведь это мы там были, наши там горели, и сейчас с нами те, кто чудом уцелел там, тот же Тарил!"

"Я не знаю, Тинтаурэ... — Лис, похоже, и вправду не знал ответов на эти вопросы. — Он странный, Горт. Он похож на огонь в камине... он греет, он может давать тепло, быть добрым, давать жизнь. Но если огонь вырвется на волю — может сжечь все. Вот и он так."

"Если бы я стал с ним говорить, то я бы попросил показать... как они это устроили, — напряжённо сказал Тинтаурэ. — Показать — мне. Только не спрашивай, зачем мне это нужно. Нужно — и всё."

"Они это тоже не от хорошей жизни устроили. Много наших тогда погибало, они должны были защитить наш народ."

Тинтаурэ хотел было возразить, но вспомнил, как феанорингии стреляли по безоружному Лису, и возражения как-то растворились.

"И всё-таки. Передай ему. Я хочу их увидеть. Их, тогда. Я хочу... может быть, я хочу посмотреть в глаза Морготу."

"Я передам... хотя я бы на него месте не согласился это показывать... Ведь Мелькор наверняка не хотел, чтобы это кто-нибудь видел."

"Если захотел что-то сделать, надо уметь и отвечать за это. Кто бы ни потребовал. По-моему, так. Не хочу хватстаться, но я пошёл и отдал Нарья, хотя мне и не хотелось этого делать. Потому что так надо. Вот и всё."

"Да не в том дело! Но Мелькор-то не зря, наверное, не хотел, чтобы их в этот момент видели. А теперь получится, Горт тебе это покажет вопреки его воле, он ведь не может сказать из-за Грани — да, можно."

Тинтаурэ некоторое время размышлял.

"Не хотел — почему?"

"Почему... Не знаю. Мне кажется, это были самые страшные минуты в его жизни. Это было — как тогда, в Валиноре, перед Скалами, когда он видел, как казнят последних выживших... А тут он убивал — сам. Должен был убить одних, чужих, чтобы спасти от них своих. "

"Казнят? В Валиноре? Кого? И причём тут наши? Он что — мстил?"

"Отомстил уже, наверное — когда убил Древа... В Валиноре убили тех, кто выжил в первой войне. Эльфов, которые жили тогда с ним рядом. Распяли на Таникветиль, и заставили орлов рвать их тела. А он смотрел — от него вначале требовали, чтобы он убил их сам, но он отказался. Вернее, он это сделал... когда все началось... Тогда он стал седым."

Тинтаурэ долго молчал, потом отчаянно тряхнул головой.

"А это точно — было? Я понимаю — феаноринги, да... Но Валар!"

Он спохватился.

"Лис, ты... иты меня прости, что я тебе не поверил, просто... просто это слишком жутко, чтобы быть правдой. Прости меня."

"Было, — коротко ответил Лис. — Из-за этого потом все и началось. И Горт из-за этого стал Жестоким. Он таким не был тогда."

"Ты... Ты сам... сам видел?"

"Прямо своими глазами? Нет, своими глазами ЭТОГО я не видел... кто допустил бы туда обычного пса из стаи Ороме?.. "

"Но... ты же волк, нет? Разве ты был майа Ороме?"

"Это я потом стал волк. А был — майа в своре."

"Вон оно как... А когда ты решил уйти? И почему? И как же ты переправился через Море?"

"Слушай, Тинтаурэ... тяжело мне говорить об этом, понимаешь? Ты спрашиваешь — видел ли... Я был там, я видел первую войну. Я сам их убивал — тех, кто не сгорели в пламени майар, мы охотились за ними, по лесам, взрослых — убивали, детей уводили, чтобы стереть им память... Я не хочу об этом вспоминать и говорить. Как? Со скалы бросился, в Калакирии, там очень высокие скалы... А Намо отпустил меня, позволил душе уйти в Эндорэ. И потом Горт помог мне воплотиться снова."

"Бедный мой волк... — похоже, Тинтаурэ вовсе не собирался _говорить_ это, так, чтобы Лис услышал. — И зачем, я, дурак, пристал? Некому за любопытство по шее надавать, угу..."

"Ладно тебе... — Лис как будто потерся мысленно о его щеку пушистой волчьей мордой. — Ты просто понимай: мы тоже... Не железные."

Тинтаурэ потянулся к нему... и только через пару мгновений понял, что Лис на самом деле где-то очень далеко.

"Я бы хотел тебя увидеть, — признался он. — И, знаешь, не только я. Глор меня про тебя расспрашивал много. Ну, Глорфиндейл. Только он в Эрегион не вернётся. Он через Морийский Ров не пройдёт. Говорит, не сможет."

"Почему? — удивился Лис.

"Ну... как-то так. Я помню, он когда совсем маленький был, жутко огня боялся, его дразнили за это, так я за него всех колотил! Потому что это не из-за того, что он трус, а из-за того, что его балрог убил. А теперь мало того, что он с балрогом встретился, так ещё и опять в пропасть падал. Не позавидуешь. Он не трус!"

"В пропасть падал... Наши высоты не боятся... Но можно же прислать крылатого коня для него!"

"Он мне сказал — его Гортхауэр спас, — неохотно сказал Тинтаурэ. — Что когда его балрог сшиб, он рванулся за ним, вниз... Если бы не Горт, он бы разбился насмерть. Вот так."

"Ну да... Надеюсь, тебя это _теперь_ не удивляет."

"Послушай... И всё-таки... ты не хочешь приходить из-за Тарила. Да? Ты скажи, я... я пойму. Хотя мне бы очень хотелось тебя увидеть..."

"Если я сейчас приду, тебе придется либо опять скрываться, либо мне перед всеми открыться и снова выдерживать страх, недоверие, будут говорить, что мы шпионим, что мы хотим завоевать город исподтишка..."

"А ещё это просто... просто, кпак отец бы сказал, моя блажь, — неожиданно резко сказал Тинтаурэ. — Как он говорит, мало ли кому чего хочется, что, на каждое желание вскакивать и бежать исполнять? Ладно. Не думай об этом. У тебя уже и так из-за меня были неприятности... больше не надо."

"Если бы все жили в мире и доверяли друг другу, я мог бы без опаски приходить туда, а ты — к нам... "

"Не хочу я к вам, — честно сказал Тинтаурэ. — Орки эти... мне как-то не понравились. Извини."

"Горт виноват. Что мало этим зверьем занимался, что позволил им расплодиться."

"Я его боюсь. Правда."

"Тебе-то что его бояться... он тебя уже своим считает. Не в смысле принадлежать, а в смысле — в круге друзей... "

"Меня?! — несказанно удивился Тинтаурэ. — Я вроде как... нет, ну в сравнении с некоторыми, то, конечно, оно так, да. Смотря с кем сравнивать."

"Слушай, ладно... — Лис как будто решился наконец. — Я прилечу. Вместе с Келебримбором, наверное. Придумаем что-нибудь... "

"Лис! Но тебя же узнают, если... Если ты придёшь в облики эрузини... Узнают, и... Я не представляю, что там сейчас, когда Тарил провозгласил себя королём. Я не выдержу, если они снова... тебя... Нет, пожалуйста, только не это, только не так, я так не могу, нет, нет!.."

"А я не покажусь им на глаза. Я где-нибудь буду ждать... за городом, не внутри... И если все будет хорошо, может, удастся прийти открыто."

"Я хочу вернуть себе Кольцо Огня, — вдруг признался Тинтаурэ, помолчав. — Артанис тоже сказала, что я не предатель, и что это несправедливо. Почему-то они с Гортом сошлись на том, что я хороший Хранитель."

"Пока там Тарил и его вассалы, ничего из этого не получится... разве что Артанис силой отберет его у них. Или все потребуют, чтобы они их отдали."

"Ну а куда их девать? Выгнать? Мы не они, мы не может... убивать, как они. И это правильно!"

"Согласен. Выгонишь — они зло пойдут разносить... "

"И чего они не ушли тогда в Аман? Их же простили. Нет, остались... Послушай, а... Ты считаешь, это действительно возможно — вытащить _его_... из-за Грани? Я просто подумал: ведь Горту нужны для этого Кольца. Он что — будет меня как-то... заставлять ему помогать, когда я верну Кольцо? и Келеборна? Он же не отступится, я видел, он упрямый..."

"Убеждать... Убеждать, видимо, будет. Потому что упрямый, да... А заставлять — как тут заставишь?.."

"Страшно, — тихо сказал Тинтаурэ. — Не поверишь. Страшно. Похоже, я против воли ввязался во что-то... что-то, что намного больше меня."

"Все так же ввязывались. Но ты-то по своей воле. Сам же Кольца попросил у Глора..."

"Я не знал, что Нарья меня услышит — там, у городских стен! Второе ведь не отозвалось, так и спит..."

"И теперь тебе придется становиться в наши ряды. Хочешь, не хочешь... Ну, то есть, конечно, ты можешь все бросить, но не бросишь ведь."

"Я не хочу. Пойми. Я нолдо. Братья моего отца погибли в Гондолине. Я не могу служить..." — он чуть было не сказал "Тьме", но остановился.

"Я не имел в виду — в ряды "темных"... Я имел в виду — в ряды тех, кто влияет на судьбы мира. Куда деваться. Вернее, я-то не в этих рядах, я так... а вот ты вполне можешь и быть... "

"Ааа, ну от этого я бы не отказался, — Тинтаурэ оживился. — По правде сказать, я всегда мечтал о таком. Чтобы стать героем! Только я думал, что мне этого не дано. Я же не из рода Феанаро, да и вообще — никакого лорда, а значит, мне никем и не быть. Разве что оруженосцем, имя которого воспоют в веках за верность господину."

"А Глорфиндейл тоже не из рода Финве, между прочим... Да и Тарил."

"Глор герой! Он не испугался балрога. И он лорд. А я никто. Я хотел стать его Верным, но... Похоже, он не хочет," — в голосе Тинтаурэ была обида.

"Он был главой дома, да... Но он стал им по своему таланту, а не по роду предков. И верным надо быть чести и совести, а не чьему-то имени. Другу можно быть верным, но и друг тебе тоже. А не как бессмысленный раб подчиняется хозяину. Как хочет Тарил от своих вассалов."

...Тарил стоял на стене, скрестив руки. Тех, кто шёл к Ост-ин-Эдиль от Врат Мории, он прекрасно видел. Понимал: Артанис.

Артанис, к которой бежало множество эльдар отсюда, от войны.

Артанис, к которой сушёл Тинтаурэ.

И он стоял, нахмурясь, в окружении своих вассалов. Наконец — резко развернулся, зашагал вниз. Приказал подать себе коня.

Ворота крепости — те, к которым не так давно подходили Келебримбор и Гортхауэр с волчьими всадниками — эти ворота медленно распахнулись, выпуская небольшой отряд на равнину.

И можно было не сомневаться — _сейчас_ о ней в городе уже знают; наверняка, подходя, ее нолдор мысленно сообщили о себе своим друзьям в городе, да и на стенах находился не один лишь Тарил... Можно было не сомневаться и в том, что ей будут рады. Что весть о ней сейчас разнесется по всему городу, и эльдар будут ждать ее прибытия, чтобы задать ей множество вопросов...

Завидев отряд Тарила, Артанис остановилась — и вместе с нею остановились все ее сопровождающие. А было их немало... почти все — прошедшие первую эпоху, многие — еще из валинорских...

Тарил выехал вперёд. Церемонно склонился чуть не до шеи коня.

— Приветствую пресветлую Владычицу, — медленно сказал он. — От своего имени и от имени моего народа. Рад, что путь ваш оказался благополучным.

— Я тоже рада видеть тебя, благородный Тарил, — проговорила Артанис. — Давно я не была в землях и в городе, успевших стать мне родными, и рада, что Ост-ин-Эдиль стоит нерушимым. Надеюсь, ты не против нашего визита?

— О нет. Более того, я хотел бы говорить с тобой лично, — взгляд Тарила сверкнул, но тут же вновь стал прежним. — Позволь сопроводить тебя в город.

— Конечно, — Артанис вновь пошла вперед — не спеша, не оглядываясь на Тарила. В походке ее, в осанке, во всем чувствовалась уверенная сила.

За стены они въехали торжественно, — Тарил знал, что сейчас чуть ли не весь город высыпал сейчас на улицы, что идёт сейчас волна — и разговора, и осанве: артанис! Впервые за много, много лет... С тех пор, как она покинула Эрегион, она никогда не появлялась здесь. Тарил проводил её к себе: дворец — не дворец, но что-то похожее. Судя по виду — чуть ли не крепость нутри крепости, такой дом, даже когда враги врываются за стены, может дать возможность сопротивляться ещё долго...

— Вы хорошо укрепили город, — сказала Артанис, когда они вошли. — Военной силой взять его было бы трудно.

Тарил чётко склонил голову.

— К сожалению, время мира снова оказалось позади. Прошу.

Перед ними открылись двери: узкий вход в толстой стене, высокая лестница, уходящая круто вверх. Внутри, впрочем, покои были вполне привычными, однако убранство резко напоминало форты феанорингов Первой эпохи: жилище как будто намеренно почти не было украшено.

Артанис проследовала за феанорингом.

Тарил остановился в большом зале, его вассалы следовали за ним и Артанис, как тени, — встали по стенам... как тогда, в подземелье, неподвижные, готовые выполнить любой приказ...

Тарил широким жестом предложил Артанис сесть в большое кресло, сам сел в другое, напротив. Стол возле них сервировали — по безмолвному приказу.

— Прошу прощения, Владычица, что не даю возможности тебе отдохнуть с дороги. О твоих вассалах позаботятся... а мне бы хотелось в первую очередь узнать причину и цель твоего визита. К сожалению, время нынче нельзя расточать бесконечно, дорог каждый день и каждый час.

— Мы пришли, чтобы своими глазами видеть то, что здесь происходит, — ответила она. — Ты ведь все понимаешь, Тарил.

— Я знаю о том, что ты отказала мне в помощи, — Тарил смотрел прямо и жёстко. — Раннас сообщил мне об этом. И он не приносил мне вести о твоём визите.

— Ты играешь с огнем, Тарил. Твоя самонадеянность может стоить эльдар новых тысяч бессмысленных жертв.

— А ты предлагаешь ублажать Жестокого? — Тарил поднял брови. — Прыгать вокруг него, отдавать всё, что он ни попросит, — те же Кольца, лишь бы он нас не трогал? тебе легко говорить, он не являлся к _твоей_ стране с армией и угрозами.

— А ты предлагаешь — погубить тысячи, если не сотни тысяч жизней, и все равно остаться ни с чем. Кольца у нас — что тебе еще нужно? Враг не нападает на нас, и не нападет,и не собирается расширять свое влияние за пределы темной страны. Нет — тебе все равно нужно, как в прежние времена, по образцу безумных лордов, повести наш народ на погибель! Ваши орлы и кучка искаженных нуменорскими колдунами людей-инструментов — залог не победы, а того, что Враг попросту выжгет всех, кто ему угрожает.

— И ты веришь в то, что он не будет расширять свои границы? — усмехнулся Тарил. — На чём же основывается твоя уверенность, о Владычица? На его заверениях?

— На знании его натуры, — спокойно ответила Артанис. — Я достаточно наблюдала за ним в Первую Эпоху, в то время, как вы затмевали свой разум безумием и ненавистью. Ты хочешь управлять народом, при этом ни во что не ставя саму его жизнь. Для тебя главное — ненависть, оружие, уничтожение. Да, вы таковы, братья собирали вас, подобных, под свою руку; но к чему это приводит — видно всем. Сколько вас было?.. И сколько осталось?.. Теперь же ты хочешь сделать заложниками старой ненависти всех остальных.

В глазах Тарила что-то мелькнуло, его вассалы, замершие вдоль стен, шевельнулись... но остались на месте.

— Если он подчинит себе и эльдар, мы уйдём, — я и те, кто останется верен Свету. Лучше сложить голову в бою, чем жить среди предателей.

— Что, если вернется Келебримбор? — спросила Артанис. — Надеюсь, ты не станешь оспаривать его право быть королем Эрегиона?

— Смотря каким он вернётся, — без колебаний отозвался Тарил. — если вернётся прислужником Врага, искажённым, — я убью его без колебаний, и ничто не остановит меня.

— И как же ты будешь определять это? — с интересом спросила Артанис.

Тарил открыто засмеялся.

— Ты считаешь, я мало повидал тех, кто вернулся из Ангамандо?

— А по-моему, для тебя будет важен лишь один критерий — поддержит он тебя, или нет, в твоем самоубийственном стремлении.

— Думай как знаешь. В Эрегионе король — я, и со мною сила. В мирных делах пусть управляются сами, мне это неинтересно, но в делах военных — путсть не берутся за то, в чём не в состоянии разобраться.

— Благодарю тебя за беседу, король Тарил, — спокойно произнесла Артанис и поднялась. — Ты знаешь, здесь живет множество моих друзей, которых я давно не видела, и сейчас я хочу наконец встретиться с ними. Я остановлюсь в том доме, где жила раньше, на окраине Ост-ин-Эдиль — там по-прежнему мои друзья.

Тарил тоже поднялся, поклонился.

— Надеюсь, твоё пребывание в Ост-ин-Эдиль не приведёт к тому же, из-за чего тебе пришлось некогда покинуть Эрегион.

Артанис посмотрела на него в упор — и нескольких секунд хватило, чтобы понять: здесь угрозы бесполезны. Эта женщина будет поступать так, как считает нужным, и никакие короли не в силах будут ей помешать. Вслух же Артанис произнесла:

— Конечно, король Тарил, — и пошла к выходу; за нею последовали несколько нолдор, ее сопровождавших сюда.

Артанис немного помедлила, оглянулась на своих друзей, следовавших за нею, прежде чем распахнуть дверь, ведущую наружу, на площадь. Чувствовала — там, снаружи, ее ждут, там множество эльдар...

Она вздохнула — и распахнула дверь.

Радость. Её ждали. И — ожидание сейчас, смешанное с... с чем-то ещё.

Ниррандиль выступил вперёд.

— Владычица! Идём к нам. У нас есть к тебе слово. И важное дело. Идём же, идём! Эру, какое счастье, что ты вернулась!

— Как же давно я здесь не была... — Артанис взглянула со ступеней дворца на знакомую площадь; и сбежала по ступеням к Ниррандилю. — Вот что счастье — что город цел и невредим. Идем...

Ниррандиль повёл её — туда, в свой дом, куда не так давно прибежала. вся в слезах, Лантис. Невольно передёрнул плечами: вспомнилось. А сейчас Артанис как раз с Тарилом и говорила...

В доме враз стало тесно: все, кто хотел встретить Артанис, набились сейчас к Ниррандилю... и было очень похоже, что они все уже знали, о чём пойдёт речь.

— Владычица, — начал Ниррандиль, предварительно взглядом попросив у остальных тишины. — Ты видела Тарила. Ты знаешь, что он творил, — семья Тинтаурэ ушла к тебе, парнишка не мог не расказать всё, мы его знаем. Тарил взял сейчас город в свои руки силой оружия, но только на оружии его власть и держится... до тех пор. пока ничего не случилось. А случись что, вернись армия Врага — что будет? Раскол. мы не хотим этого. Мы не хотим, чтобы нас перебили. Но и под властью Тарила мы жить тоже не хотим. Келебримбор в плену, — что ж... мы просим тебя взять город под свою руку. мы доверяем тебе, и мы хотели этого уже тогда. давно. Теперь судьба снова распорядилась так, чтобы тебе взять влдасть в Эрегионе. Не отказывайся. Прошу. Мы все просим тебя.

— Подожди, Ниррандиль, — приподняла руку Артанис. — Скажи мне, как велика дружина Тарила — я имею в виду не только тех, кто занят в дозорах, но тех, кто безоговорочно предан ему, кто исполнит любой его приказ, если доведется?

— Их не так много, три сотни с небольшим. Но бросаться на их клинки... — Ниррандиль поморщился.

— Со мною меньше, — проговорила Артанис. — Вот что, Ниррандиль... Я говорила мысленно с Келебримбором. Он возвратится.

Эльдар заволновались, по толпе прошла волна, — кажется, не все были этому рады, но тревожились за жизнь короля...

— Как же так? его отпускают? Но почему?

— Я полагаю, что Аннатар говорил вам правду, — сказала Артанис. — Он убедился, что силой Кольца не отнять — они умрут, заснут, утратят силу. Потому и увел свою армию. Теперь держать Келебримбора ему нет смысла.

В комнате зашумели, — обсуждали каждое слово, потом догадались перейти на осанве. Наконец раздался чей-то не слишком смелый голос.

— Послущай, это, конечно, хорошо, что он жив, но мы думали — его убьют. Почем Жестокий пощадил его?

— Мой ответ прозвучит странно, но, думаю, только такой ответ соответствует истине, — ответила Артанис. — Потому что, несмотря на все случившееся, он продолжает считать его другом.

— Мы видели его, когда он притворялся Аннатаром, — обиженно сказал тот же голос. — Но это же всё ложь! Он просто хотел втереться к нам в доверие для того, чтобы Келебримбор сделал Кольца! И слава Эру, что они, благодаря, видно, чистоте своей, могут защищаться от неправедных рук!

— Возможно, — согласилась Артанис. — Но теперь мы можем или принять Келебримбора, или повести себя, как жаждет Тарил — по их обычаю Первой Эпохи, заявить, что выживший в плену или тот, кого отпустили, повинен смерти уже за то, что выжил.

— Ну нет, — сказал Ниррандиль. — Убивать своих — последнее дело. Пусть откроется перед нами, пусть покажет, что он пережил, — ведь память не лжёт! Разве он не говорил с тобой об этом, Владычица?

— Говорил, — кивнула Артанис. — Ничего он особенного не пережил, Ниррандиль. Аннатар повел себя с ним, как... — она помолчала. — Как всегда, словом. Словно бы ничего и не было. Но перед тем, конечно, взломал его память...

По залу пронёсся возмущённый гул.

— Ничего себе друг!

— Да. Но Келебримбор ничего и не знал о местоположении Колец... И вот, дальше Аннатар забрал его с собою. А когда выяснилось, что Кольца силой не отобрать — он, сейчас, сказал, что Келебримбор может возвратиться к своим, и что Эрегион его более не интересует.

Кто-то в толпе вздохнул.

— И что, Владычица, ты ему веришь? что он больше не приведёт сюда своих орков?

— Не приведет — хорошо, — рассудительно сказала Артанис, — но в любом случае мы должны быть способны постоять за себя, и не должны расслабляться. Но самоубийственное безумие феанорингов этому не поможет.

— Это точно, безумие, — вздохнул Ниррандиль. — Но скажи мне, Владычица, скажи нам всем: видала ли ты прежде таких вот оборотней? Что ты знаешь о них? Расскажи!

— Сама — нет, — помолчав, ответила Артанис, — у Гортхауэра такие были, верно. Мне думается, если бы Аннатар хотел шпионить — устроил бы что-нибудь понадежнее, чем вот так глупо подставлять одного из своих.

— Тогда зачем он явился? — спросил удивлённый голос. — Может, в чём-то Тарил и был пра, что стал его допрашивать. Вопрос, конечно, в том — как он это делал...

— Это бесполезно, — сказала Артанис. — Как нолдо не заставить пытками выдать сведения, так и этих. Феаноринги впустили в себя искажение еще давно, и потому им доставляет удовольствие власть над побежденным врагом. Я бы поговорила с оборотнем, и попыталась его мысленно прощупать: ложь и попытки схитрить всегда ощущаются.

— Я не понимаю, — сказал Ниррандиль. — Ты говоришь: они впустили в себя Искажение. Но — как? Они же самые ярые враги Моргота.

— Одно другому не мешает, — усмехнулась Артанис. — Искажение — это злоба и ненависть в душах.

— Но разве не Моргот отец Искажения? — Ниррандиль вдруг вздрогнул. — Получается. Моргот сумел-таки победить их... заразил скверной. Эру, как страшно...

— Я думаю, здесь другое, — сказала Артанис. — Думаю, Искажение существует независимо от Моргота, от феанорингов, от кого бы то ни было. Души созданы для любви и гармонии, а не для злобы и хаоса. Не было бы Моргота, кто другой начал бы убивать и разрушать — он впустил бы искажение в себя. И когда Мелькор убил Древа — он впустил его в себя. И когда Феанаро зарубил Олве... — она закрыла глаза, — я видела это глазами Олве, он умер у меня на руках... когда вассалы Феанаро убивали телери, когда вассалы братьев убивали безоружных в Дориате и в Гаванях... они впускали Искажение в себя. Каждый раз, когда мы выбираем ненависть и злобу вместо понимания и добра, мы впускаем в себя Искажение. И когда нам удается понять друг друга — Искажение уходит побежденным.

— Но кто же тогда его создал? — тихо спросили её из толпы. — Кто?

Артанис задумчиво прикоснулась ладонью к своей щеке.

— Я думаю, мы сами создаем его всякий раз заново. Ведь Искажение может жить только в душах, разве нет? И проявляться вовне оно может только через нас самих.

— Нет, но как же! ведь Искажение родилось в Великой Музыке, когда Мелькор поднял свой голос против всех!

— Мне кажется, не родилось, — так же задумчиво сказала Артанис, — а он тогда исказил себя сам, начав петь против братьев, и тем впервые подал пример, что так — можно. Так Искажение и нашло лазейку в наш мир.

— Какая разница, как, — всё равно он Враг Мира, — сказал Ниррандиль. — А тот, кто притворялся Аннатаром, — его правая рука, и он не раскаялся. Эонве утверждал, что он приходил к нему, хотел покаяться, но что зло в нём было столь сильно, что не позволило ему сделать этот шаг.

— Этого я не видела, — сказала Артанис. — Я знаю, что у них тоже есть разные существа, разные люди. Но доверия ему у меня нет. Потому я и считаю, что расслабляться мы не должны.

— Говори, — кивнул Ниррандиль. — Что мы должны делать? Мы сделаем, как ты скажешь. Надеюсь, Кольцо Воздуха надёжно защищает Лоринанд, у нас этого нет... увы.

— Видишь ли, Ниррандиль... Если бы он _хотел уничтожить_ нас, — она подчеркнула эти слова, — не сомневаюсь, он нашел бы способ это сделать, так, что и Кольца бы не защитили. Этого он — во всяком случае, пока мы не идем к его землям, чтобы завоевать их, как было в Первую Эпоху — не хочет, и склонять его к этому желанию — безумие. Но и превращаться в расслабленных беспомощных существ мы не должны. Я думаю, нам следует объединить силы Лоринанда, Эрегиона и Имладриса, научиться владеть Кольцами в полной мере, но не для того, чтобы пойти с ними на темную страну, а чтобы окрепнуть здесь, чтобы Аннатар был вынужден с нами считаться. Он не любит губить своих понапрасну: если есть риск обломать зубы, он всегда ищет другие пути. Вот нам и нужно стать таким орешком, который Аннатару будет не разгрызть, что бы ни взбрело ему в голову.

— Не нравится мне всё это, — Ниррандиль покачал головой. — Потом, Кольца... два снова мертвы, и я не знаю, что может заставить их проснуться.

— Тинтаурэ оживит свое Кольцо... А третье... Третье, вероятно — кто-то из вас.

— Тинтаурэ не допустят, — быстро сказал Ниррандиль. — Кольца у Тарила.

— Когда вернется Келебримбор, Кольца должны будут возвратиться к нему. К их создателю.

— Мало ли кто кому что должен, — вздохнул Ниррандиль. — Боюсь. в отношении его Тарил будет стоять насмерть и скажет — только через мой труп. А если так — будет кровь.

— Главное — единство, — сказала Артанис. — Единство народа Эрегиона.

— Ну что нам — с голыми руками против мечей? — спросил кто-то из толпы. — Мы и драться-то не все умеем, тем более — против своих... Уподобляться феанорингам в Дориате как-то желания нету.

— Никаких мечей, — она качнула головой. — Я подумаю, как все это устроить.

— Мы верим тебе, — Ниррандиль поднялся. — Надеюсь, ты почтишь мой дом и остановишься здесь. Кто останется с тобой?

— Думаю, мои друзья, — Артанис оглянулась, — и Тинтаурэ, конечно. Мы тебя, думаю, не стесним.

— Тинтаурэ здесь? — ахнул Ниррандиль. — Я думал, он не вернётся. Если Тарил узнает, он его живьём съест.

— Вот потому ему и лучше оставаться со мной, — улыбнулась Артанис.

Ниррандиль, нахмурясь, обвёл взглядом эльдар.

— Ему всё равно скажут. Тинтаурэ слишком шустрый, прятаться не сможет, заметят... И что будешь делать? он что, пришёл воевать за справедливость? Доказать, что его неправильно изгнали?

Она кивнула.

— Удержать его можно было, только посадив под стражу. Я не стала — ввиду того, что нам нужно все-таки оживить Кольца...

— Сложное это дело, — Ниррандиль покачал головой. — Тарил будет драться, если что. И не один. Ему как раз не привыкать бить по своим.

— Не нужно доводит до оружия, — повторила Артанис. — Если вы убеждены,что Кольца он не отдаст добром — их нужно забрать у него тихо. А что до охраны... — она хитро улыбнулась. — Я ведь тоже умею держать меч в руках. И владею чарами — помимо Колец.

...Келебримбор спешился, отпустил крылатого коня. Душа рвалась домой...

Он обернулся на Лиса — в глазах была тревога.

— Ну что ж... я пойду туда. Надеюсь, тебя тут не найдут.

— Не должны, — ответил Лис. — Здесь ваши патрули почти не бывают. Будь там осторожен. И, главное, удержите Тинтаурэ от того, чтобы мчаться ко мне.

Келебримбор чуть улыбнулся.

— Постараюсь. Впрочем, он мальчик с головой, а то, что случилось, его многому научило. Полагаю, он и сам не пойдёт, пока не будет уверен, что это безопасно.

Он кивнул на прощанье и пошёл вперёд, прочь из леса. Там — пока ещё далеко — был Ост-ин-Эдиль... и ему было очень не по себе. Король Тарил, да...

"Келебирмбор, — услышал он обеспокоенную мысль — Артанис. — Я выйду к тебе навстречу, выйду без огласки, тихо. Ты сейчас сам не знаешь маршруты ваших патрулей... не хочу, чтобы ты наткнулся на дружинников Тарила. "

"Хорошо. Иди."

Он прикрыл глаза, — и к Артанис в Незримом протянулась яркая серебристая нить, указывающая путь. И всё же... всё же надо уйти от леса, по опушке, подальше. Если вассалы Тарила поймают его, это ещё ничего, но главное — чтобы они не нашли Лиса. Снова.

"Я слышу тебя, — мысленно улыбнулась она. — Я все-таки кое-что умею... да и многому научилась еще тогда, давно, у Мелиан. Ты оставайся там, я буду через пару часов."

"Только скажи мне, — в мысленном голосе было напряжение и беспокойство. — Есть ли они поблизости? Я ведь не один, и... я боюсь за Лиса."

"Нет, нет. Там, где вы с Лисом — нет. Ваши кони тоже не без головы, — она засмеялась, — они же чуяли, где садиться. Жди."

Келебримбор кивнул. Прислонился к дереву, — ощутить землю, покой. тишину... успокоиться. Хотя и понятно, что не выйдет, что перевернулось всё — и в душе, и в жизни... Он знал: придётся говорить с народом. И надо говорить так, чтобы...

А пока — тишина, и где-то в высоте плывут облака над головой, и прохладный вечер, и простор...

Время летело незаметно, он, похоже, даже задремал в этом расслабленном покое....

Над головой его прозвучал женский смех, лица коснулась щекотная метелочка травы, и знакомый голос окликнул:

— Келебримбор! Просыпайся, я уже здесь.

Он засмеялся, рванулся вперёд — и как-то враз позабыв и о том, что он король, и чуть ли не обо всём на свете, обнял Артанис. Ощущение, что он наконец вернулся домой, обрушилось на него, закружило...

— Здравствуй...

Та была одета по-мужски, в лесную одежду дозорных Лоринанда — зеленые цвета, сливающиеся с листвой. Волосы были заплетены в тугую косу, уложенную вокруг головы.

— Здравствуй, Келебримбор, — она чуть отстранила его, вгляделась в лицо. — Давно я тебя не видала... Я смотрю, все же вы с Аннатаром умудрились не убить друг друга, как это ни странно.

Келебримбор вздохнул.

— Ну, его-то не больно-то убьёшь, а вот со мной это вполне возможно.

— Тебе честно сказать? Я уже не знаю, кто опаснее — Тарил с его преданными, или Аннатар. Этот, по крайней мере, далеко, и не безумен...

— Что происходит? Как настроения в народе? Что будем делать? Я, знаешь, как это ни странно, хочу вернуть себе власть.

— Что происходит... Все обрадовались, когда я вернулась. Не по нраву им тариловские настроения, но у него — дружина, опытные воины — их просто боятся. Думаю, что тебя все встретят с радостью, а Тарил заявит, что ты искажен.

— Что ж... у него будет возможность проверить, есть ли на мне "чары Тьмы". Это я позволю. Другое дело, что рыться в своей памяти... — он передёрнул плечами. — Из эльдар я могу противостоять кому угодно.

— Что у вас было там? — спросила Артанис. — Что было в темной стране?

— Было... Он показывал мне Мордор. Там огромные земли, там живёт множество людей, там, — он улыбнулся, — у озера Нурнен можно увидеть фэа-алтээей... Они приходят на его зов. Но есть ещё кое-что. Эта страна, эти люди, орки — они привыкли жить в постоянной готовности к тому, что на них нападут. Не атаковать, но — защищаться.

— Кто? — спросила Артанис. — Наши до недавнего времени об этом не помышляли. Нуменор? Эти да, эти могут... Куда он бросает своих воинов? Воинов тоже нельзя оставлять без дела, они расслабляются, теряют смысл сохранять воинские навыки.

— Его союзники — люди, что живут восточнее. Для них быть воином — в крови, это сложилось задолго до того, как туда пришли беженцы из Ангамандо. Нуменор шаг за шагом увеличивает своё влияние на материке, боюсь, скоро это перерастёт в большую войну.

— Вот как? — проговорила Артанис. — До меня доходили вести об этом, но, к сожалению, не подробные, смутные. И эти "безжалостные"... Очевидно, их станут бросать в бои на материке, будет ли война с Аннатаром, не будет — все равно.

— Я бы хотел побывать в Нуменоре, чтобы понять, что там происходит. Но сначала надо утвердиться в Эрегионое... снова. Боюсь, это сложно.

— Будь решительнее, — посоветовала Артанис. — Сейчас именно ты, по всем нашим обычаям — Аран Этъанголдиан, король нолдор-изгннаников. Ты внук Феанаро, ты глава Первого Дома. И Тарил, если ты помнишь, присягал на верность Дому Феанаро. Он — твой вассал, и по долгу чести обязан повиноваться тебе. А ничего преступного в твоих делах или речах нет, чтобы оспаривать вассальную клятву. Они сами сейчас впали в безумие.

— Что ж, попробую призвать их к порядку, — Келебримбор покачал головой. — Что ж, идём?

— Им просто нужна знАчимость, нужен смысл жизни, — сказала Артанис. — В развязанной ими войне погибли бы все равно не они... эти выжили и в Нирнаэт, и в Дориате, и в Гаванях. А Тарилу просто нужна власть. Больше всего я боюсь, что они натравят на нас "безжалостных" из Нуменора, объявив нас приспешниками Врага. Тем, по всему судя, безразлично, кого убивать, они зомби.

— Умеют выживать, — взгляд Келебримбора помрачнел. — Есть ещё что-то, что мне обязательно нужно знать прежде, чем я появлюсь в городе? Тебя ведь будут искать, хватятся.

— За четыре часа? Нет, не забеспокоятся, да я и предупредила своих, что ушла тебя встретить.

— Это хорошо... послугшай. Расскажи мне вот что. Расскажи про Келеборна и Кольцо Воздуха. Я ведь так ни разу и не видел их... скажем так, в действии.

— Владение силой стихии воздуха, — коротко сказала Артанис. — От талантов и умения носителя зависит, насколько успешным это будет. Но преградить путь орлам , если вдруг придется, мы сумеем... или устроить завесу из урагана...

Келебримбор помрачнел.

— Я ведь хотел совершенно иного. Я не думал, что создам мощное оружие...

— А что? — спросила она. — Что ты думал? Что вы с Аннатаром хотели создать? Не мог же ты рассчитывать, как он, на Моргота!

— Я хотел создать нечто, что поможет объъединиться с миром, — тихо сказал Келебримбор. — После того, как был затоплен Белерианд, Арда стала к нам... строже, она как будто отстранилась, стало труднее чувствовать её. Не знаю, кто как, а я это ощутил очень сильно, — это был удар, как ножом по сердцу. И я хотел, чтобы мы, эльдар, старшие из Детей Эру, восстановили эту связь. Чтобы стало... легче, что ли. А связь эта — через стихии мира, через то, на чём всё стоит. Огонь, вода, воздух. Землю — невозможно, потому что это она, Арда, и есть. Арда — стихии — эльдар. Понимаешь?

— Да, — кивнула она. — Но это... Это — тоже в них есть. Потому их и нельзя отобрать силой — заснут... Потому Тарил и не может ими пользоваться. А вот ты — сможешь, и Тинтаурэ сможет, и любой. Это, собственно, лучшая проверка на Искажение. Да, и я хотела спросить... Ты будешь против того, чтобы они заглянули тебе в память?

— Да, — неожиданно твёрдо ответил он. — Да, против. И если кто-то из них попробует это сделать силой... Они — не Аннатар. Они не сумеют.

— Против — любого? А если это буду я, или кто-то из твоего народа?

— Артанис, — он взял её за руки. — Скажи мне. Как ты думаешь, почему мы с Аннатаром. как ты выразилась, умудрились друг друга не убить?

— Я все понимаю... Просто Тарил наверняка будет кричать, что только так можно убедиться, что ты не предатель — и если позволить, думаю, будет проще доказать, что...

Она приостановилась, потом продолжила:

— Какие у тебя выводы о нем? Как я понимаю — он сам по себе, мы сами по себе, но на всякий случай держим ухо востро? На самом деле, боюсь, нам нельзя расслабляться ввиду этих нуменорских новостей. Хотя и Аннатар тоже... кто знает, что может взбрести ему в голову завтра...

— Кольца, как ни удивительно, чуть ли не защитили себя сами, — кивнул Келебримбор. — Но чтобы привести в действие эту... защиту, понадобился Тинтаурэ. Этого никто не мог предвидеть, предположить. Теперь, я думаю, он больше не будет приставать к нам с требованием отдать их, так что тут — всё... А защита нам нужна. Нуменорцы ли, ведомые феанорингами, или же орки — неважно.

— Орков в ближайших окрестностях Мглистого нет, — сказала Артанис. — Они... Они уничтожили их. Взрослых — всех. Трупы сгорели... вернее, словно исчезли во вспышке... это, наверное, была сила Единого. Детей забрали с собой. Я видела это в своем Зеркале, наблюдала.

— Я знаю. И я говорил ему: ты уверен, что эти дети не вырастут, затаив желание уничтожить тех, кто убил их родителей?

Артанис покачала головой.

— Это маленькие зверята... Из них там-то выживали немногие. Они, когда голод, когда нет добычи, женщин своих убивают и едят, и младенцев тоже, девочек, правда, обычно. Я знаю, в Твердыне и раньше поступали так с уруг-ай. Этих детей отдадут на воспитание эльфам, они вырастут эльфами, не будут знать о своем младенчестве. В Нарготронде тоже был один такой случай. Среди спутников моего брата был один такой приемыш из уруг-ай... Никто не знал, кроме нас с Финродом, ну и его приемных родителей, конечно. Но ты представь: вся эта мощь могла бы обрушиться на нас.

Келебримбор улыбнулся.

— Ну, как это — не знали... по морде-то видно, кто это. Эх... Надо идти.

— Ну да, лицо немного грубее, но не до того же, чтобы — орк, — Артанис улыбнулась. — Видать, искажение фэа исправляется, если жить среди неискаженных. Ладно, пошли скорее. Вернуться надо засветло...

Ночь дышала прохладой ветра, а над головой снова были прежние звёзды. ТАм, на востоке. в Мордоре, они были совсем другими, — больше, казалось, что ближе...

Возле самых ворот Келебримбор невольно поёжился: сразу вспомнилось, как отсюда в него летели стрелы. Сейчас-то тихо, да...

— Стоять! — прозвенело приказом из темноты.

Они оба остановились — одновременно.

— Это свои, — успокаивающе проговорила Галадриэль, — это я, Артанис. И со мною — лорд Келебримбор.

Их бесшумно и быстро окружили, прямо перед ними возник Раннас.

— Лорд Келебримбор? — переспросил он. — Вот уж не думал, что ты вернёшься. И как тебе гостилось в Мордоре? Как твой друг Аннатар?

Келебримбор сжался.

— Лучше было погибнуть, да? — спросил он в ответ. — Тогда вы бы прославили меня как героя и спокойно, с чистой совестью "унаследовали" Эрегион.

— Давайте мы все же войдем, — предложила Артанис. — Нас ведь ждут, уже волнуются, отчего мы так долго не входим в город. Там и поговорим, вместе со всеми. Если у вас есть что сказать Келебримбору, скажете при всех, и он скажет, что хочет, и всем все объяснит.

— О да, — Раннас с преувеличенной почтительностью поклонлся ей. — Добро пожаловать в Ост-ин-Эдиль.

Он пошёл к воротам первым, остальные окружили Артанис и Келебримбора — словно конвой.

"Главное — чтобы все происходило при всех, — мысленно сказала Артанис, когда они входили в ворота. — Мои друзья уже сказали всем, что я ушла встретить тебя. Тебя ждут. Самое главное — откроешь ли ты то, что было с тобой взаправду, или будешь умалчивать об этом. Мне кажется, нужно все-таки открыть. Если бы еще вначале Тарил со своими ушел — было бы идеально, но вряд ли это выйдет..."

"Всё гораздо хуже, — Келебримбор поднял на неё затравленный взгляд. — Если бы я просто остался другом Аннатара, свои бы это хотя бы поняли. Но ведь дело не только в этом... я дал ему ниточку к Кольцам. И дать прочитать в своей памяти это — означает признаться в предательстве. Если бы не я, он бы их так и не нашёл."

"Либо правда, Келебримбор. Либо версия... в которой правда будет частично скрыта. Мне кажется, нужно вновь ломать представление об Аннатаре как о враге-завоевателе. Иначе мы так и продолжим жить, руководствуясь неверными ориентирами, понимаешь?.. Ладно... Тебя сейчас будут встречать... "

Когда они вошли за крепостные стены, то враз попали в окружение эльдар, — как будто весь город высыпал на улицы. Лицо Келебримбора немного посветлело: его подданные открыто радовались его возвращению, подозрительность вовсе не витала в воздухе... по крайней мере, пока. Он вздохнул: это доверие — ненгадолго, только до того момента, как он откроется... и тогда...

Они добрались до площади, — той самой, на которой Тарил держал ответ перед народом за арест Алнара. Келебримбор остановился посередине, и навстречу вышел Тарил.

Толпа замерла.

Артанис стояла рядом с Келебримбором — спокойная, уверенная, как обычно, с мягкой улыбкой.

"Келебримбор... Если ты убежден, что прав — тебе нечего бояться и нечего скрывать. И ты сможешь убедить остальных. Не бойся."

Келебримбор мгновение молчал. Затем — вскинул голову, их взгляды с Тарилом скрестились.

— Я приветствую тебя, Тарил! — голос Келебримбора вдруг оказался звучным, разнёсся далеко в ночном воздухе. — Известно мне, что в моё отсутствие ты взял на себя обязанности короля Эрегиона. Ныне же я благодарю тебя за службу, которую ты нёс. как положено вассалу Дома Феанаро, и снимаю с тебя это тяжкое бремя.

Тарил нахмурился.

— Да, я присягал на верность Первому Дому, и да, я взял на себя этот груз. Но я задам тебе вопрос, Келебримбор, сын Куруфинве, и ты, прошедший войны и бедствия Первой Эпохи, ответишь мне — и всему народу. Ты побывал в Мордоре, у того, кого ты считал своим другом Аннатаром, и кто на самом деле оказался правой рукой Врага Мира. Ответь мне честно, положа руку на сердце. После того, что с тобой было, — достоин ли ты быть королём нолдор?

— Сказать "да" — и это будет звучать, как гордыня, сказать "нет" — и этим заклеймить себя, — заговорила Артанис. — Я, Галадирэль Артанис Нэрвенде, дочь Финарфина из рода Финве, говорю — нет на нем Искажения. Келебримбор ничем не запятнал себя, и по-прежнему достоин быть королем нолдор.

Келебримбор бросил на неё короткий взгляд, — в нём была глубокая благодарность.

— Благодарю, Владычица Лоринанда.

Толпа ожила, заволновалась.

— Пусть король расскажет, что с ним было в плену! — выкрикнул кто-то. — И если Тарил всех подозревает, пусть он убедится воочию, что Владычица права, и что наш король чист! И пусть он передаст тогда власть, он перед всем народом говорил, что он король только до возвращения лорда Келебримбора!

"О Эру, — Келебримбор оглянулся на Артанис, словно ища поддержки, хотя знал. чо быть ей неоткуда. — Вот и всё. Сейчас я им такое докажу..."

"Рассказывай, — жестко сказала Артанис. — Рассказывай честно. Подробно. Ничего не скрывая. С того самого момента, как он напал на тебя у реки. Рассказывай о том, что ты думал, о том, что ты понял."

Келебримбор очень глубоко вздохнул, повернулся к толпе — отвернулся от Тарила и его воинов.

— Я расскажу всё, — начал он. — Что-то проще показать, чтобы не тратить слов на то, что описать трудно...

Перед мысленным взором собравшихся возникло: берег реки, и вот он, король, выходит один на переговоры, зная, что вопреки обещанию, как тогда, в далёкие времена, за его спиной — отряд. И против него — Аннатар... нет, Гортхауэр.

— Мы встретились, и он потребовал: отдайте мне Кольца, и я не трону ваш Эрегион. Я не поверил. Дальше — он прочёл мою память и захватил нас в плен. Из всех, кто был там, меня видел в плену один Линтар. И никто не знает...

Голос его зазвенел.

— Никто не знает, что Гортхауэр не хотел отпускать меня. Я говорил с его волками, — да, я знаю, что вы подумали. Это был тот, кого пытали здесь. Он открыл мне свою память, память волчьего рода, которая не лжёт. И я понял: да, если отдать ему Кольца, войны не будет, что война — это крайнее средство, и что он не хочет убивать тех, с кем жил добрую сотню лет в мире, тех, кто не видал от него зла. Я поверил. Это было тяжело... Я не отдавал ему Кольца, но я подсказал, как почувствовать их местонахождение. И вот, — они не потерпели неправедного. Он замолчали. Что же до последнего Кольца, которое сейчас у Келеборна, то пусть об этом расскажет Владычица Артанис, — о том, что было у Морийского Рва. О том, как Гортхауэр Жестокий, забыв о враге с Кольцом Воздуха, рванулся в пропасть спасать мальчишку, которого сшиб туда его же собственный балрог... Мне нечего скрывать от вас, эльдар. Да, Аннатар был моим другом, и сейчас... сейчас мы оба смогли переступить то, что разделило нас. Результат — вы видите. В Эрегионе нет войны, и Кольца — у нолдор. Он мог и не отдавать их... мог попытаться оживить, он майа, и без него я бы не смог сделать талисманы, связанные со стихиями мира. Судите меня. эльдар, и если вы. в отличие от Владычицы Артанис, скажете — нет, он недостоин править нами, что ж... я уйду.

На лицах эльдар было смятение; Артанис, в отличие от них, слушала все с той же спокойной улыбкой.

— Да, — сказала она, — я наблюдала за происходящим и на Мглистом, и Морийского Рва. Хочу показать вам то, что я видела в Зеркале... — она прикрыла глаза, и все увидели ее память — горные ущелья, логова орочьих банд; огонь, мечущиеся орочьи хари, звериные пасти, кровь — сгорающие во вспышках белого пламени, десятками, сотнями... Аннатар, черный оборотень-нетопырь — и Единое Кольцо, белым огнем сияющее на его пальце; зрелище было воистину страшным.

Артанис открыла глаза.

— Морийский мост. В это время два Кольца были уже у Аннатара. Келеборн, с Кольцом Воздуха, встретил его на Мосту; Аннатар — у него на пальце, как всегда, было Единое — намеревался силой отнять у него Вилья, и все предвещало бой. Случилось иначе. Балрог напал на Глорфиндейла, узнав в нем бывшего врага; он сшиб его кнутом в пропасть. Аннатар кинулся следом — никто не успел ничего понять, только Келеборн одолел балрога, сбросил его в Ров. Спустя несколько минут — все были уверены, что Глорфиндейл погиб — из бездны поднялся Аннатар, в крылатом облике, с Глорфиндейлом на руках. И — позвал Келеборна остаться, чтобы поговорить — не на мечах. Они говорили; снова майа повторял, что войны с эльдар не хочет. Обещал возвратить Кольца, когда вернется Мелькор. Уверял, что и ему не нужна будет война, что они будут просто жить в своей стране. Тогда Аннатар еще не знал, что Кольца замолчали. Но одно верно — отобрать Вилья он мог. Ему стоило всего лишь проявить силу Единого. Келеборн и сам понимал — выстоять против майа, да еще с Кольцом, шансов у него нет.

— Это что же получается, — Тарил шагнул вперёд, голос его с трудом можно было услышать сквозь шум толпы. — Аннатар уничтожил орков? а как же те банды, что стояли по ту сторону Гландуина? Это как понимать? Одной рукой уничтожает, другой — подкармливает, чтобы было кем угрожать нам?

— Погоди ты, — Ниррандиль выбрался из-за спин остальных. — Орки, балрог... это всё понятно. Объясни мне — и нам всем — вот что, Владычица. И ты, и, как мы поняли, лорд Келебримбор, — вы предлагаете нам поверить Аннатару в том, что он не хочет войны. В то, что он всеми силами пытается доказать нам. Так?

— Я думаю, что войны с нами он действительно не хочет. Он хочет вернуть Мелькора, это его сумасшествие, ради него он готов на все. И если бы он не получил Кольца — он выгнал бы вас из Эрегиона, он бы хватал бы вас, бегущих, и взламывал память... до тех пор, пока не достиг бы желаемого. А если мы явимся к его стране с целью попытаться его уничтожить... Вы видели, на что способно Единое. Я не хочу, чтобы последние из народа нолдор сгорели в его белом огне.

— Вернуть Моргота, да, — с расстановкой сказал Тарил. — Готов на всё. Да, мы это слышали, когда он приходил тогда к воротам. И что же? Ты, Владычица Артанис, сестра тех, кто сгорел в пламени Браголлах, — ты будешь способствовать тому, чтобы Аннатару удалась его затея? Лишь бы выторговать жизнь для, как ты выразилась, "последних нолдор"? Да, я верю, что по слову Моргота он пойдёт убивать кого угодно. Да, я вижу, что без него он присмирел, как овца, потерявшая пастуха, — мы все видели, как он сидел тут в Эрегионе, тише воды, ниже травы, и не было видно ничего подобного захвату Тол-Сириона, разорению Нарготронда... не буду продолжать.

— Я буду искать действенные способы помешать ему, — холодно ответила Артанис, — действенные, а не заведомо бессмысленные и губительные для нашего народа.

Келебримбор обвёл взглядом толпу.

— Я повторяю мой вопрос. Народ Эрегиона, считаете ли вы меня достойным править вами?

Ниррандиль задумчиво перевёл взгляд с Келебримбора на Тарила, потом на Артанис.

— Вот что. Раз ты спрашиваешь у народа, то я скажу так: помнится, многие из нас хотели, чтобы нами правила Артанис Нэрвенде. Сейчас вот ещё твой вассал Тарил претендовал на это место. Пусть народ решит! Пусть каждый сделает выбор. И за кого будет большинство, того и выберем мы королём. Ну, а уж меньшинству придётся подчиниться, иначе разброд будет.

— Ну, тоже верно, — рассудительно сказала Артанис. — И я думаю вспомнить и о том, что править можно сообща, выбрав совет из самых уважаемых эльдар. А наше мнение будет вам помощью, но не приказом.

— Дело это непростое — опросить всех и каждого, — продолжил Ниррандиль. — Я и моя жена займёмся этим, ну и ещё те, кого народ уважает. Думаю, кричать тут по этому поводу смысла никакого нету, да и поздно уже. А к завтрашнему вечеру, полагаю, всё уже станет ясно. А пока, — он поклонился Келебримбору, — хочу поприветствовать тебя, лорд, и сказать: с возвращением.

Тарил недовольно сверкнул на него глазами, но ничего не сказал, — только, резко развернувшись, пошёл прочь с площади. За ним двинулись и его вассалы.

— И ещё, — сказал Келебримбор ему в спину. — Если относительно власти я обязан спросить мнение народа, то о том, что Кольца — моё творение, вопросов быть не может. Верни их мне.

Тарил остановился. Не оборачиваясь, отрицательно покачал головой.

— Нет, лорд. Ты отдал их Врагу. Они ушли от тебя. Или ты собираешься отнимать Кольцо Воздуха у Келеборна? Что скажешь, Владычица, артанис?

— Кольца сами находят тех, у кого они хотят быть, — сказала Артанис. — У Аннатара в руках Кольца сразу же заснули, ясно показав, что их сила — не для него. Вилья ожило у Келеборна. Нарья, по всему судя, желает, чтобы его носителем был Тинтаурэ, но Тинтаурэ юн и неопытен, я бы остереглась доверять ему такую силу сразу и без надзора. Кольцо Воды — пока мы не знаем, кто сможет раскрыть его силу. Но в любом случае, неужели двум Кольцам лежать впустую под замком? Я думаю, неважно, будут они у Келебримбора, у меня, или у Ниррандиля. Надо пробовать — кто из нас больше почувствует родство с ними, у кого Кольца оживут.

— Раз неважно, значит, они останутся у меня, — резко сказал Тарил.

— Пусть у тебя, но вынеси их сюда, к нам, пусть те, кто хочет быть их носителями, попробуют их надеть — и посмотрим, что получится.

Тарил развернулся.

— Лорд Келебримбор. И после того, как ты сам, сам сказал при всех, что ты дал Врагу ниточку, ведёщую к Кольцам, — ты считаешь, что вправе требовать Кольца обратнно?

Он обернулся к народу.

— И что — и все вы с ним согласны?

— А он требует? — спросил кто-то. — Он же не под замок их положить собирается. Лорд Келебримбор, ты согласен с Артанис, что Кольцам надо дать самим найти себе хозяев?

— Конечно, — Келебримбор опустил голову. Слова Тарила жгли, как огнём, отзываясь его собственными мыслями, не раз передуманными и здесь, в лагере тёмных, и в Мордоре.

— И Кольца сами могут сказать, виноват Келебримбор или нет, — продолжил эльф. — Лорд, ведь раньше они слушали тебя, верно? Если сейчас они не оживут в твоих руках, значит... Значит, они...

— Обиделись, что ли... — задумчиво произнесла Артанис. — Не знаю, как точнее сказать.

В глазах Тарила появилась довольная усмешка.

— Что ж, хорошо. Я принесу их. Ждите.

— Они живые, — тихо сказала Артанис Келебримбору. — Они могут и... Не простить тебе, что ты их отдал в чужие руки. Кто знает.

Келебримбор поднял на неё взгляд, — он, похоже, и сам думал так же... и был глубоко несчастен.

— И это было бы... справедливо, — едва слышно отозвался он. – Хотя, вот не поверишь, но если это станет так, может, мне от этого будет легче.

"Не огорчайся. Если и так, это усмирит Тарила и его верных, они будут довольны. А Кольцам мы все равно, думаю, найдем достойных владельцев. Только я бы не доверила Нарья Тинтаурэ без надзора. Он хоть и чист душой, но неопытен, а Нарья, мнится мне, самое опасное из Трех."

Над площадью повисло ожидание, — лёгкий гул голосов, полные напряжённого интереса взгляды. До того, как всё началось, Кольца видели очень немногие: Келебримбор не любил хвастаться, а когда началась подготовка к войне, и вовсе скрыл их от глаз. И вот — среди народа вновь появился Тарил, в его руках была маленькая деревянная шкатулка... та самая, которую Гортхауэр отдал Тинтаурэ.

Он приблизился к Артанис и Келебримбору, улыбнулся, открыто глязя в глаза.

— Вот они.

Его рука медленно открыла шкатулку.

— Ну что ж, — сказала Артанис, — пробуй, Келебримбор. Увидим, простили ли тебя Кольца...

Келебримбор, помедлив, наконец взглянул на свои творения.

Свои ли... Он как будто впервые их увидел. Странное ощущение: то. что ты держал в руках, то, что ты знаешь до мельчайших деталей, то что ты творил, — сейчас было как будто чужим. Сжалось сердце: Феанаро так до конца и ощущал камни — своими, а тут... Кольца как будто отделились от него, ушли. Или — как раз так и правильно, как дети, которые, став самостоятельными, уходят на свободу, и ты не вправе больше указывать им? Или — это правда, что твоё творение принадлежит тебе только в тот момент, пока ты его создаёшь, а дальше — оно будет жить своей жизнью, приходить к тем, к кому захочет, делать то, о чём ты и не предполагал?

Он вдруг вздрогнул: в глубине алого камня Нарьи зажёгся тревожный живой свет. Тарил заозирался: понял, что Тинтаурэ где-то рядом.

— Тинтаурэ! — громко сказала Артанис. — Думаю, тебе стоит выйти.

Тот появился не сразу: стоял в толпе, его совсем не было видно. Обменялись с Тарилом вспыхнувшими взглядами, — кто-то из вассалов незаметно положил руку на меч.

— Я пришёл за моим Кольцом, — сказал Тинтаурэ и подошёл вплотную к лордам.

Келебримбор взял Нарья, каждое мгновение ожидая, что Тарил перехватит руку, что... что-то случится. Мгновения растягивались на глазах, время как будто стало чудовищно медленным.

— Пусть возьмет, — сказала Артанис. — И мы увидим все сами. Не медли, Келебримбор... Не совершай ошибку Феанаро.

Келебримбор повернулся к Тинтаурэ... раскрыл ладонь.

Кольцо пылало. Свет его камня был ровным, сильным, как будто звезда спустилась на землю... по лицам побежали тревожные отсветы.

Тинтаурэ, которому, похоже, сомнения Келебримбора и в голову не пришли, решительно взял Кольцо и надел его на палец.

И — все ощутили: как будто дрогнул сам воздух. Пламя факелов разом взметнулось, а затем языки его потянулись к центру, — словно огонь приветствовал того, кто стал посредником между стихиями и Детьми... Огонь. Тинтаурэ горько усмехнулся: тот самый, который был так безжалостен к Лису... И он теперь — повелитель этого огня.

— Мне кажется, все ясно, — громко сказала Артанис. — Но, Тинтаурэ, прости — ты должен доверять нам и соразмерять свои поступки с нашими советами... Ибо ты оказался владельцем грозной силы. Нельзя, чтобы она принесла зло.

Тинтаурэ слышал — и не слышал: он, не отрываясь, смотрел на Тарила, который тоже не сводил с него глаз. Стихия огня, которая, казалось, принадлежала роду Феанаро, покинула этот род, покинула и тех, кто примкнул к нему. Стихия — отвернулась. Тинтаурэ не был уверен в том, что Тарил это осознает.

Он шагнул назад, словно встав в ряды свиты Артанис.

Келебримбор взглянул на Нэнья: камень был просто камнем, словно в нём никогда и не было силы стихии. Исключительно красивое, но — простое украшение, как тысячи других...

— Мне думается, что Нэнья должно быть не у меня, а у кого-то из живущих здесь, или, быть может, в Имладрисе, — сказала Артанис. — Может, я и смогу его оживить, но...

Она осторожно коснулась Нэнья — и то в ответ _зазвенело_ — отозвалось, словно прозвучал хрустальный аккорд.

— Все Три — в Лоринанде? — вскинулся Тарил. — Значит, Эрегион останется без защиты?

— Нет, — покачала головой Артанис, — было бы здраво, чтобы в Лоринанде, Имладрисе и Эрегионе было по одному Кольцу.

— Я чего-то недопонял! — поднял голову Тинтаурэ. — Владычица, ты хочешь. чтобы я остался здесь, в Эрегионе? Защищать этих... этих, которые пытали Лиса — не хуже орков?

— Разве ты не вырос здесь, Тинтаурэ? Разве здесь живут только... те? Разве здесь нет твоих друзей? Не уходить мы должны из тех мест, где было совершено зло, а делать так, чтобы зло не повторялось там снова. Эрегиону ведь нужна не только защита, нужна еще и сила для созидания, сила для жизни в мире.

Тинтаурэ основательно задумался.

— Да я ж не против, — наконец сказал он. — Но видеть эти... скажем так, лица очень неприятно.

Лицо Тарила скривилось.

— Может, ты хочешь изгнать намс? Или убить? хорошо, мы уйдём. а ты защищай Эрегион со всвоим Кольцом в одиночку. Ах да, ещё в компании тех, кто не умеет держать в руках ничего, кроме лопаты.

— Не преувеличивай, Тарил, — сказала Артанис, — и не нужно в таком тоне отзываться о тех, с кем вместе ты живешь, и над кем хочешь быть правителем. Одним по сердцу сражаться, другим — растить хлеб, который едят воины. Кроме того, моя дружина не хуже вас умеет сражаться. И мы вовсе не того желаем, чтобы вы уходили; Эрегион такая же ваша земля, как и наша. Мы хотим лишь, чтобы вы не тянули всех на бессмысленную войну в чужую землю, и не навязывали всем свои стремления.

Келебримбор тихо спрятал шкатулку с оставшимся кольцом воды.

— Вот что. Как было сказано, — пусть то, кому править в Эрегионе, решает народ. Мы подождём до завтра. Пойдём, Артанис. И ты, Тинтаурэ.

— Пойдем в твой дом, Келебримбор. Нам есть о чем поговорить... и Тинтаурэ тоже.

Келебримбор развернулся и пошёл с площади. Народ расступался перед ним. Он чувствовал: с одной стороны, ему рады, рады тому, что он вернулся целым и невредимым, но... что-то встало между ним и эльдар. Он не хотел снова касаться мыслью этого, вставшего: было неприятно, и было стыдно осознавать, что никто, кроме тебя, не виноват... Он не искал оправданий, он не хотел даже думать о том, какой выбор он бы сделал, если бы перед ним снова встал ультиматум Гортхауэра: Кольца или захват Эрегиона...

Он просто шёл прочь.

… Над Эрегионом начинал опускаться вечер; прошлые часы Артанис провела в обществе Келебримбора. Оба сошлись на том, что главная опасность — Нуменор, нужно выяснять, что происходит там, кто подлинно управляет Островом, откуда идут эти "новости"... Способ был лишь один — попробовать мысленно поговорить с государем Острова. Палантира в Эрегионе не было, оставалось использовать давний способ — мысленно отыскать человека, попытаться позвать его, дабы сам подошел к Зрячему Камню; без палантира человек, не имеющий опыта, не сможет говорить на таком расстоянии даже с эльфом — но с незнакомым, чужим.

Тинтаурэ тоже остался пока здесь, не ушел в свой дом, который сейчас пустовал — родители его остались в Лориэне. Отпускать от себя мальчишку, даже с защитой Кольца, Артанис не хотела, опасалась.

— Тинтаурэ! — она постучалась в его комнату. — Я сейчас пойду на берег реки, можно будет проводить и тебя, чтобы ты встретился с Лисом. Пойдешь?

Тот выскочил — на лице было написано, что он едва поверил своим ушам.

— Лис? Здесь?! Конечно, пойду! Только... — он замялся. — Не вышло бы, как в прошлый раз. Боюсь, за нами будут следить. Как сделать так, чтобы нас не заметили?

Артанис засмеялась.

— В прошлый раз с тобой не было меня. Мы пройдем тихонько, через тайный ход, а если кто-то нежеланный все же попадется по дороге — я отведу ему глаза... он ничего не заметит.

Тинтаурэ накинул плащ.

— Идём. Послушай... Я хотел тебя спросить. Он ведь с Келебримбором прилетел, да? Ты его видела?

— Я — не видела, но знаю, что с ним все хорошо, и что он ждет тебя. Ну что, идем?

Тинтаурэ аккуратно притворил дверь.

— Я готов.

За пределы города они выбрались без особых сложностей через тайный ход, известный одному Келебримбору — да сейчас Артанис. До реки путь был не таким уж близким... но, впрочем, добрались туда они еще засветло. Артанис знала, что Лис ждет их в гуще деревьев, подходящих к воде; туда они и направились. На берегу, у песчаной косы, Артанис остановилась. Совсем рядом начинались густые заросли ивняка.

"Лис, — позвала она мысленно. — Мы пришли — можешь не прятаться больше."

И, минуты не прошло — из зарослей показался огромный волк с белой шерстью.

Тинтаурэ застыл... подозрительно всхлипнул, а потом бросился к волку, обнял его, зарылся лицом в густую шерсть. Плечи его вздрагивали, и было видно: обнимал крепко-крепко, как будто боялся, что волк снова куда-то исчезнет.

Волк лизнул его в щеку, потерся мордой о лицо, его глаза смотрели совершенно по-человечески — не звериный, разумный взгляд, грустный...

"Ну, Тинтаурэ, видишь, к тебе вернулось твое Кольцо, все будет хорошо. А я ждал тебя, как мы с Келебирмбором прилетели на конях."

"Знаешь... я готов к тому, чтобы больше тебя не видеть, только... только бы ты больше не попадался... вот так..."

"Ну, надеюсь, больше не повторится такого, как было, если Тарил потеряет свою власть в городе. Остальные у вас вовсе не так... жестоки."

Артанис подошла к ним, и, потрепав Лиса по шерсти, сказала:

— Будьте пока здесь. Мне нужно пойти на берег, к воде, вряд ли это займет много времени — я буду здешь, ты меня будешь видеть.

Тинтаурэ улыбнулся, — смотрел снизу вверх, так и сидел на земле возле волка.

— Мы никуда не уйдём, — серьёзно пообещал он.

Артанис кивнула — и пошла к берегу реки. Вода плескалась у самых ее ног, набегала на песок, дно здесь обрывалось в глубину сразу у берега — Артанис знала это место... Небо начинало темнеть — и темной становилась вода в глубине. Темной, почти как в ее Зеркале...

Она замерла, и, не мигая, смотрела в темную глубину — пока перед ее сознанием не понеслись картины далекой, давно не виденной ею даже мысленно земли. Нуменор, Эленна, благословенная земля... неужели в нее проникло зло?..

Огни огромного, роскошного дворца... музыка... люди... Что у них?.. кажется, какая-то из множества дворцовых церемоний... Государь восседает на троне — трон сделан из золота, ненужная, бессмысленная роскошь... человек кажется уже пожилым, но черты его лица хранят достоинство, они благородны и красивы. Мельком Артанис взглянула на лица склоняющихся перед ним — и вздрогнула: лживость, лживость везде, на уме, в улыбках, в сердцах...

Она мысленно притронулась к разуму человека — зная, что тот не сможет ответить сам так, чтобы мысли его были слышны четко; для этого ему понадобится Зрячий Камень. Во всяком случае, на первый раз, дальше — как повезет...

"Государь, — позвала она. — Я зову вас, Артанис, владычица Лоринанда. Нам нужно поговорить о важном деле."

Государь вздрогнул: похоже, _такого_ в его жизни ещё не случалось. Взгляд почему-то устремился зв сторону, налево от трона, — туда, где меж колонн, в коридоре, маячила неясная тёмная фигура. Едва шевельнул рукой, и мгновенно подвежал юноша в бело-золотом, видимо, слуга, выслушал сказанные негромко слова и унёсся туда, в сумрак коридора.

"Вы услышите меня и сможете ответить через Зрячий Камень. Я буду ждать."

Время там, в далёком Нуменоре. как будто стало тянуться нескончаемо, лицо короля хранило прежнюю надменную бесстрастность, но в глазах то и дело что-то мелькало... тревога, беспокойство и что-то ещё, чему трудно было подобрать название. Наконец слуга вынырнул из коридора, склонился чуть ли не вдвое и тихо что-то сказал королю. Тот, помедлив мгновение, окинул людей взглядом, подозвал одного из вельмож, коротко переговорил с ним и покинул зал.

Путь его был долгим, — через путаницу коридоров, лестниц... похоже, за прошедшую тысячу лет королевский дворец сильно разросся, его перестраивали, но каждый раз не решались снести полностью, делали новые пристройки... Наконец Тар-Минастир оказался в небольшом помещении где-то высоко, в башне, выше которой было только небо.

Подошёл к шкафчику, открыл дверцу.

Здесь были Зрячие Камни, — четыре. Четыре из семи, созданных Феанаро. Король, помедлив мгновение, взял один из них в руки, и тот засиял белым нестерпимым светом, так резко напомнившим свет угасших Древ... Но свет тут же пригас, остался лишь сполох белого пламени где-то внутри шара.

Король положил шар на стол, сам опустился в кресло.

"Владычица Артанис?"

"Наконец-то, — Артанис улыбнулась, и опустилась на песок у воды. — Я рада слышать вас, государь. Надеюсь, что не отвлекла вас от срочных дел."

"У нас праздник, — сдержанно отозвался король. — Догадываюсь, что твои вести, о Владычица, сводят на нет нашу мирную жизнь. Я бы очень хотел ошибиться."

"Нет, пока еще нет... Мне стало известно, что в Нуменоре появились люди, измененные жрецами Эру, безжалостные войны. Это так?"

"Мне странно это слышать, Владычица. Прошу прощения, но у меня таких сведений нет. Хотелось бы узнать, откуда они у тебя?"

"У меня — от лорда Тарила, он договаривался с нуменорцами — по всему видно, посылал своих в ваши владения на материке. Тарил одержим идеей напасть на Врага, так же, как в древние времена его лорды — для этого он намеревался собрать все силы. Этих измененных людей, по словам Тарила, уже несколько тысяч, и люди эти покорны воле жрецов."

"Повторяю, Владычица, мне это неизвестно. Я не вправе сомневаться в словах лорда Тарила, однако мне было бы интересно узнать, откуда он получил эти сведения. И позволь спросить: что ты думаешь об услышанном от него?"

"Если это правда — это может быть очень опасным, — коротко сказала Артанис. — Думаю, вы сами понимаете, почему. Это сила, которую можно бросить на кого угодно. Сегодня — на Врага, завтра — на вас, дабы привести к власти другого... "

"Среди потомков Трёх Племён, о Владычица, нет раскола, подобного тому, что, как я вижу, существует среди эльдар, — несколько резко отозвался король. — Боюсь, ллорд Тарил — не скажу, что солгал, я не посмею пятнать столь нелепым подозрением благородного лорда. Однако, уверяю тебя, в Нуменоре всё и вся находится под властью Эру и живёт по благословению Эру и Валар, а потому никаких изменённых людей здесь нет и быть не может. Расспроси лорда Тарила, Владычица, расспроси его хорошенько. Враг хитёр, быть может, он подбросил ему эти сведения, чтобы запутать, чтобы внести раздор среди эльдар."

"Все может быть, — согласилась Артанис. — Однако Тарил говорил это, призывая меня послать свои дружины в объединение с этими людьми, дабы в скором же времени штурмовать темную страну. И утверждал он, что эти люди созданы с благословлением Эру, что они обладают благодаря этому огромной силой и умениями, и не знают сомнений в повиновении жрецам, а так же — могут заставлять служить себе орлов Манве... каковые, кстати, в Эленне не обитают. Однако безжалостность и отсутствие собственной воли никак не могут быть свойственны тем, кто подлинно благословлен Валар. Враг тоже обеспокоен этими новостями, мне это известно точно, да и ни к чему Врагу такие выдумки. А не думаешь ты, Государь, что ваши жрецы отважились на игру за твоей спиной, найдя наконец ключ к опасным знаниям, которые они всегда искали? Не все злое непременно напрямую исходит от Врага; додуматься до этого можно и самостоятельно."

Король некоторое время молчал, соединив кончики пальцев, лицо его было сурово. Артанис не слышала его мыслей: закрываться он умел не хуже, чем эльдар...

"Я не могу ответить на твои вопросы. Владычица. Согласие и мир царит в Арменелосе, и я не вижу ни поводов, ни причин для моих подданных делать что-то за моей спиной. Единственное, что я могу обещать тебе: я проверю твои сведения."

"Но не может ли все это происходить на материке, вдали от твоих глаз? Материк велик, как и ваши владения. Постарайся проверить и это, Государь."

"Я доверяю своим людям, а они верят мне, — коротко ответил король. — У нас нет, никогда не было и не может быть тайн. Мои люди — моя собственность, а король — собственность своего народа. Так было, есть и будет. Но я проверю."

"Что ж, спасибо, и я буду рада, если опасения окажутся напрасными. Боюсь только, дыма без огня не бывает... Что ж, Государь, если вы узнаете что-нибудь — позовите меня мысленно; я услышу вас."

"Благодарю", — сказал король, давая понять, что заканчивает разговор.

"Процветания вам и мира", — пожелала Артанис.

Открыла глаза, обернулась. Тинтаурэ и Лис сидели у ивняка, вернее, Лис, по-прежнему в волчьем облике, лежал, положив морду на колени мальчишке.

Артанис направилась к ним.

Тинтаурэ поднял голову, — глаза были грустными.

— Что, уже уходить?

— Мы можем посидеть и еще, — сказала Артанис. — Главное, не слишком долго, чтобы нас не хватились.

— Нет, — Тинтаурэ покачал головой. — Пойдём, Владычица. Нельзя...

Он не договорил. Рука зарылась в волчью шерсть.

"Знаешь, чего я больше всего боюсь?"

"Догадываюсь..." — волк поднял на него глаза.

"Я боюсь войны, Лис, — Кольцо на пальце мальчика отозвалось алым взблеском. — Я боюсь, что нас с тобой бросят воевать друг против друга. Я не смогу... вот так. И не хочу."

"Артанис этого тоже не хочет, она приложит силы, чтобы такого не допустить. И никто не хочет, кроме феанорингов..."

— Пойдем, — сказала Артанис. — Лис, ты будешь оставаться здесь, поблизости? Идеально было бы, если б Тарил утратил все влияние, и тогда ты мог бы прийти в город открыто, как человек, конечно. И рассказать всем о намерениях твоего... — Артанис остановилась, едва не сказав — "хозяина"; закончила, — о намерениях Аннатара.

Тинтаурэ встал.

— Счастливо тебе, — сказал он серьёзно. — Береги себя.

Он зашагал к городу первым, стараясь не оглядываться.

На площади собраться должны были в полдень. Эльдар приходили, конечно, заранее, стояли небольшими группками, обсуждали вполголоса, разговаривали... Артанис с Келебримбором и Тинтаурэ подошли позже большинства — но Тарила с его вассалами пока не было видно.

Ниррандиль появился точно в полдень, — серьёзный, нахмуренный. Его сопровождали трое эльдар, тех, кто пользовался заслуженным уважением в народе. Тарил появился одновременно с ними, как будто специально ждал.

НИррандиль окинул толпувзглядом, и все притихли.

— Доброго всем дня, — начал он. — Хочу я сообщить, что, как и было обещано, мы опросили жителей Ост-ин-Эдиль: кого они хотят видеть своим королём.

Келебримбор слушал, не опуская головы — как приговор.

Артанис незаметно взяла его за руку и сжала пальцы.

"Да успокойся же ты..."

"Это сложно", — коротко отозвался он.

— И вот что народ наш решил, — продолжал Ниррандиль. — Больше всего хотят видеть на троне Артанис. Келебримбору доверяют, впрочем, ненамного меньше, чем ей, и примерно одна десятая от всех считает, что королём должен быть лорд Тарил. Однако все мы понимаем, что леди Артанис не покинет Лоринанд, которым она уже правит. А потому решать — ей.

— Я скажу, — Артанис выступила вперед. — Думается мне, что в таком положении, как сложилось, будет разумно обратить свой взгляд не только на лордов, но и просто на тех, кому вы доверяете, мудрых и уважаемых, и избрать из их числа совет, числом, мне думается, не более шести, но, впрочем, не непременно — главное, чтобы совет сохранял взаимопонимание. И решать вопросы не мнением одного лишь лорда, а в обсуждении достоинств и недостатков каждого возможного решения. Келебримбор может входить в этот совет, и представитель от дружины Тарила тоже, если захочет. Решение этого совета, обоснованное перед всем народом, и будет законом. Если же придется принимать посланников из других поселений, то лордом будет, очевидно, Келебримбор — наследник Дома Финве.

Келебримбор обернулся на Тарила: в глазах того горело торжество. Похоже, ему было неважно даже то, что его самого не поддержали, главное — народ подтвердил, что Келебримбор недостоин быть королём.

Ниррандиль покачал головой.

— Нет, Владычица. Чем больше голов, тем больше мнений, а порядку меньше. Нам нужен король.

Артанис хитро улыбнулась. И спросила:

— А ты сам не хочешь попробовать?

Народ заволновался: такого не предполагал никто.

— Но я же не лорд, — Ниррандиль растерянно улыбнулся. — И потому не имею права на престол.

— Финве тоже не родился лордом. И Келеборн не принадлежит к роду Финве, как и к роду Тингола. Тарил — не из Дома Феанаро... Королем должен быть тот, чья совесть чиста, чей разум спокоен, а воля тверда, и кому доверяют все. Келебримбор после случившегося не оправился от смятения, — Артанис коротко взглянула на него, — ему было бы трудно сейчас править, во всяком случае — пока, это, увы, так. Скажите, эльдар! Доверяете ли вы Ниррандилю? Доверяете ли вы его разуму, его совести?

— Нет сомнений! — раздались голоса из толпы. — Только что же теперь — снова бродить по всему городу и задавать этот вопрос?

— Тут собрался весь город, — Артанис обвела взглядом площадь, полную народа. — Если кто считает, что Ниррандиль недостоин, пусть скажет.

— Он не лорд, — в голосе Тарила сквозило презрение. — Я присягал на верность лорду Тьелкормо, и знаю, что такое настоящий лорд. И в чём разница с Ниррандилем, уж простите. Пусть он докажет мне, что имеет право командовать мною, тогда и поговорим.

— А ты сам разве королевской крови, чтобы командовать другими? — спросила Артанис. — Ты попытался, вы взяли право командовать силой, мечами — это было нужное доказательство? Сейчас всего один из десяти считает, что ты достоин быть королем, а именно — твои собственные верные, твоя дружина. Вам же не род Финве нужен, а возможность вновь подчинить жизнь всех — войне. Эрегион же хочет мирной жизни, а воевать лишь для защиты.

Тарил с видимым усилием выслушал Артанис — удержался, чтобы не перебить. Обернулся к своим вассалам.

— Те, кто верен мне, — за мной. Мы покидаем город.

"Пусть уходят, — мысленный голос Артанис услышали все. — Пусть уходят те, кому кровь желанней мира."

Народ расступился. Феаноринги уходили строем, как будто были на войне, чётким шагом, с высоко поднятыми головами.

"Похоже, они продумали это заранее, — сказал Келебримбор. — Они трезво оценили свои шансы."

"Что же удивительного. Догадаться было несложно."

Она молчала, пока феаноринги уходили с площади — не так уж много их было. Потом сказала:

— Ну что ж... Ниррандиль, принимай обязанности лорда.

Ниррандиль смущённо улыбнулся, оглянулся на Келебримбора.

— Прости. Воля народа.

Тот опустил голову.

— А я разве спорю?

— Нужно будет все же избрать твоих советников, — сказала Артанис, — хотя это нетрудная задача: ведь у Келебримбора были советники, никто не исчез. Келебримбор, ты ведь и сам не откажешься помочь Ниррандилю, верно? У меня есть дело, которое нужно обсудить с вами.

— Если меня спросят, я никогда не откажусь помочь советом или делом, — ответил Келебримбор. Волной до Артанис донеслось: больше всего на свете он хотел бы сейчас оказаться подальше отсюда, от своих бывших подданных...

Тинтаурэ потянул её за рукав.

— Владычица, — попросил он. — Эти ведь ушли. Можно сюда Лису прийти? Как думаешь? Ведь из нас никто его не обидит.

Он обернулся на остальных.

— Ведь правда?

— Это решать Ниррандилю,- сказала Артанис. — Он знает, кто такой Лис. Я думаю, в сам город Лису ходить не стоит. Лис — это Лис, но через него наверняка может смотреть и слушать Аннатар, а ему особого доверия у меня нет. Но вот рядом с городом вам встретиться, думаю, можно без опаски.

Ниррандиль невольно поёжился.

— Смотреть через него... Нет, это ужасно. Получается, они — его рабы. Получается — ты отдаёшься Врагу, становишься его глазами и ушами... Нет.

— Ну, смотреть я тоже могу через любого из вас, было бы согласие, — сказала Артанис. — Они не рабы, нет. Просто выросли там и доверяют ему, вот и все. А наших не видят толком и не знают, а если и знают — то таких, как Тарил. Не слишком хорошее мнение сложится.

Ниррандиль внимательно смотрел на Артанис.

— Знать-то я знаю, — покачал он головой. — Но привязанность твоя, Тинтаурэ, мне несколько... прости, непонятна. Ты не будешь против, если я пойду и познакомлюсь с ним?

— А я позову его, чтобы пришел к воротам, — добавила Артанис. — Вот тогда и решим, как быть дальше.

Ниррандиль кивнул. Тинтаурэ понял, что возле ворот, как и тогда, когда Лис приходил к ним вместе с Келебримбором и Гортхауэром, будет стоять чуть ли не весь город.

— Лучше не надо ходить всем, — добавила Артанис, оглядев эльдар, которым, конечно, было любопытно увидеть вражьего оборотня. — Вреда он нам точно не причинит, а в остальном — трудно общаться, когда на тебя смотрит весь город. Ниррандиль, пойдем... Я позвала его, он придет скоро.

По лицу Тинтаурэ было видно, что он очень хотел бы присоединиться, но просить не будет. Ниррандиль пошёл к воротам, народ расступился перед ним и Артанис, но не так, как тогда, когда уходили феаноринги: сейчас те, кто шёл за ворота, оставались _своими_.

Они вышли за ворота — и увидели почти сразу: со стороны ближайшего леса шел человек в простой одежде, какую носили смертные в близлежащих землях. Артанис остановилась, чтобы подождать, пока Лис приблизится.

— Ниррандиль, — Лис, подойдя, поклонился. — Я и есть тот самый оборотень. Здравствуй.

Ниррандиль поклонился в ответ, но в глазах мелькнул страх: надо же, оборотень... а по виду и не скажешь... Впрочем, он держался.

— Приветствую. И должен сказать, что раз видеть тебя в добром здравии. Всё же скажи мне: зачем ты остался тогда? Что произошло в вашем лагере, пока Тинтаурэ был в плену?

Лис улыбнулся.

— Тинтаурэ просто нравятся волки, по-моему. Мы с ним говорили, а после он просил меня остаться — мысленно. Попрощаться.

Ниррандиль коротко посмотрел на Артанис.

"Я не слышу, чтобы он лгал. А ты?"

"Я не думаю, чтобы он лгал, — отозвалась та. — Шпионов ТАК не засылают. И когда замышляют злодейства, так глупо тоже не действуют."

— Ну что же. Приглашать тебя в город не стану, уж не обессудь. Но запрещать Тинтаурэ видеться с тобой сейчас, пока нет войны, тоже не буду. Но если будет война, вы окажетесь по разные стороны меча. Ты думал об этом?

Лис помолчал. А потом просто сказал:

— Нет. Я не пойду против Эрегиона сейчас, когда из него ушли... Эти.

Ниррандиль внимательно взглянул на него.

— А как же воля твоего господина? Если его мнение... скажем так, не совпадёт с твоим решением?

— Я волк, а не пес, — ответил Лис.

— Хорошо, — Ниррандиль склонил голову. — Не знаю, во что ты веришь, но пусть это хранит тебя. Долго ли ты собираешься оставаться здесь?

— Как Тинтаурэ попросит, — улыбнулся Лис. — Так что спросите у него. Я чувствую, что нужен ему сейчас.

"В таком случае, придётся пока пустить его за стены, — Ниррандиль обернулся к Артанис. — Я не могу допустить, чтобы они гонялись здесь по окрестностям, пока феаноринги ещё рядом."

— Лис, — сказала Артанис, — поклянись, что ты не замышляешь ничего дурного против Эрегиона и его жителей, ни в деле, ни в мыслях. Тогда мы пустим тебя в город.

Ниррандиль вскинул глаза.

— Владычица Артанис права.

— Ни против города, ни против жителей его я ничего злого не замышляю, — сказал Лис, — ни по своей воле, ни по воле тех, откуда я пришел, ни по воле Гортхауэра, Аннатара. Клянусь в этом... Хотя я бы и без клятвы ничего не сделал дурного тем, кто не причинил зла мне или моим друзьям.

— Да будет так, — Ниррандиль колебался, был явно недоволен тем, что ему приходится делать, но отступаться не собирался. — Иди с нами. И приготовься: сейчас там собрался весь город.

Он отдал мысленный приказ открыть ворота.

— Да... — Лис помедлил. — Я чувствую. Ждут... И боятся. Оборотень, вражья тварь...

Ниррандиль вздохнул.

— Я тоже боюсь. Одно из двух. Либо ты идёшь с нами в город, и тогда придётся примириться с этим, либо уходи немедленно. Потому что феаноринги пока ещё где-то в окрестностях, а у меня, в отличие от них, ещё не умерла совесть.

— Я иду с вами, — решительно сказал Лис. — А феаноринги вон там, — он махнул рукой, — к северо-западу отсюда.

Ниррандиль зашагал к воротам. Эльдар, которые, конечно, и не думали расходиться, всё же дождались возвращения тех, кот ушёл на переговоры, на площади. Лис оказался под прицелом — нет, не стрел, но взглядов. Страх... Здесь многие помнили Первую эпоху, здесь все знали про Волчий остров... И вот один из этих волков — здесь.

Тинтаурэ — то ли благодаря Кольцу восприятие обострилось, то ли просто сам был на пределе — чувствовал всё это шкурой. И ощущал удивлёные, непонимающие взгляды, обращённые к нему самому: и как он умудрился, право слово...

Лис вздохнул.

— Да, я оборотень, — сказал он всем. — Это не значит, что я на кого-нибудь наброшусь. Я вам не враг.

Тинтаурэ решительно подошёл к Лису, взял его за руку. Посмотрел снизу вверх.

— Идём ко мне, — тихо сказал он. — Туда, где я жил, пока... пока эти меня не изгнали.

— Идем... Надеюсь, все поверят, что я не собираюсь тобой пообедать.

Среди толпы кто-то улыбнулся, — из тех, кто стоял поближе. Провожали их с площади, качая головами: небывалое что-то творится... впрочем, Гортхауэр уже жил здесь, и долго... Правда, не в открытую.

Артанис и Ниррандиль оказались вдвоем в покоях того самого дома-дворца, где недавно Тарил принимал ее саму. Феанорингов не было — и залы дворца опустели... Артанис опустилась в кресло у стены.

— Ниррандиль, — сказала она. — Тебе я доверяю не меньше, чем Келебримбору, но ты пока не знаешь всего. Я хочу показать тебе, что говорили мне посланники Тарила в Лоринанде. Признаться, это меня страшит больше, чем Аннатар далеко на востоке. Смотри — загляни в мою память. Так будет вернее, чем рассказывать словами.

Она прикрыла глаза.

Ниррандиль увидел Раннаса. Вот он — требует, говорит о воинах Нуменора... Отказ Артанис, гнев и сдерживаемая ярость в глазах феаноринга...

Когда Артанис открыла глаза, Ниррандиль сидел, низко опустив голову.

— Вот, значит, как. Я никогда о таком не слышал. Полагаю, сейчас Тарил и его присные направляются как раз туда... откуда он узнал о воинах.

— Хорошо, если туда, — сказала Артанис, — мы сможем проследить за ними. Государь Нуменора утверждал, что ничего не знает об этих воинах, и, похоже, он не лгал. Конечно, на материке создать такую армию проще... проще распоряжаться ею.

— Сама посуди, куда им ещё деваться? Разве что в Митлонд, к Кирдану. Но примет ли он их — не знаю.

— Примет, безусловно. Все-таки свои... — Артанис помолчала. — А могут и разделиться. Сообщить своим союзникам-нуменорцам они должны. Правда, могут сделать это и мысленно... Не натравили бы они их на нас, вот чего я боюсь. Потому Кольца и должны быть и здесь, и в Лоринанде.

— Если не король, то кто за этим стоит? И мне более чем странно, что король не знает о том, что творится в его же собственном государстве. Что-то там не так. Надо бы разузнать об этом поподробнее. Из наших никто не добирался туда, — не было желания, с ними в основном имеют дело эльфы Кирдана.

— Материк огромен, — напомнила Артанис. — У Нуменора великое множество колоний. Проверить все сам король не в состоянии, как бы ни желал, даже с помощью доверенных лиц, ибо не найдется их столько, безусловно верных. А богатство, которое можно получить через власть в колониях, привлекает к себе далеко не самых лучших из смертных. Их жрецы уже давно ищут средства и для бессмертия, и для того, чтобы сравняться в магии с эльдар, а лучше — превзойти. Они знают, что это возможно, ведь Враг делал и делает это. Культ Эру изначально был благим, но смертные не слышат фэар друг друга так, как мы. У жрецов чем дальше, тем больше богатства и власти, а это, опять же, привлекает не самых лучших. И можно, прикрываясь белой одеждой, творить зло... А на просторах материка можно скрыть от взгляда государя почти все, что угодно.

— Всё это... не внушает больших надежд на мир в Эндорэ. К сожалению. НАм придётся под любым предлогом отправить в нуменорские колонии разведчиков, иначе, боюсь, мы ничего не узнаем. И это не могут быть эльдар: они слишком заметны.

— Лис? — задумчиво спросила Артанис. — Мысль неплохая, но это означает, что мы доверяемся Аннатару, ибо уж конечно, тот узнает от Лиса все новости. Нет, сейчас он нам зла не желает, и первым нападать действительно не в его обычае. Но он — воистину огонь. Кто знает, как все может обернуться.

Ниррандиль поморщился.

— Вот как раз просить Лиса о таком я бы не хотел: если феаноринги направились на соединение с нуменорцами, то расскажут и про оборотня, покажут, как он выглядит... ну, и так далее. Его раскроют в два счёта. А у Аннатара и так полно шпионов в тех краях... хотя я удивлён, что и они проморгали эту армию.

— А чары облика? Я владею этим искусством не в пример лучше любого из феанорингов. Собственно, они ими вовсе не владеют — жажда убийства убивает и способности к чарам. У меня нет подходящего человека, понимаешь? Такого, чтобы ему можно было довериться.

— И ты хочешь сказать, что сможешь поддерживать эти чары — на огромном расстоянии от Лоринанда, днём и ночью?

— Не так, — поправила Артанис. — Их можно наложить раз и навсегда, запечатлеть, пока я их сама снова не сниму. Мы так делали еще в Валиноре... Мой брат этим любил баловаться. У нас в роду талант к таким умениям, наверное, от ваньяр...

— Навсегда — это очень страшное слово, — заметил Ниррандиль. — В любом случае, пока нужно дать феанорингам добраться... туда, куда они намереваются, а только потом уже кого-то куда-то посылать. Сейчас мы незнаем ничего, а так, по крайней мере, у нас будет ориентир. Да и Тинтаурэ надо несколько прийти в себя, пусть пока побудет с Лисом. Не для ребёнка такие переживания, да ещё и в таких количествах: сначала Мория, потом плен, потом феаноринги.

— Да.

Артанис вздохнула.

— Еще его счастье, что он лишь поверхностно все это увидел, нет сейчас той вражды. Попал бы между жерновами, как в былые времена — не приведи Эру... на каждой стороне — своя тысячелетняя ненависть, а попадают под нее чаще всего те, кто не виноват вообще ни в чем.

Ниррандиль кивнул.

— Каюсь, я поначалу подумал, что оборотень чем-то приворожил его. Но, поговорив с ним, понял: нет, всё гораздо проще. Мальчик обожает собак, и когда он попал в этот переплёт, то там, в плену, инстинктивно кинулся к чему-то хорошему, на что в своей душе он может опереться, чем защититься от окружающего ужаса. Инстинкт самосохранения... Дальше феаноринги только подлили масла в огонь. Я полагаю, что эта болезненная привязанность пройдёт, как только он успокоится и отойдёт от случившегося. Мне трудно сказать, что такое этот Лис, какой он... чуть было не сказал: человек, — Ниррандиль улыбнулся. — Быть может, позднее выяснится, что между ними и вовсе нет, как бы сказать, точек соприкосновения, — тех, которые, вопреки всему, таки нашлись у Аннатара и Келебримбора. Главное, чтобы это не было болезненно...

— Кто его знает, — задумчиво сказала Артанис. — Интересно, он действительно способен ослушаться приказа Гортхауэра?

— Сомневаюсь. Они все там повязаны... по крайней мере, до сих пор я ещё не встречал доказательств обратного. После Войны Гнева, бывало, раскаивались — но именно после того, как тот, кто был главой этой их связи, Моргот, был отправлен за Грань. Сейчас Гортхауэр снова создал нечто подобное.

— Ну, если тот прикажет убить Тинтаурэ, думаю, Лис такого не сделает. Но ведь майа тоже не без головы, надо думать, соображает, кому что приказывать можно, кому нельзя. Общность у них есть, да... Это чувствуется. Правда, нечто подобное есть и у нас...

— Знаешь... мне рассказывали о тех "тёмных", кого находили после Войны Гнева. ОНи умирали потому, что потеряли эту опору на Моргота, связь с ним.

— Я сама не видела таких, — сказала Артанис. — Рассказы слышала, но концы удавалось найти всего пару раз. Их Семь Городов, однако, выжили, там основная часть — как раз постоянные жители Твердыни. Мне думается, там мог быть ряд таких случаев... с теми, кто особенно сильно привязался.

— Это безумие, — пожал плечами Ниррандиль. — Так, знаешь ли, нельзя жить, если полностью поставить себя в зависимость от другого. От кого угодно. Надо полагать, Валар правы в том, что не живут в Эндорэ.

Артанис кивнула.

— В этом я с тобой согласна. Майа — еще возможно... Но не вала. Вала самим своим присутствием среди эрухини, самим воздействием своим будет отнимать у них свободу. Вала тоже может совершать ошибки. Однако для всех окружающих его мнение будет казаться откровением, единственной истиной... Нет, валар не место в смертных землях. Мне немного жаль Аннатара с его безумной затеей, но я приняла бы это только в одном случае — если бы Мелькор сумел примириться с собратьями и жить в Валиноре.

— Да ты на него самого посмотри, на Аннатара, — он просто воплощение этой их зависимости от Мелькора! Ты не видела, как он говорил о своей затее тогда, у ворот Ост-ин-Эдиль. Да, его жаль, но это жалость не к сильному существу, попашему в передрягу, а совсем, совсем другая...

— Это его личное безумие. Сродни безумию феанорингов, ты не находишь? У тех — Клятва, и все доводы разума перед нею отступают. У этого — Тано.

— По всем ним горько плачут Сады Ирмо, — голос Ниррандиля прозвучал неожиданно жёстко и очень неприязненно. — Да, можно уважать, любить кого-то, но возводить в культ — никогда. Ни одно существо не достойно того, чтобы на него молились, чтобы прощали все ошибки, чтобы ради него выставляли себя перед другими на посмешище, чтобы расстилались перед ним, делали ему в угоду глупости и гадости. Даже самые лучшие не достойны того, чтобы ради них растаптывать свою собственную личность, наступать на собственный Негасимый Пламень в душе. Что уж говорить о Мелькоре!

— Интересно, что бы сам Аннатар ответил тебе. Он ведь не глупец, и отнюдь не безволен.

— Пожалуй, у него не хватило бы ни ума, ни волои отвечать словами. Ответил бы, как Келебримбору — пощёчиной.

— Он к нему, пожалуй, относится, как феаноринги к отцу, — сказала Артанис. — Да. Как к отцу... Хорошо, что феанорингам никто не подал идею вызволить Феанаро из Чертогов Намо. Хотя мысль, должно быть, носится в воздухе. Если можно Моргота — почему нельзя Феанаро?

— Нельзя, потому что Чертоги — это вещь, скажем так, вполне реальная, в отличие от Грани Мира, которую и увидеть-то трудно, не говоря о том, чтобы потрогать. Чертоги — это стены, стоящие на земле Амана. Что же до Грани Мира, то что это, где, как — это нам, Детям Эру, трудно понять. Айнур, должно быть, в этом проще.

— О, если этим придет в голову — будут так же, как Аннатар, биться в стену, пока не проломят ее или пока не погибнут сами. Но я не о том... У нас есть, кроме Лиса, хоть кто-то из людей, кого можно было бы послать в нуменорские колонии? У меня таких, увы, на примете нет.

— У нас вообще со знакомством с людьми... скажем так, тяжко, — до ближайших людских поселений очень далеко. Искать же кого-то на отдалении — верный путь к неудаче. Лис... — Ниррандиль улыбнулся, покачал головой. — Умеешь ты мыслить неожиданно, Владычица. Как я понимаю, тут нужно спрашивать и его, и... его хозяина. И боюсь, как новый король Эрегиона, говорить с Гортхауэром должен я.

— Да, тебе нужно привыкать к этой роли, и приучать всех воспринимать тебя всерьез, — кивнула Артанис. — Ты — не Тарил-однодневка, да и Аннатар, кстати, тебя должен прекрасно помнить.

— А куда ему деваться, — усмехнулся Ниррандиль. — Но давай сделаем вот как. Сначала ты поговоришь с Лисом... если можно, то сейчас. А затем уже с результатом этой беседы я позову Аннатара. Посмотрим, что получится.

— Я позову его мысленно, — сказала Артанис, — чтобы не тратить время. Подожди...

Она закрыла глаза, лицо ее расслабилось.

Некоторое время Артанис сидела молча, потом заулыбалась, и, наконец открыв глаза, сказала:

— Он тоже очень удивился. Но говорит, что попробовать может, только мы должны понимать, что эти сведения станут известны и "темным" — Аннатар тоже обеспокоен ими. Странно, правда? Мы такие разные, а боимся одного...

— Ну что ж, — Ниррандиль вздохнул, сжал подлокотники кресла. — Никогда не думал... впрочем, какая разница. Мало ли кто о чём никогда не думал.

"Гортхауэр, отзовись. Это я, Ниррандиль, король Эрегиона."

"Слышу, — отозвался почти сразу далекий, но знакомый голос. — Вот уж не думал, что нолдор наконец сообразят избирать королей по уму, а не только лишь по роду Финве... Рад тебя слышать, Ниррандиль."

"Нолдор не сообразили, — честно признался Ниррандиль. — Это предложила им Артанис, ибо нельзя разорваться на два королевства по разные стороны Мглистого. Вот что, Аннатар... Гортхауэр. Речи феанорингов о воинах Нуменора подлежат проверке: мы опасаемся, что может начаться война против всех, кто не поддерживает феанорингов. Сейчас феаноринги демонстративно покинули Эрегион, потому что эльдар отказали Тарилу в праве быть королём. И есть идея."

"Да, я уже знаю — Лис сказал мне. Мы тоже будем пытаться проверить все возможное со своей стороны, не исключено, что сумеем что-нибудь разузнать. И если в землях Ханнатты станут вспыхивать бунты — этих воинов могут бросить туда. Мы можем первыми столкнуться с ними на поле боя. Хорошо, что мы предупреждены."

Ниррандиль кивнул, хотя Гортхауэр не мог его видеть. Он был очень напряжён.

"Мы проследим, по возможности, за феанорингами, и только после этого Лис сможет отправиться в путь. Артанис даст ему "чары облика". К можалению. навряд ли я смогу сделать что-то ещё, хотя и хотел бы: раз мы предлагаем эту... совместную разведку, то мы должны и отвечать за его безопасность."

"Чары облика мог бы наложить и я, но лучше это сделать Артанис. Надежнее. Не будет слышно "тьмы". Мы еще займемся обследованием нуменорских фортов и тайных убежищ... с помощью насекомых и птиц... "

"О Эру, ты что, и мух с тараканами подрядил на службу?! вот не лень, право слово..."

Там, вдали, Аннатар засмеялся.

"Тараканов — увы. А вот иных летающих насекомых использовать удобно. Только вы, эльдар, не сумеете: у насекомых зрение совсем иное."

"Ну всё, теперь я буду с особенной тщательностью бить мух и комаров, — усмехнулся Ниррандиль. — Но я не о том. Эта разведка пойдёт в интересах и нас, и тебя. Отвечать за безопасность... увы. Это уже почти война."

"Кому, как не мне, это понимать. Лис будет в большой опасности."

Ниррандиль опустил голову.

"Я был бы рад найти другой способ, но я его не вижу."

"Я тоже, увы. Одними мухами здесь не отделаешься."

"Хорошо. Есть ещё одна сложность... которую зовут Тинтаурэ. Конечно, пока феаноринги не доберутся до места, Лис никуда не поедет, но, боюсь, у мальчика серьёзная душевная травма, и... в общем, будет непросто."

"Еще бы. Но Тинтаурэ нужно привыкать к мысли, что не все в мире делается по нашим желаниям. Нарья выбрало его... боюсь, ему скоро придется убедиться, что такая избранность приносит тягот куда больше, чем счастья."

"Он повзрослеет. Он уже повзрослел. Но сейчас — ему надо отойти. Время пока есть."

"И пусть учится владеть Кольцом Огня. Способности у него есть, их нужно развивать. Эту силу можно использовать не только как оружие, но и во благо — Келебирмбор знает, как это делать, мы в свое время много говорили об этом."

"Келебримбору будет чем заняться, — сдержанно отозвался Ниррандиль. — И последнее... У меня есть вопрос к тебе. Точнее, это больше просьба. Я сильно подозреваю, что ты откажешься, но всё-таки я бы хотел тебя попросить, поскольку я король Эрегиона. Если — точнее, когда — ты задумаешь освобождать... Мелькора, дай знать."

Аннатар ответил не сразу.

"Вы и так почувствуете. Кольца почувствуют это. Скрыть я не смогу."

"Хорошо, я понял... В таком случае — у меня всё."

"Если понадоблюсь — зовите", — ответил Аннатар, и голос его затих.

...Бой был долгим и упорным: нуменорцы зажали ханнаттский отряд в ущелье, перекрыли оба выхода и методично отстреливали всех, кто пытался прорваться. Уцелевшие хотели уйти по крутому склону, поросшему лесом, — нуменорцы обрушились на них, завязался жестокий бой. Вскоре всё было кончено...

Командир отряда, нахмурившись, подошёл к своим, кто полёг в ближнем бою, тронул рукой: да, не помочь... Рядом застонал кто-то из ханнаттцев, — командир коротким движением перерезал ему горло.

Сверху спустились оставшиеся нуменорцы.

— Всё, уходим, — обернулся он.

— Командир, — раздался вдруг слабый голос. Один из нуменорцев, только что лежавших без сознания, пытался приподняться — и через несколько секунд ему это удалось. Он зажимал рану на груди рукой. — Помоги... вскользь задело, ничего...

Торнар стремительно шагнул к нему, нагнулся.

— Сейчас, сейчас. Потерпи.

По приказу Торнара воины быстро сооружили носилки: две вырубленные ветки, на них — плащ. Сам он наскоро перевязал рану.

Кто-то из остальных тревожно обернулся.

— Скорее, надо уходить. Как бы не набежала ещё эта ханнаттская мразь.

Нуменорец кивнул. Проговорил:

— Я скоро оправлюсь... смогу сам идти. Быстрее будет. Пошли, опасно...

Назад они шли быстро, настороженно оглядываясь. Путь до форта оказался неблизким, добрались только к рассвету.

Форт был, похоже, построен на века. Стоял он очень выгодно, — отсюда перекрывались все пути в горные ущелья. никто не мог пройти незамеченным. перед вернувшимся отрядом отворилась тайная дверь, и Торнар отправился к своим командирам: докладывать.

Раненых — в отряде их оказалось четверо — повели к целителя. узкие улочки, маленькие окна домов... всё здесь говорило о том, что форт живёт в постоянном ожидании боя.

Нуменорец — имя его было Илатар — шел уже сам, хотя и пошатываясь от слабости; его спас доспех — рана, нанесенная мечом, оказалась не смертельной. Но все равно — сразу после такого в бой нельзя. Недели две еще придется провести в форте, скорее всего. Иначе будешь обузой своим же.

Целитель — их было несколько — уложил Илатара на низкую кровать, занялся раной.

— Повезло, — коротко сказал он. — Но Торнара за такую перевязку... в общем, его бы самого пусть бы так перевязали. Ну нет таланта у человека, нету. И не научишь.

— Ничего, — сказал Илатар. — Как умел. Не в первый раз. Время пройдет, поправлюсь, да и ты поможешь. Что там с раной-то? Опасно?

Целитель поморщился.

— Эти сволочи хорошо дерутся. Через две неделю скажу, можно ли тебе возвращаться в строй, или же ты отправишься домой.

— Ну уж нет, — решительно возразил Илатар. — Тут и две недели-то, с ума сойдешь, а ты говоришь — домой. Что я на Острове буду делать? За юбками в Арменелосе ухлестывать, что ли?

— Что делать, что делать! На том свете будет ещё скучнее!

— Я туда не тороплюсь, — сказал Илатар. — А все равно лучше погибнуть в бою, доблестно, чем всю жизнь тлеть. Ты видел придворных у короля? Это же не мужчины, они продали свою честь за богатство.

— Погибнуть — большого ума не надо, — ворчливо сказал целитель. — Навидался я уже вас, таких. Лечишь, лечишь, а потом вы радостно отправляете нашу работу волколаку под хвост!

— Ну что ж теперь? — возразил Илатар. — Никто погибнуть не стремится, но война не нами придумана. Не будет нас — вы все под Врагом мигом окажетесь, а то и под южанами.

— Не знаю я, что! Вот если бы все были такими, как Воины Эру, нам, целителям, жилось бы намного спокойнее.

— Слухов про них что-то много, — сказал Илатар, — да больше на сказки похоже, а толком никто из наших не знает, и говорить не любят — эдак что же, может, мы и вовсе не нужны скоро станем? А эти воины Нуменор защитят, земли наши защитят, Врага повергнут, и настанет в Эндоре всеобщая благость, словно в Валиноре. Свежо предание, да верится с труодм.. Может, вам, целителям, больше известно?

— Кое-что, — сдержанно сказал целитель и как-то враз потерял свою разговорчивость. — Я их видел... да, нам их показывали. Воины Эру...

— Ну и как? Нам всем, простым людям, уже можно отправляться на покой?

— Смотри сам, надо или нет... Они намного быстрее обычных людей, они видят в темноте, у них острее слух и легче шаг. Оттого их труднее ранить, — ну а если всё же удастся. то их раны заживают быстрее. То, что досталось тебе, зажило бы дня за два. Они не думают, не рассуждают: если отдан приказ, они подчинятся ему мгновенно. И ещё кое-что. Или мне показалось, или... они перестают чувствовать. Стыд, страх, привязанности — всё это для них как будто не существует.

— Ну, знаешь, — произнес Илатар, с трудом сдержав дрожь, — а воинское братство что — пустое для них? И вообще, откуда такие берутся?

— Из Храма Эру в Арменелосе, — коротко отозвался целитель. — Проходят Посвящение и возвращаются в Эндорэ... вот такими. Воинское братство... не знаю. Они продолжают служить Нуменору, они отдают ему, похоже, самое ценное, что у них есть. — свою душу.

— Но у нас тут их нет, — утвердительно сказал Илатар, — мы бы видели иначе. А ты где их видал?

— Я был в Келоне, нас туда созвали, лучших целителей. Учиться, значит... И вот, познакомили, — целитель невольно передёрнул плечами. — Но неуязвимость в бою — это для воина первое дело, да...

— Неуязвимость — это хорошо, а душу отдавать... как без души-то служить? Это у Врага так служат — без души.

— Ну нет. Они же за правое дело воюют.

— За правое дело душой воевать надо, — возразил Илатар, — душой надо товарищей ценить, родину любить — душой, честь держать — душой. А без души — это ходячий манекен для тренировки будет. Это тебе любой из наших скажет.

— Ну, это ты с ними сам поговори, — развёл руками целитель. — Может, это только, так сказать, снаружи кажется, что они ничего не чувствуют, может, внутри там всё в порядке. Просто... не проявляется никак.

— Будет случай — поговорю. А так — вслух наши не скажут, но я тебе открою: давно уже у нас обида ходит, что нам предпочитают — этих, а воинская доблесть, годы в боях, кровь пролитая, все это словно вовсе и не нужно.

— Ну, ежели на Вражьих оборотней ты пойдёшь, то точно голову сложишь, — рассудительно сказал целитель. — А эти мало того что уцелеют, так ещё и разобьют их. Зачем же своих класть, если можно победить? По мне — пусть будут, на самые опасные дела. Вон, ходят слухи, что Враг в Мордор вернулся, так что, похоже, вовремя это всё, и скоро нынешняя жизнь нам мирной покажется.

— Кто знает, — проговорил Илатар. — И так особого мира, как видишь, нет... южанам у себя тоже не сидится... Хорошо бы, конечно, сделать так, чтобы раны быстро заживали, чтобы сила увеличилась, да...

Целитель внимательно взглянул на Илатара.

— Если хочешь в их ряды, то тебе в Келон надо. И письмо надо от командира, чтобы там было сказано о твоей доблести в боях. Впрочем, за этим-то дело не станет.

— Оправиться надо, — сказал Илатар. — Узнать о них побольше, чтобы не было потом, что у самого рубежа взял и раздумал. А там видно будет.

— Ну, больше, чем от них самих, ты ни от кого не узнаешь. А здесь их нет. И раньше, чем через неделю, я тебя из форта не выпущу, уж не обессудь.

Илатар проворчал:

— Деваться некуда... Ладно, с нашими скоротаем как-нибудь. Не я один такой, другим еще меньше повезло... Остальные-то как? У тебя еще трое из нашего отряда было.

— У Айдиса плохая рана, — губы целителя сжались. — Боюсь, быть ему без руки. Остальные ничего.

— А если... Если пройти это их посвящение, когда ранен... исцелится?

— Да, — нетвёрдо отозвался тот. — Главное — согласие... а тело подчинится. Так мне сказали. Некоторых из Воинов Эру вот так от верной смерти спасали.

— Все лучше, чем калекой... Ты ему скажи. Мне позволишь к нему заходить?

— Зайди, конечно, кто бы вздумал тебе запрещать...

Целитель отвернулся. Казалось, сердце давно уже оледенело — смотреть на чужие раны, страдания: ещё один, ещё, следующий... Но всё равно что-то отчаянно бьётся в глубине души, рвётся, и зажимаешь его, пытаешься заставить замолчать...

— Не бери в голову, — сказал Илатар, почувствовав все это. — Эдак с ума сойдешь, и лечить не сумеешь тогда.

Тот резко обернулся, прищурился.

— Тебе показалось, — ровно сказал он. — Со мною ничего не происходит. Иди, я пока для тебя больше ничего не смогу сделать. И постарайся не слишком много ходить.

— А то я не вижу... — пробормотал Илатар. — Ладно. Спасибо тебе. Постараюсь...

Он поднялся — и вышел из комнаты. В темном коридорчике остановился. В соседней пристройке были комнаты, где лежали раненые, хорошо хоть, не война все же, помещений на всех хватало. Вот так. Враги. Скольким он перегрыз глотку в обличье волка, скольких зарубил в образе человека...

Тоже люди.

Одна из дверей была приоткрыта, — его заметили.

— Илатар! — донёсся слабый голос. — Живой! Надо же, я думал, с тобой всё... Зайди-ка.

— Айдис, — Илатар вздрогнул от этого голоса. Но, скрепя сердце, отворил дверь — и зашел. — Я-то ничего... Я живой, целый почти.

— Почти, — усмехнулся тот. — Вот если бы этот хмырь мне по руке не заехал, тогда был бы целый. Надо было быстрее, быстрее, можно ведь было успеть... Хотя что теперь гадать. Как есть...

Он посмотрел на забинтованную руку: кровь проступала сквозь повязку.

— Я тут про этих узнал... про воинов Эру, — проговорил Илатар, присаживаясь рядом. — Только честно тебе скажу — не по душе мне это, если они и вправду душу теряют. Страшно таким стать. Но одно верно: надо на них посмотреть, может, это только кажется.

— Ааа... "негасимое братство", — усмехнулся Айдис. — Я не рассказывал... племянник мой туда ушёл, не так давно. Где-то воюет сейчас...

— И что там слышно? Я сразу подумал, как услышал про твою руку: на худой конец...

— Не знаю я. После того, как он дал согласие, я его не видал. Встретиться бы, поговорить... Не может быть так, чтобы плохо было, он бы такое не выбрал! Да и жрецы Эру — что они, враги нам? Глупости...

— Да не должно быть, конечно, — согласился Илатар, — но точно, надо самим смотреть, самим поговорить. Слушай, а что у тебя рука-то... больно? Знакомое дело — воспаление когда идет... — он передернулся.

— Грязная рана, — коротко сказал Айдис. — Если рука начнёт чернеть, то придётся резать, иначе — смерть.

— Знаешь что, — решился вдруг Илатар, — у меня прабабка целить умела. Раны заговаривала, боль... Я все это слышал, видел своими глазами. Дай я попробую, как она, полечить. Вдруг поможет? Не поможет — терять-то нечего.

— А коли будет хуже, тебя целители взгреют за самоуправство, — покачал головой Айдис. — И будут правы. Не твоя вотчина. И вообще — не стоит. МЯ тоже много чего видел, только это не значит, что я это умею.

Он положил здоровую руку на плечо Илатару.

— На всё воля Эру.

— Там не так. Не нужно трогать ничего...

Он взял Айдиса за здоровую руку. Прикрыл глаза. И тихо, медленно заговорил нараспев — Айдис сразу же уловил: квенья?.. Да, кажется, квенья... эльдар иногда, редко, говорили на этом языке.

И — как ни удивительно — но пульсирующая, вязкая боль в руке начала затихать.

— Ишь ты, — удивился Айдис. — Что ж ты раньше...

Он закашлялся.

— Надо было тебе... в лцеители пойти... — с трудом выговорил он. — Эх, всё равно уже... всё равно уже не жить, там, как будто давит что-то... в груди. Иди, Илатар, иди. И постарайся оставаться в живых. Подольше.

— Слушай, — он сжал руку Айдиса. — Оно действует не сразу. Постепенно... просто не пойдет этого воспаления, а рана сама собой дальше заживет. Что ты выдумал такое — не жить? Мы еще с тобой вместе врагов бить будем...

— Знаешь, — Айдис заговорил быстро, глаза его блестели. — После такх вот передряг понимаешь, почему люди идут в Воины Эру... в "негасимое братство". Надо их бить, да, надо, чтоб не встали, чтобы не смели головы поднять, тварей этих, и ради этого — надо стать сильнее, понимаешь? Сильнее. Чтобы успевать... Если бы я был из тех, я бы и тебя успел прикрыть, и сам бы... не был ранен...

Илатар успокаивающе положил руку ему на плечо:

— Тихо ты. Это тебе любой целитель скажет — нельзя волноваться. Я хочу, чтобы мы оба оправились по-нормальному, и тогда поедем в Келон, смотреть, что там за братство у них такое. И я совершенно не хочу, чтбы ты туда вступал без руки или с гангреной.

— Если без руки... тогда точно не примут... — едва слышно отозвался Айдис. — Им калеки не нужны... а новых конечностей даже они не отрастят...

— То-то и оно, а ты говоришь — воля Эру, воля Эру. Что ж теперь, и не лечить, дескать, не воля Эру, так не ранили бы вовсе? Воля Эру, чтобы мы на ногах стояли. Так что ты давай брось эти глупости про "не жить" и настраивайся на будущее.

— Знаешь, у целителей поговорка есть: всех лечим одинаково, только одни выздоравливают, другие нет, — Айдис нашёл в себе силы усмехнуться. — Ты сам-то... иди и ляг, я же вижу... тебе тоже досталось...

Взгляд его странно останавливался, он как будто погружался в забытьё, но пытался воспротивиться этому.

— Знаешь что, — решительно сказал Илатар, — я собирался эти дни у себя в доме провести, терпеть не могу все эти госпитали. Но пожалуй, останусь я здесь, попрошу, чтобы мне комнату рядом занять. Боюсь я за тебя.

Дверь скрипнула, — на пороге возник тотцелитель.

— Илатар, я тебе сказал пойти и лечь, — голос его прозвучал резко. — Будешь спорить?

— Прости, — Илатар поднялся. — Не возражаешь, если я в соседней комнате буду? Она все равно пустует, а нам с Айдисом вдвоем лучше.

Целитель пожал плечами.

— Можно тебе и здесь кровать поставить, места хватит. Только не мешайся.

— Спасибо, — обрадованно сказал Илатар, — а то боюсь я за него.

— Выйди-ка, — хмуро отозвался целитель. — Сейчас поставим. А я пока осмотрю...

Он подошёл к Айдису, сел рядом, — заслонил раненого от Илатара. Когда встал, лицо его было мрачно. Прошёл в коридор, распорядился, — как будто хотел что-то отстранить от себя.

— Послушай, — Илатар поймал его за рукав. — Что там?

Целитель отодвинулся: из соседней комнаты несли кровать для Илатара. Подождал, пока люди зайдут внутрь, прикрыл дверь.

— Ничего хорошего, — сказал он. — Я даю ему ещё три дня, если за это время не будет улучшения... а его не будет... придётся отнять руку.

— Кто знает, — проговорил Илатар. — Кто знает... Ты ему не показывай, не пугай таким прежде времени, ладно? Без надежды-то — хуже всего. И спасибо, что разрешил мне с ним быть.

— Есть только один способ, — проговорил целитель, глядя в сторону. — Воины Эру, "негасимое братство"... Но трудно успеть. До Арменелоса далеко... он умрёт в дороге. Разве что довезти до Келона, там есть жрецы, и они тоже принимают Посвящение. Хотя сила его будет не такой, как на Благословенном Острове...

— Вот когда станет ясно, тогда и будем про это говорить. За день даже от гангрены никто не умирает... Не делайте его калекой!

— Да что ты понимаешь! Чем дальше, тем хуже, — целитель почти сорвался на крик, но всё же овладел собой. — Что с тобой вообще происходит? Ты никогда раньше не лез в наши дела, даже когда Истанаро умирал. Что с тобой случилось?

— Я... — Илатар помолчал, и наконец решился. — Я попробовал заговорить его рану, по-эльфийски, меня учили в детстве... и у него ушла боль. А если удастся и воспаление снять? От этого не может стать хуже, уж точно.

— Уйди, — голос целителя был напряжённым. — Не обманывай себя и его. Чудес не бывает, уж это я, к сожалению, знаю точно.

— Вот у него самого спроси, что он чувствовал, — сказал Илатар, — и это не чудеса, это целительство, как у эльдар, в моем роду им владели, тебе любой историк скажет — это правда, только нам, людям, редко когда бывает дано. Ладно... Я больше не мешаю.

Он повернулся — и пошел прочь, на улицу, переждать, пока ему можно будет вернуться к Айдису.

Первым по дороге он встретил Торнара: тот, нахмурясь, шёл проведать своих раненых. При виде Илатара он с удивлением остановился.

— Ты что с ума сошёл?! С такой раной и бродить! И куда целители смотрят?!

— Да ничего, — ответил Илатар, — я лягу скоро, я просто чтобы не мешать. У меня ничего опасного сильно нет, должно зажить. Вскользь прошло. Там Айдис, его смотрят... Рана грязная.

Торнар крепко взял Илатара за руку и повёл за собой, внутрь. С целителем столкнулись в коридоре.

— Ну что?

— Три дня, — тот покачал головой. — Если не будет улучшения...

— Понял, — Торнар посмотрел в сторону. — Эту бы Ханнатту выжечь дотла, чтобыни одной гадины не осталось. А за ней и Мордор.

— Скажи спасибо, жив, — проговорил Илатар, — в этом бою хоть не потеряли никого.

Торнар прошагал в комнаты, где лежали раненые. На пороге обернулся к целителю.

— Загони его в кровать, — кивнул на Илатара. — Маячит тут...

… Время здесь тянулось очень медленно, но для Лиса-Илатара оно проходило все равно легче, чем для Айдиса. Парню было попросту страшно — он сам не верил в то, что удастся сохранить руку, страх стать калекой мешал ему, да и постоянная боль... а полностью снять боль Илатар боялся — чтобы не навлечь подозрения. Ограничился тем, что сделал все, чтобы унять воспаление и снизить боль, чтобы, не приведи Эру, не поднялся жар, чтобы не развилась гангрена....

И отвлекал Айдиса — разговорами о том, как рана его исцелится, как они вместе поедут в Келон... Парень вначале не верил, но с рукой было лучше — мало-помалу он начал обнадеживаться и сам.

Целитель, как и обещал, пришёл утром третьего дня, и пришёл не один: с ним были ещё двое его товарищей по ремеслу. Он снял у Айдиса повязку, они осматривали рану долго и придирчиво. Айдис морщился, когда они поворачивали руку, но терпел, ничего не говорил... просто ждал.

— Ну? — с надеждой спросил Илатар. — Что скажете-то?

Один из них обернулся.

— Не вижу необходимости в ампутации, — осторожно сказал он и посмотрел на коллег. — А вы?

— Я бы подождал с окончательным выводом, — покачал головой другой. — Посмотреть бы через неделю...

— Не надо через неделю, — хрипло выговорил Айдис. — Я хочу уйти в эти... в "негасимое братство". Теперь-то возьмут.

Тот из целителей, который занимался Айдисом всё это время, только вздохнул.

— Ну хорошо...

— И я с тобой, как и хотели, — сказал Илатар. — У меня-то тоже лучше потихоньку. Пусть нас вместе отпустят.

— Это меня радует, — не слишком весело отозвался целитель. — До Келона далеко. Вот что. Погодите немного, сейчас вернусь...

Он вместе с двумя другими вышел из комнаты.

— Надо побыстрее уезжать, — сказал Айдис. — они там быстро исцелят...

— Это да, — кивнул Илатар, — чего мучиться. Но я бы в компанию взял кого-нибудь в полном здравии. А то мы с тобой доедем, чего доброго... Тебе с одной рукой-то... Как поедут наши в Келон, так и присоединиться бы.

— Наши поедут, — ответил целитель, появляясь в дверях. — Поедут завтра. Так что готовьтесь.

— Да мы-то что, — сказал Илатар. — Вещей раз-два и обчелся, все нромально будет.

Он подождал, пока целитель отойдет, и спросил:

— Рука-то сейчас как, не сильно болит?

Тот поморщился.

— Ну а куда ж оно денется покамест. Лучше, и резать не надо, — и слава Эру. и вот что... пойдём-ка на воздух. Недалеко, а то эти ребята вопить начнут, но всё-таки. Не могу я уже тут...

— Пошли. Там, во дворе, место одно есть — кусты такие вокруг, хоть с девицей целуйся... и скамейка. Если кто-нибудь не занял уже...

— Заняли наверняка, сволочи, — в глазах Айдиса мелькнула улыбка. — Весна же.

Он осторожно встал. Целитель смотрел на него, скрестив руки на груди, Айдис ждал, что тот начнёт ругаться, но тот только улыбнулся.

— Идите, идите. Заслужили...

На улице светило солнце, которое в комнату, в ее мутноватое окно, заглядывало лишь изредка. Небо было и вправду по-весеннему высоким и прозрачным.

А скамейка в окружении высокого кустарника оказалась, на счастье, свободной. Повезло.

На Айдиса было любо посмотреть: он как будто обрёл заново жизнь. Любовался чуть не на всё: на деревья, на небо, на яркие тени... как будто никогда раньше не замечал.

— Глупо, да? — наконец спросил он у Илатара, опускаясь на скамейку. — Как маленький...

— Да чего же, глупо, — возразил тот. — Красиво же. Надо уметь видеть, иначе зачем жить тогда. Смотри, — он показал наверх, задрав голову. Там, довольно низко спустившись, в потоке восходящего воздуха кружила птица. — Чайка, что ли?..

Айдис приложил здоровую руку козырьком к глазам.

— Похоже... Передать бы с нею привет домой, только мы же не эльфы, не получится... А жаль. Мать-то наверняка чувствует, что со мной что-то не так. Если бы можно было говорить, как эльфы, мыслями, было бы здорово... Да и не только это. Их бессмертие нам тоже бы не помешало. Обидно же, согласись.

— Умереть по своей воле, точнее. Совсем бессмертие — кто его знает. Про эльфов-то знаешь что в старых книгах написано? Что их души умрут вместе с Ардой. А человеческие бессмертны. Ты представляешь, как это — чтобы душа умерла? Кошмар какой-то. Чья судьба лучше, так вот еще и не поймешь.

Айдис задумался.

— Не представляю, правда. Вот живых с мёртвой душой — знаю, видел.

— Это как?

— Ну, как... Ах да, тебя же там не было. Мы ездили в дозор, наткнулись на этих... тёмных. Южан. Истанаро... мы тебе не рассказывали. Тот, кто его убивал, — я не представляю, чтобы человек с живой душой мог... вот так. Получать наслаждение от того, чтобы мучить другого. Мы не могли уйти, не могли ничего сделать: южан было раз в пять больше, чем нас. Если бы шевельнулись, нас бы — так же...

— Они нас ненавидят, — сказал Илатар, — мы для них не люди.

— Надо полагать, им Враг помогает душу убивать собственную, — Айдис посмотрел в сторону. — Иначе — я не представляю, как такое возможно.

— Что там было? — помолчав, спросил Илатар. — Что именно за южане-то? У них тоже разные есть, Ханнатта большая. Там есть поклонники культа огня — вот эти, говорят, и вправду — не приведи Эру к таким в руки попасть.

— Ну да, похоже на этих, хотя в южанах сложно разбираться, все они на одно лицо. Татуировки ещё у них... ну, на плече татуировка. У того парня был знак — солнечное затмение.

— А! Знак затменного солнца... Что-то я слыхал. То ли — что они мстят... Вообще, я тебе скажу, знаю, многие считают, что мстить нужно обязательно. Но я думаю — мстить нужно только тому, кто сам совершил преступление, а не остальным, кому попало. Потому что иначе месть без конца. Может, тот, кто убил Истанаро, мстил так за кого-то своего. Считая, что вправе сотворить с нуменорцем все, что угодно, выместить ненависть.

— Нет ему оправданий, — тяжело сказал Айдис. — Хорошо, что ты не видел.

Илатар кивнул.

— Врага можно убивать... но не мучать из удовольствия. Это орочье дело.

Сквозь кусты кто-то шагал, — по воинской привычке тихо, почти неслышно. Наконец перед скамейкой возник Торнар, окинул воинов взглядом исподлобья.

— Ну что, герои, решили в Воины Эру податься?

— Есть такая мысль, — сказал Илатар. — Надеюсь, отпустишь?

— Не хочу, — прямо ответил тот. — Не хочу, чтобы вы пополнили ряды этих живых мечей. Хотя, конечно, целее будете. Так что дело ваше, конечно, но я вам даю последний шанс: откажитесь. Отряд наш больше не увидите никогда, а мы — вас.

— Ты подожди. Расскажи лучше полнее, что ты про них знаешь? А то все вокруг да около...

Торнар кивнул.

— Это особые отряды, — начал он. — Как оно положено: есть разведка, есть пешие, есть конники. А эти — особая каста. Они недавно появились, где-то с год назад. Что-то, похоже, стали делать жрецы Эру во время присяги. Раньше такого не было. Может, случайно у них это получилось, что люди стали вот такими, а потом они обнаружили, что от них есть толк в нашем воинском деле. Мне говорили, что это всё, как бы сказать, не окончательный итог, что присягу постоянно изменяют, каждый раз смотрят, из кого что получается. А по большей-то части присяга без последствий проходит, это уж кому как повезёт. А как стали эти отряды на задания ходить, то люди стали в них проситься. Так-то оно хорошо, конечно: почти неуязвимый, реакции как у эльфа, зрение такое же, слух. Только когда Воины Эру выходят на дело, пленных не будет. Они и сдавшихся добивают, и раненых. Потому что у них в голове сидит: врага — убить. И всё.

— Раненых чужих и мы добиваем... А в остальном — как? Почему ты сказал — живые мечи?

— Потому что, — Торнар понизил голос. — Не слышали о заговоре в Келоне, против градоправителя? Он тогда ещё как-то подозрительно быстро умер. Сказали — поехал по делу за город, наткнулся на южан. А почерк не южанский. Слишком точно. Им приказали убить, сказали: он враг короны и Нуменора. И они убили. Даже и не задумались. А он был неплохой парень, на самом деле.

— А что за заговор-то? Градоправителя за что?

— Да говорят, кому-то он дорогу перешёл из аристократских детей, что у нас в армии болтаются. Вроде как стал слишком много знать. Вот его и убралию.

— Мда... — Илатар посмотрел на Айдиса. — Ты обнадежишь. Айдис, ну и что скажешь? Рука-то у тебя и так, видно, заживет...

— Мой племянник их выбрал, — не слишком уверенно сказал Айдис. — Видать, не всё так плохо. Хотя я его очень давно не видел. Нет, всё равно... Надо в Келон. Хоть племянника повидаю. И то хлеб.

— Торнар, я думаю, нам же разрешат их посмотреть, поговорить с ними. Если они и впрямь "живые мечи", неужто мы этого не разберем? Айдис племянника увидит. Вот уж тут точно все ясно будет.

— Если бы всё совсем плохо было, кто бы туда, к ним, хотел? Было бы только, как ты говоришь, что жрецы при присяге дадут. А так — хотят ведь люди, идут.

— Посмотреть надо, ближе узнать, — заключил Илатар. — Заодно и вам потом расскажем, наверное, время будет в любом случае добраться обратно.

— Ну, как хотите, — Торнар пожал плечами. — Поедете завтра с ребятами. Выезжают они на рассвете, так спокойней.

— Главное мне — своих бросать жалко, вас. Но я думаю... — Илатар посмотрел на Айдиса. — Айдис, если ты решишь идти к ним — я тебя одного туда не пущу, вместе пойдем.

— Удачи, — сумрачно пожелал Торнар и снова исчез в кустах.

— Знаешь... — Илатар снова посмотрел в небо, — уж по племяннику своему ты все поймешь точно.

— Посмотрим, — Айдис был уже вовсе не так уверен в своём решении, но пока не сдавался. — Ещё несколько дней, и всё узнаем.

— Ладно. Не бери в голову... лучше посмотри, небо какое. И тепло уже, как летом... скоро жарить начнет. Хорошо все-таки, когда не надо ожидать постоянно чужого удара...

...Они пробыли там почти до вечера, — целитель пришёл за ними. когда уже начало темнеть. Наутро предстояло уезжать, и целитель беспокоился: всё-таки верховая дорога, тряска... хмурился, но не отговаривал.

...В Келоне прибывшие сразу же отправились по делам, а Айдиса с Илатаром проводили сразу к храму Эру. Здесь он был небольшим, не то что в Арменелосе, но всё равно: устремлённый ввысь шпиль, нависающая громада, при виде которой сразу ощущаешь себя маленьким и уязвимым...

На пороге храма их встретил высокий человек в белом, — крючковатый нос, пронзительные чёрные глаза...

— Да благословят вас Валар, — голос его прозвучал медленно и торжественно.

Они с Айдисом поклонились почти одновременно.

— Благословят Валар и тебя, достойный, — ответил Илатар, и посмотрел на друга — все же у него служил в отрядах Эру племянник, не у Илатара.

Айдис совсем, похоже, заробел.

— Доброго дня тебе, — промолвил он. — Я хотел... ну, в общем... Я хотел в ряды Воинов Эру попроситься...

— Да благословит Эру твой выбор, — резко прервал его жрец.

— Но...

— Что?

— У меня племянник тут... он уже воин. Хотелось бы сначала с ним повидаться.

— Племянник? — жрец прищурился. — Вступая в ряды воинов Эру, человек оставляет свою семью, и родителей, и жену, и детей. Отныне жизнь его и думы принадлежать лишь Эру, и Им ведома рука его. Однако ты увидишься со своим родственником.

"Спасибо и на том, — подумал Лис, — если на человека сразу орать начать в надменной позе, тут и самый фанатик убежать может."

— Если позволите, я хотел бы быть вместе со своим другом при этом, — сказал Илатар тоном покорной просьбы. Знал по опыту, что таким людям это нравится.

— Входите, — жрец широким жестом пригласил их внутрь.

Внутри храм был огромен и тёмне, только вырисовывалась белым светом, падавшим откуда-то спереди, дорожка. И было ощущение долгого пути сквозь ночь, когда тебя ведёт лишь надежда... Айдис опустил голову, в глазах появилась глубокая печаль.

Они шли долго, через зал, потолок которого терялся где-то в высоте, в тенях... До центра не дошли, жрец свернул влево, и там, через коридор, нашёлся выход во двор, обычный двор, каких много... Дальше были обычные дома... и после храма это всё казалось странным.

— Воины Эру живут здесь, — сказал жрец. — Идите.

Илатар пожал руку Айдиса, здоровую — они переглянулись. Обоим было не по себе, и сразу в памяти всплыли все слова Торнара.

Айдис зашагал вперёд, к дому. Постучал в дверь, ему открыли, — и Айдис нахмурился: раньше ему не приходилось так близко видеть человека, к которому в полной мере подходило бы выражение "каменное лицо". Он назвал имя своего племянника, попросил разрешения увидеться.

Человек пропустил гостей внутрь.

— Второй этаж, налево, — ровно сказал он. — Угловая комната.

— Спасибо, — сказал Илатар и первым пошел вперед.

Интересно, разрешают ли им выходить за пределы этого мирка?.. Или у них просто уже нет этого желания?.. Жутковато все это выглядело...

Им никто не встретился в коридорах, всё как будто то ли спало, то ли вымерло вовсе... У последней двери Айдис остановился, глубоко вздохнул...

— Чего уж там, — проговорил Илатар. — Раз пришли, давай до конца. Стучись...

Айдис кивнул, поднял руку... постучать не успел: дверь открылась раньше.

— Кайл! — радостно позвал он... и через мгновение замер.

Тот, кто их встретил, определённо был человеком... да и остался, конечно же, но что-то было не так. Слишком спокойное лицо, слишком тяжёлый взгляд... При виде Айдиса в глазах парня что-то мелькнуло, но разительный контраст с реакцией дяди резал по сердцу.

— Кайл, — растерянно спросил Айлис. — Ты что, никак и не рад мне вовсе?

— Нет, почему же, — тот слегка пожал плечами. — Я очень рад тебя видеть. Входи. Кто это с тобой?

— Илатар. Мы вместе приехали. Мы из одного отряда.

— Илатар меня зовут, — сказал Лис. — Он мне про тебя рассказывал. И что ты в Воины Эру ушел... Про вас много говорят.

— Есть о чём, — слова Кайла вроде бы были верными, живыми, но интонации оставались неестественно-ровными. — Садитесь. Рассказывайте.

"Что они им — все чувства отрубают, что ли..." — с недоумением подумал Илатар.

Сел.

— У нас-то все обычно, — сказал он. — Воюем. Айдис сам думал в Воины Эру пойти. Но наши, хоть о вас и говорят, толком не знают ничего. Потому мы и решили к тебе прийти. Да, Айдис?

— Верно, — согласился Айдис. — А потому рассказывай ты, если тебе не запрещено, конечно. Каким ты стал?

— Странный вопрос. Я такой же, каким и был, но сильнее, ловче, быстрее, я могу видеть в темноте...

— Это я знаю, — прервал Айдис. Кайлу это, похоже, не понравилось: глаза блеснули. — Ты сам-то... что чувствуешь? Жрец сказал, что вы отрекаетесь от семьи...

— Моя семья — это "Негасимое Братство", — во взгляде Кайла зажёгся фанатичный огонь. — Моя рука — это рука Эру, она разит врагов, и в этом я успешнее, чем простые смертные.

— Воистину, это дело святое, — сказал Илатар. — А вы сами, Братство — как тут у вас? Как вы живете? Какое у вас командование? Чем занимаетесь, когда не воюете?

— Как все воины, — пожал плечами Кайл. — Тренируемся, развиваем новые способности. Для кого новые, для кого уже и не очень, но всё равно. Подъём, завтрак, тренировки, обед, немного отдыха. Тренировки ночные часто. Ну, и задания. Вот об этом я уже не имею права говорить.

— Ну это понятно, — сказал Илатар. — А в город-то вы ходите? Что-то к вам, я смотрю, так даже и не пройдешь...

— Город? — Кайл словно не знал, что ответить. — А зачем туда ходить? Жизнь воина — это бой.

— Ну как. Скучно же — если все время одно и то же... Развеяться. Женщины, опять же...

— Нам не нужны женщины, — в голосе Кайла мелькнуло высокомерное презрение. — Это для тех, кто хочет терять голову. Нам же голова нужнее.

— Ну, — Илатар засмеялся. — Ты это всем мужчинам скажи. Тело-то требует!

— Вот потому-то они и не Воины Эру. Если же кто-то будет замечен в том, что не угасли ещё влечения, которые расхолаживают, заставляют забывать о долге, то понесёт кару. А затем — получит один из напитков... коего ему в первый раз, похоже, оказалось недостаточно. Если же и после этого чувства будут бурлить в нём, то он объявляется негодным.

— А, — сказал Илатар. — Так вы какие-то снадобья пьете, чтобы, ну... Чтобы не хотелось, в общем?

— Пьём мы при вступлении в ряды Братства. Этого должно хватить, если ты достойный. Если ж нет... У нас не терпят самцов. Нам нужны воины, а не бездельники, готовые на всё ради очередной юбки.

— Понятно... — протянул Илатар и посмотрел на Айдиса. Интересно, подумалось, это же снадобье убивает в них чувства, или какая-то другая процедура?..

— Ну что ж... — Айдис помолчал, посмотрел в окно. — Рад был тебя повидать. Пойдём мы...

— Вам положены комнаты для тех, кто готовится принять Посвящение, — сказал Кайл. — Пойдёте вниз, вас проводят.

У Айдиса чуть дёрнулся уголок рта: кажется, он ждал хоть какой-то сердечности от племянника, но не дождался.

"Интересно, а они нас тут силой не запрут?.. ведь после Посвящения все сомнения должны выгореть напрочь..."

— Да, спасибо, — сказал Илатар. — Пошли, Айдис.

Они вышли в коридор, — там точно так же никого не было, как и раньше. Стоило дойти до лестницы, как тот парень, что впускал их, нарисовался в мгновение ока.

— По улице прямо и направо, — сообщил он. — Там увидите дверь. Вас встретят.

— Не нравится мне это все, — сказал тихо Илатар. — Ну что, рискнем? А то я уже боюсь, что они нас тут возьмут да и запрут... а что — потом-то все равно крыша съедет...

Айдис здоровой рукой тихо коснулся пальцев Илатара.

— Спасибо, мы пойдём, — кивнул он привратнику и стал спускаться.

Они вышли на улицу — и Илатар остановился. Оглянулся — никого. Сказал почти шепотом:

— Что думаешь об этом?

— Тяжко, — признался Айдис. — Не ожидал. Нет, я понимаю, что это всё... с какой-то стороны здорово. Но плата за способности... ещё сто раз подумаешь, взвесишь. Но, видать, ему вот не показалась чрезмерной. Пойдём в эти их... гостевые комнаты.

— Пойдем, — вздохнув, сказал Илатар.

Они направились, как и было указано — вначале прямо, вдоль одинаковых домов; потом свернули направо.

Их встретил такой же привратник, — как будто то же переместился так быстро, или же их специально таких подбирали... Молча провёл в комнату. Айдис глянул из окна: вид во двор...

— Завтра будете проходить первое испытание, — ровно произнёс парень. — Если не пройдёте, вас проводят к воротам Келона.

— Спасибо, — таким же спокойным тоном сказал Илатар и подождал, пока дверь закроется. — Знаешь, мне хочется, чтобы мы это испытание не прошли.

Его вдруг как холодной водой окатило — пришло вдруг в голову: а если у них на этих испытаниях надо — убить кого-нибудь, безоружного... Для доказательства верности...

Айдис повернулся: глаза его сверкали.

— Послушай... я не ожидал. Значит, это правда — живые мечи...

— Смотри, — Илатар сел на кровать. — Чувства убиваются. Женщин не хотят... это ладно, шут с ним; не тело главное, а именно чувства. Сам видишь, какие они. К этому — никаких сомнений, что прикажут, то и сделают. Если бы только те, кто приказывает, честными были против врага. А помнишь, что Торнар говорил? Этих можно на любое дело бросить, выходит. Главное — чтобы, наверное, жрец приказал или их доверенные. А что у нас, среди шишек, нет бесчестных? Или просто боровов, которым плевать на Нуменор, лишь бы мошну набить?

— Женщин не хотят... Знаешь, если бы мы были как животные, тогда... А мы же — люди, это же не просто так: любовь, не только животное желание. Получается, у них убивается способность не только желать, но и любить. Может, я не прав, — Айдис с силой сжал виски. — Может, я ничего в этой жизни не понимаю. Может, я наивный дурак, которому нечего делать среди Воинов Эру...

— Да нет, — сказал Илатар. — По-моему, ты никакой не дурак, а просто эти самые так называемые жрецы нашли способ создавать себе рабов, и дурят всем головы, что это через Эру. Эру далеко, высоко, не накажет. Вот же, а... и племянник твой... неужто это с ними безвозвратно?

— Ну откуда мне знать, — жалобно спросил Айдис. — Я же не жрец Эру! Эх, а ведь у него девушка в Арменелосе осталась, когда он уходил служить. Крепко друг друга любили... или мне так казалось... Что же с ней-то теперь будет, если узнает, что он её на ночное зрение и эльфийскую выносливость променял?

— Да он не виноват. Наверняка не знал вначале. Слушай... Чего дальше-то делать будем?

— Не знаю я. Пойти, что ли, к храму, сказать — мы раздумали, отпустите нас обратно?

— Ну я вот про то и говорю. Но можно сказать, не что раздумали, а что нам с Торнаром надо увидеться еще, съездить в наш форт, и что мы вернемся.

Айдис решщительно встал.

— Пойдём.

Они вновь оказались на улице, и, пока они шли к выходу из этого крохотного городка — Илатар думал: что, если им не позволят уйти. Не раскрыли бы его... А племянника Айдиса жалко. Возможно ли вернуть их к прежнему?.. Наверняка Гортхауэра давно уже заботит этот вопрос — убивать без нужды он не любит...

На пороге храма их ждали.

Три безмолвные фигуры в доспехах, со скрещёнными руками, с мечами... как будто готовились на бой.

А за ними, в темноте коридора, маячил кто-то в белом.

— Вот я как чувствовал, — едва слышно сказал Илатар. — Может, они всех так и затаскивают?..

Они подошли. Илатар спокойно поклонился стоящим.

— Спасибо, что позволили нам поговорить с племянником Айдиса. Нас ждет Торнар, наш командир, мы обещали ему вернуться через день. Дела в отряде, понимаете... Вначале закончить надо.

— Командир Торнар не сообщал о таком, — прозвенел голос жреца. — Командир Торнар сообщил лишь, что вы хотите вступить в ряды Воинов Эру. Ложь!

Один из воинов шагнул вперёд. Айдис в замешательстве положил руку на меч.

— Поздно, ты убит, — сказал жрец, выходя на свет. — Если бы это был настоящий бой, тебя бы уже не было в живых. Итак. Почему?

— Ну это понятно, — сказал Илатар. — Реакция у ваших отменная, кто бы спорил.

Жрец кивнул, и воины переместились: один встал между Илатаром и Айдисом, двое — по бокам.

— Повторяю вопрос. Почему вы хотите уйти?

— Ну не нравится нам, что ваши как живые орудия, — честно сказал Илатар, — а если нас девушки ждут, что мы их, предать должны, выходит? А родителям каково, старикам, что они нас на старости лет и увидеть не смогут нормальными? Мы ж не знали, что у вас надо — всех оставить непременно.

— А ты что скажешь? — жрец повернулся к Айдису. — Тебе тоже бабы важнее долга?

— Ну... — Айдис поперхнулся. — Как-то ты так странно ставишь вопрос... Мы за свою родину воюем, разве нет? А родина для каждого начинается с родителей, с семьи, меня вон жена дома ждёт... А тут вдруг такое. Я не ожидал...

— Мне лично бабы не так уж, чтобы важны особо, — сказал Илатар, — не мальчишка. Но он прав: не в бабах тут дело. Тут дело в семье, в любви. К родине, между прочим, тоже. Как же без чувств-то? А дети? Ну ладно, у меня нет, а у Айдиса сын растет.

Жрец посторонился, открывая дорогу в храм.

— Хорошо, — как-то неожиданно легко сказал он. — Идите.

— На вас посмотришь, уже кажется, что к себе вы всех впускаете, а обратно никого, — пробормотал Илатар. — Ладно, все равно спасибо. Идем, Айдис.

Сам он напрягся, вступив в храм — ожидал подвоха.

За их спиной с грохотом, отдавшимся эхом в стенах храма, захлопнулась дверь. Мгновенно пала темнота, и только где-то впереди, далеко-далеко, — то ли мерещится, то ли на самом деле есть, — мерцал белый лучик света.

И тут же они услышали тихий плач.

Илатар остановился. В случайность этого он не верил. Рядом замер Айдис.

— Это еще что такое? — спросил Илатар. — Хитрость, что ли, чтобы новобранцы остались?

— Нет, — Айдис стиснул его руку: пальцы от волнения похолодели. — Это не хитрость. Это и есть... испытания.

— И они что, каждый раз кого-то намеренно доводят, чтобы заплакал?

— Ничего я не знаю... Тебе как кажется, — чей это голос?

— По-моему, ребенок... — тихо проговорил Айдис. — Не совсем маленький... мальчишка... Вообще они могут и нарочно довести, детям-то много надо ли... Только дальше что? Откуда голос-то? Посмотреть...

— Вроде как да, мальчишка, — кивнул Айдис. — Где-то впереди...

Он медленно пошёл на свет. Ощущение было жутким: стен не видать вовсе, ничего нет, одна тьма... и только белый лучик где-то очень далеко.

Илатар не выдержал — расширил свое вИдение; все же он был майа... Темнота не помеха, да и стены тоже... А хорошо, паразиты эрувианские, умеют страх нагонять, — подумал он с неожиданной злостью, — впрочем, наши тоже все это умеют, когда хотят...

Там, впереди, был... кто-то. Не понять: мальчик, девочка, или вообще кто-то взрослый... И во всей этой махине здания храма клубилась _сила_. Если зеркала могут собирать лучи солнца, зесь тоже было что-то, собирающее её, собирающее силу Арды...

Если что — главное — успеть вырваться наружу, и вытащить Айдиса... они же рассчитывают на обычных людей, а не на то, что тут будет майа... Илатар пошел вперед, на голос, уже просматривая — как в случае чего отступать, точнее, драпать к выходу; откуда могут напасть, какая сила может ударить и откуда...

Когда белый луч приблизился — казалось, несколько веков прошло, — айдис тихо ахнул и схватился за плечо Илатара. Он смотрел куда-то прямо перед собой, в белый туман, как будто что-то видел за ним. На взгляд майа, там действительно неясно маячил чей-то силуэт.

— Пожалуйста. Скажи мне, что это видение. Пожалуйста.

— Что ты видишь? — Илатар схватил Айдиса за рукав. — Что ты видишь, Айдис?..

— Подожди, — Айдис попытался овладеть собой, высвободлся. — Я подойду. Подожди. Останься здесь.

Он медленно шагнул к силуэту... и попал в белый луч.

Глаза его расширились, он схватился за меч, выхватил его, пошёл вперёд. вперёд...

Илатар шагнул следом за ним, не слушая его слов. Пару секунд он ждал — а потом просто схватил Айдиса за плечи, рванул назад, потащил со всей своей силой — прочь, прочь отсюда, к выходу...

Тот стал вырываться — с неожиданной силой, потом вскрикнул от боли: задел раненую руку... Плач становился всё громче, это была уже истерика отчаявшегося, потерявшего последнюю надежду маленького существа...

— Пусти, Илатар, пусти! Там мой сын, да пусти же!

— Нет там никакого твоего сына! Откуда здесь ему быть, они же еще утром ничего про нас не знали! Это видение, чары, ты что, не понимаешь?! Там туман один, я вижу, нет там никого! Не будь идиотом, они же тебя подставят!!

Айдис неловко рванулся, споткнулся, с размаху полетел на землю — и взвыл от боли.

Илатар схватил его под руки, приподнял — и потащил на себе к выходу, к высоким дверям храма, уже не считаясь с тем, что может причинить другу вред. Вред залечат, а вот от этих чего ждать, одному Эру известно...

Двери храма были заперты. Высокие, — тяжёлые, красивые, — белый луч упирался в них, можно было рассмотреть каждую мелочь... А сзади — чувствовалось — что-то приближалось, медленно и неотвратимо, упорно, скоро настигнет...

— Твою мать... — Илатар встал перед Айдисом, загораживая его собой от этого, странного, приближающегося и неясного; не показать своей силы, не выдать себя, но и защитить...

Против света, против белого луча, майа не мог разглядеть, что это, Айдис же, глянув из-за его плеча, сдавленно охнул и, не медля, выхватил меч. В следующий миг он уже стоял рядом с Илатаром.

— Айдис, не шевелись, — Илатар изо всех сил старался, чтобы голос его звучал спокойно, но тихо — все же был шанс, что ЭТИ не услышат, он говорил быстрой тихой скороговоркой. — Это чары, там нет ничего физического... я не знаю, ЧТО ты видишь, может, я такой сумасшедший, но я вижу только белый туман, и все!

Это, белое, неясное, вдруг надвинулось, Айдис сделал выпад, поставил защиту... и в зале эхом разнёсся призрачный звон клинка о клинок, хотя Илатар не видел никакого другого меча.

— Что ты видишь?! Айдис, да скажи же! — Илатар выхватил свой меч, наугад метнулся — туда, где ощущалось напряжение неведомой силы, стремясь отбить ее, прогнать, отбросить прочь... что там?! образ врага?! орк? южанин? злобная тварь Тьмы?...

Айдису, — как в реальном бою, — был не до ответов, он сосредоточенно бился, держа меч в левой. Он не было левшой, понимал, что надолго его не хватит, и когда внезапно упал на одно колено, меч зазвенел о камни. Белая мгла сгустилась, далёкий плач стал слышнее, слышнее... и перешёл в злобный хохот. Айдис широко раскрытыми глазами смотрел прямо перед собой, вздрогнул.

— Кайл?..

Племянник! Биться с племянником?! Что это за испытание... убить племянника ради веры?..

Илатар стоял рядом — и все, что он мог — это пытаться прояснить Айдису глаза, снять с него пелену обмана, чтобы он избавился от морока...

Айдис тревожно оглянулся — и в этот миг его меч, словно ожив, дёрнулся туда, в сторону света, поднялся... Через мгновение — уже видно было белый, слепяще-белый силуэт, — он был нацелен в горло Айдису. Тот шатнулся назад... и упёрлся в Илатара: отступать было некуда.

— Прочь! — Илатар снова шагнул вперед, закрывая собой Айдиса. — Хватит уже издеваться, с вашими "испытаниями"! Вам уже ни в чем нет веры!

Айдис не успел даже заметить момент удара — клинок переместился мгновенно, и тот, кто держал его, целил Илатару в сердце.

Тот успел отбить клинок — только благодаря своей реакции, конечно — и ударил сам, метя не в сердце — в средоточие силы этого странного призрака.

Тот уклонился в сторону, удар не достиг цели. Илатару — да и любому воину на его месте — стало ясно, что они на равных, и что белому существу помогает ещё и то, что свет бьёт его противнику в глаза.

Бой был долгим: Айдис с изумлением обнаружил, что Илатар на равных противостоит противнику, с которым он не мог бы справиться, даже будучи здоровым, хотя он считался одним из лучших мечников в отряде. Но в какой-то момент белый призрак стал теснить, и Айдис, не раздумывая, попросту бросился ему под ноги — сбить, отшвырнуть, хоть как-то помочь... Он не долетел и до половины расстояния: что-то острое проехалось по боку, он как-то отстранённо подумал, что это его собственный клинок, предательски сменивший хозяина... а затем белый свет померк, и всё исчезло.

Силы Илатара начали иссякать — с этим "призраком" они были на равных, но тому помогали, он чувствовал, другие, и вся сила Храма была против чужака, выматывала его... Он успел оттолкнуть Айдиса, чтобы тот не попал под меч, но не полностью, увидел, как тот падает, раненый...

Бой продолжался не больше минуты — Илатар чувствовал, что сила его на исходе, руки слабеют...

"Призрак" прекрасно это видел. Быстрый, жуткий в своей красоте удар, — и по камням пола зазвенел меч, выбитый из рук Илатара, затем откуда-то слева и сзади на голову обрушилось что-то тяжёлое... и он повалился наземь. Был бы человеком — потерял сознание, наверняка...

Рядом с его лицом остановились чьи-то сапоги.

— Любопытно, любопытно, — холодно проговорил голос жреца. — Очень неплохо. Должен поздравить твоего друга: первое испытание он прошёл отлично.

— Нужно оно ему... — задыхаясь, прошептал Илатар. Сил даже поднять голову у него не было.

Над ними обоими склонились люди, — разглядеть их было трудно. Илатара перевернули на спину, силком заставили открыть рот, влили какую-то жидкость, так же силой сжали челести... и зажали нос, чтобы не смог не выпить.

Он держал горькую жидкость во рту — эти ведь не знали, сколько он может пробыть так, без дыхания; с трудом сделал глотательное движение, как будто проглотил... Жидкость жгла рот, словно была настоена на спирту.

Его отпустили. Наконец он увидел Айдиса: с тем проделали то же самое, и теперь он повалился на пол, глаза его закатились, пальцы свело судорогой, всё тело задёргалось, словно в конвульсиях... а вскоре он затих. Двое подняли Айдиса и куда-то понесли.

Скоты... Он сам — так же — изогнулся, задергался, благо изобразить это было нетрудно; а потом обмяк — словно потерял сознание. Хоть бы поверили...

Сильные руки подняли и его, он ощутил, что его куда-то несут быстрым шагом... а затем в лицо пахнул свежий ветер: они вышли на улицу. Недолгий путь, звук открываемой двери, подъём по лестнице, поворот, полумрак, ещё одна дверь... и кровать. Довольно жёсткая, но после каменного пола в храме это было незаметно.

Он дождался, пока люди уйдут; проверил — нет ли ощущения _силы_, слежки? Вроде не было...

Он с трудом повернулся — и выплюнул жгучую жидкость за кровать, чтобы не заметили потом... Что это за дрянь?.. Так. Спокойно. Вот так они, значит, из людей и делают этих живых кукол...

Он знал, что за ним сейчас мысленно следят и Горт, и Келебримбор, и Артанис; чувствовал их поддержку — странная триада. Что делать теперь? Что ж, ясно... Изображать, что на него — тоже подействовало... И ждать. А потом вытаскивать Айдиса, и его племянника хорошо бы... только как?.. Ладно. Непонятно пока все равно...

Айдис лежал неподвижно, — глаза распахнуты, застывший взгляд прямо перед собой... ну да, получалось, что в потолок...

"Лис, — услышал он мысленный голос Горта. — Ты узнал достаточно. Мы сможем вас вытащить, при желании. Защиты сверху эти их домишки не имеют, за вами сейчас на уровне незримого не следят, понадеялись, что вам хватило. Я сумею вытащить вас обоих. Хватит рисковать, это может стоить тебе жизни."

Лис не ответил; он подошел к Айдису — и положил руку на его лоб. И почти сразу понял — _изменение_ уже началось; пока еще, возможно, обратимо, что будет дальше — кто знает...

"Ладно, — сказал Лис через минуту. — Давай. Только поторопись: кто их знает, что надумают... "

"Десять минут, долететь", — отозвался Горт — и исчез.

Лис подошел к окну — то, разумеется, оказалось запертым наглухо кажется, даже вовсе забитым, но он понимал, что для Горта все это препятствием не будет.

Снова провел по лбу Айдиса. Что-то с ним сейчас происходило, что-то перестраивалось в его душе, неужели — вот так они и выжигают чувства? Он взял его за здоровую руку — не дать, предотвратить, поддержать...

Шли минуты. Лис весь углубился в созерцание фэа нового друга — и потому, когда позади раздался странный звук, вроде звона — он вздрогнул — и обернулся. Чтобы увидеть — под пологом незримости, для людей он сейчас был невидим — Горта в крылатом облике. Оконного стекла, вместе с рамой, попросту уже не было вовсе, только со стен на пол осыпалась белая пыль, словно оконную раму разом вдруг выдернули из стены.

Майа шагнул к кровати Айдиса, нагнулся над нуменорцем, и подхватил его на руки, как ребенка — голова у того запрокинулась. Сказал вслух:

— Не обессудь. До крылатых коней придется потерпеть. Они ждут наверху, это быстро. Давай, цепляешься мне за спину, как дети на закорках ездят.

Лис выполнил это указание, подумав мимолетом, что если кто-то увидит эту троицу снизу — все будет выглядеть довольно смешно. Не успел он, однако, додумать — как они уже оказались снаружи, и земля быстро уходила вниз, уходили вниз башни Келона, его постройки, становясь игрушечными, а вокруг раскидывались леса, поля...

Волокна большого облака рядом, молочный туман, ничего не видно... Знакомое ржание крылатого коня — тот, умница, висит в белесом тумане облака, ждет.

Горт перебросил тело Айдиса через седло, помог Лису перебраться на коня.

— Все, — сказал он. — Полетели.

Звуки доносились до Айдиса, как когда ты находишься под водой: и слышно непонятно откуда, и голоса странно меняются, и слов не разобрать... Он чувствовал себя ужасно, как в липком кошмарном сне, когда хочешь проснуться, пытаешься, но не можешь, не получается, и тебе снится, что ты просыпаешься, а от этого становится толдько хуже, ты только глубже тонешь... И хочется крикнуть, позвать на помощь, и голос не слушается, и ты кричишь, захлёбываясь в неживом воздухе, и грудь разрывается от крика, а ты не слышишьт своего голоса...

"Горт, — позвал Лис. — Надо в ближайший из наших фортов, время. Боюсь я за него... "

"Туда и летим, — отозвался майа. — На границе, увы. Уже на ханаттской стороне, в их земле. Я и так его пытаюсь держать... чтобы не шла эта мерзость дальше... "

Внизу медленно плыла земля, в лицо бил жестокий ветер. Сколько времени так прошло?.. Около часа бешеного полета; и вот майа начал опускаться по спирали, круто вниз, за ним и конь; Лис не знал этих мест, но увидел внизу башню крепости, основательной, серьезной, как все, построенное ханнатцами за последнее столетие.

Опустились на верхней площадке — в нуменорских фортах такого не было заведено, а здесь уже нарочно строили под крылатую конницу темного союзника.

— Бери его, — скомандовал Горт, — и за мной.

... Комнатка была похожа на ту, что они недавно покинули. Лис положил Айдиса на кровать, отступил — и над ним склонился майа.

Айдис — в бреду — задыхаясь, звал на помощь. Кого? он и сам не знал, просто... чувствовал кого-то рядом, не мог открыть глаза и разглядеть, кто это... Перед мыслунным взглядом всё плыло и кружилось.

Кто-то был рядом, огромный, темный, но от него не исходило ощущения страха; темнота надвинулась, охватила, потекла в сознание... в ней растворялся страх, растворялось все — оставалось только ощущение чего-то мягкого, глубокого, обнимающего...

Лицо Айдиса наконец расслабилось.

Горт выпрямился.

— Он спит. Надо бы проследить, что будет с ним после пробуждения. Я постарался сделать все, что смог... Но как все это обернется — не могу сказать точно. Оставайся пока с ним. Если, проснувшись, спросит — говори сам, что не помнишь, как вы сюда попали.

Лис молча кивнул.

…Темнота оказалась родной, почти домашней, в ней было так уютно... Ему не снилось ничего, тут был только покой... И не хотелось выныривать обратно. Когда пришлось — первым ощущением был тоскливый ужас: зачем?! Он понял, что сказал это вслух, тут же обрадовался: всё-таки может разговаривать...

Почти сразу же он увидел лицо Илатара — напряженное, обеспокоенное... Тот облегченно вздохнул.

— Ну наконец-то, — проговорил он. — Я так за тебя боялся... Тебе в рот какую-то дрянь влили, я видел. И мне тоже, только я выплюнуть сумел...

Айдис попробовал пошевельнуться — и понял, что ощущает своё тело как-то странно. Как будто... вроде и чувствует полностью, и в то же время двинуться трудно. Голова, впрочем, была ясной.

— Ну вот зачем они так? — тихо спросил он. — Я же раздумал, они точно знали...

— Может, и племянник твой раздумал. Может, они всех так — обманом... А потом уже все равно. Только самых первых можно было обмануть по-настоящему. Ты что чувствуешь? Эта жидкость, наверное, как раз — убивать чувства. И что ты видел там, в Храме?

— Сынишку я видел, — Айдису, похоже и вспоминать было трудно. — Вот это точно помню. Ещё Кайла... он тебя убить хотел, а как, почему сынишка вдруг в Кайла превратился — не помню. И чем всё закончилось, тоже не помню...

— Это видения были. Я видел там туман один. А потом была призрачная фигура, и ты дрался с ней... видел Кайла. И я дрался, этот меня убить хотел...

Айдис вздохнул.

— А почему ты ничего не видел? Я думал, это для всех...

— У меня в роду эльфы были, — мрачно сказал Илатар, — думаю, поэтому.

— Эльфы? — поразился Айдис. — Ты никогда не говорил... я думал, это только в королевском роду...

Он помолчал.

— Скоро, надо думать, придут за нами. Эти, жрецы Эру. Испытания новые проводить.

— Ты за окно посмотри, — посоветовал Илатар, и повернулся к высокому узкому окну-бойнице. — Мы вообще не в Келоне.

— Что?! — Айдис приподнялся на локтях и тут же свалился обратно. — Не в Келоне? А где?

— Без понятия, — честно сказал Илатар. — Но вокруг Келона леса не такие. Давай помогу...

Он помог Айдису приподняться, сесть так, чтобы видеть окно.

Видно было: у Айдиса мелко-мелко дрожат руки. Похоже, это был результат действия той жидкости, а может, и столкновения _изменений_ жрецов с магией Тьмы... ОН чувствовал сильную слабость, руки были тяжёлыми.

— Эру, да что такое, — проговорил он, — я отвратительно себя чувствую... ОНи хоть что-нибудь сказали?

— Сказали. Сказали на меня, что это интересно, наверное, потому, что я видений не видел и сражался. И что ты отлично прошел испытание.

— Значит, придут, — Айдис обречённо посмотрел на свои руки. — Перевезли нас куда-то, видимо, в дом для тех, кто прошёл...

— Может быть... Ладно, ты ложись давай. Нет, сначала попей, тут кувшин с водой был где-то...

Он поднес Айдису глиняную крушку с водой.

— Давай, пей, и ложись. Им надо будет — придут.

Айдис послушался.

— Чем же я им так отлично прошёл-то? — спросил он, глядя в потолок. — Ты хоть видел, что я делал? скажи...

— Дрался ты, — Илатар тоже лег на свою кровать. — С туманом дрался. А потом в тумане была призрачная фигура с клинком... как будто бестелесным. И ты тоже дрался с ней.

— Значит, с Кайлом? — уточнил Айдис. — За тебя дрался? Ну тогда, похоже, что да... Отринуть семью ради "Негасимого Братства"... О Эру.

Он закрыл глаза, — губы дрожали.

— Вот не думал, что я на такое способен...

— Глупости, — решительно сказал Илатар. — Ты знал, что это не Кайл. Чувствовал.

За высоким узким окном день клонился к закату. В комнате начинало темнеть, а освещения тут, похоже, не было предусмотрено — никакой лампы в комнатке не виделось. Так прошла пара часов... Пока в коридоре не раздались шаги, и тогда дверь отворилась; в комнату вошел человек, по виду — похожий на нуменорца, черноволосый, в обычной для нуменорских поселений одежде, и в одной руке у него была лампа, в другой — кувшин. Вошел и поставил кувшин на стол, повернулся к Айдису. Спросил, как ни в чем не бывало:

— Голова у тебя как, кружится?

Айдис настороженно следил за ним. Бесстрастности жрецов или "негасимого братства" в этом человеке не было, но его это, похоже, нисколько не успокоило.

— Не очень, — осторожно ответил он. — Больше слабость и странное ощущение во всём теле... как будто оно не твоё. Как будто тебя из тела вынули, обратно засунули, а связь... ну, как сказать... ещё не наладилась.

— Попробуй-ка, вот это выпей. Должно помочь, — человек налил в кружку из кувшина, потом посмотрел на Илатара, и добавил: — И тебе тоже полезно будет, хотя тебя так и не приложили.

Илатар взял кружку, отхлебнул — он, майа, понял сразу, что жидкость была не просто настоем трав, на ней были еще и запечатлены чары... целебные, для Айдиса действительно, похоже, в самый раз.

Айдис смотрел, как Илатар пьёт, наконец не выдержал.

— Нет. Не буду. Хватит с меня всякой гадости... вы вообще кто? И где мы? И что вообще произошло?

— Дело твое, — человек пожал плечами. — А вот насчет того, где вы — утешить не могу. Это форт на ханнатской земле, близ границы.

— Как мы здесь оказались? — спросил Айдис внезапно охрипшим голосом.

— Вы вас вытащили от жрецов Эру, — ответил человек, — уж прости, не буду рассказывать, как именно. Но могу заверить — если б ты там остался, через пару дней ты был бы живой машиной без чувств и души.

— Да... — протянул Айдис. — Может быть, ты в таком случае сразу расскажешь, зачем мы вам? Получилось — из огня да в полымя. Хотелось бы уж чтобы все неприятные вести сразу. Если можно.

— Нам нужно было узнать, как жрецы производят этих... "безжалостных", — помолчав, сказал человек. — Мы ждали подходящего случая. Кое-что уже выяснили, пока ты спал. Твоему другу повезло больше, — он кивнул на Илатара, — он не выпил эту их дрянь. Еще немного, и процесс стал бы необратимым.

— Хорошо, когда у тебя в роду эльфы, — вздохнул Айдис.

Взгляд его помрачнел: плен... значит, всё, значит — конец, и вот так, видимо, тихо и бесславно закончится его жизнь. Даже и не в бою умереть...

Человек, видно, следил за тем, как изменился его взгляд, потому что сказал:

— Не паникуй. Если бы вас захватили южане, вы бы сейчас в других... помещениях были, и не так бы с вами разговаривали. Вреда вам не причинят, только не бросайтесь на окружающих с кружкой вместо оружия, а то форт все же не наш, южане могут нас и не послушать...

Он словно смеялся в глубине души над Айдисом.

— Ты-то кто? — Айдис смотрел на него исподлобья. — Как зовут?

Человек помолчал. Потом сказал:

— Эгленн. Я... Словом, "темный", как вы говорите.

— Охренеть можно, — пробормотал в сторону Илатар.

Айдис медленно и обречённо дотянулся до кружки, спрятался за нею, стал потихоньку пить принесённый отвар. Плечи его ссутулились, руки заметно дрожали, — он с трудом удерживал кружку.

— Так вот, — продолжил Эгленн. — Дела нынче в мире творятся весьма интересные. Эти "воины Эру" обеспокоили не только нас, но и эльфов. На сей раз между обычными врагами редкое единодушие: все сходятся на том, что чем бы эти воины ни являлись, к Эру они имеют отношение малое. В действительности это весьма корявые и душеубийственные искажения, основанные на тех сведениях о магии, что жрецам удалось раздобыть самим. Эльфы обеспокоены самим фактом создания этой армии, потому, что она представляет собою безликую силу, которую можно бросить на кого угодно. На их поселения в том числе.

Айдис возмущённо глянул на него, но вспомнил слова Торнара об убитом градоначальнике Келона.

— Вот уж не думал, что наши додумаются с эльфами воевать, — сказал он всё же. — Как-то верится с трудом. Что объединятся с эльфами против вас — вот в это я скорее поверю,

— Хотели, — сказал Эгленн. — Но владычица Артанис отказалась давать им свою дружину. Кстати, Келебримбор тоже. В отличие от вас, оба помнят, что такое Браголлах. Поставлять свои народы в качестве мяса на бойню ради амбиций жрецов и феанорингов они не захотели.

— Ладно, — Айдис отставил опустевшую кружку. — Я понял твою мысль. И что же — мы должны будем, по вашей задумке, донести всё это до наших? Или у вас насчёт нас какие-то другие планы?

Он старался говорить спокойно, хотя ясно было, что это спокойствие стоит ему огромных усилий.

— Показать все, что вы видели — владычице Артанис, — сказал Эгленн. — Возвращаться вам, боюсь, опасно — жрецы вас, всего скорее, постараются убрать как ненужных свидетелей. Впрочем, препятствовать не будем.

— Кому, жрецам? — насмешливо уточнил Айдис. — Впрочем, ясно. После того, как мы выполним то, чего вы от нас хотите, это уже будет неважно.

Он не стал говорить о том, что у него в Нуменоре осталась семья, — только губы сжались в горькую линию.

— Вам, — сказал Эгленн. — Жрецам-то как раз помешать можно попытаться, только придется все время следить за вами — тут уж как повезет.

Айдис пожал плечами: в то, что тёмные будут охранять их от жрецов после того, как они выполнят "задание", он не верил.

— Когда отправите нас отсюда? — коротко спросил он.

— Твой друг в нормальном состоянии, — Эгленн кинул взгляд на Илатара, — если не считать его раны, но она для жизни уже не опасна. Тебе нужно пару дней окрепнуть, отойти от воздействия того яда, который в тебя влили. Кроме того, уж не обессудь, твою руку мы вылечим своими способами, иначе после всех приключений ты вновь рискуешь остаться без руки вовсе. А потом мы отвезем вас к Артанис.

Айдис кивнул. Ясно было: попадись ему этот Эгленн в бою, он убил бы его без колебаний, но он не настолько сумасшедший, чтобы бросаться на врага, будучи в плену. Мысль о семье он пока постарался загнать поглубже.

— Ладно, — Эгленн поднялся. — Вам скоро принесут поесть, не отказывайтесь. Дверь будет заперта чарами, это потому, что, как я уже говорил, форт принадлежит ханнаттцам, а они ненавидят вас ровно так же, как вы их, и полного доверия им у меня нет. Отдыхайте.

Не дожидаясь ответа, он вышел из комнаты, и дверь вновь закрылась.

— Очаровательно, — со вздохом подытожил Айдис и стиснул дрожавшие руки. — Сначала жрецы Эру, теперь ещё эти... Вот влипли. И даже если этого Эгленна не слушать, то по всему выходит, что путь в нуменор нам с тобой теперь закрыт.

— В Нуменор-то, может, и нет, — сказал Илатар. Он поставил лампу на стол, чтобы больше было света. — Хотя... В общем, какой длины руки у этих полоумных жрецов... Слушай, это что, выходит, темные в союзе с эльфами?

— А вот в этом я ему ни на грош не верю, — без колебаний отозвался Айдис. — Врёт он. Что что-то они мутят, хотят с нами передать сведения Владычице Артанис, — это понятно. Но союз — это уж, извините, ни в какие ворота не лезет, даже в Чёрные.

— Или перемирие, скорее, — задумчиво сказал Илатар, и сел на свою кровать. — Но вообще да, не верится. Впрочем, что мы? Если увидим Владычицу — спросим. Уж она-то не соврет!

— Помнишь, ходили слухи, что что-то там случилось, у эльфов? Вроде как Враг угрожал Эрегиону, привёл орков туда. Но войны не было, это точно, мы бы знали. Ничего не поделать, надо сидеть тихо. Бросаться на тёмных можно, если ты знаешь свою силу, а какая тут сила, когда руки дрожат и ничего удержать толком не могут... вот что, Илатар, — он наклонился, зашептал чуть ли не в ухо. — Чувствую я, ничего со мной хорошего не будет после всех этих передряг. После зелий, "лечения" этого, которое Эгленн пообещал... Вот что. Если ты увидишь, что я превращаюсь в чудовище, что я перестаю быть человеком, — убей меня. Лучше умереть, чем жить гадиной.

Илатар странно на него посмотрел.

— А я что, заведомо не поддамся, что ли? — он вздохнул. — Не знаю я, кому из них верить. Жрецы ублюдки без сердца и души, это теперь ясно. А ведь им Государь доверяет...

— Ты сильнее, я видел, — быстро-быстро шептал Айдис. — Никому нельзя верить, никому. Есть только вот тут что-то, — он приложил здоровую руку к сердцу, — что тебя ведёт, что может подсказать. А снаружи — нет... Только ты сам, ты сам разговариваешь с Эру, обращаешься к Валар. И никакие жрецы не нужны. Я не верю им, мне не нужны посредники между мною и Эру.

— Вот тут я совершенно согласен, — серьезно сказал Илатар, — вообще, где богатство и власть, там тут же и гадины всякие лезут.

— Жалко, нельзя наружу выйти, — Айдис обессиленно откинулся на кровать, закрыл глаза. — Такое чувтво, будто у меня жар... И будто проваливаешься куда-то. Не надо было это пить, наверное... Может, "тёмные" и "светлые" зелья и чары между собой не дружат...

Илатар сел рядом с ним, положил руку ему на лоб, прислушался.

— Нет. Это у тебя от нервов жар. На рану, на тот яд накладывается. Я чувствую. Зелье тут не при чем.

— Плохо мне, — тихо признался Айдис. — Никогда ещё в такую передрягу не попадал...

— Поспать тебе надо, — сказал Илатар. — Ты закрой глаза... Знаю, тяжело — попробуй, прогони страх... Не убили же. Может, и обойдется...

Он говорил это, а сам поглаживал Айдиса по волосам, по лбу, нагоняя сон — не тяжелое забытье жреческой отравы, а сон спокойный, целебный, умиротворяющий.

— Легко сказать — прогони, — прошептал Айдис. Глаза его закрылись. Он чувствовал — снова сознание уплывает куда-то, отчего всё, что довлеет над душой, становится только сильнее. И нахлынула отчаянная тоска по далёкой сероглазой женщине, которая сейчас, верно, стряпала или стирала там, в Нуменоре, или играла с её — их — сыном... по мальчишке, который с серьёзными глазами спрашивал, скоро ли вернётся папа... Которому он, уезжая, обещал вернуться.

"Все будет хорошо, — мысленно, чарами внушения, проговорил Илатар. — Клянусь, я все сделаю, чтобы у тебя все было хорошо... Ты вернешься к своим, обещаю... Спи."

Айдис — уже сквозь сон — тихо улыбнулся... и его сознание объяла тьма.

...Гортхауэр — Эгленн — не успел отойти далеко от комнаты, где оставил айдиса с Лисом, не успел даже выйти на лестницу: путь ему преградили с полдюэины ханнаттцев. Вокреки обыкновению, лица их были мрачны и неприветливы.

Он остановился.

— Что случилось? — спросил спокойным тоном. Уже зная, конечно, ЧТО.

— Ты ещё спрашиваешь? — его окружили, один из южан выступил вперёд. — С каких это пор ты стал заботиться о врагах? Или ты не знаешь, _кого_ привёз к нам в форт?

— Я же объяснял вам, — Горт вздохнул. — Они прошли начало инициации в Воины Эру, причем не по своей воле. Нам нужно знать, что эта процедура делает с человеком... потому я и наблюдаю за ними сейчас. Кроме того, нам нужен союз с эльфами против Нуменора. А если я убью этих двух — этим надеждам точно не оправдаться.

— Ты уже узнал всё, что хотел, — тот южанин подошёл совсем близко. — И если и нет, то по закону чести Ханнатты ты должен отдать нам пленников. Или ты не знаешь. что это они, их отряд напал на караван и вырезал всех в позапрошлое полнолуние? там были женщины, дети, подростки! Мы ходили мстить! — голос его сорвался на крик. — Мы ходили мстить, но никто из наших не вернулся, все полегли от рук этого выродка Торнара и этих, его головорезов!

Голос эжанина был резким и высоким, эхо разнесло его по коридорам. Айдис вздрогнул во сне: услышал.

— Тогда их нужно судить по законам чести, — так же спокойно сказал Горт — нервы сейчас могли лишь повредить делу. — Но только после того, как их увидит владычица Артанис.

— Поклянись! Поклянись, что отдашь их нам на суд! Иначе — ты не союзник нам, ты прихлебатель этой заморской своры!

— Не кричи.

Горт помолчал. Потом сказал:

— Ладно. Клянусь — я отдам их вам на суд.

Южанин положил руку на рукоять кривого кинжала.

— Я принимаю твою клятву. И потому — ты проведёшь меня к ним, и они узнают о своей грядущей участи, о том, за что она настигнет их! Таков Закон!

Убеждать — бесполезно. Отказывать — бесчестно. Бессмысленно объяснять, что враги тоже люди — тому, кто потерял близких от рук нуменорцев. Да и подло. Правда не на стороне нуменорцев, и вина отнюдь не надуманна... Можно представить, что переживет Айдис, да и Лис, которому нуменорец успел стать другом. А что чувствуют эти, потерявшие все, что было дорого в жизни?..

— Хорошо, — коротко сказал Горт, и прямо на глазах изменил облик на прежний, облик Эгленна. — Идем. Говорить будешь сам.

До комнаты было недалеко, и шаги людей в коридоре были слышны и Лису, и Айдису, с которого начал слетать сон. Айдис мутным со сна взглядом уставился на дверь, пытался понять, что происходит.

— Хреново, — проговорил вслух Илатар — он валялся на кровати, но тут, заслышав шаги и почувствовав мысли Горта, сел — разом осознав, что произошло.

Айдис не успел ничего спросить: дверь распахнулась. При виде стремительно вошедших в комнату врагов он попытался подняться на локтях. Увидел Эгленна, усмехнулся: да, понятно теперь, что твои слова не стоят ничего, что вы меняете решения, как ветер — направление...

Шедший впереди южанин, прищурившись, окинул взглядом Айдиса, потом Илатара. Когда встретился взглядом с последним, рука, лежавшая на кинжале, бессознательно сжала рукоять, выдвинул клинок из ножен.

Илатар поднялся, встретился взглядом с южанином — в памяти вспыхнула картина, увиденная чужими глазами, месяц назад... Горт этих подробностей не знал. Понятно, откуда такая ненависть, да и то сказать — разве она несправедлива?..

— Ну так что? — негромко проговорил он.

— Заткни свою грязную пасть и слушай. Как только Гортхауэр, — южанин коротко указал на Эгленна, — получит от вас то, что ему нужно, вы расплатитесь за кровь наших людей. Каждый стон тех, кто погиб от ваших рук, каждая их рана будет оплачена вами.

Айдис подался вперёд.

— Гортхауэр? — не удержался он. — Этот?

Ему никто не ответил. На лице Эгленна ничто не отразилось.

— Ты сказал все, что хотел? — негромко спросил он южанина.

Тот развернулся.

— Всё, — бросил он резко и повелительным жестом позвал своих. — Пойдёмте. Нам больше нечего делать рядом с этими скотами — пока.

Они вышли из комнаты. Дверь захлопнулась за ними с громким стуком, эхом разнесшимся по коридорам.

— Мда, — проговорил Илатар, снова опускаясь на кровать. — Вот уж точно — из огня да в полымя...

Айдис невидящими глазами смотрел прямо перед собой.

— Если ещё и Артанис будет действовать заодно с Врагом, тогда... Тогда в Эндорэ точно лучше не жить.

— Кто их знает, — в сердцах бросил Илатар, — бессмертных... Они не о жизнях думают, а о союзах и планах своих.

— А почему мы должны играть им на руку? — Айдис спрашивал словно и не у Илатара, а так, в пространство. — Почему мы должны говорить Артанис то, что от нас требуют, если нас всё равно ждёт смерть?

— А им не надо, чтобы мы говорили, — ответил Илатар. — Она и сама возьмет все, что нужно... Как ее зовут — Ведьма Золотого Леса...

— Мне всё равно, как её зовут, — Айдис смотрел так, как, наверное, тогда, на южан, которых убивал. — Мне без разницы, чего они хотят, пусть грызут друг друга сами, хоть бы подохли все, я только рад буду. Эру Единый, да услышишь ты мою мольбу! Пошли мне силы противостоять злу, противостоять насилию, пошли мне воли умереть так, как должно умереть воину земли, благословенной тобой! Помоги мне уйти из их грязных игр, ничего никому не сказав и не выдав! О справедливости молю тебя, Всеотец!

Илатар сел рядом с ним — и обнял его за плечи.

— Тихо ты... Айдис. Ну что ты совсем в отчаяние впадаешь? Мы пока еще живые, и даже не в каземате сидим... что удивительно... Погоди еще на тот свет собираться.

— А всё уже, — Айдис поднял на него глаза. — Домой возврата нет: жрецы Эру. Артанис сдаст нас своему союзнику — обратно, сюда привезут. Не соврал этот подлец, однако... действительно у них союз. И что теперь остаётся?

— Не знаю, — решительно сказал Илатар, — для начала, пожалуй, на свободе оказаться, а там уж разберемся. Только тот погиб заранее, кто в отчаяние впал. Поэтому давай без этих падений духом! Взывай к Всеотцу, чтобы он нам выбраться из этой передряги помог, а помереть мы всегда успеем.

— А где она, свобода? Ты её видишь? Что, у Артанис свобода будет? Да она наши головы вывернет наизнанку, а потом выкинет нас гортхауэру, как пустой ненужный мешок, и вся свобода!

— Говорят, она все же справедлива, — помолчав, сказал Илатар. — Она сестра Финрода...

— Видать, не слишком хороша у эльфов память, как говорят, — скривился Айдис, — если она с убийцей брата в союз вошла.

— Вот и спросим у нее, что она, с ума сошла?

— Я не хочу её видеть, — мрачно сказал Айдис.

Илатар помолчал.

— Нас, боюсь, не спросят, — сказал он.

— Меня не волнует, спросят или нет. Если я не хочу, значит, я всё сделаю для того, чтобы стало так, как надо МНЕ.

— Аванирэ? — задумчиво спросил Илатар. Понизил голос: — Если нас повезут туда — это уже хорошо. Может, сбежать удастся по путои, или там. Золотой Лес — это же очень далеко... там точно южан нету.

— Если за нас заплачено, — Айдис горько усмехнулся, — то за нами по этому самому Лесу будут гоняться эльфийские стрелки. А местность они, увы, знают куда лучше нашего.

— Надежду теряешь, — серьезно сказал Илатар. — Если сидеть и не рыпаться, тогда точно все кончено.

— Скорей бы, — еле слышно отозвался Айдис и откинулся на кровать. — Вот так сидеть и ждать — это сдохнуть можно.

— Это точно, — мрачно кивнул Илатар.

Он снова откинулся на подушку, уставился в потолок.

"Гортхауэр, — позвал он. — Они же ведь не знают, кто я?.."

"Нет. Задумал что-то?"

"Устрой нам попытку побега, на обратном пути. Пусть Айдис уйдет. А я тогда достанусь южанам, чтобы их утихомирить."

"Подумаю", — коротко ответил майа.

...В следующие два дня айдис почти не разговаривал с Илатаром, — большей частью лежал, закрыв глаза, или, с трудом поднявшись, смотрел в окно. Подавленность сказывалась и на его самочувствии: глаза ввалились, вокруг них появились тёмные круги, и как будто действие лечебных снадобий даже приостановилась. Снова стала болеть раненая рука, нещадно кружилась голова...

Илатар тоже не говорил с ним — только сидел рядом, держал за руки, пытался незаметно подлечить своими силами — может, если бы не отчаяние нуменорца, то удавалось бы лучше.

Два дня прошли; на третий день, наутро, в коридоре снова раздались шаги, дверь отворилась — на пороге было двое "темных", и двое южан, все, разумеется, при оружии.

— Пойдемте, — коротко сказал один из темных. — И не вздумайте сопротивляться.

Айдис рывком встал. Собрался: показывать при врагах, что ему плохо, не хотел. Скользнул по ним намеренно-безразличным взглядом и вышел в коридор. Он каждую секунду боялся упасть, но старался об этом не думать.

Илатар догнал его, поддержал.

Они вышли на верхнюю открытую площадку форта; там уже ждали крылатые кони — несколько. Айдис узнал Эгленна — тот был верхом, видно, поджидал остальных.

— Давайте, по коням, — сказал он.

Илатар посмотрел на южан и темных — свои тоже не знали, кто он такой. Первым подошел к крылатому коню, тот фыркнул, в его разумном взгляде появилось изумление — почувствовал обман.

— Давай, Айдис. Хорошо хоть не мешком через седло предлагают... — он усмехнулся.

— Спасибо, — негромко, но ясно сказал Айдис. В голосе звучало нескрываемое презрение. — Спасибо милостивому Гортхауэру за всё.

— Безвинная пташка, — пробормотал майа сквозь зубы. — Страдалец...

Кони взмыли в воздух — майа летел первым, за ним остальные — кони нуменорцев оказались в кольце своеобразного конвоя. Можно было, конечно, попытаться спрыгнуть с коня, чтобы просто разбиться... но что-то подсказывало — не выйдет.

— Молчал бы уж, — огрызнулся Айдис. — Борец за справедливость.

Внизу тянулись горы, Айдис впервые видел сверху ленту Андуина — широкая, со множеством притоков, словно на карте... Впрочем, их карты были неточны, он теперь видел это воочию. Красиво...

Полет был долгим. Вновь — зеленые равнины внизу, вот уже вырастает слева хребет Мглистого, они летят на уровне его вершин...

Кони начали снижаться, и Айдис увидел сверху огромный лесной массив, который действительно казался золотистым — необычные деревья, нигде он такого цвета листвы не видел.

Айдис не слишком смотрел на красоту: его мысли занимало другое. Скорей бы конец, конец затянувшегося ожидания, окончание того ощущения, что ты болташься, как вещь, а тебя таскают туда-сюда то одни, то другие... Он передёрнул плечами.

Наконец снизились — у самой кромки золотого леса. Их уже ждали — Айдис сразу заметил высокую женскую фигуру; сама Артанис?..

Майа спешился, вслед за ним — остальные. Помедлив, спрыгнул со своего коня Илатар.

Айдис с горькой усмешкой наблюдал за тем, как Гортахуэр встретится с эльфийкой. Вот они, бессмертные... По его сдвинутым бровям было понятно, что он будет сопротивляться до конца, каким бы он ни был.

Майа и эльде не обменялись ни единым словом — видимо, если и говорили, то мысленно.

Артанис подошла к ним сама. Высокая — на полголовы выше Айдиса, даром что тот не был низкорослым. Удивительной глубины глаза, золотые волосы, прекрасное лицо... почему-то — печальное.

"Так значит, он обещал отдать вас ханнатцам?" — голос прозвучал у Айдиса в сознании.

Во взгляде Айдиса как будто встала стена, отгородившая его от Артанис.

— Да, — сказал он намеренно вслух. — Обещал. Зачем ты спрашиваешь об этом у нас?

Она еще несколько секунд смотрела на него — а потом повернулась к Илатару. Тот отступил на шаг, словно почувствовав угрозу — но тонкие пальцы эльдэ уже легли ему на лоб, двое "темных" сзади поддержали нуменорца, не давая отшатнуться... все продолжалось не более пяти секунд; потом Илатар обхватил голову и согнулся.

Айдис не отводил глаз.

— Перенимаем методы союзника? — с издёвкой поинтересовался он. — Надо полагать, Владычица, твоего брата на Волчьем Острове он допрашивал примерно так же.

Она ничего не ответила, только посмотрела куда-то в сторону; Айдис оглянулся, успел увидеть, что к ним подходят эльфы, тоже вооруженные, в доспехах... А потом ему на глаза легла плотная повязка, и он ощутил, что его крепко держат за руки.

Подтолкнули, потянули куда-то...

— Молчи, молчи, — выкрикнул он во внезапно обрушившуюся темноту. — Тебе нечего ответить! Все вы, бессмертные, одинаковы, мы для вас бабочки-однодневки, мы же всё равно умрём, зачем снами церемониться!

Ему снова никто не ответил.

Путь в темноте был долгим. Его так и не отпустили — вели, держа за руки. Потом они поднимались — вслепую было тяжело, Айдис то и дело спотыкался; подъем тоже был долгим.

Наконец чей-то голос проговорил — на синдарине, но Айдис его понял: "Оставьте их" — и хватка исчезла.

Он неуверенно поднял руку к голове, снять повязку, — ожидал, что его остановят. Сдёрнул её.

Не остановили.

И сразу же он увидел Илатара, который тоже уже сдернул повязку — и стоял, щурясь от внезапного света.

Они были одни. И были они не на земле, а на круглой площадке из светлого дерева; вокруг расстилалось зеленое море — куда ни глянь. Площадка была не слишком большой — не больше шагов двадцати в ширину; ничем не была огорожена, а по центру ее возвышался, уходя вверх, могучий древесный ствол.

Айдис понял, что это и есть, наверное, синдарский "талан"... эльфы ведь умеют жить на деревьях...

А высота была страшной — это чувствовалось, даже не подходя к краю площадки.

Айдис напряжённо огляделся, затем резко схватил Илатара за руку.

— Всё. Похоже, сейчас за нами прилетят... эти. Надо что-то делать.

Илатар сел; потянул Айдиса к себе, и когда тот тоже опустился рядом, сказал тихо:

— Она мне мысленно сказала тогда, что постарается нам помочь.

— И ты ей веришь? — горько спросил Айдис. — Нет, вот такого я не ожидал. Я верил в том, что эльдар — это Свет, это Старшие Дети Эру, а тут...

— Она... — Илатар помолчал, подыскивая слова. — Она мне... приоткрылась, что ли, на секунду... это не слова были. В общем, у них тут что-то вроде... перемирия, что ли... Он напал на Эрегион, и вот, это все — чтобы не началась между ними война... они оба опасаются Воинов Эру. И тут еще с феанорингами что-то было, вроде они за спиной нашего Государя договорились с Воинами, и Артанис знала, что если дать им своих — этот, Гортхаур, просто выжгет всех, и ее эльфов, и людей... потому и перемирие. И она попытается подстроить, чтобы нам удалось бежать...

— Она тоже врёт, — устало сказал Айдис. — Слишком это всё мило и замечательно: вот так, вскользь, выдать нам сведения, которые мы должны принять за чистую монету... Эру, как же я устал от этого бесконечного вранья, от этих бессмертных, чтобы их Пустота съела... Как было бы хорошо, если бы в Арде исчезли все эти всемогущие сволочи с их играми, и остались только люди...

— И мы бы резали друг друга на равных, — вздохнул Илатар. — И так без конца...

— Вот уж в этом мы без них лучше разберёмся, — голос Айдиса был жёстким. — А то, знаешь ли, слишком хорошо получается: южан подзуживает Тёмный, эльфы продолжают направлять потомков Трём Племён. Не хватит ли? Всех бы их вон из Арды, кого в Аман, кого за Грань. Надоели...

— Насчет этого — точно, — согласился Илатар, — мне совершенно не нравится, что кто-то учит людей, как им жить и что делать. Эльфы всегда использовали людей как мясо, первыми бросать их на врага. Все равно же смертные.

Айдис встал, пошёл к краю площадки, — его слегка пошатывало. Остановился, скрестил руки.

— Высоко, — проговорил он чуть слышно.

— Отойди, — попросил Илатар. — Грохнешься еще... Смотри, а тут лежит что-то, — он подошел к стволу — вблизи тот напоминал целую стену. — А! Это ж одеяла свернутые... Видать, все же не прилетят за нами сегодня.

Тот обернулся.

— Надо же, — слабо удивился он. — А дерево-то какое... Нарочно не придумаешь, чтобы такое бывало...

— Мэллорны, — сказал Илатар. — Я про них читал. Причем вроде бы за Морем таких нет, а здесь, видишь, растут... Слушай, ну отойди ты от края, на тебя смотреть страшно!

— Я не хочу, чтобы они прилетали, — как-то отстранённо отозвался Айдис. — Я не хочу, чтобы мною правили — жрецы ли Эру, эльфы ли, тем более — тёмные... кто угодно. Если бы я мог, я бы забрал жену с сыном и уехал куда-то... далеко. Но у них там дом, а мне туда путь заказан.

— Они не захотят покинуть Нуменор, — сказал Илатар. Он развернул сверток — оказалось, и правда одеяло, легкое — накинул его на плечи. — Холодно здесь...

— Значит, врозь, — Айдис так и стоял на краю. — Недолго осталось, правда... И даже гордиться они мною не смогут, что погиб как герой... Им скажут: он предал Нуменор и Эру...

Илатар подошел к нему и силком оттащил Айдиса от края.

— Нечего зариться, чтобы вниз нырнуть, — сердито сказал он. — Мало ли, что скажут. Так они и поверили. И потом, с чего это — предал? Чем мы виноваты, что нас эти утащили?

— А потом мальчишке пути не будет, — не слушая, говорил Айдис. — Мы кто? Мы люди простые, нам велели за лорда идти воевать, мы и пошли. А тепер всё известно станет...

Илатар заставил Айдиса сесть рядом с собой, накинул ему на плечи одеяло — успел уже оценить, что теплое, а здесь, наверху, гулял ветер. Обнял его за плечи, но ничего не говорил. Знал — бесполезно. Пусть выговорится...

...Просидеть двое суток на вершине дерева, на открытой всем ветрам площадке, оказалось для Айдиса нелёгким делом: то ли от всего пережитого, то ли от общего состояния — как в воду опущенный — только ему стало хуже. Он старался держаться, кутался в одеяло, но бесполезно: его знобило.

Взаперти у южан было легче — там по крайней мере не было пронизывающего ветра. Илатар с самого начала отдал Айдису свое одеяло, но дело было не в холоде — дело было в отчаянии.

Отсюда, с вершины мэллорна, была видна такая красота — закаты, два встреченных рассвета, звездный купол ночью... Айдису было не до того.

Утром на третий день за ними наконец прилетели. Точно — крылатые кони, пятеро людей — непонятно, кто — южане ли, темные ли; только майа, Эгленна, на этот раз не было среди них.

Айдис встал, скинул одеяла. На прилетевших смотрел твёрдо, — встречать Смерть дОлжно с гордо поднятой головой, тогда она будет тебя уважать...

Его подвели к коню, помогли забраться на него — видно было, что ему плохо. Обращались, впрочем, как с неживым — напомнили Воинов Эру. Без грубости, но равнодушно.

Илатар вскочил на коня сам, и весь небольшой отряд взмыл в воздух.

Айдиса трясло — бил озноб, но он старался держаться. Утро, яснейшее утро, перед глазами было огромное небо, и только где-то по левую руку клубились облака, в них беззвучно просверкивали молнии. Он видел, как на эти облака поглядывали всадники, и мрачно подумал: а вдруг Эру услышит его молитву и как шарахнет молнией... по всей этой тёмной своре...

Тёмные, похоже, надеялись проскочить грозу и прибавили скорость.

Илатар понял, что задумал майа, хотя и не говорил с ним об этом; молить тут оставалось только об одном — чтобы Айдис потом не отправился на юг, искать его... Внизу, он знал, были поселения людей — не "темных", обычных местных племен; если нуменорец отважится попросить у них помощи — помогут...

Гроза неумолимо приближалась. Айдис не понимал: неужели трудно обогнуть, что они, сумасшедшие, эти тёмные всадники?! Влететь прямо в шквалистый ветер, когда хлещут по лицам струи дождя, когда враз перестёт быть что-либо видно, когда земля и небо исчезают...

Гром прогрохотал так близко, что Айдису показалось — он оглохнет, и одновременно, в тот же момент, вспыхнула и погасла белая молния. Его конь испуганно заржал, дёрнулся, — Айдис увидел злость в бешеных разумных глазах, — а затем накренился на бок и понёсся к земле. Айдис не понимал ничего в этих тварях, но ему показалось — что-то с крылом вроде... Темнота и ливень мешали расмотреть, что сталось с остальными.

Земля летела перед ним, надвигалась с огромной скоростью, из-за ливня ничего не было видно — и удар пришелся неожиданно и сильно, Айдис вылетел из седла, ударился так, что на несколько мгновений потерял сознание; рядом ржал крылатый конь.

Айдис перекатился, ткнулся лицом в мокрую землю. Земля, да... трава.

Свобода.

Он не сразу осознал, что это так.

Если только тёмные не бросятся его искать.

Он с трудом поднялся, оскальзываясь, снова грохнулся в грязь, встал и пошёл куда-то... время от времени перед глазами появлялось что-то, то дерево, то почему-то вообще трава, и тогда он понимал, что в очередной раз чуть не свалился на землю, но шёл, шёл... Ржание за спиной становилось тише.

Наверху все бушевала, гремела гроза, из-за потоков ливня было плохо видно, что вокруг — поблизости, однако, виднелся то ли лес, то ли какой-то перелесок... хоть какая-то защита... Айдис оглянулся — и увидел, что за ним идет конь, смотрит совершенно разумными глазами, а одно крыло у него бессильно висит.

Айдис остановился. Посмотрел в небо — нет, никто не летел оттуда...

Подошёл к коню, — что делать, толком не знал, никогда не имел дела с такими тварями... Вдруг понял: никто не прилетит. НАдо полагать, просто не до него стало, лишь бы самим уйти, лишь бы по ним не попало... и слава Эру. Только что же теперь, зверю пропадать? А крыло-то, похоже, сломано... Хоть и Вражья тварь, а живой же, больно ему...

Айдис осторожно коснулся рукой конской шеи: попытался успокоить.

Тот мотнул головой. И Айдис вдруг услышал мысль — странную, не-человеческую по своей окраске, но внятную:

"Иди. Там, дальше, будет село. Беги, пока можно."

"Спасибо," — ошеломлённо выговорил Айдис. И тут же прошла горькая мысль: можно подумать, трудно будет его найти, если постараться...

Он развернулся и зашагал прочь.

"Они будут тебя искать, я их запутаю", — донеслось вслед.

"Постарайся, чтобы тебе не досталось за всё это," — отозвался Айдис.

"Они не поймут... "

Айдис оглянулся — конь побежал прочь, а дождь все хлестал, смывал и его следы, смоет и следы Айдиса.

… Илатар только вздохнул облегченно, когда конь Айдиса скрылся внизу. Хоть так...

Грозовой фронт они вскоре покинули, и дальнейший путь прошел без всяких неприятностей. Илатар молчал — думал, что вскоре предстоят неприятные, мягко говоря, часы... если не дни. Делать нечего, Горту придется отдать его ханнатцам на расправу, и те отыграются на нем за двоих...

На площадке форта их ждали. И сам Горт, и южане. Илатар слышал молчаливый диалог майа с сопровождающими — и вот, наконец, Горт бросил вслух:

— Отправить людей на поиски. Далеко он уйти не мог.

...Айдис шёл из последних сил, — уже не вытирал лицо, одежда промокла до нитки, в сапогах хлюпало... То, что перед ним деревня, он аже не увидел, — почувствовал: такая же темень, и виднеется что-то более тёмное, что ли... да, вроде как похоже на домики... Он начал считать шаги. Отвлечься от этого кошмара, от ливня, от того, что в голове только одна мысль о погоне...

То, что прямо перед носом выросло какое-то сооружение, он вообще поначалу не понял, только вдруг — с неба перестало лить... Голова отказывалась соображать, что это, — сеновал ли, ещё что-то... он сделал ещё несколько шагов, споткнулся, — да, точно, сено... а затем это сено вдруг оказалось у щеки, колючие травинки защекотали кожу... Последнее, что проплыло в сознании, — дошёл, и теперь будь что будет.

Очнулся он от того, что в лицо бил желтый свет, как пятно — он понял, это тусклая лампа в чьих-то руках; и кто-то теребил его за плечо. Голос был женским:

— Эй! Эй, очнись!..

Он с трудом разлепил веки, провёл по лицу дрожащей рукой, — мокрое, да и рука вся в грязи... в первый момент напрягся, но потом подумалось: тёмные не пошлют на его поиски женщину, что у них — воинов не хватает?..

Это была женщина, молодая еще довольно — хотя уже, видно, и не девушка; в простой крестьянской одежде, тоже не слишком чистой, но сухой. Симпатичная вполне, какого цвета волосы, не видно было из-за темно-синего платка. Потом Айдис вспомнил — здесь живут эти... Дунланд, что ли, их земля называется?

— Ты кто такой?..

— Нуменорец, — хрипло выговорил Айдис и понял, что здорово простудился: голос сел. — Меня тёмные везли на крылатом коне, в плен, но в коня молния попала... искать будут, я подвергаю вас опасности... мне надо куда-то идти, или спрятаться, или...

— Нуменорец?.. — она окинула взглядом, по-новому, его перепачканную в грязи одежду. — Ну да, похоже... Так, ладно, — она, видно, приняла какое-то решение, — пошли в дом, дождь еще не кончился, нечего тут валяться. Встать можешь?

— Сапоги скользят, — отозвался Айдис и попытался подняться. В том, что он сразу потерял равновесие, впрочем, сапоги были виноваты лишь отчасти: у него всё плыло перед глазами.

Женщина подхватила его — рука у нее оказалась по-мужски крепкая — и потянула за собой.

В доме было тепло, и пахло чем-то... то ли молоком, то ли хлебом... Здесь было уютно — бревенчатые стены, лавки по стенам, накрытые грубыми одеялами, на столе — букет полевых цветов в кувшине, горела лампа... Женщина, видно, ужинала — на столе лежал разломленный хлеб, в кружке — молоко.

— Садись, — скомандовала она. — Вымыться бы тебе, да пока воду нагреешь... Сейчас принесу тебе переодеться в сухое. Сиди, — и она скрылась в соседней комнате.

— Я тут тебе всё испачкаю, — сказал он ей вслед и остался стоять. — Спасибо...

Она появилась вскоре.

— Держи, — подала ему сверток. — Это мужа моего одежда. И вот тебе полотенце, вытрешься насухо вначале. Давай, я выйду пока, переодевайся...

Он торопливо стал переодеваться. Муж, вон оно как. Лучше бы, чтобы он застал его тут одетым.

— Его нету тут, — проговорила она из соседней комнаты. — У вас он, служит... Далеко... Ты рассказывай пока. Как тебя угораздило к темным попасться?

— Всё, заходи, — Айдис почти упал на стул. — Как попался... По дури. Был на задании, был ранен, рисковал остаться калекой. Решил спастить от этого — податься в Воины Эру, с другом. А там поговорил с племянником, который уже Воин, и как-то расхотелось... но жрецам было на моё мнение наплевать. После первого испытания нас обоих оттуда украли тёмные, им, видать, тоже Воины Эру были интересны... Вот так.

Она покачала головой — видно, не поняла, о чем он толкует. В самом деле, откуда ей было знать про воинов Эру?..

— Ничего себе темные, — сказала она, — что, прямо из вашей крепости украли?.. Ладно, я тебе сейчас молока горячего... — она захлопотала у очага.

— Прямо из нашей. Если б я знал, как... Ты вот что, — он глянул за окно, залитое дождём. — Смотри в оба. У тёмных тут крылатый конь грохнулся, который меня вёз, у него крыло молнией перебило. По нему меня найти можно. Вот только я не знаю, где мы упали, сколько я шёл...

— Темные... — она поставила рядом с ним кружку дымящегося молока. — Пей давай. Шли через нас темные недавно. Страху мы натерпелись...

— Куда шли? — насторожился Айдис. — Давно это было? Расскажи!

— Так у них же война была, с Эрегионом... Хотя вроде перемирие вышло. И вот они через нас шли, — женщина села, подперла щеку рукой. — Огромная армия, орки здоровенные, жуткие, люди тоже... Мы думали — все, вырежут всех и не заметят. Нет, пронесло. Не тронули.

— Выжечь бы из всех, — неожиданно резко сказал Айдис. — Как они в легендарной Дагор Браголлах. Чтобы тихо стало. А эльфов — в Аман. А то так и будут по людям туда-сюда ходить. Сейчас не тронули, а в следующий раз — что?

— Они сильные. Их не выжгешь... — женщина смотрела на него. — Вот что. У меня тут есть захоронка... если и придут тебя искать, вряд ли отыщут. Пересидишь там. А потом ты куда направишься?

— Не знаю, — вздохнул Айдис. — У меня жена и сын в Нуменоре, но мне туда путь закрыт: жрецы Эру будут искать меня.

Она жалостливо вздохнула.

— Одежду твою прежнююю нужно сжечь. На всякий случай. Я тебе припасов в дорогу соберу, если что...

— Сожги, — согласился Айдис. Допил молоко, — его по-прежнему зновило, но как-то стало... легче, что ли...

— И, ты уж меня прости, — он решил сразу всё сказать, — я не смогу уйти сразу. Мне бы хоть пару дней отлежаться.

— Да это понятно, — сказала она, — я бы тебя такого и не пустила. У тебя ведь жар... Ладно. Давай-ка поспешим, а то темные с их конями этими... сам знаешь... Иди сюда, — она поднялась и поманила его за собой.

Он поднялся, пошёл за ней, хватаясь за стены.

В дальней комнате у стены стояла массивная, дубовая, по виду, кровать; женщина подошла к ней и велела:

— А ну, помоги мне сдвинуть вбок, тяжело одной.

Айдис наклонился, — перед глазами заплясали чёрные точки. Сдвинул кровать с трудом.

Оказалось, там пряталась крышка — вроде как в подпол. Женщина откинула ее, сказала:

— Лампу возьми. И осторожнее, там крутые ступеньки, — и первая, наощупь, полезла вниз.

Айдис стал спускаться. Как гномы, — мелькнула насмешливая мысль. Вот кого ещё никогда не приходилось видеть. Хоть эти-то, хотелось бы верить, не из разряда всемогущих и бессмертных?..

Спустились вниз довольно глубоко. Оказалось — тут что-то вроде подпола, погреба, небольшого — пустая нора, земляной потолок с балками, подпорки в нескольких местах... и пол тоже земляной. Было здесь довольно холодно.

— Я тебе сейчас тюфяк притащу и одеяла, — сказала она, — и молока с хлебом. Отсидишься тут. Лампу оставлю, конечно... а то что ты в темноте. Будем надеяться, не найдут, есил искать станут.

Айдис без сил привалился к стене прямо возле лестницы. Упасть бы в забытьё... если удастся.

И вдруг — как резануло: а как же Илатар? Его там ведь убьют, в этом проклятом форте, а он будет тут валяться, за тридевять земель, в деревне...

Он стиснул зубы.

Женщина уже полезла снова наверх по земляным ступеням — и вернулась скоро, принесла тюфяк с одеялами, потом слазила наверх еще раз — вернулась на этот раз с кувшином, от которого поднимался пар, и большой миской, где лежал хлеб, а в миске стояли две мисочки поменьше, с маслом и с медом.

— Устраивайся, — сказала она. — Давай, молока горячего выпьешь, поешь — авось пройдет твоя хворь, ты просто застудился, всего скорее. А я пойду... да, — она показала на низенькую, в полроста, дверцу, — это ход наружу, ведет в лес соседний, мало ли что...

Айдис еле-еле расстелил себе тюфяк, свалился на него, укутался чуть ли не до носа.

— Спасибо, — слабо сказал он. — Не дай Эру, придётся удирать через эту твою дверь...

— Ну, будем надеяться на лучшее, — успокаивающе сказала женщина. — Ты молоко пей с медом, горячее, оно помогает. Ладно, я пойду... Кстати, меня зовут Анита, а тебя как?

— Айдис, — он вздохнул, закрыл глаза. — Я... я буду пить, ты не волнуйся, я это дело знаю... мне бы сейчас просто... немножко полежать...

...В приграничном форте всё было построено только для одного — для войны, и найти подходящий для суда зал оказалось сложно. Собрались в покоях командира форта, и сейчас там яблоку было негде упасть

Хорошо, что Айдису удалось бежать. Да, они правы, эти ханнатцы: здесь было, за что судить... с их точки зрения. Правда, они сами — разве не устраивали тех же дел в нуменорских колониях, когда удавалось? Устраивали. И мало кто мог остановить гневную руку, когда дорывались наконец до мести... Жертвы и ненависть копились с обеих сторон.

Внешне Илатар был спокоен, но сам не знал — услышат ли его, если он попытается объяснить? Вряд ли... Айдис, наверное, просто молчал бы.

Илатара охраняли, он стоял среди воинов, со связанными руками, хотя сбежать даже чисто физически было бы непросто. Ненависть и жажду мести он ощущал очень хорошо... столь же сильно, как там, в Ост-ин-Эдиль, у феанорингов.

В зал вошёл командир форта, и все смолкли.

— Сегодня мы судим нуменорца, — без предисловий начал он. — Пусть выйдут свидетели.

Илатар знал наверняка лишь одно — устроить из мести издевательство не позволит уже сам Горт. Но — и только. Запретить им осудить на смерть — это было бы бесчестно.

Сквозь толпу протиснулся воин, — статный, немолодой. Лицо его пересекал шрам, терявшийся в густой шевелюре.

— Этот нуменорский гадёныш из отряда Торнара, — сказал он. — У них девиз: нуменорцам должно видеть только мёртвых ханнаттцев. Они шастают по нашим землям, мы постоянно сталкиваемся с ними. И вот! — голос его зазвенел. — В прошлое полнолуние мы отправили женщин и детей из двух приграничных деревень вглубь страны, потому что набеги этой сволоты стали слишком опасны. Они подстерегли караван и вырезали всех. Я видел трупы! Из тех, кто охранял их, не выжил никто, троих ребят мы не нашли и тел. Спросите у него, где они! Спросите у него, спросите!

— В нашем форте, — спокойно ответил Илатар. — Точнее я не знаю, это меня не касалось.

— Молчать, — резко сказал командир форта, ведший суд. — Ты будешь говорить тогда, когда тебе дадут слово. Кто ещё имеет что сказать?

— Я, — из толпы выбрался ещё один. — Я бы убил его, медленно, как он убивал наших людей, но не его одного. Сначала допроси его. Вдруг он скажет что-то, чего мы ещё не знаем об его отряде.

Илатар молчал. Нуменорцы, которых он успел узнать за это время, были обычными людьми — кто лучше, кто хуже; особого зла в них не было. Случалось, и они жалели и щадили врагов, случалось — были беспощадны, ибо истово верили, что с дикарями-Низшими невозможно договориться... большинство из них не знали толком ни языка "Низших", ни их обычаев, ни законов. Сами ханнатцы, дорвавшись до мести, не щадили ни нуменорских женщин, ни детей. Кто был более жесток?.. Трудно сказать. Одно лишь было незыблемым: Нуменор пришел на чужую землю, чтобы насаждать свои порядки, Нуменор был захватчиком.

А выдать отряд, чтобы его уничтожили... Один уничтожат. На его место придут другие. Ничего не изменится. Только Айдис потеряет единственных друзей.

— Это само собой, — командующий, похоже, даже удивился, что кому-то пришло в голову вообще говорить о таких вещах. — Теперь говори, нуменорец. Если посмеешь.

— Мне нечего сказать, — Илатар посмотрел на командира. — Я ваш враг. Вы тоже убиваете наших, и тоже не щадите ни детей наших, ни женщин, когда вам удается проникнуть в наши земли. Я знаю, что вы тоже люди, но мы враги, и этого не изменишь. Мстите. Но об отряде, уж простите великодушно, я с вами говорить не стану. Отряд Торнара — не единственный, уничтожите вы его — придут другие. А они мои друзья.

— У вас нет друзей, — яростно выкрикнул кто-то из толпы. — Вы — псы Эру, вы свора, спущенная с поводка на охоте! Вы не считаете нас людьми, вы мните себя выше нас, — но берегитесь: вам не жить! Вас тысячи, но нас — тьмы, и мы скинем вас в Море! Ваши бабы не будут успевать рожать мальчишек для войны, скоро вам придётся бросать на наши мечи всех подряд, но и это будет бесполезно! Мы уничтожим вас, вы обломаете зубы об Ханнатту, а ваш Остров превратится в пустыню, на которой будут доживать свой век старики!

Лис вздохнул. Он не испытывал сейчас ничего, кроме... Было как-то грустно, что ли... не так, как тогда, с феанорингами.

— Вряд ли, — сказал он. — И у нас тоже есть друзья. Вы не считаете людьми нас, мы — вас... это как раз самое простое. Хуже, когда понимаешь, что везде — такие же люди, и все равно убивать. Потому я не оправдываюсь. Вы в своем праве.

— Это всё? — спросил его командующий. — Больше тебе нечего сказать?

Илатар помолчал.

— Нет. Нечего. Кроме, разве что, что у меня к вам ненависти нет. Но это не оправдание, скорее вина.

Командующий повернулся к своим, поднял руку.

— Властью, данной мне народом и королём Ханнатты, объявляю я приговор преступнику из Нуменора! За деяния его приговаривается он к смерти, и да узнает он сполна боль и мучения своих жертв, и не мгновенной будет его смерть! Перед тем же да будет он подвергнут допросу как воин врага. Да будет так!

Толпа отозвалась дружным и страшным — "да будет!"

Илатар все-таки вздрогнул, и ему впервые стало страшно. Он пересекся взглядом с Гортом, который молча стоял поодаль, среди прочих. Тот сразу же мысленно сказал: "Я помогу. Отменить это я не в силах, сам понимаешь".

"Знаю, — ответил Лис. — Хорошо, что Айдиса здесь нет."

Воины — словно заранее знали — враз покинули зал, выстроились длинной цепочкой. Лиса повели по живому коридору, командующий фортом шёл впереди.

Лис почувствовал, как незримая рука коснулась его фэа, проникла в сознание, по телу пробежала горячая волна — и тут же понял, что сделал майа: это как стена... чтобы не чувствовать боль. Вернее, _не так_ чувствовать, чтобы эти ничего не заподозрили...

"Лис, я буду следить, но не могу обещать наверняка, что удастся спасти именно это хроа. Если не выйдет — я создам новое. Держись за меня мысленно, это поможет."

Илатар не ответил.

Живой коридор простирался до небольшой площади в центре форта: командующий решил вести всё, что касалось пленника, открыто. Ясно было, что Илатар ничего не скажет на допросе, — поскольку ему нечего терять, — и что это всё просто начало казни.

Холод внутри становился все сильнее. Лис вспомнил то, что было недавно — феаноринги, искаженные ненавистью лица, обессиливающая слабость, невыносимая боль, лижущая спину... А настоящий Илатар — мертв, и Айдис не знает, что все это — обман...

Снаружи немилосердно пекло солнце, — после прошедшей грозы нахлынула дикая жара... Посреди площади были сооружены колодки, руки и голову Лиса заложили в отверстия, сверху захлопнулась деревяга. Командующий остановился перед ним.

— Сведения об отряде, — отрывисто сказал он. — Я задаю вопрос. Не отвечаешь — одна из твоих костей будет сломана. Костей у человека много, этого хватит надолго. Когда же они закончатся... мы перейдём к казни.

За его спиной раздался одобрительный гул.

"Не получится, — как-то отстраненно подумал Лис, — человек потеряет сознание от болевого шока... почти сразу... и вывести из него не выйдет... "

— Он же все равно ничего не скажет, — раздался вдруг знакомый голос — Горт. — Вам что, хочется уподобляться оркам?

— О нет, — командующий повернулся к Гортхауэру. — Если не скажет, — что ж, значит, и эти умеют быть воинами, а не слабаками, боящимися боли. Или ты забыл, что такое честь воина — по нашим законам? Если он не мог жить с честью, пусть хотя бы попробует с честью умереть. Таково милосердие Ханнатты.

Майа несколько секунд смотрел ему в глаза.

— Ты сам бы не выдержал, — сказал он наконец.

Потом повернулся и пошел прочь. Перед ним расступались, открывая дорогу.

Командующий сел на принесённый кем-то стул. Вопросы... они были грамотными, вопросы опытного воина, знающего, что нужно узнать от противника для того, чтобы достроить картину остального...

Лис просто молчал.

"Горт, — позвал он мысленно. — Знаешь... Вы разведайте. Если нас обвиняют в предательстве, Айдису не вернуться. Я подумал, если тело сбросить им туда... они уже не смогут обвинять нас в предательстве, и Айдис сможет вернуться к своим. "

"И вдвойне возненавидит темных и Ханнатту, — ответил Горт. — И ты не сможешь его увидеть , он будет считать тебя мертвым. Иначе надо. Впрочем, слухи и так дойдут. "

Воины Ханнатты смотрели на допрос врага спокойно, со сдержанным молчанием, — может, если бы Лис отвечал, воздух огласился бы криками презрения и насмешками. А так — нет...

Они ждали.

Лис успел проклясть майа — за то, что заставлял его ощущать эту боль, хоть и не в полной мере, и возблагодарить — за то, что благодаря этому ханнатцы не понимают, что происходит; вначале он просто молчал, потом терпение иссякло — он начал кричать. Боль слабела, чтобы вскоре нахлынуть снова, подступала чернота, кажется, он терял сознание, и приходил в себя от того, что начинал задыхаться...

Долго.

Потом боли почти не было — только кровавая темнота в глазах. И чистое, как ни странно, сознание. Отстраненный голос извне:

"Держись. Уже скоро."

— ...четвертовать, — голос ханнаттца ударил по слуху, как оборвавшаяся струна.

Чьи-то руки вынули Лиса из колодки.

"Хватит с них, натешились, — услышал Лис издалека. Тела своего он почти не ощущал, и вдруг пришло _странное_ — оборвалась нить, стало легко, и он оказался в воздухе — без тела, как когда-то давным-давно, в незапамятные времена... Горт был рядом, держал его. Теперь все было видно сверху.

"Хочешь видеть это до конца?" — спросил его майа неестественно-спокойно.

"Я... Я понимаю нуменорцев... теперь", — ответил Лис.

Внизу — было чётко видно заполненную народо маленькую площадь, в центре пустое пространство, и там только трое, два человека и что-то... кажется, _это_ тоже было человеком... когда-то, теперь осталось только кровавое месиво. Воздух пронзил тот же голос, принадлежавший командиру форта.

— После казни труп оставить на пути отряда Торнара: отследить и найти. Те, кто хранили локоны женщин, погибших в караване, должны отдать их: мы положим их рядом с трупом. Именем Закона!

"Ненависть, — сказал Горт. — Ладно. Летим отсюда... "

— Молфар, — майа окликнул командира, когда тот выходил из внутреннего двора форта. — Задержись-ка. Нужно поговорить.

Тот коротко кивнул. Обернулся: его воины увозили мёртвого Илатара.

— Ты действительно считаешь, что вы поступили честно?

— Честно? — переспросил Молфар. — Я не понимаю твоего вопроса.

— Я понимаю — убить, — проговорил Горт. — Вы солгали сами себе: нуменорцы в своих вылазках никогда не устраивают издевательств. В рейдах не до того, ты сам это прекрасно знаешь. У вас нет доказательств, что именно этот занимался подобными вещами. Какой смысл устраивать издевательства? Ты что, не понимаешь, до какой степени вы опускаете себя такими вещами?

Молфар одарил Гортхауэра взглядом, в котором горело бешеное пламя.

— Ты хочешь сказать, что свидетели солгали? Что мои следопыты плохи, что они не нашли следов убийц?

— Независимо от этого вы поступили низко, уподобившись в совершенном даже не заморской своре, а оркам. Преступника следовало предать смерти — но не устраивать бессмысленных издевательств. Не ради сострадания к нему. Ради того, чтобы ваши сердца оставались человеческими.

— И что, по-твоем, стало хуже в наших сердцах? Да, мёртвые не воскреснут. Но скажешь — тебе не было бы приятно увидеть, как получает сполна за свои преступления тот, кто убивал твоих людей в первую или во вторую войну?

— Я убивал, да. Мне приходилось и пытать врагов, и устраивать то, что ушло недалеко от пыток. Но никогда я не занимался издевательством ради наслаждения!

— О чём ты говоришь, Гортхауэр?! Что, ты никогда не казнил именем закона? Попадись тебе майар Ороме, которые убивали твоих эллери, — ты не учинил бы над ними суда и расправы?

— Молфар, не делай вид, что не понимаешь меня. У вас была — не казнь. У вас была месть. Причинить боль просто ради того, чтобы насладиться страданиями врага. Вы знали, что он ничего вам не скажет, с самого начала. Чему ты учишь своих людей? Удовольствию от чужой боли? Чтобы в следующий раз они начали взрезать животы беременным нуменоркам или поднимать на копья их младенцев?

— Откуда ты взялся, Гортхауэр? Ты не знаком с законом кровной мести Ханнатты? Я удивлён твоим речам.

— Ваши короли всегда знали цену законам и умели видеть их дух. Ты — разучился, — Горт некоторое время рассматривал ханнатца. — Это не значит, что я откажу в военной помощи вашей области. Но помяни мое слово, Молфар, — майа прищурился, — пойдешь по этой дорожке — человеком быть перестанешь.

— А ты? — неожиданно резко спросил Молфар. — Или ты думаешь, никто не догадался, что ты поддерживал нуменорца?

Майа только пожал плечами.

— Ни один человек не в состоянии терпеть так долго, — в голосе Молфара было обвинение. — Это понял я, это поняли целители. Ты помогал ему.

— И что из этого?

— Как ты мог помогать врагу?! Для твоих целей он был больше не нужен!

— Не требуй ответа. Я не сумею объяснить. Ты слишком мало живешь на свете, Молфар.

— Это не оправдание — обвинить меня в том, что мне не надо майарское долголетие! — ханнатец был в ярости и в обиде. — Какой же ты Властелин, если не можешь объяснить свои действия? По-твоему, это справедливо — избавлять преступника от заслуженной казни?

— Не от казни, — терпеливо сказал Горт. — От бессмысленных мучений. Все, что вы хотели вызнать у него, я мог узнать меньше, чем за минуту. И могу узнать это сейчас. И уничтожить этот отряд, коль скоро я здесь. Но я убью их быстро.

— Ты не понимаешь, — Молфар отвернулся. — Ты пришёл на нашу землю с протянутой рукой помощи, но ты не знаешь и не чувствуешь Ханнатту. Быть может, ты слишком много жил среди эльфов.

— У нас свои законы, Молфар. Им много тысячелетий. Они выковывались в крови наших людей, в надеждах и вере, в учебе на своих и чужих ошибках. И законы эти запрещают издеваться ради мести, неважно, сколько злодеяний на преступнике.

Молфар коротко, зло и печально усмехнулся.

— И что ты мне предлагаешь?

— Сейчас? Ничего. Все уже сделано. Я уничтожу этот отряд, если не возражаешь.

— Да, — твёрдо ответил Молфар. — Но ты не пойдёшь туда один. Мои люди должны видеть мёртвых и удостовериться в том, что они мертвы.

— Ну уж, — усмехнулся Горт, — Торнар и этот, как его... Второй, ускользнувший от вас — они нужны мне самому.

— Зачем?

— Для кое-каких опытов — не хочу, чтобы мои люди рисковали собой.

На лице Молфара появилась хищная улыбка.

— Хорошо. Я согласен. Но дай мне знать, чтобы мои люди добрались до места и увидели.

Горт помолчал, раздумывая.

— Это будет через несколько суток, — сказал он наконец, — раньше они не выйдут полным составом.

— Я буду ждать, — коротко ответил Молфар. — У тебя ко мне что-то ещё?

— Все. Меня пока не будет в вашей области — дела... Потом сообщу.

Молфар кивнул.

— Ах да. Чуть не забыл, — он достал из кармана сложенный мятый обрывок бумаги. — Я нашёл это в той комнате, где их держали. Мне не нужны нуменорские сопли и стенания, обращённые к жене, я просто не выбросил сразу. Если у тебя есть какие-то планы в отношении того, второго, возьми. Может, пригодится.

Горт принял листок.

— Ладно. Ну, давай, удачи.

...Айдис чувствовал себя отвратительно. Горячее молоко с мёдом он заставил себя выпить, — именно заставил, никакого вкуса он не ощущал... А потом просто накрылся одеялом с головой. Уснуть не удавалось, куда там... А в голове крутилось только одно: ну вот ему-то повезло, а что с Илатаром будет?!

В какой-то момент он поймал себя на том, что мысленно прощается с ним.

Лампа погасла... Вокруг была темнота — глаз выколи; Айдис вдруг понял, что он лампу-то зажечь не сумеет — и нечем, да и догорело в ней масло, наверное.

Темнота и тишина. И в этой тишине откуда-то сверху... Да. Угадывались голоса... женский... и другие, мужские, незнакомые...

Он отчаянно напряг слух, пытаясь разобрать слова. Рывком откинул одеяло, поднялся, — его сразу же шатнуло... пошёл туда, где, кажется, должна начинаться лестница наверх...

Лестницу наверх-то он нащупал; в темноте сшиб кувшин с молоком, плеснуло на ногу. Голоса точно были; уже, кажется, потише... Анита говорила с кем-то.

Айдис замер. Подняться? нет, нельзя: если те задумают всё же спуститься, он попадётся им на дороге, на лестнице... А если они всё же решат... Как прятаться? От близкой опасности сознание восприятие вдруг стало чётким-чётким.

Люк был закрыт массивной кроватью, могли и не обнаружить его — откуда им, если не знать...

Время шло. Похоже, наверху обыскивали дом; минута текла за минутой...

Потом, наконец, все затихло.

Вскоре наверху раздался шум отодвигаемой кровати — Айдис даже почувствовал, как трудно Аните одной ее сдвинуть — и наверху откинулся люк, а в нем обрисовался женский силуэт.

— Они ушли, — шепотом сообщила Анита.

Он привалился к стене: от этих слов как будто силы снова оставили его, вернулся жар, слабость...

— Пожалуйста, не спускайся пока, — попросил он. — Как знать, может, они только сделали вид, ждут, что ты как раз ко мне отправишься сообщить...

— Да нет, они улетели... Они всю деревню смотрели.

Она спустилась на пару ступенек и присела на них.

— Что ж ты такого натворил на самом деле, а? Они сказали, что ты — военный преступник, убийца. Что вы женщин и детей резали... Это ж ведь вранье, правда?

Айдис медленно опустился на пол, вытянул ноги.

— А, вон чего... Да, я убийца. По-твоему, если человек идёт воевать, то там он будет врагов по головкам гладить? Что же до женщин и детей... У них, у ханнаттцев. считается, что в десять-одиннадцать лет мальчик уже воин. Раз считают. то да, мы их будем убивать. Чему тут удивляться?

— Они сказали, там был караван беженцев, — проговорила Анита. — Беженцев. Тогда же ясно, что это не воины, воины воюют, а не бегут.

— Караван беженцев, да, — усмехнулся Айдис. — Они будут проворачивать свои военные планы, прикрываясь беженцами, а мы должны на это ловиться?

— Вылези, — сказала Анита. — Не бойся, они правда ушли.

Айдис тяжело поднялся. Идти по лестнице было трудно, — снова закружилась голова, и воспринимался весь мир как сквозь пелену... Наверху был свет, и он часто-часто заморгал: почему-то свет ударил по глазам так, что стало больно.

Анита взяла его за руку, толкнула — Айдис упал на кровать. Захлопнула крышку подвала.

— А теперь рассказывай, — велела она со всей прямотой человека, уверенного в своей правоте. — Как я понимаю, у вас — особый отряд, для вылазок. Командир этот... Торнар. Да?

— Рассказать-то я могу, — усмехнулся Айдис. — Но, как ты понимаешь, не всё. Есть такая вещь — военная тайна. Пусть я и вряд ли вернусь обратно, но этого никто не отменял.

— Поклянись мне, — голос ее зазвенел. — Поклянись, что вы не убивали тех, кто заведомо слабее! Война войной, но неужели нуменорцы потеряли совесть?! Это что, правда, что вы перерезали детей и женщин, которых отправили в мирные земли под охраной?

Айдис смотрел на неё спокойно.

— Я не знаю, что они тебе там наговорили насчёт мирных беженцев в мирные земли, — голос его был ровным. — Да, мы уничтожили караван из двух приграничных деревень. Что там было, кроме тех, кем они прикрывались, — этого они, конечно же, не скажут.

— А тех, кем они прикрывались, значит, можно? — осведомилась Анита. — А если кто выставит щитом ребенка, значит, ребенка можно убить, да? Потому что его в руках воин держит?

— Спроси у воинов, — пожал плечами Айдис. — Они, кончено, скажут тебе, что они во всём правы.

— Я у тебя спрашиваю, а не у темных! И смотри мне в глаза, если твоя совесть чистая!

— Не кричи, — Айдис выпрямился. — Легко вопить о несчастных женщинах и детях, сидя далеко от войны. Ах, какие они там несчастные, ах, давайте мы их пожалеем! Да,я убивал их. Врагов убивал, убиваю и буду убивать, если мне ещё это в жизни суждено.

— Тебе их женщины и дети тоже враги, что ли?

— Я тебе ещё раз повторяю: те, кого мы считаем детьми, по их понятиям воины!

— Восьмилетка воином быть не может, — проговорила Анита. — И баба беременная — тоже. Неважно, темная, светлая, красная или зеленая в горошек.

Она ненадолго скрылась в соседних комнатах, потом вернулась с котомкой. Нагнулась и вновь откинула крышку люка.

— Вот тебе хлеб и мясо, с голоду не помрешь. Уходи. Дверь там не заперта, в подземный лаз. Он выходит в лес. Вояка... — добавила она с откровенным презрением.

Айдис вскинул сумку на плечо.

— Дай Эру, чтобы к тебе не пришли эти... о которых ты так страдаешь, — бросил он на ходу и стал спускаться вниз.

Анита презрительно фыркнула вслед.

Над его головой тяжело захлопнулась крышка лаза, и наступила темнота.

Лаз был длинным и узким, и когда Айдис вышел в ночь, то ливень уже прекратился. Он не знал, сколько прошло времени, очень приблизительно представлял себе, где находится... Небо всё ещё было затянуто тучами, сориентироваться было невозможно.

Оставалось идти наугад. Впрочем, по тропинкам можно было понять, где находится деревня — надо было уходить от нее. И где там, в этой ночи, могли быть враги — да где угодно...

Лес... Где-то возле него он и грохнулся тогда, с конём. Надо полагать, тёмные его забрали... если, конечно, возможно крыло заживить. Обычно-то, если конь ломает ногу, его убивают... А летели он... припомнить бы, чтобы было внизу, что это за лес... Нет. Невозможно. Остаётся — наугад... а утром разберётся.

Он шел, шел и шел сквозь мокрый кустарник... И вдруг услышал позади — ржание.

Конь. Один, кажется.

Точно, бежит, ломая ветки...

Айдис резко обернулся. Это ещё что за новости?!

Это был конь, тот самый, вороной масти, что сломал себе крыло. Подбежал, ткнулся мордой.

"Не туда идешь! Садись на меня, я покажу, куда надо..."

Айдис вздрогнул. Рука сама поднялась — погладить...

— Тебе больно будет, с твоим-то переломом, — неуверенно сказал он. Разговаривать мыслями ему ещё никогда не приходилось. — Как же ты от своих-то отстал?

"Не перелом это, ожог... ничего, можно... Давай же, лес прочесывают, ты попадешься!"

Айдис неловко вскарабкался на конскую спину: жар никуда не делся.

— Ладно... вывози...

"Держись крепко."

Конь прянул в воздух, да так круто, что Айдис едва не свалился с его спины назад. Вверх, вверх, быстро... И вот уже мокрая серая муть вокруг.

— Куда летишь? — Айдис тщетно попытался вытереть лицо, вода как будто висела в воздухе и попадала на кожу снова и снова. — Куда ты меня везёшь, скажи?

"К твоим. Я отвезу тебя к Келону, ближе."

— Смотри сам не попадись, — вздохнул Айдис. — Чтобы наши не подстрелили, и чтобы твои тебя не взгрели за то, что ты мне помогаешь...

"Я осторожно", — ответил конь.

Они летели вначале в белесом мареве, потом стало холоднее, и вдруг открылось утреннее небо, блистательное, прекрасное, золотые лучи, как струны арфы,тянулись от восходящего солнца, освещая белые башни облаков, а они летели над белоснежным полем, и слепило глаза от света и от ветра...

Айдис отчаянно тёр глаза, пятаясь одновременно смотреть во все стороны.

— Эй, послушай... кстати, у тебя имя есть? Должно быть, как я понимаю... Мне кажется, или там, далеко. летит кто-то?

Конь мгновенно ухнул вниз — и вокруг снова стало мокро и белесо, ничего не видно.

"Орел там был, — ответил конь. — Прозвище... Быстрик. Мальчишка придумал, давно."

— Какой мальчишка? — машинально спросил Айдис, а мысли уже закрутились в другую сторону: орёл... орлы Манве... жрецы Эру...

"Вот именно, что жрецы Эру, он нас потеряет во фронте, пусть попробует наугад найти, если захочет... Какой мальчишка? Обычный... Наш."

Айдис только кивнул, хотя конь не мог этого увидеть. Мальчишка, который вырастет и станет воином... Всё как всегда.

"Он уже вырос, — похоже, конь слышал его мысли. — Ты похож на него. Лицом."

— Странно... — голос Айдиса был глухим. — Кем же он стал?

"Он... Он инголемо. Ученый. Был."

— Умер?

"Убили," — ответил конь.

Вокруг понемногу становилось темнее... должно быть, слой облачности становился толще.

Айдис с тревогой думал о том, что ждёт его внизу. Келон... Жрецы Эру, надо полагать, оповестили уже о тех, кто пытался отказаться от Посвящения. Он подумал, что хорошо бы добраться обратно до Торнара, хотя ежели поступит приказ, то никакой Торнар его не защитит...

Конь вдруг резко нырнул вниз, у Айдиса захватило дух от неожиданности, а когда он опомнился — увидел, что навстречу несется земля, миг — и конь, пробежавшись, остановился. Над головой было низкое серое небо.

"Келон вон там, — конь повернулся к западу. Дойдешь. Ближе не могу, опасно."

— Спасибо, — Айдис спешился, потрепал коня по шее. — Хотел бы поблагодарить тебя, да не знаю, как... Ты же мне жизнь спас.

"Иди. Выживи сам. Этого хватит."

— Постараюсь, — честно сказал Айдис и зашагал по направлению к городу.

От Келона до своего форта Айдис умудрился всё же добраться без приключений: в город не заходил, вроде бы никому не попался... Решил, что прямо в форт идти — это верный шанс нарваться на тех, кто его ищет, или... словом, он собирался встретиться с Торнаром и рассказать ему всё как есть, посоветоваться, а потом...

Он свернул с дороги, ведшей в форт. Знал, что вот там, дальше, — одна из дорог, по которой его отряд уходит в дозор, да и солнце склонялось... если всё как обычно, то они скоро выйдут из крепости. Если.

Не слишком долго он прошел по знакомому пути — и заметил, что впереди, на натоптанной дороге, что-то лежит. Что-то... мешок, что ли, какой-то... С расстояния не было видно.

Он насторожился. Ловушка южан? Так близко к форту? как знать... Может, и хорошо, что это он, а не его отряд, идёт сейчас по тропе...

Айдис пошёл вперёд, пытаясь рассмотреть, что же это такое.

Он приблизился — и наконец увидел.

Это было тело, но понять это можно было только по очертаниям. Одежда была сплошь пропитана кровью, так, что не разобрать даже — какого она была цвета когда-то.

Труп лежал лицом вниз... Не было видно, кто это.

Лицо Айдиса окаменело. Он уже понял, что это значит: южане обнаглели, они подбросили труп кого-то из наших, для устрашения... И хорошо, если удастся узнать, кто это был, кому так не повезло...

Или же это ловушка, и где-то рядом сидит засада, чтобы наброситься на тех, кто остановится возле трупа.

Он окинул быстрым взлядом ближайшие кусты.

Нет. Опытным глазом было видно — нет там никого. Обычно распознать все же можно. Хотя бы запах их пота, едва уловимый, в воздухе...

Айдис шагнул вперёд, склонился над трупом... и перевернул на спину.

Это был Илатар. На лице застыла гримаса боли, раскрытые глаза смотрели прямо на Айдиса — в никуда. Лицо почему-то было почти не залито кровью, только на шее, в разодранном вороте, виднелась полоса содранной кожи.

Айдис медленно осел на землю. Ведь знал же... Знал, что этим всё и закончится, предполагал, думал, но всё равно... когда увидишь — вот так, всё заканчивается, и человек, который вопреки всему _для тебя_ был живым, потому что ты ещё не видел его мёртвым, умирает.

Мгновение помедлив, он провёл рукой по мёртвому лицу — закрыть глаза.

Отнял руку — глаза мертвого послушно закрылись. Айдис скорее ощутил, чем услышал, что к нему приближаются, потом понял, что они узнали его — и на плечо легла рука.

— Айдис? — голос принадлежал командиру.

Он обернулся, ещё не веря, что снова видит своих... и рванулся к Торнару.

— Илатар, — еле выговорил он. — Мы были в храме Эру... жрецы хотели нас... в воины... против воли, а затем... тёмные... похитили, хотели вызнать... про воинов, и вот... его отдали на расправу...

Торнар молча смотрел на мертвого Илатара, вокруг уже стояли остальные. Наконец командир перевел взгляд на Айдиса.

— Тебе-то как удалось спастись?

— Нас возили к Артанис, — с неприязнью сказал Айдис. — Чтобы она, значит, узнала о воинах Эру сама. У тёмных с ними, видите ли, перемирие. А на обратном пути крылатые кони попали в грозу, в моего ударила молния... Вот так.

— Расстояние, — сказал Торнар. — Келон не по пути от Золотолесья к темным или к южной границе. И на тебе одежда дунландцев. Ты оттуда сюда как добрался?

— Крылатый конь довёз, — честно ответил Айдис. — Разговаривать умеет... Почему он взялся мне помогать — вопрос. Не знаю. Сказал, я на какого-то его погибшего знакомого похож, хотя это всё как-то... слишком сентиментально, и потому верится с трудом. Так что — не знаю.

Торнар кивнул.

— Я тебе верю, но тебе придется рассказывать все это жрецам. Возможно. Они обвиняли вас в предательстве.

Он обернулся.

— Двое, возьмите тело, возвращайтесь, и... Словом, тело нужно приготовить к погребению. Айдис, возвращайся с ними. Когда мы вернемся из дозора, расскажешь мне все подробнее.

— Неудивительно, — пробормотал Айдис. — Я бы на их месте тоже обвинил... или дал спокойно уйти, когда мы отказали войти в число Воинов Эру.

Кто-то тяжело вздохнул у Айдиса за спиной — зрелище оказалось слишком тяжелым даже для воинов Торнара.

Нагнулись, подняли тело Илатара.

— Пойдем... — проговорил один из воинов.

Айдис зашагал за ними. Очень хотелось даже не заплакать — завыть в голос, но горло перехватывало, и было трудно даже просто говорить... Про жрецов Эру он вовсе не думал: в мыслях всплывали разговоры с Илатаром, его лицо... Он чувствовал, что дай ему волю — и он пойдёт резать южан, как косят сорняки. Всех.

Дальше все пропадало в тумане. Он видел знакомые стены, видел, как Илатара раздевают... все это было знакомо — ему и самому приходилось обмывать мертвых, погибших друзей, но здесь было такое, что его замутило — он понял, что южане сделали с Илатаром, _как_ его убивали. Кто-то — знакомые голоса и лица стали как будто чужими — обнимал его за плечи, говорил — держись... Все это было как-то далеко и бессмысленно.

Потом он снова увидел Илатара — тот лежал, одетый уже в их обычную форму, и теперь было даже не видно, что у него переломано все тело. Воротник был застегнут доверху, и содранной полосы на шее тоже не было видно.

Илатар шагнул вперёд, от поддерживающих его рук... опустился на одно колено. Едва соображал, что делает, — он как будто попал в кошмарный сон, только нет, неправда, это всё явь, и проснуться нельзя...

Он осторожно коснулся мёртвой руки, — легко, словно ещё мог причинить Илатару боль.

— Прости, — выговорил тихо и хрипло. — Прости меня, что я остался жив...

Показалось ему — или как будто кто-то действительно позвал его издалека, из-за грани... еле слышно... Имя. Просто его имя — наверное, почудилось от горя...

Айдис встал, — земля снова покачнулась под ногами, но он удержался. Отошёл к стене, давая другим воинам проститься. Мысли летели, цепляясь одна за другую, он был где-то не здесь...

"Прости. Мы всегда были вместе. Я всегда старался прикрывать тебя, а сейчас — не удалось... Прости."

Далеко на востоке, в черной крепости за оградой горных стен, Лис ударил кулаком в стену. Они с Гортом стояли на открытой галерее.

— Я не могу так, — сквозь зубы сказал Лис. — Он будет меня хоронить... Его. Илатара. Я должен сказать, что я жив...

— Не вздумай, — ответил майа.

Лис снова уставился вдаль.

...Кладбище в форте было небольшим, — рядом с лечебницей. Здесь хоронили тех, кто умирал от ран... а чаще достать тела с поля боя было невозможно. Айдис стиснул зубы: проходить мимо небольшого садика, в котором они с Илатаром сидели тогда, обсуждали, стоит ли идти в Воины Эру... Правильный ответ был: нет. И почему он, дурак, не послушал Торнара? сейчас Илатар был бы жив...

"Айдис... Ты не виноват. Никто не виноват. И знаешь, это не было больно... Почти."

Тот только покачал головой. Видимо, ещё не доконца выздоровел. Не бывает такого, не бывает... самообман. Хочется, чтобы вот так было, хочется... но это не так.

"Я прошу тебя... — голос стал четче. — Обещай. Не мстите. Это важно... "

— Илатар... — он сказал это вслух. На него обернулись, двое, переглянувшись, взяли под руки, повели куда-то в сторону... Айдис не сопротивлялся. Откуда-то перед носом возникла фляжка, его заставили выпить, крепкий напиток, очень крепкий, почти мгновенно в голове зашумело... Он не видел свежую могилу, но знал, — они не дошли совсем немного...

"Я живой, — с отчаянной силой сказал голос. — Айдис, я живой, пойми же наконец!!.."

Айдис вздрогнул, растерянно обернулся по сторонам.

"Эру... — он наконец сообразил, что может отвечать просто мыслью. — Кого же мы тогда хороним?!"

"Это тело, — ответил голос. — Тело, которое убили..."

Айдис сник.

"Какой же тогда — живой..."

"Я живой, — повторил голос, в нем действительно зазвучало отчаяние — и растерянность. — Я видел себя... видел это тело. Видел, как его везли и бросили. А потом я очнулся.... Новое тело, ни одного шрама... "

"Сволочи, — с бессильной яростью выдохнул Айдис. — КАК это?! Где ты? как тебя найти, как вытащить? Да что же это такое..."

"Я... — голос запнулся. — Я в темной стране... "

Айдис с болью закрыл глаза. Вот так. Так же, как с визитом к Артанис. Будут таскать, как кукол, использовать... а как минет надобность, выкинут в какую-нибудь мясорубку, благо их полно...

Там, далеко, Гортхауэр схватил Лиса за плечи, встряхнул, развернул к себе:

— Что ты несешь?! Лис, опомнись! Ты каждым словом погружаешься в ложь! Это не мальчишка-эльф, это враг! Если он узнает правду — он своей рукой перережет тебе горло!

— Я не могу иначе, — ответил тот и снова закрыл глаза — безразличный к тому, что делает майа.

"Не приходи сюда. Не приходи, слышишь?! — за мыслями был образ, образ нечеловеческого существа, которое причиняет боль, пытается проникнуть в сознание, изменить что-то, сломать... — Не приходи!!!" — и все смолкло.

Айдис хотел было вскочить, но его удержали. Рядом — участливые глаза...

— Пей. Выпей ещё.

Он послушался, не осознавая, что делает. По дорожке возвращались люди, — там, на кладбище, всё было кончено. Айдис смотрел на вереницу своих товарищей — и не видел. Мысли метались. Он знал, что пойдёт в Мордор, что никто и ничто его не остановит, но... Надо всё продумать. Надо суметь вернуться. И не одному...

Кто-то взял его за руку.

Торнар.

По лицу командира было ясно, что тот и сам... далеко не в своей тарелке. В глазах тлел сдерживаемый гнев, вернее, не гнев уже даже, а непримиримая ненависть.

— Пойдем внутрь.

Айдис шёл следом, глядя в землю. В голове крутилось только одно: что делать, сказать ли, промолчать? А если промолчать — что будет с Илатаром? Во что его превратили там, в тёмной стране?! Эру, какой кошмар...

Тот шел к своей комнате, что была на третьем ярусе форта — рядом была и комната самого Айдиса. Торнар ввел его к себе, достал из шкафа кувшин с вином, налил в две кружки.

— Давай, — произнес он. — Чтобы легким был его путь...

Айдис выпил — до дна, залпом. Осторожно поставил кружку на стол.

— Послушай. Мне надо что-то решать с этим... с жрецами Эру. Если бы не они... если бы они нас просто отпустили! — голос сорвался на крик. — И, ты представляешь, Артанис! Я видел, она разговаривала с Гортхауэром, когда нас привезли к ней...

— Какое им доверие, бессмертным, — сказал Торнар, выпив свою кружку. — Никто за нас не будет сражаться, кроме нас самих. А от жрецов я тебя отстою, если вдруг сунутся.

— Сунутся, — Айдис кивнул и посмотрял в лицо командиру прямо. — Послушай. Ты ведь знаешь — мне никогда ничего не мерещится. Может, скажешь, что после всего. что случилось, вот так... крыша съехала... А может, я и сам рад буду, если ты тсак скажешь. Я думал, думал... всё-таки я тебе расскажу.

Он вздохнул, — как в воду прыгать...

— Может, и съехала, — подтвердил Торнар, — особенно после питья этих жрецов, что ты говорил.

Айдис кивнул — и, как на докладе командиру, рассказал про примерещившийся голос Илатара.

— Вот так. Что думать — не знаю. Сначала поверил, даже сообразил. что мне делать, а теперь... по-моему, всё же это так. Показалось.

— Не знаю... — Торнар снова налил вина себе и ему. — Про темные чары мы все слышали, но чтобы ТАКОЕ? Что он сказал, ты говоришь? Другое тело? Это что — Враг над душой властен? Не дал уйти? Мда... — Торнар только присвистнул. — Представляю, что сказали бы об этом жрецы...

— Я бы не хотел, чтобы жрецы про это узнали, — нетвёрдо сказал Айдис. — Мы оба у них и так под подозрением... Но проверить я обязан.

— Я еще не рехнулся — рассказывать такое ЭТИМ... И как ты будешь проверять? А если это правда — что ты будешь делать? Как можно тут помочь?

— Илатар сказал мне там, пока мы ждали, что за нами прилетят: Артанис обещала нам помочь. Я ей не верю... Но я верю Илатару. И... я бы поехал к ней. Снова.

— Верить предателям... — проговорил Торнар. — Ну хорошо. А дальше?

— Она должна что-то знать, — медленно сказал Айдис. — Она прочитала его память... Эру, в жизни бы не подумал, что эльфийка переймёт способы Тху... Я расскажу ей всё это... и буду наблюдать. Может, она и не скажет, может, соврёт... но я пойму. Хоть что-то.

— Если она поддерживает с ним связь — это такое же самоубийство, как отправиться прямиком к нему в лапы. Что, думаешь, она станет выпрашивать у Тху Илатара? — Торнар коротко засмеялся. — Хотел бы я увидеть это зрелище...

Айдис опустил голову.

— Да, я подумал об этом. Но скажи: что бы ты сделал на моём месте?

— Айдис, я не отпускаю тебя. Я, твой командир, запрещаю тебе эту авантюру. Скорее всего, тебе действительно пригрезилось все это... Немудрено. Тебя опоили отравой жрецов, потом с тобой был сам Тху. Неудивительно.

Айдис вытянулся, чётко кивнул — как когда получал задания. На его лице жили одни глаза: тревожные, тоскливые... Похоже, он и сам не знал, чего хочет, — поверить словам командира, или чтобы то, что Илатар жив, оказалось правдой. Второе — страшнее, потому что захватывает дух от одной мысли, во что превратил Тху Илатара, что душа нуменорца привязана теперь к Врагу...

— Во всяком случае, до тех пор, — добавил Торнар, — пока ты не _докажешь_ мне, что твои бредни — правда. Тогда вместе и будем думать.

— А я не знаю, как доказывать, — Айдис развёл руками. — И... не буду. Специально — не буду. Разве что...

Он осёкся.

— Разве что... если это правда, и он действительно обрёл способность говорить мыслями, если ему Враг это дал с новым телом... И если я опять услышу этот голос — не сейчас, позже, когда жреческая гадость выветрится из головы...

— Нет, — сказал Торнар. — Это ничего не доказывает, если услышишь. Если, если... Если услышишь — пусть бы он тогда сказал то, что знали только мы с ним... — Торнар провел рукой по волосам, — проклятье! Враг мог просто взять его память... впрочем, зачем врагу приманивать тебя — вот так?..

— Не знаю. Я не знаю. Я не какой-нибудь великий герой, которого нужно во что бы то ни стало поймать. Глупости это всё...

— Но это самоубийство, — продолжал говорить, глядя перед собой, Торнар. — Если ты отправишься туда, ты просто попадешь к ним в руки, и вскоре мы будем хоронить уже... Уже тебя. Да, к слову... Ты видел, КАК они его убили. Но если Враг мог прочесть его память — зачем все это?.. Скоты...

— Зачем? — горько переспросил Айдис. — Затем же, зачем они вытащили нас от жрецов Эру. Довести до крайности, "спасти" и поставить перед фактом: вот, без нас ты бы...

— Да какой факт-то? Сам им притащил и сам от себя спас?

— Я не знаю! — Айдис всердцах грохнул кулаком в стену. — Я уже ничего не могу понять! Я знаютолько одно: хорошего от них ждать нельзя. Ни от кого. Эру, но мы и влипли! Тёмные, примкнувшие к ним эльфы, жрецы Эру... А нам что делать?

— Философия... — презрительно бросил Торнар. — Друг в беде — друга надо спасать. Это понятно. А тебе надо спать сейчас. Рука у тебя здоровее не стала от всех этих передряг, кстати...

— Не засну я, — хмуро отозвался Айдис. — А глушить себя целительскими снадобьями... ну уж нет. Хватит с меня всякой гадости.

— Я тебе вина наливаю, а не снадобий, — вздохнул Торнар. — Знаю я, когда что помогает.

— Наливай, — без колебаний сказал Айдис. — Наливай. И побольше. Чтобы упасть и отрубиться, как последняя подворотная тварь...

Торнар налил и себе, и ему, они пили вместе, почти ничего больше друг другу не сказав — погружаясь в хмельное забытье, Айдис начал улавливать в глазах командира то, чего раньше не видел никогда — тоску, почти звериную, тоску безвыходья, безнадежности. Потом Айдис понял, что его ведут по коридору, потом была кровать, все та же, как всегда, и на одеяле пятна от пролитого давным-давно вина, и пьяная муть в голове, болото, бездна... И в этой бездне кружились глаза Илатара, словно бы одни, без лица, это было страшно и неестественно, в глазах было отчаяние, и голос из невыносимого далека молил: не приходи...

"Это неправда... бред... скажи, Артанис, что это неправда... Ты ведь знаешь — он мёртв... скажи... Я тоже знаю. Знаю! — он выкрикнул это туда, в кружащуюуся бездну. — Скажи же..."

"Он мертв, — ответил далекий женский голос. — Илатар мертв... "

"Мёртв... — бездна закружилась, подступила ближе. — Какая жуткая смерть... А это — то, что я слышал... Это наваждение, верно? Вражье наваждение..."

"Нет, — ответил голос. — Это был тоже он... Но другой... "

Голос закружился и улетел в темную бездну.

"Нет! — вскрикнул Айдис, потянулся куда-то — сам не зная куда, следом: догнать, схватить, остановить... — Ты — наваждение, ты выдала себя! Не бывает так, что другой..."

Все исчезло, но последней вспышкой был свет подлинного огня — Айдис не понял, как это возможно, но это было что-то вроде... Как ставят подпись в документах, что ли...

Это была она, Артанис.

Айдис глубоко вздохнул и провалился в забытьё.

...Когда Айдис наконец проснулся, солнце уже перевалило за полдень. Он потянулся... и сжал виски: навалилось. Голова болела нещадно, он огляделся, нашёл кувшин с водой, жадно приник. Знал, что не поможет...

Из разговора с Артанис он помнил каждое слово, слова как огненными буквами впечатались в память, звенели в голове... Он не знал, привиделось ли ему это по пьяни или действительно было, больше склонялся к первому: ведь нет же, не владеют люди искусством разговаривать мыслями, _звать_... хотя кто его знает, может, Артанис следила.

Следила.

Он сел.

А что, если...

"Быстрик! Быстрик, если ты слышишь меня, — отзовись!"

"Ты чего? — недовольно откликнулись издалека. — Добрался до своих? Все хорошо?"

"Добрался. Но... всё плохо. Я нашёл Илатара... его зверски убили, тело подбросили на путь наших дозорных, моего отряда. А потом... Потом, во время похорон, я слышал его голос. Он говорил, что жив, что у него новое тело, что он... у вас. Я слышал, понимаешь?! Людям не дано разговаривать мыслями, понимаешь?! Гортхауэр что-то из него сотворил... для своих целей, но мне всё равно, я должен его вытащить! А потом я напился в хлам, и мне слышался голос Артанис, она сказала, что Илатар мёртв, и что это всё был "он, но другой". Помоги мне. Я должен понять, что это за клубок из вранья и правды, бреда и яви. Помоги. Мне больше не к кому обратиться. Просто — узнать. Я должен понять."

В ответ — молчание, и отголоски странных, нечеловеческих мыслей. Потом из них выплыло:

"Не знаю, что выйдет... Илатар — это тот, что был с тобой?"

"Да, да. Вы забирали нас с мэллорна, нас было двое, никого, кроме нас, не было..."

"Да, да... Он странный. Он внутри был не такой, как ты."

Айдис вздрогнул, взгляд его стал острым.

"Как это — не такой? Или нет, не так... Это "не такой" — на что это было похоже?"

Конь снова молчал, снова были отголоски образов.

"Не знаю. Что-то... Древнее. Не такое, как у тебя, вы — как будто здешние, те, кто сейчас, а у него как будто были... Корни... в глубину времен."

Айдис основательно зачесал в затылке.

"Ничего не понимаю, ты уж извини. Я Илатара всю жизнь знаю, нас и на службу вместе отправили: Торнар — по зову своего лорда, а мы под его командой... Ладно. Не в том дело. Что бы ты ни чуял, всё равно, я тебя прошу: разузнай. Ты там свой, для тебя это не опасно. Я бы сам пошёл, но это верная смерть."

"А ты уверен, что он вообще человек?"

Айдис задумался.

"Он однажды обмолвился, что у него в роду эльфы, — наконец сказал он. — Недавно. Раньше никогда не говорил ничего подобного."

"Нет, не то... Не эльфы. Он не был похож на эльфа. Он скорее был похож на... На наше племя, да. Только в человеческой оболочке."

"На коней? — Айдис тихо засмеялся и подумал, что он, похоже, немножко сходит с ума. — Ну, я не знаю... я же не ты, я не могу чувствовать так, как ты. Может, на твой взгляд, и похож."

"Ладно. Я попробую разузнать, но если это все — секрет, то мне никто ничего не скажет... у наших тоже есть тайны... "

"Попробуй, — Айдис в одно мгновение стал серьёзен. — И постарайся не попасться. Я буду ждать..."

"Мне ничего не сделают, — ответил Быстрик. — Это ты — из врагов, а я свой."

"Надеюсь," — отозвался Айдис. В то, что ежели Быстрика застукают за поиском секретов, коню ничего не сделают, он не верил.

...Когда Айдис наконец вышел снова в дозор вместе с отрядом, он был предельно сосредоточен: нуждно было отстранить всё случившееся. Нужно — иначе бесполезно, иначе станешь помехой в задании и причиной чего-то непоправимого... Он заставил себя ни о чём не думать, когда проходили место, где нашли Илатара, — и он знал. что каждый из отряда сделал то же самое. Ночь и тишина царили над миром.

Они двигались знакомой землей, путями, которыми ходили уже десятки раз — сейчас, разумеется, не тем же маршрутом, что раньше; здесь, близ форта, обычно все было спокойно, враги опасались подбираться столь близко. Дело должно было начаться дальше, на удалении нескольких миль.

Айдис, как и прежде, весь превратился — в слух в зрение, ощущал кожей каждый ветерок... Всё как прежде. Только нет Илатара. Всего лишь. Миру всё равно, мир будет жить дальше, значит, и нам нужно — проживать дни и ночи, выходить во мрак на задания. Такова жизнь...

Шум ветра...

Шум налетел как-то странно — вроде и ветер, и вроде что-то незнакомое, смутно таящее в себе опасность. Время было уже к ночи, на землю легла темнота.

Какое-то смутное чувство, черноты, что ли, заставило Айдиса поднять глаза вверх...

И почти сразу же на него обрушился удар мощной силы. Что это было — он не понял, успел только услышать крики товарищей, Торнар, шедший рядом, успел выхватить меч... Меркнущим сознанием Айдис успел заметить, что Торнар падает на землю, а сверху на него опускается громадная тень — словно нетопырь, только гораздо больше.

... Майа стоял среди тел, сложив крылья, и ждал, пока отряд Молфара, на этот раз на крылатых мордорских конях, опустится рядом с ним.

Молфар спешился, выхватил кинжал.

— Всё?

— Все, — коротко ответил Горт. — Двое мои, остальные — делай что хочешь.

Молфар склонился над одним из нуменорцев, его люди подошли к другим. Перевернуть на спину — и ударить кинжалом. И смотреть... и видеть, что трупу уже всё равно.

С проверкой было покончено быстро.

Молфар вернулся к Гортхауэру. Кивнул.

— Что ж. Забирай своих нуменорцев. Уходим.

— Подожди минуту. Поблизости нет нуменорцев, — Горт усмехнулся и протянул Молфару свернутый лист грубой бумаги. — Письмо тебе, от жены. Я был близ твоих земель, там сейчас поветрие, нужно было помочь.

— Благодарю, — в глазах Молфара мелькнуло что-то тёплое и тут же исчезло. — Ты хочешь, чтобы я прочёл сейчас?

— Да нет, зачем? — майа удивился. — Я не читал. У нее все в порядке, вроде бы... Возвращайтесь теперь.

— Хорошо.

Молфар снова взлетел в седло, его воины последовали его примеру. Он окинул трупы врагов взглядом, — ни торжества, ни злобы, только спокойствие. как будто именно так и должно быть. Так — и никак иначе.

Рядом с майа остался только один конь; Горт перекинул через седло бесчувственные тела, пристегнул их ремнями. Приподнял голову Айдиса, посмотрел в бледное лицо — и снова в душе шевельнулась жалость.

— Ладно, дружок, — сказал он коню, — возвращаемся.

...Айдис очнулся в серой полутьме, лёжа на чём-то жёстком. Рывком вскочил: где я?!

Безмолвие.

Оно обступало его со всех сторон — ни звука не раздавалось вокруг, все тонуло в вязкой тишине. Не бывает так.

Вокруг был серый камень. Странно, что вообще было что-то видно, потому что никаких источников света не наблюдалось. Серость, на полу лежит тюфяк, дверь — из железа, с маленьким, закрытым сейчас окошком — зарешетченным частой решеткой.

Все.

Айдис медленно осел обратно на землю. Вот, значит, как... Лихо они нас отловили. Узнать бы, есть ли кто ещё живой...

Время шло. Вернее, тянулось — в мертвой однообразности. Сколько времени прошло... кто его знает. Айдис успел исходить крохотную камеру вдоль и поперек, лечь на тюфяк, встать, снова бродить, как волк в клетке...

Наконец он задремал. И на грани сна и яви услышал знакомый голос.

"Айдис!.. Я чувствую, ты где-то рядом... отзовись же наконец! Что с тобой?!"

"Илатар! — Айдис отчаянно заметался, пытаясь удержать этот ускользающее состояние полу-сна. Он жив... Но нет. Это сон, и... он в плену, это наваждение... — Илатар, это ты? Это правда ты?!"

"Да я это, я! — закричал мысленный голос. — Где ты? Я слышу, что ты не так далеко, что ты где-то ближе!"

"Я сейчас проснусь, — проговорил Айдис и вдруг понял, что плачет, чуть ли не впервые в жизни. — Я проснусь, и это наваждение исчезнет. И всё будет по-прежнему, так, как сказала Ведьма Золотого Леса. Что ты мёртв. Я... я не знаю, где я. Я не видел, как я сюда попал. Просто каземат, комната без окон... и всё."

"Что там вокруг? Хоть что-нибудь слышно? О Небо, неужели он отдал тебя ханнатцам... не может быть... Айдис, что там еще? Хоть что-то?"

"Я не знаю! Мы шли на задание, и вдруг — нетопырь с неба, удар... и вот, я уже здесь. И тишина, мёртвая тишина..."

"Нетопырь! Значит, это был Гортхауэр... "

— Да, это был я, — раздался вдруг голос. Дверь распахнулась, и на порог из темноты шагнул майа — таким Айдис не видел его ни разу: устрашающий облик, создание Тьмы. — И ваш отряд мертв.

Айдис вжался спиной в стену. Сердце колотилось где-то в горле.

— Все? — собственный голос показался ему чужим. — И во что же ты превратил Илатара?

— Превратил? — в голосе майа прозвучала усмешка. — Его не нужно ни во что превращать. Тот, кого ты последний месяц знал как Илатара — оборотень. Один из многих наших младших майар-оборотней.

"Корни... уходят вглубь веков," — мелькнуло в голове у Айдиса.

— Нет. Нет. Это неправда. Этого не может быть...

Он не мог оторвать взгляда от тёмного майа, тот словно заворожил его, одним своим присуствием. как присутствие змеи действует на птицу.

...а потом он вдруг успокоился. Илатар мёртв... Действительно мёртв. И не стоило так переживать. И остальные из его отряда — тоже мертвы. Им уже не грозят ни потери, ни пытки... Всё уже кончилось.

— Илатар мертв, — повторил майа. — Мертв уже давно. Мы хотели добыть сведения о жрецах Эру — и добыли их. На мою беду, Лис привязался к тебе, и вместо того, чтобы предоставить себе самому, начал эти попытки до тебя докричаться.

— Лис... — отстранённо произнёс Айдис. — Я не знаю никакого Лиса. У меня был друг, и он погиб. Хорошо, — для меня он жил ещё месяц. Но всё равно. Он мёртв теперь. Его нет. Твой шпион... он очень хорошо сыграл свою роль, да. Должен признаться, что даже я не отличил подделку.

До Айдиса долетела волна отчаяния, отчаяния бешеного, гневного, кто-то кричал вдалеке, звал его, голос становился похожим на волчий вой — и смысл в нем был уже странный, ускользающий — "проклятый, зачем, зачем, что же ты делаешь, нет!!... "

Майа прислушался к чему-то — должно быть, он тоже слышал этот голос.

— Я сохранил тебе жизнь ради него. Ради того, чтобы Лис сам убедился, что дружба между вами невозможна, и перестал травить себя пустыми мечтами.

Айдис долго молчал. Воспоминания сами рванулись в душу: лечебница, потом решение идти в Келон, — "я пойду с тобой"... Да. Вот так быть рядом мог бы быть Илатар... Дружба. Привязался... оборотень?! к нуменорцу?! Что, вместе с памятью Илатара впитал и чувства? Может быть...

— Я бы хотел его увидеть, — наконец выговорил Айдис. — Желательно в подлинном облике. Мне надоели ваши обманы, о бессмертные и всемогущие.

— Увидишь. Да, кстати... Торнар — тоже жив. Ты и Торнар. Уж прости, любезный нуменорец, — майа развел руками, — на войне как на войне.

— Я не удивлён, — усмехнулся Айдис. — Было бы странно, если бы было иначе.

Майа кивнул.

— Он придет к тебе.

Повернулся, и исчез за дверью — та лязгнула, закрываясь.

Только когда он осознал, что снова — один, Айдис обнаружил, что стиснул кулаки так, что ногти впились в ладони, оставив глубокий след.

Снова потянулось время — а вернее, безвременье. Голос Илатара уже не звал его — только плескались где-то на грани сознания волны чужого отчаяния...

А потом дверь бесшумно отворилась, и в камеру скользнул огромный белый волк. Прежде чем Айдис успел опомниться, волк ткнулся мордой ему в грудь — и только тогда поднял на него взгляд.

— Ты?! — ошарашенно спросил Айдис. В первый момент он резко вспомнил Волчий Остров и гибель отряда Финрода, но, встретившись взглядом с волком, узнал... сразу. — Это был ты...

В голове вихрем пронеслось: волки... собаки... да, собаки — больше, но эти... они тоже... Да. Это правда, — он мог... мог привязаться. Это могло быть правдой. Странно, невозможно... но... Это могло быть и — его собственным, не взятым... не украденным у мёртвого.

Волк смотрел на него человеческим взглядом — несколько секунд; из глаз текли слезы, мочили белую шерсть. Потом он отвернулся и приник к полу. Айдис понял вдруг, что тот не может смотреть ему в глаза.

"Прости... — то же самое отчаяние. — Нет, я знаю, что ты не простишь. Сволочь... зачем он рассказал... "

У него есть совесть, — прошла медленная и словно чужая мысль. Волк-оборотень, вражий шпион... просит прощения...

Айдис тихо сел рядом. Положил руку на волчью лапу. Вихрь мыслей о том, скольким нашим этот волк перегрыз горло... отстранить. Не время. Все переживания — позже. На замок. Нельзя.

— У меня был друг, — медленно начал Айдис. — Мы с ним росли вместе. Играли в войну... спасали прекрасных эльфийских принцесс от злобных орков. Потом выросли. я женился — он был у меня на свадьбе, радовался тому, что у меня вот так всё хорошо... потом лорд призвал Торнара на войну, тот собрал нас, свой отряд, и мы пошли — вместе. И вот... Если бы на твоём месте, тогда, в этот месяц, был он, — он был бы таким. В точности. Это был обман, я знаю, у тебя были другие цели... Но всё-таки. Ты подарил мне моего друга. Ещё на месяц. Это должно было закончиться. И всё-таки... благодаря тебе мой друг умер для меня на месяц позже. Этого могло не быть... Время — страшная штука, особенно для смертных. Так что спасибо тебе — за это. Что бы ни было дальше.

"Я знаю про вашу жизнь, — волк не смотрел на Айдиса. — Его память... ее взял Горт, и дал ее мне. Знал бы — не согласился... Никогда не было — так... стать одним из НИХ... Это было нужно... там, в Эрегионе, меня ждал друг... эльф... если он узнает все это — он, наверное, тоже отвернется от меня. Я боюсь, Горт не отпустит тебя... и убьет Торнара."

— На войне как на войне, — усмехнулся Айдис. — Я воин, и когда я покидал Нуменор, то знал, какая опасность мне грозит, если я попадусь тёмным.

У него вдруг дёрнулся уголок рта: вспомнил.

— Хотя я не знаю, смог бы я выдержать то, что устроили южане... А теперь я не знаю, — было ли это, или это опять обман?

Волчье тело напряглось — вздыбилась шерсть.

"Я был у феанорингов... не так давно. Попался... по глупости... Они требовали то же самое... только — огонь... — перед внутренним взглядом Айдиса вспыхнула чужая память — довольные лица, красивые, бывшие бы даже прекрасными, если б не были они искажены злорадными усмешками, огонь факелов в лицо, все мутится, заплывается красным. — Это было... Хуже. Сейчас... Горт помог. Чтобы не так... Не так сильно."

— Почему же тогда не помог? — Айдис сжал волчью лапу... как сжимают руку человека, когда хотят успокоить. — Почему?

"Он не знал, — ответил волк. Поднял виноватый взгляд. — Если бы ты остался у нас... Ты не можешь. У тебя семья... А он не отпустит тебя. Или искалечит вначале... Ну почему, почему ты — враг! Ведь ты — такой же! В тебе нет Пустоты... Мы все ошибаемся. Все блуждаем в потемках. Я не хочу быть врагом вам, я не смогу больше служить."

"А он хотел бы, чтобы ты служил, — прошла мысль. — Потому и говорил так... Хотел через меня доказать..."

Айдису стало страшно.

— Он убьёт тебя теперь...

Волк по-человечески помотал головой.

"Не убьет. Но служить я больше не смогу. Ваши же и убьют... я их убивать не смогу больше."

— Вот как? Значит, заставит пойти воевать? чтобы убить — не своими руками? — в глазах Айдиса загорелась ярость.

"Я, наверное, буду с Тинтаурэ... Если смогу. Если смогу ему в глаза смотреть после всего этого..."

— Он тоже не знает, кто ты?

"Нет! Он знает. Он все знает. Он был у нас... в нашей армии. Его привез с собою Горт. У него были эльфийские Кольца, у этого мальчика, а Горт хотел их отнять... "

— Управы на него нету, на вашего Горта, — всердцах сказал Айдис. — Обещай, что ты уйдёшь. Что ты останешься жить.

"Да чего там обещать... Уйду. В Эрегион уйду, к эльфам... Не напали бы на них только феаноринги с Воинами Эру... "

— Вот и хорошо, — проговорил Айдис, явно думая о другом. — Я-то ему зачем нужен. Горту?

"Теперь — низачем. Пойдем со мной! Это он, должно быть, позволит... Если ты поклянешься не восстанавливать эльдар против него. У них перемирие... "

— Да знаю я про это перемирие...

У Айдиса словно всё перевернулось в душе. Вражий шпион, оборотень — хочет уйти от Врага, хочет жить с эльфами, и, выходит, и его самого, Айдиса, притащили сюда только ради этой встречи... Что же это делается в мире...

— Эрегион... Там не Артанис правит, ведь верно?

"Ниррандиль, — ответил Лис, снова виновато ткнувшись мордой в колено Айдису. — Он не лорд, но его избрали."

Айдис молчал. Перед глазами плыли картины: Артанис, красивая, стройная, разговаривает с Гортхауэром... Жрецы, которые не поверили Торнару в том, что Айдис не предатель... Теперь Торнар сгинет здесь, а он останется жив... Эрегион. Он никогда не был там. Вывезти бы семью... назад в Нуменор всё равно дороги нет.

Айдис положил руку волку на спину.

— Посмотри мне в глаза. Прошу.

Волк поднял виноватый взгляд — не глядя в глаза; медленно поднял взгляд на Айдиса. Странные глаза, желтые, яркие, с вертикальными зрачками...

— Я бы ушёл в Эрегион, — тихо сказал Айдис. — Только пойми... У тебя друг-эльф, да... Ты хочешь, чтобы и я был твоим другом, но... тогда, в этот месяц, я говорил не с тобой. Я говорил с Илатаром. Кто ты — я только сейчас узнаю... Я прошу тебя: пойми.

"Я не знаю, как еще спасти тебя... Согласись. Прошу тебя, согласись. Мы уйдем вместе, мы не будем врагами..."

Айдис вздохнул, откинулся на стену. Жена... она будет счастлива просто оттого, что он жив. И сынишка. Только бы удалось вывезти их из Нуменора...

— Я... я согласен.

"Я скажу Горту... Он отпустит нас. Мне теперь так тесно здесь, в каменных стенах... "

Волк поднялся, обернулся на Айдиса.

"Я вернусь".

И вышел в открывшуюся дверь.

Белый волк ушел — и оставил Айдиса все в той же серой безвестности. Время потянулось снова, сколько прошло часов — он не смог бы сказать; один раз приоткрылось оконце в двери, и в нем появилась кружка с водой и большой ломоть хлеба.

И все.

Но уже была надежда — было легче.

И вдруг — слетела мертвая тишина, Айдис услышал обычный шум крепости — вернее, не то чтобы шум, но мертвенности уже не было; где-то капала вода, прозвучали вдалеке шаги...

Приблизились.

На пороге стоял парень — лицо его было незнакомым, но Айдис сразу узнал — и Илатара, и волка... все было в этом лице.

— Это я, — сказал он. — Я, Лис. Пойдем...

Айдис встал. Невольно поёжился: было жутковато. Оборотень... Как это?! Как они могут? Впрочем, раз сообразил выйти из войны, уже хорошо...

Он подошёл ближе, мгновение помедлил... коснулся его руки.

— Идём.

— Ты не пугайся этого, — говорил Лис, ведя Айдиса по темным лестницам — местами света не было вообще, он брал его за руку. — Мы же майар тоже, хоть и младшие. И потом, быть человеком удобнее. Сам посуди, жрать что-то всем нужно, а не можем же мы, как дикие волки, охоту стаями устраивать? Издавна так повелось, что силы восполняются в обычном облике, человеческом.

Они наконец вышли на свет. Вопреки ожиданиям, оказалось не так уж темно — ну, пасмурный день, облака, но не более того. Они стояли на открытой галерее, а вверх тянулась гигантская стена... никогда еще, даже в Нуменоре, Айдис не видел ничего подобного.

При взгляде наверх у Айдиса попросту закружилась голова, он опустил голову. В мыслях крутилось два вопроса: как погиб Илатар, и что будет с Торнаром... Но он не решался их задать.

Сверху спустились два коня. Один, коснувшись земли, подбежал к Айдису, и тот с удивлением узнал — да это же Быстрик! На этот раз крыло у него выглядело совершенно целым.

— Здравствуй, — на лице Айдиса появилась тень улыбки. — Вот и свиделись...

"Здравствуй, — конь заржал, как будто засмеялся. — Садись!"

Рядом вскочил на другого коня Лис. Айдис услышал мысленно:

"Быстрик сам меня нашел. Ну, теперь в путь, через несколько часов будем у эльфов... Ты ведь и сам туда хотел."

Айдис забрался в седло.

"Да, хотел... знаешь, почему он нашёл тебя? Я позвал его... когда протрезвел после твоих похорон. Не знал, куда бежать, что делать, что всё это значит. Единственная была ниточка, чтобы кто-то из ваших попытался что-то разузнать."

"Ну да, — в мыслях Лиса наступила пауза. Кони взмыли в воздух, и взгляду Айдиса открылась гигантская крепость, откуда они улетали. — А знаешь... Тебе ведь позволили бежать. Нарочно."

Опытный глаз Айдиса сразу отметил: да, сооружение серьёзное, об него может обломать зубы любая армия, если не найти окольных путей... И надо полагать, вряд ли кто-то из нуменорцев видел то, что открывается ему сейчас... Разве что жрецы Эру пошлют в разведку орлов Манве.

Потом до Айдиса дошёл смысл того, что он услышал.

"Но тёмные искали меня. Притворялись? Для кого? Зачем это бесконечное враньё, одно над другим, в несколько слоёв?"

"Ты так видишь, потому что считаешь нас чудовищами. А ты посмотри, как если бы мы были такими же людьми, как вы, и тебе все станет понятно. Скорее всего. "

"Лучше расскажи как есть, — попросил Айдис. — И ещё... я хочу спросить, как погиб Илатар. Я должен знать."

"Илатар... — в мыслях оборотня что-то как будто упало. — Айдис, знаешь, это не было больно. Не мы — ханнатцы. Мы просто улучили момент, когда можно было подменить тело. Это не когда меня ранило, раньше. Вы нашли Илатара, решили, что он оглушен, а на самом деле Илатар был мертв..."

Айдис помрачнел. В памяти сразу всплыло: ночь, шорохи по кустам, очередной дозор, очередная погоня... и как у него словно что-то оборвалось внутри, когда он увидел друга лежащим на земле...

"Я знаю, что это подло. Но ему было все равно уже не помочь, пойми. А что до тебя... Горт не хотел отдавать нас южанам. Там так вышло — не было другого места, иначе бы ты почти наверняка погиб. А потом в крепость, как на грех, вернулся отряд Молфара раньше, чем должен был. Мне Горт еще мог помочь, а тебе не вышло бы. Он против ненужной жестокости."

"А как же он взял его память? — в голосе Айдиса проскользнул страх. — С мёртвого?"

"Так что же, разве трудно? С живого бы и не взял так легко и быстро, аванирэ. А тут уже просто, душа..."

"Горт, я вижу, сильно против того, чтобы ты общался со мной," — не сразу проговорил Айдис.

"Он считает тебя... Безнадежным, — ответил Лис. — По памяти Илатара. А я — не считаю."

"Это как? — усмехнулся Айдис. — В том смысле, что я никогда не перейду на вашу сторону?"

"Что ты всегда будешь считать нас врагами, которых можно лишь убивать. И южан тоже."

"На войне как на войне, как выразился Горт, — пожал плечами Айдис. — давай не будем об этом."

"Я к ним тоже не смогу относиться по-прежнему, — после долгой паузы признался Лис. — Не ожидал... "

"Лис... Я боюсь, он не оставит тебя в покое. Будет использовать. Не знаю, как... пользоваться тем, что ты будешь жить в эльфийском городе. Я не знаю..."

"Что тут сделать? Будет, конечно. Он всех использует... Посмотрим."

Внизу медленно проплывала земля. Они летели не так высоко — вот уже потянулся справа хребет Мглистого с его горными вершинами, укрытыми вечными тучами; вот зазеленели внизу леса, проплыли реки, бегущие с гор...

"Скоро. Спускаемся..."

Айдис впервые увидел эльфийский город и поразился: с высоты он казался игрушечным, ненастоящим, как будто ребёнок решил поиграть в эльфов и построил крепость с башенками... А чуть позже — город стремительно увеличился, вырос, и оказалось, он далеко не маленький, куда побольше того, в котором Айдис родился и вырос.

Кони опустились на центральной площади, копыта звонко застучали по вымостке. Он ещё удивился: вот так, в открытую, — крылатая конница Врага в эльфийском городе? хотя, впрочем, после Артанис вряд ли стоит чему-то удивляться... Всех использует, да. Холодная расчётливая сволочь, Жестокий. И про него Лис ещё будет говорить, что он против ненужной жестокости? Да, пожалуй, этот найдёт пути покривее, но повернее...

На площади стоял эльф — по виду, нолдо: высокий, красивый, как все эльфы, с черными волосами, в серебристого оттенка одежде — впрочем, явно повседневной. Он шагнул к ним.

— Наконец-то вы добрались! — заговорил он. — Лис, рад тебя видеть в добром здравии. Айдис, привет и тебе. Меня зовут Ниррандиль.

— Здравствуй, Ниррандиль, — Айдис поклонился, лицо у него было каменным. — Я так полагаю, Лис тебе уже всё объяснил.

— Да, в общих чертах. Ты не против — пойдемте пока ко мне? Места у нас много, после феанорингов осталось...- эльф улыбнулся.

— Я не против, — ровно сказал Айдис и вдруг обернулся: откуда-то сбоку, с одной из улиц, донеслись быстрые шаги, и на площадь выскочил мальчишка-эльф в зелёной одежде.

— Лииис! — радостно крикнул звонкий голос. — Ты вернулся! Я почувствовал, я услышал!

Айдис ошеломлённо смотрел, как мальчишка чуть не повис на шее у оборотня.

Он смотрел, как Лис обнимал мальчишку, кружил его, на лицах обоих было самое настоящее счастье. Потом оборотень наконец отпустил эльфенка, и сказал:

— Я же обещал, что вернусь, не мог же я тебя обмануть. Что у вас тут новенького, пока меня не было?

— Ой, много всего! — мальчишка стал говорить нормально, и у Айдиса перестало звенеть в ушах. — Я придумал, как можно огнём делать цветы, я тебе покажу...

Айдис обернулся к Ниррандилю.

— Я чего-то не понимаю, — признался он. — Это вообще как? Этот, оборотень, говорил мне, что Гортхауэр хотел отнять у мальчика Кольца... А такое впечатление, что они как... как родные, что ли.

— Подружились они с ним, — тихо пояснил Ниррандиль. — Еще тогда, когда майа у него кольца отнял — тот в плену был. Отнял, но после вернул — понял, что Кольца умерли, что они не оживут в его руках.

— Хорошо бы вот так от Тёмного всех сманить, — неприязненно отозвался Айдис. – Всех, в ком душа осталась ещё. У этого-то не то что Кольца, у него вообще ничего жить не может. Мёртвое сердце...

— Он жил здесь, — отозвался Ниррандиль. — Больше сотни лет. Мы привыкли к нему. А потом... Потом привел армию.

Он повернулся к Тинтаурэ.

— Пойдемте, наконец. А то феаноринговский дворец так и будет пустовать. Расскажете все.

Мальчишка крепко держал Лиса за руку. На Айдиса смотрел с интересом: явно никогда не видел людей. Айдиса это неприятно кольнуло. Все вместе они последовали за Ниррандилем, и Айдис невольно подивился: всё-таки красивые они, эльфы...

Дворец действительно был дворцом — по своей массивности и внутреннему убранству. Впрочем, чувствовалось, что возводили все это довольно быстро, и украшали — тоже быстро. Однако здание не уступало нуменорским дворцам ни в чем... а в стройности, несомненно, превосходило. Видимо, сказывалось эльфийское искусство. Ниррандиль пояснил:

— Построили быстро, за пять лет. Начинали давно еще, при Аннатаре, а как он ушел — не до изящества и отделки стало. Сделали, как могли... В Форменосе, я видел, было что-то схожее.

Они вошли в комнату, которая выглядела более жилой, чем остальные — здесь тоже был белый камень, но на резных деревянных креслах лежали гобеленовые подушки с цветным узором, в камине тлел огонь, а на белом, украшенном изящной резьбой столе, на скатерти стояло блюдо со свежим хлебом, большой кувшин и кубки.

— Располагайтесь, — пригласил Ниррандиль. — Айдис, если захочешь — можешь пока остановиться здесь, тут много комнат. Лис, пока не уехал, тоже здесь жил, в первом ярусе.

— Спасибо, — Айдис опустился в кресло. — Красиво тут у вас... Ты здесь, как я понимаю, государь? В таком случае позволь обратиться к тебе с просьбой.

Тинтаурэ, державшийся рядом с Лисом, нахмурился: что-то в голосе Айдиса ему не понравилось, и теперь он ждал, что нуменорец собирается чем-то обидеть его друга-оборотня.

— Я не принадлежу к королевскому роду, — ответил Ниррандиль, садясь напротив Айдиса. — Но когда Келебримбор признался, что не сумеет исполнять эти обязанности, Артанис предложила выбрать короля — и избрали меня. Так что за просьба у тебя?..

— Я хотел пойти в Воины Эру, но, увидев племянника, который им стал, раздумал. Жрецы же, видимо, считают, что раз ты решил, то обратной дороги у человека быть не может, что бы он ни стал думать. Они обвинили меня в предательстве, а единственный человек, который мог меня защитить от них, и защищал, теперь... мёртв или скоро будет мёртв.

Он упорно не смотрел на Лиса.

— Я прошу у тебя дозволения остаться в Ост-ин-Эдиль и привезти сюда семью.

— Из Нуменора? — спросил Ниррандиль. — Чтобы они узнали о твоей судьбе и не подпали под волю жрецов?

У Айдиса дёрнулся уголок рта.

— Меня там нет, — напомнил он. — Я не знаю, что там происходит. Может, они уже сейчас... стали отверженными, как члены семьи предателя. Я не знаю.

— Разумеется, я не против, — сказал Ниррандиль. — Ты многое сделал для нас, и мы будем рады помочь твоей семье. Но как это сделать на практике? Лис, твои крылатые кони?.. — он посмотрел на оборотня.

— Не на корабле же плыть невесть сколько времени, — кивнул тот. — Людей перевезти несложно, а вот как быть с остальным — у вас же там дом, хозяйство, вещи. Ну, многое мы перевезем, ладно... Дом тогда продать? — он посмотрел на Айдиса.

Айдис вздохнул.

— Не надо рассчитывать на то, что там что-то можно сделать открыто. Если всё так, как я думаю... Нет, что толку гадать.

— Давай так, — сказал Лис. — Мы с тобой туда смотаемся. Узнаем все, посмотрим. Тогда и будем решать. Правильно я говорю?

Ниррандиль кивнул.

— Не сразу, — Айдис взглянул на Тинтаурэ. — А то твой приёмный сынишка обижаться будет: как это так, только что появился и сразу опять уезжаешь. Знаю я это дело...

Лис хмыкнул.

— У него родители есть, — сказал он. — Я скорее названный братишка.

— И ещё, — Айдис без улыбки взглянул на Ниррандиля в упор. — Я не знаю, что у вас с Гортхауэром... Знаю, как в Золотолесье, с Артанис, и мне это не понравилось. К вам он армию приводил, значит, вам с ним больше ясно, надо полагать. Так вот. Я боюсь, он Лиса хоть и отпустил, но в покое не оставит. Чтобы я лишнего чего не думал, лучше расскажи мне, что у вас и как. В любом случае, — он криво усмехнулся, — мы. люди, здесь ненадолго, на земле, мы уйдём, а вы останетесь дальше жизнь свою вести.

— Ты знаешь, что Гортхауэр приводил сюда свою армию? — спросил Ниррандиль, кинув короткий взгляд на Лиса.

— Знаю. Я видел людей, через которых она шла к вам, дунландцев. И ещё... рассказывали, словом.

— Словом...- проговорил Ниррандиль. — Словом — перемирие. Отсюда ушли феаноринги — их, по сути, изгнали. Они намеревались вести всех нас к темной стране, воевать с нею.

Айдис выслушал это всё с каменным лицом.

— На каких условиях перемирие?

— Да ни на каких,- ответил за Ниррандиля, опередив его, Лис. — Мы не лезем к ним, они не лезут к нам.

— Стоило огород городить и тащить сюда армию, — усмехнулся Айдис. — Полагаю, тут было что-то ещё. Прошу прощения, но я человек военный и привык думать именно в эту сторону. Впрочем, доставать не буду и в ваши секреты лезть — тоже. Вы даёте мне возможность жить здесь, я благодарен вам, и было бы неприлично смоей стороны лезть в ваши дела.

— Он не знал, что кольца умрут в чужих руках, — пояснил Лис. — Был уверен, что сумеет их найти, отнять и задействовать.

— А это всё потому, что я его проклял, — неожиданно сказал Тинтаурэ и посмотрел на Айдиса. — Не веришь, да?

Тот смешался.

— Да нет, почему... всякое бывает.

— Мне кажется, не в этом дело, — сказал Ниррандиль. — Не он создавал Кольца. Кольца стали живыми. Он отобрал их, они... испугались, как живые существа.

— Не он создавал, это верно, — кивнул Айдис. — Келебримбор. А скажи-ка мне, государь Ниррандиль, ты обмолвился, что он не смог исполнять королевские обязанности. Это почему вдруг так?

— Он счел себя виновным перед нами. Он указал Аннатару путь к Кольцам.

— Поддался на угрозы... — Айдис покачал головой. — Понимаю.

— Нет. В том-то и дело, что нет. Добровольно.

— Как это?! Но... почему?

— Я сам толком не понимаю, — признался Ниррандиль. — Они же были друзьями раньше. Все это очень странно. Келебримбор ненавидел его, а потом... потом словно исчезла эта ненависть.

Айдис посмотрел на Лиса.

— Объясняй, — потребовал он.

Тинтаурэ вскинул голову.

— Лис, ты же там был, у ворот, когда они приходили, мне рассказывали! Это когда ещё у кого-то рука сорвалась, и наши начали стрелять...

— Вы бьетесь, бьетесь, — сказал Лис. — Все просто. Горт — жесток, да. Но он не... Не скотина. Он не хотел уничтожать Эрегион. Кольца ему нужны были, чтобы вернуть Мелькора, и — все. Келебримбор, конечно, поначалу отнесся к нему, как к врагу. Потом , слово за слово, понял, что ошибается, что нет перед ним того врага, которого боялись эльдар, есть все тот же Аннатар, или Гортхауэр, как хочешь назови — тот же, что был ему другом сотню лет, и что он в беде. Вот он и не выдержал.

— Вон оно как, — медленно проговорил Айдис. — Друг, значит. Что же это за друг, который к твоему дому приводит армию? И как можно ему послед ТАКОГО вернуть доверие? Нет, чего-то я не понимаю в этой жизни...

— А я понимаю? — развел руками Ниррандиль. — Найди его, спроси. Но все же это лучше, чем война.

— Спрошу... — Айдис досадливо качнул головой. — Послал же Эру такого соседа... мягко говоря, неугомонного. Лис, ты же был там, в этой армии! Ты же ждал приказа брать этот город, в котором мы сейчас сидим?

— Да, — коротко сказал Лис.

— Я извиняюсь, но не хватит ли переливать из пустого в порожнее? — спросил серьёзный мальчишеский голос, и Айдис обернулся. — Честное слово, вот заладили одно и то же! Да вы хоть сотню раз задайте этивопросы, ответьте на них, прошлое не изменится, останется прошлым! Надо же жить дальше.

— Что-то в этом есть, — засмеялся Ниррандиль. — Во всяком случае, темные на нас в ближайшие сто лет не нападут, и на том спасибо. А если нападут Жрецы — придется тебе, Тинтаурэ, нас защищать.

— Не хотелось бы, — Айдис вздрогнул. — Там, среди них, мой племянник... Я прошу прощения, государь, я знаю, вам, эльфам, усталость неведома, но я простой человек, и в последнее время жизнь моя была далеко не мирной, даже если учесть, что я воин. Ты позволишь мне удалиться на отдых?

Ниррандиль поднялся.

— Пойдем, я покажу тебе, какие комнаты сейчас свободны. Не называй меня государем — не к лицу мне именоваться таким титулом.

— Как угодно, — несколько растерянно отозвался Айдис. — Прости, я не хотел тебя обидеть. Как скажешь, так и буду звать.

Он встал.

Оказалось, что в нижнем ярусе дворца пустует множество комнат. Лис сам провел Айдиса вслед за собой.

— Здесь будет лучше, — сказал он Ниррандилю. — Пусть пока поживет рядом со мной.

Айдис дождался, пока за Ниррандилем закроется дверь, и опустился на кровать.

— Что-то тяжко, — пожаловался он, глядя в потолок. — Не сказать, чтобы совсем, бывало и хуже... но всё равно.

— Приходится жить дальше, — сказал Лис. — А что иначе делать?..

— Что будет с Торнаром? — тихо и чётко спросил Айдис. — Убьют?

Лис сел в кресло, покосился на Айдиса.

— Больше чем уверен — нет.

Айдис помолчал.

— Заставит служить себе? воевать против своих?

— Не знаю. Попытается склонить к себе, да. Отдаст другим с этой же целью... Наконец, просто отправит на рудники. Но что убьет — вряд ли.

— Да, головами и умениями не швыряются, — в голосе Айдиса звучала горечь. — Умный он у вас, ничего не могу сказать. В общем, уже то, что он уцелел в Войне Гнева, о многом говорит...

— Айдис, — Лис, видно, не выдержал, пересел к нему ближе. — Горт, он... Не лучше и не хуже нас. Он в чем-то, по-моему, как ребенок, лишившийся отца. Без Мелькора. Вот он теперь и сходит с ума — его вернуть.

Айдис повернулся к нему, заложил руки за голову.

— Ты хочешь сказать, это он, когда его выставили из Эрегиона, потерял голову и попёрся с войском сюда, зная, что приказ о штурме всё равно не отдаст? Так, что ли?

— Почему не отдаст? — удивился Лис. — Отдал бы. Страхом всех бы из города выгнали, на равнине бы отлавливали. Не в первый раз, все давно проработано.

— Интересно, и сколько бы наших полегло... точнее, их, эльфов, — пробормотал Айдис. — Мелькора вернуть... совсем с ума сошёл. Да это арда не выдерит, если гран Мира шелохнуть без головы...

— Да нет, вряд ли бы тут кто-то погиб, — сказал Лис. — Тем более, что он не хотел им гибели, никому вовсе. И Мелькор — это не так страшно. Ненависть, Айдис. Вот главная граница между нами.

— Мелькор... — Айдис вдруг повернулся к Лису, глаза расширились: до него как будто только сейчас дошло. — А ведь ты его видел. Да?

— Конечно. И видел, и знал... А вы боитесь его. Моргот.

— Боимся? Да нет, сейчас-то уже нет. А вот пророчество о Дагор Дагоррат после возвращения Мелькора — тут, знаешь ли, есть чего бояться. И ты бы боялся, если бы задумался про это...

Лис вздохнул. Снова уселся в кресло напротив и запрокинул голову.

— Оно вас всех заперло, — сказал он. — Не знаю, откуда оно пошло, но если его придумал кто-то из светлых, он был очень умен.

— Пророчества не придумывают, пророчества предвилят, — поправил Айдис. — А кто это был, ты лучше у эльфов спроси. Говорят, то ли сразу после Войны Гнева, то ли во время неё была такая безумная пророчица Дайра. Говорят, она видела прошлое и будущее одинаково ясно, что она ходила в чёрном платье с железными браслетами, искала какой-то деревянный город... Говорят, что её... — Айдис запнулся, — однажды зимой съели волки, и что опознали тело только по этим браслетам. А по другой версии, она спаслась, и так как в её жилах была кровь эльфов, живёт где-то в лесах до сих пор.

— Это не она, — сразу сказал Лис. — Это пророчество было и раньше. Оно давно было. Еще до Брахоллах. Но пойми, Айдис, будущее — не скрижали. Будущее — вода. Оно зависит от наших воль.

Айдис покачал головой.

— Всё предпето в Великой Музыке... А ты... ты тоже хочешь, чтобы он вернул Мелькора?

Лис долго молчал. Потом сказал:

— Ему там очень больно. А я знаю, что это такое. Но у меня было... Пару часов. А у него уже века.

Айдис кивнул.

— Это мне понятно. В общем, могу вас понять... послушай, всё хотел спросить. Какой облик у тебя... настоящий? Волчий или человечий?

— Оба, — Лис даже удивился. — Я всегда был — и так, и так. Я не волк — во всем. Я больше майа в волчьем облике. Ведь у Горта тоже есть облик волка, ты знаешь?

— Ну да, я слышал, что он в виде волка отправился с Хуаном воевать, и что тот его цапнул, — кивнул Айдис. — Хотя что-то странное в той истории есть. Я прикидывал, — ну я извиняюсь, если тебе горло прокусили, тут очень быстро концы отдашь, куда уж там в летучую мышь превращаться.

— А ему Тхурингветиль помогла, — сказал Лис. — Утащила оттуда. Хотя горло ему и не прокусывали, но сильный майа на сильного майа... сам понимаешь...

— Ну, примерно... Вот что, — Айдис встал, подошёл к окну. — Пару дней надо отдышаться. Это ничего не решает: если там, в Нуменоре, что-то происходит или уже произошло... тут не помешать. Да и мальчишка твой тоже должен успокоиться. Я ж помню, как меня сынишка встречал, то же самое всё... а потом в путь. Надо заканчивать с этим делом.

Он помолчал, затем обернулся.

— И ещё... Я не успел тебе сказать. Судя по этим ханнаттцам, это они навели Горта на наш отряд, и мне полагалось сейчас быть мёртвым. Ты спас мне жизнь... Благодарю.

Айдис подошёл к Лису и крепко пожал руку.

— Ну... — сказал Лис неопределенно. — В общем, да. Но война есть война. Вы режете наших, мы режем ваших, когда помогаем ханнатцам, о них самих и говорить не приходится...

— Именно, — кивнул Айдис. — Взаимное резанье как-то больше вписывается в картину, чем... то, что было сейчас. Так что... я действительно благодарен тебе.

— Вы относитесь к ханнатцам, как к дикарям. Это все же... Неверно.

Айдис задумчиво посмотрел на Лиса, сел напротив.

— Кто более дикарь: феаноринги или ханнаттцы? По-моему, тебя и те, и другие отделывали примерно с одинковым... скажем так, уровнем культуры.

Лис невесело засмеялся.

— Это да. Но если ханнатцы казнили преступника из отряда, убившего их людей... то феаноринги просто дорвались до старого наслаждения.

— И давно ты здесь? — не сразу спросил Айдис. — Как к тебе эльфы-то? Вроде же нолдор, по идее, должны бояться. Нет?

— Нет. Они же чувствуют злобу. В этом смысле с ними проще, чем с людьми.

— А этот мальчик? Будучи в плену, он должен был бояться и ненавидеть вас всех...

— Да, конечно. Но с ним же не обращались, как с врагом. Все-таки ребенок...

Айдис вздохнул.

— Как так вышло, что вы подружились?

— Он волков пошел смотреть, — улыбнулся Лис. — Ему же никто не запрещал ходить по лагерю, наши с ним общались. Он освоился быстро. И потом очень гордился, что сумел проклясть самого Темного Майа.

— Волк из тебя действительно загляденье, — признал Айдис и оставил при себе мысль: если не знать, что это не просто волк... — Мой сынишка, боюсь, повёл бы себя точно так же, он тоже собачник.

— Между нами гораздо больше общего, чем кажется. Жаль, что сейчас Нуменору с Ханнаттой мира уже не видать. Горт и раньше помогал им, а теперь им без нас уже откровенно не выжить.

— Я уже понял, что в мире назревает большая война. И, как все мероприятия бессмертных, дело затянется на сотни лет... Чем закончится, я не увижу. И хорошо.

— В Ханнатте его склоняют не тянуть и применить силу этой его новой игрушки, Кольца, в полную мощь, — сказал Лис. — Оно способно уничтожить Нуменор. Не физически... разрушить его военную мощь. Впрочем, только сам Горт, наверное, знает, на что оно способно.

Айдис невольно вздрогнул и поймал себя на мысли, что начал спешно подыскивать, чем можно противостоять мощи Единого. Потом прикрыл глаза. Всё равно — он в глазах жрецов Эру предатель, они будут разбираться со всем этим сами и его, уж извините, не спросят. Да и что он — лучше разбирается в деле, чем вожди Нуменора? Вытащить бы семью оттуда... Увидеть их под властью жрецов ли, или тёмных — ему было бы одинаково противно.

— Он не согласится, — сказал Лис. — Я уверен.

— Хорошо бы, — едва слышно проговорил Айдис.

В дверь осторожно постучали.

— Лис, это я, Келебримбор. Можно?

— Потому что тогда Ортхэннера не станет, — вполголоса закончил Лис, — останется только Гортаур Жестокий. Навсегда. Можно! — сказал он громко. — Входи!

Дверь отворилась.

— Кто это — Ортхэннер? — спросил Айдис и вскинул на Лиса напряжённый взгляд. — Ты уж меня не пугай. У него что, раздвоение личности?

Вошедший Келебримбор остановился, пытаясь понять, о чём идёт речь.

— Это его старое имя, с предначальных времен, — ответил Лис и повернулся к эльфу. — Мы тут так... Судьбы мира обсуждаем, — он улыбнулся.

— Понятно, — Келебримбор занял одно из кресел. — Как я понимаю, именно вы вдвоём и побывали у жрецов Эру? Я хотел бы узнать, что там было. Я тут, конечно, не с предначальныз времён, но тоже... многое повидал.

— Армию они создают, армию, — сказал Лис. — Армию бездумных и бессмысленных существ. Жутко было видеть.

— Можно попросить вас обоих открыться мне? — Келебримбор был очень серьёзен.

— Я-то могу... — Лис помолчал. — Айдис, ты уж решай.

Айдис смотрел на Келебримбора — исподлобья, недоверчиво: в памяти сразу всплыла встреча с Артанис.

— Лис, а вы с Артанис... притворялись передо мной? — спросил он резко. — Что она твою память прочитала, да так, что тебе от этого стало плохо?

— Мне не плохо стало, это просто... — Он прикусил губу. — Чуждое. Чужое...

Келебримбор коротко взглянул на Лиса.

— А сам бы ты меня не предупредил? Я ведь не более "тёмный", чем Артанис.