Фродо – властелин Кольца

Автор: Кэт Вязовская, Анжела Ченина

Фродо был уже далеко: не слыша последних выкриков Боромира, не разбирая дороги, бежал он вверх. Жалость и ужас терзали хоббита, когда ему вспоминался озверевший гондорец с искаженным лицом и горящими глазами, в которых светилась безумная алчность.

Вскоре он выбрался на вершину горы, перевел дыхание и поднял голову. Ему открылась, но как бы в тумане, мощенная плитами круглая площадка, каменная, с проломами, ограда вокруг нее, беседка на четырех колоннах за оградой и многоступенчатая лестница к беседке. Хоббит понял, что перед ним Амон-Ведар — или Овид на всеобщем языке, — Огромный Сторожевой Пост нуменорцев. Он поднялся по лестнице, вошел в беседку, сел в Караульное Кресло и осмотрелся.

Однако сначала ничего не увидел, кроме призрачно туманных теней – ведь у него на пальце было Вражье Кольцо. А потом тени вдруг обрели резкость и стали картинами неоглядного мира, будто хоббит, как птица, вознесся в небо.

На восток уходили неведомые равнины, обрамленные в отдалении чащобами без названий, за которыми высились безымянные горы. На севере поблескивала ленточка Андуина, и слева к Реке подкрадывался Мглистый, сверкая зубьями заснеженных скал. На западе зеленели ристанийские пастбища и крохотно чернела башенка Ортханка, с которой Гэндальфа унес Ветробой. На юге, от вспененных струй Оскаленного, низвергающихся под радугой в низины Болони, Андуин устремлялся к Этэрским Плавням и там, разделившись на множество проток, вплескивался в серо-серебристое Море, над которым, подобно солнечным пылинкам, кружились мириады и мириады птиц.

Но не было мира в зацветающем Средиземье. На Мглистом, как муравьи, копошились орки. Под голубыми елями восточного Лихолесья дрались люди, эльфы и звери. Дымом затянуло границы Лориэна. Над Морией клубились черные тучи. В землях Бранда полыхали пожары.

Вооруженные всадники, настегивая коней, мчались по широким равнинам Ристании. Изенгард охраняли стаи волколаков. Вастаки и хородримцы двигались на запад: лучники, меченосцы, верховые копейщики, сотники и тысячники в легких колесницах, тяжело груженные припасами обозы, пустые телеги для награбленного добра — несметная сила Вражьего воинства.

Фродо снова посмотрел на юг. В Белых горах, к западу от Андуина, горделиво вздымалась могучая крепость, окруженная белокаменной неприступной стеной, — Минас-Тирит, надежда гондорцев. И в сердце хоббита вспыхнула надежда. Однако на черном предгорном плато к востоку от Андуина, у Изгарных гор, воздвиглась громадная черная крепость — хищная, многолюдная, грозная. Фродо невольно посмотрел на восток. За Изгарными горами, в долине Горгорота, темной даже под сверкающим солнцем, громоздилась одиночная Роковая гора, окутанная клубами багрового дыма. Взгляд хоббита скользнул чуть дальше. И вот, заслоняя остальные видения, ему открылся укрепленный Замок. Фродо хотел отвернуться — и не смог. На уступчатом утесе, за бесчисленными стенами, окруженный приземистыми дозорными башнями, которые лепились по уступам все выше, застыл, словно черный паук, Барад-Дур — Бастион Тьмы, логово Саурона. И тьма загасила надежду хоббита. А потом он ощутил ГЛАЗ.

Глаз напряженно разыскивал Хранителя, который осмелился надеть Кольцо. Как цепкий палец, он обшаривал Средиземье. Фродо чувствовал, что от Глаза не спрячешься. Вот он уже ощупывает Наслух. Вот скользнул по ущельям Скалистого... Фродо спрыгнул с Караульного Кресла, упал, скорчился на полу беседки, заслонил глаза лориэнским капюшоном.

Он беззвучно шептал: Не отдам! Не сдамся! — а в беседке звучало: Отдам! Сдамся! — и гулкое эхо разносило над Овидом эту сиплую клятву бессилия. А потом в голове у него прозвенело: Сними! Сними же, дуралей, Кольцо! — и над Овидом разлилась тишина.

В крохотном Хранителе противоборствовали две могучие силы. На мгновение они уравновесились, и он потерял сознание. А когда пришел в себя, то почувствовал, что ни Глаза, ни Голоса больше нет: у него снова была свободная воля, и он сорвал с пальца Кольцо — как раз вовремя. Над беседкой пронеслась темная тень, вниз дохнуло могильным холодом — и опять засверкало солнце. В небе перекликались птичьи голоса.

Фродо медленно поднялся на ноги. Он чувствовал слабость, как после болезни, но воля его окончательно окрепла.

— Я должен идти один, — сказал он. — Потому что темная сила Кольца уже злодействует у нас в Отряде. Да, мне надо уходить одному. Теперь я и верить-то могу не всем, а тех, кто меня никогда не предаст — старину Сэма или Мерри с Пином, — слишком люблю, чтоб тащить в Мордор. Бродяжник рвется на помощь гондорцам, и он им нужен сейчас вдвойне — раз Боромир заражен злодейством. Надо уходить одному. Сразу же.

Он сбежал вниз, к лужайке, где его нашел Боромир, и прислушался. До него донеслись встревоженные крики.

— Они меня ищут, — сказал он вслух. — Интересно, сколько же прошло времени? Наверное, несколько часов, не меньше. — Ему показалось, что крики приближаются. — Как же быть? — пробормотал он негромко. И твердо сказал: — Уходить. Сразу. Иначе я вообще никогда не уйду. И прощаться нельзя. Они меня не отпустят! Значит, надо уходить не прощаясь.

И Фродо надел на палец Кольцо.

Там, где только что стоял хоббит, медленно подымалась примятая трава. А вниз по склону прошуршали шаги — легкие, как шелест весеннего ветра.

Он подобрался к реке. Понимал: будут искать, и, в первую очередь, Сэм, — как же иначе-то...

И смекнёт, что переплывать Андуин надо на лодках.

И будет стеречь там.

Вот туда-то мы и не пойдём...

Спрашивается: а как?! Ну не вплавь же, даже для того, кто вырос на Брендидуиме, широковато...

Значит, — вверх по течению.

Сделать плот. И вперёд.

Он тихо двинулся вдоль берега.

Он уходил быстро, спеша изо всех сил, и все же, когда там, далеко позади, начался бой — он услышал. Услышал рог Боромира, и понял, что там — случилась беда, раз могучий воин призывает на помощь.

Оставалось лишь гадать — что там случилось, и почему Боромир звал на помощь ТАК: значит, рядом не было всех остальных? Тут же пришла догадка: они могли искать его, Фродо, и... наткнулись на орков?.. а если все они теперь уже погибли — из-за него?

Назад теперь дороги не было. Стоять на месте долго тоже было опасно... ведь те, с кем сражался Боромир, могут явиться и сюда. Для них-то, орков, или Громадин, это расстояние — всяко быстрее, чем для хоббита. И нельзя привлекать к себе внимание... никак.

А потому нельзя снимать Кольцо.

От того, что Оно у него на пальце, его бросало то в жар, то в холод, и казалось невозможно — снять, и не снимать тоже нельзя... Он чувствовал, что в голове у него начинает мутиться, но всё шёл, шёл, шёл...

Новым чувством он видел все, что происходило вокруг, так, словно его собственное зрение и слух неизмеримо обострились — и вскоре понял, что да, орки, большой отряд, и что они его — нагоняют. Отряд — не менее полусотни орков — спешил по берегу реки, единственным путем, который здесь был проходим, и нагнать хоббита они должны были очень скоро. Знал Фродо и другое: там, высоко в небе, был Черный Всадник... только не на коне, разумеется, а на какой-то крылатой летающей твари: ужас, исходящий от него, долетал и сюда. И, кажется, не один — но об этом Фродо боялся и думать. Оставить Кольцо на пальце — учуют; снять — нагонят орки...

Рана на плече снова мучительно заныла, холод начал расползаться по телу.

Он пригнулся, рванулся из последних сил — к Реке.

Будь что будет...

Не просто же так все говорили, что вода — верный союзник...

Ветки хлестали по лицу, бежать становилось всё труднее, под ноги то и дело подворачивались корни деревьев.

Миг — и он с размаху полетел на землю. Последнее, что успел сделать, — сжал руку в кулак: Кольцо не выскользнет.

И откатился к дереву, вжался в ствол. Не должны увидеть. Не должны.

Мир вокруг мутился, все вертелось колесом перед глазами — у него никогда еще, ни разу в жизни так не кружилась голова.

Орки приближались: топот десятков ног, грубые голоса, выкрики команд, тяжелое дыхание... Вот они — уже здесь; он видел их — рядом, грубые морды, вонь немытых тел, доспехи... впрочем, в Мории он уже повидал подобных существ. Эти, однако, света дня не боялись.

Миновали.

Крик назгула раздался сверху, жуткий, заставивший вжаться в землю — тень огромных крыльев пронеслась высоко над ним — и тварь рванулась куда-то на юг.

Тишина.

Некоторое время он просто сидел, пытаясь осознать: да, опасность прошла мимо...

И надо снять Кольцо.

От этого стало вдруг холодно, как зимой.

Не хотелось.

Невозможно.

Как будто оторвать часть самого себя.

Как будто сам воздух стал вязким, тягучим, а руки — чужими.

Он заставил свою руку потянуться к Кольцу...

...и снять его.

Мир резко обрушился на него — те же краски, привычные, но почему-то очень резкие, и звуки... да.

Он попробовал повесить Кольцо обратно на цепочку, — чуть не выронил: руки дрожали. Справился с собой.

Вздохнул.

Встал.

И внезапно услышал голос, чуть ироничный, спокойный:

— Долго же ты оставался невидимым... Фродо.

От неожиданности он шарахнулся назад — наткнулся спиной на дерево.

Медленно обернулся на голос.

— Кто ты?!

— Ну, во всяком случае, не враг.

Человек был похож на Арагорна. Походная одежда цвета бурых листьев — вся в пыли и грязи... впрочем, у Хранителей была не лучше. На поясе — меч. Резкие черты лица, светлая кожа, темные волосы. Он разглядывал Фродо — откровенно, с интересом, и во взгляде было удивление.

— А вот что здесь делаешь ты? Бросил всех ваших, решил идти один?

Фродо помолчал. Много же он знает...

— Послушай, — осторожно начал он. – Ты, я вижу, многое знаешь обо мне. Может, ты скажешь, что ещё тебе известно? Чтобы мне не повторяться.

— Я следил за вашим отрядом, — человек сел на землю, чтобы быть вровень с Фродо. — Потому и знаю твое имя. А сейчас понял и еще кое-что. Недостающую часть головоломки... — он кивнул на грудь Фродо, туда, где висело Кольцо. — Ты сумасшедший, Фродо.

Фродо пожал плечами.

— Может быть... Но это _моё_ решение. Мой выбор. Я не хочу, чтобы за него платили другие.

— Уже заплатили. Боромир погиб. Твои друзья — хоббиты — оказались в руках у орков.

Фродо прерывисто вздохнул.

— Проклятое Кольцо, — проговорил он, глядя в сторону. — Лучше бы ему не находиться никогда, сгинуть навеки. Боромиру оно совсем разум помутило...

— Он пришел в себя перед смертью... я видел это, — проговорил человек. — Я слышал, как ты говорил с ним. Понял, что вы хотите сделать. О Мордоре. Но ведь это безумие.

— Не знаю, — Фродо опустил голову. — Хотя, конечно, мысли такие мне приходили. Что навряд ли я туда доберусь... Но друзьям моим туда идти — это страшнее не придумать. Пусть уж лучше я один. А Мерри, Пин и Сэм... Эх... Хотелось бы верить, что Арагорн спасёт их, выручит...

— Ты понимаешь, почему оркам нужны были именно они? Почему они стремились остальных — уничтожить, а их — захватить? — человек испытывающе смотрел на Фродо.

— Им нужен я, — напряжённо сказал Фродо. — Я и... и Кольцо. Видимо, они знали, что оно у хоббита, но не знали точно, у кого именно. Мы для них все на одно лицо, надо полагать...

— Вот именно. Это изенгардские орки. Интересно, что будут делать твои суровые друзья, если обнаружат, что врата Изенгарда перед ними закрыты... а именно так и будет, скорее всего. Мда, не слишком приятное будущее... Впрочем, ты-то, конечно, от своих планов отступаться не намерен?

— А у меня есть выбор? — с нажимом спросил Фродо. — Я бы бросился за ними, если бы это помогло им, а не навело на них тех, мордорских, — он невольно поёжился. — Я — главная опасность для них. Потому и ушёл.

— И — пойдешь в Мордор? Один? Не зная путей?

— Ну, не совсем не зная, — возразил Фродо. — Я пока в Раздоле был, все карты изучил, какие были, с Гэндальфом разговаривал. Хотя, конечно, где сам не побывал, там сложнее... Но всё ж не потеряюсь.

— Это ты сейчас так полагаешь. Но самое плохое не в этом... В Мордор есть только два пути. Врата и Кирит-Унгол. Тебя схватят, Фродо. У тебя нет ни малейшего шанса пробраться туда, минуя посты.

— Ну, Врата — это понятно, — Фродо понимал, что теряет почву под ногами, но смириться было выше его сил. — А что такое Кирит-Унгол? И вообще — ты-то кто такой? Откуда ты всё это так хорошо знаешь? Хоть бы представился...

— Эгленн, — человек символически поклонился, не вставая. — Я нечто вроде вашего Арагорна, только сам по себе. А что касается Кирит-Унгола... Древние языки изучал?

— Изучал, — кивнул Фродо. — Эльфы даже говорили, у меня хорошее произношение. На квенья.

Он присел на корни дерева. Странно: только что мир, казалось, готов был рухнуть, — Боромир, Кольцо, погоня, орки... и вдруг — тишина.

— Ну вот и переводи, — Эгленн выжидающе смотрел на Фродо. — Кирит — что означает?

— Там много значений, — подумав, отозвался Фродо. — "Кир" — это "резать, рубить"... А вот второе слово — это на "Унголиант" похоже. Имя такое. Вроде паучиха.

— Ущелье. И — да. Унголиант... Что, тебе не терпится самому познакомиться с ее отпрысками?

Фродо подался вперёд, глаза широко раскрылись.

— Детёныши Унголиант?! Так это... вот, значит, как...

Он снова опустил голову, рука невольно потянулась к Кольцу.

— Что ж, получается — нигде не пройти? — прозвучало тихо и обречённо. — И что ж делать? Но ведь Гэндальф-то, Гэндальф и эльфы, когда мы решали это всё на совете, — они же думали, что я пройду. Значит, на что-то надеялись.

— Вот не знаю, на что они надеялись, — ответил Эгленн. — Гэндальф...

Он замолчал, словно перебирая разнообразные способы.

— Не знаю, — сказал он. — Через Врата иной раз ходят обозы...

В глазах Фродо появился огонёк.

— Обозы? Да, пожалуй... Эх, что ж он мне не сказал-то... Но вообще — странно. Такой толпой к Вратам идти, вдевятером... Заметят же, сразу заметят. Только покуда до них доберёшься, до Врат... Там же топи непролазные. Да и через Андуин плыть надо. А к нашим лодкам я не пойду. Уже не пошёл.

Он отвернулся.

— Отчего же — теперь к лодкам можно и подойти, они остались на берегу — там нет никого, — возразил Эгленн. — Сплавиться на лодках по Андуину можно. Только трудно будет остаться незамеченными.

— Нет, нельзя, — вздохнул Фродо. — Все ушли, это верно, но Сэм — он там. Это я хоть и не видел, а сказать могу точно. Вот...

Он вдруг закрыл глаза: дыхание перехватило от мысли. Если надеть Кольцо, то можно _увидеть_ наверняка.

— Да нет там твоего Сэма! Твой Сэм сейчас в орочьих лапах трясется — вместе с Пином и Мерри! — в тоне Эгленна было столько уверенности, что Фродо поверил сразу. — Я же видел это, видел своими глазами, понимаешь?

— Сэм?! — Фродо вскочил. — Но я же был уверен — он побежал за мной... Так. Раз ты такой всезнающий... пойдём со мной. За ними. Выручать. Сейчас же.

— Я всего лишь умею наблюдать, — ответил Эгленн. — За ними уже отправились остальные: Арагорн, Леголас, Гимли. Мы не сумеем догнать их. Ни вместе, ни в одиночку.

Фродо очень глубоко вздохнул... рука сама потянулась к Кольцу.

Надеть и _узнать_.

Увидеть.

Удостовериться.

И хоть немного обрести уверенность.

Хотя — откуда ей взяться, если сердце как сжалось, так и не разжимается до сих пор, и страх за друзей гложет душу...

— Фродо, — серьезно проговорил Эгленн. Рука его перехватила запястье хоббита. — Не нужно. Это не игрушка, которой можно пользоваться, сколько пожелаешь — и оставаться безнаказанным.

— Да я знаю, что это не игрушка, — Фродо вздохнул. — Ты думаешь, я просто так, что ли? Я только хотел _увидеть_.

Он не отнимал руки. Казалось, в этом мире, внезапно оказавшемся до жути огромным и смертельно опасным, не осталось никакой опоры, и только — нестись куда-то по бурному морю событий, полагаясь только на себя...

— Эгленн. Ты уверен, что их спасут?

Он прикрыл глаза. Посидел так некоторое время. Вздохнул.

— От Сарумана — да. Уверен.

-А от Саурона? — тихо спросил Фродо. — От него-то кто нас спасёт? Неужели всё напрасно, и нет спасения?

— Он и без Кольца их одолеет, — ответил Эгленн. — Что ему — силы мало? Было бы желание. Гондор не выстоит, это очевидно. Уничтожить Кольцо... — он усмехнулся. — Наивные.

Фродо не ответил. От этих слов словно накрыло: мир превратился в бездонную пропасть, и ты летишь в неё, летишь...

— Я не хочу жить в _таком_ Средиземье, — сказал он наконец. — Я пойду до конца, каким бы он ни был, и если суждено погибнуть, — по крайней мере, я буду знать, что сделал всё, что мог.

— Мне жаль тебя... Ладно. Давай, пойдем к лодкам. Я тебе помогу добраться до границ Гондора, а дальше... — Эгленн поднялся. — Дальше посмотрим.

Фродо тоже встал. Не стал ничего говорить, — просто пошёл следом за Эгленном к реке. Пусть до границ. Пусть. Посмотрим.

Лодки и вправду были на берегу. Только одной не было — Эгленн сказал, что видел, как хоронили Боромира: отправили к водопаду Рэрос.

Дальше человек поступил очень просто. Взвалил одну из лодок на плечо — благо что та была, Фродо знал, очень легкой — и так они молча обошли огромный водопад по берегу, спускаясь вниз.

Потом Андуин подхватил их лодку, понес, Эгленн умудрялся держать ее у берега — сказал, все равно орочья стая ушла, а лодку очень легко заметить сверху.

Так они проплыли целые сутки. Оказалось, что у Эгленна тоже были лембас... только завернутые не в лориэнские листья, а в другие, более темные.

При виде лембасов Фродо чуть ли не впервые слегка улыбнулся: сразу вспомнились тишина и покой Лориэна, прозрачный ночной воздух, в котором ты просто — живёшь, ничего не боясь...

— Ты тоже с эльфами дружишь? — спросил он. — А что ж сразу не сказал? Ты в Лориэне был, да?

— Это не из Лориэна, — Эгленн улыбнулся в ответ. — Это от других эльфов, лесных. Они тоже эти умения хранят с давних пор. Даже по вкусу разные — попробуй! — он протянул хоббиту кусок лепешки, такой обыкновенной на вид.

— А, Лихолесье, — Фродо с удовольствием стал уписывать за обе щеки. — Слушай. Что-то мне ночью почудилось — как будто глаза такие... светящиеся. Далеко так. Днём присмотрелся — вроде бревно бревном...

— Голлум, — кивнул Эгленн. — Существо опасное... Для тебя. При мне он напасть не осмелится, не бойся. А сейчас и вовсе от нас отстал, закружило его течением — он же на бревне плывет, вцепившись.

Фродо опустил руку в воду. Сейчас и вовсе никого вокруг не было видно: и где там то бревно...

Он не понял, откуда вдруг это взялось: неведомая сила вцепилась в руку, потянула на дно, лодка накренилась, зачерпнула бортом воду. Удержаться в ней было невозможно.

— Куда!!! — уже опрокинувшись из лодки в ледяную воду, Фродо услышал крик Эгленна сверху.

Тут же он провалился с головой под воду, кто-то тянул его вниз, дергал, рвал одежду, хватал... А потом вдруг все прекратилось. Эгленн сидел рядом с ним в лодке, тоже весь мокрый, и глядел на Фродо в упор. У хоббита была разодрана рубаха, Кольцо было открыто всем взорам.

— Вот же мерзкая тварь, — отдышавшись, проговорил Эгленн. — Он же тебя убил бы. Не на реке, так ночью — подкараулил бы и убил...

Фродо судорожно схватился за край лодки,- никак не мог отдышаться.

— Ему Кольцо надо, — проговорил наконец. — Не может без Прелесссссти, никак не может. Я эти глаза светящиеся ещё в Мории видел... В Барад-Дуре побывал, так его отпустили: чтобы Кольцо нашёл, к Нему привёл... умно. Ох... Ты-то сам — как? Цел?

— Да я-то что... что мне эта тварь. Я-то с ним справлюсь, — Эгленн наклонился над водой. — Ему не до нас сейчас, потонет — туда ему и дорога. Гляди, — он указал вдаль. — Андуин течет быстро... скоро мы будем уже у рубежей Гондора. И Мордора... — прибавил он. — Гондорцы недавно потеряли Осгилиат. Там сейчас орки.

— Смотри, осторожней, — попросил Фродо. — Тебя-то заметить проще простого, вы, Громадины, совсем прятаться не умеете.

— Все равно — лодка, — возразил Эгленн, — но ты прав. Нам скоро нужно будет пристать к берегу. А вот дальше... Я-то в харадримском обозе спрятаться не сумею.

— Дальше я один, — голос Фродо стал напряжённым. — Негоже это, если я тебя за собой в Мордор потащу. Хороший ты человек, Эгленн. Был бы мир, я бы тебя в гости позвал, посидели бы в саду, под звёздами... Ладно. Что душу травить.

— Не хвали впустую. Я всего лишь проводил тебя, было по пути... Послушай, — он наклонился, взял хоббита за руку. — Не ходил бы ты туда. Это ведь полное самоубийство.

— Ну а куда деваться, — тихо сказал Фродо. — Если бы были какие-то другие выходы, я бы не пошёл. Ты-то сам что сделал бы на моём месте?

Эгленн посмотрел на темнеющее небо. Перевел взгляд на Фродо.

— Потому я и не держу тебя. Иначе просто силой бы удержал. Но ты сейчас... Ты сам несешь Кольцо — хозяину. Ты, скорее всего, не доберешься до Роковой Горы. Там сейчас очень тщательно проверяют все, что проходит через Врата. А надевать Кольцо близ Мордора или в нем самом — смерти подобно.

— Я предлагал Кольцо Гэндальфу, — признался Фродо. — Галадриэли. Они отказались. Почему? И почему — я?

— Отказались? — произнес Эгленн задумчиво. — Второе — удивляет меня... Галадриэль. Она сразу отказалась от Него?

— Нет. Сначала сказала — я получу Его без борьбы, я буду Владычицей, могучей, но не Чёрной!.. И я вдруг увидел... — Фродо вздрогнул, — я увидел её, но как будто молния сверкнула. Страшная красота... А потом она сказала: "я прошла испытание. Я уйду за Море и останусь Галадриэлью."

— "Я уйду за Море и останусь Галадриэлью", — повторил Эгленн, и сказал непонятно: — Воистину — сестра своего брата... Не ожидал.

Фродо задумался, — видно, пытался вспомнить, кого имеет в виду Эгленн. Потом, похоже, махнул рукой.

— Ладно... Надо приставать к берегу, наверное. Ты только смотри, осторожнее, — через открытое пространство-то.

— Я-то осторожен, — заверил его Эгленн, — ты сам про это не забывай.

Вскоре они пристали к каменистому берегу. Лодку Эгленн вытащил и спрятал в прибрежном кустарнике, замаскировав так, что, не зная точно места — ни за что бы не найти. Некоторое время они шли вместе; Эгленн тихо рассказывал хоббиту, как тому лучше пробраться ближе к Мордору незамеченным, что делать дальше: как затаиться, дожидаясь подходящего случая, пробраться к обозу, пока люди будут стоять на привале, где именно лучше спрятаться так, чтобы не нашли во время проверки... Оставался только один вопрос, главный: откуда Эгленн все это знает?..

Вокруг было тихо, — только перекликались какие-то птицы долгой печальной песней. Всё как будто дышало грустным покоем: это всё — ненадолго, где-то рядом таится опасность, которая в любой миг может всплеснуться яростным шквалом...

И вдруг — короткий свист, который невозможно ни с чем спутать.

Потом — ещё.

Кто-то стрелял в Эгленна, несколько лучников. Фродо ахнул, вцепился в его руку — дёрнул вниз, к земле, понимая, что навряд ли это что-то даст...

Тот мигом упал, перекатился под защиту ближайших камней — одновременно дернув с собою Фродо; впрочем, в него-то не целились, видимо, по старой причине.

Стрелы никого не задели.

— Они где-то здесь, — свистяще донеслось совсем близко. — Ищите. Человека убить.

— Выговор, — едва слышно прошептал Фродо, крепко вцепившись в руку Эгленна. — Так же, как там, орки... я слышал. Те, которые схватили Сэма, Мерри и Пина. И ещё кто-то, я чувствую. Как будто орк, но и не орк...

Он сморел на воткнувшуюся в землю неподалёку стрелу, — та ещё дрожала и покачивалась, словно досадуя на то, что не достигла цели.

— Вижу, — прошептал Эгленн. — Сарумановы детишки... и с ними еще одна тварь поопаснее. Пусть подберутся ближе... Главное — не попади под их стрелы.

Он замер, держа ладонь на рукояти меча — словно выжидая момент, когда удобно будет напасть.

Фродо молча достал клинок, — в дневном свете было не так хорошо видно, но тот сиял ярко-голубым огнём.

Чуть отстранился.

Но оказалось — бесполезно.

Сначала — как будто невидимая паутина обрушилась на обоих, чтобы обездвижить и лишить возможности сопротивляться.

А затем — орки внезапно обрушились со всех сторон.

И чья-то когтистая лапа — сзади — рванула за цепочку, почти задушив, сорвала Кольцо... и скрылась.

Труднее всего — не сопротивляться. Не перебить их всех. Теперь сделать это уже наверняка будет значить — раскрыть себя. И Голлум, умная хитрая тварь... Усилие мысли — Голлум, не успевший отскочить, рухнул, как подкошенный, Кольцо выпало из его руки; подтянуть Кольцо к себе усилием воли. Эгленн вздрогнул от прикосновения живого металла, и дрожь эту почуяла вся Девятка. Надеть; скрыть, чтобы никто не мог распознать... Что за дрянь они измыслили? "паутина" не давала двигаться с полной быстротой. Оставить Фродо одного — нет, это не выход... Ладно. Пока — присмотреться.

Он сжал руку хоббита и ощутил, как бьется с бешеной скоростью его сердце.

Голлум взвыл — видно, позабыв о приказе молчать. Фродо рванулся вперёд — с мечом, тут же повалился головой в кусты. Тут же оркские лапищи схватили его, дёрнули куда-то прочь.

Он успел увидеть: вопреки давящей невидимой силе Эгленн бросился в бой, луч солнца сделал его меч как будто огненным... а потом вдруг возник из ниоткуда огромный, жуткий — то ли орк, то ли какой-то ящер, вскинул руку, и ледяная сверкающая нить обвилась вокруг тела, связывая движения, обжигая режущей болью кожу.

Фродо едва удержался, чтобы не вскрикнуть: Эгленн упал лицом в траву.

Ящер приблизился. Обернулся на Фродо, — жёлтые немигающие жуткие глаза с вертикальными зрачками.

— Где Кольцо? — спросил он. — Если ты не скажешь, Фродо, я убью его, а не тебя. А ты, — он повернулся к Эгленну, — если знаешь, говори. Потому что если будешь молчать... я буду убивать его. Долго. Ну, кто первый?

— У той твари спроси, — ответил Эгленн, и голос его был на удивление спокойным, — я-то откуда знаю? Может, сожрал, чтобы вы не отобрали.

— Нет, — шелестяще-ласково отозвался тот. — Если бы у него было — он бы так не орал. Да вот он и сам. Ну что, деточка, покажешь, где Кольцо? Тогда эти двое нам и не нужны будут. Совсем не нужны.

Голлум заверещал что-то невразумительное, вытаращился так, что, казалось, сейчас лопнут его глаза, замахал руками в каком-то припадке бешенства... А потом вдруг рухнул на землю, замерев, как камень. Словно душа вдруг отделилась от этого жалкого тела.

Ящер нагнулся над ним, посмотрел — жутковатый поворот головы, немигающие глаза... Прислушался, потом резко поднял голову к вечереющему небу.

И что-то рявкнул оркам.

Один из них неспешно подошёл к Фродо и коротко сдавил горло.

Тот согнулся, — закричать от невыносимой боли, но — не получалось: орк умело сломал ему гортань.

— Продолжай молчать, человек, — последнее слово ящер произнёс с издёвкой. — Теперь яснее ясного, кто из вас виноват в пропаже Кольца. Пока ты будешь молчать, мы перережем хоббиту сухожилия на руках и ногах, разрежем пальцы и соединим их, обмажем мёдом. Потом это срастётся. Как единое целое, как корни деревьев. И он никогда уже не сможет что-либо делать такими сросшимися руками, да и рассказать о том, что с ним случилось, тоже не сможет. Продолжай молчать.

Чужая боль ударила в виски, в горло — так, словно своя собственная; снять боль, убрать ее вовсе, но хоббит все равно задыхается от крови, хлынувшей горлом... Остановить кровь, исцеление... тяжело так — на расстоянии... Фродо не поймет, что происходит.

— Я знаю, где Кольцо, — проговорил Эгленн. — Я скажу. Приведу вас к нему. Но вы отпУстите хоббита, потому что иначе я ничего показывать не буду, и не заставите — вам верить нельзя, пока он у вас — ему что так, что так, все одно смерть. Отпустите его.

Ящер по-звериному хищно усмехнулся.

— Если всё одно смерть, то зачем же так беспокоиться, — когтистая лапа сгребла Фродо за волосы, заставила поднять голову. В глазах Фродо было отчаяние, непонимание, страх... только что было больно, и вдруг — ничего нет, так не бывает... что-то, видно, с ним совсем не то...

— Мы оставим его здесь. Веди.

— Фродо, уходи, как только сможешь, ты понял?! — дождавшись ответного едва заметного кивка, Эгленн с трудом поднялся на ноги. — Я покажу. Идемте.

Фродо мог только взглядом следить за тем, как они уходят, — орки, та жуткая тварь и Эгленн. Он чувствовал, что по-прежнему не может двинуться с места: похоже, "развязывать" его никто не собирался... просто бросили, просто ушли... И внезапно обожгла мысль — горькая, отчаянная: а ведь ему теперь не то что никогда больше не разговаривать, а и никогда не петь...

Он опустил голову: слёзы обиды застили глаза.

Фродо вдруг понял, что непонятная паутина, сдавливающая тело, отпустила. В горле стояла боль, но уже не настолько невыносимая, как в первый момент; он с удивлением ощутил, что может почти без боли сглотнуть.

Эгленн снова возвращался к прибрежным зарослям. Все, что он собирался сейчас сделать — увести тварей подальше от Фродо; потом, когда они будут достаточно далеко... Он кинул взгляд на "ящера". Нет, до полноценного майа этому существу далеко, однако в нынешнем мире и такому не будет равных... а ведь он мало знает о том, что происходит там, в Изенгарде, у братца Курумо. Трое из Девятки поблизости. Хорошо... поступим хитрее.

— Здесь, — сказал он, останавливаясь у очередной каменистой груды, поросшей травой. — Доставай... Там, где вон тот камень посветлее, там щель — внутри.

Никто не мог бы различить этого со стороны: под камнем, в глубине влажной щели, медленно проявилось кольцо... Подобие Кольца. Искусный слепок, подделка — не просто материя, но повторение и всех слоев Незримого, что у подлинного Кольца; достаточно с лихвой, чтобы обмануть одного из младших майар, тем более — такого.

Ящер нагнулся, лапа скользнула в щель... достал. И внезапно — глаза его как будто подёрнулись плёнкой, он словно перестал _быть_ в реальном мире... ненадолго.

— Ты пойдёшь с нами, — просвистел он. — Тебя хотят видеть.

"Горт, не надо, — донёсся встревоженный голос одного из улаири. — Слишком многое открылось тут с этой сволочью. По-моему, слишком опасно это — идти к нему, да ещё вот так. Да, и ещё... как только Курумо сообщили, где Кольцо, он приказал убить пленных. Хоббитов."

"Это подделка, — отозвался Эгленн. — Кольцо у меня. А с этой тварью... Вы ведь ведете тот отряд, что захватил хоббитов. Там не более пятидесяти тварей. Убейте всех. Нападайте сейчас же, немедленно, бейте на поражение сразу. Им станет не до хоббитов. Действуйте."

"Уже, — коротко отозвался тот. — Сейчас там трое, справимся. Они ближе, чем мы. Дальше, когда мы отвлечём орков, подоспеют Арагорн, Леголса и Гимли, — перехватят хоббитов. Ты-то что будешь делать? Эти твари готовятся переправлять тебя через Андуин. И ещё: я бы забрал оттуда Фродо. Долго ему не продержаться, даже при том, что ты помог ему. Страшно, конечно, будет, когда очнётся в Барад-Дуре, но так у него есть хоть какой-то шанс."

"Нет. Ведите его: позаботьтесь, чтобы там, где он идет, не было опасностей. Направляйте осторожно на нужный путь, если собьется. Я возвращу Кольцо ему, — Эгленн помолчал и добавил: — Не могу я предать его. Вы с ним не говорили... просто поверьте. Пусть у него будет надежда."

На расстоянии мили отсюда Фродо вдруг увидел яркий блеск золота в траве.

"Пусть, — почти ощущалось, как невидимый собеседник покачал головой. — Но ведь это же опасно, Горт. Выдержать мощь Кольца не способен никто, кроме тебя. А Фродо... смотри сам."

Хоббит, пошатываясь, шёл прочь, — золотой блеск притягивал, но он почти не понимал, что делает, куда идёт... Пришла только одна мысль: надо как-то добраться до своих, а свои — это Гондор... Расстояние до этого, светящегося, медленно, но верно сокращалось.

"Он сильнее, чем вам кажется. Сила воли у него — любой человек позавидовал бы. А что касается Курумо... я пока хочу вблизи присмотреться к этому "ящеру" и понять, что еще за породу Курумо вывел тайком от нас у себя в Изенгарде, сколько их — таких, один ли, много ли, что, если у него там сотни таких тварей? Мы можем проникнуть туда только силой, но для этого нужно было бы окончательно задавить Курумо: а на это потребовались бы мощные силы, сейчас отвлекать их нежелательно. Следите за Фродо."

"Следить-то мы будем. Но ты уверен, что следует позволить ему отнести Кольцо в Мордор? Если Курумо создал там целую расу этих недо-майар, тебе придётся тяжело: он ведь узнает тебя и попытается убить. Где нам перехватить Фродо?"

"Я легко могу сделать и так, что он НЕ узнает меня. Убить, впрочем, все равно попытается — но не будет бросать на это все свои силы. Я обману его. Фродо не перехватывайте: создайте для него безопасный коридор, и пусть идет, веря, что ему удается избежать опасностей своими силами. Я не хочу отнимать у него надежду — сейчас. Хочу, чтобы он узнал о реальном положении дел не раньше, чем будет к этому готов. Позвольте ему пробраться в Мордор с обозом. Он будет двигаться не слишком быстро: за то время, пока он дойдет до Врат, с Курумо все выяснится так или иначе."

Вместо ответа — слов — прилетело чувство, ощущение: крепкое пожатие, как друг провожает друга на бой, тревожась, но веря, что тот вернётся с победой, что опасность минует, и что беды преодолимы...

А дальше Эгленна грубо дёрнули за плечо — вперёд.

— Разговор окончен? — ласково осведомился ящер. — Пойдём. Будем переправляться через Андуин.

Ему подали ремни, он быстро и умело связал Эгленну руки, развернул его к себе спиной. Миг — и что-то с шумом распахнулось позади, поднимая ветер: кожистые крылья. Похоже на дракона...

Орки торопливо ссыпались к реке, оказалось — здесь были спрятаны лодки, — сели в них, оттолкнулись от берега. Ящер ухватил Эгленна и рванул в воздух: невысоко, на брещем полёте, почти на самой водой: так удобнее прятаться.

Не боятся большой воды, — отметил Эгленн, — прежние курумовы ублюдки предпочитали к рекам без крайней нужды не соваться. Однако никто из наших еще не видел крылатых тварей Курумо... скорее всего, их все-таки мало: было бы много, разведка бы узнала. Главное — чтобы Курумо не понял, кто перед ним. Ничего. С этим справиться нетрудно... Облик ему неизвестен; подправить в Незримом — и Саруману останется невдомек, что перед ним — его брат. Решит, что я — один из Измененных...

Ящер прикрывал переправу орков только до тех пор, пока те не пересекли Андуин. Дальше путь их разделился: могучая тварь понеслась на север, оставив орков топать своим ходом.

Под ними расстилалась огромная равнина. Рохан, Ристания... вдалеке видно было — вроде бы люди, вроде бы всадники... действительно. Степной простор завораживал бы, если бы не ощущение: война реет в воздухе, смерть только и ждёт, чтобы начать собирать души...

Троих из Девятки Эгленн ощущал и сейчас: они перебили оставшихся орков первого отряда — хоббитам осталось невдомек, что произошло, и почему назгулы не трогают их самих; еще немного — и Арагорн с остальными нагонят троицу. За это можно было быть спокойным. Скорее всего, они, все вместе, вновь продолжат путь в Гондор.

Долгие часы полёта... Ящеру, как и всем майар, не нужен был отдых. Впереди медленно, но верно приближался Ортханк — Изенгард.

Горы. Отвесные скалы, ставшие крепостной стеной, — да, _этот_ тоже использовал горы в своих целях...

Искорёженная, изрытая, мёртвая земля. Жуткие постройки, в которых не было ничего человеческого... не то что эльфийского. Странные конструкции, — непонятно, к чему это всё было, не догадаться, почему — так, какое больное воображение породило такое и почему позволило этому бреду осуществиться в реальности...

Башня Ортханк.

Вершина.

Площадка.

Ящер складывает крылья и пикирует вниз — то ли наслаждается своей мощью, то ли хочет напугать пленника, возможно, и то, и другое...

Ничего нового Курумо не придумал. Крылья ящера были попыткой повторить крылья самого Горта и Тхурингветиль; попытка не бездарная, но и не слишком удачная. В полной мере осознать разницу, причем и в мелочах, можно было уже во время самого полета: то, как тело ящера отзывалось на движения воздушных потоков. Обычному человеку, впрочем, этот полет ничего бы не сказал.

Самому "ящеру", однако, не стоит понимать всего этого...

Приземлившись на площадке, ящер снял ремни. Руки, впрочем, так и оставил связанными за спиной. Толкнул в спину ко входу на винтовую лестницу: мол, поторапливайся, ждут же.

Эгленн подчинился — пошатываясь. Так, как чувствовал бы себя обычный человек — или даже Измененный — после столь долгого полета.

Когтистая лапа ящера легла на его плечо, — когти больно вонзились в тело. Долгий путь по винтовой лестнице, затем спуск на подъёмнике, — резко вспоминалась Твердыня...

Большой зал без окон.

Фигура в белом, — одеяние как будто светится собственным светом.

Ждёт.

Эгленн оглянулся на ящера — и замер, словно в нерешительности и страхе. Подумалось: сейчас толкнет, чтобы упал на колени перед Повелителем...

Он угадал правильно: от толчка в спину Эгленн полетел вперёд... под ноги Главы Белого Совета. В следующий миг ящер подал Курумо Кольцо.

Белые кожаные сапоги оказались возле самого лица.

Поворот на каблуках.

— Итак, — полился красивый мелодичный голос. — Что ты можешь сказать мне? Самое лучшее, что ты можешь сделать, — это раскаяться в службе Врагу, и сейчас для этого самое время.

Эгленн приподнялся. Оглянулся на ящера — тот маячил рядом, готовый, чуть что, снова ткнуть "гостя" носом в пол. Потому Эгленн даже не стал пытаться встать, так и остался сидеть на полу. Прищурился.

— А с каких это пор те, кто призывает отречься от Врага, командуют бандами орков?

— С тех пор, — голос Курумо стал ледяным, — как банды орков согласились служить Свету. Неважно, орк ты или человек, важно — кому ты служишь.

— И Свет — это, конечно же, ты? — Эгленн встал. — И именно ты лучше всех знаешь, что такое свет, что такое тьма?

— Не тебе, не знавшему Блаженного Края, рассуждать о Свете и Тьме, — в голосе Курумо была даже жалость. — Твой разум одурманен Врагом, но я вижу: ты не безнадёжен, в тебе уцелела ещё частица свободной воли. Раскрой свой разум, пусть душа твоя освободится от чар Тьмы, и ты увидишь совсем другой мир.

— Ты всех так убеждаешь довериться Свету? — Эгленн кивнул на ожидавшего рядом "ящера". — Вначале связав и ткнув мордой в землю? Обычно, когда искренне хотят добра, говорят на другом языке.

— Ты воин Врага, — спокойно сказал Курумо. — Ты взят в плен.

— Я ведь не кидаюсь на тебя, — спокойно сказал Эгленн. — Пусть мне развяжут руки — тогда и поговорим о свободной воле, Свете и Тьме и прочих радостях жизни. Не волнуйся, я не собираюсь нападать на того, кто заведомо сильнее.

Курумо, усмехнувшись, сделал шаг вперёд, тонкие сильные пальцы развернули пленника. Казалось, ему доставляет удовольствие чувствовать себя — сильнее, когда от одного движения твоей руки сразу следует подчинение, когда ты ощущаешь _власть_...

Ледяные пальцы коснулись ремней на руках, вдруг стало горячо, невыносимый жар обжёг кожу,- и ремни, распавшись, упали на каменный пол.

Руки упали вдоль тела — не слушались. Заставить чувствительность восстановиться можно было бы сразу, но делать это — значит вызывать подозрения...

— Вот так гораздо лучше, — Эгленн усмехнулся нагловато — как бы пряча за этой наглостью страх. — Так значит... ты и есть Саруман, глава Светлого Совета? Мне всегда казалось, что ты моложе.

— Владыки Мира послали нас сюда для того, чтобы учить мудрости народы Средиземья, здесь же среди людей принято слушать тех, кто умудрён жизненным опытом. Если не считать эльдар. В таком облике легче говорить с людьми. Как твоё имя, и как ты попал на службу к Врагу? Откройся мне, и не бойся, я сумею защитить тебя. Здесь рука Врага не настигнет тебя.

— Не хочу я, чтобы мне в голову лазили, будь то Саурон или Саруман, уж не обессудь, — Эгленн начал растирать запястья, на которых красовались рубцы от веревки. — Мое имя Рантир, я родом из южных земель Гондора... а Саурону служу давно. И вполне этим доволен, знаешь ли — во всяком случае, на своих ногах хожу, а не в могиле лежу, как ваши "светлые", которым сотня лет от роду.

— Что ж, Рантир, — Саруман задумчиво заложил руки за спину. — Тебя взяли, когда ты охранял этого хоббита, как его там... неважно.

Он развернулся, синие — невыносимо яркие, как лёд — глаза взглянули на Эгленна в упор.

— Ты охранял Кольцо. Саурон не доверил бы такое дело кому попало. Не сомневаюсь, ты из тех, кто у него на особом счету, потому он и бережёт тебя, — потому ты и ходишь на своих ногах до сих пор. И поэтому я могу сказать тебе: его время истекает. Скоро, очень скоро он будет доставлен в Валинор. Суда не будет, — Курумо улыбнулся, — потому что давно уже все преступления его известны Великим. Не губи свою жизнь, Рантир. Сейчас у тебя есть возможность сохранить её.

— Так чего же именно ты от меня хочешь... Курунир, Искусник? — Эгленн тоже смотрел на него в упор. — Говори уж прямо, не виляй. Чтобы я выдал тебе все секреты, которые знаю? Или еще чего похлеще измыслишь?

— Секреты — это было бы неплохо, — улыбнулся Курумо. — Но это мне не нужно. Твоя душа, возвращение в неё Света, — вот главное, для чего я приказал тебя доставить. Ты говоришь, что главное для тебя — это жизнь... только отринув Тьму, ты сможешь получить её.

— Ну, главное, не главное, — возразил Эгленн, — но расстаться не спешу. Только я сомневаюсь, что тебе так уж именно душа моя важна, извини.

Во взгляде Курумо была жалость.

— Враг приучил вас не верить. Враг сам лжёт — и заставляет вас считать, что лжём мы. Это проще простого: обвинить в собственных преступлениях.

— Ну хорошо, пусть так. Я против только одного: чтобы ко мне в голову лазили. Не люблю я этого, знаешь ли. Есть такие вещи, которые никому видеть не следует, ты понимаешь, — он ухмыльнулся чуть скабрезно, давая понять, о чем идет речь.

Саруман понимающе усмехнулся.

— Люди, — сказал он так, как будто это всё объясняло. — Что ж. Скажи мне вот что. Связан ли ты с Сауроном клятвой, или обрядом чёрных нуменорцев, или ещё каким?

— Воинской присягой, — кивнул Эгленн. — Ну и изменения, чтобы жить дольше, болезней не было... сам знаешь, наверное.

— Да, он умеет... искушать, — в голоса Сарумана было сочувствие. — Что ж...

Он выпрямился, как будто стал выше. Белое одеяние его словно вспыхнуло в сумраке, — почти невыносимо ярко.

И этот свет водопадом обрушился на Эгленна, пронизывая насквозь, обжигая.

Свет Амана.

Тот самый свет, которым некогда выжигали Изменённых в войне Гнева.

Сейчас он не был направлен — на убийство.

Только — очистить.

Уничтожить те чёрные нити, которые словно пронизывали души и тела Изменённых.

Эгленн пошатнулся, схватился руками за грудь.

— Постой, погоди! Но если ты все уберешь... я же умру! Обычные люди не живут столько!

— Нет, — величественно произнёс Саруман. — Свет Амана дарует жизнь... Ты ведь знаешь о Нуменоре. Не противься.

— Запротивишься тебе... — простонал Эгленн. И бессильно рухнул под ноги Курумо.

Сопротивления действительно не было. Для Курумо все выглядело совершенно достоверно: словно и вправду исчезают темные нити, оплетающие человеческую фэа.

Курумо некоторое время стоял над ним, — лёгкая улыбка играла на губах.

Кивнул ящеру, — тот подошёл к пленнику, коснулся висков.

— А сейчас ты позовёшь Саурона, — сказал Саруман Эгленну. — И позовёшь его на встречу. Со мной. Так, чтобы тот пришёл. Один. Место встречи — тот край, где отроги Мглистого выходят к Морю.

— Погоди... — с трудом выговорил человек, отдышавшись. — Как же я позову, если не могу теперь мыслями говорить? Ты же все выжег своим белым светом, пресветлый Курунир...

— Через нас, — спокойно отозвался тот. — Мы поможем. И будем всё слышать, — не утаишь. Говори.

— Я попробую. Хотя не думаю, что он согласится теперь меня слушать... и слышать вообще...

Человек замер, закрыв глаза. И "ящер", и Курумо в Незримом ощутили связь, возникшую между ними — и Барад-Дуром; связь-зов, связь-мыслеобраз, в котором излагалось то, что требовал Курумо. Оба ощутили подавляющую, грозную мощь черной страны, и воли, ее направляющей. Ответа не было долго, только сплетались нити силы; потом — одним яростным ударом — пришел отклик — осознание — "Я ПОНЯЛ".

И все оборвалось.

Саруман склонился над пленником, рывком поднял с пола.

— Когда он придёт?

Тот был в полубессознательном состоянии; только через полминуты сумел открыть глаза. Как будто соображал несколько секунд, где находится и о чем его спрашивают; потом пробормотал заплетающимся языком:

— Я-то откуда знаю... разве его поймешь?.. наверное, как ты велел передать...

— Хорошо, — Курумо отпустил пленника, тот рухнул наземь.

По мысленному приказу в зал вошли орки — потащили Эгленна прочь.

В подземелье.

Где среди мечущихся теней уже ждали его такие же ящероподобные существа.

Это было скорее кстати. На обман Курумо поддался; однако слова о Валиноре... вряд ли Курумо стал бы сообщать это рядовому воину; скорее — надеялся, что через него услышит Саурон. Тоже странно: лучше бы такое хранить втайне до поры до времени. Только один вопрос: почему же пресветлый Курумо не сделал этого раньше — почему раньше не обратился к валар? Поводов он мог бы найти множество. С Кольцом ли у себя, без Кольца...

Человек висел на руках у орков, едва переставляя ноги; майа осторожно, так, чтобы никто не ощутил, охватывал Изенгард своим вниманием.

Изенгард кишел множеством живых существ: в основном, это были орки, но и множество людей. Похоже, Курумо использовал всё, что видел в разрушенной Твердыне — в своих целях: его люди так же умели общаться мыслями, были едины — связаны единой волей, он слышал мысли каждого из них, и никто не мог закрыться от него, а спрашивать у них разрешения явно не приходило Курумо в голову... Марионетки, заточенные под убийство, армия, мощная, таимая от всех, — вот что создал он здесь. Летающих ящеров действительно оказалось немного, но на снеговых вершинах Мглистого крутились льдистые вихри: хэлгэайни. Несколько из них сторожили подземелье, и там царил почти смертельных холод: защита от балрогов.

Вовремя, — думал Эгленн, — вовремя я узнал об этом, и не зря решился на этот обман. Множество было вариантов дальнейшего; пока, судя по всему, открыто бросать вызов Мордору Курумо не решится — но в подчинении Рохана и окрестных земель он уже не делает секрета...

Его привели в большой зал, — здесь было множество людей, и всем командовал, двигаясь изломанной мечущейся молнией, тоже человек — но странного, жуткого вида, как будто вышедший из кошмарного сна: высокий, с алыми глазами.

Люди стояли вокруг огромной чаши, наполненной до краёв — водой... или нет?.. на поверхности стелился белый туман, то и дело взлетал к потолку и снова падал, как будто хотел вырваться из плена, но не получалось...

Эгленна подвели к этому кругу, поставили в ряд с другими.

Своих людей у Курумо не было в подчинении никогда; судя по внешности — роханцы... и все — с подавленной волей. А эти физические изменения человеческих тел, эти попытки создать существ-майар — какими способами он добился всего этого? Он ни с чем не считался в достижении своей цели; сколько жизней он загубил, прежде чем сумел привить людям то, что ему нужно?..

Гулкое подземелье отозвалось эхом: под сводами зазвучал голос. Медленно, как из глубин времён, приближалась песня — без слов, только давил на разум её ритм, подавлял...

Тот, красноглазый, что-то рявкнул, — и люди, как один протянули руки вперёд, к белому клубящемуся туману.

Эгленн вместе со всеми протянул руки к туману — осторожно защитившись от всего, что могло произойти. Напряженное внимание.

Этот туман был... живым. Казалось, сквозь него просвечивало прошлое: здесь побывала Смерть. Множество смертей. Мгновения, когда душа расставалась с телом, — магия этих мгновений — была словно собрана здесь, сконцентрирована, они кружили голову...

Люди стали медленно опускать руки к воде.

Медленные движения, словно во сне... Зрачки людей превратились в крохотные точки.

Расстояние до воды становилось всё меньше и меньше, мелодия — напряжённей, вот она взмыла ввысь...

И ладони легли на воду.

Вспышка света.

Как удар молнии, пронзающий всё твоё существо.

На миг — тела стали прозрачными, стали видны скелеты, кости, черепа...

Люди вздрогнули одновременно, кто-то даже попытался оторвать руки от воды, но — не получалось.

Белая мгла потянулась к ним, жадно охватила, закрыла от взгляда...

А потом всё внезапно окончилось.

Просто огромная чаша с водой.

Просто подземелье с гулким сводом.

И только в глазах людей посверкивают белые отблески.

Едины — в Свете Амана...

…То, что предстояло сделать, теперь было ясно: кое-какие подробности можно было узнать самостоятельно, остальное — осторожно влиться в сознание здешних людей — и смотреть их глазами. Что же до судьбы Рантира — скорее всего, Курумо поспешит избавиться от нежеланного свидетеля судьбы Кольца, которое он считает настоящим; стало быть, Рантира скорее всего скоро отправят в опасную вылазку... где он и погибнет.

Его увели вместе с остальными в жилые помещения. Здесь хотя бы были окна... хотя, казалось, этим существам, которые совсем недавно были роханцами, уже не нужен ни свет дня, ни тишина ночи: им было всё равно. Только где-то на дне их глаз чуть теплилось воспоминание, что они были людьми... были свободны...

"Вы видели, — не вопрос — утверждение было обращено к Девятке. — Мое мнение — с Курумо нужно покончить до начала действий в Гондоре. Главная опасность — подчиненные ему хэлгеайни; если разорвать их связь с Курумо — они перестанут быть враждебны. Но, похоже, без Кольца возможно только уничтожить это гнездо. Связь Курумо с роханцами не удастся оборвать, пока он здесь... пока он не лишен своей силы. Или — с помощью Кольца. Что думаете?.. "

Они ответили не сразу: советовались между собой.

"Гондор нам ничем не может помешать, — донеслось наконец в ответ. — Да, вести войну против двух сторон было бы сложнее. Похоже, Курумо ждал только одного: заполучить Кольцо. И теперь он обрушит таимую прежде мощь на нас. Гондор сам по себе не страшен, но, скорее всего, Курумо постарается сделать его составной частью своего клинка. Да, и ещё. Вернулся Олорин. Точнее, его вернули."

"После случившегося он не поддержит Курумо, что не может не радовать... и именно он может дать последние вести из Валинора. Его нужно вызвать на разговор. Курумо опознает подделку не раньше, чем обнаружит, что она бессильна в деле подавления. Я позабочусь, чтобы он не понял этого как можно дольше. Пусть выводит свои войска: день, который он уже видит триумфальным, обернется для него поражением. Что там Фродо?.."

"Мы дали ему возможность "случайно" повстречать людей. Разведчики Фарамира. Он очень плох, Эгленн. Разговаривать не может, есть тоже. Похоже, это не столько телесное, — ты ему помог ведь, — сколько на уровне фэа. Объясняется жестами, Кольцо прячет. Собирается уходить дальше. К Вратам."

"Поддержать сумеете — так, чтобы он не понял, откуда эта поддержка исходит?"

"Попытаемся, но у него обостряется восприятие. Он уже начал чувствовать нас не только тогда, когда мы более-менее близко. Да, и ещё. Олорин встретился сейчас с остальными Хранителями, и они сейчас решают, что делать."

"Это как раз неудивительно. Ладно. Еще сутки я неизбежно пробуду здесь. После вернусь..."

Фродо. В свете только что узнанного — Кольцо, несомненно, нужно было можно скорее забрать у хоббита; даже малейший риск следовало исключить. Что лучше — отнять у него последний проблеск надежды, или продолжать вести — мучая тем самым, возможно, еще больше?..

Стояла ночь, вокруг спали люди — вернее, те, кто совсем недавно все еще был людьми. Эгленн закрыл глаза. Он увидел Фродо словно с высоты птичьего полета, впрочем, птица бы его не разглядела: он спал, забившись под древесные корни.

Протянуть незримую руку, влить живительную силу... Кольцо отозвалось, запульсировало, словно сердце.

Тот не проснулся, только глубоко вздохнул. Эгленн мог видеть: сейчас он видел во сне — то же, что окружало его, только как будто тихая мощь серебристой волны силы принеслась издалека...

Он спал.

"Эгленн... — острая, отчаянная душевная мука. — Во сне я даже разговаривать могу... спасибо..."

"Ты будешь говорить... Поверь. Просто не так сразу... Я знаю, тебе плохо, прошу — не отчаивайся. Держись..."

Тихий вздох.

"Вот зачем всё это? Зачем война? Неужели нельзя без этого? Мы ведь обходимся как-то... А теперь и Гэндальф погиб, и нашим... не спастись... и со мною вон что... Ты-то сам — как? я боялся, что они тебя убили..."

"Нет, я жив, — ответил Эгленн. — Не отчаивайся, Фродо. Надежда всегда остается живой, и у нас она все еще есть... поверь."

"Спасибо тебе. Знаешь... — он чуть оживился, — когда ты всегда, ну, как сказать... отвечаешь за других, за то, что ты делаешь... иногда страшно хочется к кому-то прислониться, хоть ненадолго. Понимаешь всё равно, что это — временно, что после передышки всё равно настанет момент, когда тебе опять надо будет идти — первым. Но это так тяжко, когда даже на время — не к кому."

"В одиночку против всего мира, — кивнул мысленно Эгленн, — как ты сейчас, и не осталось ни друзей рядом, ни опоры. Смотрю на тебя — поражаюсь: откуда столько силы?"

"Да какая там сила, что ты. Страшно очень, — тихо признался Фродо. — Я ведь чую, они следят за мной, — назгулы. Трое их. Почему не хватают, не могу понять. Хотя я, конечно, прячусь, но что-то верится с трудом. Ждут, что я совсем ослабею и сам к ним выйду, что ли... И ещё Голлум. Живучая тварь. Я думал, он умер там, на полянке, ан нет. Жалко его, ведь он тоже хоббит... был когда-то."

"Его лучше убить... пока он не убил тебя. Боюсь, ничего с ним другого сделать нельзя."

Эгленн услышал вдруг — Фродо отчаянно попытался проснуться, не получалось: так пытаешься вынырнуть, а воды над головой всё много и много, и нет ей конца... Что-то возникло рядом, приближалось, Фродо почувствовал это сквозь сон.

В ту же секунду Эгленн кинул этот образ одному из трех, что следили за Фродо: отбросить тварь, обездвижить — не приближаясь, ударом силы. Фродо — пробудить. Пусть уходит дальше...

Там, вдали, — Фродо вскочил, тяжело дыша и вглядываясь в ночную тьму. Тишина не могла обмануть его, а темнота — скрыть то, что происходило, но среди кустов и деревьев только метались тени... Он вздохнул, неловко вскинул заплечный мешок и заторопился прочь. И только острая тоска осталась в душе: вот, наяву-то говорить он не может...

...Следующим утром их вывели на башню: с десяток человек. В воздухе реяли ящеры. Курумо тоже был тут, солнце слепяще поблёскивало на белом одеянии.

— Сейчас вы отправитесь на равнину Рохана, — сказал он. — Там только что враги уничтожили наш отряд. Воинов там трое, но им помогали назгулы. Ещё с ними трое перианов, эти — не воины, на них не стоит обращать особого внимания.

Эгленн молча, склонив голову, слушал — так же, как остальные люди. Те внимали словам Курумо с искренним благоговением, сознание их впитывало, как иссохшая земля — живительный дождь. Умрут, и умрут со счастливыми улыбками на лицах, если выполнят приказ...

Ящеры остановили свой полёт, замерли на краю бездны. Люди подходили к ним — по двое, забирались на спины, цепляли ремни, чтобы не упасть.

— Там, внизу, к вам присоединятся орки, — напутствовал Курумо. — Даррет поведёт всех.

Один из ящеров кивнул.

Стая ящеров с наездниками взмыла в небо. Тут же, следом, — вороньё: наблюдатели. На вершинах гор продолжали клубиться живые смерчи — хэлгэанйи, они словно смотрели вслед...

Равнина Рохана стремительно приближалась, вскоре стало видно: вот оно, место недавнего боя... Ящеры хищно развернулись — и спикировали вниз: заметили несколько фигур.

И навстречу им, не дожидаясь удара, рванулась алая молния.

Олорин. Курумо отправлял этот отряд на смерть — всех, и людей, и орков; против разноплеменной троицы Арагорна у отряда шансы были высоки, но с учетом майа — никаких. И сделано это было, скорее всего, ради него... свидетеля Кольца.

Все, что сделал Эгленн — закрыл искаженных людей от алого удара. Только людей. Ящеры и орки — пусть.

Бой оказался недолгим.

Ящеры ссыпались вниз, — огромные крылья хоть как-то сдерживали падение, но земля неотвратимо надвигалась. Удар... Ремни не выдержали, порвались, Эгленна швырнуло вперёд — в сторону — по инерции протащило по земле... Рядом упал другой, когтистая лапа придавила всей тяжестью.

Где-то неподалёку кто-то шумно вздохнул.

— Вот и всё.

Люди были без сознания, хотя связь их сознаний с Курумо не могла исчезнуть. Сейчас из всего отряда один лишь Эгленн был на что-то способен — орки и ящеры мертвы, люди беспомощны...

Он откинул лапу ящера и приподнялся. Крикнул сразу, зная, что сейчас опаснее всех — эльф с его стрелами:

— Не стреляйте!

Некоторое время стояла тишина, а затем... шагов он не услышал, просто из-за спины возникла вдруг рука, и к горлу аккуратно приставили клинок. Кожа ощутила холод стали.

А прямо перед ним появился Олорин.

— Надо же, — сказал он. — Рухнуть с такой высоты, и чтобы уцелели все. Такого, знаешь ли, и в пресветлом Валиноре не бывает.

Та маскировка, благодаря которой Курумо не опознал его — держалась и сейчас.

— Да, — негромко проговорил Эгленн, — я кое-что умею. Это люди Рохана. Они не по своей воле служат Саруману: тот отнимает у них волю.

Клинок убрали от горла Эгленна, но сталь, словно живая, напряжённо дрожала где-то совсем рядом, готовая в любой миг рубить, резать...

К Олорину приблизился эльф, что-то сказал на ухо. Олорин кивнул, словно давая разрешение, и тот отошёл в сторону, склонился над кем-то из остальных людей.

Олорин присел рядом с Эгленном.

— Ты-то сам как к Саруману попал? — поинтересовался он.

— Так же, — ответил Эгленн. Сел на земле. — Кончился глава Белого Совета. Есть вместо него тварь хуже орка, с орками и якшается.

— Знаю, — кивнул Олорин, и голос его стал жёстким. — Но для тебя дорога в Изенгард, вижу я, оказалась длиннее, чем для кого бы то ни было из остальных. Пойдём. Мы тут костёр развели и стряпали, пока не свалились эти... желающие пообедать.

— Спасибо, — Эгленн поднялся. — Хорошо, что вы не лезете на меня с оружием: я вам не враг. Нужно же было как-то вырваться из Изенгарда, а если бы Саруман понял, что я лгу и не подчинился в действительности, он бы убил меня еще там.

Взгляд Олорина на мгновение стал острым, как клинок, но майа тут же пригасил его. Помолчал.

На костре стоял котелок с каким-то варевом, от которого, казалось, за милю тянуло запахом вкуснятинки. Над котелком, словно палач над жертвой, высился Сэм и помешивал варево. Казалось, оно само побаивалось повара и стремилось поскорее сготовиться.

— Скажи-ка, — Олорин присел возле костра. — Известно ли тебе, может быть, — бывало такое ранее, чтобы кто-то из ваших попадал в Изенгард?

— Из кого — наших? — уточнил Эгленн, чуть усмехнувшись. — Из Мордора — нет. Никто.

Сэм вздрогнул и чуть не выронил ложку.

— Ты из... из Мордора?

— Да, — спокойно ответил Эгленн, садясь рядом на землю. — Не бойся, я на хоббитов не бросаюсь, и на людей с эльфами тоже.

Сэм бочком отодвинулся, но особо бежать было некуда, да и стряпню так просто не бросишь. Из-за костра на Эгленна смотрели ещё две пары настороженных глаз: Мерри и Пин.

— И что же у вас там происходит, в Мордоре? — спокойно спросил Олорин. — Давненько я там не был.

— Много чего происходит. Ты поточнее спрашивай, если ответа четкого хочешь, — посоветовал Эгленн.

— Ну, я не думаю, чтобы ты вот так сходу всё рассказал, — встрял вдруг Сэм. — Только мне вот что интересно. Захватить тебя сарумановы орки могли ну разве что так, как нас, не думаю, чтобы они там сильно много шлялись: боятся. Значит, ты где-то рядом с нами был. Часом не видал, куда хозяин мой подевался? Он из нашего же народа.

— Видел, видел, — сказал Эгленн. — Даже говорил с ним. Я за вами давно следил. Он отправился в Мордор... куда и собирался.

Мерри с Пином вскочили, — Сэм чудом успел спасти котелок.

— Эй, вы, полегче! — возмущённо заявил он. — Есть-то всё равно с меня стребуете!

Олорин остался спокоен.

— Видел, значит, — проговорил он. — А потом тебя увезли в Изенгард. А он отправился в Мордор. Хочешь сказать, что сарумановы орки его не обнаружили?

— Я не уверен, что вам понравится правда... Олорин, — Эгленн сознательно назвал Гэндальфа его подлинным именем. — Впрочем, у меня есть полномочия раскрыть вам и правду тоже.

Сэм как-то слишком тщательно снял котелок с огня, отставил его на землю и подошёл к Эгленну.

— Говори, — потребовал он. — Говори всё, что знаешь.

— Мы знаем о ваших планах уничтожить Кольцо, — коротко сказал Эгленн. Перевел взгляд на Олорина. — Продолжать?

Тишину, повисшую в воздухе, казалось, можно было потрогать, она стала пронзительной, острой, — как воздух на краю пропасти. Взгляд Гэндальфа стал страшно тяжёлым.

— Продолжай, — кивнул майа. — Когда закончишь, у меня будет к тебе один вопрос.

— Так что, вы сами понимаете, шансы Фродо осуществить задуманное близки к нулю. Я предвижу вопрос, который ты наверняка тоже захочешь мне задать, Олорин... кто я такой, что говорю с вами об этих вещах? Отвечаю сразу: в Гондоре меня знают под прозванием Голос Саурона.

Хоббиты загалдели одновременно, но их пресёк за спиной у Эгленна — звон выхватываемого меча.

Олорин обернулся.

— Нет, Арагорн. Это не выход.

Эгленн поднял руку, не оборачиваясь, произнес:

— Не нужно оружия. Да и не позволю я себя убить... уж простите. Так вот. Ваши действия основаны на убежденности, что если Кольцо вернется к хозяину — наступит всеобщая гибель. Это не так. Властелину Мордора не нужна свобода ваших народов; ему нужен лишь мир с Гондором и безопасность для его страны. Кольцо даст возможность добиться этого мира бескровным путем.

— Да, ты сказал правду, — горько обронил за его спиной Арагорн. — _Свобода_ наших народов ему точно не нужна.

Эгленн вздохнул.

— Да, конечно... Мы уничтожим свободные народы Средиземья, а кого не уничтожим, того поработим. Ну что ж — может, вам стоит договориться с Саруманом? Он ведь непримиримый враг Мордора. Крылатые твари у него имеются, сами видите. Армия весьма неплоха. Олорин, Курунир, Элронд и Артанис — объединенная мощь майар Валинора и Колец... Рохан можно использовать в качестве живого щита: Курунир разработал великолепные способы единения людей в свете Валинора — после чего люди становятся безвольными марионетками. Но ведь — свет Валинора!.. Все простительно.

— Да, говорить ты умеешь, — Арагорн шагнул ближе к костру. — Не знаю, чего ты хотел, а вот что скоро нам всем придётся несладко — это точно. Похоже, с Мглистого на нас идёт снежная буря, и от неё мы не уйдём.

— Это оттого, что Саруман почувствовал: люди остались живы, — проговорил Олорин. — Не знаю, в чьём замысле и что пошло не так, но эта война не для мечей. Арагорн, собери всех возле костра, хотя вряд ли это что-то даст. Надо полагать, — он обернулся на Эгленна, — Саруман будет рад прихлопнуть и нас, и тебя одним махом. Очень удобно, не надо гоняться по всему Средиземью...

— Олорин, — Эгленн поднялся. — Это хэлгеайни. Ты должен знать об этих существах. Но они не по своей воле подчиняются ему: они разумны, а людские дела им чужды. Он подчинил их себе силой. Бороться с ними бессмысленно, но можно попытаться освободить их — тогда они уйдут сами. Да еще и благодарны будут, — он усмехнулся, — в рабах ходить никому не нравится, будь ты человек или дух стихии.

Олорин тоже встал.

Взгляд — глаза-в-глаза.

Вопрос, который нельзя задать даже мысленно.

Мгновения — дольше вечности.

И — наконец:

— Отойди к остальным.

"Я могу помочь," — уже хотел он произнести; но слова так и не сорвались с губ.

Пусть. Не нужно раскрывать ЭТОТ секрет; им и так слишком многое пришлось узнать в одночасье.

— Роханцы все еще без сознания, — проговорил он, — я тогда ударил так, чтобы они не очнулись до поры до времени, иначе они сами станут опасны. Нужно подтащить их сюда, иначе они погибнут от снежного бурана. А потом, Олорин, я надеюсь, может, ты попробуешь освободить их души от этой мерзости... которую Саруман именует "светом Валинора".

— Много их, — проговорил Олорин. — Ладно, идём... Арагорн, Леголас, — тоже.

Дальше — всё слилось в одном ощущении: быстрее, быстрее, быстрее, под стремительно чернеющим небом, внезапно ставшим враждебным, под яростно хлещущим ветром — далеко от костра, слишком далеко разбросало мёртвых ящеров, и орки — те, что были убиты ранее... множество тел, найти среди которых живых можно только, если ты не человек... Надвинувшаяся жуть войны...

Олорин указывал; остальные подтаскивали неподвижные тела ближе к костру. Десять их было; не считая Эгленна — девять. Девять человек, застывших между жизнью и смертью.

И наконец — всё. Глаза, с ужасом глядящие в небо.

Хоббиты сжались, их трясло от холода, который с каждым мгновением всё усиливался.

Олорин как будто ждал.

И вдруг — издалека донёсся знакомый всем замогильный свист.

— Назгулы, — сказал Олорин. — Они следили за нами, конечно... Похоже, духи льда наступают со всех сторон сразу, и назгулы встретили их первыми.

— Да, — подтвердил Эгленн. — Сейчас они ваши союзники, а не враги.

Он шагнул к троим хоббитам, распахнул плащ.

— Давайте сюда, ко мне. Я хоть и не Олорин, но сделать чуток потеплее сумею, хотя бы для троих. Давайте.

— Дожили, — пробормотал Сэм. — Назгулы — союзники... эх... А господина Фродо моргульским клинком били они тоже от хорошего отношения?

— Твой господин Фродо ввязался в слишком серьезные дела, чтобы жаловаться на рану, — ответил Эгленн. — Ты лучше сядь... сохраняй тепло.

Он стоял над тремя хоббитами, скорчившимися на земле, распахнув плащ наподобие маленького шатра.

Высоко над ними, поодаль, шла битва — духи льда, принуждаемые к бою, яростно сопротивлявшиеся чужой воле, но против желания вынужденные взметать бураны, и трое кольценосцев... Все — знали, что делать; но оборвать ту нить, что связывала Сарумана и хэлгэайни, могли только они с Олорином — вместе. Собрав силу воедино.

Олорин, похоже, дождался: хэлгэайни были близко. Можно было бить... но он медлил. Не сомнения, нет... он наблюдал. Слушал. Прислушивался к бушевавшим чужим чувствам, который сейчас никто не скрывал: ни духи льда, ни улаири... ни те, кто стоял сейчас за его спиной.

И вот — вскинутая рука, алая молния взмывает в небо...

Олорин стиснул зубы.

— Плохо дело.

— Нужно вместе! — Эгленн почти кричал, но ветер ревел так, что слова были почти не слышны. — Олорин, вместе, понимаешь?! Сила твоего кольца, сила тьмы, воедино — мы сумеем! Иначе мы не сумеем их уберечь!

Олорин услышал: слушал не столько слова, — ловил обращённую к нему мысленную волну, которая сопровождает любую речь.

Подошёл ближе, вплотную, остановился напротив.

— И ты решишься на это? — спросил он. — Я майа, и я только что вернулся из Валинора, а ты — ты из людей Врага. Ты не боишься, что моё кольцо сожжёт тебя?

— А что, есть другие способы? — они стояли рядом, и он почти перешел на мысленную речь: свое умение это делать можно было уже не скрывать. — Хочешь, чтобы завтра тут была куча обледенелых трупов?

— Нет, конечно, — усмехнулся Олорин. — Но я тебя предупредил. Ты рискуешь тем, что не завтра, а сегодня здесь будет труп... обгоревший. Дай мне руку!

— Ты уж как-нибудь постарайся обойтись без трупов.

Он помедлил несколько секунд... и решительно протянул руку Олорину.

Крепкое пожатие... и огненная лента внезапно связала руки обоих, чтобы взмыть к небу.

Хоббиты только широко раскрытыми глазами смотрели на то, что творилось над их головами.

— Сила тьмы, — пробурчал Сэм. — Ну и где она, сила тьмы? Кроме фейерверков Гэндальфа, пока что ничего не вижу.

В Незримом бой выглядел совершенно иначе. Это были тонкие нити, оплетавшие тела-души хэлгеайни — ярко-радужные нити, переливающиеся режущим глаз многоцветием, тянувшиеся вдаль, к горизонту, к отрогам гор, к башне Ортханка; оттуда шел безумный натиск чужой воли. Все, что могли сделать улаири — не допускать духов льда вниз; но это было безнадежным — сила на силу, а сила не беспредельна.

Общего удара Саруман не ожидал. Радужные нити на мгновение вспыхнули огненным, раскалились, следом стали охвачены Тьмой — и сгорели в белой вспышке.

Сэм и остальные, как заворожённые, смотрели вверх, задрав головы. Белые вихри, словно враз разучившись летать, обрушились на землю, миг — и всё же, обретя свободу полёта, они выправились, в их движениях вдруг проявилось что-то... осмысленное, что ли...

Чёрные призрачные фигуры улаири были взяты в кольцо, и весь строй стал медленно приближаться к костру.

Олорин отпустил руку Эгленна, взгляды их встретились.

— Надо поговорить. Но сначала — с ними.

— Поговори, если сумеешь. Я не уверен, что смог бы услышать — этих. Передай — пусть уходят к себе, мы не враги им.

Олорин пошёл вперёд, к призрачному строю.

Те ждали.

Просто молчали, зависнув невысоко над землёй.

А среди белых вихрей, скованные их ледяной волей, замерли трое, которые когда-то были людьми, а теперь стали Кольценосцами.

Олорин приблизился, на него дохнуло холодом.

"Отпустите их, — мысленно проговорил Эгленн, не сумев сдержаться. — Они не хотели причинять вам зло. Они всего лишь были вынуждены защищать нас."

— Вы свободны, — сказал Олорин ледяным вихрям. — С Курумо я разберусь. Позже. Отныне я глава Светлого Совета.

Он перевёл взгляд на улаири, — на тех, кто напал на него на Заверти.

Улаири ждали. Только что они защищали Олорина и остальных от ведомых чужой волей хэлгеайни; что скажет майа?...

Олорин молчал. Что творилось в его душе, — никто не смог бы прочитать...

Мысленно — обернулся на Эгленна.

Чтобы с тёмным быть на одной стороне?.. Никогда ещё не было такого.

Никогда.

Молчал и Эгленн. Знал: все, что он может сказать, прекрасно известно и майа... оставалось лишь надеяться, что не для всех "пресветлость" состояла в безмыслии и рабстве, как для Курумо.

Арагорн шагнул вперёд.

— Гэндальф, одно твоё слово — и у нас станет на трёх врагов меньше, — сдержанно сказал он. — Но тогда ты должен будешь убить и его, — он кивнул в сторону Эгленна, — потому что он тоже из числа врагов. Решай. Сейчас вы объединились против Сарумана, а не станет его — и что же? война пойдёт дальше?

— Мы можем жить в мире, — устало проговорил Эгленн. — Вы сейчас можете остановить войну... неужели вам так хочется снова и снова обнажать клинки?!

— Представь себе, нет, — Арагорн усмехнулся. — Более всего на свете я хотел бы мира... как любое мыслящее существо на земле, надо полагать. Митрандир, решай.

— Да что он другое может решить-то? — проворчал Сэм. — Сам говорил: убивать без нужды нельзя. Вот сейчас возьмёт и отпустит... а они потом отправятся следить за господином Фродо и... убьют, наверное.

— Хотели бы его убить — не защищали бы вас сейчас, и я бы сейчас с вами не разговаривал, и Олорину не помогал бы, а давно бы был в другом месте, — одернул его Эгленн. — Никто не убьет вашего Фродо, это мне доподлинно известно.

Олорин медленно поднял руку. Слов его никто не услышал, — только хэлгэайни, словно по его приказу, стали тоже подниматься ввысь.

И только улаири остались там же, где и были, — духи льда отпустили их, уходя в небо.

Над головами постепенно светлело, нависшие тучи начали развеиваться.

"Уходите, — мысленно попросил их Олорин. — Уходите, не искушайте судьбу. Им и так трудно свыкнуться с мыслью, что мы помогли им, а хоббиты просто не сумеют долго переносить вашу близость. Да и остальные едва держатся, чтобы не сорваться."

Арагорн молча смотрел на всё это, — потом опустился возле костра и методично, как будто это было самым важным делом на свете, подбросил веток.

Сэм, поглядев на Арагорна, подобрался к своему вареву. Похоже, все, не сговариваясь, решили молчать — о том, что только что отпустили врагов на свободу.

— Знаете что, — проговорил Эгленн, проводив взглядом улаири, — нам долго здесь тоже не дело задерживаться, из-за роханцев, — он кивнул на тела безжизненных людей. — Если вы думаете, что я всемогущий, и мой удар продержит их в таком состоянии вечно, то ошибаетесь. А когда они придут в себя, то первым делом, вас увидев, вцепятся вам в глотки, потому что Саруман так приказал. Давайте-ка вы поедите и отправитесь куда-нибудь дальше. А люди пусть приходят в себя.

— Согласен, — кивнул Олорин. — Сэм, давай, еда — это по твоей части. А с тобой я, помнится, поговорить хотел. Отойдём?

— Давай.

Эгленн поднялся, и они вместе с майа отошли на несколько десятков шагов.

— Имя-то у тебя есть? — первым делом поинтересовался Олорин. — В Гондоре говорят, что ты его забыл, да только я в это как-то слабо верю. Неудобно как-то, без имени-то, — ни обратиться, ничего.

— Эгленн. Без имени действительно неудобно, а когда тебя зовут Голос — это, согласись, совсем уже нелепо, — он улыбнулся.

— Эгленн. Этленно — "изгнанник", — задумчиво произнёс Гэндальф. — Понятно... Ты мне теперь вот что скажи, ежели, конечно, можешь. Вот ты сказал: вы знаете про планы уничтожить Кольцо, и тут же — что никто Фродо не убьёт. Что же вы собираетесь делать?

— Кольцо должно вернуться к хозяину. Мы вынуждены это сделать — в том числе и для того, чтобы война, начавшись, не стала кровопролитием. Да, знаю, ты не поверишь, что мы не желаем гибели гондорцам и их союзникам; но должен знать, что Владыка Мордора ценит жизни своих людей. А эта война может обернуться большой кровью с обеих сторон. И, хоть и Гондор, и Гондор с союзниками, все равно не соперник Мордору — война может означать легионы погибших. Нам этого не нужно.

— Мне бы самому с ним поговорить, — вдруг сказал Олорин. — После того, как Валар лишили Курумо главенства в Белом Совете... есть о чём задуматься.

— Курумо пытался вызвать его на встречу, — сообщил Эгленн. — По-моему, он желал его заманить в некую ловушку — и ударить.

— Я не удивлён, — пожал плечами Гэндальф. — Этой ненависти много тысяч лет, и вот он, наконец, дорвался до мести. Мне одно лишь непонятно: без Кольца уничтожить Гортхауэра было бы гораздо проще, почему же раньше Курумо не объявлял этой войны?

— У меня есть ответ на этот вопрос. Но он — не для тех, кто может вновь оказаться по ту сторону меча.

— Знаешь, — взгляд Гэндальфа был острым. — Так как Валар изгнали Курумо с места главы Светлого Совета и возложили эту миссию на меня, то, признаюсь, мне бы хотелось узнать этот ответ. Ибо именно Курумо там, в Валиноре, пришёл к Королю Мира со словом о том, что в Эндорэ необходимо навести порядок.

Эгленн рассмеялся.

— Будь по-твоему... Мы подсунули Курумо обманку, которую тот проглотил. Кольцо-подделка. Я, улучив момент, благополучно "сдал" его сарумановым тварям — в обмен на то, что они оставят Фродо в покое. Курумо убежден, что всевластье уже в его руках. И я прошу тебя, Олорин, не разочаровывать его до поры до времени.

— Хороша подделка, если даже Курумо её не распознал, — Гэндальф тихо засмеялся. — Нет, это всё просто прелестно... Нет, конечно, я бы тоже с удовольствием полюбовался на то, как он захочет применить Кольцо и обнаружит обман, и потому я ничего не скажу... Но я спрашивал не о том. Само появление нас, майар, в Эндорэ, — только после того, как были откованы Кольца. Да что там — много позже, уже на заре Третьей эпохи. Раньше Курумо молчал. Почему — так? Он никогда не говорил об этом. Есть здесь какая-то тайна, и много раз я думал, что, поняв её, я сумею найти разгадку этой истории...

— А тебе не приходило в голову, что можно было бы явиться в Мордор самому — и спросить напрямую?

Олорин задумался, затем — насмешливый взгляд в упор.

— Ну что ж. Пожалуй. У Сарумана в гостях я уже побывал. Можно и попробовать.

— Я передам, что ты согласен. Но, конечно... Не сейчас. Вначале нужно помочь им, — Эгленн кивнул в сторону ожидавших их спутников.

Олорин кивнул и направился обратно к костру. До утра сидели молча, — после пережитого сон не шёл, Сэм вздрагивал при каждом шорохе, а само присутствие Эгленна, которого, как все видели, защищали назгулы, сковывало хуже всякой угрозы. В предрассветной мгле всё же и Сэма сморило: уткнулся во что попало и задремал, не поняв, что спит на коленях у Эгленна. Гэндальф посмотрел на это, усмехнулся, но промолчал.

Ни Эгленн, ни майа, конечно, не спали.

— С рассветом нужно уходить, — напомнил Эгленн, — и если ты себя чувствуешь в силах — можно попытаться освободить людей от Курунира... мне одному, боюсь, сейчас это не по силам.

— Да что мне будет, — Олорин встал. — Поднимайся, только осторожней, чтоб не разбудить. Можно его усыпить, конечно, но не люблю я этого — силой в _живое_ лезть, когда можно этого избежать. Говоришь, это роханцы?

Эгленн скинул плащ, осторожно пристроил Сэма на нем и укрыл.

— Роханцы, видно, да они и не скрывали, я говорил с ними там. Да и сам посуди: откуда здесь других людей взять? все другие народы — далеко, их там почти и не было.

Гэндальф подошёл к неподвижно лежавшим людям, окинул оценивающим взглядом.

Что он делает, — полностью почувствовать можно было, только будучи кем-то более одарённым _силой_, чем люди. Тихая мощь того, кто учился у Феантури, тонкое сплетение незримых светящихся нитей, — и над всем этим алые волны живого огня... Негасимого Пламени самой жизни.

— Возвращайтесь, — прозвенел почти неслышный приказ. — Солнце встаёт. Пора.

— Получится, — едва слышно проговорил Эгленн. — Должно...

Кто-то из роханцев первым приоткрыл глаза... Пошевелился — с трудом, онемевшее от долгой неподвижности тело затекло и не слушалось. Следом другой... Эгленн шепнул Олорину:

— Им нужно будет рассказать, как они сюда попали и что случилось. Дальше они и сами разберутся...

Гэндальф присел на землю. Мощь его не исчезла, но он словно пригасил её, — вроде бы обычный человек преклонных лет, только глаза молодые, светящиеся, острый пристальный взгляд, который трудно выдержать...

— Вот что, — сказал он негромко. — Вас, похоже, Саруман где-то на роханских просторах сумел взять в плен... И. выражаясь простым языком, околдовал. Вы только что чуть не убили нас... Вон, можете посмотреть, на каких чудищах сюда летели, — он указал в сторону мёртвых ящеров. — И, надо сказать, если бы не Эгленн с его умениями, лежать бы вам там же.

Люди потихоньку приходили в себя. Кто-то тихо выругался, поминая и Сарумана, и его мать, и окрестных орков разом, кто-то уже поднялся и соображал, как быть дальше...

— Коней бы им надо, — сказал Эгленн. — Ты не сможешь мысленно позвать? Не так уж далеко тут пасутся их табуны.

Гэндальф с удовольствием прислушивался к ругательствам.

— А язык-то развивается, — заметил он. — Раньше у них победнее словарь был. Молодой народ, несколько сотен лет всего.

Он прикрыл глаза.

— Нет, не надо никого звать. У нас скоро гости будут, разведка роханская. Пусть сами разбираются, чай, свои.

Помолчал.

— Я не могу нашим приказывать, чтобы они не раскрывали, кто ты. Могут и случайно проговориться. Буду следить, конечно, но всякое может быть.

— Ладно. В любом случае, убить меня они не убьют, а там видно будет. Ты что сам — собираешься наведаться в Эдорас?

— Придётся, — он поморщился. — Надо поглядеть, что тут Саруман успел натворить, прибирая Рохан к рукам. Наверняка ведь угоном людей не ограничился. Эх, правду говорят в Валиноре: не место айнур в Арде, ох, не место... Сила, могущество — до добра не доводят, сразу возникает желание собрать вокруг себя страну, одну, другую, третью. И так — со всеми. Увы. Потому что ты умнее, сильнее, дольше живёшь, можешь _научить_... ну, и так далее. А из благих намерений потом вырастает Нуменор... или Мордор. Или Изенгард. Понятно, раз такое вообще существует в мире, что одни в чём-то выше других, то иначе и быть не может, но надо же и меру знать. А удержать айнур от такого безобразия, увы, могут только они сами.

Эгленн хмыкнул.

— Бессовестный человек нагадит меньше, чем бессовестный айну, это верно, — согласился он. — Но подозреваю, дело не в изначальной силе, а в бессовестности. Потому как что же теперь — если опасность в силе, то всем навечно оставаться слабыми и не стремиться к большему?

— Это всё понятно, — Гэндальф задумчиво посмотрел вдаль. — Но есть, так сказать, уровень силы. Вот, ты видел сейчас: духи льда, майар. обрушься они на Арагорна и остальных, — всё, бесповоротная гибель. Чтобы противостоять этому, надо искать, как увеличить свою силу, как измениться так, чтобы смочь хотя бы защититься. А те будут изобретать всё новые способы подавления, как Саруман. Да, ты Изменённый, ты можешь его обмануть, но он, потерпев поражение раз, изобретёт что-то новое, чтобы справиться с тобой. Получается бесконечная гонка за силой, за оружием, за средствами защиты. Так что я был полностью согласен с Валар, когда они приняли решение, что им не место в Эндорэ.

— Это не от силы. Это от войны. А отчего война, думаю, уж кто-кто, а ты — понимаешь... — он пристально взглянул на Олорина. — Мне рассказывали, что некогда ты был одним из майар Ниенны. И, раз так, вероятно, знаешь, кто такой Саруман. И о его давнишних подвигах.

— А причины-то теперь уже, извини, не так важны, как их последствия, и дело мы имеем с тем, что есть сейчас. Прошлого не изменить, и если всё время оглядываться назад, то можно свалиться с лестницы...

— То, что есть сейчас, произошло именно от причин, на которые теперь, ты говоришь, нет смысла оглядываться. Не было бы здесь этого "Главы Светлого Совета", — Эгленн кивнул в сторону Изенгарда, — не было бы и войн на этой равнине. Не было бы Нуменора — не было бы и нашего Мордора таким, какой он есть сейчас. А будем мы продолжать в том же духе, и полагать, что силу отними, и сразу мир настанет — так и будет тянуться ненависть вечно, и никогда никому лучше не станет. Сила! Отними силу стихий, будут мечами убивать: мы светлые, должны истребить прислужников тьмы. Отними мечи — голыми руками душить станут.

Олорин взглянул на него — чуть с усмешкой, но больше с грустью.

— Ладно, это всё разговоры в пользу бедных... Слышишь? дрогнула земля, гудит от конских копыт. Сюда несутся конники Ристании.

— Надеюсь, они не встретят нас копьями, — серьезно сказал Эгленн.

Предрассветная мгла стала развеиваться, — и из неё, из светлой хмари, вынырнуло вдруг: тёмные фигуры, стремительные, почти летящие над землёй.

Конный отряд окружил стоянку, несколько всадников промчались дальше — туда, где лежали мёртвые тела: ящеры, орки...

Сэм с тихим вскриком пробудился, заметался: куда бежать, что делать?!

Рука Арагорна легла на меч.

— Сэм, спокойно, — Эгленн положил ему руку на плечо и удержал. — Не прыгай, как воробей. Это роханцы, а не орки. Олорин... По-моему, из всех нас лучше тебе с ними заводить разговор.

— По-моему, тоже, — согласился Гэндальф и шагнул вперёд.

— Спокойно, друзья, — голос его зазвенел. — Мы не для того отбивались от орков и этих крылатых тварей, чтобы бросаться на вас. Имя моё — Митрандир, а вам я известен как Гэндальф, это мои друзья: Арагорн из Имладриса, Леголас из Лихолесья. А это Эгленн. И честно скажу вам, если бы не он, мы бы все сейчас перед вами не стояли.

— Мы не враги вам, — Эгленн шагнул рядом с ним. — Здесь ваши товарищи, люди из Рохана. Они были околдованы Саруманом, и теперь им нужна ваша помощь, чтобы вернуться домой.

Один из всадников выехал вперёд, — конь упрямился, но тот его сдерживал железной рукой.

— Я Эомер, сын конунга Теодена. И приказ у нас — убивать всех, кто проник на нашу землю тайно. Вы не орки, я вижу, и потому вы последуете за нами в Эдорас. Хотя должен предупредить, Митрандир: никто вам там рад не будет. Снимайте лагерь.

…"Златоверхий дворец" Эдораса, воспетый в ристаниских легендах, свое гордое название мог оправдать лишь для тех, кто никогда не видел действительно пышных строений. Впрочем, сообщать об этом роханцам ни Олорин, ни Эгленн не собирались, тем более, что оба видели Эдорас далеко не впервые. Для Эгленна, привыкшего жить под защитой камня и стен, жизнь роханцев казалась в чем-то странной, но тем самым и чистой — для здешних людей просторы и небо были так же привычны, как стены замков для жителей Минас-Тирита. И в очередной раз Эгленн пожалел, что эти люди волею судьбы оказались его врагами...

На террасе "дворца" — все еще очень далеко от них — стояла девушка в белом платье, смотрела на равнину, на пыль, поднимающуюся из-под копыт их отряда. Но видеть ее могли только Эгленн и Олорин... слишком далеко.

— Йовин, — почти одной мыслью проговорил Эгленн, знавший, что майа так же обратил внимание на девушку, — наследница... вместе с братом. Если Саруман не погубит их обоих.

Оттуда — навстречу — ехал небольшой отряд. Встреча была неизбежна, да Эомер и не собирался её избегать. Нахмурился: по одежде, видимо, опознал всадников. Бывших пленников Сарумана везли сейчас, призвав коней, так что отряд Эомера увеличился на девять человек... Гэндальф усмехнулся. Как нарочно, свалились с неба тут Эгленн и девять этих, заворожённых... Забавное совпадение.

— Ты знаешь их? — тихо спросил Эгленн. — Что это за люди?

Гэндальф перевёл взгляд на несущихся навстречу всадников.

— А то, — жёстко сказал он. — Это Грима, очень умная тварь. Саруман абы кого к себе не приблизит.

— Грима, — повторил Эгленн. — Да, я слышал. Нам доносили.

Два отряда встретились на открытой равнине, Эомер выехал вперёд. Со стороны, наверное, это было красиво: стройный ряд всадников, нетерпеливые кони... Олорин оставался чуть сзади и явно не собирался выпускать всё это из-под своего контроля.

Эомер и Грима обменялись церемонными приветствиями, в которых не было ни капли тепла или искренности.

— Эомер, я приехал, чтобы передать тебе приказ конунга, — донёсся высокий резкий голос Гримы. — Отныне тебе запрещено переступать врата Эдораса — до особого распоряжения. Пленников тебе велено передать мне.

"По-моему, Саруман попытается добить недобитых чужими руками, — мысленно проговорил Эгленн. — А нас — изолировать... хотя убить, конечно, ему было бы лучше. Но он уже должен понимать, что не выйдет."

Олорин кивнул.

Эомер раздражённо выпрямился.

— Не ты ли поспособствовал этому, так сказать, "приказу конунга"? Если это всё, что ты собирался сказать мне, то отойди и жди.

— Всё, — Грима с улыбкой превосходства смотрел на него.

Эомер подъехал к Гэндальфу и Эгленну.

— Вы слышали, — сумрачно сказал он.

— Слышали. Что ж, особого выбора, как я понимаю, у нас нет... — Эгленн посмотрел в сторону дворца. — Не допусти, Эомер, чтобы Саруман руками Гримы убил ваших людей. Здесь сейчас, подозреваю, нет советника Гримы. Есть рука Сарумана.

— Все они, прошу прощения, на одно лицо, — резко сказал Эомер. — Сила есть — значит, можно безнаказанно лезть в людские дела, управлять, направлять против своих врагов. Будь моя воля, я бы отправил всех их — и Сарумана, и тебя, Митрандир, и Властелина Мордора... и эльфов тоже — за Море, в их край. Пусть бы между собой и разбирались, а эту землю оставили людям. Жаль только, осуществить это всё не получится.

Он отвернулся, отдал приказ своим. Всех, кого ему пришлось увезти со степной стоянки, вывели вперёд, отряд Эомера отступил, а место конвоиров заняли люди Гримы. Сам он оказался близко, — немигающие глаза, светло-карие, мёртвые...

— Ненадолго расставались, — с едва заметной насмешкой вслух проговорил Эгленн, — можно передавать Саруману привет.

Грима посмотрел на него — как будто сквозь, как будто эти глаза не умели выражать ничего. Отряд, перестроившись, начал путь к Эдорасу. Сэм попробовал подумать о том, как отсюда удрать, но ничего не надумал.

— Ты сумел ускользнуть, — сказал Грима. — Сила твоя велика, Рантир, но будь уверен: далеко ты не уйдёшь.

— Спасибо за пророчество, — вежливо, но с чуть заметной иронией поблагодарил Эгленн. — Ты не представляешь, сколько раз мне говорили эти слова.

Эгленна и Гриму окружали сейчас воины отдельно от остальных. Внезапно — как по команде — воздух взрезал звон выхватываемых клинков, несколько ударили в спину Эгленна, один жестоко и с неодолимой силой рубанул по шее — снести голову с плеч. Прежде обычные воины Рохана вдруг превратились в бешеных существ, на страшной скорости рубивших, коловших, — убивавших... и глаза их внезапно из человеческих стали мёртвыми, белыми, светящимися... тем самым светом Амана.

Некая сила вывернула руки тех, кто наносил удары, рикошетом ударила их самих — и спустя пару секунд эти конники валялись на земле с отнявшимися руками и ногами, а Эгленн уже держал Гриму за горло сам, перетащив его в седло своего коня — вернее, Грима просто висел, хрипя, у него в руках.

— Задавлю гадину, — вполголоса проговорил Эгленн, глядя в вытаращенные глаза Гримы. — Если ты, Саруман, слышишь меня — еще минута, и у тебя станет одной шавкой меньше. Оставь меня в покое!

Гэндальф, конём растолкав всех, кто ещё оставался между ним и Эгленном, подъехал вплотную. Блеснула алая молния... чтобы ударить в грудь Гримы. Тот обмяк в руках Эгленна, глаза закатились.

— В таком виде он уже не опасен, — сказал Гэндальф. — Довезём так. Убивать его нельзя: Саруман тут же другого найдёт, а я буду терять время, выясняя, кто это.

— Балрог их всех раздери! — Эгленн не удержался, выругался. Гриму отшвырнул в сторону: подберут, кому нужен. — Представляю, какой прием нам будет сейчас обеспечен! Хорошо, если второй раз сражаться не придется, уже против здешних!

Гэндальф обвёл взглядом всадников: те ждали.

— Вот что, — сказал он властно. — Мы едем в Эдорас. Но не как пленники, уж извините. Как видите, мы вполне способны постоять за себя, как бы это ни было кое-кому неприятно.

Отряд двинулся вперед снова — но теперь оставшиеся ристанийцы держались от незваных гостей на порядочном расстоянии.

...Гэндальф уже видел такое: мёртвые глаза со светящейся точкой где-то внутри, в глубине взгляда. Глядя в глаза Теодена, он решил даже не начинать разговор: бесполезно. Просто — точный удар алой молнии, разрывающий связь. Хватит. Время разговоров прошло.

Арагорн молча стоял рядом, смотрел, Эгленн — тоже. Остальных Хранителей в тронный зал не допустили

Теоден вздрогнул, медленно поднял голову.

— Что?..

— Здравствуй, конунг, — как ни в чём не бывало, сказал Гэндальф. — Ты приказал привести тех, кто нарушил границы Ристании и покой на её землях. Мы перед тобой, и готовы дать ответ о произошедшем.

— Вместе с нами вернулись те роханцы, кто был околдован Саруманом и против собственной воли вынужден был сражаться в числе его орд, — добавил Эгленн. — Таких, увы, много в Изенгарде.

Теоден вздрогнул, глаза его сощурились. Короткий взгляд на Гэндальфа... на Эгленна... на Арагорна...

Оглянулся на свиту.

— Сейчас _люди_ выйдут, — властно сказал он. — Останутся только те, кто владеет магией. Я побеседую с ними с глазу на глаз.

Арагорн хотел было возразить, но Гэндальф поднял руку: не стоит, мы разберёмся, выйди вместе с остальными.

Тронный зал опустел.

Хорошо, что сам конунг не был в состоянии различить род того, что именовал магией; иначе бы с первого взгляда понял, насколько чужды друг другу умения Олорина — и Эгленна. Но так — так человека вполне можно было бы ввести в заблуждение... Не хотелось.

Быстро же он, однако, пришел в себя после "пробуждения"... велика сила светлого майа.

— Итак, — конунг выпрямился. — Вы нарушили пределы Рохана. Вы привели за собой орду орков. Благодаря вам с севера примчались вихри, и много ни в чём не повинных людей погибли, просто попавшись на дороге ледяной бури. Что скажешь, Гэндальф Горевестник? Кого ты привёл с собой?

— Я расскажу о том, как все происходило, — Эгленн шагнул вперед. — Случилось так, что я попал в Изенгард; так же, как и множество твоих, конунг, подданных. Саруман теперь не убивает людей — он чародейством делает из них своих рабов, марионеток, лишенных воли и готовых бездумно исполнять любые приказы, даже и вместе с орками убивать своих же сородичей. Я сумел не поддаться этому чародейству, обмануть Белого Колдуна. Нас — ты сможешь увидеть вернувшихся людей — вместе с орками и крылатыми тварями-ящерами Саруман отправил на равнину, чтобы уничтожить Гэндальфа и его товарищей. Вышло иначе, Гэндальф силен ... а я сумел защитить людей от гибели в этом бою. Саруман понял, что мы живы, и тогда бросил на нас ледяных духов, обитающих на вершинах Мглистого. Мы погибли бы, если б не сумели разорвать связь между ними и Саруманом. Тогда они ушли. Да, мы виновны в этой буре... уже одним своим существованием. Но мы так же скорбим о погибших, как и ты. Сейчас у нас общий противник, он силен, и думается мне, что не враждовать мы должны, а объединиться, чтобы не погибнуть от него поодиночке.

— Сумел не поддаться, значит, — глаза конунга настороженно сверкнули. — Сумел воспротивиться самому Саруману. Ты полагаешь, я несмышлёное дитя, и не смогу догадаться, кто ты? Похоже, Гэндальф, ты стакнулся с Мордором — чтобы разгромить Сарумана? Ты хитёр, ты умело строишь свои замыслы, но такого я не ожидал от тебя.

Он стремительно встал, очутился напротив Эгленна.

— Если бы я мог, я бы убил тебя. Но, похоже, теперь Средиземью и вправду пришёл конец.

— Гэндальф пока еще ни с кем не стакивался, — спокойно сказал Эгленн. — Но только действуя вдвоем, мы сумели освободить ледяных духов... и твоих, конунг, людей. Ни он, ни я не враги Рохану.

Рука Теодена легла на меч.

— Именно это я и имею в виду, — усмехнулся он. — Слова — это ложь, главное дело. Сейчас вы уже действуете вместе, и больше никаких доказательств мне не нужно. Вы хотели купить и Рохан — тем, что освободили наших?

Гэндальф как-то незаметно очутился рядом.

— Хорошо же ты рассуждаешь, конунг. Лучше было бы, чтобы я не принял протянутую руку помощи, когда сам не мог справиться с бедой — только потому, что Эгленн из Мордора? Ты сам говоришь: дела важнее. Он предложил спасти жизни. Это — плохо? Для тебя цвет одежд важнее деяний?

— Скажи мне лишь две вещи, конунг. Хватит ли у Рохана сил, чтобы одолеть орды Сарумана, которые он скоро бросит на твою страну? Тебе по нраву, чтобы выжившие превратились в безвольных рабов-убийц, подобных оркам?

— Ты знаешь ответ, — медленно и тяжело проговорил Теоден. — Но к нему я прибавлю ещё кое-что. Конникам Ристании не по нраву любая власть над ними, кроме той, которую они выбирают себе сами. Ни Саруман, ни ты, Гэндальф, ни Владыка Мордора, ни Владычица Золотолесья — ни от кого из них мы не потерпим посягательства на нашу свободу. Пусть мы и поляжем все, но рабами мы не были и никогда не станем. Ваши войны меж собой бьют по нас, мы платим своими жизнями за то, что вы не можете поделить власть в Средиземье. Что ж, продолжайте.

— Конунг Теоден, ответь — разве Владыка Мордора когда-либо посягал на свободу твоей страны?

— Ваших лазутчиков мы отстреливаем на границах. Раз за разом, снова и снова. Или ты будешь утверждать, что это мирные жители, которые пришли в наши степи пособирать цветочки?

— Мы не посылаем лазутчиков в ваши земли вовсе, конунг. Разведку в удаленных землях мы делаем совсем иначе, куда более верными способами, чем засылать людей... которых все равно будут, как ты сам утверждаешь, отстреливать на границах, — Эгленн помолчал и прибавил: — Есть такое умение — смотреть глазами птиц и животных. Мы можем смотреть даже глазами ваших коней... потому поверь — нет в ваших землях никаких лазутчиков. Не тех вы стреляете, конунг.

Конунг усмехнулся.

— Таких слов и следовало ожидать. Что ж... Вы желаете нашей гибели, о великие и могучие маги, — вы её добьётесь. Воюйте дальше. Что вам смертные, — миг, и нет их, а в вашей бесконечной жизни должны же быть какие-то развлечения.

— Да нет же! — в спокойном голосе Эгленна впервые прорвалось нечто, очень похожее на отчаяние. — Знаю, слова бесполезны. Что ж... значит, как я понимаю, рассчитывать на твою поддержку в усмирении Сарумана не придется. Жаль.

— Совершенно верно, — величественно кивнул конунг. — Я не позволю класть своих людей в ваших играх, о великие, — раз уж вы удосужились спросить моё мнение. И не ждите от меня благодарности за то, что вы снизошли до того, чтобы сделать это. Прощайте.

Гэндальф коротко поклонился.

— Прощай, конунг. Думаю, за своё освобождение от чар Сарумана ты тоже не удостоишь меня благодарностью. Как же, я ведь "снизошёл". Эгленн, идём.

Эгленн некоторое время смотрел на конунга — потом вздохнул. Тоже поклонился — и они вместе с Олорином вышли из зала.

— Его можно понять, — проговорил Эгленн, когда они очутились снаружи, на террасе, откуда открывался вид вдаль, на ристанийские степи. — Он неправ во многом, но одна ошибка может стать смертельной для его народа. Саруман вполне способен сделать их рабами. В самом прямом смысле.

— Вот так можно испоганить мнение о чём угодно, — заметил Гэндальф. — Он увидел Сарумана — и, как выражаются люди, теперь гребёт всех "магов" под одну гребёнку. Что более всего печально: он недалёк от истины. В Войну Гнева Валар бросили эльфов Валинора, а Моргот — своих людей и орков. С тех пор, считай, ничего не изменилось, и я знаю лишь два случая, когда кто-то из сильных мира сего воевал не чужими руками... впрочем, надолго этого всё равно не хватило.

— Мелькор не бросал своих людей, — возразил Эгленн, — да его не спросили, хочет ли он оставлять их. Я полагал, ты знаешь об этом.

— Не спросили? — Гэндальф был серьёзен. — Расскажи то, что ты знаешь. Я хочу услышать, что об этом говорят у вас.

— Но это же очевидно! Неужто Мелькор сам пошел бы в Валинор после того, как армия Валар пришла в его земли с войной?

Эгленн огляделся — и отошел от входа в Златоверхий Чертог, где безмолвными изваяниями застыли два стража; лучше людям не слышать таких разговоров. Олорин последовал за ним; Эгленн присел на деревянную скамью.

— Мелькора увели в Валинор силой, — продолжил он, — хотя он позволил это сделать, не стал вступать в бой сам — это разрушило бы Арду. Людей и орков уводили за Эред Луин... Не знаю, откуда ты взял такое, Гэндальф — "бросил".

— Я не это имел в виду, — спокойно сказал Олорин. — Хотя то, что ты рассказываешь, безусловно, интересно... Мне всегда было интересно узнать, как можно было так быстро собрать после Войны Гнева новую страну — из ничего, после полного, казалось бы, разгрома. Но я говорил — Война Гнева велась чужими руками. Руками эльфов Валинора с одной стороны — и руками орков и людей с другой.

— Мелькор не мог вступать в бой сам, — повторил Эгленн. — В тех условиях это уничтожило бы всю Арду. К чему его и вынуждали. Но ладно... это дела дней, давно минувших. Что собираешься делать ты сам — сейчас?

— Выполнить волю Валар в отношении Сарумана, — коротко отозвался тот. – Тебя, конечно, интересует, — что это значит.

— Это ведь Курумо, — с отвращением проговорил Эгленн, — любимый ученик Манве. И какова же их воля?

— Курумо более не глава Светлого Совета, — Гэндальф слегка кивнул на его реакцию. — То, что я показал Валар, убедило их в том, что Курумо вступил на путь разрушения... разрушения самого себя. Однако теперь мне будет сложнее.

— Ты не сказал, как намерен поступить с ним, — напомнил Эгленн

Гэндальф помолчал, глядя вдаль.

— Как это ни грустно признавать, Теоден прав. Это только наши войны. Говорить с Курумо бесполезно... ему следует только убраться из Арды. Однако то же самое касается и его брата, и меня, и остальных истари. Жаль, если кто-то из майар этого не понимает.

Эгленн кинул на него короткий взгляд.

— Этот кто-то — конечно же, Властелин Мордора?

Гэндальф пожал плечами.

— Он ушёл из Амана. Давно. Тогда были и другие, — та же Мелиан... Но меняются не только времена: меняется Арда. Наступает время людей, и сама Арда уже отталкивает не только нас, но и эльдар. Возможно, в этом повинен и Мелькор, разрушивший Весну Арды и давший Арде движение, и Валар, отгородившие Валинор... Мне трудно сказать. Но мне ясно одно: Арда — не место для тех, кто её создавал. Так всегда бывает. Это как с родителями. Произвёл на свет, вырастил, — и уйди. Иначе ты станешь попросту мешать жить.

— Куда уходить? — Эгленн старался, чтобы майа не уловил тоску, живущую в голосе. — Я понимаю тебя, но боюсь, Ортхэннер не примет твоих слов. В Валинор? В эту золотую клетку? К тем, кто погубил все, что было нам дорого? В жизнь на цепи? А что будет здесь — с людьми, которые живут под защитой Мордора? Гондор уничтожит их, лишь только получит возможность...

— А вы так и собираетесь вечно опекать их, водить на помочах? — несколько резко спросил Гэндальф. — Если они не умеют _быть_ сами, если могут жить только в зависимости от вас, мне жаль их, и, прости, но у меня нет к ним ни капли уважения. В этом случае стоит больше уважать Теодена, который не ищет подпорок в виде сильных мира сего.

— Ты ошибаешься, — голос Эгленна стал холоднее. — Мало ты знаешь о нас, если говоришь так. Да, скорее всего, уход Ортхэннера не приведет к падению Мордора... Но повторяю: было бы КУДА уходить. Он не согласится уйти, чтобы снова стать рабом в золотой клетке.

— Это вопрос восприятия, Эгленн. Я был в Валиноре, и никогда он не был для меня клеткой. Впрочем, об этом я бы стал говорить только с ним самим.

— Мордор открыт для тебя, — Эгленн улыбнулся. — Надеюсь, ты не станешь всерьез полагать, как многие люди, что мы тут же закуем тебя в цепи и скормим гигантским паукам.

— Насчёт ваших пауков тоже стоило бы поговорить, — заметил Гэндальф. — Теоден выставляет нас — меня и тебя. К Арагорну и прочим у него такой неприязни нет. Думаю, не стоит откладывать мой визит в Мордор. Давно пора.

— Назгулы смогут доставить нас очень быстро. Тебя устроит такой способ передвижения? И — как ты объяснишь свою отлучку остальным? скажешь правду или пока предпочтешь утаить?

— Как обычно, то есть никак, — усмехнулся Гэндальф. — И хотелось бы посмотреть на этих, ваших. Особенно после того, что было на Заверти.

— Посмотришь. Тогда тебе нужно предупредить друзей о своем уходе... хотя бы чтобы они не переживали за тебя. И — можно отправляться, только вначале нужно будет выбраться в безлюдное место, чтобы не пугать роханцев появлением назгулов.

Гэндальф кивнул. Вскоре они уже стояли в дверях небольшой комнаты, где собрались Хранители... и коротко и жёстко объявил им о том, что пути их расходятся.

— Встретимся в Гондоре, — сказал он на прощанье. — Отдохнёте и двинетесь в путь. И не держите зла на Теодена: он заботится о своём народе. Как умеет.

Сэм подозрительно вытер нос и пошёл прощаться первым.

…Через пару часов они с Эгленном покинули Эдорас. Еще с террасы Златоверхого Чертога Эгленн смотрел на равнину — и с сожалением понимал, что утаить полет драконов будет сложно: слишком уж открыта бескрайняя равнина Рохана, слишком уж хорошо все просматривается из Эдораса. Полеты назгулов, само присутствие которых вызывало у обычных людей ужас, Теодену доверия не добавят, но с этим придется смириться.

Они шли по степи, меж невысоких холмов — и Эгленн посматривал на небо, где высоко, в нескольких милях над ними, парили сейчас улаири.

Наконец он остановился.

— Пора, — сказал он. — Сейчас они спустятся и смогут забрать нас.

— Забавные существа, — усмехнулся Гэндальф, тоже поглядев на небо. — Прикажут — будут убивать меня, прикажут — помогут... Что-то мне это всё напоминает.

— У них не было приказа — убивать. У них был приказ — задержать. Война всех нас превращает во врагов... — Эгленн вздохнул. — Смотри — вон они, уже видны.

Улаири спускались по почти отвесной спирали, их драконы почти падали вниз — только на высоте сотни метров этот бешеный спуск сменился плавным полетом. И, раскинув крылья, два дракона опустились на землю.

— Пойдем, — позвал Эгленн. — Надеюсь, летать тебе не привыкать.

Олорин приложил руку козырьком к глазам. Можно этого было и не делать, воспользоваться зрением майа, — но он почему-то решил вот так. Как люди... когда они не хотят чего-то видеть, но показать это им кажется недостойным.

Он пошёл вперёд, к крылатым тварям.

Остановился.

Они были там, на Заверти. Не так давно они били друг по другу на поражение.

А потом — совсем недавно — они уже сражались плечом к плечу...

Вблизи морда назгульской твари оказалась даже в чем-то красивой: умные блестящие глаза смотрели с пониманием и чуть заметной иронией. Дракон вытянул крыло и мотнул головой — показывая, как следует забираться в седло. Лицо его всадника было скрыто капюшоном, но Олорин знал — там, под тканью, провал в пустоту. Зрение, по крайней мере, человеческое, отказывалось видеть измененную плоть улаири.

— Садись, майа, — тихо прошелестел голос назгула. — Мы рады видеть тебя снова — не в бою.

Гэндальф кивнул, усмехнулся. Было ли ему не по себе, или же страх ему был неведом, — никто не мог почувствовать, ничто не отразилось на его лице.

Он обернулся на Эгленна.

— Пора покидать Рохан.

Оба дракона синхронно взмыли в воздух.

Внизу раскинулась равнина Ристании; драконы поднимались очень быстро, по спирали, вверх, чтобы как можно меньше людей успели их заметить — явно не щадя своих всадников. Ревел вокруг рассекаемый воздух, бил в лицо холодный ветер... Человеку от такого полета почти наверняка скоро сделалось бы плохо. Но людей здесь не было. И лишь когда равнина стала походить на бескрайнее лоскутное одеяло, когда земля внизу стала напоминать о картах этой местности — драконы рванулись вперед.

"Неплохо, — мысленный голос Гэндальфа был невозмутим. — Вас с тех пор, я вижу, Ариен с Тилионом не трогали. Я прав?"

"Верно, не трогали, — откликнулся мысленно Эгленн. — Они словно потеряли интерес к нам, уже давным-давно. Как будто, как и Валинор, обитают в другом мире."

Гэндальф усмехнулся и не ответил. Ждал.

Путь до Мордора занял несколько часов. Черная страна оказалась и вправду почти черной — земля близ хребтов, ее огораживающих, была выжженной и бесплодной. Там не было деревьев, не было садов, почти никакой растительности — одна лишь равнина, полная военными лагерями и строениями, разбегавшимися от огромной башни Барад-Дура — все это заставляло вспомнить Изенгард... разница была лишь одной: здесь, в Мордоре, в этой земле никогда не было иного, кроме пустыни; в Изенгарде же была убита и изуродована живая земля.

Темная завеса плотных туч нависала над этой частью страны. Правда, Олорин видел, что вдали, на востоке, у самого горизонта, небо вновь становилось синим.

У Олорина чуть дёрнулся уголок рта. Военная мощь Мордора...

Промолчал.

Теперь уже оставалось немного.

"Давно не разговаривал с ним, — вдруг сообщил он Эгленну. — сколько тысяч лет... Да. С тех пор, когда он учился у Ауле."

Оба дракона плавно опустились на одной из галерей Барад-Дура. Эгленн и Олорин спрыгнули на каменный пол, драконы снова взмыли в воздух.

— Пойдем, — позвал Эгленн. — Я проведу тебя. Но, думаю, придется немного подождать.

Эгленн исчез, оставив Олорина в одной из комнат — оказавшейся, вопреки общей сумрачности, вполне уютной и светлой благодаря кристаллам-светильникам. Ждать пришлось не слишком долго: как раз, чтобы успеть отдохнуть и перекусить. Вскоре двое воинов — у обоих были холодные, замершие лица, но, в отличие от людей Изенгарда, живые глаза — уже вновь вели Олорина по темным коридорам крепости. Высокие темные своды, огонь, изукрашенные каменной резьбой галереи... суровая, мрачная красота.

У высоких двустворчатых дверей они остановились.

"Входи, — мысленный голос явно принадлежал одному из стражей, — он ждет тебя."

Олорин мгновение помедлил... затем протянул руку к дверям. Те раскрылись, как будто только этого и ждали. Он пошёл вперёд.

После виденного ему было даже интересно: что там — тронный зал? или просто покои? Как он поставит себя — как Властелин Мордора или как майа?

Это был тронный зал: огромный, высокий... Пустой. Сполохи пламени пробегали по резным колоннам, бросая алые отблески на все, находившееся в зале, отражались в черных, отполированных почти до зеркального блеска плитах пола.

Черный трон пустовал. Не сразу Олорин заметил, что в одном из проемов между колоннами кто-то стоит.

Шаги Олорина были почти бесшумны, однако для здешнего эха и этого хватало: ничто не будет незамеченным здесь... Впрочем, он и не таился.

Шёл не торопясь, как будто впереди у него была целая вечность свободного времени, и как будто он просто пришёл в гости, а не к извечному врагу.

Как будто.

Олорин приблизился.

Остановился.

Пристальный взгляд туда, к колоннам.

— Здравствуй, Гортхауэр.

Возможно, как гласили легенды, он и умел принимать человеческий облик, скрывая свою майарскую сущность — но сейчас этого не делал. Облик, в котором он сейчас стоял перед Олорином, был, вероятно, чем-то промежуточным между крылатым — и обычным. Огромные, на пол-лица, зеленые глаза с вертикальными зрачками, спадающие плащом за спиной крылья, бледная до белизны кожа, длинные черные волосы... Красив.

Простая черная одежда, как у остальных здешних воинов.

— Здравствуй, Олорин. Спасибо, что согласился прийти сюда.

Олорин некоторое время молча смотрел на него.

— Не за что. Знаешь, после общения с твоим балрогом мне пришлось слетать в Валинор. Не самое приятное занятие на свете. Но я пришёл сюда не для того, чтобы рассказывать тебе о том, как я сражался с твоими... союзниками. Надо полагать, мои соображения по поводу пребывания майар в Эндорэ тебе уже известны, не так ли?

— Да, — кивнул Гортхауэр. — Эгленн передал мне все это.

— Я пришёл, чтобы показать тебе Валинор, — негромко сказал Гэндальф. — Тебе придётся оставить Эндорэ. Никому из айнур нет места здесь, и это правильно. Миру суждена своя дорога, и не должно всю оставшуюся Вечность вести его на помочах. Пребывание айнур в Арде ведёт только к горю и бедствиям, потому что слишком несопоставимы силы их и тех, для кого она была сотворена. Мы знаем про Кольцо, про то, для чего оно предназначено, и я могу сказать тебе сразу: этого не будет. Даже если это будет последним вмешательством Валар в судьбу Арды, но они не допустят появления Мелькора здесь вновь. Но это ещё не всё.

Гортхауэр прикрыл глаза, но Олорин уловил, как блеснул его короткий взгляд.

— Я слушаю, — проговорил он, и голос его был хриплым.

— Я говорил с Манве о вас всех. О тебе. О Мелькоре. О Курумо. О том, что ты сделал за эти тысячелетия для того, чтобы вернуть Мелькора.

— И? — Гортхауэр по-прежнему не поднимал глаз. Казалось — это спокойствие напускное, и майа вот-вот превратится в то самое пламя, что сейчас, совсем рядом, бежало по колоннам тронного зала.

— Смотри, — сказал Олорин.

И вмиг — чёрное сменилось ослепительно-белым. Свежий ветер и снежная величественность чертогов на Таникветиль...

— Ты видел, о Владыка Мира. Добро ли, зло — но это творится ради одного: ради и из-за Мелькора. Мир изменён, и изменён безвозвратно, и теперь не можем мы уже говорить о том, что это безнадёжно, что это лишь — зло, ибо покривили бы мы душой...

"Я понял тебя, — мысль в ответ. — Но Айнур не место в Арде. Не вырваться нам и за её пределы: волею Эру привязаны мы к Арде, и нет нам жизни без неё... но нет и смерти."

Молчание.

— О Манве, скажи мне... чувствуешь ли ты, слышишь ли сейчас своего брата? Отступника от воли Эру? Правоту которого в изменениях Арды ты только что признал?

Снова тишина.

"Слышу."

— И — что? Я спрашиваю тебя, я, твой посланник в Смертные Земли. Ты так и оставишь всё как есть? Гортхауэр не смирится с этим никогда, он освободит его рано или поздно. Выдержит ли Арда — нынешняя Арда — то, что на неё ступит сильнейший из Айнур?

"Не думаю. Нет. О чём ты хочешь сказать, Олорин? О том ли, что необходимо распахнуть Врата Ночи и вернуть его? Даже Валар не властны ныне над Гранью Мира."

Олорин приближается, взгляд — глаза в глаза.

— Если ты действительно хочешь вернуть его и сотворить благо для Арды, я открою тебе способ.

Гортхауэр молчал несколько секунд... а потом расхохотался.

— Пресветлый Король Мира милостиво возвращает своего заблудшего брата из-за Грани! Да, до такого я не сумел бы додуматься. И ты хочешь, Олорин, чтобы я поверил — этому? Доверился — им?! После всего, что они сделали?!

— Я тебе рассказываю как есть, — Олорин даже не усмехнулся. — Не нравится — не верь. Я выкину в Чертоги Эру Курумо: Манве сказал, что более он не глава Светлого Совета. Ты можешь попытаться, конечно, но не говори, что тебя не предупредили. После этой неудачной попытки я заберу тебя — точнее, то, что от тебя останется — в Валинор. Но я бы не советовал тебе так рисковать. Если ты отправишься за Море с Кольцом и улаири, ты освободишь его. Там. И никак иначе. Выбор за тобой.

— И что будет после? — во взгляде Гортхауэра загорелось бешенство. — Я верну Мелькора из одного заточения — в другое, и мы оба, на все века до скончания Арды — там, в этой золоченой тюрьме?!

— Там не тюрьма, — пожал плечами Олорин. — Придёшь — увидишь. Тебя не было там все эти тысячи лет. Впрочем, я понимаю, что выбора особого у тебя нет. Повторюсь, но в противном случае ты Мелькора не увидишь. Но должен сказать тебе ещё кое-что. Чем дальше, тем труднее Арде носить нас, одарённых _силой_. Настанет миг, и она сама отторгнет тебя, и меня, и тех майар, кто ещё будет иметь несчастье остаться здесь. И тогда — за Грань. И тогда уже спасения не будет: неоткуда. Вот так, Гортхауэр... Так сказал Владыка Судеб.

— До сих пор не отторгала, и никогда никто из нас не чувствал, чтобы Арда нас не принимала. Я не верю вам, Олорин. Да, я освобожу Мелькора — но ради свободы, а не ради нового рабства. И если Манве и вправду хоть в чем-то изменился — он сделает то, что только и может сделать честного сейчас: оставит нас в покое. Кольцо у меня, — он поднял руку, и ярким золотом блеснул на пальце ободок, — я знаю свои силы, и никто не сможет помешать мне.

— Я тебя предупредил, — сумрачно сказал Олорин. — Если ты не хочешь слышать, ты не услышишь. Жаль...

— Слышать?! — майа наконец взорвался; если доселе он просто говорил, то сейчас почти закричал. — А может быть, это ВАМ нужно наконец-то расслышать нас? Все, что мы хотели все эти века, от начала Арды — просто жить, просто жить свободными, а не рабами! И снова, раз за разом, это оказывалось запретным! Все, что я хочу — спасти того, кого люблю больше жизни, избавить его от вечной пытки, на которую вы его обрекли — вы, справедливые и милосердные! И после того, как вы раз за разом разрушали нашу жизнь — я должен довериться вам?! Пусть Манве сам придет сюда, пусть просит прощения у всех, кто веками страдал по его вине — Короля Мира! Пусть просит прощения у Мелькора, когда я верну его! И тогда, быть может, я поверю, что он хочет добра. А доселе — для меня он не Король Мира, а лицемерная, гнусная, подлая тварь! Иди, Олорин. И если можешь передать Манве мои слова — так и передай их.

Олорин широко улыбнулся. Облик его затуманился, стал меняться, ушла старческая сутулость, да и одежды его — теперь белые — внезапно как будто вспыхнули... тревожное напоминание о Курумо...

И тут же — хорошо знакомое надмирно-прекрасное лицо.

Завораживающие синие глаза, глубокие, как ясное весеннее небо. Неуловимое сходство с Мелькором — на уровне ощущения, что-то родственное...

— Да, действительно интересно, Олорин был прав.

Гортхауэр пошатнулся, едва удержавшись на ногах; но все-таки устоял. Глаза его расширились.

— Зачем ты явился?!

— Зачем? — улыбка на красивом лице становится жёсткой. – Затем, что я — Король Мира. Я хотел увидеть своими глазами, что происходит с Ардой — после того, как Олорин показал мне увиденное. И ещё — чтобы встретиться с тобой и с Курумо. Я, знаешь ли, понял, что ни один из вас не собирается возвращаться в Валинор.

— Король Мира, — лицо Гортхауэра исказила усмешка презрения. — Король Мира — впервые за все время его существования осмелившийся сам ступить на его землю. Что тебе нужно от меня? Пришел насладиться своей властью, в очередной раз отобрав у нас все, что дорого?

— Очень плохо, что ты не чувствуешь и не понимаешь, что творишь, — и голос, и лицо Манве были бесстрастны. — Мелькор совершил ошибку, оставшись в Арде, и ты повторяешь её. Само присутствие вас здесь влияет на жизнь Арды, и влияет пагубно. Я даже не говорю о том, что творил ты именем Мелькора, — да, ты будешь мне теперь твердить, что вы только защищались. Но не это сейчас важно. Да, Эру принёс нас в жертву: создав Арду, мы не можем жить в этом мире, и уйти в Эа мы тоже не можем. Но как бы то ни было, я смогу защитить этот мир. Мелькор не вернётся сюда. Если ты предпримешь эту попытку, против тебя встанут Эарендил и Ариен, Тилион — и мы, Валар. Все они, в отличие от тебя, понимают и чувствуют. Возможно, таково было влияние Мелькора на твою фэа, что ты не чувствуешь того же, что и мы. Мне жаль тебя, потому что ты губишь не только себя, но и всех, кому суждено было несчастье оказаться под твоей рукой. Ты в ослеплении своей любовью творишь зло, и тебя не оправдывает то, что ты не ведаешь, что творишь.

Если в начале этой речи майа был готов весь превратиться во вспышку гнева, то под конец заставил себя сдержаться. Только сжатые кулаки выдавали его чувства.

— Когда Мелькор вернется, ему не будет нужно ничего, кроме покоя — и свободы просто дышать, — сумрачно сказал он. — Что тебя пугает в его возвращении?

— Есть тонкая ткань Бытия, — сказал Манве. — Желания, мысли и поступки. Каждое из них само по себе не может влиять ни на что, но вместе — это страшная сила, сокрушающая сам мир, разворачивающая его историю и жизнь. Есть существа, — и ты знаком с такими, — одного желания которых достаточно для того, чтобы в жизни других начались необратимые изменения. Таких существ нельзя задевать... нельзя причинять им вред, даже мыслью, тем более — пытаться помешать им жить. Они могут не пошевельнуть пальцем, но на их врагов обрушивается стая бед: внезапно рушится их собственное дело, умирают друзья, гибнут любимчики. Хорошо, если это просто люди, — это естественно для мира, это правильно, и так и должно быть... Но когда существо с таким свойством наделено ещё и силой айну, то под угрозу становится само существование мира. Там, в Валиноре, мы не просто так создали защиту. Эта защита действует и против нас же самих, против нашей разрушительной силы. Поэтому мы не имеем права жить здесь.

— Хорошо. Но причем здесь Мелькор? Никто из нас не наделен такими способностями, что бы ты ни говорил!

— А ты — уверен? Ты не видишь со стороны. Видит Намо, через руки которого проходят все — повторюсь, ВСЕ живущие в Арде существа, со всеми их бедами, с их судьбой, с тем, что им довелось пережить и увидеть. И благодаря Намо это знаю я.

— Было бы так — не пала бы Твердыня, — горько сказал майа. — Будь я наделен такой властью — не было бы всех войн прошедших эпох... А Мелькор никому никогда не желал зла. И ты сам знаешь это... Ты, его младший брат.

— Неправда, — с нажимом сказал Манве. — Не кто иной, как ты желал смерти врагам. А смерть — это войны. Вы хотели мира, это верно. И мир наступил. Ценой вашей Твердыни. Другого пути вы не оставили себе. Ты можешь не верить мне, но будет так, как я сказал, и ты в этом убедишься. Будь по-иному — я на Суде не настаивал бы так резко на том, что Валар не место в Эндорэ. Мелькор не захотел этого понимать. Ты вслед за ним тоже не хочешь. Вы вынуждаете меня применять силу, и да, я буду нести за это ответственность и перед своей совестью, и перед Ардой. Я не хотел терять своего брата, и не тебе знать, что я думал и чувствовал из-за всего произошедшего, из-за вражды между нами... Я хотел бы вернуть его, но как Король Мира — в Эндорэ я его не пущу. Валинор, быть может, и клетка, но у нас нет выбора.

— Один вопрос, король мира. Почему ты не вернешь его сам, если так справедлив, как хочешь казаться?

— Валар не властны над Гранью Мира. После Суда мы укрепили Стену Ночи так, что эту дверь не открыть. Наша сила — это сила Стихий Арды: земля, вода, воздух, и теперь соединения этих сил не хватит. Нужна четвёртая стихия. Стихия Мелькора. Огонь. Одной её тоже не хватит, — ты ошибаешься, полагая, что сможешь в одиночку пробить Грань Мира. Только вместе, как было при Сотворении. Если же ты попытаешься один — ты только вонзишь Арде в грудь клинок своих желаний. Я ухожу, Гортхауэр. Курумо сегодня вечером уже не будет в Эндорэ, остальные майар уйдут следом за мной. Я жду тебя в Амане.

Силуэт Короля Мира на глаза стал таять.

— Олорин! — крикнул майа, и эхо заплясало между стен черного зала. — Не смейте уходить!

— Почему? — несколько удивлённо спросил Манве.

— Слушай, ты... — майа шагнул к Королю Мира. — Ты хочешь, чтобы я тебе поверил? Тысячелетия труда, борьбы, надежд... поколения людей рождались и умирали, веря, что настанет час, когда Мелькор вернется, и справедливость наконец восторжествует. И все разрушается одним часом — приходит сила, которой нет дела ни до чего, кроме ее произвола, и одним словом обращает все надежды во прах. Почему ты не мог прийти и сказать все это раньше? Зачем ты ждал — тысячелетия? Что будет с Мелькором, когда он вернется?

— Ты в очередной раз доказываешь, что ты ничего не слышал и не желаешь знать, кроме своей правды, — Манве почти по-человечески вздохнул. — Ничего с твоим Мелькором не будет, если только он сам не захочет снова наделать непоправимых ошибок... Будет долгий разговор. Со мной. Со всеми его братьями и сёстрами. Почему сейчас, а не раньше? Ты мог бы и сам это понять, но ты же не хочешь. Не задерживай меня более. Курумо скоро оправится от удара и начнёт действовать.

— Я и сам способен остановить Курумо. Иди, Король Мира. И знай... Я не отдам его вам — снова.

Усмешка... и светящийся силуэт растворился в воздухе. Казалось, неслышный удар пронзил саму ткань мироздания.

Несколько секунд майа стоял, замерев — осознавая все, что произошло.

Неверие. Гнев. Жгучая боль обиды — неужели все, все эти века — напрасно?!

Странно.

Это был Манве. С самого начала. С возвращения Олорина. Он обманывал меня... не мог он не понять, кто я такой.

Мы сражались вместе с ним — воедино.

"Девятка. Ко мне. Немедленно, без отлагательств."

Майа пошатнулся — и почти без сил опустился на каменные плиты пола.

Они ворвались в зал почти мгновенно. Денна бросился к нему, приподнял за плечи, обнял.

— На тебе лица нет. Что тут было? Мы не слышали ничего, ни слова: как будто стена стояла. Олорин? Что он сделал?

— Это не Олорин, — выговорил Горт. Поднялся, держась за стену, перебрался на ближайшую каменную скамью. — Это был Манве. Смотрите сами, я открыт. Смотрите и думайте.

В зале стало так тихо, — как будто это был уже не зал в Барад-Дуре, а Чертоги Намо, где тишина давит, где останавливается само Время... Денна крепко сжимал руки Гортхауэра в своих, похоже, не осознавая этого.

— Послушай, — тихо сказал он наконец. — Он ведь мог тебя убить. Как Тхурингветиль, тогда... на неё хватило и одного из майар.

— Мог, — проговорил Горт. — Они зовут нас в Валинор. Вернуть Мелькора — там. Вернуть — и... — он запнулся, горло сдавило, словно петлей, закружилась голова, так, как не было уже, кажется, добрую сотню лет. — Остаться там... Мне... и ему. Иначе — они бросят на нас все силы...

Денна бросил короткий взгляд на остальных: тут же кто-то кинулся за вином. Денна вложил Гортхауэру в руки кубок.

— Пей. Да пей же. Тебя трясёт... Похоже, они не оставили нам выбора. Вот ведь проклятье... Ты пойдёшь на это?

— Я не верю им, — выдохнул Эгленн. Принял кубок вина — рука действительно мало того, что дрожала, тряслась так, что капли вина сразу же плеснули на пальцы. — Впрочем, вы видели сами... Странно. Вы — верите, что они могли измениться?

— Ты их знаешь дольше, чем мы, — не слишком уверенно сказал Денна. — То, что он сказал сейчас, — честное слово, никогда ничего подобного не слышал... Мы верим — тебе. Уже давно. Если ты рискнёшь на этот шаг, лишь бы освободить Мелькора, мы пойдём с тобой, чем бы это ни закончилось. Вот только что-то я не слышал от Манве приглашения в Валинор для кого-то, кроме тебя.

— Без вас все бесполезно. Без вас я бессилен сделать задуманное, — Эгленн допил кубок до конца, поставил его на пол. — Но это может обернуться ловушкой. Мы можем вытащить Мелькора только затем, чтобы отправить его на худшую пытку — в заточение в Чертогах... а если и нет, жизнь в Валиноре — не жизнь для него. Я не верю, что он сумеет там жить. И — что там сумею жить я. Вы должны будете вернуться. Без вас Мордор может не выдержать натиска. И... Вернуться, и забрать Кольцо.

— Горт, решать тебе. Мы понимаем всё... Скажи, ты можешь отказаться от своего плана? Нет. А в таком случае какие могут быть вопросы? Там, в Валиноре, нам придётся встать против самих Валар — если мы захотим против их воли забрать тебя и Мелькора в Эндорэ. Ты и сам понимаешь, что из этой затеи может получиться... Решать тут надо только одно: отказываться или нет. Или пытаться сделать это здесь, с риском попасть под удар того же Валинора, всё же совершить эту обречённую попытку. Боюсь, в этом случае мы просто погибнем, и более не будет никаких шансов — никогда. Решай.

— Решать нечего. Вставать против Валинора в открытую и самим — значит погубить не только себя, но и всех, кто вместе с нами. А жизнь, пусть в Валиноре, для Мелькора лучше, чем то, что он имеет сейчас... — Эгленн с силой провел руками по лицу. — Я желал бы лишь одного: после Кольцо должен забрать кто-то из вас... И вернуться вместе с ним в Эндоре.

Он помедлил, и вдруг сказал неожиданно, усмехнувшись:

— Хоббит. Мне пришла в голову странная мысль... Догадываетесь?

Денна смотрел на него, не понимая.

— Но ведь путь обратно закрыт для всех. Да, можно сделать так, чтобы он вместе с нолдор отплыл в Валинор, но его же не выпустят обратно.

— Я имею в виду другое, — медленно проговорил Эгленн. — У Единого Кольца, когда оно вернется обратно, должен быть носитель. Хозяин. Тот, кто сможет справиться с его силой. Тот, чья сила не причинит Арде вреда... тот, кто плоть от плоти ее, а не то, что мы, майар, и не вы, улаири, Измененные. Понимаете?..

— Да, — отозвался Денна, и остальные молча согласно кивнули. — А теперь объясни: зачем? И ещё. Если мы правильно поняли, ты всё-таки принял это — то, что в вопросах _силы_ и влияния на жизнь Арды ты можешь и не знать всего, и что Манве действительно сказал ту правду, о которой ты не догадывался?

— Принял ли, нет ли — выбора нам не оставили. Другой вопрос, что...

Ортхэннер закрыл глаза и целую минуту сидел молча.

— Мы можем попытаться — сами. Каким бы ни был итог... Если он не лгал... это не скажется на судьбе Мелькора. Если он не лгал, они не причинят ему вреда. А если он лгал, то нам так и так конец — что здесь, что если мы придем в Валинор. Но пока мы здесь, у нас больше шансов уберечь Кольцо. И — вас.

— Значит, всё-таки здесь и сами? — уточнил Денна.

— А вы — не согласны с этими доводами? — Ортхэннер усмехнулся. — Если удастся... Да. Они заберут нас обоих. Но я успею передать вам Кольцо. И... — он сорвался на шепот. — Поймите. Не могу я... сам... добровольно... своими руками... Отдать его — им. Даже не попытавшись — иначе, не использовав шанса!..

— Мы готовы, — переглянувшись с остальными, сказал за всех Денна. — Готовы давно... Но ты уверен, что получится? Зачем бы Манве было говорить о Грани Мира, о том, что сами Валар не властны над ней, о силе Стихий? Слишком много вопросов, пойми. И ни одного ответа. Он сказал — к вечеру Курумо здесь не будет, значит, до вечера Манве ещё здесь, в Эндорэ. Может, ты всё же позовёшь его, поговоришь? Жаль, что здесь только он сам, что нет никого другого, кто мог бы подтвердить — или опровергнуть.

— Поговорю. И вот что... Не только с ним я хочу говорить. Еще — и с хоббитом. Пора ему узнать, кого он встречал у водопадов Рэроса. Я приду к нему сам.

— Только после того, как выпьешь ещё и постараешься прийти в себя, — Денна протянул ему кубок снова. — В таком виде тебя не только хоббит, но и кто-то из нас может испугаться... правда, по другой причине.

— Что верно, то верно. Как он — хоббит? Последние часы мне было не до него... Держится?

— Увидишь, — сумрачно пообещал Денна. — Он очень, очень сильное существо, я уважаю таких... Ему очень тяжело сейчас, а от твоего визита вряд ли станет легче. Не представляю, что должно случиться, чтобы он принял твоё предложение насчёт Кольца. Иди, и следи за временем: сейчас уже почти полдень, времени у нас немного.

Полчаса Ортхэннер потратил на то, чтобы прийти в себя. Денна был прав: в таком виде нельзя было вообще показываться ни перед кем, кроме самых старых друзей. Сменить облик в очередной раз... Облик человека, облик Эгленна. Фродо по-прежнему считает его другом — не врагом, во всяком случае; по-прежнему ничего не знает о его судьбе...

Хоббит сейчас находился в одной из гостевых комнат башни. Впрочем, вряд ли от этого ему было легче.

...Фродо стоял у окна, по привычке заложив руки за спину. Высоко... И так жаль, что не умеешь летать. И не выручат орлы, как в старой истории Бильбо. И затея была действительно обречена на провал...

Дверь позади распахнулась, и Эгленн перешагнул через порог.

Как же все-таки хоббит похож на мальчишку...

— Здравствуй, Фродо, — тихо сказал он.

Тот стремительно обернулся. В большущих глазах — изумление, радость узнавания и тут же — смертельная тревога.

— Эгленн?! Здесь? Живой...

— Что со мной сделается.

Эгленн сел в кресло у стола.

— Фродо, я пришел, чтобы наконец сказать тебе правду. Сядь... будь добр.

Фродо торопливо сел. Во взгляде было ожидание плохих вестей.

Эгленн не стал тратить время на слова.

На руках у него сейчас были перчатки. Он просто стянул одну из них... и положил руку перед Фродо.

На среднем пальце ярким огнем вспыхнуло Кольцо.

Фродо несколько мгновений непонимающе смотрел на его руку. Кольцо отобрали у Врат, — незаметно пробраться не удалось, расчёт на это был и так хлипкий, а уж после этого можно было и вовсе ни на что не надеяться... Но чтобы после этого Кольцо очутилось у Эгленна?.. Более чем странно...

— Я не понимаю, — тревожно сказал Фродо. — Я думал, Оно попадёт к Саурону... Причём тут ты?

— Я — Саурон, — коротко сказал Эгленн. — Я хотел сам наблюдать за тобою. И делал это — от самого вашего Пригорья. Прости за этот обман.

Фродо медленно откинулся на спинку кресла. Отвернулся, — как будто не мог больше смотреть на того, кого считал ранее своим другом, на того, кто спасал его...

— Любопытно было, да? — через силу спросил он. — Понаблюдать за червячками, копошащимися в пыли...

— Фродо, у нас мало времени, — человек, сидящий перед ним, словно не заметил этих слов. — Может статься, сегодняшний день — последний, когда у меня есть возможность говорить свободно. Скорее всего — Кольцо скоро вернется к тебе. И если это случится — я прошу тебя... Прошу. Принять его. И стать его хозяином.

— Вернётся ко мне?! — ошеломлённо переспросил Фродо. — Но... Я ничего не понимаю. Мне-то оно зачем?

Он ожесточённо сжал виски, как будто это могло помочь поставить мысли на место.

— Послушай, я верил тебе — там, у Андуина... а оказывается — это твои назгулы напали на нас... на меня... а теперь ты говоришь — последний день свободы... Я ничего не понимаю.

— Все это слишком долго объяснять. Возможно, скоро я уйду в Аман... В Валинор, — поправился Эгленн, использовав знакомое Фродо название. — И, скорее всего, не сумею вернуться. Сейчас земля стоит на грани войны. Мы не можем использовать мощь Кольца сами... вернее, можем — но этим будем ранить Арду. Ты — не майа. Не айну. Не Измененный — такой, как улаири. В твоей душе нет зла и вековой вражды, что разделяла Свет и Тьму. В твоих руках Кольцо сможет послужить созиданию. Перед тем, как уйти, я открою тебе свою память. Ты узнаешь все, что знал я. Увидишь все сам... И поймешь. Это трудное знание, но у нас мало времени: иначе его можно постигать годами. Улаири помогут тебе. Они не рабы Кольца, нет! — Эгленн приподнял руку предостерегающим жестом, и в глазах его вспыхнуло что-то странное — отчаяние пополам с надеждой. — Возможно даже, вместе вам удастся то, что не удалось мне — остановить войну между Мордором и Гондором... кто знает. Я не стану принуждать тебя силой, да это и невозможно. Просто прошу — поверь мне. Я не вижу иного выхода.

Фродо смотрел на него во все глаза.

— Да что же это, что же это такое, — волнуясь, проговорил он. — Ты что — помощи у меня просишь? Ты собираешься сдаться Светлому Совету, а мне — чтобы я стал Властелином Мордора? ничего себе... Я не хочу, неужели ты не понимаешь? Не хочу быть властелином, тем более — тёмным, не хочу вести войны...

Он спохватился, потому что прозвенело эхом в голове: "мир между Мордором и Гондором, чего не удалось мне..."

Он подался вперёд.

— Ты хочешь сказать, что... но — зачем мне твоя память? Чтобы я стал — тобой?

Эгленн поневоле усмехнулся — хотя предположение не было из разряда неожиданных.

— Мной ты не станешь, даже при всем желании. Чужая память — не совсем то, что переживать самому... иначе ты просто сошел бы с ума, а я не хочу этого. Я не хочу вести войны, Фродо. Но вижу только один способ остановить их — сейчас... Это мощь Кольца. С его помощью можно не только — и не столько — разрушать! Любую силу можно направить во зло и во благо. Гондор будет продолжать войну, лишь только окрепнет и почувствует нашу слабость. Подожди... Подожди, дай мне договорить. Я понимаю, что ты не веришь мне; и не можешь поверить. Словами невозможно за столь краткий срок объяснить то, что напластовывалось тысячелетиями. Все, чего я хотел от тебя сейчас — понимания, что мы — не исчадия бездны, а такие же люди, существа, как и вы. Мы тоже хотим жить, смеяться, пить пиво, танцевать до упаду, — он невесело улыбнулся, — все, чего хотите вы. Знаешь, когда я видел вашу жизнь, мне думалось — ведь когда-то давно, на заре времен — как же мы были похожи на вас... И тоже — думать не думали, что придется умирать, убивать, властвовать...

— А Гэндальф мне говорил — ни в коем случае не надевай Его, — ни к селу ни к городу вдруг сказал Фродо. — Потому что владеть Им может только его хозяин... Нет... Эгленн.

Ему было страшно трудно смириться с мыслью, _кто_ перед ним на самом деле.

— Ты говоришь — не хочешь заставлять меня. Если я откажусь — кого ты будешь ставить?

— Возьмет кто-то из улаири. Но это не лучший вариант. Кольцо чувствует душу хозяина... а все они — воины. Арда устала от бесконечной вражды. И мы — если б ты знал, Фродо, как все мы — устали... Десять тысячелетий. Десять тысячелетий жизни без сна, с бесконечными войнами, ненавистью, огнем, надеждами, которые снова и снова обращались во прах — и нет этому конца... Они не говорят мне, но я знаю — многие из Девятки сейчас лелеют лишь одну мечту: умереть. И не могут позволить себе этого.

— Твоя память — это память того, кто вёл эти войны, — тихо сказал Фродо. — Ты считаешь, что я и с _этим_ останусь прежним? тем, кто не хочет войны?

Он поёжился.

— Ты не представляешь, как странно всё это слышать...

— Я вел войны, — возразил Эгленн, — но никогда не начинал их сам. Лишь одну войну мы начали сами, тогда, много тысячелетий назад — Браголлах, Битва Внезапного Пламени... Это было давно.

Фродо помолчал.

— Сказать тебе правду?

— Зачем же мне ложь, — улыбнулся Эгленн. — Конечно, скажи.

— Если честно — я чувствую, что у меня нет выбора, — признался Фродо. — Ты меня поставил в тупик: я был уверен, что ты никогда и никому не отдашь Кольцо, но — это... Если бы я был уверен в том, что я не стану Тёмным Властелином, что меня не будут бояться, что моими руками не будет вершиться зло, — я бы согласился. Хотя мне странен твой выбор... более чем. Я бы хотел посоветоваться с Гэндальфом насчёт всего этого, его нет... а если бы он и был жив, то ты не дал бы мне такой возможности.

— Он ушел в Валинор. Вместо него, в его облике, здесь был Манве, — Эгленн помолчал. — Он обманул меня так же, как я обманул тебя... и по то же причине: явись он открыто, я бы не то что не стал говорить — просто плюнул бы ему в лицо. А так — видишь, мы даже какое-то время доверяли друг другу...

На лицо Фродо слово пала тень: он помрачнел, пальцы невольно стали постукивать по столу.

— Значит, Манве до сих пор здесь? И сегодня будет... что-то, после чего тебя заберут в Валинор? И ты не хочешь мне сказать, что это будет? Но ежели так — ты не сможешь передать мне Кольцо. Манве дал тебе время, я вижу... После этого "чего-то" — ты уже ничего не сможешь сделать. Или я что-то неправильно понимаю?

— Мы хотим вернуть Мелькора, — напрямую сказал Эгленн. — Того, кого вы называете Морготом. Манве не против — но желает, чтобы это произошло в Валиноре. Мы — не хотим... для нас Валинор — тюрьма. Мы еще не приняли решения. Я буду говорить с Манве.

Он улыбнулся.

— Думаю, сможешь и ты.

Фродо понял, что голова у него идёт кругом.

— Вот что, Эгленн, — он всё никак не мог называть его другим именем. — Раз так, то я должен посоветоваться с ним самим. С Манве. И насчёт этого самого "не против". И насчёт твоего предложения. И насчёт всего. В конце концов, он Король Мира, или как?! Должен же он лучше меня разбираться во всём этом...

— Когда-то этот "король мира" обрек на гибель весь наш народ, — негромко сказал Эгленн. — Да, Фродо, все похоже... Ты не доверяешь мне — я не доверяю ему. Разница лишь в том, что я все же не делал ничего плохого твоей стране.

Фродо вздохнул.

— А когда-то — теперь кажется, что страшно давно, — я доверился тебе... что толку теперь жалеть о том, чего не вернуть. Если уж говорить честно, ты сейчас ничем не отличаешься от того Эгленна, которого я встретил там, возле Андуина. Эгленна я бы пошёл защищать перед кем угодно, — хоть бы и перед Манве, потому что он... он какой-то... настоящий, неподдельный, рядом с ним не чувствовалось зла и лжи, но так... я не знаю, что я скажу.

— Ты совсем не знаешь меня, Фродо. Плохой бы вышел из тебя защитник... — Эгленн вздохнул. — Я сейчас попробую дозваться до Манве. Ты хочешь быть при этом?

Пальцы Фродо невольно впились в столешницу.

— Ты хочешь, чтобы я слышал ваш разговор? Мыслями?

— Насколько я понимаю, он может явиться куда угодно — в том числе и сюда. Так что, может быть, и напрямую...

— Хорошо, что не надо ждать, — Фродо как-то непроизвольно перешёл на шёпот. — Зови...

— Не уверен, что он откликнется... — Эгленн закрыл глаза и откинулся на спинку кресла.

"Манве... Мы хотим говорить с тобою. Если можешь — приди сюда, к нам, мы ожидаем тебя."

— Говорить — о чём? — голос прозвучал так явственно, как будто его обладатель находился прямо здесь, в комнате, хотя вроде бы ничего не изменилось, и их было всё так же двое.

С большим трудом Эгленну удалось подавить дрожь.

— Не сомневаюсь, ты можешь догадаться и сам. Я готов отправиться в Аман, чтобы вместе с вами совершить эту попытку... Меня интересует другое. После того, как все решится... как бы оно ни решилось... Кольцо будет нужно — здесь. И я прошу тебя, Манве... — едва заставил себя произнести это "прошу", — прошу тебя позволить Кольцу вернуться в Эндоре.

— Ты хочешь со мною поторговаться? — в голосе вдруг прорезались почти прежние насмешливые интонации Гэндальфа. — Твоё согласие — в обмен на возвращение Кольца в Эндорэ?

Снова начало прорываться отчаяние. Попытка хоть что-то сделать в безнадежном положении.

— А что мне еще остается?! Я мог бы просить тебя — будь ты мне другом; но разве как к другу пришел ты сюда, Король Мира? Ты сам пришел говорить на языке ультиматумов. Три тысячелетия мы надеялись вернуть Кольцо — хотя бы этим окончить наконец войну. Ты пришел — и лишаешь нас и этой надежды. Я уйду, Кольцо уйдет, а Эндоре вновь окунется в новую кровь — Гондор против Мордора и его союзников, вновь войны на востоке, на юге, вновь огонь, вновь новая волна ненависти — и так без конца!

Фродо вздрогнул. В душе всплыло то, прежнее: так хотелось броситься к Эгленну, обнять, защитить, попытаться успокоить...

Саурон. Враг.

Просит — у Манве...

— Расскажи поподробнее, — велел Манве. — Как именно ты хочешь удержать это — при помощи Кольца?

— Неужели у тебя самого не хватает фантазии? — не сдержался Эгленн. — Способов может быть много. Вот идет армия, чтобы воевать новые земли. С Кольцом я могу сделать все: мне не нужно — крови. Рукояти оружия обжигают ладони, как огнем — всё, сражаться невозможно. Слабость при попытке причинить кому-то вред — всё, сражаться невозможно. Густой туман, окутавший армию врага — всё, сражаться невозможно... Продолжать — или ты поймешь сам?

— И вечно стоять на страже намерений, — усмехнулся Манве. — Знаешь ведь сам: есть способы, которые снимают боль, но не лечат её причину. Согласен, бывает и так, что иначе невозможно, но постоянно — так никакой жизни не хватит. Ты хочешь передать Мордор — Фродо?

Эгленн кинул на хоббита взгляд — насколько не вязался его полудетский облик с тем, что сейчас вставало перед ними...

— Я не думаю, что ему, или кому бы то ни было, следует держать эту ношу — вечно. Нужно добиться прочного мира с Гондором и союза с другими народами. Прочного, скрепленного дружбой. Это дело десятилетий... Но не вечное. Я не знаю, выдержит ли Фродо эту ношу. Но он — лучший из тех, кто сегодня может принять Кольцо.

— Ему не поверят, — отрезал Манве. — Не поверят ставленнику Саурона. Решат — ты переманил его на свою сторону хитростью. Кроме того, он не майа, чего бы он ни хотел, а направлять силу Кольца так, как ты, он не сможет. Единственный, кому в Эндорэ поверят, если он поддержит Фродо, пусть и с Кольцом, — это Олорин. Но я говорил уже, что присутствие майар здесь вредит Арде.

Там, — то ли далеко, то ли близко, — задумались.

— Нужно спросить у Намо, есть ли у Арды эти несколько десятилетий.

— Речь не идет о вере тому, кто направляет силу, кем бы он ни был, — Эгленн заставил себя сдержаться. — Мне жаль, Манве, но сейчас я не вижу для Эндоре иного способа прекратить бесконечные войны, кроме как показать на деле, что кровопролития больше невозможны. Если при этом народы свободных стран не будут видеть от Мордора ничего дурного, но будут видеть лишь благо — дальнейшее станет делом времени.

Долгое молчание было ему ответом. Фродо сжался. Похоже, его уже никто спрашивать не собирается: Король Мира решил, что он уже на всё согласен, или даже не согласен, — что Саурон уже за него решил, что тот станет его наследником... В общем, что кривить душой, так оно и есть. А если что-то пойдёт не так... Фродо поёжился: если что-то пойдёт не так, то Врагом Мира станет уже он. Так просто и жутко...

— Хорошо, — прозвенело наконец, будто колокол. — Я позволю Кольцу вернуться к Фродо. Но если он станет Тёмным Властелином, — ты понимаешь, что я имею в виду, — то отвечать за это будешь ты.

— Мне кажется, что не станет. И потом — с ним ведь будет Сэм, разве он захочет его оставить. И остальные его друзья, наверное, тоже... — Эгленн посмотрел на Фродо, потом в пространство — как если бы видел перед собою Короля Мира. — Спасибо. Что ж... Ты позволишь ему прийти в Валинор вместе со мною?

Фродо подался вперёд: не ожидал. Благословенный Край... От одного упоминания его внутри что-то оборвалось. Страна, откуда нет возврата. Никому. Никогда. Страна, дающая бессмертие... или нет?

— Туда ведь нельзя людям, — волнуясь, сказал он. — Вон нуменорцам же нельзя было... Почему?

— Придешь — увидишь, — ровно отозвался Манве. — Сегодня на закате я буду ждать вас всех в Серебристой Гавани, мы отплывём на Запад на очередном корабле Кирдана. А до того — думаю, вы увидишь это и сам: я отправлю Курумо в Чертоги Эру. Придётся ему пройти через смерть, выхода нет. Ну, а дальше — накатанный путь через Мандос.

— Он же был твоим любимым учеником, — с недоумением сказал в пространство Эгленн. — Это больше ничего не значит для тебя?

— Я Король Мира, — бесстрастно прозвучало в ответ. — То, что значит для меня — для айну Манве — ничего не значит для Короля. Я покарал и собственного брата, когда тот преступил закон, и так будет с любым. Курумо стал опасен для Эндорэ, он поднял руку на Олорина, и потому подлежит наказанию. Крайнему наказанию, ибо я не вижу, как можно исправить эту душу.

— Лучше бы ты был просто Манве, а не Королем, — в сердцах бросил Эгленн. — Ладно. Мы поняли тебя и благодарим. На закате ждите нас в Гаванях.

Фродо наконец выдохнул: ощущение присутствия кого-то завораживающе могучего исчезло. После _такого_ даже соседство Саурона оказалось каким-то... не слишком впечатляющим, и даже... привычным, что ли... И вдруг Фродо осознал то, что он услышал.

— Эгленн, — тихо позвал он. — Ты что — хотел бы, что Манве этого... Сарумана... простил и не карал?!

— Нет, — на лице Эгленна появилось странное выражение — жестокой иронии. — Я бы хотел, чтобы эта тварь сполна получила все то, что заслужила. Чтобы он тысячи раз подыхал за всю боль и страдания, которые он принес в Арду. И того будет мало, потому что именно он — воистину, он! — некогда стронул камешек, что поднял лавину; и если б он хотя бы раз пожалел об этом! Мне только странно, что Король Мира, который всегда защищал его, так изменился... и стал хоть и жесток — но беспристрастен.

— Ну так радуйся, — посоветовал Фродо и тут же погрустнел. — Иногда лучше не спрашивать у мира, что и почему происходит...

…Как они очутились здесь, на берегу моря — Фродо так и не понял. Наверное, это тоже было одно из волшебных свойств Кольца — мгновенно переноситься куда угодно... Только что они стояли на вершине черной крепости — и вдруг в лицо ударил свежий морской ветер, и заходящее солнце ослепило глаза.

Весь прошедший день Эгленн не был рядом с Фродо. Он только сказал, объяснил коротко — нужно уладить дела, извини, — и исчез, оставив Фродо наедине с книгами, в той комнате, где они увиделись впервые. А сейчас Эгленн — в человеческом облике — стоял рядом с хоббитом, и глядел на бухту, окаймленную старинными постройками, невысокими ажурными башнями, на золотистую в закатном свете воду, на дорожку к солнцу...

Вниз вели каменные лестницы, выщербленные за долгие годы; а у самой воды, у причала, на волнах покачивался корабль.

Лебединый корабль, словно в легендах.

Фродо прерывисто вздохнул, оглянулся: к ним приближались.

Он чуть было не рванулся вперёд: ведь это же Гэндальф!.. Но всё же замер. Теперь, после всего произошедшего, он уже опасался _верить_.

Вместе с Гэндальфом шли несколько эльфов: высокая красавица Галадриэль, Элронд... Фродо испуганно захлопал глазами.

— Как же так, они тоже уходят? — не удержался, спросил вслух. — Но почему?

— Там их родина, — ответил Эгленн. — Артанис родилась там, а Элронд... что ж ему, одному теперь тут оставаться.

Он шагнул навстречу подходящим, поклонился учтиво, совсем по-эльфийски:

— Я рад приветствовать вас.

— Здравствуй и ты, — Элронд ответил поклоном. — Олорин сказал нам, что у нас будут спутники, и что более Кольцо и Враг не опасны для Средиземья. Если бы не его уверения, мы не покинули бы эту землю, продолжили бы борьбу, но так — мы верим ему. Приветствую и тебя, о Хранитель, — Элронд повернулся к Фродо. — Ты, я вижу, решил воспользоваться правом, которое передала тебе моя дочь... Что ж. Не буду скрывать, меня печалит расставание с нею, как некогда печалило то же самое короля Элу Тингола и пресветлую Мелиан.

Элронд и Галадриэль еще не знали о решении, принятом недавно в Мордоре... конечно — откуда же. Вряд ли мнимый Олорин рискнул бы сообщить им ТАКОЕ.

— Мне тоже жаль, что путь Арвен и ее избранника окажется столь быстротечным, — Эгленн наклонил голову. — Что же до меня, то не с радостью и не по собственному желанию я отправляюсь в этот путь. Олорин откроет вам все, что нужно... если будет на то его воля.

"Олорин" слушал их, чуть склонив голову.

— Поднимайтесь на борт, Владыки, мы скоро последуем за вами, — сказал он и подождал, пока эльдар удалятся, посмотрел им вслед.

Перевёл взгляд на Эгленна.

— Что же твои улаири? — спросил он. — На драконах, своим ходом? Не советую. Защита Валинора, сам понимаешь.

— Они готовы присоединиться к нам в любой момент. Но позволишь ли ты им вернуться, о Манве?

— Они люди, — пожал плечами "Гэндальф". — Им не место в Валиноре, так же, как айнур не место в Эндорэ. Ты сам говорил: многие из них жаждут смерти. Если кто-то из них действительно хочет её, то получит.

— Но не от тебя, — Эгленн взглянул на него исподлобья. — Когда Фродо вернется, ему будет нужна помощь. Не препятствуй их возвращению, Манве. В конце концов, раз ты теперь сам обратил взгляд к Эндоре, то всегда сможешь видеть, что здесь происходит, и остановить недолжное... если оно будет иметь место.

Манве коротко посмотрел на него.

— Зови. Без них мы не можем тронуться в путь.

— Надеюсь, они не испугают наших спутников... — Эгленн посмотрел на лебединый корабль, где уже скрылись эльдар.

Такими Фродо увидел улаири впервые.

Призрачные фигуры соткались вокруг. Почти бестелесные; очертания человеческих фигур, темные плащи, капюшоны, под которыми не видно лиц... Только теперь, должно быть, от близости Манве, они больше не вызывали того безотчетного ужаса, что раньше.

Манве поднял руку, — и чуть светящийся серебристый туман словно окутал улаири. Сквозь него было видно, и казалось, — искры чуть шелестят, соприкасаясь, как будто это шелест звёзд...

— Вот так, — проговорил он. — Так Защита Валинора не будет отторгать их, ну, а эльфы их просто не увидят. Видеть способны только те, кого коснулась Тьма. Ну, и я.

Фродо вздрогнул. От того, что он сам продолжал видеть назгулов, ему стало холодно, как зимой.

— А я... из-за Кольца, да? — он очень старался, чтобы голос не прерывался.

— Да, — подтвердил Эгленн. — И поверь, Фродо, это пустяки по сравнению с тем, что тебе еще предстоит. Впрочем, и это — не повод опускать руки. Ты скоро станешь одним из нас... — бывший Властелин Мордора вздохнул, и Фродо мог бы поклясться, что в этом вздохе была неподдельная жалость.

— Ужас какой, — искренне сказал Фродо.

Посмотрел на Манве — с тенью надежды. И без того большие глаза его стали совсем огромными.

— Владыка, — тихо спросил он. — И что, ты тоже хочешь, чтобы я стал таким, как они? стал "тёмным"? Зачем тебе-то это надо, неужели нельзя без этого обойтись?

— Мне — не надо, — спокойно отозвался тот. — Однако это надо Средиземью. Как ни удивительно, но сейчас наши взгляды на то, как удержать Эндорэ от войны, совпали, бывает и такое. Впрочем...

Он замолчал, глядя вдаль.

— Ладно. Пора.

— Не станешь ты "темным", Фродо. По-моему, ты всегда останешься собой... Идемте.

Эгленн первым ступил на ведущие вниз, к причалу, серые каменные плиты. Только перед тем, как шагнуть уже по сходням, помедлил несколько секунд. Фродо показалось — во взгляде майа мелькнула такая отчаянная обреченность, словно он всходил не на борт эльфийского корабля, а на плаху.

Впрочем, никто, кроме хоббита, этого взгляда не заметил.

Полоска тёмной воды между бортом корабля и берегом неумолимо расширялась. Небо нахмурилось тучей, шёл мелкий моросящий дождик. Там, по ту сторону, оставалась родина, друзья, — больше, чем друзья… Берег удалялся, морской простор становился всё шире, — а мысли Фродо были только об оставляемой земле. Вернуться... сердце сжалось.

Дом. Он впервые понял, что его дом — не стёжки-дорожки Шира, и не лесистый берег Брендидуима... нет. Всё Средиземье, которое ему довелось так внезапно охватить — и собственным взглядом, и мыслью, — всё Средиземье стало его домом, и он не мог, просто не мог оторваться от удаляющейся земли. И когда впереди раздёрнулся полог дождя, и показались прибрежные скалы там, где только что ничего не было, кроме морского простора, — он всё ещё смотрел назад.

Эгленн обнял его, запахнул в свой плащ — хотя бы немного уютнее... И безмолвными призраками стояла вокруг Девятка — но, как ни странно, Фродо теперь явственно ощущал отнюдь не страх, а что-то вроде участия, исходящего от улаири — сейчас они впервые проявили себя перед ним не как призраки Тьмы, а как люди.

— Тяжело расставаться с домом... — проговорил Эгленн. — Невыносимо тяжело. Десять тысячелетий — эпохи...

Фродо поднял на него глаза: в них было понимание. Впервые. Как будто они вдруг стали ближе друг другу, и тот, кто шёл на всё, чтобы уничтожить другого, вдруг увидел перед собой не врага, а просто... такого же, как и сам хоббит, заложника — судьбы ли, или ещё чего...

Скалы впереди неумолимо приближались.

— Быстро, — проговорил Эгленн. — Давно я не видел этих скал... Страшно давно. От побережья здесь еще очень долгий путь через Калакирию, в глубь материка... если, конечно, Манве не доставит нас к себе в Чертог иначе.

— Манве, — Фродо поёжился. — Теперь я понимаю, почему многие эльфы испугались Валар и не пошли в Валинор. Я сначала и вправду подумал, что это Гэндальф, но чуть позже уже понял... да. Я так понимаю, ты его вовсе не знаешь, или общался раньше, когда был в Валиноре?

Было похоже, что Фродо напряжённо ищет... что-то, сам толком не зная, что и как.

Эгленн жестко усмехнулся.

— Общался... давным-давно, на заре времен. А после — общался Мелькор... мне хватило и этого. Нам всем — хватило.

— И всё-таки нам придётся со всем этим что-то делать, — тихо сказал Фродо, не вполне поняв, что он имел в виду под этим "нам". — Если дело только в твоей силе, то может, можно как-нибудь сделать так, чтобы... чтобы ты стал, как люди? может, тогда он не будет возражать, чтобы ты жил в Средиземье?

— Как люди? — Эгленн отстранился и взглянул на Фродо с удивлением. — Ничего себе — мысль... Не знаю. Мне такое не приходило в голову. И потом, дело ведь не только во мне: а как же — Мелькор... если мы вернем его, мне ничего не нужно без него. А его, боюсь, Манве не отпустит никогда.

— Вот тут я уже не знаю, — Фродо опустил голову. — Я ведь так брякнул, не подумав. Я даже не знаю, можно ли оно вот так, сделать человеком. Просто вспомнил про Лютиэнь...

— Лютиэнь отнюдь не стала человеком. Как не станет человеком и Арвен. Лютиэнь просто обрела способность умереть — покинуть тело — по своей воле, чтобы соединиться с Береном на его посмертном пути... Так же, как и сейчас — Арвен. Это лишь для эльдар — что-то из ряда вон выходящее. У нас, еще давно, на Севере, такое было обычным. У нас люди и эльфы никогда не были разделены так сильно, как у "светлых", ну и, конечно же — любовь тоже была нередка... Я и сейчас могу покинуть тело по собственной воле, но это не делает меня человеком. У меня ведь даже тело — не хроа, как у вас, а фана, одежда. Кукла из плоти, так сказать, — он усмехнулся.

Когда надвинулись скалы Калакирьи, Фродо всё же оторвался от того, чтобы смотреть назад. Стало жутковато и неуютно: вздымающиеся отвесные стены, и яркий свет, льющийся оттуда, спереди, — хотелось зажмуриться, а всё равно свет этот был виден, даже сквозь веки. Он потихоньку взял Эгленна за руку, — то ли поддержки искал, то ли просто...

И вот наконец — берег. Тихая прозрачная вода, невозможный зелёный цвет — так не бывает, и сияющий песок... и вправду можно назвать алмазным.

Элронд, торжественный и печальный, подал руку Галадриэли, чтобы помочь ей сойти на землю Благословенного Края.

Их не встречали.

— В эти земли приходит ладья Ариен, — тихо проговорил Эгленн, — когда в Эндоре заходит Солнце. Потому здесь иной вечер и утро. Ариен возвращается из Средиземья, и земля наполняется ярким светом, уходящим за горизонт. А потом наступает ночь — чтобы смениться утром, в котором не видно восхода. Те, кто здесь живет, не умеют видеть настоящих солнца и луны. Во всяком случае, раньше — не умели. А нашим Измененным здесь было нечем дышать: их убивал свет Древ... Мелькор не сумел иначе даровать им умение видеть, а в Валинор они ведь все равно не хотели... Быть может, если б не вражда, это можно бы исправить. И новые квенди могли бы и жить в Валиноре, и видеть Луну и Солнце... Но — не сложилось. Потому и говорят: прислужники Тьмы не выносят благого света.

Фродо часто-часто моргал.

— Ну вот, я тоже, получается, "прислужник тьмы", — чуть обиженно сказал он. — Вообще ничего не разглядишь, кроме этого света...

Манве спокойно ждал, пока они высадятся на берег.

— Здесь можно использовать свою _силу_, не опасаясь повредить ничему живому, — сказал он. — Если хотите добраться до Круга Судеб быстрее, чем через две эпохи, то принимайте крылатый облик.

И знакомый Фродо Гэндальф исчез, — а вместо него закрутился бело-золотистый вихрь.

— Две эпохи я уже ждал, — ответил Эгленн. — Мы идем следом за тобой.

Для Фродо вдруг все расплылось. Он словно поднялся внезапно в необозримую вышину, и увидел эту землю так, как видел ее сам Манве, и, теперь — Эгленн: необозримо огромные горы Пелоров остались позади, внизу раскинулась зелено-золотистая земля, над которой царила гигантская белоснежная вершина, настолько слепящая, что заболели глаза... И приблизилась во мгновение ока. Фродо узнал город, лежащий у подножия горы: он видел его когда-то, в своих снах. Валмар, белоснежный Валмар, чьи улицы похожи на застывшую пену...

Они стояли у Круга Судеб — у арки врат белоснежного города. Фродо сразу узнал и Маханаксар: четырнадцать величественных золотых тронов, сверкающий алмазный песок...

...и на этих тронах — только что не было, и вот есть — закружились такие же вихри, но иных цветов, и ощущение мощи навалилось, придавило, так, что стало почти невозможно дышать...

Валар.

Те, кто творил этот мир.

— Подойди, Гортхауэр, — прозвенел тихий женский голос, и Фродо удивлённо поднял голову, тщетно пытаясь разглядеть, кто это.

Рядом с Фродо уже не было человека. Рядом с ним стояло существо... Странное существо, словно сотканное из тьмы, и — видно, что у него — крылья, как у ночной птицы, или нет, скорее как у нетопыря... это — его подлинный облик?!

Тот, кто только что был Эгленном, ступил на алмазное крошево Круга. И Фродо вдруг ощутил, как будто чувствовал сам — как замерло, едва не перестав биться, его сердце.

— Валар заперли Врата Ночи, — сказала Ниенна. — Вопреки моим просьбам, вопреки моей воле — и, как было сказано, для блага Арды. Для блага Арды удалились мы из кругов мира. Ныне стало ясно, что ты хочешь силой разрушить Грань Мира, чтобы освободить Мелькора. И сейчас волею, данной мне от имени всех Валар, говорю я тебе: если бы ты совершил эту отчаянную попытку, то совершился бы Замысел, и погибла бы Арда, — а ты не добился бы желаемого. Только здесь, под защитой всех нас, можно соединить силы Стихий и отпереть Врата Ночи. Сейчас, когда ты здесь, опасность для Арды миновала.

Фродо слушал, широко раскрыв глаза. Мелькнула мысль: Манве пошёл на обман, не обманут ли теперь Валар Эгленна с этим освобождением? Ведь проще простого сейчас сказать: мы приманили тебя обещанием, и ты, слуга Врага, попался, а теперь всё, ловушка захлопнулась...

И он, сам того от себя не ожидая, шагнул вперёд.

— Прощения прошу, — услышал он свой собственный прерывающийся голос. — Я только хотел сказать. Вы обещали, что освободите... Мелькора. Обещали же. Ведь так?

— Мы доверились вам, — тяжело проговорил Гортхауэр. — Мы теперь в вашей власти и воле. Вы можете сделать с нами все... Ниенна! Тогда ты единственная говорила за него — хотя бы сейчас — не предавайте своих обещаний!

Голос его взлетел, словно поднятый отчаянием и надеждой.

Они вдруг шагнули вперёд со своих тронов — все разом.

Круг.

В котором не было места только одному из них, и Фродо чуть не споткнулся, рассмотрев... _этого_. Сила, грубая сила, направляемая только на разрушение...

Серебристо-жемчужная фигура, в которой теперь явственно угадывались очертания женщины, обернулась на Гортхауэра, — словно чёрное пламя обожгло из-под длинных ресниц.

— Дай мне руку и встань рядом с нами.

Черная фигура помедлила несколько секунд — а потом решительно протянула Ниенне руку.

Гортхауэр шагнул в круг Валар.

...а Фродо с замиранием сердца прислонился к первому, что попалось рядом. Валар... вот они, значит, какие. Открытая мощь, сила, от которой кружится голова... кажется, ещё немного, и тебя охватит невидимое пламя, и ты не выдержишь, сгоришь, исчезнешь, растворишься... как не выдерживает зрение здешнего света. Подумалось: нет, прав Гэндальф... Манве, если бы такие существа жили в Средиземье, — спрашивается, а нам-то куда деваться? Растопчут и не заметят...

Дальше — он вжался в землю, закрыв лицо руками: вспышка.

Очнулся он оттого, что прохладная рука коснулась лба.

Поднял голову, — сейчас та женщина стала почти реальной, почти... и сердце резанула тоска: как будто увидел что-то родное, близкое... почти из дома. Светящиеся вихри исчезли сейчас, как будто и не были вовсе, осталась только Ниенна... и где-то чуть дальше в невыносимом сиянии угадывалась чёрная фигура: Гортхауэр.

— Что... что случилось? — заплетающимся языком выговорил Фродо.

Она успокаивающе провела рукой по его волосам.

— Мы отперли Дверь Ночи. Только и всего. Теперь надо пойти к ней и привести нашего брата.

Следом над ним склонилось знакомое лицо: Эгленн. Почти — снова человек. Только лицо уставшее — не передать, кажется, не лицо, а маска — одни только глаза оживляют, светятся... в глазах — безумная радость.

— Мне кажется, Фродо, ты должен быть с нами. Сумеешь?

Фродо неуверенно протянул руку, — Ниенна тут же подала свою, помогла подняться. От ощущения только что прогремевшей здесь мощи кружилась голова, но он устоял на ногах. Крепко ухватился за руку Эгленна: что-то своё, знакомое, из Средиземья — в чуждом мире Валинора...

— Ты так вымотался... как будто пешком всё Средиземье прошёл, — в голосе Фродо была тревога. — А сейчас-то что? надо куда-то ещё идти?

— Идти — не нужно, — прозвучал знакомый голос, — я думаю, Ниенна поможет нам там очутиться... у Двери Ночи.

— Лучше бы Фродо самому, — сказала Ниенна тихо. — Сила Валар, да ещё и здесь, — не для него: слишком тяжко, тем более — его изменяло Кольцо. Но я сделаю, как ты просишь, Гортхауэр: так — быстрее.

Фродо сжался. Вспомнилось: две эпохи я уже ждал...

Силуэт женщины вновь начал искриться, туманиться, потом — на мгновение — этот светлый сумрак обволок Фродо... а когда рассеялся, то он обнаружил, что стоит на берегу, что чуть позади — то ли дворец, то ли громадный дом, к которому очень не хочется поворачиваться спиной... А прямо перед ним, средь бела дня, — словно раскрытая дверь в темноту, и то ли чудилось, то ли и вправду там виднелись звёзды...

— Иди, Гортхауэр, — проговорила Ниенна.

Здесь, на берегу, сияние валинорского света не стало слабее, а от провала в звёздную бездну веяло жутью безвременья. И только где-то далеко внизу, под обрывом, бились о берег волны, и шум их был единственным действительно живым звуком. Фродо вздохнул и поглядел на Эгленна. Усталость... По Ниенне этого не скажешь, но ей, видно, и не положено, она Валиэ, а он — только майа... Сколько же ему пришлось биться, чтобы вот так встать на равных с Валар, и что теперь будет?

Он молча смотрел, как Гортхауэр шагнул к Двери Ночи.

И вдруг — жуткая мысль обожгла его. А вдруг это и вправду ловушка? Вдруг он вот так шагнёт туда, наружу... а Дверь — захлопнется?! И тогда — всё, тогда Валар избавятся от них обоих... навсегда.

Едва успев понять, что он делает, Фродо подскочил к Гортхауэру, схватил его за руку и, не оборачиваясь, пошёл вместе с ним.

Звезды.

Непонятно было, как это возможно — свет, день — и вот, совсем рядом, протянуть руку — уже бездонная тьма...

Фродо не понял, что произошло, только ощутил вдруг, что они с Гортхауэром стоят на границе безвременья. Еще шаг — и бездна распахнется под ногами, и будет вечное падение, в котором распадется душа... От этого стало невыносимо, до безумия жутко — хуже, чем тогда, давно, на Заверти, хуже, чем все ночные страхи — разум не выдерживал соприкосновения с изнанкой бытия.

Чья-то рука легла на плечи, прогоняя страх.

Эгленн.

Вот он протягивает другую руку вперед... и Фродо слышит — Зов.

Найти. Отыскать. Спасти...

Как же тут кого найдешь, в смятении подумалось вдруг Фродо, — что-то огромное, несусветное, чему и названия-то не подберёшь... за-мирье? Или так только кажется, и нет ничего, а есть только тонкая плёнка Пустоты, искажающая всё и вся...

И внезапно Фродо понял — почувствовал — увидел... как из кромешного мрака тянется к Эгленну навстречу другая рука, — только белая кисть, и кровь на тонких пальцах, и тут же — тяжёлый блеск, словно впитавший в себя тот самый валинорский свет... Это оказалось так близко, что Фродо пронизала молния ужаса, он прижался к Эгленну.

Дальше все вдруг закрутилось бешеным хороводом — а потом исчезло на долгий, невыносимо долгий миг.

Он вдруг осознал, что видит снова — и увидел: две фигуры... два тела, лежащие на полу... хотя какой здесь пол... что-то то ли стеклянное, то ли — как будто лед, обломками, и под ним угадываются те же звезды.

Одна фигура была просто черной — Эгленн. Вокруг второго медленно расползалось темно-красное пятно.

Некоторое время — какое время, здесь же нет его... — Фродо стоял неподвижно, не понимая, что произошло, и куда теперь бежать, что делать... Как будто попал в длинный мучительный кошмарный сон, и если бы точно знать, что это сон, и что проснёшься... а то ведь и сны-то такие бывают, когда хочешь проснуться и не можешь.

Он осторожно коснулся босыми пальцами земли под ногами. Прохладно, что такое — не разобрать... не земля, точно, но твёрдое, и идти можно. Шагнул вперёд, — туда, к этим двоим. Под ногами словно пружинило: особо не разбежишься. Обернулся по сторонам. Звёзды, звёзды, до головокружения много, а воздух — обычный, и вполне можно дышать. И где-то далеко-далеко, едва видно, — но яркая светящаяся полоса. Знакомый свет. Фродо охнул: ничего себе, теперь даже этот убийственный свет кажется таким манящим... Ладно.

Мимо того, второго, он проскочил, боясь даже посмотреть на него, только понял, что там — кровь...

Опустился возле Эгленна — и, как будто всегда знал, что делать, осторожно снял у того Кольцо с пальца.

И — надел.

И вмиг светящийся выход стал не мерцающим миражом, а реальностью.

Откуда-то это пришло — знание: надо коснуться его виска, и тогда можно соединить душу с душой, и дать силу... никакой особой силы не надо, просто — жизнь, ты живой, и этого хватит, ты можешь поделиться с другим.

— Гортхауэр, пожалуйста, — он впервые позвал его по имени, как услышал от Ниенны. — Пожалуйста, очнись. Надо выбираться отсюда.

Тот вздохнул — не вздохнул даже, а с всхлипом втянул в себя воздух. Напрягся, пытаясь подняться... удалось не сразу, но все же удалось. Невидящими слепыми глазами посмотрел на Фродо, наклонился, едва не упав... и поднял на руки того, второго.

Теперь Фродо увидел _его_ рядом.

Лучше бы не видел...

"Идем..."

Шаг. Другой.

Все ближе светящийся выход.

Эгленн переступает порог... И падает, теряя сознание.

Фродо обернулся — и замер: светлое дневное пространство на глазах сворачивалось, как свиток, закрывало черноту. Миг — и что-то сомкнулось, тихая светящаяся волна раскатилась от того места, где только что был провал во тьму... Всё. Если бы Фродо не побывал там, только что, — он никогда бы не поверил, что здесь, на этом самом месте, был переход незнамо куда.

Он вдруг понял, что сейчас свет уже не так слепит глаза, что всё как будто заволокла прозрачная тёмная пелена. От этого даже стало легче дышать, особенно от осознания того, что это — благодаря Кольцу. Всё-таки что-то и хорошее от него тоже происходит...

В воздухе снова — напряжение, как будто вихрь, гроза... Фродо испуганно повернул голову: над двумя неподвижными фигурами в чёрном появились два сияющих смерча.

Фродо в тревоге рванулся к Эгленну, Ниенна мягко положила руку ему на плечо, и он, не в силах двинуться дальше, опустился на землю.

Два смерча постепенно становились более похожи на людей... Один из них осторожно приподнял Эгленна за плечи. Фродо подался вперёд: помочь... Черноволосая голоса бессильно откинулась назад, — Эгленна уложили на землю, лицом в колени Фродо. Второго, — Фродо всё боялся туда смотреть, — подняли, два вихря стали невыносимо яркими, даже вопреки Кольцу... и исчезли.

Наверное, они и вправду были связаны друг с другом — как только второй исчез, Эгленн вздрогнул, глаза его открылись... он попытался приподняться — Фродо знал, что он почти ничего не видит перед собой, все расплывается.

— Где он... куда вы его?.. — голос был хриплым и слабым, как будто на эти слова уходили последние силы. — Ниенна...

— Тихо, — её прохладная рука легла на лоб. — Он сейчас у Ирмо и Эсте. Уже никуда не надо бежать... Всё закончилось.

Фродо поднял на неё глаза — и вдруг пришло осознание.

Да. Действительно — всё закончилось, и можно хоть сейчас встать и отправиться обратно в Средиземье.

Домой.

Вместе с теми, кто совсем недавно был его врагами. Девять назгулов и новый Властелин Мордора...

Уйти.

И оставить здесь тех, кого Манве считает прошлым Арды. Тех, кто теперь, по его мысли, не имеет права ступить на созданную ими же землю.

Он поёжился. А ведь их много, одних валар — четырнадцать... и этот, которого они отстранили... странно. А ещё есть майар. И эльфы. И что им — вечно жить здесь, запертыми?!

Фродо опустил голову.

— Я должен быть с ним, — Эгленн приподнялся все-таки, сел. — Он очнется, не увидит меня... Ниенна, я должен быть с ним!

— Чуть позже, — в голосе Ниенны была печаль, непреклонность... и всё же просьба. — Эсте тогда ещё просила: отдайте его нам, мы исцелим его раны. Пусть...

Фродо напряжённо смотрел на них обоих. А ну как сейчас его просто выставят из этого Благословенного Края, и на этом дело закончится?! Надо же что-то делать, не просто это всё так...

— Владычица, есть одна мысль... только мне надо сначала поговорить с...

— С Манве? — Ниенна явно не хотела читать его мысли, когда он запнулся.

— Нет. С Мелькором.

Ниенна долго и тревожно смотрела на него.

— Вам придётся подождать. Ты же понимаешь. Пойдёмте туда, в Лориен...

— Лориен? — переспросил Фродо и улыбнулся. — Ах, да... верно.

— Помоги, перенеси нас туда, — попросил Эгленн. — Я сейчас и на ноги, кажется, не встану, не говоря уже — так... И, Фродо, — добавил он. — Я еще должен буду показать тебе свою память. Многое из нее... прежде чем ты вернешься обратно.

Ниенна согласно кивнула, и серебристо-жемчужный туман окутал обоих. Обрывистый берег, шелест волн, — всё это растворилось, как по волшебству, а возникла тенистая печаль Садов, где шептались тёмно-зелёные листья, а безжалостный свет Валинора словно терял все права и отступал туда, за пределы. Ниенна поддержала Эгленна: тот не мог держаться на ногах.

— Спасибо, — прошептал он, опускаясь на траву. — Ниенна, где он? ты же знаешь, ты можешь спросить их, пусть пустят меня к нему...

Фродо не удержался — провёл рукой по чёрным волосам. Эгленн, Этленно — изгнанник... он не зря выбрал себе такое имя. И больше всего резало душу понимание: нет пути домой...

Ниенна отвернулась: говорила с другими.

— Ну хорошо, иди, — сказала она наконец. — Только всё равно тебе придётся подождать... Они обещали мне, что ты будешь первым, кого он увидит, когда очнётся.

Еще с минуту Эгленн просто сидел, собираясь с силами, молча — потом поднялся, и побрел куда-то в глубину деревьев... чувствовал — ГДЕ. Там, в Незримом, мягко переливались серебристые и изумрудные цвета, живой разумный туман прикасался к черному — нити души, фэар Стихий... А в физическом мире — две фигуры склонились над третьей, темной, лежащей на траве.

Фродо вскочил, пошёл следом. Страшно уже не было, просто — тоскливо, тревожно... Сейчас он уже чётко различал, знал: это Владыка Грёз, Ирмо, и Эсте, целительница... и сейчас идёт напряжённая борьба, потому что не тело искалечено: Музыка... та Музыка, которая составляет любое живое существо, любую материю... И сейчас две могучие живительные волны скрещивались, объединялись — чтобы победить.

...А потом — он уже не понимал, вправду ли он это видит, или это Незримое, или — как... только Стихии отступили, словно давая дорогу Эгленну, а тот, кто лежал на траве, медленно поднял руку к лицу – заслоняясь

Эгленн склонился над ним, замер, едва справившись с мучительной дрожью — глядя на искалеченное лицо. Не слепой. Глаза — словно и не было того, страшного... Ирмо и Эсте совершили чудо, он сам бы не смог этого сделать. Столько веков, столько тысячелетий жить мечтой об этом миге... и — вот. Наступило... совсем иначе.

Он задержал ладонь над лицом Мелькора — заслонить его от жгущего света. Слезы сами собой навертывались на глаза, сбегали по щекам, дышать было невозможно — сдавило горло.

"Я с тобой. Все будет хорошо..."

Мелькор почувствовал сразу — КТО это, но яркий свет мешал видеть... Фродо почти слышал его мысли.

"Гортхауэр... Это и есть смерть? И тебе тоже?"

Он улыбнулся сквозь слезы, и увидел себя в глазах Мелькора.

"Про смерть — не знаю, не пробовал... Мы живы, ты тоже... Мы в Валиноре."

Мелькор вздрогнул, рванулся, — попытался подняться, но сил не было: упал на землю. Травы Лориена запутались в седых волосах. Тонкая рука сжала кисть Гортхауэра — крепко, почти до боли.

"Позволь мне _увидеть_ то, что здесь было. Я должен знать."

"Ирмо и Эсте помогли тебе... Смотри. Только не надо — всю мою память сразу, это — слишком долго, слишком много... Только последний год. И последние дни".

Фродо увидел, как Мелькор закрыл глаза, — и враз лицо его изменилось, словно погасли звёзды... Он был невероятно красив, только измучен до предела, а то, что он видел сейчас, только заставляло его прикусить губу — от осознания, от того, что он мучительно искал выход.

Фродо тихо коснулся руки Эгленна.

— Он что-нибудь придумает, — сказал он, впрочем, сам не особо в это веря. — У меня есть одна мысль... надо подумать вместе.

— Что тут придумаешь, — тихо проговорил Эгленн. — Да?.. Какая мысль?..

— Это... закрытость от Средиземья, — волнуясь, проговорил Фродо. — Манве говорил — Валар привязаны к Арде, так может, именно поэтому любое их движение так пагубно для неё. Если бы они были свободны — ведь тогда делай, что хочешь, и не будет вреда. Может, оттого от людей и нет вреда, что они к Арде не привязаны. Что-то я путано объясняю, извините... Это, наверное, оттого, что я пытаюсь, как бы сказать, ну... в общем, объяснял, объяснял, аж сам понял...

— У Манве это пока — голые слова. Не видел я вреда Арде от Мелькора, когда он жил в Эндоре. И от себя я никакого вреда Арде не видел... Мало ли, что сила наша способна и разрушать тоже. Ты вот тоже можешь убивать — но не станешь же. К тому же — захочет ли Манве позволить разорвать связь валар с Ардой? Не будет ли это — смертью? А если и позволит — как это сделать?

— Ну не знаю я, — Фродо растерянно развёл руками. — Если я всё правильно понимаю, то вот Мелькор же не связан больше с Ардой... сейчас... и при том — живой. Так?

— Он — другой... Он изначально был не таким, как они.

Эгленн, так и не отпускавший запястья Мелькора, осторожно коснулся его лба.

"Ну... как ты? все хорошо?"

"Нет, — в мысленном голосе была разрывающая душу боль. — Ты отдал свою свободу — ради меня..."

"Не надо обо мне... Главное — что ты больше не ТАМ. И мы вместе. Главное, чтобы ты пришел в себя, кто знает, может, на этот раз нам с валар удастся понять друг друга..."

"Что же они сделали... Это же золотая клетка..."

Фродо тревожно посмотрел на Ирмо и Эсте.

— Слушайте. Мне надо поговорить с вами всеми. Ну не может же быть никакого выхода! Неужели вам всем нравится то, что получается сейчас?!

— Боюсь, главное — нравится ли это Манве и Варде, — мрачно сказал Эгленн. — А так же Тулкасу и Ороме. Ирмо... Манве хотел говорить с Мелькором вновь. Невыносимо вот так — не знать ничего о своем будущем... Только вот — Мелькор, — он перевел на него взгляд, — захочешь ли ТЫ снова говорить с братом?..

— Я вынужден, — сказал Мелькор вслух. Голос его звучал глухо. — К сожалению, у нас нет выбора, и мы в их власти, если замкнуться в молчании, то это верный путь к тому, чтобы ничего не добиться. В конце концов, раз они освободили меня, — значит, у них была какая-то цель... Или же они просто хотели купить ценой моей свободы то, что ты уйдёшь из Арды.

— Долго ждали... Слишком долго. Разве хоть когда-то им было дело до Арды?..

— Не знаю, — Мелькор провёл рукой по лицу, в глазах отразилось: больно... пока ещё. — Я должен встретиться с Манве.

Фродо вздохнул.

— А меня не выпроводят отсюда? — тревожно спросил он. — Честно говоря, я не хочу возвращаться обратно, пока не станет ясно, что вас ждёт.

— Пока не выпроваживают, — улыбнулся Эгленн. — А больше всего я хотел бы, чтоб мы выпроводились отсюда все вместе — и ты, и Мелькор, и я. В Эндоре столько дел...

…Свет, отвесно падающий с золотисто-белого неба Валмара, был таким же, как и в тот — последний — раз. Боялся опустить глаза — увидеть алмазное крошево, так ярко в памяти, словно все это было вчера...

Тогда он сидел на одном из тронов и не проронил ни слова, зная, что слова бесполезны. Сейчас — стоял в центре круга, под взглядами братьев и сестер.

Пришел, чтобы говорить.

— Я хочу знать, зачем вы освободили меня, — проговорил он наконец. — Или — почему.

— Тут несколько причин, — отозвался глубокий и ясный голос Манве. — Одна — да, только этой ценой можно было забрать Гортхауэра из Эндорэ. Но есть и другое.

— Я слушаю тебя... Брат мой, — чтобы произнести это "брат", Мелькору пришлось сделать над собою усилие.

— Мы замурованы здесь, — открыто сказал Манве. — Мы пленники своей связи с Ардой. Что делает нас — прошлым. У нас нет жизни. Как, замкнув ныне Круг, можно освободиться?

Мелькор недоуменно нахмурился.

— Разве вы хотите покинуть Арду, разве жизнь в ней тягостна вам, что вас стали мучить такие вопросы? Раньше вы не задумывались о подобном. Или Замысел и слова Эру для вас более ничего не значат?

— Ты не понимаешь, — ровно прозвучал голос Манве. — Мы не хотим покидать Арду, но существование, подобное нашему, тяготит. Вы оба не чувствуете этого, и потому считаете, что эти слова — ложь, что всё, что ни делается, направлено только на одно: на то, чтобы вас уничтожить. Жаль...

Мелькор помолчал.

— В свое время вы сделали многое, чтобы убедить нас именно в этом, — сказал он наконец. — Однако я вижу, на этот раз ты искренен... Хоббит, Фродо, сказал правильно: раз так, значит, нужно сделать, чтобы оковы _такой_ связи пали, и осталась лишь связь души с любимым домом. Я не уверен, что это возможно, но попытаться вместе с вами — готов.

— Это шаг в пропасть, — в голосе Манве было предупреждение. — И потому я должен спросить тебя об одном. Там, за Гранью — говорил ли с тобой Эру?

— Нет, — сразу ответил Мелькор. — Ничего об этом я не помню. Да и стал ли бы Эру говорить с бунтовщиком?..

— Раньше говорил, — напомнил тяжёлый медленный голос слева, голос Ауле. — И с тобой, и со мной.

— Раньше было — раньше. Теперь я могу лишь презирать это... Существо. Все, что у него есть — сила и жажда творить произвол над свободными душами.

— Это всё равно наш отец, — тихо сказала Ниенна. — Ошибается он или нет, но этого у него нельзя отнять. Разорвав связь с Ардой, мы отпустим её на свободу — окончательно. Как знать, не будет ли Валинор отрезан бесповоротно? Думаю, тем, кому положено уйти в Эндорэ, следует это сделать до того, как мы начнём.

Фродо сжался.

— Мы могли бы делать это, будучи в Эндоре сами, — проговорил Мелькор. — Ведь не думаете же вы, что неудачная попытка может уничтожить Арду вовсе, или вызвать катаклизмы? Ведь это может быть и в Валиноре, а здесь живут эльдар.

— Если выбирать между гибелью — или отрезанностью — Валинора и возможной гибелью Арды, то я выбираю остаться здесь, — голос Манве был непререкаем. — В худшем случае на нас за эту попытку обрушится гнев Эру, и пусть это произойдёт в Валиноре, нежели там, в Эндорэ. Или ты не согласен?

— Почему же, — медленно произнес Мелькор, — с этим я согласен. Только вот... боюсь, пока еще я не в силах замкнуть Круг.

— В таком случае, должно нам отправить в Эндорэ тех, кому не место в Валиноре: смертных, — произнёс Манве. — Пусть идут они к Морю, и пусть взойдут на корабль. Ты же — когда почувствуешь себя в силах — скажешь нам об этом.

Светящиеся силуэты на тронах стали таять.

Мелькор обернулся — и столкнулся взглядом с Фродо. Улыбнулся, вздохнув.

— Тебе тоже придется покинуть Аман, — сказал он. — А перед этим... Ортхэннер сделает то, что хотел. Даст тебе память и знания...

Фродо прижал руки к груди.

— Ты не представляешь, как я хочу вернуться, — тихо сказал он. — Но вот так бросить эту историю, не узнать, уйти — и понимать, что ничегошеньки не ясно, что Валинор может быть отрезан от дома навсегда... ну не могу я, пойми! Я не знаю, что мне делать, как вам ещё объяснить...

— Ты что же — хочешь остаться тайком? — понизив голос, спросил Мелькор.

— А выйдет? — Фродо мгновенно оживился — и напрягся, как задрожавшая струна. — Они же вроде бы всемогущие здесь, всё видят и всё знают...

— Понятия не имею, — честно сказал Мелькор. — Попытаться можно, но... Представь — если Валинор окажется наглухо закрыт от Эндоре? Что тогда? Ты не сумеешь вернуться, Кольцо останется здесь...

Фродо вздохнул.

— А что, — волнуясь, выговорил он, _ только один есть путь отсюда? Был же раньше этот, как его... на "х" как-то... длинное слово... И путь тоже длинный. Я бы подождал там, на границе, а вы бы хоть сказали мне: что получилось, как тут дела. Ну невозможно же вот так всё бросить...

Он вдруг поднял глаза.

— Понимаешь, Ортхэннер... Я так чувствую — я сейчас вроде как за него отвечаю. Странно, да?

— Хэлкараксе, — проговорил Мелькор. — Его не одолеть в одиночку, без помощи. Да, и вправду... Странно. В этом мы с тобой похожи — я чувствую так же.

Мелькор смотрел на него — и понимал, что скоро хоббита покинет эта наивность, скоро все станет гораздо, неимоверно сложнее, в карих глазах поселится боль, станет меньше улыбок... Память прошлого — почти невыносимый груз, но только с нею он сумеет в полной мере, и во благо, раскрыть мощь Кольца.

Фродо вздохнул.

— Ладно. Надо куда-то двигаться. Манве сказал — на берег, ну, значит, на берег. Только, кажется, вы меня не намерены без этой самой чужой памяти отпускать... Знаешь, страшно. И не хочется — кто бы знал. Но раз иначе нельзя, то давайте уже как-нибудь... поскорее, что ли...

— Не бойся, — еще одна темная фигура соткалась у него за спиной, а когда Фродо обернулся, перед ним уже стоял Эгленн — почти такой же, каким хоббит увидел его впервые. Только одежда другая, чистая, а не выпачканная в дорожной грязи. — Знаешь, с этим нам всем лучше вернуться в Сады Лориэн... мало ли что. Идем, — он взял Фродо за руку, и все вокруг растаяло перед глазами, чтобы соткаться в привычный уже золотисто-зеленый сумрак Садов. Эгленн сел на траву, посмотрел на хоббита – так, когда он сидел, их глаза были наравне.

— Знаешь, я думаю, будет лучше, если ты просто заснешь. Заснешь — и проснешься, зная все, что знаю я... Будешь вспоминать — постепенно. Многое будет всплывать не сразу, а лишь тогда, когда придет в нем нужда. Хорошо?

— Хорошо, — не слишком уверенно отозвался Фродо. — Это надолго — заснуть-то? ты же сколько тысяч лет на свете живёшь, пока ты мне всё приснишь, много времени пройдёт.

— Нет, — Эгленн не выдержал, с трудом сдержал смех — не обидно, впрочем. — Наверное...- он поднял глаза, размышляя. — Да. Часа два, не больше.

Фродо сел на траву, оперся рукой о землю. Странное тут всё-таки небо: как нарисованное.

— Знаешь, — проговорил он негромко. — Когда-то мои родители были живы. Давно... Они утонули, когда я был ещё маленьким, и тогда меня взял к себе дядя Бильбо. А тогда, в детстве, я помню — отец когда уходил, я не мог заснуть, и всё ждал, когда он придёт и возьмёт меня за руку, и от этого мир становился... пусть и тёмным, ночным, но надёжным и уютным. Можно мне... можно мне пока что тебя за руку держать? А то, вот честно, очень страшно, и земля как будто вот-вот из-под ног уйдёт. Столько всего навалилось...

— Не бойся, — Эгленн провел рукой по его волосам. — Ложись вот сюда, на траву... И выпей вначале это, — он вынул из воздуха опаловую чашу с какой-то жидкостью. — Это просто чтобы ты перестал так бояться и волноваться.

Фродо принял чашу, осторожно поднёс к губам.

— Интересно как это у тебя получается, — сказал между двумя глотками. — Не было, и вдруг есть. Хотя вообще-то тут всё странно.

— Это нетрудно, — заверил его Эгленн, — не из ниоткуда. Просто видишь, где есть что, и можешь взять... ты тоже так научишься — с Кольцом. Пей...

Он дождался, пока Фродо сделает несколько глотков, и помог ему лечь на травянистое ложе — высокая густая трава, словно живая, и впрямь образовала подобие постели, мягкой, даже с изголовьем... Аромат здешних трав и без того навевал сон, а после выпитого напитка сладко закружилась голова, тревоги оказались где-то далеко, ненастоящими, хотелось закрыть глаза — и погрузиться в изумрудное море покоя и отдыха...

Фродо в полусне протянул руку — она казалась тяжёлой...

— Ну где ты там? — спросил сонно. — Дай мне руку, пожалуйста...

— Здесь, — он смотрел на хоббита и улыбался. — Вот моя рука...

Их руки соприкоснулись.

Фродо, совсем уже засыпая, улыбнулся в ответ... А затем черты лица его расслабились, он стал — необычно для себя, впервые за долгое время — спокоен. Летели минуты...

...Он проснулся — сам. Так и не осознав, что держит Эгленна за руку, вскочил, большие глаза распахнулись... и в них не было уже ни покоя, ни уверенности. Он как будто враз стал старше, и тот, кто умел _видеть_, смог бы понять: перед его мысленным взором стоит иная жизнь.

Солнце, лучи которого проникают сквозь зелёную листву, делая её похожей на невиданные драгоценные камни.

Белые цветы, — и чьи-то руки, кажется, что твои, и ты собираешь эти цветы, чтобы сейчас, на рассвете, пока никто не видит, принести их на порог...

...деревянного дома с резными ставнями и крышей, с тонким кружевом узора на дверях...

Просторный зал, и праздник, и множество народу, и сверкающие снежинки вдруг осыпают всех — среди лета... Мелькор смеётся — изумительная улыбка, сияющие глаза...

Фродо покачнулся, провёл дрожащей рукой по лбу.

— Ты вспомнишь — потом, — Эгленн возник откуда-то, оказался рядом, наклонился к хоббиту. — Не нужно вспоминать сейчас. Нам пора идти... туда, далеко на север, на границу с морем. Скоро все решится — ты будешь ждать нас на границе... и если случится беда — хэлгеайни отнесут тебя обратно в Эндоре. Другого выхода, увы, я не вижу...

Фродо поднялся.

Очень долго смотрел на Эгленна — как будто хотел запомнить навсегда, на всю жизнь.

И — решился.

— Пойдём. Я... Я дождусь. Я только не знаю...

Он замолчал. То ли новое _знание_ так сработало, то ли ещё что, только сейчас ему стало яснее ясного: если что-то произойдёт, никто просто не сможет даже сказать ему хотя бы слово.

"Ты можешь остаться последним из нас, — мысленно сказал Эгленн. — Но будем надеяться, что такого не случится."

Эгленн коснулся его руки — и сумрак садов Лориэн внезапно сменился другим пейзажем.

Серовато-голубое небо... почти такое же, как в Эндоре.

Бесконечный простор.

Море. Спокойное. Темное.

Птицы кричат, чайки. Чайки вьются над побережьем...

Голые скалы, лишь изредка поросшие кустарником и травой.

Они с Эгленном стояли рядом с домом, сложенным из камня, словно бы вросшим в скалу. На стыках камней они поросли мхом...

Фродо тревожно огляделся.

— Кто здесь жил? Ты знаешь?

— Почти никто, — ответил Эгленн. — Эльдар не любят эти места... это север, почти самый крайний север Валинора. Еще с пару десятков миль туда, — он махнул рукой, — и начнутся льды. Ты не чувствуешь холода, потому что Кольцо уже изменило тебя. Я не знаю, кто и когда построил этот дом, но им иногда пользуются... — он улыбнулся, — здесь тоже есть искатели нового — и приключений. Которым не сидится на месте... Тебе не придется долго ждать. Я оставлю тебе запас еды и воды, просто на всякий случай, а вообще-то — можешь попробовать воплотить что-нибудь сам... с помощью Кольца. Или просто переместить издалека, только не бери оттуда, где вещь нужна.

Фродо кивнул. Так просто, оказывается: вот сейчас чёрная фигура взметнётся в небо, или как тут положено, в Валиноре, — как те сияющие вихри... и исчезнет.

И всё.

Он почему-то был уверен, что он никогда больше не увидит их — ни Эгленна, ни Мелькора, ни Гэндальфа, ни тех, кто ушёл за Море.

Он обречённо смотрел на него ещё несколько мгновений — а затем решительно заспешил в дом.

Он ждал.

Внутри нашёлся стол, он уселся возле него, положил голову на руки...

Он знал, что именно он хочет увидеть.

И сверкающий алмазным блеском Круг Судеб предстал перед ним.

Так похоже — на то, как отпирали Дверь Ночи.

Похоже — и иное. Сила Валар бьётся, её почти можно увидеть, но сейчас она направлена — на них самих, на Валинор, на тех, кто живёт здесь...

Могучий поток, в котором скрещиваются цвета, которым глаз не знает названий, и среди них — яркий живой чёрный, почти иссиня-чёрный, он выделяется, и невозможно представить себе, чтобы могло быть — без него...

Ярчайшая вспышка пронизала пространство, Фродо зажмурился: окна полыхнули невыносимо ярким огнём...

И Фродо увидел — краем сознания понял: через посредство Кольца... Он видел, что как будто содрогнулась сама Арда оттого, что множество — тысячи, тысячи нитей, идущих куда-то вглубь, к её сердцу, враз лопнули, порвались, чтобы острым вихрем отлететь ввысь.

И под ногами дрогнула земля.

Он почти услышал острую боль, как будто отрывают часть твоей души... и ему уже не надо было думать над тем, что это: Арда почувствовала, как от неё уходит её часть, те живые существа, с которыми она сжилась за эти тысячи лет...

И Фродо понял, что дрожь земли под ногами сейчас — всюду, что далеко в домах мечутся сейчас те, живые. не понимая, что происходит, что в горах бешено полетели лавины, что реки выходят из берегов...

Он бросился наружу, и тут же его подхватили ледяные вихри, белая снежная мгла застила всё.

Он не понимал, сколько прошло времени, — а когда белая мгла рассеялась, то увидел, что стоит на галерее Барад-Дура, и что восходит солнце. Рядом были улаири.

Он метнулся — через Кольцо, увидеть: что же там, на Западе?..

И понял, что пути на Запад больше нет.

"Быстрее... — это был не голос, а дыхание чужих мыслей, и тут же он понял, что слышит мысли всей Девятки, сейчас объединенные в одну. — Быстрее, Кольцо!.."

Он увидел вновь: Арда и здесь, в Эндоре, знала, что происходит, Арда и здесь билась от боли... Сила Кольца — только он сейчас мог остановить катаклизмы: услышать Арду, унять ее боль, и тогда реки вернутся в берега, все прекратится, и снова на землю ляжет покой.

Фродо замер: как же так, да разве же он сможет, он же не айну... Прерывисто вздохнул. Опять на него надеются, за него знают, что он справится... А он понятия не имеет, что надо делать.

Фродо зажмурился. Дурацкая мысль...

Он просто представил себе — перед мысленным взором — то, что чувствовал, о чём знал.

И усилием воли, словно сквозь вязкое сопротивление — как будто даже дышать стало тяжко — стал менять это, увиденное.

Ровную гладь Андуина — вместо вздыбленных мечущихся валов.

Спокойные горы — вместо рушащихся обвалов.

Мысль о том, что может не получиться, он из последних сил загнал куда-то вглубь сознания.

Поддержка остальных была рядом; он видел — через них — видел, что все удается, что так и происходит — видел людей, пытавшихся спастись от катаклизма, благословляющих сейчас богов, сменивших гнев на милость; видел перепуганных, плачущих женщин, на чьих лицах появлялись неуверенные улыбки...

И последним в волне приходящего покоя он увидел — над Барад-Дуром рассеивается Завеса Тьмы, понемногу расступаются тучи, и на темную башню — на его, Фродо, лицо — падает солнечный свет.

Знанием Гортхауэра он понял, что происходит: Ариен больше нет в этом небе, и не будет никогда, Кольцо знает это — нет смысла в Завесе...

И внезапно он почувствовал: кто-то рвётся сюда...

Сразу в памяти вспыхнуло то, недавнее — как из звездной темноты к Эгленну тянулась другая рука... Похоже. Но Стена Ночи вновь стояла неодолимой преградой, сквозь нее отголосками проходили чувства... но не мысли, не сила. Валинор был замкнут, что произошло с Мелькором и Эгленном — Фродо не мог понять, знал только, что, наверное, ничего хорошего, потому что это они зовут его сейчас, они рвутся сюда, пытаются вернуться домой — безнадежно...

Фродо в отчаянии оглянулся на улаири. Тогда — кажется, немыслимо давно — Эгленн хотел пробить Грань Мира с помощью Колец, своего и их... Как бы нынешняя преграда не оказалась сильнее...

— Вы слышите? — тихо спросил он. — Но я же не айну. Мы может попробовать открыть им путь, но... вы — как?

"Сейчас — не выйдет точно, — один из улаири, Фродо теперь знал, что его зовут Денна, и с удивлением понял, что именно он был в числе тех, кто преследовал их у Заверти... скользнул к Фродо и положил руку ему на плечо. — Нам всем нужно собраться с силами... И тебе — тоже. Отдохнуть. Мы попробуем, как только будет достаточно сил."

В солнечном свете, и при надетом Кольце, его фигура смотрелась очень странно — вроде бы человек, и в то же время — Фродо ясно видел, как солнечные лучи проницали насквозь его фигуру.

Фродо вздохнул.

— Вы меня хоть научите, как Им пользоваться, — попросил он. — Я ж ничего не понимаю, действую, как попало. А деваться-то и вправду некуда.

В окно бил луч солнечного света. Он проникал в комнату, освещал книги с вязью узоров на корешках, в нем плясали мириады пылинок. Бесплодная равнина Горгорот, уже столетия не знавшая солнечного света, тоже была освещена его лучами, и, стоя у окна, Фродо видел с огромной высоты башни — там, внизу, тысячи людей, и орков, вышли наружу — воинство Тьмы тоже радовалось и удивлялось свету.

— Ариен больше нет, — вслух сказал Денна. Сейчас Фродо воспринимал его почти как обычного человека, только смертельно бледного. — Завеса Тьмы больше не нужна. Постепенно она рассеется... но оркам придется тяжело. На ближайшие недели нужно будет скрыть небо снова, только не так плотно — иначе орки просто ослепнут. Придется изменять их постепенно. Мелькор был бы рад этому...

Фродо тяжко вздохнул. Из памяти Гортхауэра он знал — и что такое "изменять", и как это делается, только в свои силы ни на грош не верил.

— Значит, так. Сейчас ты мне объясняешь, как это я, простой хоббит, могу вообще управлять Кольцом. Его делал Эгленн, и это с его _силой_ оно может действовать, я-то тут при чём?!

— Гортхауэр передал Его тебе, — терпеливо объяснил Денна. — И пока он не вернется — именно ты должен управлять Кольцом. Силы у тебя достаточно, поверь. Ты ведь сам видел недавно. Ответственность, Фродо, такая вещь — она не спрашивает, хотим мы взять ее или нет. От тебя сейчас зависит, будет ли мир в Средиземье. А что до "простоты"... здесь все — "простые". Никто из нас не знал, кому какая уготована судьба.

Фродо почесал нос.

— Ладно, буду учиться "скрывать" небо. Но что-то думается мне, не это главное сейчас: мне тут всё твердили про прекращение войны с Гондором. Я никогда не воевал, знаешь, а придётся разбираться. Что тут сейчас творится?

Денна улыбнулся.

— Ты можешь узнать все это сам, у тебя ведь Кольцо. Попробуй. Пожелай увидеть и узнать.

— Как всё у вас просто, — чуть насмешливо сказал Фродо. — По моему хотенью, по не помню чьему веленью...

— Пробуй, — серьезно сказал Денна. — Это не самое сложное из всего, что тебе предстоит. Кольцо — удобный инструмент.

Фродо прикрыл глаза. Ладно. "Смотреть вдаль", как он это для себя назвал, он вроде бы уже умел... по крайней мере, оно уже получалось. Правда, как-то само.

Что ж... Представить себе город, в котором никогда не был, — Минас-Тирит...

Сложно. Он усмехнулся.

"Не нужно пытаться представить, — пришло извне, от Денны, осознание. — Нужно просто увидеть, так, как ты вглядываешься вдаль, напрягая зрение..."

Город тоже был растревожен. Белый город, каменными кольцами лежащий на груди гор. Красивый... но суровый. Все галереи города сейчас были наполнены людьми; люди стояли у парапетов, все смотрели на восток, в сторону Мордора — и Фродо увидел издалека: над черными горами рассеивается тьма, и улыбки расцветают на лицах, кто-то смеется, кто-то вскрикивает: Тьма исчезает! — словно когда-то давно, немыслимо давно, — Хурин...

А в белой башне, запершись в тайной комнате, приникнув к Палантиру, неотрывно глядел в него Денетор — и на лице его застыла маска ужаса — и недоумения. Фродо понял — Наместник видит его.

Фродо вздрогнул, страх сжал сердце — не вздохнуть. Видит?! Значит, всё, о нём узнали, теперь он — Тёмный Властелин... Что же делать-то?!

Он стиснул руки. Надо как-то выкручиваться.

— Добрый день, Наместник, — он очень постарался, чтобы голос звучал спокойно. — Саурона больше нет.

"Пророчество, — Фродо услышал его мысли. — Вот что оно означало. "И невысоклик отважится взять проклятие на себя..."

— Кто ты? — это был не столько осознанный вопрос, сколько против воли Наместника заполнивший его мысли. — Что произошло? Ты — невысоклик? Ты завладел Кольцом?..

— Что произошло — рассказывать долго и нудно, — Фродо малость овладел собой. — Вмешался Гэндальф, ну и... словом, Средиземье теперь свободно от Саурона и его войн, а Кольцо он велел взять мне.

— Велел? — вслух медленно произнес Денетор. Фродо видел — лицо его дрожало, по лбу катился пот. Он понял вдруг — ведь Наместник Денетор уже старик...

"И в руках этого существа — величайшая сила мира?.. Не мы, не наследники Нуменора, обрели ее, а жалкий полурослик... что будет с Гондором?.. Он продался Врагу — я подозревал, что так и будет... Боромир мертв, а ведь он чувствовал это..."

— Да, — с нажимом сказал Фродо. — Гэндальф сам велел мне взять Кольцо, а Саурона вынудил сдаться, увёз его в Валинор. И сейчас в моём подчинении — Мордор, и отныне никаких войн между Мордором и Гондором не будет.

— Вот как, — глаза Денетора прищурились. — Что же еще ты прикажешь... повелитель Мордора? — он произнес эти слова с невольным — искренним — презрением к жалкому полурослику... Но Фродо слышал — за словами прячется страх.

"Митрандир его руками решил прибрать Мордор... они теперь вынудят нас подчиняться. Проклятие, это такое же рабство... и где доказательства, что этот — не марионетка Саурона?.."

Фродо понял, что злится.

— А ты хочешь, чтобы я _приказывал_ тебе, а не разговаривал, как глава одной страны с главой другой?

— А ты смеешь _приказывать_ мне, Наместнику Гондора? — Фродо понял, что случайно наступил на больную мозоль Наместника. — Ты, ничтожество, возомнившее себя хозяином мира?! Ты — не Темный Властелин, ты — жалкая пешка в его игре, которую он растопчет и выбросит, когда придет срок!

Фродо растерялся, — никогда ещё в жизни он не сталкивался с таким потоком обвинений и оскорблений в свой адрес.

— Вот что, Наместник, — проговорил он. — Ты про меня ничего не знаешь, а я тебе сказал про то, что я теперь глава Мордора, а вовсе не всего мира, мне, это, знаешь ли, не нужно. И я предлагаю тебе заключить со мной мир.

— Вначале докажи, что ты имеешь право говорить от имени Мордора, — с презрением бросил Денетор. — И вообще говорить со мною на равных.

Фродо улыбнулся: это уже походило на дело.

— И что же для тебя послужит доказательством? — осведомился он.

Денетор выпрямился. Теперь он смотрел в палантир сверху вниз, убежденный в своем превосходстве.

— В наши времена лишь сила дает человеку какие-либо права, — с надменной гордостью проговорил он. — Докажи свою силу... периан.

— Хорошо, — коротко сказал Фродо и отвернулся, посмотрел на улаири.

В глазах загорелось что-то... раньше такое вряд ли можно было бы себе представить. Наверное, оскорбления Денетора заставили зазвучать в его душе струны, которые никогда прежде не звучали: желание поставить наглеца на место.

— Денна, слетайте-ка к ним. В Минас-Тирит. На драконах. И сделайте над городом круг почёта. А после доставьте господину Наместнику бумагу: договор о мире.

Денна, молча наблюдавший за происходившим, подмигнул Фродо так, словно был не назгулом, а обычным человеком. Склонился перед Фродо в поклоне, и проговорил так, что сам Фродо вновь испытал тот самый, давнишний страх:

— Будет исполнено, Повелитель.

Фродо понял, что эти слова слышит Денетор, и эту волну ужаса Наместник испытал в полной мере. А потом увидел вторым зрением, как девять огромных крылатых тварей поднялись в воздух, и понеслись на запад.

Фродо усилием воли заставил себя откинуть видение, фигуру Денетора — исчезнуть. Пусть ждёт, тут и для улаири нужно время, чтобы долететь, да и вообще: нечего так долго с этим нахалом разговаривать. Надо же! с ним говоришь нормально, а он сразу вот так... И Гэндальф ему не указ, похоже... Противно.

И вдруг он вспомнил, — как молнией озарило.

Арагорн! Наследник Исилдура. И остальные... как он мог позабыть?!

"Арагорн! — завопил он мысленно, не успев сообразить, получится или нет докричаться. — Ты меня слышишь?"

Должно быть, это оказалось тоже влияние Кольца — но Арагорн услышал Фродо сразу.

"Фродо?! — это был почти мысленный крик. — Ты жив, мы были уверены, что ты погиб! Где ты?! Что произошло? Что с Кольцом? Тебе удалось уничтожить Его?"

"Нет, всё гораздо хуже, — сразу сказал Фродо. — Гэндальф... он вмешался во всё это дело, он вынудил Саурона сдаться и увёз его в Валинор. А Кольцо повесил мне на шею. Точнее, на палец. Вместе с Мордором. Денетор не поверил, сказал — Митрандир хочет таким вот образом прибрать к рукам Гондор. Вот и... — он усмехнулся, — доказываю. Назгулы мне подчиняются. Интересно, чем Гэндальф думал, когда мне это всё устраивал?"

"Гэндальф?! — Арагорн явно не поверил своим ушам. — После всего, что он говорил о том, что Кольцо нужно уничтожить?! Его силу можно использовать только во зло! Вспомни, ведь он сам предупреждал нас — всякий, что решит завладеть Кольцом, неминуемо переродится!"

"А ты представляешь, как я удивился, — вздохнул Фродо. Сведения, что Кольцо ему предложил сам Саурон, а Гэндальфом оказался сам Манве, он решил оставить при себе. — В общем, вот так. Я решил: раз такие дела, буду удерживать всё это тёмное воинство от войны с Гондором, насколько хватит сил. Думаю, без Саурона они так, как раньше, всё равно воевать не смогут... Да, кстати! Денетор-то, оказывается, такой надменный — ужас просто. Не представляю, как ты у него сможешь престол вырвать, он явно будет сильно против..."

"Еще бы, — мысленно кивнул Арагорн. — В этом я убедился уже давно... хотя мне и не нужен гондорский престол. Что же — призраки Кольца подчиняются тебе?"

"Ага, — Фродо вздохнул. — Денетор потребовал от меня доказать, что я действительно повелитель Мордора. Ну, я их к нему и отправил — отнести мирный договор, пусть впечатляется. Сам удивился, когда они взяли и полетели. У меня к тебе просьба... очень большая."

"Невероятно... Я исполню любую твою просьбу, Фродо. Мы все готовы помочь..."

"Сэм там с ума сходит, я знаю... Я бы очень хотел, чтобы он был со мной. Но я очень боюсь, что он испугается: чай, Мордор же. Я бы и сам его спросил, хочет ли он жить со мной, здесь, но... вот честно — боюсь. Ведь скажет же: я ради вас на всё пойду, господин Фродо... Вот это вот "ради вас" — это мне хуже всего, потому что чтобы ради меня кто-то себе жизнь ломал и беду наживал — это нет хуже. А у него там, в Шире, Розочка, Рози Кроттон. Помоги мне, Арагорн. Хоть посоветуй что."

"Посоветуешь тут... Рассказать ему правду, конечно, надо. Не дело — скрывать от него такое. Меня-то он все равно не послушает, что бы я ни сказал. Так что, думаю, Фродо, пусть он решает сам. Да и тебе, может, будет не так одиноко..."

"Решить-то он решит, только знаю я, что... И мне это не понравится. Ну нельзя так, вот честное слово — нельзя. Это уже безумие какое-то — полностью подчинять себя чужой жизни, наступая на горло своей собственной. Хорошо ещё я, в общем, никогда не пытался этим пользоваться... Скажи ему просто, что я жив, что я говорил с тобой, и что сейчас жду ответа от Денетора. Кстати, а вы вообще где?"

"Пока еще в Рохане, но движемся в Гондор. Теоден дал нам коней... В Изенгарде произошло что-то очень странное, но ясно, что в ближайшее время угроза оттуда миновала. И то хорошо..."

…Фродо задумчиво посмотрел в небо, погладил дракончика по жёсткой чешуйчатой шее и попросил взлетать. Они летели впереди, — маленькая тень на фоне туманного неба, — а следом, чётким строем, летели улаири: призрачный отряд на огромных крылатых тварях. Фродо вздохнул. Ответом на его послание от Денетора было одно слово: жду. Ну, дождётся...

Путь до Минас-Тирита занял немногим больше часа. Фродо впервые увидел Белый Город своими глазами — а тем более с воздуха, и поразился, до чего маленьким казался знаменитый Минас-Тирит: словно игрушка, прильнувшая к горной груди. Как он мал по сравнению с мощью Мордора, а тем паче, — пришло чужое воспоминание — с мощью древней Твердыни... Заходящее солнце озаряло высокие белые стены.

Дракон не спеша опускался. Игрушечный город увеличивался в размерах, и вот уже становится видно — белые стены на самом деле почти серые от дождей и непогоды, каменная кладка местами выщерблена, во всем городе — ни деревца...

Огромная "стрела" вонзалась в гору между ярусами города; Фродо знал чужой памятью — это была площадь перед чертогами Наместника. Странно. Словно созданная для удобства крылатых существ...

Фродо видел — внизу, на площади, недвижными изваяниями застыли воины в черных доспехах... тоже — черные, тоже с серебром... как странно. И крылатые шлемы на головах... Но на этих шлема были крылья чайки, отлитые в металле, не крылья ночного нетопыря.

Фродо чувствовал страх этих людей. Чувствовал он страх и Наместника: вот он стоит в окружении свиты на ступенях у входа в Чертог; надменный, в роскошной темно-багровой мантии, ниспадающей до самого пола...

Дракон опустился на площадь — миновав стражей, прямо напротив Наместника и его свиты.

Позади ровно и бесшумно опустились остальные драконы.

Фродо как-то особенно остро ощутил, насколько же он действительно маленького роста. Спустился на землю... и вскинул голову. Боятся. Как же это противно, когда тебя боятся... а уж когда ненавилят — это и вовсе хуже некуда.

Он пересёк площадь, — тихие шаги по тёплым плитам, ветер, ерошащий волосы, и так тихо, тихо, тихо...

Он приблизился.

— Господин Наместник, — голос звонко прорезал воздух и взлетел над площадью. — Я пришёл для того, чтобы заключить мир с Гондором. Условия этого мира просты: вы не нападаете на нас — мы не нападаем на вас. Вопросы по поводу земель возле Андуина будут обсуждаться после заключения мира.

Никто из гондорцев не улыбался, глядя на низкорослого хоббита, стоявшего перед знатнейшими вельможами Гондора. Фродо _слышал_: взгляды их и мысли были устремлены не на него — а на девятку улаири, стоявших за его спиной. Кому-то в свите эти фигуры не внушали ничего, кроме ужаса... но один из гондорцев, стоявший позади, в тени, смотрел на одного из улаири — смотрел на Хэлкара... явно зная — помня — его историю.

Наконец заговорил Наместник.

— Верните захваченный вами Осгилиат. Пусть ваши патрули и дозоры покинут все прибрежные земли Итилиена, северного и южного, и никогда не возвращаются в нее. Тогда мы поймем, что твои слова о мире — не пустой звук.

Фродо понял, что вот тут уже его не хватает — не знаний, нет: просто опыта.

"Денна, это как — безопасно для Мордора?"

"Через эти земли проходят пути, ведущие к Вратам от стран Юга, — ответил мысленно Денна. — Пусть обязуются пропускать беспрепятственно наших союзников, тех, кто не является воинами. В остальном — можно. Осгилиат нам не нужен, пусть возвращают себе..."

Фродо удержался от того, чтобы привычно почесать нос: пришло в голову, что для Властелина Мордора это как-то негоже.

— Мы вернём и Осгилиат, и эти земли, — в условиях мира они не нужны Мордору. Однако вы должны знать о торговых путях, которые проходят через эти земли. Это не воины, это мирные люди, и вы должны дать обязательство, что будете спокойно пропускать их к нам.

— Позволь спросить, господин периан, — на лице Денетора появилась саркастическая усмешка, — что мирным людям вообще делать в Мордоре? И как мы должны отличать мирного путника от головореза, снявшего с пояса меч и одетого в шкуру овечки? Или в Мордоре не осталось оружия, что там не смогут вооружить приходящих — чтобы после их бросить на нас?

— Вот что, господин Наместник, — Фродо понял, что начинает злиться. — Если вы понятия не имеете о том, что творится за горами, то уж не позорьтесь. Ваша земля стоит торговлей — и та тоже. Можете убедиться, ежели, конечно, не побоитесь. И раз я предлагаю мир, то мир и будет на этой земле, а вовсе не "бросание на вас" всяких мордорских ужасов. И напоминаю вам, что по признанному вами же праву силы не вы диктуете здесь условия.

Денетор быстро переглянулся с кем-то, стоящим сбоку. Тот чуть заметно кивнул.

— Мы должны иметь возможность досматривать все обозы, что идут в Мордор, всех путников, которые проходят по нашей земле. Это наше право — как исконных хозяев этих пределов. Итак: освободите Осгилиат, оставьте Итилиен — и я обещаю, что Гондор не станет нападать на вас первым.

"Вот охота пуще неволи, — сказал Фродо назгулам. — Досматривать-то — пусть досматривают, лишь бы людей зазря не обижали."

"Обижать будут, — посулил Денна. — Ничего с этим не поделаешь. Главное, чтобы до крови не доходило. Не слишком хорошо для нас это условие, но выбора нет — это мы должны принять. Правда, я вижу, что Наместник принимает все эти уступки за слабость. Он хочет добиться как можно больше, пользуясь моментом... пока не вернется подлинный Властелин."

— Хорошо, — Фродо задним числом понял, что у него уже появляется новая манера говорить вот так, коротко и резко. — Досматривайте. Завтра воинство Мордора начнёт сниматься из земель Итилиена.

Он развернулся и зашагал к дракончику. На душе было не то чтобы совсем погано, но тяжко — до предела. Нечего сказать, сбросили на него Эгленн и Манве ответственность... целую страну Мордор с давно заработанной дурной славой. Вот и разгребайся, бывший хозяин Торбы-на-Круче, хозяйство твоё как-то очень намного больше стало...

Улаири молча расступились, пропуская его — и так же беззвучно сомкнулись позади, и двинулись следом. "Есть что-то правдивое в таком сравнении, — он услышал мысленный смешок Денны. — Не унывай, не вечно тебе носить на плечах этот груз. Мы думаем, что сумеем вернуть и Ортхэннера, и Мелькора."

Фродо, не оглядываясь на сопровождающих, забрался на спину дракончика, — приноровился уже, довольно ловко стало получаться. Знал, что призрачная гвардия последует за ним, что красиво и чётко изобразит свиту Повелителя — и поддерживал игру.

"Вернуть их? А как? Что-то по моим ощущениям, это не как Стена Ночи, это что-то покрепче, — то, чем Валинор отгородился. Да и Валинора я попросту не ощущаю больше."

"Больше нет противодействия. Это важнее всего остального. Раньше мы были связаны этим по рукам и ногам... и страхом последствий, если удастся задуманное. Они тоже жаждут вернуться, им тоже теперь — не мешают... мы пробьем дорогу друг к другу, Фродо. Важно — пережить это время... Несколько дней, недель, месяцев... Не знаю. Может быть, лет..."