Гвиндор из Нарготронда

Автор: Кэт Вязовская Анжела Ченина

Они летели — казалось, кони сами не знали, что они способны на такой стремительный бег, почти полёт... бешеный цокот копыт яростным эхом разносился по ущельям чёрных гор, и вот, впереди, — Врата. Кажется, кто-то крикнул "Айа Нолофинве", — чтобы с этим именем, как со знаменем, броситься в безумный штурм...

Летели.

Неслись.

И никто не ожидал, что Врата действительно — откроются.

Они даже не задумались, — бросились туда. Казалось, на них вдруг снизошёл безумный и безрассудный дух Феанаро.

Они пронеслись сквозь Врата, вылетели по узкому проходу вперёд, на открытое пространство — и вдруг увидели, что перед ними никого нет.

Никого, кроме грозно спикировавшей чёрной тени.

И за спинами величественно и гулко захлопнулись Врата.

Они были в ловушке.

Чёрная тень сложила крылья за спиной — и оказалась человеком.

Насмешливый взгляд светлых глаз... И короткий, будто молния, жест.

Гвиндор, оказавшийся позади и чуть сбоку, увидел, — как все эльдар, один за другим, неподвижными безжизненными телами падают наземь.

Он остался — последним.

Вспышка его отчаянной ярости была настолько сильной, что, кажется, осветила темноту вокруг. Меч, казалось, пылал в руке — и с гневным воплем Гвиндор кинулся вперед, на врага.

Тот коротко глянул на мчащегося к нему эльда — вскинул руку — и в ней тоже блеснул меч. Чёткий удар, останавливающий чужой клинок, — и, не двигаясь с места, отбросить врага на землю. А затем Гвиндор почувствовал, что на него обрушилась немыслимая тяжесть, от которой невозможно избавиться, — и наступила тьма.

Когда он очнулся, то увидел — каменные стены, и высокое, чистое холодное северное небо за окном... И тот, в чёрном, — стоял у окна, отвернувшись и скрестив руки на груди.

Следом пришло осознание тела. Первым порывом было — вскочить, кинуться на этого, черного, или выкрикнуть ему в лицо... в спину? — выкрикнуть — подлец, тварь!.. но Гвиндор тут же погасил этот порыв, мигом осознав, насколько жалким все это будет выглядеть.

Потом мысли понеслись так, как недавно мчались их, эльдар, кони.

Брат. Все внутри переворачивается, нашел наконец брата, и — эта жуткая смерть....

Черные Врата.

Все наши погибли.

Плен.

Я единственный остался жив.

Почему не убили? Для чего? Зачем этот, черный... неужели сам Гортаур? — стоит здесь, рядом, и ждет, когда я очнусь?

Наверняка уже понял это, только виду не подает...

Гвиндор осторожно напряг мышцы — тело, кажется, слушалось. Даже не ранен...

Тот, у окна, — кивнул, как будто своим мыслям... и обернулся.

Он был действительно красив — чарующей красотой создания Тьмы, и этого нельзя было не признать, даже будучи приверженцем Света.

Завораживающий властный взгляд светлых глаз скользнул по эльфу: ощущение невероятной мощи, да, он опасен, как сама Смерть, но...

— Все ваши живы, — спокойно сказал Гортхауэр. — Так же, как и ты.

И снова — первым порывом было крикнуть — или прошептать — "ложь..." — но Гвиндор промолчал. Слишком слаб он. Слишком беспомощен. А этот, черный, наверняка видел уже тысячи таких, выкрикивающих оскорбления... перед смертью, надо полагать.

В душе все уже падало, падало куда-то, без опоры, закружилась голова, и он вдруг услышал стук собственного сердца — громкий, как колокол. И спросил — самое важное, уже замирая, боясь услышать ответ:

— Что... с битвой?

— Ваши отступили, — жёстко ответил тот. — Тургон бежал в свои горы, Хурин здесь.

Он помолчал.

— Фингон погиб. Мне пришлось пустить в бой ахэрэ, балрогов. Азагхал, король Белегоста, тоже мёртв. Завтра мы будем хоронить ваших воинов.

— Хоронить... — повторил Гвиндор, внутри все сжалось, прорезалось болью... А потом осталась одна пустота.

Конец всего...

— Зачем? — даже это короткое слово далось с трудом. — Зачем вам... Хоронить наших?

Гортхауэр отошёл от окна. Стол, простое кресло... Он придвинул его, сел. Все движения его производили странное впечатление: напряжённые и лёгкие одновременно, с не-человеческой — да и не-эльфийской точностью и чёткостью.

— Они сражались с честью и похоронены должны быть тоже с честью. Те, кто попал в плен, смогут проводить их. У тебя семья есть?

— Нет, — прошептал Гвиндор. — Брат... Был. Вы же его убили! — он все же выкрикнул это, не сдержался, полный боли крик прорвался сам собой. — Там, у отрогов!

Гортхауэр резко подался вперёд, светлые глаза стали пронзительными. Повисла тишина.

— Твой брат... вот как, значит. В каком-то смысле ты прав. Он провёл здесь почти двенадцать лет, решил всё же вернуться домой. От проводников отказался. Готовясь к битве с вами, я собрал всё силы, — и уруг-ай тоже. К ним он и попал, они потащили его с собой на битву. Так что...

Он взглянул в глаза Гвиндору — открыто и прямо.

— ...так что можно сказать и так, как сказал ты, хотя в действительности никто из нас не виновен в его смерти.

— Никто... — не виновен, — бездумно проговорил Гвиндор.

Чувствуя себя, словно в дурном сне, он сел на кровати. Оказалось — он только впервые это осознал — на нем сейчас были надеты только штаны и рубаха. Взгляд скользнул по полу — рядом с кроватью стояли его собственные сапоги, грязные, поношенные, порванные кое-где, все в пятнах крови... и тут вдруг словно прорвало душу — он расхохотался, не в силах остановиться, смех переходил в рыдания, и, захлебываясь, он повторял:

— Домой... он просто... шел домой!.. Никто не виновен!..

Тот, чёрный, — молча смотрел на него, меж бровей залегла горькая складка. Потом резко встал, неуловимое движение — и в руке возник, словно из ниоткуда, кубок. Железная рука взяла эльфа за плечо, он заставил его выпить, — терпкий, пряный напиток, от которого мир как будто отстранился за прозрачную стену, — всё это не-со-мной...

Он бы воспротивился, если б мог. Не сумел. Конечно. Сам Тху... Напиток обжег горло, Гвиндор закашлялся, и зазвенело в ушах, сильно, все поплыло.

Безразличия, конечно, не наступило. Но между сознанием и внешним миром словно повисла пленка.

Он пошатнулся, оперся спиной о стену. Прикрыл глаза.

Спросил (голос прозвучал хрипло, непривычно, словно чужой):

— Зачем ты говоришь со мной? Что будет с нами?

Гортхауэр окинул его коротким взглядом: да, подействовало... Кубок исчез из его руки, как будто его никогда не было вовсе.

— Ты открыто повёл отряд на штурм Ворот Ангбанда. До сих пор на это осмеливался только один из вас: Нолофинве. Остальные, — лицо его на миг исказилось, — остальные предпочитали наносить удары в спину. Что же до того, что с вами будет, то выбор — за вами. Захотите — уйдёте. Захотите — останетесь. Но после похорон. Раньше Мелькор вас не отпустит.

— Ты... — Гвиндор замялся. — Ты говоришь серьезно?! Нет, нет... — он повторил, — нет. Эта война, тысячи смертей, Браголлах... огонь... Брат... Нет. Не понимаю, — ему казалось, что говорит кто-то другой. — Либо ты лжешь, либо... я не знаю, что это — лицемерие или... Не понимаю. Почему?!

Гортхауэр пожал плечами.

— Словами не докажешь, лгу я или нет. Пройдёт время — увидишь сам. А почему... Потому что нам не нужны рабы без собственной воли, способные видеть так, как прикажут, делать то, что велят, следовать чужой воле — лордов ли, или тех, кто взял вас в плен. Нет. Смотрите и делайте ваш выбор сами.

Гвиндор помолчал некоторое время. Надел сапоги.

Поднялся... взгляд обежал комнату, уже более тщательно, пристально. Совсем пусто. Голова не то чтобы кружилась, но было как-то странно... непривычно. Подумалось было — чары! — но тут же он понял, что никакие это не чары, просто — напиток: он ни разу не пил такого, но слыхал, рассказывали, такое делали наугрим... И тут вдруг пришло сомнение. Он повернулся к Черному, и проговорил недоверчиво:

— А ты... Ты действительно — он?..

Гортхауэр улыбнулся — от неожиданности. Улыбка у него была удивительная, — как будто совсем другое существо, из неведомого мира ночей без страха, когда распускаются таинственные цветы и перешёптываются звёзды...

— И как я должен тебе доказать, кто я? — в голосе как-то враз исчезли металлические нотки.

— Не знаю, — признался Гвиндор.

Он снова сел на кровать. Все происходящее было невыносимо странным. Не мог он, не получалось у него разговаривать с этим существом так, как полагалось бы говорить с врагом. Видно было, насколько такая речь прозвучала бы нелепо... глупо, по-детски как-то. Унизительно. Потому — поневоле — на язык приходило то, что рождалось в голове, а проклятые мысли не желали слушаться воли, они возникали прежде, чем Гвиндор успевал их задавить.

— Ты не похож на Тху, — проговорил он то, что вертелось в уме все последние минуты. — На прислужника Моргота. Ты словно один из нас, только в черной одежде.

— Ну, пожалуй, — задумчиво согласился Гортхауэр, а глаза его странно поблёскивали. — В этом облике сходства с вами много, я не спорю, да мне и как-то больше нравится — вот так. Хотя есть и другие. А что, тебе так хочется увидеть "прислужника Моргота"?

Гвиндор снова молчал добрых полминуты, прежде чем ответить. Кем бы ни был этот, Черный, — разговор между ними ушел совсем не в ту сторону, в какую полагалось. Ведь это же кощунство. Это подлость. Битва проиграна... что теперь будет?! Крах всего, сколько матерей сейчас оплакивают своих сынов, сколько жен не дождутся своих любимых с войны... а он тут сидит — и говорит с убийцей своих братьев так, словно они и не враги вовсе.

Может быть, именно поэтому — все равно уже нечего терять — Гвиндор все же проговорил осторожно:

— Было бы понятнее... по крайней мере.

Гортхауэр кивнул.

— Понятнее, да. Проще.

Он с силой сжал виски.

— Знаешь, чем хороша война? Она сводит всю жизнь к этой простоте: права та сторона, на которой — ты, а там, по другую сторону — чудовища и убийцы. Но жизнь — она сложнее, и каждый раз она будет кричать тебе голосами тех, кого ты должен был бы ненавидеть, потому что это жёны и дети твоих врагов... И если ты отречёшься от неё, от жизни, то этим ты убьёшь её и в себе — убьёшь свою живую душу. Это не мои слова.

— Да, это... Это правда, — согласился Гвиндор. — Я об этом думал, но ты-то... ты же не эльда, не человек, у тебя и матери-то не было, и жены быть не может, и детей, ты же — не то, что ваши... живущие на Севере. Я понимаю. Что там тоже женщины, дети... Конечно. А... чьи это слова? — он нахмурил брови, посмотрел вопросительно.

— Мелькора, — негромко сказал Гортхауэр. — Он рассказывал мне, что такие мысли приходили ему там, в Валиноре, мало того — он сумел принять их и исполнить. Он смог не отдать свою душу ненависти. Мне это не удалось.

— Не удалось... — повторил Гвиндор. В то, что Мелькор действительно мог это сказать, поверилось почему-то сразу. — Почему тогда ты — у него на службе? Почему ты ведешь его войска? Он ведь направляет тебя. Разве это не то же самое, что предать свою собственную веру?

— Предать? — Гортхауэр удивлённо поднял брови. — Нет. Мы вынуждены сражаться, защищать свои земли и своих людей, и если бы мы отказались от этого, дали себя уничтожить, лицемерно и громко провозглашая великие истины о добре и милосердии, — вот это было бы предательством. Что же до того, почему у него, как ты выражаешься, "на службе" — я... — он вздохнул. — Потому что он взвалил на себя ответственность. За всех, кто пошёл с ним — ещё с Музыки Айнур. И что бы мы ни делали, какими бы мы ни стали, — он будет с нами. Он нам не учитель, нет, но он будет сам, собой показывать — как_надо_. И это уже наше дело и наш выбор — решать, принимаем мы это или нет...

— Ну и ... И что же он вам такое _показывает_? — он саркастически, даже издевательски выделил последнее слово — в глубине души чувствуя, что это неправильно... но уже не в силах удержаться.

Взгляд Гортхауэра стал словно стеклянным — как будто он вдруг выстроил меж собой и эльфом невидимую стену. Лицо было бесстрастным.

— Ты ведь знаешь о поединке с Нолофинве? можно было оставить его выкрикивать вызов хоть до скончания Вечности. Можно было выслать за Врата ахэрэ, которые спалили бы его в момент. Нет, — она вышел сам, мало того, — он отказался от своей силы, хотя из-за этой идеи мне хотелось его связать и никуда не выпускать, честное слово... Это был поединок на равных. Вот, сходу пришло в голову...

— Ладно, — Гвиндор вдруг даже ладонь перед собою выставил, настолько чужим — и вместе с тем близким — показался ему этот _взгляд-с-той-стороны_. — Но что же... Что вы будете делать дальше? Войска нолдор разбиты... теперь у нас нет полной силы защититься. Но никто ведь не сложит оружия. Вам будут сопротивляться. До последней капли крови, ты ведь знаешь сам.

— Те, кто хочет войны — получит войну, — прозвучало в ответ устало. — Если после нынешнего разгрома кто-то вернётся к мирной жизни, если тот же Тургон затворится в своём Гондолине, никто их трогать не будет. Но раз мир можно удержать только силой оружия, мы будем это делать. Выбора у нас нет.

Гортхауэр поднялся.

— Ты можешь присоединиться к своим, если хочешь. Тебя проводят. А сейчас, извини, — дела.

— Постой, — Гвиндор вскочил, протянул руку к нему. — Подожди...

Он замялся. Не знал, что сказать. Потом вдруг вспомнил:

— Как же — вернуться к своим? Ты ведь знаешь, наверное, как заведено. Тот, кто побывал в плену, заражен вражьей скверной...

— Знаю, — Гортхауэр не удержался, скривился. — Не торопись. До завтра всё равно никуда не уйдёшь. А там... Многие из тех, кто возвращался к вам, абсолютно уверены в том, что действительно сбежали из Ангбанда.

— Я-то уж точно уверен не буду. Ладно... Где остальные... наши?

Гортхауэр на миг прикрыл глаза, — и через короткое время в комнате появились двое воинов в чёрном.

— Иди с ними. Тебя проводят.

Чёрные воины вывели его первым. Тёмные коридоры, гладкий камень стен, эхом разносящиеся шаги... под ногами тоже был камень, но необычный: когда на него попадал свет, то по полу словно пробегала стая серебристых искр — неярко, глаза не резало, но красиво. Его завели в какую-то небольшую комнату без окон, со странным светильником где-то у потолка, конвоиры остановились, дверь закрылась... а затем — у него замерло сердце: пол под ногами дрогнул, появилось ощущение, что ты медленно летишь вниз. Впрочем, это продолжалось недолго, дверь открыли, и опять — коридоры, коридоры...

Наконец перед ним открыли дверь — а за ней, в довольно большом и до жути пустом зале, тоже без окон, с белыми светильниками под самым потолком, были эльдар.

Те, кто пошёл с ним вместе на отчаянный прорыв к Вратам.

Не все.

Они повскакали с мест, бросились к нему, — выстраданная радость обретения во взглядах.

— Лорд Гвиндор! Ты жив! А мы уже и не надеялись...

Он шагнул вперед, попробовал улыбнуться. Получилось не слишком-то уверенно.

— Я жив, — сказал он. — Как вы? Что с вами было? Сколько времени вы уже здесь?

Один из эльфов — совсем мальчишка — подобрался поближе.

— Да кто ж его знает, время это, — развёл руками. — Здесь окон нет, ни дня, ни ночи не определишь. Как влетели тогда за Врата, увидели этого, ну, чёрный такой, жуткий, который со скал слетел, — он вздрогнул при одном воспоминании, — так потом сразу задыхаться стали, и всё, темнота. Очнулись уже здесь. Те, кто был ранен, исчезли.

Он поднял отчаянные глаза.

— Оркам отдали, наверное. Лорд Гвиндор, они с нами разговаривали! люди, слуги Моргота! И со мной тоже!

Гвиндор присел на свободную скамью у стены.

— И о чем они говорили с вами? — спросил осторожно.

Тот парень прерывисто вздохнул, пристроился рядом — прямо на полу. Его трясло. Кто-то из остальных положил ему руку на плечо.

— Эрраэн, ну что ты, в самом деле, это же уже позади...

— Про орков говорили, — не слушая товарища, выпалил Эрраэн. — Они сказали, что орки — это твари Пустоты, как Унголиант! И они ЭТИМ служат, рядом с людьми! Да что же, что же это такое...

— Успокойся, — машинально проговорил Гвиндор. Волнение товарища передалось и ему, он заметил, что и у самого сердце начинает колотиться. — Они говорили с вами — со всеми вместе, или с каждым по отдельности? Что еще сказали?

— По двое, по одному вытаскивали отсюда, — тихо сказал Эрраэн. — Послушай, лорд... Они сказали, что завтра собираются хоронить наших убитых. Ты... сам-то — где был? С тобой тоже говорили? Понимаешь, мне в голову пришла одна мысль, но... Ты мне хоть подскажи, хорошо? Эру, как хорошо, что ты жив...

— Это неплохо, точно, — Гвиндор нашел в себе силы усмехнуться. — Я говорил с Гортауром... с Тху. С тем черным, кто положил нас всех там, у Врат. Точнее, это он со мною говорил.

"А мысль говори — мысленно, — добавил он. — Я почти уверен, что они слушают наш разговор."

Эрраэн кивнул.

"Послушай, лорд... Они рассказали мне про орков. Как они по зову Унголиант поднялись и пошли уничтожать всё подряд, как им было всё равно, кого убивать — эльдар ли, своих ли... И я спросил: а где она сейчас, Унголиант? И они ответили: в горах Эред Горгорот. Я сказал — а говорят, что Берен убил её, они только посмеялись — и _показали_. Эру, какая жуткая тварь... Она ведь могла и Моргота убить, правда. Послушай. Завтра эти похороны. Они сказали — там будут оба, и Моргот, и Тху, и страшенная толпа орков... Я придумал. Я говорил с теми, кто на свободе. Есть время. Есть смельчаки. Они согласились выманить Унголиант, а стоит ей зашевелиться, как орки, как я понимаю, сразу обезумеют, там, когда соберутся все. Надо только вовремя сказать. И тогда — всё. Тем более, что Моргот наверняка будет в короне, а эта тварь хотела Камни..."

"Выманить Унголиант? Как? А если и выманят, если она нападет на Моргота и даже если одолеет его — в чем сомневаюсь, ведь он силен и сам, и балроги у него рядом, и Тху, и прочие твари — она же не остановится, она и сама пойдет убивать все, что вокруг, и орки все окрестные обезумеют. Так-то они хоть под командованием ходят, а то совсем с цепи сорвутся. И кинутся-то они в первую очередь на нас, а их военачальники, если увидят, что с безумием не совладать, на нас их и направят. Кто в битве уцелел, и те погибнут. Но скорее всего, эту тварь прижмут прямо там, только при этом погибнет множество из тех, кто там будет... А представь: прижмут они ее — и у них в руках окажется эта тварь! У них на службе! Нет, Эрраэн, делать такое — это безумие и самоубийство. Кто именно обещал тебе, что сумеет выманить Унголиант? И ведь это же будет наверняка — ценой их жизни. И кто сказал, что Унголиант явится именно к Ард-Галену, а не застрянет бесчинствовать, например, в Дортонионе?"

"Ну, за прошедшие почти пять веков они так и не смогли поставить её себе на службу, — возразил Эрраэн. — С нею и сам Моргот не смог справиться, в Ламмоте-то, я про это дело подробно выспрашивал. Потом, она теперь не одна, а с кучей детёнышей. И пойдёт вместе с ними."

Он закрыл глаза, — как будто его кто-то позвал мысленно.

"Уже сейчас идёт, — уточнил он. — Её выманивают, ведут, она же тупая — на еду ведётся. Понятно, что поляжем мы там... и я тоже. Мы говорили уже про это с ребятами... — он тяжко вздохнул. — Мы ведь и так на смерть шли. Конечно, тёмные будут с ней драться, ну так и пусть. Чем меньше этих тварей останется после этого боя, тем легче будет Арде, ну, а мы... что поделать. Мы всё равно бессмертны, а я давно уже мечтал увидеть светлый Аман..."

"С кем именно ты говоришь? Там, вовне? Я хочу сам говорить с ними. Сумеешь сделать так, чтобы они услышали меня? Мы тогда поговорим напрямую."

Эрраэн грустно улыбнулся.

"Да ты их не знаешь, лорд. Это мои давние друзья, синдар, подданные Владык Дориата. Они просили меня не звать их, пока они ведут Тварь, — слишком опасно: отвлекутся на осанве, один неверный шаг — и всё, и их самих сожрут. Они зовут меня, когда сами считают нужным. Вот сейчас сказали, что она пошла по их следу, двинулась из пещеры."

"Вы сами не понимаете, что затеяли, безумцы! Вы погубите не только себя — вы погубите последнее, что еще у нас остается, и дадите Морготу силу, с которой он станет непобедим. Они звали тебя сейчас? Зови их снова. Немедленно!"

Внешне Гвиндор оставался спокоен. Выдавали только глаза.

"Да что ты такое говоришь, лорд! — Эрраэн опешил. — С чего ты взял, что она подчинится? Мне тёмные сказали — её невозможно подчинить, она только и умеет, что хотеть жрать! С орками они почему и смогли справиться, — потому что это бывшие квенди, а она-то — воплощённая Пустота."

"Эрраэн. Вы собираетесь выпустить в Арду величайшее зло из всех, что когда-либо знал этот мир. Зло, с которым невозможно совладать. У вас есть голова на плечах?! Тебе рассказать, что будет, если ваша затея осуществится?

Вот, эта тварь выползет из своего укрытия и выйдет в Дортонион. А там живут люди, наши вассалы. Откуда вы знаете, что эта тварь двинется сразу на Анфауглит? Не знаете вы этого, и знать не можете! Но так или иначе, от Эред Горгорот до схода на равнину длинный путь по населенным землям, не одна сотня миль, и все эти земли тварь разорит на своем пути.

Дальше. Вы что, думаете, она за одну минуту пройдет этот путь? Да это в лучшем случае не меньше нескольких часов! А тем временем на равнине Моргот давно узнает, что тварь выползла, он же чует ее. Орки взбесятся — да что ему те орки? Только он почует Унголиант — сам мигом укроется в Ангбанде, и нашлет на нее балрогов, и майар, и прочих тварей. А орки будут бесчинствовать на Анфауглит, и пока Унголиант не усмирят, а это может не быть долго, они потекут во все стороны, и нагонят тех из наших, кто уцелел, кто сейчас пытается вернуться в свободные земли. Наши устали, изранены, малочисленны, а орки будут бешеные — кто одолеет?

А дальше, скорее всего, Моргот и его твари усмирят Унголиант — и она окажется у них в руках. Не подчинят, так свяжут чарами, или еще как. Пусть нельзя подчинить, но загнать или еще как остановить всегда можно. Даже бешеного слепого быка, и того можно направить на врага, в нужную сторону. Хочешь, чтобы они потом вот так кидали на наших эту тварь?! Это пострашнее Глаурунга!

А если случится то, на что вы безумно надеетесь, и она доберется до Моргота, и всех темных одолеет, во что я не верю? Но пусть! Тогда она сожрет Камни, станет сильнее всех на этой земле, и пойдет жрать дальше, и если Моргот хотя бы сидит за своими стенами — то эта сидеть не будет, она будет бесчинствовать в землях Белерианда, и орки будут бесчинствовать вместе с нею. Этого вы хотите?! Эрраэн, я понимаю, ты юн, тебе хочется отомстить, но это не месть, это безумие и самоубийство, и преступление против тех, кто еще остался жив и свободен!"

Эрраэн долго молчал, широко раскрытыми глазами глядя на своего лорда: похоже, такой разворот событий ему в голову не приходил, когда он задумывал свой план. А потом вздрогнул, взгляд стал отсутствующим... и он опустил голову.

"Она идёт. Ребята сказали — она идёт по-над скалами, как-то так... я не понял."

— Поздравляю, — хмуро проговорил Гвиндор вслух. — И ты думаешь, что Моргот уже сейчас не распознал ее? Да я не удивлюсь, если уже в следующий час половина его балрогов будет в тех землях.

— Ну она-то теперь тоже не одна, — Эрраэн тоже перешёл на разговор вслух, не сообразив, почему Гвиндор вдруг перестал бояться, что их услышат. — Там этих тварей... не знаю, сколько, ребята не успели сосчитать. Балроги тоже мгновенно не долетят... а похороны на рассвете. Сейчас-то что наверху — день или ночь?

— Вечер недавно был. Не будет на рассвете никаких похорон теперь... Что ты, считаешь их тоже безумцами? Отложат они все теперь. Эрраэн, Эрраэн, что же вы натворили...

Гвиндор прикрыл глаза — смотреть на застывшие, побелевшие лица тех, кто слушал их разговор, не хватало сил.

Дверь распахнулась, — те, кто был поближе, от неожиданности шарахнулись в сторону. Чёткие ряды чёрных воинов, слаженность всего — шагов, действий, застывшие лица. Эльдар — кто вскочил, кто медленно распрямился. Эрраэн не решился встать, только смотрел с ужасом... ждал.

И наконец внутрь шагнул — тот, высокий, зловещий красавец, которого они видели у Врат.

— Все на выход, — прозвенело, как металлом о металл. — Лорд — со мной.

Они тоже владеют мысленной речью, — внезапно понял Гвиндор, — несмотря на то, что они смертные. А может, и чем-то еще, кроме этого. Слишком уж слаженны их движения, как будто они чувствуют друг друга.

"Добился, — мысленно произнес он, обращаясь к Эрраэну. — Не знаю, чего именно, но ничего хорошего."

Он поднялся и первым подошел к Тху — стараясь держаться спокойно и не показывать страха, который вновь нахлынул на него.

Гортхауэр вышел первым, — плащ взметнулся за спиной, как крыло. Эрраэн вздрогнул, когда взгляд Чёрного скользнул по нему, — как обжёг.

Их вывели, чуть не бегом погнали куда-то... и Гвиндор понял: наружу. Гортхауэр стремительно шагал вместе с ним впереди, и когда они очутились на открытой огромной галерее — над ними были только чёрные скалы и небо, — стало ясно: Ангбанд бурлит, как растревоженный муравейник.

Там, внизу, было очень много ярких огненных сполохов: балроги. И — орки. Множество, они как будто повылезали из всех щелей. В воздухе кружили драконы — гигантские твари, от одного вида которых брала жуть.

Всех эльдар погнали дальше по галерее. Гортхауэр остался с Гвиндором один-на-один.

Пронизывающий, страшной силы взгляд — в упор.

— Мы отправляем всех дальше, в горы. Орки внезапно сошли с ума — это зов Пустоты. Спасаем наших. Выкладывай. Всё, что знаешь. Иначе...

Его рука легла на рукоять кинжала — Гвиндор только сейчас заметил, изумительной работы кинжал с переплетёнными змеями, у которых глаза горели алым.

— Унголиант, — коротко ответил он, уже сам не удивляясь, что разговаривает с Тху так, словно тот был одним из его союзников. — Эти безумцы в отчаянии своем решили выгнать ее из логова в Эред Горгорот, чтобы взбудоражить орков и тем самым ударить по вам. Она там сейчас. Нужно все возможные силы бросить туда, чтобы усмирить ее, иначе всем придется плохо.

— Идиоты, — выдохнул Гортхауэр. — Все силы — мы не можем, потому что от орков обороняемся сейчас сами! Ты понимаешь, что они — всюду, что они живут среди нас? Я три тысячи лет бился, чтобы сделать из них что-то разумное! Люди, эльдар, да и мы тоже — это островки в море орков, и загнать их сразу всех куда-то — не получится, время... Но главное — Тварь, и... — он на миг замолчал, — сейчас туда отправился Мелькор. С ахэрэ.

Он не договорил, что — без него.

— А тебя оставил командовать здесь, — закончил Гвиндор, поняв все сам. — Я согласен, что они идиоты, это мальчишки, почти дети, отчаяние, они сами только что поняли, что натворили. Но теперь уже поздно. Я могу чем-то помочь?

— Можешь, — сразу сказал Гортхауэр, чуть не мгновенно взяв себя в руки, только чуть мелькнула в глазах улыбка: его — поняли, и, главное, они не враги уже, и Жизнь — побеждает в очередной раз, вопреки страху и ненависти...

— Я знаю, где сейчас каждая оркская банда. Ты — можешь предупредить своих, тех, кто уцелел после битвы, и тех, кто сейчас в ваших землях. Я покажу тебе, куда идут орки. Ты — передашь своим, чтобы они смогли подготовиться и отразить атаки. Только не бойся, прошу тебя, никаких "чёрных чар" тебе не достанется, даю слово, поверь мне! Иначе Белерианд на наших глазах превратится в кишащую безумными тварями пустыню.

В резком голосе его была отчаянная просьба.

— Я сделаю, — кивнул Гвиндор. — Не понимаю только: почему ТЫ заботишься о наших? Разве не ваша это мечта — чтобы не осталось никого из нолдор? Ладно, ладно... не отвечай сейчас, если нет времени, не до того. Только наши спросят меня: откуда ты все это узнал? И я не смогу сказать — Тху сообщил. Они почуют ложь. Но все равно, у них нет выхода, кроме как поверить. Давай... Я готов хоть сейчас. И... не тронь никого из моих. Я прошу.

— Потому что МЫ такими способами не воюем, — жёстко ответил Гортхауэр. — Чужими руками жар загребать, натравливать на врага кого-то — это, знаешь ли... вон Валар, убоявшись того, что Мелькор вернётся в Эндорэ, соберёт нас и отправится воевать с Валинором, нашли способ: закрыли нолдор путь туда, мол — воюйте, займите Врага собой, тогда ему станет не до нас. Это первое. А второе, — он вздохнул, — так сказал Мелькор. Он просил меня об этом. Когда уходил сейчас — на бой с Тварью.

— Благородные рыцари, да и только, — усмехнулся Гвиндор. — Как хочется тебе верить... если бы только не брат, не то, что я своими глазами видел... Ладно. Давай... как там у тебя нужно — чтобы ты смог показать мне, где орки?..

— А я тебя не прошу мне верить, — ровно отозвался Горт. — Ты спросил — я ответил, а что ты будешь с моим ответом делать, — это меня, знаешь ли, мало волнует. Не закрывайся и не бойся. Страх — это то, из чего вы строите аванирэ... я могу это сломать, но то, что мне после этого достаётся, — это осколки души...

Он медленно протянул руку Гвиндору.

— Разрушь свой страх. Сам. Иначе тебе будет очень больно от соприкосновения со мною.

— Думаешь, так просто? По одной воле своей? И за один час — выкинь все, что впечаталось в душу? — Гвиндор помедлил, и решительно взял его руку. — Делай. Я... Постараюсь, словом.

Светлые глаза Гортхауэра вдруг вспыхнули, казалось, — весь мир заполнился их ледяным сиянием, и ничего не осталось, кроме этого жёсткого, пронизывающего холодного света... а затем как будто огромная незримая волна обрушилась на эльда, чтобы властно закружить, это было настолько _больше_ него самого, что почти — как стихия...

И вдруг — он увидел, как с высоты птичьего полёта: горы, горы, равнины, вот — Дортонион, вон там — стремительные алые огненные вихри мчатся через Анфауглит, а среди них — яркий, как ожившая ночь, чёрный...

— Смотри, — донёсся голос Гортхауэра. — Смотри всюду, куда хочешь, только подумай — и увидишь ближе. И зови тех, кого хочешь предупредить. Получится... должно получиться.

Он с трудом сумел сдержать свой страх — и с каждым уколом страха в душу впивалась боль, как будто игла, пронизывающая голову. Всмотрелся в окружающий простор — стало не до того, чтобы помнить о враге: нужно было предупредить своих... Эру!.. Это вот так он, значит, видит мир?! О какой скрытности тут может идти речь, он же видит все, как на ладони...

Вот — отряды эльдар. Отступающие... сверху кажется — они почти не двигаются. На подступах к Хитлуму, к Аглону... сам Анфауглит уже целиком во власти врага.

Орки кишат, как черные муравьи... их потоки движутся в разные стороны. Тоже не слишком быстро, но достаточно быстро, чтобы нагнать...

"Кто меня слышит — слушайте! — Гвиндор ни разу не говорил мысленно ТАК — но понимал, что сейчас его услышат все, кто владеет не просто осанве, между друзьями и близкими, но навыками мысленной речи. — Унголиант вышла из своего логова, и орки поднялись по ее зову. Готовьтесь! Они стали совсем безумны, как звери, у этих банд нет командиров, только в этом надежда. Держитесь!.."

И в ответ — сначала было несколько мгновений тишины, а затем зазвенели голоса, десятки голосов — знакомых и незнакомых:

"Кто это?"

"Лорд Гвиндор?"

"Гвиндор, ты где? Ты жив?!"

"Какая Унголиант, её же Берен убил!"

И вдруг — перекрывая все, раздался, как стон, новый голос.

"Не верьте! Я Хурин, пленник Моргота в Ангбанде! Они хотят сломать нас. Проклятый Враг наложил на меня заклятие, и ныне вижу я его глазами и слышу его слухом. И вижу я, что то же самое сделал его первый слуга со славным Гвиндором, дабы опутать нас всех сетью лжи и обмана. Не верьте!"

Голос Хурина отозвался острой жалостью, резанул по сердцу. Взять себя в руки оказалось нелегко... Но он все же совладал с собою.

"Это правда, — возразил он. — Это придумал один из наших, чтобы бросить эту тварь против Моргота, он сам сказал мне об этом, и его друзья из Дортониона выманили эту тварь из логова. И орки взбесились, это тоже правда, и скоро они обрушатся на вас! Я сказал, вы теперь знаете то же, что и я, и решайте сами, что делать."

И вдруг — откуда-то издалека — как будто летний ветер прохладой коснулся его души. Он никогда не встречался с Владычицей Дориата, но сейчас узнал — майа Мелиан... И в тот же миг её сила, как невидимый клинок, пронзила пространство, чтобы оборвать связь между эльда и тёмным майа, и долетела мысль: "я спасу тебя, не бойся..."

Гортхауэр был открыт — и не успел защититься. Видение Белерианда враз исчезло, по Гвиндору жестоким рикошетом ударила чужая боль — а затем он увидел, как Гортхауэр оседает на землю.

Подхватить его он не успел. Гвиндор сам опустился рядом, приподнял голову майа, схватил за виски — попытаться перелить силу. Мелиан... она же хотела спасти! спасти его, Гвиндора! О Эру...

Лицо майа было бледным.

— Ну очнись же... Очнись!

И — словно обрыв в бездну: тишина. Пока длилось то недолгое осанве, Гвиндор успел почувствовать душу этого беспокойного существа, ощутить его — живым, может быть — что-то понять, но сейчас... сейчас майа его не слышал. Слишком сильным и внезапным оказался удар Мелиан.

И в этот момент где-то далеко, в конце галереи, появился первый орк.

Оружия не было. Гвиндор оглянулся — ничего подходящего вокруг. Только странный кинжал со змеями на поясе у майа.

Лихорадочно пронеслись мысли: если он не придет в себя, отбиться, найти укрытие, там пытаться привести его в чувство... Да что же это такое, я, эльда, думаю, как спасти Тху, а ведь я же мог бы перерезать ему горло сейчас, пока он беспомощен, я стал бы героем, меня бы славили по всему Эндоре... Если бы ты отсюда выбрался после этого, — закончилась мысль уже трезво, — да и не сделаешь ты такого никогда: подло.

Секунду помедлив, Гвиндор вытащил кинжал из ножен, и поднялся. А ведь орки должны знать этот кинжал, — мелькнула мысль. Знать и бояться.

— Пошел прочь отсюда, — проговорил он спокойно и размеренно. Огненные глаза змей блеснули на рукояти — словно ожили. — Прочь. Или — умрешь.

Орк на мгновение задержался: алый блеск ярким пятном вдруг скользнул по стенам, ударил в глаза... но сзади его подтолкнули другие, он чуть не свалился, обернулся, разъярённо рявкнул... Его бесцеремонно отодвинули в сторону. Толпа шла вперёд, — жуткая в своей мощи и бессмысленности, в желании смести и уничтожить. Они подходили ближе, ближе, и вот — между ними и Гвиндором осталось совсем немного пустого пространства... Это не были те оскаленные звериные морды, среди которых Гвиндор в последний раз увидел живым брата: эти больше походили на грубые подобия атани. Но сейчас и в этих глазах светилось безумие.

Еще немного — и они сметут и его, и майа вместе с ним, понял Гвиндор, сметут, растопчут тела, и пойдут дальше, все той же бессмысленной лавиной. Оглянулся в смятении. Двери, двери... Подхватил майа — тот оказался очень тяжелым, Гвиндор сам удивился — как только сил хватило? — и рванул его на себя, в сторону двери; толкнул ее спиной, изо всех сил моля Эру, чтобы дверь оказалась открыта. Пара секунд, втащить — и он захлопнул дверь перед самой мордой первого орка, и тут же судорожно дернул засов.

На дверь там, снаружи, тут же набросились — с воем, с царапаньем когтями, в неё саданули раз, другой, третий, засов аж подпрыгнул в пазах, но всё же устоял — пока... как знать, на сколько этой двери хватит. Отсюда вёл коридор, в свете нескольких светильников было видно — повороты, разветвления... целый подземный лабиринт.

Проклиная все на свете, Гвиндор сунул кинжал обратно в ножны на поясе майа — и потащил его прочь.

Духу хватило ненадолго; остановившись передохнуть и прислушиваясь к вою, доносящемуся издалека, Гвиндор вновь положил руки на виски Гортхауэра — и, вложив в этот зов все свои силы, закричал мысленно, умоляя: "Очнись же наконец! Очнись!"

Несколько мгновений казалось: всё бесполезно, и эльда не сможет преодолеть той страшной силы, которая оказалась способна не только защищать Завесой Дориат, но и разрушать... Несколько томительно долгих мгновений, каждое из которых навсегда врезалось в память, — и длинные ресницы дрогнули. Гортхауэр со стоном открыл глаза: во взгляде была боль и растерянность, он совершенно явно не мог понять — где он, что происходит, что случилось...

— Слава Эру, очнулся! — воскликнул Гвиндор. — Это Мелиан, она ударила тебя; орки наступают, я запер дверь на засов, но она долго не устоит, а я тут ничего не знаю; что нам делать?! Ты идти сможешь?

— Ну что ты, Эру был бы очень недоволен, — машинально отозвался Гортхауэр и попробовал приподняться, опершись на локти. — Ох...

Он, покачнувшись, сел, прислонился к стене. Прикрыл глаза — похоже, пытался увидеть на расстоянии то, что происходит... и прикусил губу: больно.

— Ничего хорошего, — хрипло выговорил наконец. — Мелиан, значит. В ближайшие... даже не могу сказать, сколько дней мне будет трудно даже говорить по осанве. Сам я не справлюсь, а... другим сейчас не до меня. Надо идти вниз, там есть путь в Цитадель. Доберёмся туда, и остаётся только ждать. Если только по дороге не встретится ещё какая обезумевшая тварь...

— Встретится — убьем, — пообещал Гвиндор. — Давай, опирайся на меня, и идем. Позади целая толпа, нам против них не устоять никак. Ты показывай, куда идти, я уж тебя дотащу...

От волнения и смятения Гвиндор, кажется, даже забыл, кто перед ним: казалось — кто-то из своих, из нолдор, только одетый в черное, словно в знак траура — они вдвоем против врагов, и все встало на свои места. Он помог майа подняться.

Они успели добраться до поворота, свернуть, пройти почти до подъёмника, на котором, как сказал Гортхауэр, нужно было спуститься до того яруса, где был путь в Цитадель, — когда где-то далеко — за их спинами — раздался оглушительный грохот: дверь хоть и была сделана более чем на совесть, всё же наконец не выдержала напора.

Кажется, подъемник их спас. По крайней мере, у обезумевших орков не должно было хватить ума им воспользоваться.

Ход до Цитадели был таким же коридором, как и остальные, виденные Гвиндором здесь, с одним лишь различием: светильников здесь не было вовсе, как будто он предназначался для существ, которым свет был, в общем, не нужен. Последняя дверь, подъёмник — и вот оно, сердце Твердыни, в котором Гвиндор никогда даже и не чаял оказаться.

Здесь было тихо и почти пусто, — только где-то далеко, в коридорах, проносились какие-то тени, и тревожно мерцало пламя светильников — то обычное, живое, то яркого синего цвета, то вовсе серебристое... Гортхауэр привёл Гвиндора в просторный зал, где не было ни души, и тяжело опустился в кресло возле камина.

— Всё, пришли...

Перевел дух Гвиндор только сейчас. Опустился рядом... сердце стучало, как бешеное. Спросил, наконец отдышавшись:

— Где мы? Что это — Цитадель?

— Мы в покоях Мелькора, — тихо ответил Гортхауэр. — Цитадель — это самая древняя часть Твердыни, мы создали её не для обороны, а так... просто чтобы было где жить в этих землях. Это потом уже, после войны... — лицо его исказилось на миг, но снова стало спокойным, — после войны я превратил всё это в неприступную крепость. Через коридор, направо, в комнате есть вино, и еда тоже должна быть. Сходи сам, я сейчас ничего "из воздуха" не достану.

— Это что же...

В мыслях прошла картина: он сел в привычное ему кресло, я рядом... Это что же — я сижу в кресле Моргота?!

Осознав это, Гвиндор вскочил, как-то само собою оказавшись уже у стены — и только тогда опомнился.

— Ладно... — проговорил он, — сейчас.

Он вышел в коридор — оглядываясь по сторонам, уже не в поисках опасности, а с любопытством.

А ведь красиво. Черные каменные стены изукрашены резной тонкой вязью, высокие арки проходов, кое-где — изумительной красоты витражи: цветы, травы, драконы над ними...

Вино нашлось, нашлась и еда. Гвиндор поставил все это на поднос и вернулся обратно. Налил вина, подал Гортхауэру.

Тот протянул руку, — прежняя лёгкость в движениях сейчас почти пропала. Жадно выпил, откинулся на спинку кресла.

И вдруг — настороженно замер. Прислушался.

Эхо принесло из коридора — издалека — чьи-то медленные шаги.

Рука Гортхауэра легла на кинжал.

— Это не орк, — проговорил Гвиндор. — Орки так не ходят. Я пойду посмотрю.

И, прежде чем Гортхауэр успел что-то сказать, он вышел в коридор.

Там, в полумраке, — по коридору медленно кто-то шёл.

Судя по осанке, он был воином. Но и походка, и — было видно — седые волосы выдавали, что что-то подкосило его, совсем недавно, и оттого даже издалека взгляд его был потухшим, без тени надежды. Ещё несколько шагов — и Гвиндор узнал его.

Это был Хурин.

— Хурин! — крикнул Гвиндор.

Этого человека он знал. Не лично — видел несколько раз, но не более; зато слышал — многое. Судя по рассказам, Хурин был человеком в высшей степени достойным — и отважным, непримиримым воином.

Гвиндор бросился к нему, остановился — в последний момент побоявшись схватить его за плечи.

— Хурин, это я, Гвиндор!

Человек устало поднял голову — слабое удивление, едва заметная улыбка.

— Эру, ты всё-таки жив... Что произошло? Чего они хотели от тебя?

— Я жив, — ответил Гвиндор. — Я сумел сказать нашим, это правда — об Унголиант... Как ты сюда попал? Как ты вообще попал в их руки?

Хурин отстранился.

— Я слышал твою речь. И... я вижу, что происходит сейчас.

Он закрыл лицо руками.

— О, ты не представляешь, это страшнее любой кары — видеть _его_ глазами...

— Могу догадаться... слушай, здесь есть вино и еда, я находил. Идем... Давай, давай, очнись же!

Комната, где он только что брал пищу и вино, была неподалеку. Он быстро налил вина в кубок, сунул Хурину в руки.

— Пей. Пей, не возражай, это нужно тебе сейчас.

— Не поможет, — он с тоской посмотрел на кубок и всё же чуть не залпом выпил до дна. — Когда ты видишь то, что должен видеть, а перед мысленным взором твоим — Тварь Пустоты, балроги... не поможет.

— Сейчас — ты тоже видишь его глазами?!

— Вижу, — упало коротко и тяжело. — Каждую секунду, каждый поворот этого боя. Он сказал мне: ты будешь видеть моими глазами и слышать моим слухом. Вот так...

— Что там?! — выдохнул Гвиндор. — Что с этой тварью?

— Она не одна, их много, и всюду огонь, — Хурин со стоном сжал виски. — Их много, так страшно много, это серые клочки — не тумана, но чего-то жуткого, и — они _живые_, и когда им попадает огонь, они хватают его, и пытаются... да, пытаются съесть, уничтожить, хотя огонь — это не то, что им нужно, им нужен свет, светом они питаются... И я как будто стою посреди всего этого, и...

Взгляд его был полон ужаса, он смотрел на свои руки — пытался освободиться от видения, но не мог.

— Эру, я не могу, не могу, да сделай же что-нибудь!

— Я не могу ничего сделать... Тогда смотри. Смотри, и запоминай... чтобы передать потом нашим. Чтобы предупредить их, если эти твари расползутся дальше. Что еще остается?!

Хурин поднял на Гвиндора измученные глаза.

— Но ведь ты же как-то освободился... Я видел — тебя точно так же привязал к себе Тху...

— Мелиан ударила. По нему. Связь прервалась...

— Владычица Мелиан, — в голосе Хурина было благоговение. — Послушай... Я знаю, — надежда умирает последней, и всё же, всё же... Да, она майа, он — был Вала... Но, может, ты попросишь её освободить и меня?

Гвиндор уцепился рукой за кресло. Присел. Закрыл глаза.

И мысленно представил тот, далекий, светлый голос — что недавно ударил по Гортхауэру.

"Владычица Мелиан... я прошу тебя — помоги... "

Она ответила — почти сразу. Как будто издалека донеслась песня — луч свободы... Свободы ли? ведь она сама заперла себя за оградой в Дориате...

"Я слышу тебя, Гвиндор, и чувствую, что ты — свободен. Поверь, я рада, что всё получилось."

"Хурин. Помоги ему, прошу! Разорви связь между ним и Морготом! Ему не под силу выдержать этот груз..."

Мелиан задумалась: только слышно было, как повисло в воздухе — в тёмном воздухе Цитадели — напряжение, как оно росло с каждым мгновением... Она не ожидала такой просьбы. Она оценивала собственные силы, понимая, _что_ ей предстоит — если она согласится, конечно...

И наконец — неслышно и тихо прозвенело:

"Я попробую."

"Благодарю... Мелиан, и еще. Пусть он Враг, но сейчас только он может сдержать Унголиант, а эта тварь и ее отродья — пострашнее Моргота. Если ты ударишь по нему — не так, чтобы он потерял сознание или стал беспомощен; тогда его сметут, тварь вырвется, и всему Эндоре конец."

Мелиан вздохнула.

"Послушай, Гвиндор. Пусть его имя не числится сейчас среди Валар, пусть он растратил себя на своих тварей, но его сила и сейчас несравнима с моей. То, что для него не стоит почти ничего — эта связь с Хурином — мне бы далось с великим трудом... а разрыв этой связи потребует и вовсе страшных усилий, всё потому же, — он был Вала... Сейчас, когда он занят Унголиант, я ещё могу попробовать освободить Хурина, но позже, когда он не будет отдавать свою силу на борьбу... боюсь, будет бесполезно. Поверь, я услышала тебя, и я вижу, что с чистой душой ты просишь об этом, но я не могу ответить тебе твёрдое "да", ибо это не в моей власти. Я могу сказать только то же, что и в ответ на первую твою просьбу: я попробую."

"Спасибо тебе, Владычица. Благодарю за все, что ты делаешь для нас."

Гвиндор открыл глаза. И произнес негромко:

— Она попытается.

— Кто "она" и что "попытается"? — резко прозвучал чуть ли не над самой головой Гвиндора голос Гортхауэра.

Хурин чуть не подскочил: шагов тёмного майа не услышали оба.

— Мелиан, — ответил Гвиндор. Он вздрогнул от этого голоса, но того — жуткого — страха майа больше не вызывал. — Разорвать связь между Хурином и... Твоим повелителем.

Гортхауэр, сжав кулаки, прислонился к стене, — Гвиндор не мог себе представить, что в этих глазах может быть столько страдания. Собственная беспомощность, осознание того, что он — опоздал, бессильная ярость оттого, что опять эти эрухини творят такое, отчего ужас леденит душу...

В следующий миг в руке майа блеснул кинжал, Гортхауэр шагнул к Хурину, — тот даже не попытался двинуться с места.

— Я сам разорву эту "связь", — прозвучало с ненавистью. — Раз ты так этого хочешь, Хурин.

— Ты что — вздумал его убить?! — Гвиндор бросился между ним и Хурином. — Не смей! Лучше попроси ЕГО — оставить Хурина в покое! Зачем он мучает его?!

— Отойди, — хрипло сказал Горт. — У меня всего несколько секунд, хорошо, если минута. Ты не понимаешь, ЧТО она сделает? Ты что, меня только что не видел? Да, так — не будет, потому что он сильнее, но она своим ударом отдаст его Унголиант. Гвиндор. Я не могу его потерять.

— Так скажи ему, чтобы он оставил Хурина! Ты же можешь это сделать!

"Мелиан! — закричал Гвиндор мысленно. — Не надо! Не делай этого! Стой! Мелькор, оставь Хурина в покое, я прошу тебя, понимаешь?! Прошу!"

— Позже, — умоляюще донеслось до Гвиндора — с какой-то непонятной стороны, да и кто это сказал, он не смог бы ответить... потому что в этот миг Гортхауэр выронил кинжал, схватился за грудь, широко раскрытыми глазами глядя куда-то в пространство — будто почувствовал что-то, происходившее — нет, не с ним, но с тем, чья боль была для него почти собственной...

— Неееет!

Хурин вздрогнул, распрямились плечи, прояснились глаза.

— Слава Эру.

— Молодцы, — выдохнул Гвиндор, стараясь не смотреть на майа. — А теперь что — теперь эта тварь пойдет гулять по Эндоре, разоряя твой же, Хурин, твой Дортонион?! Ооо, проклятье, да что же это такое...

Гортхауэр, шатаясь, добрался до стены, прислонился — и медленно сполз на пол, спрятав лицо в ладонях. Хурин поднялся, шагнул к выходу... несколько мгновений постоял над майа. Затем низко поклонился Гвиндору — и вышел.

— Он не выберется из Ангамандо, — в пространство произнес Гвиндор. Сел рядом с Гортхауэром, положил руку ему на плечо. Сказал тихо:

— Держись. Он справится... вот увидишь. Там ваши балроги, они не дадут его этой твари. И прости... это я, дурак, позвал Мелиан... а надо было самого Мелькора...

— Это всё страх, — сквозь зубы сказал Гортхауэр. Резко повернулся к Гвиндору. — "Справится"... Ты представляешь, как это — веками, десятками веков — _знать_, чувствовать, что с ним, и не мочь ничего сделать?! Я не могу его оградить — ни от чего! Он всё встречает сам, первым, а нам... мне — только ждать, и снова, снова ждать! Единственное, что я могу — это просто быть с ним, хотя бы мысленно, просто... просто любить.

— Я знаю, — быстро сказал Гвиндор. — Я понимаю, я сам... тоже... Знаю. Знаком с этим. Странно... Гортхауэр, Хурин сумеет выбраться на свободу?

— Сейчас никто никуда не выберется, — медленно отозвался Горт. — Всё перекрыто, а уж Цитадель и подавно, сюда ни одну бешеную тварь не пустят. Тхурингветиль говорила со мною, — когда я потерял сознание, ей пришлось взять командование на себя. Они загоняют орков туда, откуда им не выйти, — не убивают, конечно, это же наши... Тхури надеется, что когда Унголиант... обезвредят... зов Пустоты исчезнет, и они обретут разум снова.

Он откинулся назад, отчаянные глаза смотрели мимо Гвиндора.

— "Справится"...

— Что там? Что там происходит? — Гвиндор заглядывал ему в глаза, пытаясь найти в них ответ на свой вопрос. — Не молчи, говори, так легче, я знаю! Ну же, что ты... — он поймал его руки в свои. — Он справится, и скоро вернется, увидишь...

"Подумать только, я говорю ТАК — о Морготе..."

— Там идёт бой, — Гортхауэр смотрел вроде бы прямо на Гвиндора, но было ясно, что он эльда не видит, а видит то, далёкое, и что пока ещё это даётся ему с колоссальным трудом. — Мелкие... детёныши, гадёныши эти... они неловкие, их ахэрэ почти всех уже порешили, осталась только Тварь, и она его... ей удалось его достать — у неё отравленные когти....

Голос его прервался.

— Не так уж и безумен, значит, был план Эрраэна... — проговорил Гвиндор вслух, и тут же опомнился — он назвал имя, выдал мальчишку. Взглянул со страхом на Гортхауэра.

Тот понял. Усмехнулся, — на смертельно бледном лице, при полных боли глазах улыбка эта смотрелась жутко.

— Умный мальчик, — сказал ровно. — Сообразительный. А как же иначе, война же, и все средства хороши. Ну, а победителей не судят...

— Ты неправ, — возразил Гвиндор. — Совсем неправ. Он вовсе не такой; ты не знаешь его. Он это сделал от отчаяния, от горя... как ты не понимаешь! У нас тоже есть душа, мы тоже умеем любить, и страдать, и горевать, а ты думаешь, эти чувства есть только у вас?!

— Я всё понимаю, — Гортхауэр опустил голову. — Да что же это, что же такое...

Он прислушался. Эти шаги в коридоре Гвиндор не отличил от настороженной тишины, но от майа они не скрылись.

В дверях возникла стройная девушка в чёрном платье, на первый взгляд, её можно было принять за эльде. Увидела Горта, села рядом, — провела рукой по волосам. Тот чуть улыбнулся.

— Вот ты где, — прозвенел серебристый голос. — Всё с орками сейчас... а ахэрэ сказали мне, что они возвращаются.

— Я же говорил! — воскликнул Гвиндор. — Слава Эру, все обошлось... Они живы? — обратился он к девушке, даже не спросив, как ее имя и кто она такая — это казалось совершенно неважным.

Гортхауэр вскинулся от этого вопроса, девушка мягко положила ему руку на плечо.

— Да, да, — быстро отозвалась она. — Все живы. А вот ты, Горт, как-то не очень... дай-ка я это поправлю.

Тот закрыл глаза, обессиленно откинулся на стенку. Девушка отстранила Гвиндора, тонкие руки её стали осторожно касаться лица Гортхауэра, висков. Коротко обернулась к эльфу.

— Извини, я так влетела — не представилась... Я Тхурингветиль. Майа.

— Я догадался... — ответил он. — Кажется. Я Гвиндор... один из лордов Нарготронда. Надеюсь, он придет в себя...

— Я ему не приду, — легко отозвалась Тхурингветиль. — Кстати, я хотела поблагодарить тебя, ты ведь спас ему жизнь...

— Сам себе удивляюсь, — усмехнулся Гвиндор. — Мне теперь нет пути назад. И без того — побывавший в плену заражен вражьей скверной, а тут... достаточно заглянуть в мысли, а это будет непременно... И все. Я ведь предатель, это правда.

— Ну, Хурин бы с тобой не согласился, — возразила Тхурингветиль. — Да и Мелиан тоже. В общем, смотри сам. Отсюда тебя никто не гонит, сам видишь — и здесь тоже люди живут... Всё, Горт, вставай, нечего тут стенку подпирать. Пойдём встречать Мелькора.

— Я сидел в его кресле, — произнес вдруг Гвиндор, и усмехнулся. — А с возвращением и правда не получится: поймут, что здесь было — не убьют, конечно... будет просто — изгнание, — он вздохнул тяжело. — Можно, я с вами?

Гортхауэр поднялся, — Тхурингветиль рядом с ним оказалась совсем хрупкой и изящной. Вместе они смотрелись очень красиво, оба черноволосые, в чём-то неуловимо похожие. Просьба Гвиндора их как будто вовсе не удивила.

— Пойдём, о чём разговор.

Гортхауэр почему-то на мгновение задержался на пороге, окинул взглядом комнату... словно то, что ему пришлось пережить здесь, как-то вдруг изменило давно знакомую обстановку, наложило свой след... А затем он решительно развернулся и первым зашагал по коридору.

Гвиндор пошел следом.

Все же он предатель. Это неоспоримо. И возвращаться ему теперь некуда. Он не сумеет отказаться от того, чтобы открыть свое сознание... а там — будет видно все: как он говорил миром с прислужником Врага, как он мог убить его — а вместо этого спасал, как сейчас он идет добровольно, чтобы повидаться с Морготом...

Моргот. Страшная сказка... Гвиндор уже почти наверняка знал, что увидит вовсе не чудовище, каким Мелькор представлялся совсем недавно.

Подумать только — ведь всего несколько часов прошло. А кажется — целая вечность...

Они прошли через несколько комнат, остановились. Здесь зал плавно переходил в открытую галерею, откуда открывался вид на горы — и небо. Где-то далеко внизу уже начиналась опять – жизнь, доносились звуки, отсюда можно было разглядеть людей... внизу пока ещё было много воинов в форме Твердыни, но чувствовалось в самом воздухе: опасность уходит.

А по-над горами сюда, к этому балкону, несся сполох огня, — яркого, алого, а в центре его — был сгусток ожившей ночи.

И они спустились. Огненные фигуры расступились, давая дорогу, отпуская того, кого везли с собой, и на камни галереи ступил Мелькор.

Гортхауэр мгновение помедлил — и бросился к нему.

Гвиндор стоял в стороне — и смотрел на это. Не верилось. Балроги... ужас Эндоре, ими пугают детей, оживший кошмар, огненная смерть. И этот, черный, казавшийся одним из своих, из нолдор. Такое не создашь обманом: видно было, что есть у него и честь, и доблесть, и совесть... И вот, он сам — тот, кого называют Жестоким, а чаще, в насмешку и презрение, под которыми скрывается страх — Тху; и балроги — с ним, и Моргот...

Моргот. Гвиндор смотрел. Надо же... Кто бы мог подумать. Майар у него так красивы, а сам — больше похож на смертного. Интересно, Хурину он являлся в этом же облике?

Хурин... Не выбрался, конечно же. По-прежнему — пленник Моргота; и что теперь с ним будет...

Гвиндор шагнул вперед, к Мелькору.

Ахэрэ поднялись ввысь, — от них пахнуло жаром. Они медленно проплыли туда, за балюстраду, и почти слились с алым рассветом: исчезли.

Видно было, — Мелькор и Гортхауэр не говорили вслух, только мысленно, на лице Мелькора появилась изумительной красоты тонкая, словно выстраданная улыбка, он мягко коснулся руки Гортхауэра — и подошёл к Гвиндору. Оба майар отошли в сторону.

Гвиндор чуть улыбнулся — он ощущал себя неловко, почти как ребенок перед взрослым. Не знал, что делать, как говорить... слишком невозможным было все это. Подумалось некстати: а ведь если бы на моем месте был Хурин, он бы выкрикнул оскорбления ему в лицо, проклятия...

И почему-то Гвиндор спросил:

— Почему ты не отпустишь Хурина? Ему это было хуже пытки — видеть твоими глазами.

— Я знаю, — голос Мелькора был красивым, и совсем не похожим на голос Гортхауэра: ни тени той резкости. — Мы говорили с ним. Он смотрел на мир глазами нолдор, — без тени своего. Я хотел, чтобы он посмотрел и с другой стороны, а потом — потом чтобы ему было что сравнить и выбрать. Самому. Я отпущу его. Но не раньше, чем увижу, что он сам сделал свой выбор.

— Да что тебе до него? — не выдержал Гвиндор. — Не сделает он твоего выбора, пойми! Я видел его... ТАК — ты его не убедишь. Он ненавидит тебя за то насилие, что ты сделал над ним. Что же, сейчас — ты снова заставишь его видеть своими глазами? Позволь тогда хотя бы мне общаться с ним, говорить.

Мелькор усмехнулся.

— Ты не понял. Мне не нужно, чтобы он сделал _мой_ выбор. Пусть он выберет нолдор, — хорошо, но пусть он сделает это сам, сознательно, а не потому, что ему с детства это внушили. Поговори с ним, конечно.

— Я видел его... И знаешь, мне было все равно, что он выберет. Он просто мучился... а так — нельзя. Где он сейчас? Я хотел бы увидеть его, но... — Гвиндор замялся. — Если он заподозрит, что я — вот так говорил с вами, словно и не с врагами вовсе, мне не будет доверия.

— Он сейчас здесь, в Цитадели, — сказал Мелькор через секунду. — Я сказал, что сегодня мы будем хоронить с честью ваших воинов, — так вот: это будет сегодня. Там будут все, будет и Хурин. Там и встретитесь.

— Ты хочешь, чтобы мы смотрели сами... — проговорил Гвиндор. — Так вот, я смотрю сам и говорю тебе: нет в этом чести — мучить беспомощного человека. Лучше бы ты сразу отпустил его.

Мелькор несколько мгновений молчал — а потом коротко склонил голову.

— Благодарю, Гвиндор. Оправдываться не стану: потому что знаю, что ты прав, — в том, о чём ты знаешь. Если ты захочешь, я покажу тебе наш разговор с Хурином, и причины, почему я решил так, как решил поступить с ним. Но не сейчас, — он улыбнулся с оттенком извинения.

— Ладно, — Гвиндор тоже наклонил голову. — Извини. Странные вы здесь... Совсем не такие. Вот с орками — все понятно было, а теперь все снова с ног на голову переворачивается... Извини, ты устал, наверное, — Гвиндор спохватился. — Да, а наши? Наши где? Все остальные из моего отряда? И раненые, там были раненые...

— Да, были, мы их лечим сейчас, — как о само собой разумеющемся, сказал Мелькор. — Теперь все возвращаются — те, кого мы увозили в безопасные места, от взбесившихся орков. И твоих тоже вернём...

— Я хотел бы быть с ними. Если это возможно — пусть я буду с ними, как только они вернутся. И пусть они не знают о том, что было сейчас... ты понимаешь. Это единственная моя просьба.

Мелькор кивнул. Совсем близко — всепонимающие глаза, яркие, от которых невозможно скрыться, и оторваться тоже невозможно... Повернулся к своим, — Гортхауэр тут же приблизился, они вместе направились внутрь, в Цитадель, — прочь с галереи. Тхурингветиль осталась, смотрела на Гвиндора внимательно, спокойно.

— Идём. Тебе тоже нужно отдохнуть.

— Я не устал, — возразил он. — И еще, я тебя прошу. Скажите нашим, что раненых — не убили. Они ведь думают, что те мертвы. И что отпустите... Тоже.

— Да говорили уже, — вздохнула Тхурингветиль. — Как только начали с ними беседовать, сразу и сказали. Они, конечно, не поверили.

…Врагами "темные" больше не были. И самым тяжелым оказалось — скрыть это от остальных эльдар.

Гвиндор, конечно, не знал; но догадывался, что такое бывает нередко. И все же сейчас, когда все утряслось, твердо настоял на том, чтобы его вновь отвели к другим нолдор; причем — так, словно ничего и не было, словно он — один из прочих, из множества.

Он снова оказался там же, — в подземном зале, куда вернули пленных нолдор из его отряда. Его встретили, радуясь, но со смятением во взглядах: произошедшее тяготило безмерно, все понимали, что дерзкий план Эрраэна "тёмным" удалось разрушить. Сам Эрраэн мрачно забился в угол.

Гвиндор растолкал остальных. Пробился в угол, где сидел Эрраэн. Схватил его за руки — настойчиво, уверенно, оторвал его руки от лица. Спросил:

— Ну и что теперь? Они знают о тебе, будь уверен.

— Откуда мне знать?! — голос мальчишки сорвался. — Я не верю, что знают, знали бы — вытащили и казнили, они между собой говорили, что Унголиант _его_ ранила!

— Не казнят они, — возразил Гвиндор, и сел рядом с Эрраэном на полу, устроился поудобнее. — Никого они не казнят. Не считай их идиотами. Они умны. Не это им нужно.

Эрраэн сжался, руки дрожали.

— Что им нужно?! сломать нас — тишиной? Заставить сдаться? Чтобы мы приползли к ним, умоляя освободить? Да нет же, нет! Не будет этого! Я им не сдамся, они ничего не добьются!

Гвиндор резко перехватил руку Эрраэна, и сдавил его запястье.

— Тихо, ты. Ничего им не нужно. Не будь идиотом, Эрраэн!

— Как это — ничего?! не может быть такого! Я не верю! — Эрраэн чуть не плакал. — Они начали эту войну, они... я не знаю, правда или нет, но они сказали, что разбили наши войска, что наши отступают сейчас! И никогда, никогда мы не победим, но они нас не сломают, ни пленом, ни тишиной, ничем! Но... Говорят — от яда Унголиант нет спасения, а Государь Нолофинве тогда ещё ранил его, — кого можно ранить, можно и убить...

В глазах Эрраэна появилась смертная тоска.

— Они же мстить будут. Всем.

— Ты хочешь умереть? — спросил вдруг Гвиндор. — Если нет больше надежды?

Эрраэн выпрямился. Молчал долго — одно дело, когда ты только обдумываешь это, и совсем другое — когда от чужого вопроса мучительные мысли встают во весь рост, перестают быть чем-то внутренним, почти обретают реальность...

— Я боюсь смерти, это правда, — признался он наконец. — Я никогда не видел Аман, я не знаю, что ждёт меня при встрече с Владыкой Намо. Но... я уже успел повидать смерть в лицо, я знаю, что это такое, и... не могу сказать, что я готов. Я ещё столько не видел, не сделал... даже полюбить не успел, — он печально улыбнулся. — Но если всему здесь суждено погибнуть, то я умру, не жалуясь, и без жалких воплей.

— А если суждено будет иное?- спросил Гвиндор. — Более трудное? Если суждено будет жить, и выдержать все испытания, что посылает судьба, даже и те, о которых ты сейчас не можешь даже гадать? Если все окажется стократ тяжелее? Сложнее? Если ломка пройдет не только через тело твое — а через душу? Что тогда скажешь ты Намо?

— Какая ломка через душу? — в голосе Эрраэна был ужас. — Ты хочешь сказать, они будут искажать нас?!

— Не знаю я, — ответил Гвиндор. — Откуда мне знать... А только на то и похоже. Что бы ты тогда сделал?

— Я не знаю, — тихо признался Эрраэн. — Сопротивлялся бы до последнего, конечно...

— Ты очень боишься их, — заметил Гвиндор. Он наклонился; закрыл лицо руками. Потом снова вскинул взгляд на Эрраэна.

— Я говорил с ними, — сказал он. — И даже с Морготом... сейчас. Недавно. Твой план почти удался, Эрраэн.

Эрраэн вздрогнул, как от удара.

— Они пытались... изменить твою душу? Нет, постой. Почти — это как?

— Унголиант Его задела, — просто ответил Гвиндор то, о чем знал сам. — Но дальше они с нею совладали.

Эрраэн молчал долго. Потом поднял глаза, — в них была решимость и отчаянная надежда.

— "Тёмные" сказали, что от яда Унголиант нет спасения, — тихо сказал он. — Кого можно ранить, того можно и убить.

— Я видел Его. Я говорил с ним. Не знаю, может, я предатель... — Гвиндор сел на полу так, что отвернулся от Эрраэна. — Я хочу мира. Просто мира.

— Ну, скоро будет, — развёл руками Эрраэн. – Вот не станет Моргота, и всё. Они ж его волей ведомы.

— Глупости это... Я говорил с ним.

Гвиндор помолчал совсем немного, несколько секунд, продолжил: — Он жив, жив и здоров, и они обуздали Унголиант. Вот так, милый мой Эрраэн...

Эрраэн не успел ответить: дверь отворилась. Вошедшие были воинами.

— Те, кто хочет проводить в последний путь ваших павших, выходите.

— Все, наверное, — ответил Гвиндор, и первым подошел к черным. Тут уже можно было заметить разницу: он стоял рядом с черными воинами, не боясь, не ожидая от них подвоха или нападения. Стоял так, и ждал, пока выйдут все. И тихо-тихо проговорил, когда последний эльда вышел, и рядом с ним остался какой-то совсем молодой воин в черном:

— Спасибо. Что поняли... Спасибо.

Парень вскинул на него глаза.

— Не стоит. Вот если бы мы могли хоть что-то предотвратить...

Там, наверху, — солнце уже стояло в зените. Гвиндор впервые с той злосчастной атаки вновь увидел Врата — махина подавляла. И всюду — в проходах, за отворяющимися огромными створками — были воины в чёрном, они выстроились коридором, как траурный караул.

Кроме своего отряда, Гвиндор увидел — сюда шли ещё многие, и эльдар, и люди, и по одежде трудно было сказать, жители ли это Твердыни: чёрный цвет попадался не так часто. Отдельно от всех, но заметно — шёл Хурин, мрачный, с гордо поднятой головой.

Путь лежал наружу — на Анфауглит, и, судя по всему, идти было недалеко.

Ломалось и рушилось все...

Да что там говорить. Сказать честно — уже сломалось. Уже обрушилось. Пути назад не было.

Гвиндор шел среди остальных, так же придавленный их горем, их необоримой бедой... почему — их?! — вдруг с ужасом подумал он. — Нашей бедой...

Путь был долгим.

Все шли в молчании: слова остались там, позади, где-то — до. Эрраэн старался держаться поближе к своему лорду, как будто это могло его защитить, и старался не встречаться взглядом с тёмными воинами, которые чётким строем ограждали дорогу. Рядом — сзади — вдруг оказался Хурин.

Они шли, и над строем реяло крыло смерти, которая внезапно объединила их — и тех, кто победил в той битве, и тех, кому суждено было познать горчайшую из бед — поражение, и тех, кого защищали стены Твердыни. Сейчас всё было — неважно. Сейчас сама Жизнь скорбела по тем, кто ушёл, кого безжалостно и страшно вырвала из неё война.

А там, впереди, — ждала братская могила. Эрраэн вздрогнул: павшие были в доспехах, и сложены на груди были их руки, и рядом лежало их оружие. Пройти мимо них, чтобы подарить погибшим последний прощальный взгляд, — и остановиться по другую сторону отверстой могилы. И — ждать: тех, кто хотел проститься, было много.

Гвиндор остановился на краю огромной разрытой ямы, заполненной телами. Пару минут помедлил... и эти две минуты были, наверное, самым страшным в его жизни. Потом схватил комок земли, прямо из-под пальцев. Швырнул в яму, не глядя.

И бросился прочь. Прочь от этих лежащих мертвых тел, от безнадежности, от неживых стеклянных глаз, совсем недавно бывших живыми, бывшими глазами друзей, от безвольно раскинувшихся мертвых рук, которые недавно сжимали мечи...

Он бежал куда-то прочь, не разбирая дороги, только в глубине души, на самом донышке билось — они поймут, они позволят... Они.

Враги.

Его никто не останавливал, — воины пропустили сквозь свой строй, даже не шелохнувшись. Пустынная равнина Анфауглит вся была — его, и только где-то в вышине реяла какая-то крылатая тень... Время шло, и постепенно стало ясно: там, позади, воздвигается вечный безмолвный памятник, знак проклятия войне, знак памяти и скорби — огромный курган.

И накрыло — нет, не голос, и даже не мысленная речь: только чувство, и было ясно, что это — Мелькор: спите, и да обретут ваши души мир, и да будет проклята война, вставшая меж нами...

Он шел прочь. Было ясно — куда ни иди, везде одно и то же: везде черные горные стены на севере, и клубящийся туман на юге и со всех прочих сторон, и словно не было рассвета...

Гвиндор закричал. Он сам не слышал своего крика, и уже не понимал, что происходит, просто душа рвалась наружу от этой невыносимой безысходности.

Все, что он видел — травинки перед лицом, земля, и капли то ли дождя, то ли тумана на травинках.

Потом все стало безразлично — до глубины души.

Чья-то рука вдруг легла на плечо, кто-то теребил, звал, пытался докричаться — и вслух, и мысленно... Эрраэн. Наконец, как сквозь толщу воды, нереальности, бредового кошмарного сна, — прорвалось:

— ...лорд, давай уйдём, они же не ловят нас, давай! Бежим отсюда, пусть устанем, пусть пешком, — ничего, перейдём Анфауглит, а там уже наши будут! Ну пожалуйста!

— Да... — сознание вернулось, он пытался отбросить чары сна. — Бежим, — он поднялся. — Бежим, верно... прочь...

И он сам, первым, бросился, не разбирая дороги, в туман.

Туман... он казался живым, подбирался совсем близко, казалось — его можно потрогать. Эрраэн почти сразу скрылся из виду. И вдруг — из тумана, прямо перед Гвиндором, возникла чёрная фигура.

Женщина.

Стояла и ждала.

Внешне она была спокойна, но... это было обманчиво: напряжение витало в воздухе, оно сгущалось, оно давило...

Гвиндор поднялся; шатнулся к ней. Протянул руку.

Он не сказал вслух. Это было только мысленно, закрыто от всех прочих.

...Ну возьми же меня, уведи отсюда, унеси, другого пути у меня нет, помоги, я верю тебе...

Тхурингветиль — это была она — нахмурилась, тяжко вздохнула. Миг — и исчезла женщина, возникло странное пугающее существо из кошмарных снов — то ли драконица, то ли ещё какое чудо, и опасной красотой веяло от неё... Она стала выше, намного выше, чем была, сильные руки потянулись к эльфу, бережно подняли, — как будто ей это и вовсе не было в тягость... и она взлетела.

И равнина враз унеслась вниз, вокруг было только небо и холодный воздух, и приближались горы... Она летела небыстро, и плавным был её полёт, и веяло печалью, — как от бесконечно грустной колыбельной над тяжело больным...

А потом чёрные горы приблизились, и пронеслись внизу, и снова — приблизилась Цитадель. Она снизилась — не на той галерее, где они встречали Мелькора, совсем с другой стороны. Здесь был балкон, и вход в комнату, и там, внутри, было тепло...

— Спасибо, — прошептал Гвиндор, и высвободился от ее рук — и сразу же, слабость была неодолимой — осел на пол, не видя, что перед ним – казалось, пространство замыкалось в кокон. — Спасибо. Жаль... Так жаль, что ничего уже не изменить. Только смерть... Дай мне свою руку, — вдруг попросил он.

Она в одно мгновение снова обрела человеческий облик — красивая, юная, бледная и печальная, как будто война заставила её разучиться улыбаться. Стремительным движением села рядом, тонкие руки её скользнули в его — изящные, хрупкие кисти, она сделала так, чтобы руки её не были холодными, как это обычно было у майар...

— Тхурингветиль, — проговорил он, и в мыслях тут же метнулся страх. — Кровопийца, рабыня Врага... Я знаю. Знаю, что это неправда. Я знал и раньше. И многие знали. Пойми и ты сейчас... — он сжал ее пальцы, смотря перед собой и ничего не видя. — Все рушится. Возврата нет. Лучше бы вы были такими, в которых мы верим. Это и есть чары Врага, верно? Те самые неодолимые чары Врага, из-за которых всем, кто приходит с Севера, нет места в наших землях...

— Верно, — её чёрные глаза были сейчас совсем близко, в них билась печаль, тревога, ласковое сочувствие и ещё что-то, невысказанное, таимое... — Именно так, Гвиндор. Но это не чары, — это просто жизнь... Многие пытаются уверить себя в том, что это всё ложь и чары, уходят...

Гвиндор вдруг рванулся — и, высвободившись, согнулся в три погибели. Кажется, он скорчился у стены.

Все вокруг было черным. Беспросветным. Все тонуло во мгле. Хотелось только съежиться, собраться в комок, никого не подпускать к себе... потому что внутри было — плохо. Смутно, и тошно, и Гвиндор сам не знал, в чем дело. Моргот... он... Мелькор.

Тхурингветиль смотрела на него, и казалось: она хочет что-то сказать, но ей трудно, как будто сами слова эти — странны, кощунственны...

Наконец она решилась.

— Гвиндор... Ты ведь лорд нолдор. Ты не королевского рода, но... вы умеете целить, и у вас говорят — руки короля — руки целителя. Ты смог помочь Гортхауэру,

— Я помог бы, — прошептал он, — да только глупости это: о роде... кому дано, тот и умеет... на ком крови нет... Я помог бы ему. Он словно... словно эльда. Не верю... Не верю, что он — во Тьме. И ты — тоже... Иначе Тьма — что-то совсем другое... что такое Тьма, Тхурингветиль? — он впервые выговорил это длинное и сложное имя. — Что такое — тьма? Вы живете в ней.

— Это не глупости, — возразила Тхурингветиль. — Твой дар — он не возник из ниоткуда, это от предков, это не просто так... И то, есть на тебе кровь или нет, — это тоже не так важно... а Тьма... Вы привыкли равнять: Свет — это добро, Тьма — это зло. Это не так, свет и тьма — это лишь слова, а вот добро и зло... они не зависят от цвета привычных тебе одежд.

— Не знаю я ничего, — он выговорил это, и поймал руку девушки, сидящей рядом с ним. — Я просто устал. Отчаяние, боль... понимаешь?

Он протянул руку и погладил ее по черным волосам; в этом жесте не было ни человеческой похоти, ни любви эльдар; скорее — просто теплая нежность: прижать к себе, гладить, чувствовать под пальцами теплую кожу, шелк волос, мягкость, надежность, защита...

Тхурингветиль скользнула к нему, обняла, и что-то мягко коснулось самой его фэа — тепло, сочувствие, жалость...

— Помоги нам, — прошептала она. — Мы делаем всё, что можем, но Гортхауэр сам... ты знаешь. Помоги, прошу. В тебе есть эта сила, я видела, прошу тебя, — помоги...

Гвиндор вздохнул, и поднялся. Стряхнуть с себя усталость и безнадежность... Тихо сказал:

— Что же, у меня выйдет лучше, чем у самого Морго... то есть Мелькора? Я не верю... Но я попробую. Пойдем, отведи меня. Только знаешь, после этого мне уже точно не будет дороги назад. Никакой...

Тхурингветиль смотрела на него, словно решала — говорить или нет. Пролетали мгновения — тяжкие, безвозвратные... И наконец она решилась.

— Ты не понял, Гвиндор... С Гортом всё будет в порядке, но не сразу, не сейчас, а через пару дней... Мелькор ранен. Тяжело, страшно ранен. Яд Унголиант. Каждый час на счету... когда Гортхауэр восстановит силы, он поможет, но сейчас — только я... а я ведь слабее Горта несравнимо.

— Мелькор? — он действительно не понял этого доселе. Не поверил своим ушам. Потом сказал решительно: — Идем. Я не знаю, что я смогу, но что сумею — сделаю.

Она низко склонила голову.

— Спасибо...

Стремительно зашагала вперёд, в тёмные коридоры, — лёгкая, как будто почти не касалась земли, чёрное длинное широкое платье струилось за нею, на изгибах ткани взблёскивали отсветы от светильников... Коридоры, коридоры, — и вниз, на другой ярус, а там, вдали — кто-то в чёрном стоял у стены, закрыв глаза, запрокинув голову и сжав кулаки от боли бессилия...

Лучшие целители Твердыни, значит, не сумели; майар — не сумели, а Тхурингветиль уверяет, что он, эльда, еще вчера ведший сородичей в бой, сумеет помочь?.. Не верилось.

А ведь если узнают свои — это все. Это будет даже не конец; хуже. Такого предательства, наверное, никто еще не совершал. По-хорошему, он сейчас должен радоваться тому, что происходит с Морготом, ведь это — надежда на спасение для всех светлых земель; а он будет своими руками вытаскивать Врага к жизни... Немыслимо.

Гвиндор шел за Тхурингветиль; стоявший повернулся — конечно. Гортхауэр. Значит, этот все-таки оправился после удара Мелиан.

При виде Гвиндора и Тхурингветиль тот как-то резко выпрямился, — попытался взять себя в руки. Шагнул вперёд.

— Вот что, Гвиндор, — тихий срывающийся голос, — Ты, конечно, не поверишь, но я тебе всё равно скажу. У тебя есть Дар... Тебе ведь знакомо это, ты видел, я знаю...

Миг — и пред мысленным взором Гвиндора всплыло: да, действительно, он не знал, откуда это взялось, кто-то давно, давно принёс это и подарил Финдуилас, — гладкий овальный камень без оправы, чёрный обсидиановый медальон и алый, как кровь, знак. По сочетанию цветов в Нарготронде решили, что это — от феанорингов, но точно никто не знал...

— Да, — Гвиндор кивнул, — я помню этот камень. Всегда считал, что он от кого-то из феанорингов, но разузнать точно не удалось, никто не знал. Так значит, это — ваше? А как это связано с моими, как вы говорите, умениями?

— Как бы объяснить... Эти знаки — как ключи, они пробуждают то, что спит, притягивают и раскрывают то, что скрыто. Это знак Жизни и Возрождения, Земли, Арты... поэтому ты и притягиваешь к себе жизнь. Вот только страх мешает, — Гортхауэр нашёл в себе силы невесело улыбнуться. — Я всё это говорю к тому, чтобы у тебя было меньше сомнений.

— Кто бы мог подумать, значит, Финдуилас носит один из знаков, пришедших из Ангамандо, и никто не сумел этого опознать... Тхурингветиль, — Гвиндор обернулся, — я готов... Я попробую.

Та подошла к Гортхауэру, на несколько коротких мгновений сжала его руки в своих, — как будто ей уже много, много раз приходилось вот так поддерживать его в мучительные часы ожидания... взгляд глаза-в-глаза, стремительный мысленный разговор, — и она лёгкой тенью метнулась туда: к двери.

За ней... Там было просторно, и высокое светлое окно выходило на большой балкон, как будто предназначенный для того, чтобы сюда прилетали крылатые существа — вот так, прямо из звёздного неба, в гости... а рядом — не сразу и заметишь — Гвиндор увидел Мелькора.

Смотреть на него было жутко: с него сняли рубашку, и видно было раны на груди, и правая рука распорота — от локтя до тяжёлого наручника, да и наручники эти, от Ангайнор, Гвиндор рассмотрел впервые: глухой тусклый серый металл, даже на вид — тяжёлые... И — ниже плеча — свежий почерневший след, глубокая царапина от когтя.

Гвиндор быстро закрыл глаза и отвернулся — поневоле; слишком жутким показалось — внезапно все это увидеть. Особенно наручники... Ангайнор, Воротэмнар, Оковы Ненависти, — вспомнил Гвиндор. Он ведь знал об этом и раньше, и всегда думал с чувством радостной мести, как и было принято думать; а теперь, глядя своими глазами, вдруг открылось — насколько это жутко, и — неправильно. Неправедно. Кем бы он ни был... каким бы Врагом он ни был — ТАК — нельзя. И ЭТО — Враг Мира? Это — сильнейший из Валар?.. Да не может быть. Сейчас перед ним лежал раненый человек... если бы Гвиндор не знал, что это вала — решил бы, что тот умирает. И наручники — настолько жестоко, неуместно, что если бы он увидел такое несколькими днями раньше, и не знал бы ничего — решил бы, что это одна из жестокостей Врага, что перед ним кто-то из смертных, из Трех Домов...

Он заставил себя подойти. Сел рядом, и осторожно коснулся пальцев. Позвал тихо:

— Мелькор...

Тот приоткрыл глаза, — если тогда, при встрече на галерее, они ещё сияли усталой радостью победы, то теперь блеск их едва пробивался сквозь боль, они были обведены тёмными кругами близкой смерти. Тхурингветиль с беспокойством обернулась: почувствовала мысль там, за дверями, рванувшуюся бессонную, измученную ожиданием душу, — да нет же, нет, он не может умереть!..

Гвиндор замер, когда их взгляды встретились; снова закрыл глаза. И вдруг по какому-то наитию понял, что нужно делать.

Он взял руки Мелькора в свои, и почувствовал кожей ладоней — его ожоги; Мелькор вздрогнул — но Гвиндор понял, что боль от этого прикосновения была только на секунду, и сразу же прошла.

Он знал — чувствовал — через эти ожоги, через сожженную кожу, через ставшую отравленной кровь — они становятся едины. И тут же навалилась тяжесть, боль, и дурнота; все вокруг помутилось, полетело во тьму, он видел одновременно своими глазами — и глазами Мелькора видел себя самого, напряженное, застывшее лицо с глазами, смотрящими в никуда; тяжесть увлекала вниз, все глубже и глубже, и Гвиндору вдруг показалось, что его тянет на дно трясины, в серое болото смерти, и ему нужно вырваться — он умеет летать, надо только вспомнить это, ведь вверху всегда живет небо, огромное и бескрайнее, нужно вверх, вверх, туда, где чистый воздух, где синева, где солнечные лучи и ветер... Он видел эту картину, как реальную, они вдвоем продирались сквозь липкие волокна, сквозь забивающий глаза ил, сквозь затхлую грязь. Сколько времени прошло, Гвиндор уже не понимал, от всего его существа осталось только одно — стремление вверх... И, когда перед ним вдруг распахнулась синева, и в грудь влился свежий глоток воздуха — вдруг невыносимо закружилась голова, и все вокруг исчезло в сияющем свете.

Гвиндор шатнулся и упал на пол рядом с кроватью Мелькора.

Его тут же обняли ласковые, но сильные руки, кто-то потянул к себе, он вдруг почувствовал прикосновение чьих-то пальцев к вискам, будящая свежая волна силы накатила, подарила прохладу... а затем чьи-то нежные губы коснулись лба.

— Всё, всё, всё, — прошептала Тхурингветиль. — Он будет жить... сейчас я поддерживаю его, как могу, потом придёт Гортхауэр, а ты — ты совершил это чудо...

Гвиндор судорожно втянул воздух — и понял, что говорить он не сможет; слишком сильна слабость. Из темноты выплыло лицо Тхурингветиль.

"Надо же... — мысленно прошептал. — Хорошо... не ожидал... "

"Мы тоже, — призналась Тхури так, чтобы никто, кроме Гвиндора, не услышал. — Ты был нашей последней надеждой..."

Она поднялась, и по её зову в комнату вошли двое — не воины, больше было похоже на то, что просто эти люди просто живут тут, в Твердыне, и что нет в них ни подобострастия, ни преклонения перед тёмной майа, и что ни она, ни Мелькор им не лорды и не властители... Один из них наклонился над Гвиндором, — в глазах светилось тепло.

— Вставай. Пойдём. Тебе бы отдохнуть, а тут этот, ваш... требует, хочет тебя видеть.

— Кто?.. — Гвиндор поднялся — с трудом, ноги не держали. — Хурин?.. Я пойду... сейчас, только приду в себя немного...

— Хурин, — отозвался один из "тёмных".

Гвиндора шатало, они поддержали его с обеих сторон, повели. Тхурингветиль смотрела ему в спину, — это ощущалось, как тёмный тёплый луч... Первым, когда они вышли, Гвиндор увидел Гортхауэра: тот без слов крепко сжал ему руку.

"Тёмные" повели его вниз. Цитадель уже не была вымершей, как раньше, при бунте обезумевших орков, и попадавшиеся навстречу люди, судя по глазам — знали, понимали... Столько света благодарности, пожалуй, Гвиндор в своей жизни ещё не встречал.

Наконец перед ним отворили дверь, ввели в комнату — и ему навстречу бросился Хурин, схватил в объятья.

— Твари, да что же они с тобой делали?! Пытали?

— Нет, — машинально ответил Гвиндор, и опустился — почти упал — прямо на пол. Поднял голову. — Ты сам... как? Что с тобой было?..

— Ничего, — тяжело выговорил Хурин. — Скажи мне. Что с тобой было? Прошу. Иначе я не смогу... Пойми. Я должен знать, до чего они дошли.

— Я лечил, — выговорил Гвиндор. Прислонился к стене. — Лечил... одного человека... раненого... он умирал... я и сам не знал, что умею — так, а вот, получилось, кажется. Вымотался очень...

Хурин покачал головой.

— Надо же. Позволили, значит... Выживет?

— Да. Надеюсь... — Гвиндор провел руками по лицу; дурнота понемногу начала отступать. — Ты о себе расскажи. Почему они... почему Моргот вообще сделал с тобой... ну, ты знаешь, о чем я... я никогда ни о чем подобном не слышал. Что ты сказал ему?

— Я сказал... — лицо Хурина окаменело. — Я сказал ему в лицо, что хоть он и преуспел в обмане, но не может он управлять волей ни меня, ни моих родных, что хоть и мнит он себя Владыкой Мира и королём Арды, Король Мира был, есть и будет вовеки Владыка Манве Сулимо. А когда стал он говорить мне, что это не мои слова, что нолдор вложили их в моё сердце — я расхохотался ему в лицо. И тогда он положил мне эту муку... сказал: я знаю, что это жестоко, но я заставлю тебя видеть и думать _самому_...

Хурин вздрогнул.

— Я увидел, что он знает про Потаённый город, он знает, где Гондолин... Он видит всю Арду как на ладони. Эру, ну почему, почему ты допускаешь это, — чтобы Моргот был свободен?! Гвиндор. Что с тем мальчиком, который задумал эту атаку на Ангбанд изнутри, через орков?

— Я не знаю. Мы были на равнине, он бросился бежать, и... кажется, ему это удалось, был туман, все было не до него... Вернее — не знаю. Я надеюсь, что он доберется до наших земель. Они не сказали тебе — что будет с тобою сейчас? дальше? И с другими? Я видел — сколько их... там, на равнине... Нолдор теперь никогда не оправиться от этого удара.

— Проклятые твари, — проговорил Хурин. — Послушай. Этот мальчик... ты можешь говорить с ним? Он смел, он безумно смел, и слава Эру, что он сумел бежать... Послушай. Есть легенда, и, пожалуй, только к лучшему то, что мы с тобой здесь, и что _они_ позволяют нам ходить здесь... везде. Надо проверить. Надо вызнать. О, как жаль, что люди не владеют осанве!

— Не знаю, но... — Гвиндор помолчал. — Да, я должен суметь. О чем ты хочешь, чтобы я передал ему? какая легенда?

— Это легенда нашего народа, — Хурин прикрыл глаза. — Много, много потеряно нами, но это — живо. На заре времён, когда только ещё пробудились Люди, приходил к нам некто, и учил нас, и говорил о Тьме и Свете, и о великих Владыках Запада. А позже — появился другой, и великий страх принёс он нам, и требовал поклонения, грозил разрушением, и бежали мы из тех мест... И шли мы долго, долго, а тот, первый, пытался говорить с нами, но боялись мы уже его слов... И прошло много, много поколений, и вот встретили мы эльдар: несколько перепуганных детей, бродивших в ночи. И были у них странные талисманы, вблизи которых начинало с людьми твориться нечто чудесное: кто-то вдруг начинал слышать музыку мира, кто-то — распознавать голоса птиц и говорить с землёй, а кто-то научался исцелять... Дети эти были напуганы, мы хотели оставить их с нами, но они бежали от нас в страхе. оставив лишь память и слово о тех чудесных вещах. которые несли с собой: что дал им это их Учитель. который говорил с ними о Тьме и Свете, и что талисманами этими будет воскрешена земля в трудный и страшный час, когда окажется она на краю гибели. Кажется, настаёт как раз тот самый час, и оживают легенды — как оказалась явью Унголиант. Позови этого мальчика, Гвиндор. Пусть он найдёт эти талисманы, пусть спасёт нас всех. Он сможет, я верю.

— О том, что Унголиант — не страшная сказка, мы знали всегда... Я позову Эрраэна, думаю, он услышит меня, только сейчас, прости, тяжело очень — сил не осталось... А как выглядели эти талисманы? Он ведь должен знать, что искать...

— Я не знаю, как это описать словами, — смешался Хурин. — У нас ведь нет такого — передавать друг другу образы, запоминать их навеки... Там был браслет, выточенный словно из цельного чёрного кристалла, с алым кругом в центре. Рядом с тем, у кого он был, хотелось творить, хотело лететь, он будил тягу к созданию... Там была тяжёлая девятилучёвая звезда из воронёной стали, с которой человек как-то вдруг начинал легко ориентироваться в пространстве, не мог заблудиться... Там был прозрачно-голубой кристалл, горящий ледяным огнём, голубая брошь-капля — как пересечение Прошлого и Будущего... серебряный дерзкий сокол с аметистовыми глазами... перстень как кленовый лист, рядом с которым пробуждалась надежда даже у тех, кто был безнадёжно болен или смертельно устал... пряжка с изображением дракона, и чёрный обсидиановый медальон, с алым загадочным знаком, рядом с которым у людей пробуждались способности к исцелению.

— Медальон, — задумчиво произнес Гвиндор. — Вот оно как... А знаешь, Хурин, ведь я видел этот медальон. И даже держал его в руках — незадолго до того, как отправиться на войну... может, потому сейчас и получилось — исцелить?.. Он хранится у Финдуилас, дочери Ородрета, у нас в Нарготронде. А вот о других я не слыхал.

— О Эру, — взволнованно сказал Хурин. — Так это не сказка? Как же я боялся, что это всё выдумка... прошу тебя, лорд, сделай это! Но сначала — сначала надо бежать отсюда. Тебе, со мной всё кончено, вряд ли я увижу когда-нибудь свободу, но ты, ты, — я не знаю, почему, но они щадят тебя, может, потому, что ты лорд нолдор... вырвись отсюда, мой лорд, найди этого мальчика, и вы сокрушите врага!

— Подожди, — Гвиндор закрыл глаза. — До этого долго, то ли выйдет, то ли нет... надо иначе.

Он закрыл глаза — и вновь увидел лицо Эрраэна, таким, какое оно было в последнюю их встречу: надежда в испуганных глазах.

"Эрраэн, ответь мне! Где ты? Удалось тебе бежать?.."

"Мой лорд! — донеслось издалека, в голосе была и радость, и тревога. — Эру, ну почему, почему же ты отстал тогда? Они тебя схватили? Я иду через Анфауглит, стараюсь не оставлять следов, скоро должен быть у наших..."

"Послушай меня. Это важно. Хурин рассказал мне легенду, живущую в его народе... — и Гвиндор показал Эрраэну то, что говорил ему Хурин. — Один из этих талисманов у нас, в Нарготронде. Попытайся найти остальные! Расскажи всем; пусть осанве поможет разнести эту весть к другим эльдар. Кто знает, может, талисманы и сейчас хранятся в разных землях, а их обладатели не знают, что хранят? Попробуй сделать это. Обещай мне."

"Обещаю! — в мысленном голосе мальчишке зазвенела готовность: наконец-то, всё же что-то можно сделать, есть такой способ... — Но мой лорд, как же ты? нет ни секунды, чтобы я не мечтал о свободе для тебя, не молил об этом Эру..."

"Я... — Гвиндор мысленно вздохнул. Ему действительно хотелось прочь, хотелось туда, в привычный мир — но он понимал, что это теперь недоступно, что жизнь его изменилась бесповоротно. — Кто знает, как сложится судьба. И здесь Хурин. Я не смог бы его оставить, даже если была бы возможность бежать."

"Возможность... мой лорд, я придумал. У нас ведь тоже есть пленные "тёмные". Я попробую уговорить других лордов обменять их на тебя и Хурина."

"Попробуй. Кто знает... может, что и получится."

"Жди, мой лорд! подожди совсем немного! Я сейчас, сейчас поговорю с ними, вот прямо сейчас!"

"Я не ухожу, Эрраэн. Просто тяжело говорить мыслью — сил не хватает..."

Юный эльда замолчал. Хурин осторожно коснулся плеча Гвиндора.

— На тебе лица нет.

— Они попробуют выкупить нас, — выговорил Гвиндор. — И талисманы... Эрраэн расскажет о них. Не теряй надежду...

Хурин тяжело вздохнул.

— Нам предстоит ждать... А пока — расскажи мне. Что ты успел узнать о "тёмных"? Ведь тебя привел Тху в Цитадель. Мы почти ничего не знаем о нём, кроме того, что он жесток и силён в чародействе. Что он такое? Есть ли у него какие слабости? расскажи мне.

— Мало я о нем знаю, — покачал головой Гвиндор. — Слабости у всех есть, должно быть; не в них тут дело. Они слишком могучи, слишком сильны. Я видел его глазами то, о чем знал и раньше. Весь Север принадлежит им; мы могли бы обложить их Твердыню со всех сторон — это ничего не дало бы. Они могут продержаться так хоть сто лет, хоть двести — без всякого ущерба для себя. Балроги — их тьмы обитают в недрах; мы видели лишь малую часть. Крылатые существа... Не знаю, Хурин. Но идти на них с оружием — это бесполезно. Только губить себя и других. Может быть, те твои талисманы — действительно надежда на мир. Может быть. Не знаю. Но силой оружия с ними не совладать. И это не обман Моргота, Хурин; я воин, я могу оценить силы врага.

— Плохо, — сказал Хурин и, вздрогнув, поднял голову: дверь распахнулась.

Порог переступил Гортхауэр. Взгляд светлых глаз упал на Гвиндора и оказался очень тяжёлым.

Гвиндор поднялся; его шатнуло. Посмотрел на Гортхауэра спокойно.

— Что хочешь ты от нас теперь, Тху? — произнес он, мысленно моля небо, чтобы Гортхауэр не выдал его перед человеком.

— Клятвы не поднимать оружия против Севера, — жёстко ответил Гортхауэр. — Нолдор — вопреки обыкновению — вышли на переговоры с нами и предложили обменять вас, и ещё некоторых ваших вождей, на наших, попавших к ним в плен, которых они ещё не успели убить. Мы согласны на это, но они потребовали с наших — отречься от службы Морготу и не поднимать на них меча. Теперь очередь за вами.

— Я не могу, — ответил Гвиндор через несколько секунд. — Это было бы предательством по отношению к остальным. Отпустите вместо меня других... самых юных... и не требуйте с них такой клятвы. Боюсь, никто ее не даст.

— Нет, — отрезал Гортхауэр. — Они требуют тебя и Хурина, значит, вас они и получат. Идите за мной.

Он шагнул следом, проговорив мысленно:

"Я не хочу покидать Твердыню, не хочу, чтобы Финдуилас считала меня предателем. А так и будет, если я вернусь, это неизбежно. И... слишком много открылось мне сейчас, чтобы все бросить."

"Вот если ты останешься — сочтут предателем, неизбежно, — отозвался Гортхауэр. — За тебя просил Майтимо. Не думаю, что нужно объяснять, чего ему это стоило."

Гвиндор ничего не ответил. Понимал лишь одно: возвращение равносильно позору и смерти. _Такое_ — не простят. Он не сумеет скрыть то, что было здесь; обмануть можно человека, можно — мальчишку вроде Эрраэна, но не одного из голлори. Проверки ему не избегнуть. А увидев в его разуме _такое_... увидев, что он сам, своими руками, спас жизнь первому прислужнику Моргота, а потом отвел смерть от самого Врага... Часто тех, кого признавали оскверненными вражьими чарами, изгоняли из владений нолдор; Гвиндор тогда не понимал этих эльдар, возвращавшихся с Севера. Чары, считал он...

Ему же изгнанием не отделаться. Просто казнят. И — узнают, что талисманы — от Моргота. А узнав, уничтожат. Он-то, говоря с Эрраэном, надеялся, что талисманы помогут пробудить разум и понимание в людях и нолдор, помогут сделать шаг к примирению. А чем обернется теперь?.. Финдуилас сама уничтожит медальон, а его, Гвиндора, проклянет...

Он не закрывал свой разум от Гортхауэра.

"Я знаю, — коротко проговорил Гортхауэр. — Тебе предстоит проехаться до места встречи с теми, кто привезёт наших, а дальше — я предупрежу."

"Хорошо, — коротко ответил Гвиндор. — Не подумай, что я боюсь за свою жизнь. Я не смерти боюсь... я просто не хочу — вот так: опозорить свое имя перед... — мысль его прервалась. — Финдуилас, она, понимаешь... Очень дорога мне... "

Гортхауэр не обернулся: рядом шёл Хурин, и нельзя было выдать, что они говорят сейчас — вот так...

"Понимаю. Как знать... может, вы ещё увидитесь. Обещать ничего не буду."

Их вывели из Цитадели: внизу ждал небольшой отряд, и уже сидели на конях несколько пленных эльдар. Их Гвиндор не знал, не знал, сколько времени они провели тут... Две лошади предназначались им. Хурин взлетел в седло первым, они подождали Гвиндора — и понеслись.

В лицо ударил холодный ветер с Анфауглит.

Если бы можно было — не выбирать: или — или. Если бы можно было жить в своей земле, и безбоязненно приезжать сюда, на Север; если бы не стало более войны... Но пока — ненависть разделяет их всех. Ненависть и страх. И что проку со свежего ветра, с голубого неба на горизонте, с травы под копытами коней — Анфауглит, удушающая пыль, уже давно перестал быть такой: равнина вновь проросла травой. Приходится отказываться или от родины — или от нового пути...

Встреча назначена было на "ничьей" земле, там, куда до недавних пор боялись заходить и эльфы, и даже дикие орки: в предгорьях Эред Горгорот. Здесь, на опушке леса, их ждали эльдар. Хурин встрепенулся: незнакомые, но такие родные лица... У него перехватило дыхание, — до самого последнего момента не верил, что вновь окажется на свободе.

Некоторых из них Гвиндор знал. Несколько были из Нарготронда. Но старался не смотреть — чтобы через взгляд не выйти на связь мыслей. Хорошо, что другие вернутся домой. Они не выдержали бы в Твердыне Севера...

Отряд остановился. Тишина, и только слышно, как поёт ветер песнь близкой свободы. Там, вдалеке, тоже стояли неподвижно, и среди эльдар виднелись лица людей, северян, — выражение их было точно таким же, как у тех, пленных нолдор и Хурина...

Нолдор первыми подтолкнули "тёмных" в спину: мол, идите вперёд. Те, кто привёз Гвиндора, обменялись короткими взглядами.

— Идите вперёд, — негромко сказал командир отряда.

Пленники спешились, — уговаривать не приходилось.

Гвиндор прикусил губу. Оглянулся.

Спрыгнул с коня — и тоже пошел вперед. Стараясь держаться подальше от Хурина — сам не понимал, почему; казалось, что так нужно.

Они поравнялись с теми, "тёмными". Те не остановились, да и нолдор тоже задерживаться не собирались, только мгновенная встреча взглядов... и вперёд. К своим.

В какой-то момент эльфы не выдержали — бросились бежать. Прочь, прочь, от этих жутких молчаливых людей с застывшими лицами, прочь от прошлого, прочь от остающихся за спиной чёрных скал Твердыни...

И вот уже — близко — эльдар. Быстрые объятия, безмолвная команда — по коням! И в лес, скорее, не оборачиваясь, и все каждую секунду ждут подвоха, удара в спину...

Бежать Гвиндор бросился вместе со всеми; но уже видел, понимал — не до того им, не смотрит никто вокруг, от сознания приближающейся свободы все словно пьяные... Он и так держался позади. А улучив момент, он просто упал на землю, и вжался в нее.

Простучали копыта коней... Потом — вспомнят о нем. Увидят: Гвиндора нет среди них. Это — потом. Сейчас они будут скакать прочь, прочь, прочь...

"Хорошо, — донёсся голос Гортхауэра. — Там, за поворотом, их ждут: мы навели на них Турина и его банду, но они не знают, что перед ними — эльдар, увидят чуть позже... Будут думать, что ты отстал и заблудился: это же Эред Горгорот. Тебе же — идти на восток: наш отряд встретит тебя. Иди, они ждут."

"Зачем?! — не понял Гвиндор. Он поднялся, отряхнул с одежды приставшие травинки. — Вы что, хотите, чтобы на них напали? Зачем?"

"Не нападут, — остановятся перед эльдар. Это лишь для того, чтобы прикрыть твоё исчезновение."

"Ясно. Ну что ж... "

Он оглянулся, сориентировался по солнцу; и пошел вперед, уже ничего не опасаясь.

Путь в одиночестве по предгорьям, недавно служившим убежищем Твари, сейчас был тих и тревожен обычной беспокойностью бескрайней ненаселённой земли. Тишина... и пели птицы, которые словно и не знали, что где-то идёт война. Так идти хотелось вечно, и чтобы не давило душу прошлое, и чтобы не собирались тучи там, в неведомом пока будущем...

Где-то сбоку — вдруг — зашуршали кусты, и выскочил кто-то, в грязной порванной одежде, сразу и не поймёшь...

— Лорд Гвиндор! — радостно завопил Эрраэн и бросился ему на шею.

— Эрраэн! — воскликнул тот, и отстранил мальчишку от себя — разглядеть его лицо. — Ты-то как здесь?! Почему ты не со всеми?

— Да я заблудился, — честно признался Эрраэн и растерянно улыбнулся. — Это ж Эред Горгорот. Думаешь, что идёшь прямо, а на самом деле идёшь таааак далеко налево, что потом хоть руками разведи. Ну что, лорд, пойдём добывать эти твои талисманы?

— Пойдем, — согласился Гвиндор, но тут же улыбнулся и покачал головой: — Мы-то их не добудем, не можем же мы все земли сами проверить. Я всем рассказал — теперь о них знают. Будут искать все. Если талисманы эти в наших землях, их разыщут.

— Интересно как, — мечтательно протянул Эрраэн. — И кто их сделал, талисманы эти? Где сейчас те дети эльдар? Надо идти к людям, лорд. К роду Беора, с которым повстречался Государь Финдарато. И отсюда до них наверняка не так далеко. Только вот ты на восток идёшь, а к ним надо — на запад. Пошли!

— Не на запад, и не на восток, а к юго-востоку здесь надо идти, — уверенно сказал Гвиндор, — и до ближайших поселений отсюда несколько десятков миль. Плохо, что без коней, конечно, но ладно...

"И что будете делать теперь? — спросил он мысленно Гортхауэра. — Вам, конечно, ничего не стоит нас перехватить и сейчас, но мальчишку жалко. Второй раз попасть к вам в руки — он такого не ожидает... "

"Я собирался отвезти тебя в Твердыню, — Гортхауэр был явно очень недоволен таким поворотом событий. — Теперь же лучше всего вам будет добраться до Дор-Ломина, там поселения и не "наши", и не нолдор — держат нейтралитет. Путь туда я могу тебе показать."

"Да, покажи. А можно иначе... Вы ведь умеете летать. Ночью, когда мы будем уже близ этих земель... сделайте так, чтобы Эрраэн спал крепко; Тхурингветиль сможет забрать меня."

Ответ донёсся не сразу, сначала — только чувства: всё-таки он выбрал Север, а останься он в Дор-Ломине, как знать, может, со временем смог бы увидеться и с Финдуилас, по крайней мере, была бы надежда...

"Что ж. Это твой выбор. Жди ночи."

"Увидеться смог бы, — мрачно подумал Гвиндор. Снова навалилась тоска. — Смог бы... предателем, презираемым всеми... Нет. Не хочу... уж лучше — так..."

Они с Эрраэном шли молча; Гвиндор теперь знал, какой дорогой им идти. Еды с собою не было — жаль... Мрачный лес, здесь почти не водилось никакой живности. Хорошо хоть прежде не голодали — два дня можно вынести.

Под вечер они остановились. Устали и вымотались оба.

Ночь опускалась стремительно и неслышно: тревожный алый закат, суливший наутро ветер, быстро исчезнувшее за горами солнце — как будто ему самому хотелось поскорее спрятаться от этих негостеприимных лесов. Ночь... Эрраэн тревожно оглядывался на каждый шорох, беспокойно вертелся, уже когда улёгся... и наконец, уже в полусне, уткнулся Гвиндору в плечо, словно искал защиты. Совсем мальчишка...

Гвиндор обнял его, прижал к себе. Погладил по голове.

— Спи, — проговорил он едва слышно, — спи. Все будет хорошо...

Вокруг уже совсем стемнело. Чернота в этих лесах была какой-то особенной, непохожей на обычную ночную темноту. И хотя Гвиндор знал, что сейчас поблизости нет ничего опасного — ему все равно было не по себе.

До ближайшего поселения было полдня пути; вечером он подробно рассказывал Эрраэну о том, как они будут добираться — зная, что остаток пути мальчишке предстоит проделать самому.

В небе зажглись звёзды — яркие, острые и холодные, как сталь. Шелестел лес, и пробрался ветер с гор, быстрый и колючий. Звёзды сияли высоко и ровно... и вдруг их заслонила в немыслимой вышине чёрная тень.

Ближе.

Ближе.

Вот уже часть ночного неба закрывал крылатый силуэт, — а Эрраэн не проснулся, только вздохнул во сне, нахмурился... интересно, читаются ли сны по лицу? навряд ли...

Гвиндор осторожно, так, чтобы не потревожить спящего Эрраэна, высвободился из его рук — и поднялся навстречу черной тени. Странно, — подумал он, — еще несколько дней назад при виде такого я схватился бы за меч, а теперь жду ее, "крылатую тварь" — как друга...

Она легко ступила на землю, — чёрное на чёрном, почти не видно, но ощущается: ночь дохнула вдруг _живым_. Несколько мгновений тишины, лёгкие неслышные шаги — она как будто не касалась земли... и вот уже хрупкая фигурка рядом, и снова, как тогда, распахиваются крылья, холодные руки бережно поднимают в воздух... И ночь. И — полёт.

Внизу медленно проплывала земля; здесь, в высоте, темнота уже не была такой непроглядной. Далеко на западе небо было светлее — там угадывался идущий рассвет; в прорывах туч светила земля, ветер прогнал остатки сна... Как это все было красиво!

"Как бы Эрраэна успокоить утром, — подумал Гвиндор, — Тхурингветиль, не знаешь, как бы это устроить? Или хоть чтобы он не искал меня, а шел к поселениям..."

Тхурингветиль вздохнула.

"Искать тебя он может только по следам, а следы твои обрываются там, на полянке. Куда деваться, сообразит..."

И волной тоски донеслось: война. Проклятая война, разделяющая тех, кто мог бы быть друзьями, а вместо этого убивают друг друга... когда же это закончится?!

Она неслышно неслась над равниной Анфауглит, а внизу вырастала тёмная громада Твердыни.

"Значит, я теперь могу исцелять, Тхурингветиль? — спросил он. — Если да, то мне нужно помогать другим эльдар: вашим-то они, должно быть, не доверяют."

"Можешь, — она улыбнулась, но сразу же погрустнела. — Этих талисманов — таких, как твой — их было девять, и Мелькор дал их детям эллери, чтобы осталось это, чтобы сберечь данный каждому из них Дар, чтобы передавать это другим... Все ведь погибли. Все. Те, кто был наделён подобным... Война Света, или Война Могуществ Арды... А дети — исчезли, и мы до сих пор не знаем, что с ними, где, как... Гортхауэр был потрясён, когда через тебя увидел, что один из них в Нарготронде. Отыскать бы их. Вдруг — кто-то из них жив... Это же эльфы, такие же, как вы, только... как знать, вдруг эта отчаянная, безумная надежда Мелькора всё же не напрасна?"

"Их будут искать. Будут искать наши, надеясь через них обрести спасение. Я не знаю — может быть, это обман?.. А может быть, когда их найдут, и воссоединят, что-то изменится? Появится понимание?.. Я не знаю. Но о талисманах уже сейчас, наверное, стало известно повсюду: осанве..."

"Искать? ваши? — удивилась она. — Ах вот оно что... Но это же... Надо же Мелькору сказать! Он же молчит — когда мы ему сказали, что после войны этих детей не нашли и не видали, он замолчал об этом, и не хочет говорить... Надо сказать ему. Обязательно. Пусть раскроет это наконец, ведь не зря же, не зря он это сделал."

"Дети давно выросли; не могли же они погибнуть — все. Может, они и сами не помнят о прошлом. Может, они живут среди эльдар... Если найдут талисманы — узнают и о том, как они попали в те места. Как он сам? Ему стало лучше?"

"Потихоньку, — проговорила Тхурингветиль, снижаясь над горами: впереди уже была Цитадель. — Приходит в себя... Он хотел бы видеть тебя, поблагодарить... Горт от него не отходит. Ничего, справимся."

…Эрраэна разбудило что-то тёплое и щекочущее на лице. Он недовольно попытался отогнать это, смахнуть с лица — не получилось... и тогда он окончательно проснулся и понял: это же солнце! Весёлый, живительный солнечный луч, пробившийся сквозь кроны деревьев. Он со вздохом перевернулся на спину... и обнаружил рядом пустоту. Эррру!

"Лорд Гвиндор! — завопил он с ужасом мысленно. – Ответь, ты где?!"

Ответа не было. Долго, очень долго — Эрраэн успел всполошиться всерьез, когда понял, что товарища нет нигде. И вот наконец он услышал его голос — и сразу же понял, откуда он исходит: с Севера.

"Эрраэн... Я слышу. Я жив. Только... Я в Ангамандо. "

"О Эру..." — слабо выдохнул Эрраэн.

Его как сшибло: только что это было, пьянящее чувство свободы, и рядом — он, лорд, который вёл тогда их на штурм Ангбанда, и за которого он готов был отдать жизнь, которого пытался спасать тогда, во время похорон... Он в ярости саданул кулаком по земле, — больно, из глаз брызнули слёзы.

"Но как?! И почему они не забрали меня? Это подло, подло!"

"Послушай. Послушай и поверь мне, хорошо? Я больше ни о чем не прошу. "

"Да что ты, что ты, разве ж я могу тебе не верить? — он даже слегка обиделся. — Я слушаю, слушаю! Но что ж я за идиот, я даже не слышал ничего..,"

"Помнишь, я говорил тебе, что умею лечить? Здесь много эльдар, которым нужна помощь. А тех, кто может помочь — мало. Поэтому, раз уж так получилось... Я не имею права бросить других. "

"Но они же отпустили тебя!"

"А теперь забрали снова. Что поделать, Эрраэн... Хотя бы ты на свободе. Найди наших, разыщи талисманы... "

"О Эру... Я найду, я клянусь..."

До Гвиндора волной донеслось: отчаяние, ярость, желание добраться, и убивать, убивать, лишь бы освободить своего лорда...

"Нет! — мысли Гвиндора вдруг стали твердыми, настойчивыми. — Ты должен обещать мне. Что не будешь мстить. Не будешь убивать ради меня. Клянись в этом!"

"Я не могу! Я ненавижу их! Я убил бы всех, всех, я бы добрался до Тху и Моргота! Эру, дай мне силы!"

"Послушай меня, Эрраэн. Думаю, если бы я просил их снова — они отпустили бы меня. Но кроме меня, нашим здесь некому помочь. Не нужно этой ненависти. Поверь, убивать ради меня или мстить — это самое плохое, что ты для меня можешь сделать."

"Но почему, почему! Ты же сам вёл нас убивать их!"

"Знаешь, я здесь, за эти несколько дней, многое понял. Понял, что ТАК — не остановить войну, и не победить. Ненависть порождает только ненависть. Мы убиваем их, они идут мстить за своих, и так до бесконечности..."

До него долетело — внезапно мальчишка растерялся. Как будто из-под ног ушла земля, как будто исчезла ясность и _правильность_ жизни, в жизни исчезла цель... Он долго молчал.

"Но тогда нам нет спасения... Они-то ведь не остановятся."

"Кто знает, — откликнулся Гвиндор. — Сейчас мы на них напали первыми. "

"Как это — кто знает?! — вскинулся Эрраэн. — Это же Враг!"

"Враг — не значит "идиот", — усмехнулся Гвиндор. — Ему тоже нет резона губить своих в бесконечных войнах."

""Своих", — яростно выдохнул Эрраэн. — Да эти орки для него ничего не значат! Их же толпы, и они плодятся, как звери! Он закидает нас их трупами, а они будут из наших голов складывать курганы, как там, где пленили Хурина!"

"Тебе так хочется стать убийцей? — издалека спросил Гвиндор. — Ты ведь все еще никого не убивал. Ни разу. Неужели тебе так хочется запятнать свои руки кровью?.. Ты когда-нибудь видел, что это такое — смотреть в глаза умирающего человека?.. Ведь нет. Думаешь, это так легко? Думаешь, зря — тот, кто убил хоть единожды, начинает терять силу к исцелению?"

"Я... — он смутился. — Я думал, ты не знаешь... что никто не знает... ну, о том, что я не убивал..."

"Я знаю. И хочу, чтобы так было и впредь. Не хочу я, чтобы ты пятнал свою душу Тьмой... я сейчас слышал в твоей душе — жажду убивать. А ведь именно это ведет орков. Именно это пробуждала в них та тварь. Может, когда-то первые эльфы вот так и стали орками — допустив ненависть в свою душу? Ты не думал об этом? А ведь Тварь проходила недавно по этим землям... Осторожнее, Эрраэн: опасность не всегда приходит с ударом стрелы."

Эрраэн испугался. Как будто из самых глубин души встало это, — то, что сидело смутным ужасом всех эльдар от Пробуждения, — та тёмная жуть, та грань, за которой — они чувствовали — начинается превращение в чудовище. Он как будто наяву попал в самый кошмарный сон и не мог теперь выпутаться из накрывшей его липкой паутины.

"Не поддавайся ненависти. Тогда ни Врагу, ни Твари не достать тебя. И не отчаивайся... Может, я сумею тут помочь многим. Хорошо?"

Эрраэн молчал — пытался не разреветься. Ему было стыдно этих слёз: да что такое, ну как ребёнок, он же воин, ну нельзя же!..

"Мой лорд... — донеслось наконец едва слышно. — Я пойду в Нарготронд, — ведь единственный талисман, о котором я знаю точно, где он, — это у госпожи Финдуилас..."

"Да, и передай ей... — там, далеко, Гвиндор вздохнул, и в голосе его впервые прорвалась тоска. — Передай, что я люблю ее."

Эрраэн не выдержал — зажмурился от этого голоса, опустил голову. Ему казалось — он не выдержит этой душевной боли, этого отчаяния: ведь они же никогда не увидятся, Гвиндор и Финдуилас!.. Никогда. Какое жуткое слово. А сказать ей сам... лорд, наверное, не может. И подумалось: а если бы он сам любил, и знал, что не вернётся из плена, — смог бы он сказать любимой эти страшные слова?..

"Я... я передам..."

"Благодарю тебя, Эрраэн. А теперь иди... Иди. Не теряй времени. И... Я не буду говорить "прощай". Может, мы еще и увидимся — кто знает..."

Леса в этих местах были странными. Светлые березовые перелески перемежались с мрачными еловыми зарослями — такими, что приходилось продираться сквозь низкие разлапистые ветки, а местами было вообще странно: никакого подлеска, только высокие, с голыми стволами, ели, как будто земля на таких проплешинах была давным-давно чем-то отравлено. В таких местах становилось жутко, хотелось бежать без оглядки, и только память о том, что где-то поблизости, уже совсем рядом, должны быть поселения людей, придавала силы духа.

Вдвоем с Гвиндором почти не было страшно, а вот теперь... это было как доказательство — что бы хорошее ни случилось, в это верить нельзя. Потому что хорошее может в один момент обернуться еще более страшным, чем было раньше.

И самое главное — он давно уже пытался дозваться до Сольни, но почему-то ничего не получалось. В душу начало закрадываться страшное подозрение: а что, если сама Тварь, или другие, меньшие — убили его?.. Или не Тварь, а вражьи балроги, которые недавно проходили в этих местах, чтобы загнать Тварь обратно...

Вокруг начинало вечереть. При мысли о том, что в этом лесу придется ночевать одному, у Эрраэна по спине побежали мурашки, и он бросился вперед едва ли не бегом.

Большая тонкая сетка свалилась на него и запутала, когда он, нагнув голову, проносился меж двух деревьев. Миг — и хитроумная система как-то странно извернулась, невидимая прежде верёвка перевернула добычу и подняла её в воздух. Эрраэн завис, запутанный в этой снасти, между небом и землёй.

Это произошло так неожиданно, что он в первый момент не успел даже испугаться. Потом ужас нахлынул мутным потоком, отнимая рассудок, и Эрраэн забился, пытаясь высвободиться из сетки, и запутываясь еще больше. Даже ножа с собой не было, ничего!

Казалось, время застыло, остался только этот внезапный плен... стремительно темнело. И вдруг — где-то поблизости даже не зашелестело, нет: если бы он не был эльда, то не почуял бы этого приближения.

Тёмная фигура, закутанная в плащ, вынырнула из-за дерева и остановилась близко, рассматривая добычу. Доносились чувства: внимание... любопытство... и азарт, как в игре: поймали!

Силы быстро иссякали; Эрраэн выдохся. Он только дергался время от времени, потом понял, что этим только делает хуже себе, перестал пытаться высвободиться, и крикнул этому, стоящему внизу:

— Что тебе нужно?! Ты кто?

Фигура склонила голову — видно, существо соображало, на каком языке разговаривает пленник. А затем оно метнулось обратно в кусты. Его не было мгновение, секунду, полминуты...

Эрраэн уже ничего не понимал. Кроме одного: нужно спасаться. Если бы хоть какое-то оружие! хоть что-то острое! Ничего... Страх по-прежнему сжимал сердце, но теперь вернулась способность мыслить.

Он осторожно взялся за веревки, из которых была сплетена сеть, подергал — нельзя ли выбраться как-то иначе, подтянуться, вылезти...

Не получалось. Ловушка была сделана на совесть.

А затем что-то зашуршало, Эрраэн почувствовал неудержимое стремительное движение вниз... и ловушка грохнулась на землю. В следующий момент тёмная фигура уже возникла рядом: капюшон надвинут, но плащ уже распахнут, а в руке блеснул длинный кинжал. Существо склонилось над Эрраэном — медленные напряжённые движения, вправо... влево... присмотреться... это походило на странный завораживающий танец, — как будто и не кинжал в руках, на котором пламенеет закатное солнце, а луч света...

Эрраэн ничего не понимал, но страх снова всколыхнулся — страх за свою жизнь. И — не пошевелиться даже толком, не дернуться! Что он — решил его убить?! Ну уж нет!!

Внутри сети и вправду было не пошевелиться. Но если всем телом...

Эрраэн замер — как будто он обессилел вовсе. И, когда существо качнулось к нему очередной раз — Эрраэн вдруг выгнулся всем телом, и что было силы ударил его ногами прямо в руку, держащую кинжал.

Существо покачнулось: не ожидало. Капюшон слетел, длинные светлые волосы рассыпались по плечам...

Это был эльда. Даже в закатном полумраке было видно — странные, до жути, фиолетовые глаза с сумасшедшинкой, обиженное выражение лица, — за что ударили?!

И вдруг — казалось, такого не может быть! — он тихо запел. По-волчьи.

Ну что же это такое!

Эрраэн чуть не плакал от непонимания и бессилия. Эльда, и — вот так?! Что бы он ни делал, это явно — ничего хорошего, а глаза... да он что — сумасшедший?!

Странный вой-песня был даже красив, но Эрраэну было не до того: он пытался отползти, и одновременно — разорвать сеть, быстрее же, быстрее...

Песня вдруг оборвалась... и где-то вдали, меж отрогов гор, послышался дальний отклик. Один голос... два... ещё. Ещё... А странный эльда снова склонился над Эрраэном, кинжал мелькнул уже в левой: правую тот ему, похоже, сильно ушиб. Миг — и серебристая молния блеснула совсем близко, эльда отхватил кусок верёвки и деловито принялся скручивать Эрраэну руки за спиной.

Отбивался. Не помогло. Через минуту напряженной борьбы, уже поняв, что из этой переделки он так просто не выберется, Эрраэн выкрикнул в отчаянии:

— Ну что тебе надо?! Кто ты? Зачем?!

Тот закончил связывать ему руки, нахмурился.

— Я Альд, — ткнул себе в грудь. — Ты — здесь — чужой. Нельзя.

На синдарине он говорил с каким-то совсем чудным акцентом.

— Надо уйти. Тебя поймал сеть. Плохо. Идти след.

— Что тебе от меня нужно?! Зачем это... с кинжалом?!

Альд резко повернулся вправо — словно на чей-то неслышный зов. И точно: из кустов, мягко ступая, вышли волки.

Огромные, серые. С ярко светящимися глазами.

На спине у одного из них сидел кто-то маленький, — встряхнул головой и оказался девочкой. Человеком.

— Здесь без оружие — нельзя, — объяснил Альд. — Таков закон. Чужой. Связать. Ассиат!

Она соскочила на землю, протянула Альду кусок ткани, тот ловко завязал Эрраэну глаза. Затем его заставили встать, повели куда-то — недалеко... а потом он ощутил густую, мягкую, тёплую шерсть... Волк. Совсем рядом.

Волк. И смертная девочка ездит на волке. Кто они?! Вражьи прислужники?..

— Я вам не враг, — проговорил Эрраэн. — Ну и что, если без оружия, значит, надо сразу набрасываться?! Что вы собираетесь сделать?..

А сам мысленно закричал: "Сольни! Сольни, ну где же ты?! Кто-нибудь, помогите!!!"

Его погрузили на широкую тёплую спину... Кто-то сел рядом, придержал Эрраэна, и зверь плавными стелющимися движениями побежал куда-то, всё быстрее, набрал скорость — и вот это странное, удивительное ощущение почти полёта, это было совсем не как на лошади...

Наверняка все это было не случайно. Тварь унесла Гвиндора, теперь появление этих... Вот так они, темные, "отпустили" — на словах, а сами...

Отчаяние. Не выбраться ему, наверное, все уже бесполезно, все кончено, его убьют, или сделают что-то похуже, а этот, который эльда, он, наверное, на самом деле — оборотень...

Везли его всё же довольно долго, и странно было: да что же, этот зверь не умеет уставать?!

Потом наконец остановились, его стащили на землю, — даже с завязанными глазами кружилась голова... куда-то повели, недолго, сдёрнули повязку.

Пещера. И отсветы пламени костра мечутся по стенам.

И люди, люди, люди... в грубой одежде, босые, нечёсанные, множество детей... Альд стоял рядом, коснулся его плеча.

— Всё. Дома.

Эрраэн, насупившись, оглянулся на него. Дернул плечом.

— Развяжи меня, — хмуро сказал он.

Холодное лезвие кинжала скользнуло совсем близко к коже, — как будто дохнуло дыханием Смерти. Через мгновение верёвки ослабли, и стало можно освободить руки.

Альд подтолкнул его к костру, та девочка, Ассиат, подошла с другой стороны: потянула за руку.

Эрраэн послушался. От костра исходило тепло, а он за время этого пути так замерз... Онемевшие руки начали снова чувствовать, в них закололи тысячи острых иголочек, боль побежала вверх, к локтям... Эрраэн прикусил губу, чтобы не показать этого. Потом спросил:

— Кто вы такие? Зачем вы притащили меня сюда?

Девочка, похоже, понимала его ещё хуже, чем Альд, — только улыбалась. Приложила пальчик к губам. Альд пристроился рядом.

— Племя Волка, — сказал он, как будто это всё объясняло. — Жить здесь.

Ассиат вскочила, принесла Эрраэну плошку с каким-то варевом, от которого шёл пар, протянула — вместе с довольно грубым подобием ложки. Альд скинул плащ: возле костра было жарко. Простая грубая одежда, такая же, как у людей, — и вдруг что-то блеснуло в ярком свете.

Брошь. Красивая, невозможно изящная вещь, серебряный дерзкий сокол с аметистовыми глазами.

— Спасибо... — он взял плошку и благодарно кивнул девочке. Есть хотелось очень.

Теперь было ясно: нет, не убьют, и похоже, врагом они его не считают. Непонятно только, зачем его вообще нужно было сюда тащить. Даже если ловушка была не их... Нет, вряд ли: с чего бы тогда этот оказался рядом с нею? Следил ведь...

Странно. Может, этот эльда — из мориквенди?.. или из авари?.. Альд... похоже на иначе звучащее "эльда". Может, это он так себя среди людей называет?..

— Я Эрраэн, — сказал он. — Я шел к людям. К поселению. Зачем ты меня взял сюда, Альд?

Фиолетовые глаза Альда были устремлены на огонь, — он как будто увлёкся чтением возникающих и тут же исчезающих знаков, которые чертило в воздухе пламя.

— Ловушка — орки. Охота. Мы стеречь. Орки едят людей... Тихо. Огонь говорит. Завтра праздник — день Пути, Крыла и Ветра.

Он коснулся броши на груди, и глаза сокола словно вспыхнули на миг — чтобы снова погаснуть.

— Битва недавно быть в горах. Огонь и чудище. Трое эльдар. Орки бежать. Бояться.

— Трое эльдар! — воскликнул Эрраэн. — Я же их знаю, это мои друзья! А ты, кто ты? Почему ты с людьми? Ты же эльда! И зачем ты связал меня, что, нельзя было просто позвать?

— Я с ними — жить, — просто сказал Альд. — Давно. Быть — маленький. Война, и... — его взгляд помрачнел, — дети. Уйти. Люди... Я с ними. Давно, три тысячи лет. Больше. Они не считать. Не уметь.

— Три тысячи лет...- повторил Эрраэн. — А что же вы живете вот так, в глуши, никто о вас не знает? И ты сам? Отчего не приходил к другим эльдар?

— Зачем? — он, похоже, даже удивился вопросу. — Я как они... Жаль только, они уходят. Быстро. Двести лет, триста лет — и всё. Это те, кто здесь. Люди говорят: другие, те, кто далеко, ещё быстрее. Шестьдесят лет — считают, много. Тихо. Слушай. Огонь говорит.

— Люди живут мало... — повторил Эрраэн.

Он замер, всматриваясь в огонь.

Альд протянул руку к огню, — и тот как будто только того и ждал. В пещере всё стихло, люди повыбирались из углов, подобрались поближе — замерли, не сводя глаз...

Языки пламени ожили, в воздухе как будто зазвучала музыка: сверхъестественно чёткий ритм, пульсировавший, как сердце, проникавший в сознание, — как будто ощущалось дыхание самой ткани мироздания... Языки пламени поднялись ввысь, они то сплетались, то расходились, словно хотели что-то показать... Вот — они разделились на несколько живых силуэтов, ярких, похожих на фигуры людей или эльдар, вот — рядом — прижались три маленькие фигурки белого пламени, а в центре — из пепла, серое, шевелящееся, жуткое... И — что-то чёрное в центре, только с трудом, краем сознания понимаешь, что это просто уголь... А затем — бешеное пламя закрутило свой хоровод, и всё исчезло, пропало, как будто не было вовсе... Языки пламени опали, и видно было: пепел, и тишина, и ничего живого больше... И белое пламя трёх фигурок угасало, миг — и две погасли совсем...

Перед ними снова был обычный костёр.

Альд смотрел, нахмурившись. Перевёл взгляд на Эрраэна.

— Я спросить. Огонь ответить. Я не всё понять. А ты?

Эрраэн, зачарованный, понял, что, кажется, не дышал все это время. Ничего подобного он раньше не видел. Чары, наверное... но ничего вражьего, злого, он в этих чарах не чувствовал, только не понял, как это ОГОНЬ может что-то отвечать.

Зато странная пляска, которую он увидел в пламени, тут же напомнила все, недавно случившееся, и Эрраэн воскликнул:

— Я понял! Три фигурки — это мои друзья... они выманивали Тварь, а пепел — это она сама... а черное, это, наверное, Моргот... — он вдруг спохватился. — А почему две фигурки погасли?! Неужели они погибли?! Эру, это же из-за меня...

Он перевел взгляд, полный отчаяния, на Альда.

— Ты? — глаза Альда расширились, стали почти безумны. — Ты — причина? Огонь сказать... Я не поверить.

Он опустил голову, развернулся, потом вдруг протянул руку куда-то в сторону. Люди шарахнулись от этого жеста, там сразу образовался живой коридор.

— Двое. Там. Если твои — простись.

— О Эру... — прошептал Эрраэн. Он сам не верил своим словам, сам сопротивлялся тому, что сделал — не может быть... Он сам, сам погубил своих друзей! А Моргот все так же силен, все было бесполезно... Значит, напрасно...

Он поднялся. И медленно пошел туда, куда указал Альд.

Люди смотрели на него — снизу, с испугом, отодвигались, как будто он был источником какой-то болезни... Там, дальше — за костром не было видно — каменная стена расступалась, как будто чья-то могучая сила властно расколола крепчайшую породу... Коридор, длинный, местами сужавшийся, отсвет костра за спиной становился всё тусклее... а впереди загорелся новый. И наконец — стены разошлись.

Это был почти идеально круглый грот, где в центре потолка камни образовывали маленькое окошко — наружу, к небу. Оттуда, с высоты, косо и страшно падали закатные лучи... а посреди грота, на небольшом возвышении, лежали два тела. Вокруг них, ритмично кланяясь, сидели несколько девушек, их отрешённые лица были обращены вверх, — как будто обращались к кому-то, что ли...

В первый момент захотелось броситься туда, к ним, обнять, обхватить...

Потом перехватило дыхание.

Потом Эрраэн понял, что не может сделать ни шага.

Они же были живыми... Совсем недавно... Он говорил с ними мысленно... Он сам позвал их на ЭТО, и вот — он жив, а они мертвы, и так странно — такие белые лица, неподвижные тела...

Он медленно опустился на пол. В горле стоял комок, слезы полились из глаз сами, все вокруг стало черным. И Эрраэн понял, что не сможет заставить себя подойти к этим телам. Не сможет заставить себя увидеть друзей — мертвыми.

— Эрраэн? — донёсся вдруг тихий изумлённый шёпот. Девушки словно ничего не замечали вокруг. — Ты жив, ты выбрался...

Сильные руки легли ему на плечи, рванули, развернули, — и он увидел Сольни.

В первый момент показалось — это кто-то другой, намного старше, хотя эльдар не могут стареть, нет... Что-то изменилось в прежде азартных озорных глазах, ушло навеки. И видно было: перевязка, правое плечо Сольни было туго забинтовано, а кожа на кисти посерела.

— Жив... — всхлипнул Эрраэн. — Ты жив!.. Это я виноват... я их убил...

Он плакал, уткнувшись другу в колени, и радость от того, что хотя бы Сольни остался жив, смешивалась с горем.

Сольни здоровой рукой гладил его по волосам, что-то говорил... понимал, что сейчас неважно, — что именно, ведь Эрраэн его не слышит... Наконец легонько встряхнул его за плечи.

— Эрраэн, ну что теперь... Ты ведь тоже мог погибнуть. Никто не знает, когда и отчего ему отправляться к Намо. А эти люди почему-то верят, что их души ушли, как они говорят, к звёздам... Странные они, и эльда этот тоже, я пытался говорить ему про Чертоги Намо, — как стенке... Пойдём. Пойдём. Скоро их обряд этот, они тебе говорили наверняка... тогда и хоронить будут.

Эрраэн заставил себя подняться. В плечо друга он вцепился, словно тот мог защитить его от всех напастей. Только сказал тихо:

— И все бесполезно... ничего не вышло... Моргот жив, и лорда Гвиндора они забрали обратно в Ангбанд...

Сольни с болью закрыл глаза.

— Неужели ж нет никакой надежды?!

— Я не знаю, — тихо ответил Эрраэн. — Я говорил про талисманы... о них сказал мне лорд Гвиндор. Может, только так...

Сольни вывел его из круглого грота другой дорогой, — похоже, здесь был целый подземный лабиринт. Коридоры пересекались, видно было, как где-то далеко мелькали отсветы, и всюду шли люди: наружу. Сольни присоединился к ним, крепко держал Эрраэна за руку, чтобы тот не затерялся в толпе.

— Слушай. Этот эльда... Ты не почувствовал? Он не такой, как мы, но в чём это — я не могу понять... Что-то тут не так. Мне тревожно.

— Я вижу, что не такой. Он пел... как волчий вой. И он притащил меня сюда... связал... как врага. Я не понял, зачем, и сейчас не понимаю. Он странный какой-то — даже языка не знает. Говорит, три тысячи лет живет с людьми.

— Он и меня связал, когда в лесу нашёл, — Сольни посмотрел на свою руку. — А я ранен был, тварёныш тот цапнул... унголиантин... Я спрашиваю: ты что делаешь, я ж всё равно встать не могу? а он посмотрел косо и говорит: так быстрее. Ну, в чём-то он прав, объяснять — это долго, а тут, говорят уруг-ай бродят, пока объяснишь, они налетят, нападут...

— Так он сам сказал, сейчас не было орков! — Эрраэн замолчал. — Не понимаю я его. Надо с ним поговорить. Должен же он какой-то язык знать нормально!

— Сейчас вроде сказал, не было, да, — кивнул Сольни. — Только, говорит, это для них странно, обычно они всегда есть... Всё, пришли.

Перед ними открылся выход на равнину, — безлесный участок, ровный, даже удивительно было, как такое могло быть в этих чащобах. И посреди этого в синее вечернее небо взлетали языки пламени огромного костра.

Люди окружили костёр, держались на расстоянии.

А возле самого огня — казалось, до жути близко, — стоял Альд. Брошь на его рубашке сияла сейчас, серебряный орёл был почти живым, и даже казалось странным, что он не улетает... А от этого орла исходило такое мощное ощущение _силы_, что её можно было чуть не потрогать... Вокруг Альда эта сила словно изменяла Время, оно становилось послушным, покорным, оно подчинялось...

Эрраэн застыл. Вначале.

Потом он ухватил Сольни за рукав и прошептал, забыв обо всем:

— Талисман!..

Слова странного эльфа — три тысячи лет среди людей, дети... — начали складываться в картину. Это ведь совпадало с тем, что рассказывал Гвиндор, а тому — Хурин. Талисманам тоже должно быть три тысячи лет, и были они у детей, сбежавших от войны. Не иначе, сама судьба вывела его сюда! Такое везение!

Сольни поморщился, осторожно высвободил руку.

— Он тут странные вещи вытворяет, да...

Все остановились, потом вдруг дали дорогу, — и раздалось пение. Печальная, простая медленная мелодия, провожающая в дальний путь... И стало видно: сюда несут на носилках двоих эльдар, идут впереди девушки, которые словно общались с чем-то незримым... Людское море расступалось перед процессией.

Носилки положили перед костром, и Альд склонился над мёртвыми, и возложил руки на головы.

— Провожаем вас с миром, поминаем вас с любовью. Да будет прям и ясен ваш путь, и пусть сияют вам звёзды...

Эрраэн молчал. Он только чувствовал, ощущал всей душой, как волны непонятной силы, исходящие из талисмана, сплетаются с мертвыми — не с телами, нет, наверное, с их фэар — сила эта была чужой, но вместе с тем несомненно доброй, она словно поддерживала, укачивала на волнах, возносила куда-то в небо, к звездам, и Эрраэну подумалось вдруг — если я погибну, то пусть бы и меня провожали вот так, чтобы там, по ту сторону смерти, видеть вечные звезды и небо...

Сольни вдруг сжал руку Эрраэна — сильно, до боли.

— Слушай, — сдавленно проговорил он. — Ты чувствуешь? Они же уходят не в Чертоги. Они уходят в небо... Зачем он это делает, и — как?!

— Я не знаю... — Эрраэн проговорил это, и растерянно взглянул на Сольни. — Не знаю, — он снизил голос до шепота. — Ты не понимаешь?! Это же талисман! Один из тех, что некогда были даны людям ради избавления от Тьмы! Я чувствую, я знаю — это не просто так, это особый дар, благословение свыше! Может быть, Эру или Валар дали людям эти талисманы, чтобы эрухини могли уйти из-под власти Врага, к какой-то иной, неведомой нам судьбе, ради спасения всех, а может быть, и всей Арды!

Мелодия окончилась — растворилась в ночи, в тишине, и снова — только гудение пламени да потрескивание дров... Альд подошёл к Эрраэну и Сольни.

— Наш обычай — сжечь мёртвых. До рассвета. Если вы — нет, мы сделать как вы хотеть. Но говорить сейчас. Дальше — праздник. День Пути, Крыла и Ветра.

— Не знаю... — снова повторил Эрраэн. Он никогда раньше не думал, как бы он хотел, чтобы обошлись с его собственным телом. Но зато недавно видел, как это страшно — когда мертвые тела засыпают землей, и земля падает на лица, еще недавно бывшие живыми... — Пусть — огонь. Так лучше, — сказал он наконец.

Альд кивнул. Отвернулся к людям, что-то сказал — на тягучем гортанном наречии, быстро, — похоже, этот язык был ему куда привычней, чем синдарин. Люди подняли носилки с земли, понесли их куда-то... а один из них подхватил горящую ветвь из костра.

— Хотите — идите, — сказал Альд, и серебряный сокол у него на груди как будто окинул эльдар цепким взглядом. — Праздник. Скорбь — не здесь.

Он поклонился.

— Простите.

— Мы проводим их, — сказал Эрраэн. — Проводим — и вернемся. Скажи, а они... Они правда ушли в небо?..

Альд ответил не сразу.

— Я говорить с они. Они приходить в мой сон. Им — быть — страшно. Назвать — Чертоги Намо. Страшно. Там — Феанаро. Имя, от которого страшно. Я сказать: я попробовать помочь, потому что есть _сила_. И вот — они ушли в небо.

— А что — там? Там, в небе? — с надеждой спросил Эрраэн, и, подняв голову, посмотрел наверх. — Что там случается с душами?

— Свобода, — коротко ответил Альд. — Воскрешение. Жизнь. Можно — вернуться, можно — уйти дальше. Узнать новое. Увидеть звёзды. Я сам не видел, но мне говорил Учитель. Тот, кто дал мне это, — он коснулся серебряного орла. — Он точно знает. Он видел. Это давно. Я быть маленький.

— Учитель!..

Еще одно подтверждение.

— Мы проводим их... И вернемся. И ты расскажешь мне про Учителя, хорошо? — быстро заговорил Эрраэн.

— Идите, — отозвался Альд и отвернулся: люди ждали его.

Утром, проснувшись, Эрраэн еще долго лежал с открытыми глазами, смотрел на низкий свод пещеры — и думал.

Люди. Смертные. Племя, живущее в самой глуши... причем так, что никто о нем даже и не слышал. Племя волка... И при этом — хранящее странное наследие, а у эльфа — тот самый талисман... Только как убедить Альда, что его талисман нужен остальным?.. Он ведь его не отдаст. Нужно бы, чтобы все носители талисманов собрались в одном месте, и тогда...

Никто не знает, что будет тогда. Но попробовать стоит. А где надежнее всего укрыть найденные талисманы, если не в Нарготронде?.. Нет, нужно позвать Альда, чтобы он согласился пойти в потаенный город...

Сольни дремал рядом, — не проснулся. То ли вымотался так, то ли чувствовал себя неважно. Теперь, при свете, было видно, как сильно ему досталось: забинтована была вся рука до плеча, кожа бледная, почти серая.

Эрраэн повернулся на бок — и осторожно коснулся руки Сольни. Как бы то ни было, вначале нужно дождаться, пока друг поправится. Каковы они, эти твари... А в Нарготронде — талисман, дающий силы исцеления! Но, может, и этот способен помочь?.. А вдруг то, что сказал Альд — что эти люди живут по двести лет — все это именно благодаря талисману?..

Сольни вздрогнул, заморгал испуганно, — проснулся.

— А, это ты... Ох. Такое ощущение, как будто ты в дурном сне, и он всё снится и снится...

— Наяву, — успокаивающе прошептал Эрраэн, — все наяву, дурные сны закончились. Это у тебя, наверное, от Твари...

Сольни поднялся, здоровой рукой протёр глаза.

— И как они живут тут? У вас ведь тоже пещерный город, но ощущение... здесь как будто всё открыто, на просторе. Что будем делать? Мы же не можем у них оставаться навсегда. Эх...

— Уходить надо, конечно, — кивнул Эрраэн. — Но вначале надо рассказать Альду про талисман. Надо позвать Альда в Нарготронд, я думаю — там ведь находится еще один талисман! Только он, наверное, не пойдет...

Сольни встал.

— Пошли, поищем его, чего ждать-то...

Эрраэн зевнул и вылез из-под шкур, которыми укрывался.

— Пойдем... А мне почему-то кажется — он сам нас найдет.

Сольни вышел в коридор, — сам толком не знал, куда идти, вскоре наткнулся на людей и замялся: те улыбались, но из его расспросов не понимали ни слова.

Наконец Сольни сообразил: назвал имя Альда и развёл руками. Какой-то мальчишка тут же метнулся прочь, исчез на несколько минут — и вернулся со светловолосым эльфом. Тот подошёл к Сольни, чуткие пальцы коснулись забинтованной руки — словно пробежались.

— Пройдёт. Скоро. Что вы хотеть?

— Альд, — Эрраэн тоже дотронулся до его руки. — Мы хотели... Мы хотели позвать тебя с собой! В Нарготронд. Это очень важно!..

— Зачем? — изумился он. — И — куда? Здесь мой народ. Вы хотеть — я их бросать?!

— Но скажи... — Эрраэн потянул Альда за собой, заставил сесть рядом , на шкуры. — Неужели тебе безразлично, что происходит в мире? Неужели ты не хотел бы, чтобы закончились войны? Чтобы больше никто не погибал?

Альд напряжённо слушал: похоже, разбирать речь Эрраэна для него было сложновато.

— Здесь нет война. Здесь тихо. Орки, мы от них прятаться. Но это не война. Это жизнь. Зачем уходить?

Эрраэн помедлил немного, потом протянул руку и коснулся "орла".

— Скажи, ты знаешь, что это? От этой вещи исходит сила.

— Подарок, — сразу сказал Альд. — От мой Учитель. На прощанье. После мы уйти, и я больше его не видеть. Жаль. Хотелось бы. Это сильный вещь, да. Мы хранить Силу, все. Нас девять.

— Девять! Вот видишь, Сольди? — Эрраэн обрадованно взглянул на друга. — Альд, скажи, а ты знаешь, где остальные восемь?

Тот задумался.

— Я... как сказать... ночью...

Он прищёлкнул пальцами, ища слова. Слов отчаянно не хватало.

— Это, — он коснулся орла, — всегда спит. Чтобы твоих проводить в небо, я его разбудить. И остальные отозваться. Вещи. Не эллери. Где эллери, я не знать.

— Эллери... Эллери — это те, кто хранят талисманы? Послушай, Альд... — Эрраэн заторопился. — Мне это рассказал мой лорд, Гвиндор. А ему — человек. Хурин. У них в роду издревле передавалось сказание о том, что есть девять талисманов, которые некогда были даны эрухини для того, чтобы в час беды появилась надежда... Мы хотим разыскать эти талисманы и собрать их воедино. Один из них хранится в Нарготронде, у Финдуилас, дочери Ородрета. Другой — у тебя. Понимаешь?

— Что за беда? — вдруг спросил Альд тревожно. — Здесь тихо. Почему ты спрашивать? То, в огне — бой. Это война?

— Да! — Эрраэн помолчал. Ему снова стало страшно — от сознания того, на что они замахнулись. — Весь мир в войне, понимаешь?.. Зло надвигается на землю, и его не побороть оружием, мы слишком слабы против Моргота... Пока еще наши города стоят, но у нас нечем защититься от него. И если ничего не сделать, скоро всю землю затопят одни орки, его твари... У тебя — надежда, понимаешь? Надежда на спасение для всех. Потому я и зову тебя с нами!

Альд задумался. Выбор... Жестокая и бесконечно несправедливая штука, что ни реши — будет плохо. Бросить своих, бросить народ, который смотрит на него как на единственную опору, который доверяет — на протяжении многих и многих поколений? Уйти в неизвестность, да и так ли велика она, эта опасность, о которой говорит этот юный пришелец из далёких земель?

Или — отдать ему эту брошь? Память о тех временах, которые сейчас кажутся почти сказкой, о том образе, который остался сейчас лишь в мыслях? Невозможно...

— Я не знать, что делать, — растерянно сказал Альд.

— Я тоже, — вздохнул Эрраэн. — Но что-то делать надо. Сам посуди: а если мы найдем другие талисманы, то всем их хранителям надо собраться в одном месте. Где же еще, если не в потаенном городе? А иначе, может, мы найдем других, а с тобою что-нибудь случится...

— Я не могу отдать тебе это, — с трудом выговорил Альд. — Я... Я пойти с тобой, но я должен вернуться. Скоро. Я не могу бросать их.

— А... — Эрраэн замялся. — А оставить талисман в Нарготронде, отдать его на хранение леди Финдуилас... ты сумеешь? Ведь иначе в этом походе не будет смысла, талисманы нужно соединить, а не разносить их врозь снова...

— Нет, — твёрдо сказал Альд. — Я не отдать его. Вы собрать, вы что-то делать — и я уйти обратно с ним. Он хранить мой народ.

— Я просто не знаю, сколько времени понадобится, чтобы найти остальные... — растерянно пояснил Эрраэн. — Кто знает, вдруг это будут — годы?

Альд пожал плечами.

— Ищи быстрее. Это мой последний слово.

— Мы ищем, — заверил Эрраэн. — Все ищут. Все эльдар. Все люди, по всем землям... Расскажи — может, ты знаешь еще что-нибудь о том, где могут быть эти талисманы?

— Знаю, — коротко сказал Альд. — Когда я разбудить этот, остальные отозвались, и я помнить, откуда быть зов.

— Вот! — Эрраэн чуть не подпрыгнул от радости. — А ты можешь рассказать это мне? Или показать — мысленно? Тогда я скажу это мысленно тем, кто сейчас в свободных землях... и они уже будут знать, где искать.

Альд развёл руками.

— У нас нет... рисунок земель, мы нигде не бывать и не знать. Как тебе показать?

— Ну, вот это... Откуда был зов. Я ведь могу нарисовать карту! хотя бы даже на земле... или на стене, углем... а?

— Нарисуй, — согласился Альд. Во взгляде его фиолетовых глаз зажёгся интерес.

Сольни тихонько толкнул Эрраэна в бок.

— Я думал, он вообще не согласится...

— Ага, — отозвался Эрраэн. Он сбегал к угасшему костровищу, притащил оттуда уголь, и принялся рисовать на камне карту.

Получалось не слишком хорошо — уголь крошился в руке... Но вскоре стало ясно видно: очертания Белерианда, Север, Ангамандо, Химринг, Оссирианд, Дориат, Хитлум...

— Вот, — наконец сказал он, закончив. — Мы сейчас примерно вот здесь, — он поставил точку в центре Дортониона.

Альд задумчиво посмотрел на карту, затем как-то странно склонил голову, словно прислушивался к чему-то далёкому, и показалось — к нему стекаются какие-то полупрозрачные лучи, они мерцают, переливаются разными цветами...

Затем он решительно взял уголёк и поставил на карте восемь точек, — одну за пределами материка, другую — в Нарготронде, ещё, ещё... Сирион, и вдруг — одна из точек легла севернее, где-то в Твердыне.

— Вот.

Эрраэн смотрел на эту странную схему — но, когда Альд поставил последнюю точку — он поразился.

— Как же это... — растерянно проговорил он, — там? В Ангамандо? Не может быть... Но в Ангамандо сейчас лорд Гвиндор... может быть, он сможет...

— Я не знать, — развёл руками Альд. — Зови лорд. Узнать.

Альд сидел рядом — и, похоже, ждал, когда Эрраэн позовет своего лорда мысленно и что-нибудь выяснит. Впрочем, Эрраэн совсем не был уверен, что у него получится дозваться Гвиндора... Ему казалось тогда, недавно — он слышит голос своего лорда в последний раз, тот скроется в необоримой Тьме, и та навсегда поглотит его...

Эрраэн сел поудобнее, обхватил руками колени. Закрыл глаза. И позвал — с замиранием сердца, тихонько, осторожно, боясь даже представить, где именно Гвиндор может быть сейчас, и что с ним происходит:

"Мой лорд..."

"Эрраэн? — донеслось издалека удивлённо. — Как ты? Где?"

"Лорд Гвиндор! Ты жив! Я уже думал — не услышу тебя больше никогда... А я... Я у людей, у других... тут — племя Волка. Я покажу, ладно? — и Эрраэн распахнул свой разум, надеясь, что Гвиндор сумеет увидеть все своими глазами — и понять. — Мой лорд! Мы нашли того, кто знает все о талисманах. Это нужно передать всем! И один из талисманов — в Ангбанде! Его нужно вырвать из рук Моргота..."

"В Ангбанде... — медленно повторил Гвиндор. — Я буду пытаться. Но будь осторожен. Я не знаю, сколько у нас времени, как долго этот Альд захочет быть с тобой. Береги себя."

"Я буду... А ты? Как ты сам? Что там с тобой? Ты цел?"

"Я... Я цел. Это главное."

"Ты зови меня... Не молчи. Я так боюсь за тебя... "

В ответ — горячая волна: и радость, и даже чувство вины...

"Может быть, мы ещё свидимся. Как знать."

"Выберись! Я прошу тебя, если сможешь — выберись... "

"Я буду пытаться, — он отчаянно хотел поддержать мальчишку, обнадёжить, но в голосе прорывалась тоска. — Ты тоже зови меня, хорошо? Когда будешь в безопасности. Я бы рад тебя позвать, но боюсь, что это будет невовремя."

Когда Гвиндор утром проснулся в отведенной ему комнате — до конца не верилось, что все произошедшее — реально. Деваться было, однако, некуда. Реальность была неоспоримой. Оставалось только приспосабливаться к ней...

А комната, отведенная ему, была небольшой, но удобной. Тут же была умывальня, и Гвиндор долго пытался разгадать, каким же образом вода подается на такую высоту — так и не понял, решил, что, должно быть, здесь не обходится без магии.

А за узким высоким окном было северное небо. Комната находилась на очень большой высоте, в одной из башен Цитадели — Гвиндор подумал, что, несомненно, башни этого титанического сооружения очень часто скрываются за облаками.

Есть пока не хотелось. Хотя он уже узнал, что с едой здесь тоже все обстоит просто и удобно: были устроены общие трапезные, куда каждый мог прийти и взять себе столько еды, сколько нужно. Или забрать с собой. Еще бы: здесь ведь, когда один сплошной металл и камень вокруг, иначе можно просто умереть с голода.

...В коридоре путаться было негде. Но после нескольких хитрых поворотов, галерей, анфилад залов Гвиндор понял, что совершенно уже потерял ориентацию и не понимает, куда нужно идти, чтобы снова попасть в свою комнату.

А найти хотелось самого Мелькора. Или кого-то из тех, кто мог бы исполнить его просьбу...

— Заблудился, да? — раздался вдруг доброжелательный голос откуда-то сбоку. — Ты что ищешь, скажи мне. Помогу.

Гвиндор обернулся, улыбнулся в ответ.

— Поневоле здесь заблудишься. Как вы здесь разбираетесь — ума не приложу.

— Я тоже не сразу привык, — говоривший шагнул из тени и оказался нолдо. — Будем знакомы: я Эллаис.

Казалось, в его глазах застыла память о чём-то тяжком, пережитом не так давно, но... не ушедшем в прошлое.

— Эллаис, — Гвиндор нахмурился. — Погоди, я ведь, кажется, слышал твое имя. Пропал в Браголлах... Я — Гвиндор. Я из Нарготронда.

Эллаис коротко поклонился.

— Так дорогу куда ты искал?

— Я хотел поговорить с кем-то из... лучше всего — с самим Мелькором, наверное... — Гвиндор замялся. — Скажи, Эллаис, здесь, в Твердыне, есть нолдор, кто находится тут против их воли?

— Есть, — он помрачнел и посмотрел в сторону. — Есть и будут. я могу тебя проводить, если хочешь. Правда, он сейчас ещё не вполне оправился, — Унголиант.

— Я знаю, — Гвиндор вздохнул. — Я же лечил его... сам не представляю, как мне это удалось, чудеса какие-то. Проводи, если можно...

— Ты?! — ахнул Эллаис. — Вот об этом я не знал... Они не говорили.

Он повёл Гвиндора через путаницу коридоров, галерей, — похоже, разбирался здесь отлично. Стремительные движения, по-военному чёткие, — как будто он привык идти во главе отряда, а не по мирному замку... Остановился у дверей.

— Сюда.

— Он — здесь? — Гвиндор оглянулся на Эллаиса. И, когда тот кивнул — осторожно приоткрыл дверь.

Эллаис удержал его за руку.

— Только недолго. Они всех предупреждают.

Там, впереди, — был небольшой зал, и высокое окно выходило на горы. Мерцание светильников, полумрак, но не давящий, а мягкий, обволакивающий, и синеватые отсветы на стенах, и камин... И одинокая фигура у камина. в кресле. Он смотрел на огонь, но тихие шаги услышал: обернулся.

Яркие глаза встретились с его взглядом — в упор.

— Мелькор, здравствуй, — Гвиндор остановился у порога, не решаясь подойти ближе. — Я пришел спросить... как ты?

Тот улыбнулся, — удивительная улыбка, от которой вокруг словно светлело.

— Спасибо... Я хотел поблагодарить тебя. Иди сюда, садись.

Гвиндор сел рядом с ним. Проговорил:

— Тебе тяжело долго разговаривать, я знаю... наверное, лучше не стоит...

Он покачал головой.

— Ничего. Раз ты пришёл, значит, — нужно. Говори, скажи мне — что тебя тревожит?

— Хорошо, — Гвиндор наконец решился. — Вот о чем я хотел тебя просить. Ведь здесь, в Твердыне, есть эльдар, кого вы удерживаете против воли, верно? Скажи — что с ними, где они, как?

Он кивнул — вроде бы бесстрастно, но глаза его резко стали суровы.

— Да. Есть. Кто где, — кто-то работает на рудниках.

— Я бы хотел быть с ними, — тихо проговорил Гвиндор.

Мелькор помолчал.

— Я понимаю. Но будь осторожен. Ты ведь видел Эллаиса? Ты знаешь, что с ним случилось?

— Нет, — покачал головой Гвиндор. — Я слышал про него — что он пропал в Браголлах. Но не более. А что случилось с ним?

— Перед самой огненной атакой он спас одного из наших, — тот принёс к их форту раненого эльда, но феаноринги всё равно потребовали казнить человека. Просто за то, что "тёмный", — голос его прервался, но он совладал с собой. — Его привезли сюда, он встретился с нами... так же, как и ты, перестал быть врагом. А дальше было возвращение к своим. Его приняли. Он вернулся в свой форт, а во время боевых действий попал в плен вместе с остальными. Их отправили на рудники...

Он снова замолчал.

— Когда он попытался уговорить своих перестать быть врагами Северу, они чуть было не забили его насмерть. Устроили суд.

— Среди них наверняка есть много тех, кому нужна помощь. Вашу помощь они будут отторгать... это я знаю. Зато я мог бы им помочь. Понимаешь?

— Будь осторожен, — в голосе Мелькора была просьба. — Я не имею права останавливать тебя, потому что так — _по чести_. Но если что-то случится... Ты понимаешь. Да?

— Понимаю, конечно, я ведь не самоубийца, — вздохнул Гвиндор. — Слушай, Мелькор... Это надо как-то устроить, чтобы никто не заподозрил, что я уже... ты понимаешь. Иначе все будет без толку. Только я не знаю — как.

Мелькор мгновение размышлял.

— Тебя приведут туда под охраной, как обычного пленника. На наши рудники. Скажешь — пытался бежать, Тхурингветиль вернула обратно... что на самом деле так и есть... Обращаться с тобой будут как со всеми: мы не применяем насилия. Хотя многим было бы легче, если бы это было, — он коротко и страшно усмехнулся. — Прости.

— Вы можете себе это позволить — вы слишком сильны, — ответил Гвиндор. — Конечно, нашим это... Обидно. Ладно, Мелькор. Я не хочу утомлять тебя. Спасибо. Я пойду, — он поднялся.

— Сильны? Пожалуй, — Мелькор кивнул каким-то своим мыслям. — Слабый часто пытается утвердиться за счёт других... Но здесь дело не в этом. Да, нам не за что любить нолдор, пришедших в Эндорэ с войной. Но если бы мы пошли на насилие, на обращение с пленными как с рабами, — мы как раз и стали бы Ангамандо, Железной Темницей, чудовищами из ваших страшных сказок. Иди, и... будь осторожен.

— Надеюсь, все будет хорошо.

Гвиндор задержался у кресла, глядя на Мелькора. Потом резко повернулся и быстро вышел наружу.

Там его ждали двое воинов Твердыни: явились по безмолвному приказу Мелькора. Отвели его вниз, прочь из Цитадели, снаружи ждали лошади. Путь на рудники Ангамандо оказался неблизким, и на месте они очутились только тогда, когда солнце уже почти село. Горы, поросшие лесом, тишина... и вход в подземелье.

Один из воинов крепко стянул Гвиндору руки.

— Извини. Ты сам просил, чтобы твои ничего не заподозрили.

— Разумеется, — ответил тот. — Выбора нет. Что же, они здесь... годами?..

— Да, — резко сказал воин. — Те, кто соглашается дать клятву не поднимать оружие против Севера, уходят на свободу. Есть и такие, кому... словом, позволяют бежать. Но есть и те, кто замкнулся в ненависти, и отпустить их на свободу мы не можем. Ты всё увидишь сам. Идём.

— Они ведь тоже живые существа, у них тоже есть душа, а жить так... это не жизнь, это существование. Даже просто убить — не милосерднее ли?..

— Это иллюзия, а не милосердие, — возразил воин. — Добить врага в бою, помочь умереть раненому, если ничем иным нельзя помочь, — да. Но убивать безоружного, пленника? Скажи, ты сам — решился бы на такое? Ты ведь лорд нолдор и воин.

— Не решился бы, пожалуй, — согласился Гвиндор, — рука не поднялась бы. А все же годами под землей без всякой надежды — это само по себе пытка. Неудивительно, что в итоге они начинают ненавидеть вас всей душой.

— Если бы они нас любили, — воин усмехнулся, — то не попали бы туда, согласись. Как знать... может, тебе удастся помочь кому-то из них, вырвать их души из когтей ненависти. Ведь ненависть сжигает изнутри, иссушает душу, убивает способностью любить и творить. Мы обращаемся с ними достойно, мы не унижаем их, — но это единственное, что мы можем сделать: они не хотят слушать. Как докричаться до другого, даже если ты сто раз прав, если его слух закрыт от тебя? и — неужели ты думаешь, что нам нравится всё это? Но у нас нет выбора. Отпусти их, и они опять пойдут убивать.

— Знаю. И оттого мне страшно... Ладно, чего уж там. Ведите.

Воины повели его внутрь, в подземелье. Здесь сразу исчезло — и время суток, и время года. остался только вечный мрак, разгоняемый огнём факелов. Долгий путь по коридорам, потом подъёмник, и — вниз, на другие ярусы. Крепкая дверь отворяется.

Там были эльдар, и грубые койки, и факелы... Все повернулись к двери: во взглядах давняя усталость, и усталый же интерес, — что-то новое? с воли? кто это?

Гвиндору становилось страшно. Он чувствовал страх тех, кто жил — можно ли это назвать жизнью? — здесь, провел здесь долгие годы, а наверное — иные и десятилетия... Наверху день сменяет ночь, времена года сменяют друг друга, небо ежечасно меняет свои картины, шелестит листва, падает снег, а здесь — словно изнанка земли, безвременье. Что будет с теми, кто находится здесь долго?.. Если вначале, возможно, они еще как-то могли бы понять своих врагов, то через месяцы, через годы жизни, превратившейся в дурную однообразную бесконечность, ненависть, наверное — единственное, что придает силы их фэар добровольно не покинуть тела.

Гвиндор молча сделал шаг вперед.

Дверь за спиной Гвиндора захлопнулась.

Один из эльдар поднялся, подошёл к нему вплотную. Одет он, как и все остальные, был опрятно, хотя и бедно, глубоко посаженные глаза горели.

— Ты кто?

— Это лорд Гвиндор, — ответил кто-то издалека. — Он наш, нарготрондский, мы штурмовали Врата... Помнишь, я рассказывал?

— Помню, — не оборачиваясь, ответил тот, первый. — Почему ты только сейчас попал сюда?

— Я бежал, когда они хоронили наших, — ответил Гвиндор. — Потом их тварь выследила меня... крылатая. Женщина. Это была сама Тхурингветиль, по-моему. Ну, и... — он вздохнул. — Помогите лучше мне руки развязать.

Эльда взглянул на него — вроде бы поверил, но подозрительность его не исчезла. Стал возиться с верёвками, нагнулся, — в неярком свете что-то блеснуло — на цепочке, у него на груди, ярким, сияющим голубым отсветом.

— Бежал, говоришь... Был тут у нас один, — он прерывисто вздохнул. — Мой лорд был. Тоже говорил, что бежал... Надеюсь, ты не такой, как он.

— А что с ним было? — Гвиндор сам напряг руки — веревка наконец поддалась. — Все, я справлюсь теперь... — он сорвал веревку со своих рук. — Ты давно тут, кстати?

— С Дагор Браголлах, — упало тяжело и мрачно. — Иди сюда, рядом со мной есть место.

— Семнадцать лет... — Гвиндор замер, прежде чем сесть на свободную койку. — И что же, все это время... ты хотя бы наверху — был?!

— Да водят нас туда, — вздохнул тот. — Есть там, мыться... Постоянно. Всё хотят уверить, что они в нас врагов не видят. Как же...

Гвиндор смолчал. Еще несколько минут он просто сидел, ни на кого не обращая внимания. Потом спросил:

— Что же, и бежать нельзя?..

— У нас трое бежали, — тот скривился. — Да, я не сказал... я Райментаро. Те, кто того, кто был моим лордом, пожалел, те и бежали. Подстроено, думаю. Теперь никто не сбежит.

Он бессознательно сжал руку в кулак. Разговаривали они негромко, но те, кто был неподалёку, слышали, — и как-то враз притихли.

— А хоть и подстроено, отчего ж не воспользоваться? Мне все равно, знаешь ли, что они себе воображают. И другим, думаю, тоже. Свобода она и есть свобода.

— Вот так и появляются в свободных землях одурманенные Врагом, — нараспев сказал Райментаро так, что его услышали все. — Ты хотел знать, что было с моим _бывшим_ лордом? Так смотри же!

На Гвиндора обрушилось, как водопад — картины из чужой памяти.

Огонь. Форт в горах. Балроги, и долгий путь через выжженную, чёрную от пепла, жуткую равнину, недавно бывшую цветущей. И пепел мелкой россыпью скрипит на зубах, забивается под рубашку, отчего тонкая цепочка безжалостно натирает шею... И рядом — тот, встреченный недавно в Цитадели: Эллаис.

Темнота. Для измученных безжалостным солнцем глаз — почти спасение. Голос чёрного воина:

— Вещи, которые у вас есть, — на землю.

Ненависть, взметнувшаяся до небес: ну уж нет! Рука стискивает голубой кристалл на цепочке, другая швыряет наземь какую-то мелочь из карманов: подавитесь!

Путь. Изматывающий путь сюда, в горы. Работа — тяжёлая, изнуряющая, однообразная... И вдруг — их выводят. Комната. Тёмные. Эллаис.

— Вот что, — говорит негромко. — Вам предлагали: поклянитесь не поднимать оружие против Севера — и уходите. Я просил за вас — за самых младших. В ответ услышал то же са-мое. Что я могу сказать... Вы можете вернуться на свободу.

— Ты предлагаешь нам — предать? — ошеломлённо вырывается помимо воли. — Ты?!

— Не я, — терпеливо и спокойно ответил Эллаис. — Они.

И — ярость застилает весь свет пылающей волной: предатель. Убить, уничтожить!..

Его оттаскивают, уводят вниз. Там — ярость выплёскивается криком:

— Я говорю от имени нолдор: он предатель, и приговор ему — смерть!..

И — тишина. И в этой тишине отворяется дверь. Эллаис переступает порог... для того, чтобы на него обрушилась чужая ненависть, удары тех, кто недавно считал его — своим лордом, почти отцом... И — неподвижное тело в луже крови, развитая голова...

Гвиндор все ниже и ниже склонялся, обхватив голову, — потом резко выпрямился.

— Нельзя было так! Кем бы он ни был! Даже если предал! Вы же... как орки, как же вы могли?!

В подземном зале враз стало очень тихо. Райментаро встал.

— Вы слышали? — резко спросил он. — Вам ещё нужны доказательства того, что он не просто так пришёл сюда? что он послан тёмными?

— Райме, — от дальней стены поспешно выбрались несколько эльдар. те, что шли с Гвиндором на отчаянный прорыв. — Райме, перестань. Если ты запугал своих, это не значит, что МЫ отдадим тебе _своего_ лорда на расправу.

Они встали возле Гвиндора — исхудавшие, но решительные.

— Слушай, Райментаро... — Гвиндор тоже поднялся. — Ты меня прости, честное слово. Но ты на себя посмотрел бы со стороны. Я не знаю, что они тут с тобой делали, семнадцать лет тут — не шутки... но я не верю, что ты был таким и раньше. От тебя же подозрительностью и ненавистью за милю тянет. На своих броситься готов только потому, что тебе скажут — нельзя вот так убивать. Эру, причем тут вообще темные? Даже орка ТАК — нельзя! За что мы сражаемся с ними, если не за то, чтобы тьма злобы не касалась наших душ?

Райментаро, похоже, растерялся: видно, ему давно уже не приходилось встречать открытое сопротивление своей воле. За его спиной всё замерло, напряжённое ожидание повисло в воздухе: а вдруг "власть" переменится?

— Предательству — смерть, — зазвенел голос Райментаро, рука коснулась цепочки, и сияющий ярко-голубой кристалл на ней увидел свет. От него словно исходила незримая волна _силы_, она стала почти зримым клинком, метнулась к Гвиндору... и остановилась возле самой его груди.

— Пока ты не доказал, что ты предал нас, — продолжал Райментаро. — Но берегись. Измена карается быстро.

— Хватит, Райментаро, — в душе Гвиндора вспыхнул гнев. — Я не потерплю таких обвинений. Кто ты такой, чтобы обвинять меня — меня, лорда Нарготронда! — в измене?! А может, ты сам нарочно сеешь раздор между нами, чтобы мы, ослабев духом, попали в руки Врага? Ты сейчас оскорбил меня, и, не будь мы в плену, я вызвал бы тебя на поединок за такие слова.

На худом лице Райментаро загорелась улыбка превосходства.

— Здесь не Нарготронд, Гвиндор. Здесь, среди этих эльдар, нет лордов, кроме меня, и если ты осмеливаешься бросать мне вызов, — ну что ж! не ты первый.

Нарготрондцы с тревогой переглянулись: странный голубой кристалл засиял ярче, остальные эльдар замерли.

— Выходи на середину, — бросил Райментаро. — Драться можно и без оружия, если ты знаешь. Пусть будет поединок.

— Сними эту вещь, — бросил Гвиндор. — Или поклянись не использовать ее силу. Потому что я, в отличие от тебя, знаю, что это такое, и знаю, что сила этой вещи должна быть направлена против Моргота... а ты собираешься бить ею — своего!

Райментаро улыбнулся во всю ширь и поднял руку.

— Клянусь! Но снять её с меня ты — или кто угодно другой — сможете только тогда, когда я буду мёртв.

Он резко шагнул вперёд, рука рубанула воздух — как будто пальцы кисть из обычной, эльфийской, стала живым клинком, жёстким, безжалостным, натренированным — бить, ломать, покорять, ставить на колени. Похоже, за годы в неволе Райментаро научился быстро и страшно ставить других на те места, на которых хотел их видеть, и оттого свежий взгляд Гвиндора и его эльдар обнаружил здесь покорное запуганное стадо.

Гвиндор успел уклониться от удара. Оружия не было, не было вообще ничего подходящего, а главное — у него-то рука не поднималась на своего, даже если тот был одержим ненавистью. Из-за этого он уже жалел о поединке. Несколько выпадов Райментаро... несколько уходов, несколько попыток достать его... И вдруг — Гвиндор не успел сообразить толком, что произошло — резкий обжигающий удар отбросил его к стене. Вспыхнула боль — грудь, рука, лицо — и только тут он понял: это удар огненной плети балрога. Вдруг рядом оказалась фигура огненного духа — сейчас он казался просто очень высоким человеком, облаченным в темно-алую одежду; исходивший от него жар не был тем страшным жаром, что может спалить все живое. За спиной балрога стояли темные воины. Двое шагнули к Гвиндору, двое — к Райментаро, отброшенному таким же ударом. Подняли.

— Устраивать свары — запрещено, — глухо обронил балрог. Голос его звучал почти по-человечески. — Иначе отправитесь в одиночные камеры. Оба.

Райментаро, скривившись, поднялся, — держался за грудь: удар для него оказался более болезненным, чем для Гвиндора, который не был изнурён долгим заточением. Острый взгляд горел такой ненавистью, что мог, казалось, обжечь даже балрога. Рука машинально сжала голубой кристалл на цепочке... и внезапно яркий голубой луч ударил в Гвиндора, его пронзило льдистым клинком — и тут же отпустило.

— Я — здесь — лорд, — хрипло и раздельно проговорил Райментаро.

— Ты здесь никто, — безразлично произнес балрог. И одним движением сорвал цепочку с кристаллом с шеи Райментаро. Сжал в огненной ладони; кристалл вспыхнул, засиял холодным светом. — Откуда у тебя эта вещь?

Райментаро сжался: внезапно осознал. что назад свой талисман он уже не получит. Взгляд на миг вспыхнул каким-то беспредельным отчаянием — и эльда тут же отвернулся.

— Не твоё дело, — сказал он, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Это подарок.

— Говори, — так же равнодушно произнес балрог. — Или отныне с работ ты будешь возвращаться в одиночную камеру. Там тебе не над кем будет властвовать.

В полутёмном зале воцарилась мёртвая тишина. Те, кто был здесь уже давно, замерли: что-то будет. Неужели сдастся, неужели согласится что-то ответить — лишь бы не потерять свою власть, пусть и призрачную... хотя нет, когда столько живых существ трепещут перед тобой, пусть и в камере, пусть и сам ты — в плену, — это не призрачная власть, она реальна, и оттого ещё страшнее потерять её... "Новенькие" тоже ждали, хоть и не с такой настороженностью, не с таким страхом,- они пока ещё не полностью понимали, во что превратился Райментаро здесь, в плену...

— Это подарок, — медленно и неохотно повторил тот. — От моего друга.

— Говори. Рассказывай все. Или ты расскажешь правду сам, подробно — или любой из майар вывернет твою память наизнанку.

Страх. Да... Похоже, единственное, что могло ещё достучаться до него, — это сила и страх. То, чем действовал он сам... Райментаро сжался, ссутулились плечи.

— Я нашёл этого эльда в лесу, давно, — выговорил он сквозь зубы, глядя в сторону. — Его сильно ранили, я понял — орки. Я его выходил, привёз в форт, мы триста лет прожили бок о бок, воевали. С вашими тварями. В бою с ними он и погиб. Умер на моих руках. Отдал этот кристалл, сказал — передай... кому — не успел договорить. Его звали Олло.

— Олло, — повторил балрог. — Хорошо.

Темные воины отпустили Райментаро — и тот рухнул на пол, вдруг ощутив во всем теле неестественную слабость — такую, что сил едва бы хватило, чтобы держаться на ногах. Отпустили и Гвиндора; тот устоял.

Вновь захлопнулась массивная дверь. Балрог и "темные" ушли, забрав с собою талисман Райментаро, и эльдар остались наедине друг с другом.

У Гвиндора горел болью длинный ожог на груди — одежда была рассечена, — на правой руке и лице.

Тишина и не подумала исчезнуть: остальные в момент бесшумно разошлись по своим койкам, только те, нарготрондские, подошли к Гвиндору.

— Позволь, помогу, — тихо сказал один.

Райментаро смотрел на них снизу вверх — во взгляде читалась откровенная зависть.

— Ничего, — Гвиндор покачал головой, и дотронулся до горящего следа на лице, там почему-то было больнее всего — поморщился. — Ничего. Просто ожог. Заживет.

— Смотри...

Райментаро с трудом встал. Быстрый взгляд по сторонам, от которого те, свои, уже давно забитые страхом, — только сжались. Он, пошатываясь, добрался до койки, рухнул лицом вниз — и чуть не взвыл: почувствовал ожог от бича балрога. Перевернулся на спину, прерывисто дыша.

— Ему лучше помогите, — Гвиндор показал взглядом на Райментаро. — Ему сильнее, кажется, досталось.

Хотел было шагнуть к нолдо первым — но вдруг остановился, не решаясь.

Райментаро аж дёрнулся от его слов, приподнялся на локтях. Нарготрондцы, которые уже было направились к нему, переглянулись.

Затем один из них всё же подошёл.

— Ну-ка, что у тебя тут...

— Уйдите, — слабо сказал Райментаро. — Идите к своему... своему лорду.

Эльда обернулся к Гвиндору — во взгляде был вопрос.

— Отчего ты не хочешь, чтобы тебе помогли? — Гвиндор говорил негромко. — Я же вижу, тебе самому сейчас трудно. Тебя "темные" больше прочих ненавидят, верно...

— Есть за что, — в тихом голосе прорезался даже какой-то намёк на гордость. — Только жить тут...

Он вдруг закашлялся, закрыл лицо руками.

— Ты вообще знаешь, что это такое – знать, что ты НИКОГДА не выйдешь на свободу?

— Может, узнаю скоро, — по-прежнему тихо сказал Гвиндор. Опустился рядом с Райментаро на пол. — И потом, не надо говорить — никогда. Кто знает, как все может обернуться. Неужто в целом мире нет силы, способной Моргота одолеть?

Нарготрондцы поглядели на него, — отошли в сторону. Райментаро тяжело повернулся.

— Ты видел Дагор Браголлах? — тихо и яростно спросил он. — Их может одолеть только Войско Валар. Но Валар сюда не пойдут. Феанаро сам закрыл им сюда дорогу.

— Есть и другие силы, — перейдя на шепот, сказал Гвиндор. — Ты вот не знаешь, что это был за кристалл у тебя, а я знаю, — он наклонился к самому уху Райментаро. — Я понял, что это такое. Моему другу удалось узнать это... от Хурина. Их девять, таких талисманов...

Райментаро вздрогнул.

— Зачем ты говоришь мне это?

— Это же был твой талисман! Ты носил его столько лет... Мы хотим найти остальные, — голос стал еле слышным, — и собрать их в Нарготронде. Один из них — у Финдуилас, и мой друг знает, где остальные...

Ответом ему было молчание — отчаянное, яростное, бессильное. Рука бессознательно сжалась в кулак. Пролетали секунды — Райментаро кусал губы, пытался справиться с собой.

— И что теперь толку? Теперь он у них...

— Ты должен по крайней мере знать это, — так же ожесточенно проговорил Гвиндор. — И не превращать себя в орка. Ты даже о побеге думать — и то, я смотрю, перестал!

— Что ты знаешь? — огрызнулся Райментаро. — Я пытался бежать четыре раза.

Он резким движением завернул рукав, — вся рука была исполосована шрамами.

— Балроги хорошо тут стерегут, не беспокойся.

"А говорить мысленно с другими? Я могу говорить с тем своим другом... он — на свободе. А ты — пытался? Или даже не пробовал никогда?"

"Нет у меня друзей, — мысленный голос Райментаро был таким же озлобленным, как и реальный. — Все наши — здесь. Кто уцелел, давно уже. Там никого не осталось."

"А у меня — есть. Он и сказал мне, что один из талисманов — здесь, в Ангамандо; он и просил, чтобы я пытался найти его... такое везение! Зачем ты ударил меня его силой?.. словно сам показал им — отберите то, чем я владею!"

Райментаро закрыл глаза.

"Зачем... Ты видел — этих? Да они сгрызут тебя, если не найти способа ими управлять! Иногда я думаю: именно так Моргот превращал квенди в орков, да... либо я тут лорд, либо — они убьют меня. Они давно хотели это сделать... Сразу после суда над Эллаисом. Я должен был доказать, что победа — за мной. А талисман... я смогу управлять ими и без него. Я им никогда не пользовался, только так — засветить, напугать... этого хватало. Но он реагирует только на спокойные мысли... я теперь уже с трудом могу вызывать их в себе, всё сжёг плен..."

"А иначе — ты не пробовал? Без ненависти? Ты посмотри на себя: ненависть заставляет тебя искать врагов — в своих. Ты не думаешь, что ты ошибся — тогда? Что Эллаис не был никаким предателем — просто хотел спасти вас, остальных? Ненависть заставила тебя убить своего... а потом потребовалась сила, чтобы подчинять других — ты уже не мог никого убедить. Точно я говорю тебе, Райментаро: именно так и становятся орками. Вот так — значит идти у Моргота на поводу. А вовсе не противиться ему. И лучшее подтверждение — что талисман перестал слушаться тебя. Он подчинится только тому, у кого в душе свет. "

И вмиг — как будто перед Гвиндором закрылась отворённая прежде дверь, словно выросла стена. Аванирэ... нежелание не то что слушать, — казалось, эта стена отгородила не только внутреннее от внешнего: она легла тяжёлой каменной преградой и там, в душе, как будто Райментаро пытался заглушить свои мысли, рвущиеся откуда-то из глубин. Оттуда. где они жили, загнанные давно, но так и не убитые ненавистью, очерствением...

— Лучше бы ты с ненавистью воевал, а не с братьями своими...

Гвиндор поднялся — и отошел к себе на койку. Лег.

В мыслях поднималось смятение. Ведь это же страшно. Именно так и превращаются в орков — неужели все это не выдумка?.. Неужели некогда Моргот и вправду вот так извратил первых квенди? Но нет; не может быть, ведь тот, темный — совсем не такой, хоть одежды его и черные, но этой, выжигающей тьмы в нем не было. И все же... Ожоги горели болью, которая и не думала утихать. Жестокость... Райментаро четыре раза пытался бежать, шрамы от ударов бичей на его руках... А он сам, Гвиндор — кто он здесь? Свой среди своих, или и вправду — предатель, заслуживающий лишь смерти?...

Ответов на эти вопросы не было.

"Мой лорд, — тихо донеслось издалека. — Это я. Эрраэн, ответь мне, прошу..."

"Я слышу, — ответил Гвиндор. — Слышу, Эрраэн. И знаешь — я ведь нашел этот талисман... только его отняли..."

"Охххх... — в голосе Эрраэна была смертная тоска. — А я так надеялся... И что — всё? ничего нельзя сделать? А мы тут с Сольни и Альдом сейчас в Нарготронд идём..."

"Я не знаю. Будем пытаться, вдруг выйдет, я ведь не один тут — другие могут помочь... Смотри — вот так он выглядит, этот талисман, — Гвиндор мысленно _показал_ Эрраэну кристалл, висевший на груди у Райментаро; не показал только самой драки и того, что было перед нею. — Ты осторожнее там. Если забрали — могут понять, что это за вещь, и что есть другие. А то еще, вдруг — услышать остальные талисманы. Будьте начеку."

"Осторожнее, — хмыкнул Эрраэн. — Я почему тебя и зову сейчас: предупредить хотел. Тёмные идут, и не просто люди, с ними, я чувствую... _кто-то_. Не могу понять, кто именно, но кто-то есть. Мы сейчас залегли, надеемся, что пройдут мимо."

"Может, они за вами и...? — Гвиндор помолчал немного. — Нет, слишком быстро, не успели бы они дойти туда, там ведь даже фортов нет поблизости... А если они узнали о талисманах тогда? Когда, помнишь, Альд слушал остальные?.. Ладно. Обо всем говори мне, хорошо?"

"Да скажу я... ай! Альд, стоять!.."

"Что там?! — Гвиндор не сдержался, резко сел на койке; сердце вдруг заколотилось в бешеном ритме. — Альд?!"

"Эх..."

Мысленный голос исчез, миг — и перед Гвиндором возникло, как видение: закатный лес, горы, и впереди — странный светловолосый эльф, который направляется куда-то на открытое пространство. Следом рванул другой, затем всё странно закачалось, — Эрраэн тоже бросился в погоню. В следующее мгновение спина того, первого эльфа, оказалась совсем близко, и видение пропало.

после нескольких мгновений черноты и тишины снова ворвался голос.

"Извини, лорд. Погоди минутку, сейчас мы его повяжем."

Гвиндор вцепился пальцами в лицо — едва сдержавшись, чтобы не застонать: все, выдали себя, их схватили!.. Ну что же вы, зачем он бросился на тех, зачем!..

"Эрраэн! Эрраэн, ответь мне! Что с вами?! "

Молчание. Мучительная, давящая тишина.

И наконец — сдавленно:

"Да сидим пока... Ну что же, что он нашёл. почему сорвался?! Больной он, что ли... Ох. Вроде шаги..."

"Те — темные — нашли вас? Нет? Где Альд? "

"Не знаю. Вжались в какие-то корни, головы поднять боимся. Держим этого красавца. будь он неладен, ещё вырывается, балда! А тёмные нас ищут. Определённо. Опять шаги... остановились. Идут куда-то... Всё ведь рядом где-то, рядом..."

"Эру, я уже думал, они вас схватили... Они вас могут чуять по талисману, наверное, для того с ними и тот, о ком ты говорил... странный... "

"Эх... Отобрать бы у него брошь эту, и пусть бежит на все четыре стороны... Сольни! Ого! Похоже, он тоже так решил, только бы лишнего внимания не привлёк..."

"Бежит — и прямо к темным в лапы?! Они же убьют его!"

"Знаешь, КАК я от него устал! — возмущённо донеслось вдруг. — Ты не представляешь! По дороге нас измучил, это ему не так, и это, и идём мы неправильно, и ветки ломаем, — это мы-то! Я понимаю, он с огнём разговаривать умеет, но и что теперь — всех учить? Нет уж, если к талисману ещё такое сокровище прилагается, то луче уж мы одним талисманом обойдёмся! Ай! Кусается, сволочь!"

"Нашли время драться, кретины! Эрраэн, он же не отдаст вам талисман добровольно! Оооох, что же вы делаете!!"

Тишина. Только доносилось издалека — раздражение, отчаянные усилия, борьба...

— Да что же такое... — прошептал Гвиндор с отчаянной яростью. Там, далеко, сейчас решалась судьба его друга — а он мог только бессильно следить за происходящим, не в силах, ни помочь, ни хоть как-то повлиять на события...

"Скотина, — прилетело наконец. — Укусил Сольни за руку, вырвался и удрал к этим, к тёмным. Кусок ворота ему оставил. Слава Эру, вместе с брошкой. Всё, уходим мы отсюда, как угодно, удирать надо, пока целы..."

"Бегите... А этот что же?! Зачем он к ним рвался?!"

В глубине души Гвиндор уже понимал — зачем. Почуял своих, каким-то, видать, шестым чувством...

"Ну знаешь, — Гвиндор почти видел, как Эрраэн смешно сморщил нос и почесал в затылке. — Это у него надо спрашивать, а я его ради этого догонять не стану."

"Ладно. Бегите, только осторожнее — талисман у вас, вас могут найти по-прежнему... Прости, Эрраэн, я буду спать. Устал — не то слово..."

"Ох, прости, — Эрраэну явно стало стыдно. — Прости, что я тебя дёргаю, просто... просто хотелось услышать твой голос. Так, знаешь, страшно и тоскливо. когда ты один, и над тобой висит что-то..."

"Но ты не один... ты вместе с Сольни. Да и я — тоже есть. Пока что живой, как видишь... может, и дальше так будет..."

"Сольни ранен, — виновато сказал Эрраэн. — Кто-то из тех тварёнышей его цапнул, спасибо — те люди подлечили. Так что он тоже на меня опирается. Прости меня... Иногда так хочется на кого-то опереться, ты не представляешь. А не на кого. И идёшь — сам. Один. И только мечта остаётся, что когда-нибудь, может быть... Хотя понимаешь, что нет, никогда уже. Что всё. Только — сам."

"Я знаю. Могу догадаться... Ну что там — темные? Удалось от них уйти?"

"Какое там "уйти", — Эрраэн усмехнулся. — Пока ползём. На карачках. Все колючки по кустам собрали."

Что-то было неладно. Смятение поселилось в ее душе, не оставляло все последние дни. Да что там — дни; уже половину луны Финдуилас не находила себе места. Медальон, который она постоянно носила на груди, скрывая от всех, даже от отца, — наливался винно-красным, словно тягучей кровью. Пульсировала в нем странная руна, и исходящая от нее сила стремилась к сердцу, впивалась в него когтем беспокойства. Нет, это было не больно: только тревожно, и тем хуже , что она не решалась открыть другим, что за вещь носит на груди. Только Гвиндору показала однажды — и то лишь мельком. Зла в этой вещи не было, напротив, она ощущала, что вещь эта связана с жизнью: в ней были запечатлены силы, дающие исцеление. Силы, которыми она пользовалась, никому не открывая их источника — и за то снискала славу непревзойденной целительницы.

Сейчас Финдуилас сидела перед окном за вышивкой. В станок была заправлена широкая полоса ткани — на плотном темном льне сплетались сложные узоры алых шелковых нитей, мелких рубинов, гранатов. Узор был странным. Финдуилас чувствовала эти переплетения, то, как им дОлжно ложиться на ткань. Пальцы вплетали в алый узор свою собственную силу: там была надежда, желание счастья, воля к жизни, чистота помыслов... Скоро последний стежок ляжет на ткань, и тогда она вынет ее из станка. Это будет пояс, тяжелый вышитый пояс... Она подарит его... Кому — она пока и сама не знала.

В дверь постучались.

— Госпожа моя, — тихо проговорил молодой эльда, почти мальчик, из тех, кто помогал ее отцу, — там к тебе пришли. Это Эрраэн и Сольди... Они хотят поговорить с тобою.

— Эрраэн? — Финдуилас стремительно обернулась, у нее распрахнуись глаза. — Зови... Постой! А как же Гвиндор?.. Впрочем, зови, зови! — она поднялась, поправила платье.

Гвиндор остался в Ангамандо — это она понимала и без всяких слов.

Эрраэн переступил порог – смущаясь, сам того не ожидая. Они, конечно, уже успели привести себя в порядок с дороги, но... ему было ужасно неловко. Она была принцессой из-за Моря, она была чем-то почти неземным, она была той, кого любит его лорд... и вот ему — говорить с ней? Да ещё и передать то, о чём просил Гвиндор? И — как?!

Сольни держался позади и помочь совершенно явно не мог. \Он красиво и церемонно опустился перед ней на одно колено.

— Моя госпожа, позволь приветствовать тебя. Да будет славен твой дом, который ты освещаешь красотой своей, и да будут благословенны дни твои светом...

Эрраэн запнулся. Какой тут свет, когда он — в плену...

Финдуилас, одетая в светло-голубое легкое платье, стояла перед ним и улыбалась. Золотистые волосы, которые она обычно собирала в узел, чтобы не мешались во время рукоделия, сейчас лежали, рассыпавшись, по плечам: она распустила их буквально за несколько мгновений до того, как Эрраэн переступил порог, по какому-то наитию.

Выслушав его неловкую тираду, она протянула к нему руку изящным жестом, и привычно-ласково проговорила:

— Поднимись, друг мой. Я рада видеть вас обоих. Садись же, — она указала на укрытую тяжелым бархатным покрывалом скамью, — и не смущайся. Выпейте вина, — Финдуилас протянула ему наполненный легким вином хрустальный кубок (конечно же, собственной работы — других она в своих покоях не держала) — И расскажите, что вас привело.

Мальчик боялся ее, отгораживался стеной учтивости. В действительности это слегка раздражало; Финдуилас никогда не любила церемонных витиеватых фраз. Вино помогало расслабиться...

Сольни незаметно подпихнул друга в бок, — вроде помогло, тот слегка встряхнулся. Сел, решительно выпил — явно для храбрости. Вздохнул.

— Моя госпожа, лорд Гвиндор в плену. В Ангамандо. Мы бежали, вместе, но... его схватили. Я... Эру, как бы я хотел, чтобы у меня была хотя бы маленькая возхможность им помешать!

Голос его дрогнул.

Финдуилас взялась рукой за спинку кресла, не глядя, на ощупь — опустилась в него. Все внутри оборвалось, все внутри закрутилось в бессмысленной, пустой круговерти.

— Расскажи, как все было, — голос не слушался. Она едва сумела выговорить эти слова.

Эрраэн стиснул руки. Ох, Моргот, Моргот... просто зла не хватает. И как это лорд Гвиндор вообще смог с ним говорить? На его месте он бы... ну хотя бы попытался убить.

Он закрыл глаза.

— Моя госпожа, я покажу.

И — как накрыло: серая жуть похорон на равнине Анфауглиф, лица, лица, лица... как выхвачено: вот он, лорд, застывшая скорбная маска — лицо, страшные сухие глаза... "Лорд, бежим!" — "Да, да..."

И — побег в туман. И — расставание, внезапное. как в кошмарном сне, когда только что рядом с тобой был кто-то родной и близкий, а вдруг — не стало. И жуткая. придавливающая тишина, путь сквозь серую бесконечную мглу... которая наконец сменяется чёрной мглой Эред Горгорот...

И опять — встреча. Как, что, откуда?! — "обменяли"... Ночь. И как будто кошмарный сон вернулся, неумолимо, безжалостно. "Эрраэн... я в Ангамандо. Может, я смогу кому-то помочь..."

— О Пресветлый Эру... — прошептала Финдуилас. Голова кружилась. Наконец удалось совладать с собой. — Он... Он просил передать мне что-нибудь?..

И сжалось болезненно сердце.

— Да. Просил.

Эрраэн снова замолчал и допил вино.

— Он просил передать, что любит тебя.

Финдуилас резко вздохнула. Прикрыла глаза.

— Любит... — повторила она. И добавила вдруг с тоской: — Ты ведь говоришь с ним? Но почему же мне не удается дозваться его самой?..

— Не знаю, — растерянно проговорил Эрраэн. Такого он вовсе не ожидал, от предчувствия какой-то беды сжалось сердце. — Я только догадываться могу... Я не представляю, как бы я сам... как бы я мог говорить с любимой, если бы знал, что никогда не вернусь... хотя... он говорил мне, что, может быть, свидимся, но, может, он просто меня утешить хотел, я же к нему, как... как к лорду, как к другу, как к отцу... Я не знаю, госпожа Финдуилас! Прости меня...

Она только вздохнула. Отпила глоток из своего кубка.

— Благодарю тебя, Эрраэн... И знаешь... скажи ему, если сможешь... Я тоже люблю его.

— Я скажу! — Эрраэн подался вперёд. — И ещё вот что, госпожа. Я всё-таки думаю, что не безнадёжно всё это, правда. Лорд Гвиндор сказал, что узнал от Хурина... он тоже был в плену, и вроде как его обменяли вместе с другими лордами, на пленных тёмных, но я не верю им, если так же "обменяли", как лорда... — он передёрнул плечами. — Ладно. Так вот. Есть легенда — про талисманы. Что их девять. И что дал их эльдар некий Учитель, а зачем — неизвестно, но есть надежда, что в злую годину они помогут победить зло. Один из них — у тебя.

Рука сама легла на грудь.

— Талисман... — проговорила Финдуилас. — Да. У меня есть... Талисман. Но я не знала, что он из приносящих надежду...

Она осторожно достала странный кулон — тот взблеснул темно-огненным светом. Руна в глубине его пульсировала.

— Лорд Гвиндор сказал, что он дарует силу исцеления, — с нажимом сказал Эрраэн. — Их девять. Один мы добыли. Сольни, покажи!

Сольни, который, как заворожённый, уставился на медальон, встряхнулся. Достал свёрток — аккуратно завёрнутую брошь в кусок рубашки, отодранный у Альда. Развернул — и замер.

Аметистовые глаза серебряного сокола горели, как живые. Казалось, в самом воздухе возник и поплыл неслышный призрачный звон, как будто сама ткань мироздания завибрировала, ожила, стала почти ощутимой...

Эрраэн замер.

— Госпожа Финдуилас... Как это? Что он делает? Что это такое?

— Я не знаю, — тихонько прошептала она. Осторожно протянула руку — и пальцем коснулась сокола. Амулет, висевший на груди, вспыхнул вдруг так ярко, что показалось — в нем зажегся подлинный огонь. Финдуилас испуганно отпрянула.

— Так еще ни разу доселе не было! Легенда, вы говорите? Но кто тот "Учитель", что дал эльдар эти камни?

Эрраэн развёл руками.

— Если б я знал. Альд — ну, тот эльда, у которого был этот сокол, — говорил о нём, но совсем немного, я не смог толком ничего понять. Потом, он среди людей три тысячи лет жил, разговаривать по-нашему ему тяжело. его с трудом поймёшь. Он мне его показывал.

— У людей есть такая легенда... верно, — проговорила Финдуилас.- О том, как вначале Эру приходил к людям, а после — к ним приходил Моргот, и требовал жертв, и те приносили их ему... Что же ты предлагаешь делать, Эрраэн? Я должна буду рассказать о талисманах отцу.

— Надо их все найти, талисманы эти, — решительно сказал Эрраэн. — Соединить их вместе, — ты же сама видишь, при этом ведь что-то происходит. Понять бы, что именно... И что с этим делать... Ладно. Это потом. Один из талисманов — в Ангамандо, эх... Я знаю, как они выглядят. Знаю, где их искать. Надо действовать.

— Хорошо, — согласилась Финдуилас, — разошлем посыльных, мы свяжемся со всеми, с кем можем, будем искать... Хорошо. Может быть...

Она помолчала.

— Только как все это поможет вызволить его из Ангамандо? — произнесла еле слышно.

Эрраэн вздохнул. За время нелёгкого пути сюда он десятки раз представлял себе мысленно, что вот, заканчиваются поиски, что вот она — поляна где-нибудь в лесу, или зал впрекрасном замке, и чьи-то руки выкладывают эти талисманы, прошедшие немыслимо долгий пусть за века... и взмывает ввысь прежде таимая в них сила, и освобождающая мощь радостным ливнем обрушивается на Белерианд, и тает злая чёрная сила, уходит навсегда, и раскрываются двери темниц Ангамандо, бессильные уже удержать пленников...

— Есть надежда, моя госпожа, — сказал Эрраэн и прижал руку к сердцу. — Она — есть. И пока я дышу, пока я жив, я буду делать всё. чтобы она осуществилась.

— В тебе живет вера, — проговорила Финдуилас. — Хотела бы я обладать ею тоже...

Она вздохнула.

— Отныне ты будешь хранителем этого талисмана, — произнесла она. — Думаю, это будет справедливо. Но лучше тебе поберечься и не участвовать в поисках самому: ведь кто знает, что может случиться в опасном пути.

— Я?.. — Эрраэн невольно отшатнулся. — Да ты что! Это же твоё, это тебе подарок... только я так и не знаю, от кого. А если не я буду искать, то, боюсь, вряд ли получится что-то путное. Это ведь как оно обычно бывает: если хочешь сделать хорошо, делай сам. Потом... Есть ещё кое-что. Один из этих талисманов скрыт где-то за пределами Белерианда. Вроде как должен быть остров в Море. Ты ведь пришла из-за Моря, может, ты знаешь, — что это за остров. Может, ты сможешь попросить Владыку Кирдана дать мне корабль, чтобы я добрался туда?

Финдуилас задумчиво скрестила пальцы.

— Я думаю, что каждый из этих талисманов должен иметь своего хранителя, своего носителя, связанного с ним. Мне кажется, этот — сама судьба привела тебе в руки.

Эрраэн вдруг опустил голову.

— Если так, то... мы здорово виноваты перед Альдом. Отобрали у него эту штуку, он тогда вырывался... Нас было двое, он один, рванул к тёмным, — совсем с ума сошёл... Он вообще странный, конечно, но... Нехорошо получилось. Ну хорошо, ладно, я согласен. Раз ты так считаешь, — я приму твой талисман. Может, это такая вот у него ступенька на дороге туда, к воссоединению. И всё же: поговори с Кирданом, прошу. Что-то мне кажется — это важно, и туда нам и надо в первую очередь, на этот загадочный остров.

— Конечно, я поговорю...

Финдуилас закрыла глаза. В душе у нее сейчас царило полное смятение.

— А как же получилось, что он бросился к "темным"? — спросила она. — С какой стати? Почему? Неужели у вас нет никаких догадок?

— По-моему, он не в себе, — тихо сказал вместо Эрраэна Сольни. — Вот честное слово. Он и по-волчьи разговаривает, и огонь расспрашивать умеет. И никто его не учил этому, судя по всему, потому что люди – те, среди которых он жил — совсем простые, дикие почти. А в одиночестве и вовсе разум потерять можно.

— А может, он сам из них? — взгляд Финдуилас стал задумчивым. — Хотя нет: если б так, то, напротив, он бы стремился не выдать этого, чтобы проникнуть в потаенный город... Но что с ним стало дальше? Вы не поняли этого? Ведь он, наверное, будет стремиться вернуть свой талисман.

— Да ты что! — замахал руками Эрраэн. — Эльда — и из них? Да не может быть. Вот если бы орк был, тогда всё понятно. Может, они его приманили как-то, не знаю. Хотя тогда почему чары на нас не подействовали? сложно как-то это всё...

— Он — носитель талисмана — должно быть, чувствовал их чары, они влияли на него, вот через талисман его и приманили, — рассудительно сказала Финдуилас. — Понятно, почему на вас не повлияло ничего. Но плохо вышло, неловко, тут ты прав, Эрраэн... Только вот — как помочь ему? Если даже Гвиндору я помочь ничем не могу...

— Хотя бы разузнать, где он, как... — с беспокойством сказал Сольни. Эрраэн кивнул. Задумался, — через несколько мгновений в глазах его заблестел прежний азарт: похоже, что-то придумал. Только была во взгляде какая-то неловкость — почти та же, с которой он вошёл к Финдуилас.

— Госпожа моя, давай не будем терять время, — предложил он. — Поговори с отцом, поговори с Владыкой Кирданом, а я попробую узнать что-то про Альда, вдруг получится, мало ли... А потом подумаем, как действовать дальше.

— Конечно, — она поднялась. — Я немедленно это сделаю. Спасибо тебе, Эрраэн, и тебе, Сольни, спасибо.

…Со временем здесь, под землей, творилось что-то странное. Время тянулось медленно, и вместе с тем дни и ночи в своем однообразии сливались воедино. Вернее, и дней, как таковых, не было: были лишь долгие, бесконечно долгие часы тяжелой, грязной, казавшейся бессмысленной работы, и ночи, когда иной раз не хватало сил ни на что, кроме сна, и жалкие кусочки настоящего дня или вечера — когда они раз в трое суток поднимались наверх, чтобы вымыться: счастье видеть живое небо им все же оставили. Кусочек зимнего леса — вот и все, единственное, что удавалось увидеть. Кто-то смотрел с жадностью, замечая каждое изменение, присходящее вокруг — вот ветка освободилась от снеговой шапки, вот вдруг, ни с того ни с сего, наступила оттепель, и под солнцем кое-где показалась черная земля... Другие — Гвиндор видел, это были те, кто провел здесь уже долгие годы — не замечали и этого.

Все же он был прав тогда. Это — тоже жестокость... и, может быть, более тонкая, чем просто — убить. Ведь он видел: в эльдар гаснет душа. Остается — в ком как: в ком-то — иссушающая ненависть, как в Райментаро. В других — безволие; и многие, Гвиндор узнал, именно так давали ту самую клятву — им все равно уже было нечего терять.

Но все же здесь он был нужен. Здесь талисман мог показать свою силу: он и вправду не только лечил тело, но и вселял надежду в душу. Эльдар сами не понимали большей частью, что с ними происходит — но к Гвиндору тянулись, просто так, перемолвиться словом, а потом он видел на лицах — впервые за долгие дни — светлые улыбки.

В тот день всё было как обычно: работа... Эти коридоры примелькались — до головокружения, до болезненной рези в глазах. Никто не обращал внимания друг на друга, никто не смотрел...

"Гвиндор, — донеслось вдруг шёпотом, хоть и мысленно. — Гвиндор, когда будешь проходить мимо третьего поворота, как обычно, — оглянись и ныряй. Если, конечно, хочешь бежать."

Шепот этот застал его врасплох. О побеге он никогда не думал — не затем оказался здесь, но... Почему-то понял: нужно.

Штольня выглядела, как обычно. Грязная, мокрая нора, затхлый воздух, темнота едва разрывается огоньками светильников... Что они задумали? Удастся ли им? А если — "темные" знают, позволят? если это — подстроено?

Он оглянулся. В темноту вел отнорок, которого раньше здесь не было; странно — что же, удавалось скрывать, что ли...

В следующий момент Гвиндор бросился туда, внутрь.

Там их было пятеро, — если бы не эльфийское зрение, не разглядишь лица. Ледяные от волнения руки затолкали его куда-то, прижали к стене.

"Ждём, — так же тихо прошептал тот же голос. — Мы разведали: там, ниже, — есть коридор, и дальше лабиринты, лабиринты... выберемся. Другие же выбирались, значит, и мы сможем. Только вот Райментаро, сволочь... увязался с нами, сидит тут... Сказал: если не возьмёте меня с собой, я вас выдам."

"Ему тоже хочется на волю, — таким же мысленным шепотом ответил Гвиндор, — его можно понять. Только бы удалось..."

Его вдруг охватило волнение — как и остальных. Хотя он даже не понимал, знают о них сейчас — вполне возможно, что знают, — или побег подлинный.

Над ними летели минуты ожидания, — эльдар не объяснили ему толком. чего именно они тут ждут. может, — пока где-то кто-то куда- то уйдёт. может. ещё чего... Привычные нависшие каменные своды вдруг как будто изменились, даже сам воздух стал иным: в нём неслышно зазвенела и стала явной гордая и смелая песнь близкой свободы.

И вдруг — его толкнули в плечо.

"Иди следом. Быстро. Только не отставай, и тихо, хотя тяжко это: хлюпает тут всё, и камни под ногами..."

"Я знаю..."

Это оказалось трудно, невыносимо трудно — идти так, чтобы не было слышно звуков. Гвиндор вдруг словно заново ощутил то, к чему уже давно привык и перестал замечать: промокшие, вернее, вообще никогда не высыхавшие, успевшие безнадежно разодраться сапоги, мокрые ноги, холод сводит судорогой мышцы.

Тяжело.

Они шли. Долго. Иногда — почти бежали. Иногда — тот. кто шёл первым, резко вскидывал руку, и все падали наземь, чтобы вжаться в камень, чтобы почти исчезнуть, и казалось тогда — нет, стук сердца выдаст...

А потом рука того, кто был впереди, касалась пдеча, и они вставали, и снова шли. Бесконечный путь по подземных коридорам, никогда не знавшим света... Коридоры становились то шире, то уже, порой превращались в жуткие лазы, и волной прокатывал страх: нет, не пролезть, застрянем!.. Тогда они останавливались, в изнеможении приваливались к стенам. и ждали, пока там, в этом лазе исчезнет первый.

Тот, кто всё время шёл — первым. Тот, кто давал эти отмашки. и безмолвные приказы, и следил, напряжённо вслушиваясь в вечную подземную ночь.

Тот, чьего имени Гвиндор пока ещё не знал.

Где они, куда они бегут — Гвиндор уже не понимал, он потерял всякую ориентировку, и мог бы поручиться, остальные, кроме этого, ведущего — тоже. Вереница слепых в бесконечной тьме... едва можно было различить фигуру того, кто шел впереди. И тьма, тьма со всех сторон, ведь стоит остаться здесь одному — и все, это верная гибель, не выбраться, не найти выхода...

Сколько они шли так, — видимо, не знал и тот, кто шёл впереди, и только по тому, как становилось всё тяжелее и тяжелее идти, можно было понять, что путь их уже очень и очень длинен. Коридоры разветвлялись, под ногами начался едва заметный уклон, и казалось — они неумолимо идут в какую-то бездну. Ангамандо... Всё сливалось, мир исчез, превратился в однообразное бесконечное движение, мысли пропали тоже...

От того, что идущий впереди резко остановился, остальные чуть не врезались в него. Впереди, очень далеко, — показалось ли, не ли, — что-то блеснуло.

"Все к стене! — донеслась команда. — Кто покрепче, ко мне."

Сердце замерло, оборвалось. Гвиндор скользнул вперед, к ведущему, всматриваясь напряженно туда, вдаль.

Отсветы... нет, это не было похоже на дневной свет, да и на свет факелов...

"Всем оставаться на месте, — голос был почти спокоен. — Так, кто здесь... Гвиндор и Райментаро. Да?"

"Да, — отозвался Райментаро чуть слышно. — Что ты хочешь делать, Ассири?"

"Разведать, конечно, — тот недоумённо хмыкнул. — А что тут ещё можно придумать?"

"Это похоже на свет их кристаллов, я видел такие в Ангамандо, на стенах... — тихо сообщил Гвиндор. — И угасать вроде не собирается... Кто идет разведывать?"

Ассири на мгновение задумался.

"Гвиндор, — тот сразу понял, что эти слова слышны только ему. — Остальные слишком слабы. Без меня никто не выберется из подземелий. Остаётесь только вы с Райментаро. В одиночку я туда никого не пущу. Ты согласишься пойти с ним, или всё же лучше, если пойду я?"

"Я соглашусь."

Он оглянулся на Райментаро — тот встретил его настороженным взглядом.

"Ну, вперёд, — Ассири подтолкнул их обоих в спину. — Эх, поесть бы... у меня припасено немного. Вернётесь — поедим..."

Гвиндор осторожно, неслышно скользнул вперед. Райментаро шел чуть позади; оба старались держаться стен, и быть неслышными, как тени. Странные отсветы приближались.

Впереди был поворот, отблески падали из-за него. Света стало больше, и в нём Гвиндор разглядел лицо Райментаро: словно внезапно увидел заново. Тот страшно исхудал, кожа обтягивала скулы, ввалившиеся глаза горели нездоровым огнём. Он шагнул к повороту первым.

"Осторожно, — он коснулся плеча Райментаро, чуть придержал его. — Не так скоро..."

И, остановившись, вжавшись в камень, осторожно выглянул из-за поворота.

Там был обрыв. Коридор заканчивался уступом, — если не затормозить вовремя, то можно было свалиться вниз.

А там, впереди, светились кристаллы возле огромных вертикальных коридоров — высоко под потолком. Райментаро удивлённо застыл, хотел было спросить, зачем такое — странное... и прикусил язык, услышав шелест снизу.

Там, в головокружительно далёкой пещере, внизу, копошились драконы.

В первую секунду Гвиндор отпрянул, едва справившись со страхом — а потом осторожно выглянул снова.

А ведь красиво. Страшно, непривычно... и красиво.

"Вот они, значит, как — темные твари... — мысленно прошептал он. — Райме, смотри, — и он указал глазами на вертикальные шахты под потолком. — Это они отсюда, значит, вылетают... Но нам-то, нам-то как пройти?.. "

"Откуда мне знать, — в голосе Райментаро была усталость и едва сдерживаемое отчаяние. — Ты уверен, что они нас не почуяли? Ты уверен, что это всё не подстроено, что нас не заманили сюда специально, чтобы отправить этим тварям на корм? Что им стоит — избавиться от тех, кто так и не покорился, кто ещё чего-то хочет в этой дыре?! Охх..."

Он отошёл от поворота, вернулся в полутьму, закрыл лицо руками.

"Спокойно, — Гвиндор замер еще на несколько секунд, схватывая цепким взглядом картину огромной пещеры: где какие ходы, не видно ли людей... должны быть... — и отступил назад. Тихо положил руку Райме на плечо. Если бы можно было поделиться с ним хотя бы каплей спокойствия..."

"Пойдем обратно. Расскажем, надо решать, что дальше делать".

Райментаро прерывисто вздохнул, отстранился. Зашагал обратно первым, только обернулся: после долгого мрака свет приятгивал, манил, от него не хотелось отрываться, как от воды – тому, кого занесло бы на Анфауглиф после Дагор Браголлах.

"Драконы, — коротко бросил Гвиндор, как только они подошли. — Много. Целый выводок... далеко внизу, в пещере. И шахты вертикальные наверху, видать, чтобы им наружу вылетать... Путь есть только по верху этой ямы, их два, куда ведут — непонятно, но наверняка за драконами смотрят "темные"... Что делать будем? Вернемся и попробуем найти обход?"

Ассири некоторое время напряжённо размышлял.

"А вы там людей почувствовали? Хотя бы и далеко, хоть как-то?"

"Нет, но... Эти твари не менее разумны. И люди должны быть там, если не сейчас, то ходить туда должны; может, и проходы эти по верху — для них. И драконы могут нас почуять. У них чутье-то, наверное, намного лучше любого нашего..."

"Так, — Ассири прислонился к стене. — В любом случае, надо поесть, а то мы далеко не уйдём. И что-то думается мне, что ежели тут за драконами смотрят люди, то они-то как раз приходят вовсе не через эти шахты, через которые только летать... Вот, держите и ешьте."

"Давай, — Гвиндор взял кусок хлеба, принялся жевать. — В общем, не надейтесь, что драконы лучше людей... Хотя деваться все равно некуда. И знаешь, по-моему, мы сейчас гораздо глубже, чем наши обычные уровни. Что здесь у них еще прячется — страшно подумать..."

"Мой лорд! — вопль Эрраэна по осанве был таким отчаянным, что его, казалось, можно было услшать кому угодно, не только Гвиндору. — Это что же такое творитсято?! Эльдар режут эльдар?! Это что, новое Альквалондэ? Или это Моргот их направил. феанорингов, в Гавани?!"

"О Эру! — Гвиндор вскочил, тут же спохватился, заставил себя сесть. — Что? Что произошло?! Эрраэн! Что происходит?!"

"Феаноринги, — яростно выдохнул Эрраэн. — Я приехал к Кирдану, — с ним госпожа Финдуилас договорилась... ох! Прости, лорд, я же должен был сказать... передать... что она любит тебя. И она меня спрашивала, почему она не может до тебя докричаться. Но сейчас не в этом дело. Она договорилась с владыкой Кирданом. что он меня примет, — я хотел за талисманом плыть, куда Альд указал, какой-то там есть остров загадочный. А тут феаноринги! Они, оказывается, за Сильмариллом гоняются по всему Белерианду!"

"Вот уж это не новость, — мрачно заметил Гвиндор. — Мы тебя сейчас слушаем все... Эрраэн, мы пытаемся бежать. Не знаем, что выйдет. Давай-ка спокойно. Что там происходит? Как это — эльдар режут эльдар? Не может быть такого, феаноринги что — обезумели вновь? Расскажи, что ты знаешь!"

А где-то в глубине все запело, вопреки мраку: любит... она велела сказать, что любит!..

"Ха, "вновь", — мрачно отозвался Эрраэн. — По-моему, они в своём уме так давно были, что уже и забыли о том, что это бывает. Бой сейчас идёт здесь, вот что. Кирдан дал приказ уходить, бежать к кораблям, а те, кто способен держать оружие, прикрывают отход. А я с ним даже поговорить не успел! Они так внезапно напали..."

Слова Эрраэна были так страшны, что Гвиндор не сразу успел осознать всего их ужаса. Как и остальные эльдар, впрочем.

"Так. Убитые есть?"

"Есть, — упало тяжко и резко. — Ох, лорд, не могу я с тобой больше говорить, прости... Надо либо драться, либо бежать. Я просто хотел, чтобы ты знал. Я постараюсь добраться до кораблей, да вот только сейчас уже не знаю, как уговорить капитана отправиться в неизвесность... Владыка Кирдан-то хочет, чтобы все на Балар бежали."

— Балар, — шепотом вслух повторил Гвиндор. Поднял голову — встретился со взглядами остальных. — Эльдар, что же это творится? Неужели правда? Вы понимаете, что это... Что это значит?

Холодная рука Ассири мгновенно зажала ему рот, — мол, ты что, с ума сошёл, нельзя же вслух!..

"Это безумие, — медленно выговорил он. — Свобода... какая, к орку, свобода?! КУДА мы идём, в какой мир?! Как там жить?! Эру, и ведь я верил им, я шёл за ними... но я родился в Эндорэ."

"Ты... Ты из феанорингов?" — спросил Гвиндор еле слышно.

Ассири склонил голову.

"Да. Я был с ними. Мой отец родился в Амане, он из Верных лорда Майтимо... был. Я воевал под началом лорда Эллаиса."

"Послушайте... послушайте же! Что же нам теперь — отказаться от жизни вовсе?! Тем более, надо выбираться, чтобы остановить это безумие! Неужели все Эндоре впало в него? Неужели — если они и вправду начали убивать своих, все вассалы их поддержали это? Ты сам в это поверил бы? Или все это — наваждение!"

"Нет, ну кто сказал — отказаться? — не понял Ассири. — И что значит твоё "если"? Ты сомневаешься в словах этого мальчика?"

"Нет, конечно, но... Все это настолько безумно, что я и не знаю даже, как такому поверить. Словно наваждение, ты понимаешь?"

"Знаешь... а я верю, — Ассири был мрачен. — Отец показывал мне Альквалондэ. Это страшно."

"Еще бы не страшно."

Гвиндор проглотил кусок хлеба, который теперь не лез в горло.

"Ну ладно. Отдохнули, по-моему... нужно идти."

"Придётся, — Ассири встал. — Надо в обход этого драконьего логова, там есть путь наверх, наружу. Не так уж много осталось, на самом деле..."

Они двинулись, — нервы были на пределе. Каждый шаг приближал их к пещере, они чувствовали — или это уже казалось напряжённым, на грани срыва душам, — что где-то совсем рядом есть живые существа... От пещеры драконов их отделяла мощная толща камня, но перед мысленным взором то и дело взблёскивали видения чешуйчатых чёрных и золотистых тел, крыльев... Они отгоняли их, тяжело дыша, и шли, шли... И вдруг — Ассири опять вскидывает руку. Тишина, только слышно дыхание да стук сердца...

И где-то там, впереди, — поворот. И далеко, не поймёшь, то ли правда, то ли мерещится, — шаги...

"Замереть,- мысленно прошептал Гвиндор. Он слился с камнем воедино, ничего вокруг не было — только он, и чернота, и тишина, в которой отголосками доносятся шаги...

Мгновения проносились — и растягивались на глазах, само Время стало невозможно жутким, как будто ожило и насмешливо смотрело на эльдар тысячей глаз из темноты...

Наконец — по прошествииЮ казалось, нескольких столетий, — они снова двинулись вперёд.

И остановились у поворота.

Там, впереди, — далеко, — эльфийское зрение различило неясные силуэты.

Ассири вздохнул, привалился к камню стены.

"Через коридор. Пересечь. Дальше — ход, и путь наверх. Но дотуда — надо идти прямо, то есть в сторону этих... Без моей команды не двигаться. Эру, помоги нам..."

"Стойте, — мысленно — это было равносильно приказу. — Вперед идете, только если я разрешу."

Гвиндор отделился от остальных и осторожно, едва заметной тенью скользнул вперед.

"Гвиндор, ты уверен? — спросил Ассири. — Никто из нас не знает этих пещер, я ведь... ну, сейчас рассказывать не буду, откуда я знаю дорогу. Что ты собираешься делать?"

"Разведать, — короткий ответ. — Я буду осторожен. Не покажу себя. Если что — вы отходите и выбирайтесь без меня."

Несколько рук из темноты коротко сжали его кисти, — безмолвное напутствие, поддержка, просто — сказать: мы с тобой, или попрощаться... Все. Кроме Райментаро. Тот как будто стыдился подать ему руку.

"Райме, — мысленно потянулся к нему сам Гвиндор, — Не оставляй меня... я прошу и знаю, что ты сможешь. Ладно? А теперь — идите назад. Чтобы вас не нашла, не различили, если что."

Сказав это мысленно, Гвиндор помедлил несколько секунд — и , вдоль стены, стараясь сливаться с нею, заскользил вперед.

Там, позади, — никто не посмел сказать ему что-то, просто он чувствовал: там ждут и верят в него.

Тьма впереди была менее густой и колкой, чем везде в этих пещерах, где-то далеко впереди она рассеивалась, и именно там маячили чьи-то силуэты. Один, два... Коридор постепенно расширялся, от него отходили в стороны узкие лазы, но даже в этом неверном свете было видно: они ведут вовсе не наверх, а прямо или даже вниз, видимо, к драконьей пещере. Путь наверх, похоже, располагался где-то там, ближе к... к врагам, конечно.

Деваться было некуда. Делать было нечего. И Гвиндор, понимая, что скрытность его здесь тщетна — пошел вперед, умоляя в мыслях, открытых всем, только об одном: пусть его, Гвиндора, не заподозрят в предательстве, и пусть остальным позволят так или иначе добраться до воли!

Он постепенно приближался туда, и стало ясно: впереди что-то вроде большого подземного зала, освещённого привычными здесь кристаллами, и там, пока ещё далеко, есть люди, — или кто-то ещё? — они заняты своими делами... И именно здесь. возле самого входа в этот зал. наконец обнаружился путь наверх.

Подъёмник.

До которого остальным ещё надо было добраться.

До Гвиндора уже доносились голоса тех, кто был в зале, смех... долетали отдельные слова.

— ...сменяться... пойдём домой скоро...

Деваться было некуда. Единственное — ощущение, что ли... вера... Гвиндор сам не знал.

И он вышел, вышел открыто туда, где его легко можно было увидеть.

Люди в зале — теперь уже видно было, что большинство здесь люди, хотя трое орков тоже сидели вместе с ними — резко обернулись, напряжённая, отточенная красота смертельно опасных движений всегда готовых к бою воинов... Это был пост, и пост важный, и недаром здесь рядом было логово крылатых тварей — драконов...

Двое людей шагнули к Гвиндору: сдвинутые брови, руки сами легли на рукояти мечей... но оружие пока оставалось в ножнах. И — тишина. Они явно ждали, что он скажет.

— Не бейте, — коротко сказал — попросил, надеясь, что его поймут, и радуясь, что СВОИ не слышат этого, — пропустите, — он прикрыл глаза, и перед его взглядом вдруг встало лицо — то, странное, усталое, с четкими тенями ресниц... "именем Мелькора я прошу вас, — проговорил он мысленно, но так, чтобы слышали все здешние, — позвольте уйти нам. Или хотя бы им... "

Теперь встали и подошли к нему все, и орки тоже. Напряжённо всматривались, — никто из них, похоже, не знал, _что_ связывает этого эльда и Мелькора, тёмные майар сдержали слово и не сказали...

— Смело, — один из людей кивнул и снял руку с меча. — Но я не могу рисковать. Ты смог перешагнуть барьер ненависти, — но смогут ли те, кто идёт с тобой? ты думаешь, ваш побег — это первый случай? Сколько раз уже было так, когда _отпускали_, а через три шага они били наших в спину.

"Я прошу вас, — мысленно прошептал Гвиндор, и тут ощутил, что ноги его подкашиваются от усталости и слабости — он рухнул на колени, тут же — на плечо, и всё уже оказалось сверху. — Я не знаю, как... я прошу... "

Люди переглянулись, тут же возле его губ возникла чаша с вином, ко-то приподнял его за плечи.

— Пей, — в голосе человека уже не было прежней жёсткости. — Пей, приходи в себя и возвращайся к своим. Мы пропустим их, но при одном условии: если никто из них не рванётся убивать тех, кого ты видишь сейчас перед собой. Сам понимаешь, если кто-то из ваших сорвётся и нападёт на нас, мы будем защищаться.

Гвиндор глотнул вина — простой напиток показался сейчас безумно вкусным, странным, необычно терпким... но больше пары глотков сделать он все равно не смог. Голова сильно кружилась.

— Я скажу им, чтобы не пытались нападать, — шепотом произнес он. — Но ни за что не могу ручаться, я ведь — не они... А вы бы лучше просто ушли, чтобы наши вас даже не увидели.

Он с усилием, опираясь о плечо темного воина, поднялся, и шагнул в ту сторону, где вдали, затаив дыхание, ждали его остальные эльдар.

— Куда ж мы уйдём, — тихо сказал ему вслед воин. — Ладно... посмотрим.

Пока Гвиндор шёл обратно, казалось, — сам воздух стремительно заполняется острой тревогой ожидания, напряжением, — как перед грозой, что ли...

Едва он добрался до своих, из темноты протянулись к нему руки: живой!

"Ну что? — зазвенели голоса. — Что там? Как?"

"Там... Там их пост. Я слушал их разговоры: они сейчас сменяются, уходят. Может, если повезет, удастся попасть в промежуток, когда никого не будет, проскочить. Иначе не выйдет, это единственный путь наверх... "

Ассири тяжко вздохнул.

"Ладно. Вперёд. Веди."

"Что тут вести... прямой путь — один."

Гвиндор постоял еще пару минут, отдыхая — и медленно, осторожно двинулся вперед, держась у стены.

Остальные следовали за ним на небольшом отдалении.

Поначалу всё было тихо, — только неслышно звенел воздух песнью тревоги. И чем ближе они подходили к той заветной нише, где был путь наверх, тем яснее становилось: впереди кто-то есть. Райментаро, почуяв это, подобрался и напряглся, как натянутая тетива.

"Райме, ради великих Валар, не вздумай напасть.. — предупредил его Гвиндор. — Так у нас есть хоть какие-то шансы, а в случае боя не будет никаких."

Еще пара шагов в темноте. Еще.

Еще...

Ассири замер на миг — а затем окинул всех ярким, как молния, взглядом.

"Теперь — быстро: до последнего поворота, нырнуть туда и замереть. По одному. Гвиндор — первым."

"Хорошо", — кивнул тот.

Ему здесь все уже было знакомым. Быстрое движение — сливаясь с чернотой — и вот Гвиндор уже стоял, замерев, не дыша, и ждал остальных.

Следущим — по прошествии, казалось, нескольких столетий, — из коридора к нему почти бесшумно скользнул один из тех, кто был послабее. Сюда уже доносился свет, и видно было: запавшие глаза, горевшие и надеждой, и азартом рискованной игры со смертью, и предчувствием... чего? Этого, наверное, он и сам не мог бы определить...

Дальше был ещё один из тех же. А дальше... перед проходом появился Райментаро.

И замер в двух шагах от укрытия, уставившись в сторону того большого зала — как будто там было что-то, от чего зависела его жизнь.

"Райментаро! Да быстрее же! — мысленно позвал его Гвиндор. — Что ты встал там?! Заметят!"

Тот словно и не услышал: как заворожённоый, сделал один шаг туда, к свету... второй... Его как будто тащило что-то, было полное впечатление, что он вдруг напрочь позабыл и про побег, и про остальных, — про всё на свете...

Через мгновение в укрытие уже ввалился Ассири.

Гвиндор схватил его за плечо.

"Ассири, Райме! — прошептал он. — Он сошел с ума, что ли?! Что он делает?! Остановить его надо!"

"Если б я знал, что с ним! — Ассири в отчаянии смотрел на Райментаро. — Вот что. Задерживаться нельзя. Без меня отсюда никто не выберется, — я знаю дорогу. Так что тут два выхода: либо хватать его, а шум нас выдаст. и тогда попадутся все. либо бросить, и тогда мы четверо выберемся."

"Тихо. Я сам..."

И, прежде чем Ассири успел возразить — Гвиндор скользнул наружу из укрытия, туда, к Райментаро. Тот стоял уже шагах в пяти и все продолжал идти на свет — Гвиндор осторожно взял его за плечо.

"Райме, что с тобой? Туда нельзя, нас заметят... Идем, до свободы осталось совсем немного!"

Тот медленно повернул голову, — широко раскрытые глаза словно остановились, зрачки превратились в крохотные чёрные точки.

"Это зов... Мне надо туда... идите..."

"Да ты с ума сошел! Чей зов?! Зачем?!"

"Уходи. Тебя не звали. Уходи."

Он так же медленно отвернулся. Ещё один шаг вперёд.

Гвиндор замер, не зная, что делать: он уже ничего не понимал. Ассири был прав — стоит им поднять шум, и их заметят, и тогда — никто не знает, чем все это закончится. Он обернулся — туда, откуда на него смотрел Ассири и остальные эльдар.

"Ассири, он сошел с ума... ты слышал, что он говорит? Какой-то "зов". Это черное колдовство, не иначе... Он же погибнет один. Вот что. Идите сейчас, не медля. А я останусь с ним и попробую его вытащить. И если что — я отвлеку их от вас, будут думать, нас тут всего двое. Идите."

"Гвиндор, нет! — крикнули те чуть ли не в один голос. — Ну пожалуйста!"

"Послушай, — Ассири стиснул руки. — Оставь его. Ты помнишь эту историю, — как он убивал своего лорда, Эллаиса. Он должен за это поплатиться. Как угодно. Должна же быть справедливость на свете! Ну почему ты должен погибать вместе с ним?! И потом... я не говорил тебе, никому не говорил... Эллаис жив. Это он показал мне путь на свободу. Пожалуйста, оставь Райме. Я прошу тебя."

"Я не могу оставить его — такого. Тем более не могу. Он погубит себя, почти наверняка, а так — я, возможно, сумею его уберечь. Ассири, идите... Не теряйте времени! Идите!"

И Гвиндор шагнул вслед за Райментаро, вместе с ним выступая в свет.

"Да хранит тебя Эру..." — ошеломлённо прошептал Ассири... и нырнул вперёд, туда, где во мраке скрывался подъёмник. Теперь их осталось трое.

"Райментаро, я остаюсь с тобой, — проговорил мысленно Гвиндор. — Ты не должен погибнуть. Что ты собираешься делать?"

Впрочем, разумного ответа он уже не ожидал: видел, что Райментаро не в себе.

Тот медленно шёл вперёд, — вот уже снова открылся тот зал, в нём по-прежнему сидели тёмные воины... только орков там больше не было, остались одни люди. Сидели за столом, тихо разговаривали между собой, — обчные люди, и не скажешь, что враги... При виде их Райментаро словно вспомнил что-то, пригнулся, шарахнулся к стене.

Гвиндор тихо шел следом за ним — и понял сразу: по крайней мере двое из людей их заметили. Если Райментаро надеялся укрыться — было поздно.

Райментаро несколько мгновений обводил взглядом зал, — как будто вид воинов заставил его отвлечься от этого непонятного "зова". Миг — и он аккуратно вытащил из сапога неумело заточенный металлический прут, — от кровати, что ли, отодрал перед побегом, кто его знает...

Воины резко встали и направились к ним.

"Я же предупреждал, — ровно сказал Гвиндору один из них. — Если не нападут..."

Гвиндор шагнул вперед и встал перед Райментаро, заслоняя его.

"Не троньте его. Он обезумел — говорит о каком-то "зове"... Я не смог его удержать."

Сзади его схватили за плечо, дёрнули в сторону, — Райментаро рванулся вперёд, выскочил на открытое место, явно готовый дорого продать свою жизнь.

"Мой лорд! — долетел вдруг голос Эрраэна, полный страха. — Что-то происходит! Меня словно тянет к этим тёмным, как тогда Альда, это какой-то кошмар, я не могу этому противостоять! Я сейчас на корабле, и борюсь с собой, чтобы не заставить их плыть не в ту сторону..."

"Я не знаю... Не понимаю и сам ничего! Эрраэн, ты должен сказать об этом другим! Тем, кому доверяешь, чтобы тебе не позволили сделать это, может быть, этот проклятый зов пройдет ... Здесь со мной Райментаро — у него тоже был талисман; и с ним — то же самое, он сейчас словно обезумел!"

Темные тем временем подходили ближе — и Гвиндор видел, что у них с Райме нет никаких шансов; сейчас могло произойти все, что угодно. Никакого оружия не было, только припасенный еще давно железный штырь — тогда, когда он боялся, что Райментаро однажды нападет на него ночью. А теперь — выхода не было. Не мог он предать нового друга, каким Райментаро стал ему сейчас. Оставалось только вынуть штырь — и встать рядом с Райме. Зная, впрочем, что пустить в ход это примитивное оружие — значит обречь себя.

— Не троньте его, — сказал он вслух.

Тёмные воины переглянулись, — ждали, не хотели начинать бой первыми. Райментаро, похоже, этого не понимал: только сжал покрепче своё "оружие" и пошёл вперёд, в глазах горела ярость отчаяния. Один из "тёмных" резким движением оттолкнул Гвиндора в сторону, — и тут же Райментаро повалили на пол, штырь выбили из рук, скрутили.

— Вот что, — тяжело дыша, один из воинов повернулся к Гвиндору. — Сейчас вас отправят наверх, и ты расскажешь Гортхауэру, что это за "зов", и что всё это значит. Хватит.

— Если бы я понимал это сам, — проговорил Гвиндор. Воспротивиться темным он не мог, и сердце сейчас сжалось — все, что было когда-то, не так уж давно, отступило на второй план, и он себя чувствовал беспомощным перед врагами. И знал, что бросить Райментаро одного, повести себя так, чтобы открылось все бывшее — не сможет. Он отшвырнул штырь в сторону. — Мне вам нечего сказать.

Воины вздёрнули Райментаро на ноги, повели через весь зал — к выходу. Тот подъёмник, через который бежали остальные, был не единственным: обнаружился другой, главный ход. Подземные стены, темнота, — всё это враз разомкнулось, тишина умерла, а где-то наподалёку, — было слышно, — хлопали крыльями вылетающие в небо драконы.

Гвиндор шел следом. Молясь только об одном — чтобы Райме не заподозрил предательства. Гортхауэр, они сказали. И как, как вести себя с ним — с тем, кому он каких-то пару месяцев назад спас жизнь? Если Райме узнает хотя бы сотую долю правды — замкнется в своей ненависти вновь. Зов, значит... Вернее всего — это дело Мелькора. И вправду: проще "призвать" носителей талисманов сюда, чтобы те явились сами, чем тратить время и силы на поиски.

Наверху — на открытой галерее — ударило в глаза вечернее солнце. Чёрные скалы , свежий ветер в лицо... Всё это было особенно резким, до боли, и простор... Особенно простор. Райментаро прерывисто вздохнул.

К галерее стремительно приближался чёрный крылатый силуэт, — высоко в небе, уже видно было — похоже на нетопыря, да...

Гвиндор поневоле согнулся, заслоняя глаза рукой, и сделал пару шагов назад. После долгой темноты свет до боли резал глаза.

Райментаро с ужасом смотрел на небо, на снижающееся существо... Вздрогнул: тёмный майа ступил на землю совсем близко, и — шум крыльев, и веет жутью от горящих глаз... Миг — и всё переменилось: исчезли резкие линии, он стал похож на эльда, и только острый взгляд напоминал о том, кто он такой.

Воины отступили и, повинуясь безмолвному приказу, развязали Райментаро: сейчас его незачем было стеречь.

Бессмысленно спрашивать у них об этом "зове", подумал Гвиндор, — майа наверняка знает об этом больше, кому, как не ему, знать об этом...

Он шагнул вперед, снова, как внизу, загораживая Райментаро собою.

— Перестань, — хрипло сказал Райме. — Ну пусть убьёт... какая теперь разница.

Гортхауэр жёстко усмехнулся.

— Расскажете всё сами?

— Нам не о чем говорить с тобой, оборотень, — голос Гвиндора был тихим — просто не хватало сил. Только бы майа его не выдал...

Гортхауэр шагнул к нему, одна рука железной хваткой взяла эльфа за плечо, другая — ледяным прикосновением — легла на лоб.

"Не бойся. Только не бойся. Прошу тебя."

"Не трогай его... Он ненавидит вас, но он не виноват в этом.".

Страх был. Избавиться от него сейчас Гвиндор был не в силах: он втекал в душу от Райментаро, от остальных, которые не переставали ощущать его и сейчас.

Он не стал читать его память. Не было ничего, — отчего ходили о нём жуткие легенды, только всё существо Гвиндора охватил холод, как будто он с размаху нырнул в горное озеро, обжигающий, пробирающий до костей...

А потом его отпустили. Слабость была такой, что всё тело била дрожь, и не держали ноги.

"Скоро силы к тебе вернутся. Прости, я не могу помочь тебе иначе: в вас слишком много страха, через него очень трудно пробиться."

— В верхние ярусы, — бросил Гортхауэр своим воинам. — Обоих. Я скоро приду.

Он упал на колени, как только майа отпустил его. Рядом — он чувствовал — замер в ужасе Райментаро, даже не понявший, что произошло с Гвиндором, но видевший — ничего хорошего.

"Только не выдай..." — сил хватило на одну мысль. Все вокруг расплывалось.

Воины подняли его, повели куда-то, — он повис на их руках. Райментаро вели следом. Путь закончился в простой небольшой комнате, — койка, стол, пара стульев... и окно. Впервые за столько времени — видно небо.

Воины подвели Гвиндора к лежанке, отпустили, — тот почти упал.

Дверь захлопнулась.

Райментаро опустился рядом с Гвиндором.

— Что он сделал? — спросил едва слышно.

Гвиндор ответил не сразу. Он смотрел в окно — туда, где в бледно-синем небе стояли облака.

— Небо... — проговорил он так же тихо, как и Райме. Язык не слушался. Потом перевел взгляд на Райментаро. — Я не знаю. Холод насквозь, как смерть...

— Это я виноват, — через силу выговорил Райме. Видно было, что даже сама мысль эта далась ему с величайшим трудом. — Я не знаю, что со мной было... как будто тянуло что-то, это как голод... невозможно воспротивиться.

— Это, наверное... — Гвиндор помолчал. Речь давалась ему с трудом, в горле пересохло так, что говорить было просто больно, и он продолжил мыслью:

"Если они узнали о талисманах — они могли послать такой зов... чтобы все их носители сами явились сюда. Эрраэн говорил — его точно так же тянет, невыносимо тянет на Север, в Ангбанд..."

Дверь отворилась, — вошли двое. Люди... Принесли еду, молча, без единого слова, поставили на стол и ушли. Разговаривать с пленниками они явно не собирались, — похоже, это была обязанность кого-то другого.

"Мой лорд, — жалобно донеслось издалека. — Я всё-таки плыву на остров. Но скажи мне, ради Эру, почему ты не отвечаешь госпоже Финдуилас? Она сейчас сказала мне, что её как будто что-то изгнало из Нарготронда, и она идёт к тебе..."

"О Небо... — только и сумел мысленно выговорить Гвиндор. — Эрраэн... Я не знаю. Я не слышу ее... наверное, это какие-то вражьи чары... Послушай, ты понимаешь, что они сделали? Это же Моргот, должно быть, посылает этот зов — чтобы все владельцы талисманов сами явились в Ангбанд. Ты плывешь на остров, а тот, кого ты ищешь, сейчас наверняка в пути на материк... "

"И что прикажешь теперь делать? — взвился Эрраэн. — Я понятия не имею, кто это существо на острове, как его зовут, и не валяется ли этот талисман просто в чьей-то могиле, этот браслет на истлевшей руке! к тому же, сейчас я уже не чувствую этого "зова", не знаю, почему..."

"Я прошу тебя — передай Финдуилас, чтобы она не ходила на Север. Впрочем, она и сама не пойдет, как только исчезнет этот проклятый зов... Делай все, как задумал."

Гвиндор поднялся с трудом, дотянулся до кувшина с водой. Принялся жадно ее глотать, опомнился, протянул кувшин Райментаро. Сам еле сумел добраться обратно до койки, и со стоном снова упал на нее.

Слабость уходить пока не спешила.

Райментаро замер: дверь медленно отворилась.

На пороге стоял Гортхауэр — внешне спокойный, невозмутимый, по бледному лицу невохможно было прочесть его чувства...

Шагнул внутрь.

Гвиндор хотел было подняться — но сил хватило лишь на то, чтобы сесть на койке. Он не хотел вжиматься в стену — получалось поневоле, само собой. Плеснуло страхом, исходящим от Райментаро, заколотилось сердце.

Майа неторопливо придвинул себе стул, сел. А затем — в тонких пальцах закачался на цепочке яркий голубой кристалл.

— Райментаро. Этот кристалл — знак Очищения и Разума. Знак Льда. Ты же пытался его использовать как разрушительную неразумную силу, подогревая пламенем ненависти. Тебе не излечиться самому.

— Жестокий будет исцелять от ненависти... — проговорил Гвиндор тихо.

— Нет, — Гортхауэр усмехнулся. — Не я. Я лишь собираю эти, как вы называете, "талисманы". Кроме этого, ещё два из них уже в наших руках... вместе с дочерью Ородрета, Финдуилас. Скоро будут здесь, в Твердыне.

Лицо Гвиндора исказилось. Все же они схватили ее... пусть он знает, что они — не злобные чудовища; но никогда он не желал бы для Финдуилас такого испытания.

— Отпустите ее, — проговорил он. — Зачем вам — она сама? Талисманы все равно уже в ваших руках.

— Она хочет к тебе, — спокойно сказал Гортхауэр. — Она сказала это сразу же, — нам она была не нужна, только талисманы. Мы, конечно, можем бросить её в лесу, если ты настаиваешь.

— Она не ребенок — и без вашей помощи она сумела бы вернуться, — неприязненно бросил Гвиндор.

— Мы можем передать, что ты не хочешь её видеть, — невозмутимо отозвался Гортхауэр. — Если ты так настаиваешь.

— Я не говорил этого! — вскинулся Гвиндор. — Я хочу ее видеть, больше жизни хочу... Но — не здесь! Не в Ангамандо!

Райментаро наконец отклеился от стенки.

— Какая же ты сволочь...

— Я знаю, — Гортхауэр даже не позволил себе улыбнуться. — Сейчас ты пойдёшь туда, где тобой займётся Тхурингветиль. Она ждёт. Иди.

То встал, — явно не в силах сопротивляться. Шатаясь, направился к выходу, только обернулся напоследок на Гвиндора, — во взгляде была безнадёжность.

— Сволочь, — повторил Гвиндор. — Оставили бы вы его в покое! Почему бы вам не заняться мною, если уж так неймется?!

Дверь перед Райментаро отворилась, — в коридоре его подхватили люди, увели куда-то. Гвиндор и тёмный майа остались наедине.

— Нельзя его оставить в покое, — объяснил Гортхауэр. — Он и так себя уже искалечил, как только мог. Такое вот неправильное использование вещей, заключающих в себе _силу_ — почти смертельно. Надеюсь, Тхури ему поможет.

— Если он не умрет от ужаса еще до того, как она сумеет это сделать. Не знаю я, чем ВЫ могли бы ему помочь. Он только начал изменяться, а теперь снова — страх, ненависть... — Гвиндор позволил себе лечь на койку снова. — Что ты со мной сделал, майа... словно смерть прикоснулась, честное слово.

— А я и есть Крылатая Смерть, — усмехнулся Гортхауэр. — Я просто поделился с тобой силой, это помогает, когда человек измотан или сильно устал... ну, на эльдар действует примерно так же. К утру будешь себя чувствовать так, как будто никогда не работал на рудниках. А теперь расскажи мне про этот "зов", про твоего Эрраэна, — всё, что знаешь. Потому что, видишь ли, это не наших рук дело.

— Не ваших? — изумился Гвиндор, и даже взгляд его от удивления прояснился. — Я был уверен, что это устроил Мелькор, чтобы вернуть талисманы к вам. Словом, ты уже понял... этот зов нападал на тех, кто был носителем талисманов. Зов — идти сюда, в Ангамандо. Эрраэн, Альд — странный тот эльф, живущий среди людей и понимающий волчий язык, теперь вот Райме и Финдуилас... Финдуилас почуяла его раньше всех, выходит, если она уже успела добраться до земель, где можно встретить ваши патрули.

— Если бы — Мелькор, — вздохнул Гортхауэр. — нет, это не он. Думаю, это Наурэ, или кто-то из уцелевших. Когда впервые "запели" эти "талисманы", все мы это почувствовали, но после была тишина, и только вот теперь — началось. Как будто кто-то пытается то ли докричаться, то ли ещё что-то сделать, но таким странным способом. Я попробовал позвать, но Наурэ не ответил. Ясно лишь, что он жив. Альд здесь.

Он сжал виски.

— Это очень, очень тяжко вспоминать, пойми...

— Я понимаю мало, — осторожно сказал Гвиндор, — но пойми и ты: я думаю о своих, о тех, кто мне дорог... Финдуилас — что найдет она здесь? Я не могу рассказать ей правду: она никогда не поймет такого. Ваша Твердыня навсегда останется для нее Железной Темницей. А если вы отпустите нас вместе — она всегда будет запятнана даже перед своими — ведь не удастся скрыть, что ее обуяло безумие, а уже в этом эльдар увидят явный знак чар Моргота. Райментаро начал вновь становиться прежним — и я тоже не имею права его бросить... и показать ему правду — тоже, потому что такого предательства он не перенесет.

Гортхауэр легко качнул голубой кристалл на цепочке, — по стенам брызнула россыпь ярких отсветов.

— Я отдал приказ отпустить её, — сказал он через полминуты. — Точнее, она будет думать, что её "освободили"... иногда мы такое делаем. Что же до этих талисманов, то я жду, пока Эрраэн доберётся до Эс-Тэллиа. Что-то будет...

— Скажи, Гортхауэр: вы — Мелькор, ты — вы собираетесь заполучить все эти... талисманы?

— Их сделал Мелькор. Это часть его силы, это... возможность для мира прийти в движение. Чтобы осуществить это, он перевёл эту свою силу — в _живое_ и перед первой войной попытался спасти эти ростки... Это сложно объяснить словами, я мог бы дать тебе ощутить, почувствовать.

— Я верю, — Гвиндор выставил руку перед собой, — верю и так... Но, Гортхауэр. В светлых землях теперь тоже знают о талисманах, и считают, что они созданы — против Моргота. Против Тьмы. Они теперь будут стремиться уберечься от этого "зова", защититься... а главное — чем больше талисманов будет у вас, тем сильнее будет ненависть к вам. Моргот лишает последней надежды — так это примут. И что же, когда все талисманы соберутся здесь — неужели это поможет умерить вражду?

— Послушай. Это "зов" создан не нами. Не мной и не Мелькором. Скорее всего, это Наурэ, но я не уверен: когда я звал его, он не ответил. Мелькор отпустил эти талисманы на свободу не для того, чтобы отнять их у мира: самим своим существованием, тем путём. которым они идут из рук в руки, они создают эту жизнь, они меняют судьбу Арды. Всё совсем не так, как в той легенде, что поведал тебе Хурин.

— Я понимаю... но зачем же вы тогда отняли талисманы у Финдуилас? Ведь ее талисман был дорог ей. Он был ей — как жизнь... уж я-то знаю. Чувствую. А теперь она, конечно, чувствует себя предательницей — по ее слабости талисманы оказались в руках Моргота, думает она.

— Тебе надо встретиться с ней, — Гортхауэр коротко взглянул на Гвиндора. — Скоро её "освободят" люди. Почему отняли... Потому что опасно. К этому талисману присоединился другой, — с такой силой она не могла совладать, оттого "зов" подействовал на неё хуже, чем на Райментаро или на Эрраэна. Они _живые_, пойми. Когда ты сотворил живое, оно уходит от тебя на свободу, живёт своей жизнью, и ты уже не хозяин ему. Ты понимаешь, о чём я говорю?

— Да, — кивнул Гвиндор, — хотя это и странно... Но у нее было два талисмана; хорошо. А если Эрраэн разыщет следующий талисман? Вы позволите ему с ним вернуться в Нарготронд? Я не знаю, как правильно поступать, Гортхауэр, но чувствую, что отбирать — тоже не выход. Неужели нельзя хотя бы попробовать достичь понимания с каждым из обладателем талисманов?

— Скажи это Эрраэну. Они отняли брошь у Альда. Теперь он плывёт к Наурэ, — как знать, что там будет. И подумай вот о чём. Допустим, эта безумная идея осуществится, что он соберёт оставшиеся шесть. И — что? Он возьмётся направлять эту силу, мощь которой он даже не в состоянии себе представить? Куда и как он её направит? Ты видел, что стало с Райментаро, когда он попробовал заставить разрушать то, что нацелено на созидание.

— Они отняли ее у Альда, потому что были уверены, что тот обезумел и сейчас отдаст талисман в руки "темным", — возразил Гвиндор. — Послушай, а нельзя сделать так, чтобы сила талисманов сама направилась в созидание, а не разрушение? Чтобы смягчилась ненависть, ушла жажда мести, враждебность... чтобы появилоаь желание понять других? Ведь только это могло бы остановить войну.

— Может быть... может быть. Не знаю, смог бы я переломить их мощь, собранную вместе... не уверен. Когда имеешь дело, или хотя бы просто видишь то, что создал Мелькор, то понимаешь, что значит: сильнейший из Валар. Но сейчас... — он на мгновение замолчал. — Не знаю. Валинор старался отнять у него всё: свободу, силу, способность творить... ты видел, они не стали расковывать его руки... это намеренно.

Он замолчал, отвернулся, — лицо его исказилось.

— Надо бы вначале понять, у кого именно сейчас талисманы хранятся, — подумав, сказал Гвиндор. — А там будет видно, как поступить лучше. Но вот Финдуилас... как же быть — мне? как увидеться с нею?

Гортхауэр снова взглянул на него: вроде бы к нему вернулась внешняя бесстрастность, он овладел собой.

— Я могу отнести тебя туда, — сказал он. — Скажешь — бежал из Ангбанда, собственно, это правда...

Гвиндор молчал долго.

— Она сама — из голлори, — произнес он наконец. — Финдуилас — не наивный мальчик Эрраэн. Мне придется закрывать от нее память, потому что, едва проникнув в нее, она все поймет. И из любимого... я стану для нее предателем. А если закрываться — она увидит, что в этом моя собственная воля, ее не скроешь. Сейчас она не понимает, почему я закрываю от нее мысли, но если она увидит меня вблизи... Поймет. Так — она любит меня. А тогда — возненавидит и проклянет. Я не знаю, что делать....

— Тут как ни кинь, всё плохо, — тихо сказал Гортхауэр. — Сейчас — она страдает от того, что любит того, кого у неё отняли. Если ей вернуть отнятое — она будет страдать от того, что ты перестал думать так, кк она... как они все, то есть она потеряет тебя снова. Нельзя выбирать — какая боль легче, потому что этого нет. Никакая не легче. Больно от того, что отталкивают — и от того, что приближают. Жить вообще больно, но только так ты — живёшь, а не прячешься от жизни в придуманном мирке, замкнутом на самом себе... Любовь — загадочная вещь. Порой её придумывают, чтобы сделать вид, что нет одиночества, а когда кто-то приходит к тебе с нею, то ты отталкиваешь её, потому что боишься и где-то в глубине души чувствуешь, что это, настоящее, разрушит придуманный мирок, откроет тебе глаза, и это опять — страшно и больно.

— Я не вижу выхода, — он прикрыл глаза рукой, с трудом сдержав дрожь. — А потому... Пусть ее просто "освободят". И все. Наверное, мне было бы честнее сказать правду, но тогда и Эрраэн поймет, что я лгал ему все это время. Пусть лучше ничего не знают.

— Хорошо, — Гортхауэр встал. — И последнее. Через несколько часов Эрраэн достигнет острова Эс-Тэллиа.

— Я могу только следить за ним мысленно, — ответил Гвиндор. — Послушай... Что там Райментаро? Верните его сюда. Пусть он будет со мною. Мне кажется, я сумею ему помочь.

— Чуть позже, — кивнул Гортхауэр. – Да, кстати. Эллаис ведь показал вам путь на свободу... есть человек, который может показать тебе Эс-Тэллиа. Примешь его помощь? Эрраэну это понадобится, поверь.

— Чтобы я мысленно передал это Эрраэну? Конечно.

Гортхауэр помолчал, — видно, разговаривал с кем-то мысленно.

— Сейчас они придут.

Он шагнул к двери.

Гвиндор прислонился, сидя, к стене — и тут же отпрянул. Камень был слишком холодным — неприятно. Сейчас бы сесть у очага, так, чтобы согреться — особенно после ледяного холода прикосновения ладони майа... Неизвестно, как с восстановлением сил — но тепло из тела, кажется, ушло навсовсем.

Некоторое время царила тишина, — и никого вокруг... впервые за долгие, долгие дни, слившиеся теперь в сознании в единый кошмарный сон.

А потом дверь отворилась, и вошли двое: Райментаро и молодой человек, поддерживавший его. Одет парень был просто, но не бедно, — а ясные синие глаза были тёплыми.

— Здравствуй, — сказал он Гвиндору и аккуратно усадил Райментаро на стул. — Вот, привёл... пока что у него голова болит, но скоро станет лучше.

— Что с ним? — Гвиндор шагнул к Райме, взял его за руку. — Что вы с ним делали? — он поднял взгляд на вошедшего.

— Лечили, если можно так назвать, — вздохнул парень. — Он связал себя с этим кристаллом, связал неумело, как бы сказать — насильно. Кристалл живой, он сопротивлялся. Вы "чёрного чародейства" боитесь, — ну, а это вот хуже во сто крат. Теперь его от связи с кристаллом освободили, лучше будет.

Райментаро пошевелился и тут же схватился за виски, обернулся по сторонам — как будто только что очнулся.

— Гвиндор!.. Не уходи.

— Я здесь, — Гвиндор схватил его за запястья и посмотрел на "темного". — Послушай, не знаю, кто ты... Оставь нас одних. Прошу.

— Хорошо, хорошо, — парень поспешно встал.

Внимательный взгляд, словно оценивающий, — и он исчез за дверью.

— Райме, — Гвиндор заглянул ему в глаза. — Ну как ты? Ты в порядке? Что они делали с тобой? Вид у тебя... — он не договорил.

— Не знаю я, что они делали, — жалобно сказал Райментаро. — Я как в тумане был, когда этот, — он передёрнул плечами, — приказал мне идти, я не мог ничего сделать другого... а потом — на меня как будто сон наслали. И вот...

Он склонил голову, словно прислушивался к чему-то.

— Такое чувство, как будто... будто ушло что-то. Было — и нету.

— Что — ушло? — продолжал допытываться Гвиндор. — Но тебе хотя бы не... Не — плохо?

— Да нет, — растерянно и даже удивлённо проговорил Райме. — Не плохо... только слабость. И как-то легко... как будто прежде что-то давило... изнутри, а теперь нет... не могу объяснить. Правда.

— Ладно, — решил Гвиндор. — Знаешь что... Давай-ка — вот, — он указал на все еще стоявшую на столе еду. — Ешь. Говоря честно, на тебя просто смотреть сейчас страшно...

Райментаро даже и не подумал возражать, — хоть и понимал, что еда может быть только от "тёмных", и что не просто так их сюда привели, и... просто, не думая, набросился на еду, позабыв обо всём на свете.

— Добрый ты, Гвиндор, — выговорил через минуту. — Заботишься тут обо мне, а я ведь тебя убить хотел... Правда хотел.

— Очень сложно было догадаться, — усмехнулся Гвиндор. — Хотел, да расхотел. Ешь давай.

Он снова вернулся на койку, забрался на нее с ногами — было не так холодно.

Райментаро огляделся: где бы приткнуться. На измученном лице появилась тень улыбки, — сел на пол, свернулся... и мгновенно уснул.

в дверь заглянул тот, прежний "тёмный".

"Я Хатальдир, — донёсся приветливый мысленный голос. — Гортхауэр сказал, чтобы я показал тебе Эс-Тэллиа."

Гвиндор перенес уснувшего Райме на койку, а сам повернулся к вошедшему.

"Мое имя ты знаешь... Может, нам лучше выйти отсюда, чтобы не маячить рядом с Райме? Что, если он проснется? Я не хочу, чтобы он понимал... "

Хатальдир улыбнулся и молча распахнул дверь перед Гвиндором, пропуская его вперёд, в коридор. Подождал, пока тот выйдет, провёл его чуть дальше, — ещё один балкон, стол, скамья.

— Гортхауэр сказал: у нас есть всего пара часов до того, как Эрраэн ступит на берег. Расскажи мне всё. Что он собирается делать, знает ли он хоть что-то о том, что он там встретит? И — главное — _какой_ он? Что им движет?

— Какой... — Гвиндор подошел к краю балкона, заглянул вниз. Сразу же закружилась голова. — Юный, горячий, искренне верит, что может спасти мир, искренне хочет всем добра... Всем — нашим, конечно. Вам он хочет лишь погибели — не думаю, что это тебя удивляет. Он идет наугад. Я не представляю, как он будет искать там хранителя талисмана.

— Науэр найти просто, если знать, как, — негромко сказал Хатальдир. Я встречался с ним. ЭсТэллиа открыт для всех, кто приходит с миром, но он слышит ненависть. Это особое место, оно чувствует всех, кто там появляется, и реагирует... по-разному. потому я и спрашиваю, что живёт в душе этого мальчика.

Гвиндор вернулся на скамью, сел напротив "темного".

— Ты сам откуда родом, Хатальдир?

— С Севера, — коротко ответил тот. — Я могу показать тебе Эс-Тэллиа в своей памяти... но никто не может ручаться, что остров встретит Эрраэна так же. как встретил меня.

— Покажешь, — кивнул Гвиндор. — Но неужели ты не понимаешь, что нельзя обвинять Эрраэна в его ненависти?

— Понимаю, — улыбнулся Хатальдир. — Знаешь, при первой встрече с Гортхауэром я попытался его убить. Не вышло, конечно. И вообще в детстве я три года провёл в отряде Барахира, если помнишь такого...

— Помню.

Гвиндор провел ладонью по лбу. Ему было холодно.

— Мы веками сталкивались с вами... и кровь лилась с обеих сторон. Мы пережили Браголлах, поражение, отчаяние... Мы потеряли веру в то, что с вами можно жить в мире. Единицы вроде меня... ну, пусть не единицы, пусть больше... это капля в море, и это все же предательство, как его ни оправдывай. Сейчас ясно, что Мелькор — Моргот — берет верх окончательно, что мы беспомощны — игрушки в его руках. Никуда не деть вековую ненависть, ему будут сопротивляться, сколько хватит сил. Он будет вынужден быть жестоким. Такие мальчишки, как Эрраэн, вырастают в этом; только что рухнули все его надежды, вся вера в возможность честной победы в бою. А ты удивляешься, что он — ненавидит? Разве ваши, кто погибал от рук нолдор, не стали ненавидеть их? Лучше бы на этом вашем острове пытались встретить с миром таких, как Эрраэн.

— Ты не понимаешь, — покачал головой Хатальдир. — Там, на острове, он встретит отражение себя. Зеркало. То, что ты отдаёшь миру, мир и возвращает тебе. Ты думаешь. что мир — это зло, что, допустим, все плохие. все стремятся причинить тебе боль, разрушить, — и мир ответит тебе тем же. Если ты видишь свет звёзд и слышишь ласку ветра. если ты, говоря с людьми, обращаешься к самому хорошему в них, — ответ будет таким же. Подойди к озеру, загляни в него, — и убедишься в этом сам. Остров — это зеркало, усиленное стократно.

Гвиндор усмехнулся.

— Ну и что же? Вот у тебя убили бы всех твоих, тобою овладело бы черное отчаяние... думаю, ты знаешь, как это бывает. И ты встал бы перед таким зеркалом. Что же, это была бы твоя вина? Там, на острове, есть ваши? Или остров этот свободен ото всех? кто там живет?

— Там живёт Наурэ. Он эллеро. И люди, — народ Звезды, как они себя называют.

Гвиндор побарабанил пальцами по столу.

— Я все же не понимаю, — сказал он. — Как же на Эрраэна отразится его ненависть, если люди там нормальные?

Хатальдир нахмурился.

— Я могу показать, что было со мной. Я, конечно, не Гортхауэр, но тебе опять придётся соприкоснуться с "искажением", так что... приготовься.

— Приготовлюсь, — вздохнул Гвиндор. — Давай, показывай. Может, хоть что-то для меня прояснится.

Нахлынуло, — море. Серые волны, смятение... смятение в волнах, которые тянутся к тебе, кажутся почти живыми...

Берег. Увязающие в песке сапоги, горестные крики чаек над головой... Тревога — в самом воздухе, ожидание. неизвестность...

И как будто сам воздух этот и тормозит, и притягивает, и кружит голову. и уже не знаешь. чего ты хочешьн6 идти ли вперёд, или сбеждать, спрятаться, вернуться, остаться в той неизвестности. в который ты и так есть... но нет же, не может быть, чтобы так. впереди. ждало что-то плохое, нет...

И — путь в путаницу скал, в тёмные, пронщённые чёрными тенями и яркими лучами солнца лабиринты ущелий. И стоит замереть в сомнениях снова, как кажется: ты не выберешься отсюда, ты будешь вечно блуждать здесь... Но стоит взять себя в руки. как путь ложится, будто сам. будто по волшебству, и хрустит галька под сапогами, белые мелкие камешки...

И вот — скалы позади, приближается лес, и вдали — домики, уютные, с манящими в вечереющем свете окошками, и огни в этих окнах, ласковые, ждущие...

И вдруг — странное лицо, эльда... но что-то _иное_ чувствуется в нём, не враждебное, просто — иное. И — браслет на его руке, алый круг и руна Пламени.

Гвиндор вздрогнул. Открыл глаза. Видение было очень ярким — как будто он сам на несколько долгих минут перенесся туда, далеко...

— Ему будет страшно, — негромко сказал он. — Он будет в смятении. Тем более — после феанорингов...Что может ожидать его там — при таком положении? люди ведь ему вреда все равно не причинят, наверное?

— Конечно, не причинят, — Хатльдир был очень серьёзен. — Я могу предупредить Науэр, но вопрос в том, чтобы он не воспринял тех. кто выйдет ему навстречу. враждебно.

— Про это я ответить не могу, — подумав, сказал Гвиндор. — Хотя, наверное, с оружием бросаться на людей он все равно не станет. Хотя... Кто его знает... Если остров напугает его изначально... Ну, так что же! Если люди не ответят враждебностью сами, то пусть не сразу — так в ближайшее время поймет, что все не так страшно.

— Послушай, — Хатальдир подался вперёд. — Я показал тебе берег, другого пути там нет. Эрраэн пути не знает, но ты сможешь быть ему проводником... вот так, на расстоянии. Сам он дом Наурэ не найдёт, надо, чтобы либо он договорился с местными людьми, либо чтобы ты вёл его издали. Как скажешь.

— Я поведу, конечно. Один вопрос — откуда мне все это стало известно?

— Ну придумай, — жалобно сказал Хатальдир. — Знаешь, как трудно! Мы и так делаем всё, что можно.

— Придумать можно. Но что будет, когда Эрраэн поймет — а рано или поздно он поймет — что я его все это время обманывал...

Хатальдир только вздохнул.

— Вот что, Гвиндор. Позови Эрраэна и скажи так. Вы бежали, но не всем это удалось, ты застрял в Твердыне. Те, кто показал вам дорогу на свободу, показали тебе и остров Эс-Тэллиа. В общем, это почти правда...

— Что я буду делать, когда он поймет? — повторил Гвиндор. — Как я посмотрю ему в глаза? Не представляю... Я скажу иначе.

"Эрраэн, — мысленно позвал он. — Как ты там?"

"Подплываем, — напряжённо донеслось издалека. Эльфы эти, кирдановские... ОНи понятия не имеют, как здесь подплывать к берегу, и не сядем ли мы на мель. Шторма нет, но волнение сильное, и... в самом воздухе... как будто тревога, что ли. Как-то нехорошо на душе. Смутно."

"Эрраэн, послушай меня... Нам тут удалось разузнать кое-что про этот остров. От тех, кто помогал бежать. Мне показали дорогу туда, где живут люди — они не враги эльфам, не должны причинить тебе вреда. Ты только сам не нападай первым. Там, на берегу, только один проход в глубь острова, и я смогу провести тебя к нему, и через него тоже."

"Оххх... Хорошо, что ты там что-то можешь сделать! Я беспокоился за тебя. Ладно, веди, только погоди немного: я встану рядом с рулевым... ага, всё. Говори."

"Я должен видеть твоими глазами. Где вы сейчас?"

Перед ним распахнулось море... как будто даже резкий солёный ветер ожёг лицо, и брызги воды упали на кожу. Остров приближался: уже можно было рассмотреть прибрежные скады, и так же, как в видении Хатальдира, метались тревожные волны.

"Вот..."

"Держитесь правее, Эрраэн, — мысленно заговорил Гвиндор, — там вы сможете пройти. Минуете скалы — там будет небольшая бухта, там можно пристать. Там и сойдешь на берег.... "

Вскоре Эрраэн и Сольни уже стояли на берегу, глядя на высокие, обступившие их со всех сторон скалы. Проход здесь и вправду был один, и вся обстановка отнюдь не способствовала покою и доверию. Эрраэн чувствовал — сам не зная, почему — что душа у него уходит в пятки, что хочется вернуться на корабль... Но не затем они плыли сюда, в конце концов.

Тревожным был этот остров, недобрым. Как здесь можно жить? И кто может здесь жить? Сама земля словно давит... воздух тяжелый... Эрраэн положил ладонь на рукоять кинжала. Хотя бы что-то. Они с Сольни переглянулись и, не сказав ни слова, медленно двинулись вперед, в узкий проход между скал.

Скалы как будто сходились над головой: только наверху светило солнце, проникали ясные лучи его, скользили по отвесным склонам — резко падали вниз... Дорога петляла, то и дело открывадись всё новые и новые проходы, уже казалось — неясно, куда идти, лабиринт запутывает, сам, и непонятно, где и корабль остался, за спиной, или они уже идут совсем в другую сторону...

И когда они совсем уже потеряли надежду выбраться — откуда-то сверху донёсся сильный яркий и — не ошибиться — эльфийский голос.

Видит первый город:

В первом городе зима,

Ледяные горы,

Снеговая кутерьма,

Люди верят -

Сказка постучит к ним в двери,

Сводя случайных незадачливых свидетелей с ума.

Занесло дороги

Вслед за ними по земле,

Уносили ноги

В белоснежное желе,

Потухали окна, холод выдыхали,

Дышали в спину одинокому в застывшем феврале.

Видит новый город,

В этом городе весна,

Каждый вечно молод,

Каждой ночью не до сна,

Люди знают,

Что друг друга повстречают

Оии случайно, и весна для них немыслимо длинна.

Расцветали краски, -

Новый век, счастливый век,

— Но не в этой сказке

Вечно счастлив человек,

Раскрывались

Окна, люди улыбались,

Но всё осталось позади, ручьи, капели, талый снег.

Эрраэн ухватил Сольни за плечо, и оба они остановились, озираясь. А потом вдруг Эрраэн крикнул, надеясь, что тот, кто пел, услышит его:

— Эй! Есть там кто-нибудь?

Песня оборвалась. Где-то наверху завозились, впереди посыпались на дорогу камешки.

— Есть, — отозвался тот же голос. — Стойте, где стоите: сейчас спущусь.

В тишине шаги неизвестного эльфа оказались до жути чёткими: да он, похоже, и не пытался скрываться, иначе бы так не топал... похоже, был как у себя дома.

Через короткое время он вывернул откуда-то сзади и сбоку: красивый, серьёзный... странное лицо. Что-то было в нём общее с Альдом, и ощущение похожее... не как от нолдор, но что-то иное, что-то чужое... не страшное, но чужое.

Он приветливо улыбнулся.

— Заблудились?

— Если б мы хотя бы раньше дорогу знали, — сердито (скрывая робость) сказал Эрраэн. — Ты не поможешь нам выбраться?

— Помогу, а то, — легко согласился эльда. — А вы к кому? я бы проводил.

— Ну... — Сольни хотел было сказать — но замолчал. — А ты сам кто? Ты живешь здесь? Мы думали, здесь люди живут.

— Люди, — кивнул эльф. — Я тут один. Так всё-таки: к кому вас проводить? вы же не просто так приплыли, это далёкий путь.

— Ну, если кто-нибудь согласится нас принять… — нерешительно сказал Эрраэн. — Мы сами не знаем, к кому. Мы ищем одну вещь... знаем, что она тут. На острове.

— Ладно, — решил эльф. — Раз не знаете, к кому, значит — ко мне. Поедите, отдохнёте. Расскажете. Может, я смогу вам помочь.

Он легко зашагал впереди, — скалы как будто расступались перед ним, почтительно давая дорогу. Он шёл здесь. как хозяин. как будто знаком был с каждым камешком и каждой травинкой, и как будто все они знали и его тоже... От него веяло покоем и — нет, не уверенностью, но в нём чувствовалась способность вести, направлять, указывать путь.

За скалами открылась равнина, и вдали видно было поселение: своеобразные, странные крыши, много резных узоров на стенах, на ставнях — узоров непривычных, причудливых, как будто фантастические, небывалые существа переплетались на них, тела их вдруг перетекали в ветви, а посмотришь иначе, под углом, и разверстая пасть оказывается просто цветком...

Они обогнули поселение: дом эльфа стоял отдельно, к нему надо было подняться: на скале, над морем. Бухта, корабль и лабиринт скл просматривались отсюда очень хорошо.

Эльф распахнул двери. На деревянные полы падали разноцветные солнечные зайчики от витражных стёкол.

— Располагайтесь.

— Спасибо, — Эрраэн скинул с плеч холщовый мешок с вещами, поставил на пол. Рядом стоял, оглядываясь, Сольни.

— Красиво у тебя... — протянул он наконец. — Давно здесь живешь?

— Почти три тысячи лет, — подумав, отозвался эльф. — Да, скоро ровно будет. Я сначала на материке жил, потом перебрался сюда.

— Три тысячи лет! — Эрраэн так и ахнул. — А сколько же тебе лет вообще?

— Больше четырёх тысяч, — тот улыбнулся, но сразу же посерьёзнел. — Я родился незадолго до первой войны.

Он скрылся где-то во внутренних комнатах, вскоре вынырнул, — в руках был поднос. Вино, хлеб, какие-то овощи...

— Это так, на скорую руку, чтобы вам голодными не сидеть. Более существенная еда будет попозже. Так что вы ищете?

— Спасибо, — Эрраэн посмотрел на еду — пока они с Сольни не были голодными, но это именно "пока". Он взял кусок хлеба. — Понимаешь... Мы знаем, что здесь, на острове, у кого-то есть талисман. Особый талисман, дающий силу... Древний. Может быть, ты знаешь что-нибудь об этом?

— Древний талисман... — протянул эльф. — Нет, силу он не даёт. Жизнь — да. Остров Эс-Тэллиа стал почти живым благодаря ему, это правда... вы должны были это почувствовать. Он знает, кто и с чем к нему приходит... А ещё — он усиливает способность творить. Но именно усиливает, если у тебя её не было, она не придёт извне, снаружи. Она должна быть в тебе, — пусть дремать, но быть. Это он даёт. А зачем вам эта вещь?

— Понимаешь... — повторил Эрраэн, вдруг засомневавшись, стоит ли рассказывать этому эльфу — который явно знал, о чем речь — всю правду. Но решился. — Есть легенда, древняя легенда, что в тяжелые времена, когда не осталось надежды, эти талисманы могут помочь одолеть зло. А ведь времена эти уже настали...

— Как интересно, — задумчиво сказал эльф. — Я такой легенды не слышал, хотя знаю другие. Чья она?

— Эта легенда — от народа Трех Племен... Друзей эльфов, — объяснил Эрраэн. — Они сами долго хранили ее втайне.

— А, вон оно что, — вздохнул эльф. — То-то я смотрю, как странно это всё изменилось. Нет, эти талисманы не дают силу, они хранят память и созданы, чтобы в Арте не погасла способность к движению, чтобы открывалось то, что заперто в душах... Это очень сильные вещи, очень. Тот, кто создавал их... это было незадолго до первой войны. Он не знал, что будет с ним, что останется от того, что было, и потому вот так решил сохранить — хоть что-то. Но использовать их как орудия именно _силы_ — можно. Я пробовал.

— Он? — переспросил Сольни. — Он — это кто?

— Показать? — тихо спросил эльф.

— Покажи! — у Эрраэна загорелись глаза. Сколько раз он пытался представить того далекого, древнего творца талисманов — которым, Эрраэн был почти убежден, был сам Эру, спустившийся к людям... а кто же еще?..

...сначала они не увидели ничего: как будто сама Ночь накрыла их своим крылом, отчаянная, в которой надвигалось что-то — неизмеримый ужас, он был близко. страшно близко, но от него можно ещё было успеть уйти... И ночь эту прорезал негромкий властный голос — удивительно красивый, но полный сейчас боли и сдерживаемой страшной тревоги.

— ...постарайтесь понять меня... я обещаю — как только кончится война, я найду вас. А сейчас — уходите...

И темноту вдруг рассёк свет: алый закат... закат одного из последних мирных дней, он стучался в окна, в сердца, он бил по глазам так, что становилось больно. И в этом безумно тревожном свете — странное лицо. Пронизывающий взгляд, твёрдый, но в то же время — в нём была щемящая тоска, и за всем этим — как будто он собрал все свои чувства в кулак, как будто он не позволял им вырваться наружу. Не — позволить — не дать — увидеть — это слабость — это нельзя — они должны быть уверены — во мне — им больше не на кого опереться...

— Примите дары от меня. Каждый из них поможет вам развить ваши ещё спящие силы. Я, видите, не успел...

И — ближе. Совсем близко — это красивое, нечеловечески красивое лицо, взгляд, к которому притягиваешься, который трудно вынести и невозможно оторваться...

— Наурэ. Тв старший. Тебе объединять. Вот твой знак...

Браслет, выточенный из цельного кристалла мориона, пульсировавшего светом, словно внутри него билось сердце. В центре алого круга, там, где пересекались почти невидимые лучи, в воздухе возникла руна Пламени, знак Движения и Творения.

А потом — видение оборвалось, но браслет... браслет был сейчас перед глазами Эрраэна и Сольни. На руке эльфа, который неторопливо завёртывал рукав.

К нему был приковал взгляд Эрраэна. Все плыло перед глазами, надежным было лишь одно — странный знак...

— Но... — он замолчал, ощутив, что в горле совсем пересохло. — Я понял, зачем талисманы, но не понимаю... Кто это?.. О чем это?..

Наурэ усмехнулся.

— О чём... О первой в Арте войне, Эрраэн. О том, с чего в Эндорэ начались войны. Я такой же эльф, как и ты, но ты чувствуешь эту разницу, только не можешь сказать. в чём она. Я скажу тебе... моя душа свободна, и после смерти я не попаду под власть Намо. Я из тех, кого вы называете — "искажёнными". Я из Эльфов Тьмы, а тот, кого ты видел, кто дал нам талисманы, которые ты ищешь, — это Мелькор.

— Мелькор? — растерянно произнес Эрраэн и почему-то поднялся. Он еще толком не понял, что значили для него эти слова — но ощущение было таким, словно его ударили по открытой ране: больно так, что вся душа замерла. Прошла добрая минута, прежде чем он совладал с голосом.

— Да нет. Этого не может быть. Моргот... Он — зло, его твари несут смерть... как же так?!

— Да. Несут смерть. Тем, кто идёт с войной. Это давние счёты, Эрраэн, они старше меня. Корни их — в Музыке Айнур. Но не в том дело сейчас. Не в том, _кто_ создал эти талисманы. Ты — чувствуешь зло? Здесь, сейчас, стоя рядом со мною? Ты — ощущаешь разрушительную силу от этого браслета, что обвивает моё запястье? я не отдам его тебе, но если ты скажешь мне, чего ты хочешь — как знать. быть может, я пойду с тобой. Но подумай. Хорошенько подумай. Чего ты хочешь, Эрраэн? Уничтожить Искажение? Вот оно, перед тобой. Я безоружен.

Эрраэн молчал. Сольни смотрел на Наурэ, так и не поднявшись. Потом он проговорил:

— Правду говорят, Эрраэн, что Моргот — отец лжи. Не верю я, что он их сотворил. Не может быть, чтобы все это исходило от того, кто жег наши дома, кто убивал наших друзей... нет, не верю. А знаешь, я понял. Это, значит, вот так он хотел... чтобы мы своими руками все талисманы нашли, принесли поближе, а тут бы он их и захватил себе.

Эрраэн медленно кивнул.

— Думай как знаешь, — кивнул Наурэ. — Это твоё право на выбор. Твоё право заблуждаться, в конце концов, и твоё право воевать с последствиями твоих ошибок. Я не буду пытаться что-то доказать вам: докажет жизнь. И всё-таки: что вы собираетесь делать? Вот, вы нашли это, — он кивнул на свой браслет. — Что теперь? Что вы хотите делать — со мною?

— Слушай, перестань... — Эрраэн отвернулся и шагнул к витражному окну, в котором свет разбивался на множество разноцветных огоньков. — За кого ты нас принимаешь? Что бы ты о себе ни говорил, ты эльф, а мы не эти... не феаноринги обезумевшие... чтобы на своих нападать. Да и как будто бы ты дался, если б тебя даже и вправду захотели убить.

— Один против двоих — шансов немного, — пожал плечами Наурэ. — Тем более, что вы оба воины, а я так толком и не научился держать в руках меч. Что ж... И всё же. Чего вы хотите? Подумай над ответом. Кстати, у меня кое-что сготовилось, я сейчас принесу.

Он встал, секунду помедлил — смотрел в спину Эрраэну. прошагал во внутренние комнаты.

Сольни встряхнулся.

"Нет, правда, — и что будем делать? — спросил мысленно. — может, это ловушка?"

"В чем ловушка-то? — спросил в свою очередь Эрраэн. — Куда нас ловить, для чего? кому? Нет, все же я ничего не понимаю... Не могут эти талисманы быть творением Моргота. Помнишь, рассказывали — он утверждал, будто Феанаро украл у него способ сделать Сильмариллы... Очень похоже. Это бы все объяснило: представь — если эти талисманы опасны для него, если он и его прислужники боятся их, что же лучше — позволить нам их разыскать, следя за нами... а потом раз! — и всех прихлопнуть одновременно... Странно только — этот эльф и вправду верит в то, что говорит. И тот, в его памяти... Неужели это Моргот?! Красивый... А может, это был и не Моргот вовсе тогда, а, Сольни?"

"Слушай, ну откуда мне знать? — мрачно спросил Сольни. — Но что они нас "ведут" — это без сомнений. Выдали лорду Гвиндору какие-то сведения, чтобы тот нас провёл... сами-то "тёмные" на море боятся соваться, никогда корабли не строят. А браслет-то нам всё-таки нужен. Надо его как-то увезти отсюда. Хоть вместе с Наурэ, хоть без него, а надо."

"Нужен, — невесело согласился Эрраэн. — Надо попросить Наурэ отправиться с нами. Для начала. Но что, если он не согласится?"

"Отбирать неохота, — помолчав, признался Сольни. — Тогда с Альдом — нехорошо получилось, вот право слово. До сих пор совесть грызёт. Может, сонные чары какие на него попробовать навести? Мы, конечно, не принцесса Лютиэнь, но вдруг получится?"

"Альд обезумел... что нам оставалось?.. А если Наурэ не согласится, то он будет настороже. И вообще — давай называть своими именеми: это называется "украсть"... и совсем бесчестно. Он нас встретил, в свой дом привел, накормил, а мы — вот так? и кто мы будем после этого?"

"Воры, ничем не лучше Моргота, — вздохнул Сольни. — Ох, тяжко-то как... Воевать — и то проще, сразу видно: вот враги, их и бить надо. А тут — что? Браслет он не отдаст, сам сказал. А уболтать его? не верю. Сам говоришь — он верит в это всё, и вообще — ему четыре тысячи лет! Это же с ума сойти сколько."

"Вот именно — с ума сойти... В здравом ли он уме? Я в этом не уверен. Не знаю, может ли лгать память, но скорее я поверю, что тот, кого он тогда видел, кто был давно — это не Моргот... это кто-то другой... Да, вот еще вопрос, кстати: почему он тогда не в Ангбанде? Если он на его стороне? Надо будет спросить."

"Моргот, не Моргот... — Сольни с силой сжал виски. — А помнишь, ты мне рассказывал, что лорд Гвиндор с ним говорил? Ты же можешь позвать его. Попроси, пусть покажет. Хоть это мы сможем определить."

"Ой, да что ему — внешность изменить! Это же Вала! В делах дело, а не во внешности. Разве мог бы тот, кто стремился к гармонии мира, устроить Браголлах? Сжечь живьем тысячи эльдар и людей? Я уже о зверях не говорю! И о том, что было после Браголлах... "

"Внешность — нет, — твёрдо сказал Сольни. — Все знают, что после того, как Сильмариллы сожгли ему руки, он не может менять внещность и остался в том же облике навечно. Ну что тебе стоит, спроси! Убедимся, что это не он, и успокоимся."

"Мало ли, что все знают, — проворчал мысленно Эрраэн. — Все равно это не он."

Он сосредоточился и негромко позвал Гвиндора мысленно.

"Эрраэн, я слышу тебя, — донеслось негромко. — Что у вас там?"

"Мы на острове... мы целы... Послушай, лорд Гвиндор! Ты ведь видел Мелькора вблизи. Какой он? Нам нужно понять одну вещь..."

"Видел. — Гвиндор резко замолчал — как вздрогнул. — А какой он — трудно объяснить словами. Я... я могу легко себе представить, как нолдор внимали его речам там, в Амане, и слушали, и, возможно, пошли бы за ним в Эндорэ, если бы... Это завораживающее существо, и при этом — сила, огромная сила, и сила воли тоже. Такой действительно мог пойти и один против всех, и даже против Эру. Было бы куда проще, если бы он был чудовищем вроде Унголиант, которое идёт напролом и разрушает всё на своём пути..."

"А... какой он? Покажи!.."

В ответ — комната в доме Наурэ исчезла, а вокруг — был пламенный закат, и открытая всем ветрам галерея, и виднелись чёрные острые пики, которые нельзя было не узнать. И из алого бешеного пламени заката выступили огненные фигуры, в которых угадывались очертания то ли людей, то ли эльдар. А среди них — как сполох чёрного пламени, и ветер треплет чёрный плащ, и видно, что это — были крылья... А потом этот, чёрный, ступает на галерею, и огненные фигуры взмывают ввысь, исчезают, а тот идёт, и подходит ближе, ближе, и другой чёрный бросается к нему, и слышно: отчаянная тревога, и радость встречи, и жуткое: я убью всех, кто посмел причинить тебе боль... а дальше — тот, первый, идёт навстречу. Тонкие черты лица, красивого, несмотря на глубокие шрамы, и глаза — не поймёшь, какого цвета, глубокий, притягивающий взгляд, глаза Стихии, так похожие на глаза страшно много пережившего человека... И — седые волосы по плечам.

"Все! — вскрикнул Эрраэн — и видение, вместе с голосом Гвиндора, оборвалось.

Он открыл глаза. Произнес только, глядя на Сольни:

— Это он.

Сольни вздрогнул. И вдруг — вскочил: в коридоре раздались шаги. Наурэ вошёл в комнату, в руках у него в сковородке что-то аппетитно дымилось.

— Вот. Угощайтесь. Люди говорят, я неплохо готовлю. Так что вы решили?

— Спасибо, — машинально сказал Эрраэн. — Вкусно пахнет, правда... Наурэ, а можно один вопрос? Если ты такой вот... эльф Тьмы, как ты говорил... искаженный и все прочее, и талисманы дал Морго... То есть Мелькор... Почему ты здесь, а не в Ангбанде? И все другие?

— Земля велика, — отозвался Наурэ, раскладывая свою стряпню по тарелкам. — Когда Мелькор вернулся, он приходил сюда, ко мне, он нашёл меня, как и обещал. Всё время его заточения я провёл здесь, с этими людьми. и многие приплывали сюда — учиться, за знаниями, которые мы храним. Здесь нет войны, сюда всем открыт путь. Моё место здесь, а в Твердыне, или. как вы называете. в Ангбанде. я бывал, и не раз... Там хорошо, но бывает такое, что птенец, почуяв крылья, покидает родное гнездо и заводит своё. Вот так и я. К тому же, Твердыня — это не Хэлгор. Там слишком много войны, а я не хочу быть к ней близко. Мелькор понимает, хотя ему больно это осознавать, и понимает, что иначе — нельзя. что иначе нас уничтожат. Всех. Как уже однажды было.

— Уничтожат? — спросил Эрраэн, нахмурившись. — Кто? Такие, как мы?

— Всё гораздо хуже, — горько сказал Наурэ. — Я говорю про войско Валар, которое тогда, давно, пришло уничтожать Искажение. От моего народа осталось... нас девять, и... да, вряд ли больше нескольких десятков. Сейчас Ортхэннер построил Твердыню, есть надежда, что если они придут, это сможет их хотя бы сдержать, и не будет так, как тогда, когда полегли все.

— Странные ты вещи говоришь, Наурэ, — Эрраэн покосился на тарелку — кажется, тушеный картофель; пахло изумительно, но кусок в горло бы сейчас, наверное, не полез. — Ты прости, но звучит это все... Мы о валар привыкли думать иначе.

— Я знаю, — кивнул Наурэ. — Давайте ешьте. А ты никогда не задумывался, почему Кирдан не пошёл в Аман? Почему Эльве остался здесь, почему не ушла Мелиан? Свет Валинора — не свет Эндорэ. Когда вернётесь, поговорите с Кирданом... его интересно послушать. И всё-таки я настаиваю на том, чтобы получить ответ на свой вопрос.

— Да не знаем мы, — в сердцах сказал Эрраэн.

Принялся есть.

Да, и вправду оказалось очень вкусно. Какие-то незнакомые травы, похоже, росли здесь, на острове — у еды был приятный и странный привкус.

— Ну что ж... — Наурэ задумчиво посмотрел на них обоих. — Пока не решите — будьте моими гостями. Захотите – вернётесь, как знать, может, вам захочется остаться здесь. Тут тихо, далеко от войн.

— Постой-ка, — Эрраэн оторвался от еды. — А что же будет, если собрать воедино все талисманы?

— Объединение их силы, — сразу сказал Наурэ. — Но точно — мы не знаем. Не пробовали. Думали, да. Но нас уже не девять, я ошибся. Точнее, девять, но одна погибла, и возвращалась, но с ней... она не в своём уме, и круг не замкнуть. А просто собрать эти вещи, — да, ты соберёшь мозаику, но она не оживёт. Разве что сам Мелькор...

— Как это — не в своем уме? — вмешался Сольни. — Она эльф? Разве такое бывает? А передать талисман другому или вылечить ее — нельзя? Другие талисманы ведь передавали.

— Она погибла. При штурме Хэлгор. И душа её ушла на Путь Людей, как у всех эллери. Но она возвращалась уже, и вернулась сейчас... с ней трудно разговаривать, она живёт прошлым. Её талисман... я не знаю, где он. Может, знает Ортхэннер. Но мы не говорили об этом. Слишком больно.

— Ортхэннер — кто это? — спросил Сольни.

— Он майа, — отозвался Наурэ. — Я не успел как следует познакомиться с ним: слишком маленький был, и началась война, а после мы мало виделись. Сейчас его больше знают под именем Гортхауэр. Он сильно изменился с тех пор.

— Дааааааа... — медленно протянул Эрраэн. — Наурэ, скажи... а ты не хочешь попытаться найти остальные талисманы, объединить их, попробовать? Найти тот, последний, тоже...

— А что толку? Просто сложить их вместе, получить мёртвую мозаику? Сейчас, когда они бродят по миру, они действуют, хоть и поодиночке, а так — не вижу смысла.

— А если носителей талисманов убьют? Ведь это может быть очень легко! А если талисманы потеряются? Если утонут в море?

— Так и убивали, — развёл руками Наурэ. — Некоторые потеряли их. Я думаю, Мелькор смог бы оживить эту мозаику, замкнуть круг, — он же их создал. Но никто из нас не говорил с ним об этом.

— Наурэ, но как же так, все-таки, — заговорил снова Сольни. — Я не знаю, что ты про себя говоришь — искаженный, мол... мы в тебе ничего такого не видим. Но Моргот и этот его... которого ты называешь Ортхэннером, а у нас зовут Тху... другое дело. Они действительно убийцы. Они принесли земле столько горя, крови, страданий... не надо уверять, что это не так, что мы сами виноваты. Мы и рады бы не сражаться, но что нам остается? Мы защищаемся от него, потому что иначе будет только одно: он подчинит нас себе силой. А мы хотим жить по своему разумению. Так как же это, как он мог сотворить талисманы добра? Или он тогда был иным, а потом изменился?

— Изменился? Да, он перестал быть тем, на чьих руках нет крови. Вот так посидишь, поговоришь, с вами, с нашими, с другими... никому не нужна война, а она всё равно идёт. Ты согласен, что это — талисманы добра?

— Не знаю, — покачал головой Сольни. — Я ведь не из голлори, чтобы разбираться в таких вещах... Вроде бы зла на них я не чувствую.

— Знаешь... Я не очень понимаю, что вы задумали, но я тоже хочу остановить войну. Вам не хватает знаний — тех, которые могу добыть я. Может быть, на этом мы с вами объединимся?

Эрраэн и Сольни переглянулись. Эрраэн первым высказал то, что пришло в голову обоим:

— Но ведь если что — ты будешь служить Морготу... Как же мы сможем объединиться?

— Я никому не служу, — с достоинством сказал Наурэ. — И я вижу, что и вы не "служите", что у вас нет рабского подчинения, что ваши души не приемлют зла, насилия, что вы можете думать _сами_, не дожидаясь, пока вам что-то укажут. И я говорю вам: я хочу прекратить войну. История с талисманами — это тайна. покрытая болью и молчанием. Возможно, пришло время раскрыть её, и, быть может, много боли и страданий удёт в прошлое... почему бы не попробовать?

— Ты не понял, — заторопился Эрраэн, — я не совсем то имел в виду. Вот представь... разыщем мы их, или хотя бы часть... а о талисманах уже знают наши лорды, уже не утаишь, и считают это новой надеждой... И тут, предположим, Мелькор захочет сделать с талисманами одно — хотя бы собрать их у себя — а наши — другое. Как же нам быть ТОГДА?

— Найти место, которое устроит всех, — усмехнулся Наурэ. — Но собрать их у себя... Мелькор... нет, вряд ли. Собирай то, до чего сможешь добраться, а когда найдёшь все — я приду к вам и буду говорить. Так же, как с тобой. И многое другое тоже скажу.

— К нам? — переспросил Эрраэн. — Мы хотели собрать их в Нарготронде. Это сейчас единственный город, который укрыт от Врага... Только вот не выходит, — он вздохнул. — Тебе туда нельзя приходить. Опасно... Могут... ну, ты понимаешь... И потом. Что же, вот этот зов — это было твоих рук дело?

— Зов? — удивился Наурэ. — Я не звал. Точнее, то, что я делал, — не было направлено на то, чтобы собирать кого-то. Альд задействовал свой талисман, впервые за... за две тысячи лет. Я почувствовал, забеспокоился, и... возможно, моя тревога передалась через то, что я делал со своим браслетом... Я хотел коснуться их, убедиться, что всё в порядке.

— Ничего себе коснулся! я чуть с ума не сошел, я такого никогда не испытывал... А ведь у меня уже не было талисмана! Послушай, Наурэ, я вот к чему. Сам понимаешь — поиск талисманов может оказаться очень долгим. И наверняка мало кто из их хранителей захочет столько времени провести в Нарготронде. И тут либо привозить их все в одно место, отдельно... Либо вот так... или мысленно позвать хранителей и мысленно, или еще как-то, дать им понять, что нужно собраться вместе. Понимаешь?

Наурэ виновато развёл руками.

— Это _сила_. Очень большая. Мы сами не осознаём её полностью. И теперь я уже боюсь за вас, и за тех, кто окажется близко. Как знать, можете ли вы с этим совладать...

— Но талисманы не у нас, — возразил Эрраэн. — Они оставались в Нарготронде, у Финдуилас... Один — ее собственный, и другой — тот, что был у Альда. Третий талисман был в Ангамандо...

— Четвёртый у меня. Пятый — той девы, о которой я говорил — я не знаю, где, может быть, так и лежит на руинах Хэлгор. Остальные в Белерианде, и более того, они у тех, кому были даны. Я ними я могу поговорить.

— Но согласятся ли они собраться вместе? И, тем более, зная, что все это затеваем мы... эльдар?

— Я должен поговорить с ними, — терпеливо повторил Наурэ. — Я старший в нашей девятке. Возможно, на это потребуется время. Тут другой вопрос. Допустим, они соберутся. И — что?

— Вначале нужно было бы разыскать тот... недостающий. И найти того, кто сможет его оживить. А потом — попробовать собрать всех в одном месте... Важно, чтобы они хотя бы согласились.

— Дайте мне немного времени, — попросил Наурэ. — Хотя бы до утра. Я должен поговорить со своими.

— Да мы и не торопимся, потому что устали, честно говоря, — признался Эрраэн. — Ты знаешь, что было в Гаванях? Второе Альквалонде, даже, похоже, еще хуже... Вот на кого сила талисманов нужна! Феаноринги впали в безумие — они были как орки...

Наурэ опустил голову.

— Надо. Надо сделать это. Дело новое, немыслимое, вряд ли кто-то в Эндорэ вообще знает, что будет, если... И ещё. А что, если оживить все талисманы будет под силу только Мелькору? Разве вы сможете поверить в то, что он тоже хочет прекратить войну?

— Нет, — сразу сказал Сольни. — Извини, но... Я скорее поверю, что он захочет этой силой как-то... ну, пусть не уничтожить — хотел бы, давно бы нас уничтожил. Но — связать, подчинить... Эльдар — враги ему. Враги непримиримые, и не думаю, что какие угодно талисманы могут все изменить: что же они, заставят нас его полюбить? Не верю. Хочешь, не хочешь, но это так.

— Вот то-то и оно, — вздохнул Наурэ. — А вы, собрав талисманы — вы направите их против него? Будете пытаться убить?

— Не знаю. Но если они изначально созданы ради добра, то как же можно направить их силу против их же создателя?

— Можно, — резко бросил Наурэ. — А сейчас — погоди с вопросами, хорошо?

Взгляд его как-то разом изменился: ушёл вглубь, он словно перестал видеть то, что было перед ним, — разговор по осанве.

"С ума можно сойти от всего этого, — мысленно сказал Эрраэн — Сольни. — Вначале феаноринги с их безумием. Потом оказывается, что Моргот создал эти талисманы... Не верю. Вот как хочешь, а я не верю, и все... "

"Да я тоже не верю, — признался Сольни. — Но какое может быть объяснение? Я уже совсем запутался."

"Не знаю. Либо он так изменился, что стал убийцей, а когда-то был другим, либо... Либо тогда был — не он, а этот — самозванец..."

Взгляд Наурэ вернулся издалека в реальный мир.

— Нас четверо, — повторил он. — Сейчас я говорил с Моро. Он попросил время — подумать. Для него это тяжёлый шаг. Боюсь, так будет с каждым.

— Знаешь... — начал Эрраэн, но встретился взглядом с Сольни и замолчал. Потом снова продолжил: — Если бы знали мы одни... Но сейчас знают и лорды. Потому это опасно... То есть — нет, если ваши придут в Нарготронд с миром...

— Не обманывай сам себя, — вмешался Сольни. — При любом подозрении на связь с "темными" не будет никакой приязни. В город, может, и пустят, но будут держать взаперти и под надзором... и хорошо еще, если просто так. А не в темнице.

— Тут дело не в подозрениях, — возразил Наурэ. — Нас _видно_. Любой из голлори сразу увидит то, что вы можете только ощущать: свободу фэа. Подумай. Может, всё-таки не Нарготронд?

— Это должно быть место сбора... в одно, известное, время. Где еще?..

— Пещеры Альда, — сказал Сольни. — Например. Или найти что-то новое, неизвестное вообще — это было бы даже лучше.

Наурэ кивнул и снова замолчал: ушёл в разговор по осанве. "Вернулся" нескоро — страшно встревоженный.

— Альд сказал: ему вернули его талисман. Сам он в Твердыне, он говорил с Мелькором. Они придут... Те, кто жив, у кого сохранились их талисманы. Но это опасная затея. очень опасная. Я тоже приду. В эти самые пещеры. Но вы же приведёте своих лордов, а как те будут смотреть на нас. как отнесутся, что станут делать... Я не знаю. Переночуйте здесь, а завтра отправляйтесь в путь. И последнее: мы приведём того, кто сможет привести талисманы в действие.

Наурэ посмотрел в сторону.

— Опасное дело мы затеваем...

— Лордов, лордов... — Эрраэн в сомнении посмотрел на Сольни. — Надо бы, но ведь...

— Как бы это не закончилось боем, — подтвердил Сольни. — А кто может привести талисманы в действие?

— Мы пока думаем об этом, — честно улыбнулся Наурэ. — Никто же никогда этого не делал.

— Не самого же Моргота, — хмыкнул Эрраэн, и усмехнулся.

Наурэ молча улыбнулся в ответ

обратный путь до берега материка занял немного времени. Гораздо дольше — путь по суше... впрочем, уже знакомый. Не слишком обнадеживало то, что никто из них толком не знал, что делать. Никто не знал, как это, и что из этого выйдет — действовать заодно с "темными"... с врагами. Заодно и во имя одной цели. Тоже довольно смутной. Белых пятен в этой затее было больше, чем ясности. Сколько времени пройдет до этого сбора — неизвестно. Хорошо хотя бы то, что племя Альда вряд ли станет им мешать , и, скорее всего, допустит чужаков пожить рядом.

Пока добирались до пещер в Эред Горгорот, Сольни упорно молчал — почти всю дорогу. Только когда уже добрались и снова увидели тех, людей Альда, тихо сказал:

— Эрраэн... Альду вернули талисман. Это значит, что он уже не у леди Финдуилас. И как знать, что сталось с нею самой... не говоря уже о её собственном.

Они с Сольни сейчас были снова одни — в одной из маленьких пещерок, приспособленных местными людьми под жилье.

— Я понял, — коротко ответил Эрраэн. — Только позвать ее не решался. Страшно. И ведь она могла бы позвать нас сама... Значит, наверное, отобрали у нее талисманы — она сама ведь не отдала бы их. Не понимаю... Ну что — позовем? рискнем?

Сольни прерывисто вздохнул.

— Давай. И, это... пока мы не выясним, что с леди Финдуилас, не зови лорда Гвиндора. Переживать же будет.

Эрраэн кивнул и закрыл глаза.

С Финдуилас не все было хорошо... он почти сразу это понял. Ощущал — беспокойство ее, скрываемый страх. Даже — желание закрыться.

Позвал он нерешительно, ему казалось, что все это — издалека, как будто из-под толщи воды...

"Леди Финдуилас? Ответь мне! Где ты?.."

Она отозвалась не сразу, нехотя, — как будто долго решала, говорить или нет.

"Я слышу, Эрраэн. Я в Нарготронде. Как вы?"

"Мы были на острове... мы нашли талисман... но поняли, что с тобой что-то случилось. Только не знаем, что именно. "

В её душе как будто взметнулся вихрь.

"Эрраэн. Ты не чувствовал — как будто тебя что-то тянет, это почти безумие. с которым невозможно совладать... Скажи, с тобой это было?"

"Было, леди Финдуилас. И мы узнали, что это было такое. Это... Один из владельцев талисманов, Наурэ... хотел выяснить, что с остальными, и вот — получилось так... Где же те два талисмана, леди? что было с тобою?

Она тяжко вздохнула.

"Слава Эру, вы выбрались... Это было — как неодолимая волна. как порыв, которому невозможно воспротивиться, тебя накрывает с головой самое страшное волнение твоей души... и ты бежишь, бежишь... я покинула Нарготронд. еда осознавая, что делаю, помчалась... к нему. опомнилась только тогда, когда увидела рядом — орочьи морды... Талисманы были со мной. И они их отобрали. А после — ночью напали люди, был бой... Я боялась. что в суматохе меня застрелят свои же. Но — обошлось..."

"И ты вернулась в город? А талисманы остались у них... да?"

"Я плохо помню, как меня освобождали, — виновато призналась Финдуилас. — Я видела, как орки бежали прочь, люди спрашивали меня — откуда я, куда меня проводить, я сказала: в Нарготронд... Пропажу талисманов я обнаружила уже дома. Я послала — поискать, вдруг остались в траве, но нет."

"А что это были за люди? Леди Финдуилас... похоже, талисманы все же унесли в Ангбанд".

"О Эру... — Финдуилас надолго замолчала. — Люди... кто-то из Трёх Племён, наверняка, кто же ещё может быть... но точно — я не знаю. Увы. я больше не помощник вам, без талисманов."

"Мы сами не знаем толком, что делать, — признался Эрраэн. — Только не закрывайся... мы скажем тебе, если узнаем что-то новое, хорошо? И ты тоже скажи. К слову... Что твой отец, лорд Артаресто, думает об этом всем?

"Он очень встревожен, но не собирается останавливать нас. Надеется, что это шанс спасти Эндорэ... Но что теперь? Из-за того, что я поддалась на зов Тьмы, вы потеряли два из этих талисманов. Добыть их уже, увы, нельзя. Боюсь, наша затея рассыпалась прахом..."

"Кто знает... Леди Финдуилас, я боюсь ошибиться — но, похоже, и в Ангбанде есть те, кто заодно с нами."

Та грустно улыбнулась.

"Хотелось бы верить... но я не могу. когда буду хоть какие-то новости, — расскажи мне. Прости, дела..."

"До встречи, леди Финдуилас..."

Эрраэн открыл глаза.

— Я не знаю, стоит ли ей говорить правду. О Морготе... тем более. И о том, что многие из хранителей талисманов с ним заодно.

Сольни очень глубоко вздохнул.

— Мне кажется. мы крпеко влипли, и нас обманут. В любом случае. Это так тяжко. когда ты видишь, что твой путь лежит прямиком в ловушку, и ничего не можешь сделать!..

Через день в пещеры Альда пришли двое эльдар: парень и девушка. Люди ушли, — был день, и шла жизнь, — а эти двое присели у костра в пещере, оба тоненькие, со странными, почти неземными глазами.

Эльдар Мелькора...

Сольни с Эрраэном видели, как те шли к пещерам — уверенные, словно они чувствовали, куда нужно идти. Ни остановить, ни окликнуть их не решились. Только когда те уже присели у костра, Эрраэн шагнул к ним нерешительно... опустился напротив... и сказал:

— Я Эрраэн... а это Сольни, — он кивнул на друга. — А вы?

— Моро, — ответил парень. — А она — Оннеле. Нас осталось четверо. Альд... придёт скоро. Наурэ тоже. Кто из ваших будет здесь, когда мы будем замыкать Круг?

— Мы никому не сказали, — ответил Эрраэн. — Боимся. Но лорд Артаресто знает о талисманах.

Моро нахмурился, рука легко коснулась груди — на пальце тускло блесныл тяжёлый перстень. Враз возникло ощущение _силы_... и тут же пропало.

— Он едет сюда, — почти спокойно сказал он. — Артаресто.

Эрраэн вскочил. Потом, через несколько секунд, сел снова. Волнение поднялось и слегка унялось.

— Когда он будет здесь? — спросил он. — Найдет ли он нас?

— Найдёт, — уверенно и мрачно сказал Моро. — Вечером... Вечером мы соберёмся здесь. Все. И Артаресто. И Наурэ. И те, кто придёт с Севера.

— Он не сможет помешать вам, он один, — вмешался Сольни.

— Если один, — подчеркнул Эрраэн. — Он наверняка рассказал другим...

Тень заслонила вход в пещеру. Знакомая фигура, улыбка... Наурэ.

— Ненадолго попрощались, — сказал он. — Ну что, осталось недолго ждать...

— А вы не можете узнать... Артаресто — один? — спросил Эрраэн. — Я боюсь за это.

— Кто ж в одиночку ездит сейчас по Белерианду? — горько усмехнулся Наурэ и подошёл к костру.

Миг — и огонь затанцевал, покорно изогнулся, показывая подёрнутые пеплом алые мерцающие угли... Несколько искр. И крохотные языки пламени, упорно продвигающиеся к тёмному нагромождению поленьев.

— С ним отряд.

— Они же вас убьют, — тихо сказал Сольни. — Они же поймут, откуда вы. Что же вы... так и позволите?

Моро сосредоточенно посмотрел на огонь.

— Они приедут раньше, чем те, с севера, — проговорил он. — Уже близко... Сейчас их встречают люди, ведут сюда. Скоро. Уже совсем скоро.

— Вы что же, знали — и пришли сюда?! — возмутился Эрраэн. — Вы что — самоубийцы? Вам бежать надо! сейчас же, немедленно! Мы их встретим, сумеем их убедить, во всяком случае, попробуем...

— Они не будут никого убивать, пока здесь не соберутся все талисманы, — возразил Наурэ. — Они будут ждать.

Снаружи послышались голоса, и в пещере сразу стало тесно: вошли люди. Среди их простых одежд резко выделялись одежды эльфов: пусть и походные, но — намного богаче...

Артаресто шагнул вперёд.

— День добрый, Эрраэн. День добрый, Сольни.

Эрраэн шагнул вперед, изо всех сил стараясь, чтобы Ородрет не заметил его смятения.

— Здравстуй, мой лорд. Мы рады видеть тебя.

Люди, — точнее, один из них, который в отсутствие Альда явно был вождём, — жестом указал пришедшим место у костра, из толпы выскочила девочка, с улыбкой поднесла ему чашу с водой. Тот, помедлив, принял. Его спутники, повинуясь его кивку, разместились у огня, на троих эльфов смотрели внимательно — изучая. Наурэ внешн остался спокоен, но было впечатление, что он ощущает себя — под прицелом.

— Рассказывай, Эрраэн, — тон лорда не допускал возражений. — Говори, чего вы ждёте здесь и что собираетесь делать.

— Талисманы, — ответил Эрраэн, опустив глаза. — Мы хотим свести их вместе, соединить, и... хотим, чтобы они проявили свою силу. Дело в том, лорд Артаресто, что мы узнали: даже в Ангбанде есть те, кто желает обратить силу этих талисманов на то, чтобы прекратилась война.

Артаресто жёстко усмехнулся, но сдержался.

— Хорошую же сказку они скормили лорду Гвиндору. Мне жаль его: он должен был стать мужем моей дочери... теперь этого не будет, даже если очередная попытка бежать из плена увенчается успехом.

— Что ты хочешь сказать этим, лорд Артаресто? — вмешался Сольни. Голос его был тихим, спокойным, но чувствовалось, что Сольни сдерживает себя.

— Я не отдам свою дочь тому, кого коснулась Тьма, — сказал Артаресто. — Они говорили с ним — да, это хуже пыток! я не могу более доверять ему.

Эрраэн вздохнул.

— Знаешь, лорд, ты неправ... Хотя я понимаю тебя. Я говорил с ним мысленно, я поручусь... нет в нем никакой Тьмы. Это же слышно... что же ты считаешь его таким слабым? Разве были в лорде Гвиндоре семена зла? Откуда же им прорасти вдруг? А если бы ты попал туда, и они говорили с тобой? что же, после этого тебе нельзя было бы доверять?

— Я говорю не про зло, — покачал головой Артаресто. — Я знаю — это чистая душа и пламенный воин. Именно поэтому, я думаю, они не стали даже пытаться сломать его силой, а стали действовать хитростью. То, что ты сказал, — это иллюзии, в которые он поверил. Не может быть мира с тем, кто желает подчинить себе весь мир, кто возжаждал его, кто сейчас делает всё, чтобы растоптать нас. Именно поэтому я не могу более доверять Гвиндору.

— А если просто не станет войны... это тебя не устроит? если его воины сложат мечи и не пойдут воевать за него?

Артаресто глубоко задумался.

— Возможно, они так и сделают, — чтобы обмануть нашу бдительность. Если так, что ж... мы останемся начеку. Десять лет, пятьдесят, сто, — и они всё равно покажут своё истинное лицо, не может быть иначе.

— Покажут — тогда и покажут, — возразил Сольни, — а если нет, то что же — самим лезть на рожон?

Где-то за спиной Артаресто, далеко, послышался какой-то шум. Наурэ вскочил, Моро и Оннеле потянулись за ним. Люди расступились.

В пещеру вошли трое: страшно обеспокоенный Альд и ещё двое — в простых плащах... вроде бы люди. Люди Севера. Очевидно. И где-то рядом, надо ними, реяло крыло огромной мощи, тревоги и близкой опасности. У них не было страха, нет, но...

— Альд? — Эрраэн не удержался. — А это... кто это?

— Это те, кто может замкнуть круг и оживить талисманы, — коротко отозвался Альд.

По его знаку люди расступились, освобождая пространство возле костра. Ясно было, что здесь хотело быть чуть ли не всё племя, но одного взгляда Альда было достаточно, чтобы пресечь праздное любопытство. Моро, Оннеле и Наурэ приблизились к тем двоим, пряча тревогу, страх... за этих, пришедших.

Один из людей подошёл к костру, опустился возле него и достал несколько вещиц, — сверкнувших, как звёзды.

Талисманы. Те самые.

Эрраэн подошел рядом, и встал за спиной у Наурэ, поглядывая на Артаресто — что он сделает? Сам Эрраэн был уже беспомощен, он мог только следить за происходящим.

Рука Артаресто лежала на рукояти меча, взгляд буквально пронизывал тех двоих, — как будто силился угадать, что скрыто под этими простыми одеждами... быть может, за этими лицами...

Человек закончил выкладывать вокруг костра те талисманы, что принёс с собой, кивнул Наурэ. Он с неохотой отошёл от того, второго человека, снял браслет и медленно положил его на землю... чтобы тут же вернуться на своё место. Его примеру — по одному — последовали Моро и Оннеле.

Артаресто незаметно переместился — встал за спиной у незнакомца с Севера.

Эрраэн шагнул следом. И... сам не ожидая от себя такого — вдруг положил руку на плечо Артаресто. Сольни, заметив это, мигом понял все — и скользнул следом, к другу.

— Лорд... — проговорил Эрраэн, — будет лучше, если ты пока отойдешь от них подальше. Кто знает, что случится.

Рядом с Артаресто мгновенно возникли те, кто сопровождал его, — воины. Двое... пятеро.

— Убери руку, — тихо сказал Артаресто. — И отойди сам.

Человек с Севера как будто и не слышал: смотрел на огонь. Шагнул вперёд. Обычный человек, с осанкой того, кто привык быть свободным, только... как будто лёгкая хромота, что ли... или показалось...

Он подошёл к огню, второй резко отошёл в сторону — острый взгляд мгновенно скользнул по тем, кто стоял вокруг.

И — тишина.

Эрраэн руку убрал, отошел на шаг назад — вместе с Сольни. Шаг. Не больше. Он понимал: еще немного, и может случиться все, что угодно. Ородрет может ударить этого человека мечом... или сделать еще что-то...

Огонь потянулся навстречу к пришельцу с Севера, как будто узнал, как будто всё, что до сих пор было с ним — вопросы Альда, Наурэ, — это были вопросы от чужих, а сейчас пришёл кто-то родной...

Огонь взметнулся ввысь — и дал человеку дорогу в центр костра. Пламя как будто не причиняло ему вреда, просто расступилось... и ждало.

Огненный круг...

Мир замер. Замерли люди, замерли эльдар. Артаресто и пришедшие с ним тоже молчали, хотя чувствовалось напряжение тех. кто готов в любой момент броситься в бой.

Тот, в центре огня, — опустил голову. И полилась в воздухе неслышная, но ощущаемая каждой струной души, всем существом твоим, — музыка.

Это была музыка тревоги и надежды, которую живая душа несёт сквозь бури и потери. Это была щемящая музыка мечты — о покое, о ночах без страха, без войн...

И в ответ на эту музыку маленькие капли — металла, камня, — которых ждали своего часа больше трёх тысяч лет, — отзывались. Они засветились небывалыми лучами — и лучи эти взмыли вверх, к потолку, и соприкоснулись с языками пламени, и стали двигаться в медленном чарующем ритме завораживающего танца.

Эта музыка росла и ширилась, и казалось, — исчезли стены пещеры, и раскрывается небо, и беспредельный лазурный свод сейчас над головами, а не тёмный каменный свод... То крыло незримой мощи, которое реяло за спинами пришельцев с севера, развернулось сейчас во всю ширь, и открылось: это крыло самой свободы.

Танец лучей стал быстрее, они почти слились в единое целое, заслонили того человека в центре... и внезапно всех ослепила вспышка.

Но — не только свет ударил по глазам. Как будто прохладный острый луч проник в души, коснулся того, о чём — даже не знали, он как будто заставил что-то растаять, крохотную болезненную льдинку, это было обжигающе и всё же — хорошо...

А затем свет исчез, и вновь — была только пещера, и огонь костра утихомирился, почти погас... Казалось — это был сон...

Эрраэн сморгнул, приходя в себя — и только тогда к нему вернулось чувство реальности. Сольни сидел рядом, на полу пещеры, и, похоже, ощущал то же самое — странное смятение, чувство, что ты прикоснулся к чуду, и вот оно — где же?.. неужели исчезнет, уйдет?.. А другие — Ородрет, его спутники? Они почуяли то же самое — или другое?..

Ородрет медленно поднял голову, расправил плечи — как будто отгонял наваждение. Сжал меч покрепче.

Тот человек шагнул вперёд — чуть ли не прямо к лорду. Второй сразу же очутился рядом.

Ородрет тоже двинулся навстречу.

Их взгляды скрестились — как клинки. Ородрет несколько мгновений стоял, замерев, и вдруг...

Он резко развернулся, тут же его воины бросились к Наурэ, Моро и Оннеле, схватили их, воздух прорезал звон выхватываемых клинков.

Артаресто тоже обнажил меч.

— Отвечай, — тихо и с ненавистью сказал он, глядя в лицо тому человеку. — Что ты затеял? Что ты хочешь сделать с нами?

— Лорд! — воскликнул Эрраэн, почти не понимая, что происходит, и все же — не в состоянии молчать. Он уже стоял рядом с Ородретом. — Что ты делаешь?!

— Отойди, Эрраэн, — тихо сказал тот, с Севера. — Не подставляй себя под удар. Артаресто, я всё объясню. Отпусти их, иначе нам придётся действовать силой.

Лорд отрицательно покачал головой.

— Я не верю вам.

Эрраэн — и Сольни, который был рядом — почти одновременно сделали шаг назад, переглянулись — оба ничего толком не понимали, кроме главного — здесь вот-вот может пролиться кровь. Только вот — чья?..

Ничьей крови они не хотели — ни крови этих, с севера, ни, тем более, своих сородичей...

— Говори, — повторил Ородрет.

Человек кивнул. Второй, коротко глянув на него, сделал шаг назад — и в сторону: ближе к эльфам.

— Эти талисманы созданы для того, чтобы пробудить в людях — да и в эльдар тоже — способности, которые у них отняты, — негромко начал он. — Тогда, до первой войны... не успели. Ни объяснить, ни привести их в действие. Дальше был долгий путь. Когда эти вещи действовали сами, переходили из рук в руки... мы думали: хорошо, пусть так. Хотя бы так.

— Откуда тебе известно это? — не выдержал Сольни. Было ясно, что этот человек связан с талисманами теснее, чем все они, вместе взятые, но... это же — человек! Смертный!

Тот повернулся.

— Я из тех, кто знает, что такое эти талисманы и для чего они созданы, — спокойно ответил он. — Легенда о них передаётся не только в народе Хурина.

Ородрет подался вперёд, остриё меча почти коснулось горла человека.

— Ты слишком дерзок... для смертного.

— Перестаньте! — Эрраэн чувствовал себя совершенно беспомощным. — Ну уберите же оружие! Что вы все — с ума посходили?! Лорд! Ну пожалуйста!

"Замолчи, — донёсся страшно напряжённый мысленный голос. — Ты до сих пор не понял, что это за мощь? Это кто-то из майар Моргота."

"Тогда вы только погубите нас всех... пусть даже и так, неужели нельзя говорить без обнаженных клинков?!"

— Говори, — с нажимом сказал Ородрет. — Кем же были отняты эти, как ты говоришь, способности?

— Волей того, кто стоит за проклявшими вас, нолдор, — голос пришельца с Севера оставался спокоен.

— Это ваша северная ложь, — жёстко отозвался Ородрет. — Что ж... другого я и не ожидал.

Мгновение, сверкнувшая сталь...

Дальше — как будто всех накрыло сшибающей волной. Эльдар Ородрета отшвырнуло от тех троих, все очутились на земле... а сам Ородрет, стиснув зубы, пошёл вперёд — убивать северян.

— Не смей! — крикнул это Эрраэн, но тут же и Сольни вместе с ним, одним движением — оба синхронно выхватили свое оружие — бросились между Артаресто и остальными. Мечом каждый из них владел вряд ли хуже, чем Ородрет, который редко участвовал в битвах. — Лорд, опомнись! Не тронь их!

Наурэ и остальные бросились туда — к этим двоим, к людям. Тот, кто держался чуть сзади, быстрым, как молния, взглядом, окинул пещеру: до выхода было далеко, и народу чересчур много.

— Пропустите нас, — в голосе первого северянина зазвенели стальные нотки. — Лорд Артаресто. Мы не причиняли вам вреда.

— И это бесчестно — нападать, когда пришли говорить о мире! — воскликнул Сольни. — Пропусти их, лорд!

Ородрет мгновение помедлил, оглядывая Эрраэна и Сольни. К нему уже подошли его воины, — сражаться, если придётся, он явно собирался не один против двоих...

— Не устраивай здесь бойню, Артаресто, — настойчиво сказал тот северянин. — Ты хочешь, чтобы я показал тебе, на что мы способны — если нам угрожают? Подумай, есть ведь Заклятье Ужаса, и ты его помнишь. И если ты вынудишь нас применить его, — оно ляжет и на тебя, и на твоих воинов, и на всех, кто стоит здесь.

— Гортхаур? — как удар плетью.

— Нет. Но я тоже это могу.

— Да бегите же! — в отчаянии крикнул Эрраэн. — Бегите, что вы стоите и ждете?!

Словно послушав Эрраэна, тот северянин пошёл вперёд, к выходу, — прямо на Ородрета. Тот несколько мгновений ошеломлённо смотрел на него, вынужденно шагнул в сторону... И внезапно человек остановился, пропуская остальных: Наурэ, Альда, Моро с Оннеле. Его спутник действовал быстро: чуть не подтолкнул тех в спины и — решительно схватил того за руку. Он чуть поморщился, пошёл сдедом... и Ородрет, сорвавшись, словно лопнувшая тетива, рубанул его мечом.

Реакция северян была мгновенной. Тот, второй, — вскинул руку, и Ородрет, задыхаясь, отлетел чуть не в костёр. И — чуть не силком потащил другого наружу. Люди Альда расступались перед ними.

Сольни вздохнул облегченно, только когда северяне скрылись за спинами людей Альда, все это время наблюдавших за происходящим. Вздохнул — и вложил меч в ножны.

— Нельзя так, — повторил он, — кто бы они ни были.

Воины Ородрета одновременно шагнули к ним обоим.

Сам лорд встал.

— Вы поедете с нами в Нарготронд, — жёстко сказал он, кусая губы. — И дадите ответ перед лордами нолдор в том, что вы такое устроили. И о ваших тёмных друзьях тоже. Ваше оружие!

Эрраэн только усмехнулся — сам себе удивившись — презрительно. Виновным он себя не чувствовал. Он кинул меч на землю.

— Осторожнее с моим мечом, лорд, — проговорил, — не поранься. Он не любит, когда на его хозяина возводят напраслину, пусть даже и лорды.

Воины подтолкнули их к выходу, один подобрал оружие. Там, снаружи, — ударило в глаза закатное солнце.

И вдруг показалось: что-то изменилось. В самом воздухе, что ли... как после грозы. как будто повеяло свободой... Ощущение окутало на мгновение — но не пропало.

Эрраэна и Сольни посадили на лошадей, и кавалькада двинулась прочь: в Нарготронд.

...Дорога окончилась в пещерах. Никаких разговоров по пути, — как будто станой молчания отгородили. И — в одинокую небольшую комнату. Не в тюрьму, но чувствовалось: это не свобода.

— В собственном доме — как в тюрьме, — проговорил Сольни, когда они остались одни. Он сел на койку. — Дожили. Знаешь, Эрраэн, а ведь это будет — изгнание...

— Я не хочу терять свой дом, — буркнул Эрраэн. — Я здесь вырос. Мы ни в чем не виноваты! И лорд Артаресто — не весь Нарготронд... что же, все наши друзья поверят этому вздору, что мы предатели?! Из-за того, что не дали зарубить людей? Я не верю... Да и леди Финдуилас...

— Только на нее и надежда, — кивнул Сольни. — Ладно. Остается только ждать. Когда они соберут совет...

— Позови её, — попросил Сольни. — Ох, ну мы и влипли...

"Леди... Ты слышишь меня? — негромко позвал Эрраэн. Теперь-то она должна была отозваться — рядом... Могла даже и прийти, наверное.

"Слышу, — донеслось спокойно, даже как-то... отстранённо. — Будете говорить, что Север не затуманил ваш разум?"

"Никто нам ничего не туманил! Мы просто не хотели, чтобы получилась кровавая бойня, и все! — перед глазами Эрраэна, передаваясь Финдуилас, замелькали картины недавнего прошлого. — Иначе и наши погибли бы, и те, а они доверились нам! Это бесчестно, у них даже оружия не было!"

"Стой, стой, _ Финдуилас явно заволновалась. — Погоди. Покажи мне этих двоих ещё раз, прошу."

"Я не о них... они и вправду, наверное, были майар врага... а остальные-то — чем виноваты? Они даже не северяне, они просто хранители этих талисманов, такие же, как ты сама, леди! А что было бы, если б еще чуть-чуть?! Если бы пролилась кровь? Эти двое, если они и вправду майар, всех бы наших там положили! И, может быть, твоего отца — тоже!"

"Покажи мне их, — настойчиво повторила Финдуилас. — Это важно, поверь!"

"Смотри, — Эрраэн вспомнил лица тех странных людей. — Думаю, они и вправду майар... во всяком случае тот, что говорил с твоим отцом. Человек не смог бы так, как он — с талисманами."

И — он даже по осанве почувствовал: она вздрогнула.

Ужас.

Страх, с которым ничего нельзя сделать, проживи хоть тысячи и тысячи лет...

"Это Тху, — тихо выговорила она. — И... и кто-то ещё, отец правильно угадал... Они скрывались под чарами, но я ощущаю их силу. И второй... я не знаю, кто это, но мне страшно."

На несколько долгих мгновений Эрраэну стало страшно, невыносимо — даже в желудке появилась омерзительная пустота, словно он падал куда-то. Значит, он был совсем рядом с главным из прислужников Врага... Руку протянуть...

"Откуда ты знаешь, что именно он?"

"Отец показывал мне то, что случилось на Острове. Он не видел его толком, но ощущение... его нельзя забыть. Это он. Но тот, который действовал... я не знаю, кто это."

"Да... страшно, — согласился Эрраэн. — Но давай посмотрим. Талисман был у тебя долго. Верно?"

"Верно, — тихо призналась Финдуилас. — И я стала целительницей ... благодаря ему".

"Вот именно. Разве ты ощущала в нем злую силу? Силу, схожую с тем, что вызывает Тху? Или хоть что-то похожее на их страх?"

"Нет. Нет, никогда. Но... он таил свою силу. Что будет – теперь, после того, как эти двое... И ведь их оживлял даже не Тху, а тот, второй! мы не знаем, кто там ещё есть из майар. мы видели только Тху, и это живой страх... Кто это, кто это может быть?!"

"По-моему, не столь важно, кто... мало ли их там... Очень странно, леди Финдуилас. Тот, Наурэ... он говорил, что талисманы создал Моргот. Мелькор. И даже показывал мне память. В той памяти Враг — если это, конечно, был Враг — был совсем не таким... не Морготом. Он был красивым... и зла в нем не было видно... Поэтому я мало что понимаю. Мне только кажется, что, может быть, тот, прежний, действительно создал талисманы... а Моргот, наверное, хитро присвоил себе чужое творение, и всех убедил. Как с Сильмариллами. Я даже не знаю, как иначе объяснить все это. Но скажи, леди: Гвиндору-то ты веришь?! Неужели ты от него отречешься?"

"Верю, — сразу отозвалась Финдуилас. — А что... он говорил с тобой? снова?"

"Так... один раз. Он тоскует о тебе, леди... А Ородрет сказал — "ему скормили сказочку". Ну пусть я — дурак, но он-то — опытный, его не обмануть! Он не предатель и не глупец..."

Финдуилас тихо вздохнула.

"Скоро совет, Эрраэн. Уже съезжаются лорды. Приехали феаноринги. Приехал Кирдан. Представляю, что будет... Нам остаётся только ждать. Эру, как бы я хотела, чтобы лорд Гвиндор тоже был

"Что тут думать... они нас выгонят. Скажут — изгнание... что мы, не понимаем разве... Только нас некуда идти, леди. И главное — за что?! Что мы такого сделали?!"

"Они уже изгнали Хурина, — едва слышно сказала Финдуилас. — Несмотря на его стойкость, несгибаемость... Он изгнан. Он. Я буду делать всё, чтобы сохранить вам жизнь — хотя бы и такой ценой."

"Неужели ты думаешь, что они могут... — Эрраэн не договорил. — И — феаноринги?! После того, что они устроили — они еще считают себя вправе кого-то судить?! Они дважды убийцы, они сами сыграли на руку Морготу! И ЭТИ будут решать нашу судьбу, и Ородрет послушает их голос?! Да что же это на свете творится! А остальные? А наши друзья? Неужели все будут молчать?! "

"Скоро, — с горечью сказала Финдуилас. — совсем скоро мы узнаем ответы на все эти вопросы."

"Я бы только одного хотел... Сделай так, чтобы Нарготронд знал об этом. Все эльдар, а не только лорды. Ты это сможешь!"

"Сделаю, — с тоской пообещала она. — Хоть это-то я могу для вас сделать."

"Леди... Ты-то сама веришь в то, что мы не виноваты? И знаешь... я не понимаю, что творится на свете. Достаточно одного лишь обвинения, даже самого нелепого, чтобы осудить, даже не слушая оправданий!"

Финдуилас ответилане сразу — как будто учиняла допрос собственной совести.

"Я верю, что вы никого не предавали. Но я очень, очень боюсь — обмана. Такого, против которого бессильны голлори, бессильна наша вера... Обмана, который вползает в душу, заставляет тебя поверить в то. что ты делаешь правильно, и служить чужим целям, не понимая этого."

"И народ Хурина тоже обманули — с их легендой?"

"Это люди, — возразила Финдуилас. — Их память отличается от нашей, она гораздо хуже. Она стирает какие-то события, со временем может показывать их не так. Говорят, это от Искажения, от вмешательства Моргота. Поэтому с этой легендой надо было бы быть очень и очень осторожными."

"А то, что ты лечила и сейчас лечишь благодаря способностям, открывшимся от талисмана — это тоже обман и морготово злодейство? А может, тем, кого ты излечила от ран, лучше было бы умереть — если на самом деле это черное морготово чародейство?"

"Нет, Эрраэн. Эру, у меня голова идёт кругом, чего ты хочешь от меня? Что ты хочешь доказать — мне?"

"А вот что. Наверное, Моргот вознамерился использовать силу этих талисманов к своей выгоде, раз уж там был Тху и тот, второй. Но сама эта сила — не зло, и она не от Моргота."

Эрраэн вздохнул, посмотрел на замершего рядом Сольни.

"Ладно, что об этом спорить... Спасибо, что помогаешь нам. Скоро будет этот совет?"

"Завтра, к вечеру. Отец ещё по дороге сюда оповестил лордов."

"Тогда мы будем отдыхать... пока ничего больше не сделаешь. И леди... если вдруг какие-то новости... сразу скажи нам, хорошо?"

Вечером следующего дня их вывели наружу. Путь лежал по пещерным коридорам, — резкло вспомнились пещеры Альда, но если так в воздухе. как это ни удивительно, реяла свобода, то здесь чувствовалась постоянная жизнь под страхом, под ожиданием нападения...

В зале были лорды. Особняком стояли феаноринги, Кирдана не было... народу было полно, и все ждали: будет буря.

"Мы не преступники, — внушал себе Эрраэн. — нельзя показывать страх... неуверенность... чувство вины. Это они — неправы. Они. И мы должны доказать это."

Сольни не говорил ничего, даже мыслью — но Эрраэн чувствовал, что и тот думает так же.

Их ввели в зал.

Их встретил взгляд Артаресто, — и на толпу пала тишина.

— Нолдор, — негромко заговорил лорд. — Мы собрались здесь, дабы узнать правду. Эти юные нолдор, что стоят перед вами, пытались совершить благое дело: найти талисманы, которые, по легенде, поведанной Хурином, дарую силу для победы над злом. Но так ли это? Хурин побывал в Ангамандо, он был под властью Моргота. можем ли мы верить ему? решено, что — нет, и вот он изгнан. Как решить, коснулся ли опасный яд обмана этих юных душ? Что делать теперь, когда по их попущению талисманы оживил кто-то с севера, в присутствии Тху? Что решать? Первое слово — им. Говори, Эрраэн.

— Я вижу другое, лорд Артаресто, — заговорил Эрраэн, и прямо взглянул ему в глаза — откуда только сила духа взялась. До недавнего времени он и помыслить бы не мог, чтобы говорить с государем Нарготронда ТАК. Уверенно, смело — на равных. — Я вижу, что яд зла уже проник в наш город, если эльдар изгоняют со своих земель тех, кто сражался и проливал кровь за то, чтобы они могли наслаждаться покоем в стенах потаенного города — и при этом почитают свои души чистыми. Других обвинять легко, сидя здесь, в безопасности! Хурин сражался за нас — и за тебя, лорд Артаресто, тоже. Он, вассал Дома Финарфина, был готов отдать за нас свою жизнь. Там, в Ангамандо, он не предал никого из нас. Лорд Гвиндор ушел на войну, чтобы дать надежду выжить своему городу, и мы пошли вместе с ним, ради того, чтобы жил наш город. А теперь вы обвиняете всех нас в предательстве! Вы, кто не пошел на войну сам, кто готов был сберечь свой покой ценой жизней смертных и других эльдар, рискнувших выступить в бой против Моргота? Легко обвинять, сидя под защитой этих стен! — Эрраэн перевел дыхание. — И что я вижу здесь, вернувшись? Ты, лорд Артаресто, призвал сюда феанорингов — тех, кто погубил Дориат, тех, кто недавно учинил бойню в Гаванях! Мы с Сольни были там, мы видели все это — новое Альквалонде! Вот где была победа Моргота — исподволь, изнутри! И эти существа, которых я уже не назову эльдар, эльфами света! — будут решать, где свет, а где тьма? Не проще ли тогда призвать сюда самого Тху?

Феаноринги подались вперёд, схватившись за мечи, но Артаресто поднял руку.

— Твои обвинения нам — это не защита, Эрраэн. К тому же, сейчас мы ещё ни в чём не обвинили тебя, кроме, быть может, преступной доверчивости — к соблазнённым Морготом эльфам, Альду и Наурэ. Мы хотим установить истину и понять, какой опасности нам ждать в будущем.

— Хорошо, — Эрраэн слегка опустил голову, взглянул исподлобья. — Я расскажу о всех своих мыслях. Только знай, лорд — напрасно ты привел сюда этих убийц, и их права судить о наших действиях мы с Сольни не признаем. Один вопрос: а собираетесь ли вы вообще нам верить? Или на все, что мы скажем, будет один ответ — "они одурманены ложью Врага"?

— Верить вслепую — преступная беспечность в наше нелёгкое время, — отрезал Артаресто. — Но если вы докажете вашу невиновность, никто не станет искать в вас врагов. Их, увы, достаточно и так. Мы слушаем.

— Мы не будем доказывать свою невиновность, — прямо глядя на Артаресто, вмешался Сольни. — Мы расскажем, как все было, и расскажем, что думаем об этом. А уж вы считайте, что вам совесть подскажет... если у таких, как эти, — он кивнул на феанорингов, — она еще есть. И не для вас, лорды, мы будем говорить, а для всех остальных, для наших друзей, и для нашего города. Давай, Эрраэн.

— Верно, — кивнул тот. — Так вот... Началось все с того, что через Хурина мы узнали древнюю легенду, что из поколения в поколение передается в его народе...

Эрраэн говорил не спеша, обстоятельно — ничего не утаивая. Рассказал он и про резню, устроенную феанорингами в Гаванях, и о странном эльфе по имени Наурэ, и об его уверенности в том, что талисманы создал Моргот — Мелькор.

— А теперь посмотрите, — он говорил, глядя уже не на лордов, а обращаясь к остальным жителям города, почти всех из которых он знал с детства — кого лучше, кого похуже, но знал. — Что есть зло Моргота? Что есть Тьма? Это убийства, это ненависть, это жестокость, это рабство, несвобода, это мучения... А что дают талисманы? Леди Финдуилас благодаря своему талисману за долгие годы спасла жизнь, наверное, сотням раненых. Мы многое узнали о талисманах, и все это говорит, что они дают новую веру, дают способности, умения во благо, от них одно лишь добро, и никто никогда не видел от них зла. Может ли быть, чтобы их создал Моргот? Думаю, не может. А если хотите знать, что думаю я... Я думаю, тот, кто их создал, был посланником Эру. А Моргот присвоил себе их творение — как он говорил, что он научил Феанаро, как создавать Сильмариллы. И я думаю, что там, в Ангамандо, есть его тайные враги. Носители талисманов — они были не от Моргота. Они были обычными квенди... жившими вдали как от наших владений, так и от Твердыни. И вот — пусть талисманы ожили... И что же? Здесь, в этом зале, есть голлори, те, кто могут ощущать средоточия сил тьмы и света, зла и добра. И что же — неужели кто-то чувствует, что сила Моргота возросла? Что Тьма вот-вот прольется на землю? Я чувствовал другое. Я чувствовал, что мир стал светлее... и свободнее. Как воздух после прошедшей грозы. И думаю я, что тот северянин был из тайных врагов Моргота.

Артаресто молчал: говорил с другими по осанве. Эрраэн вдруг почувствовал на себе взгляд: Финдуилас. Смятение, тревога... и вспыхнувшая надежда. Невозможная, в которую страшно хочется поверить — вопреки доводам разума, вопреки страху, вопреки всему...

— Почему же эти тайные враги до сих пор не проявляли себя? — спросил Майтимо. — Пусть так, допустим. Но почему тогда они не попытались соединиться с нами? Тот, кто оживлял талисманы, — кто он? как с ним поговорить? знают ли это те эльфы — Наурэ и другие?

— Наурэ всю жизнь провел вдалеке от Ангамандо... откуда ему это знать? Но вот я что думаю. Кто-то старается хранить лорда Гвиндора там, в плену, в Ангамандо. Он до сих пор жив... кто-то помог бежать остальным эльфам, многим... я уверен — это не случайно. И уверен, что кто бы это ни был — Моргот ничего не знает о том, что они помогают нам. Знал бы — уничтожил бы их тут же. Я одно знаю: тут все наверняка очень запутано, и немудрено: ведь получается, что им приходится обманывать самого Моргота — величайшего обманщика из всех, кого знала земля... Я думаю, сейчас нам стоит просто чутко прислушаться к тому, что присходит в мире. И — через лорда Гвиндора попробовать понять — кто же помогает нам ТАМ.

— Это разумно, отец, — негромко сказала Финдуилас, опережая Артаресто. — Я не верю в его предательство, что бы ты ни говорил. Я думаю, Эрраэн прав, он уже многое повидал. Взгляни. Если мы не примем сейчас то, что он предлагает, не попытаемся использовать то, что даёт судьба, — мы упустим всё.

— Моргот великий обманщик, Эрраэн прав, — Майтимо скрестил руки на груди. — А мы — идём в тумане.

— Лучше идти, хоть куда-то, чем стоять на месте и ждать, пока из тумана вынырнет рука с мечом, — возразил Артаресто. — Чем мы рискуем? Лорд Гвиндор и так уже в Ангамандо. Талисманы уже побывали там, если... если есть на них скверна, то они всё равно уже оживлены. Я предлагаю действовать.

— Силой уже действовали, — усмехнулся Эрраэн. — Тебя не было там, лорд Артаресто. А мы с Сольни — были. И видели мощь Ангамандо. И испытали — что такое отчаяние. Войска эльдар разбиты, лорд. Силой здесь ничего не добьешься.

— Хорошо, — Артаресто выпрямился. — Как именно ты предлагаешь действовать?

Эрраэн не отвечал долго. Потом заговорил:

— Я думаю, есть лишь один способ одолеть Моргота. Если его люди не пойдут воевать против нас. И если орков перестанет вести их неутомимая злоба. Тогда Моргот может сколько угодно злобствовать на своем подземном троне: у него будут отрублены руки.

— Ну да, хорошо бы, — усмехнулся Майтимо. — Но как этого добиться?

Эрраэн вздохнул. Взглянул на Сольни. Тот сказал:

— Мы хотели собрать вместе хранителей талисманов, и позвать их в Нарготронд, где мы могли бы все вместе решить — КАК. И они были все вместе совсем недавно, рядом с тобой, лорд... А ты обнажил против них мечи, ты готов был их убить, и они вынуждены были бежать, спасаясь. Как теперь мы сумеем снова позвать их — я не знаю.

— Они, — повторил Артаресто. — С ними был Тху. И ты хочешь, чтобы я верил им — хоть на мгновение? Эльдар — ну, может быть, хотя слова Наурэ очень, очень подозрительны. Но только не этот.

— Тху — это одно, хранители — это другое, — рассудительно сказал Эрраэн. — Тху — наш враг, убийца. Все это очень странно. Но думаю, что все же нужно позвать сюда, в город, кого-то из тех хранителей... и поговорить с ним начистоту. Может, у него будут ответы на эти вопросы — и совет, как нам всем быть дальше.

Финдуилас подалась вперёд, как будто хотела что-то сказать. попросить... Артаресто коротко взглянул на неё — и снова обратился к Эрраэну.

— А кто пообещает, что вместе с теми не явится сюда Тху?

— Ну уж! — Эрраэн покачал головой. — Встретим их на границе, с отрядом... хотя что против Тху отряд — но все-таки... Словом, встретим их на границе. Если все будет чисто — проводим в город.

Артаресто встал, прошёлся по залу. Видно было, что решение это даётся ему со страшным трудом, что слишком недавно он видел перед собой — врага...

— Но те эльфы же сейчас в руках тёмных, — тихо сказала вдруг Финдуилас. — Их же увели эти двое, Тху и тот, второй. Смогут ли они прийти к нам? Позови, Эрраэн, спроси.

— Да, — осекся Эрраэн, — и правда... я как-то не подумал про это. Я попробую. Только не мешайте мне, ладно? Это не так-то просто...

Он огляделся, и уселся на ближайшую свободную скамью. Позвать ТЕХ было и вправду нелегко — потому что он плохо знал их. Вызвать в памяти лица... направить туда нить своего внимания. Позвать...

"Эрраэн? — донёсся издалека удивлённый голос Наурэ. — Чего ты ещё хочешь теперь?"

"Наурэ... Мы с Сольни сейчас в Нарготронде. На совете... И знаешь — мы хотим позвать в наш город вас, хранителей талисманов. Этого теперь хочет уже лорд Артаресто: он понял, что ошибся, бездумно подняв на вас мечи. Он хочет говорить с вами, и вместе понять, как нам быть."

Наурэ помолчал.

"Я сейчас не попаду в Нарготронд. Мы на Севере. И... тут сейчас сложно. Эти двое, которые здесь были... я не могу говорить, извини... позже..."

"Постой! Что с вами? Вас держат там силой? Что случилось после того, как вы ушли из пещер?"

"Нас увели на Север. Сейчас мы не сможем уйти отсюда. По правде сказать, никому из нас не хочется разговаривать с Артаресто, после того, как он... ну, ты понял. Разве что если Элло захочет сам с ним говорить..."

"Если кто-то из вас захочет — знайте, что мы ждем их и будем готовы принять. И будем ждать вестей от вас. Хорошо?"

"О чём? — прорвалось с болью. — Что для вас ни делай, всегда будут подозрения, ненависть, хорошо, если скрытая. У тебя хорошая душа, Эрраэн, но..."

"Но нужно же пытаться ее переступить! Пойми, иначе все вообще безнадежно! Иначе мы так и будем грызть друг друга — до скончания мира! Сейчас — есть хоть какой-то шанс найти понимание — так неужели отвергнуть и его? "

"Если Элло захочет, то, я думаю, сможет прийти к вам. По крайней мере, должен. Но это сложно... ему сложно уйти отсюда. Ты же видел: он был не один."

"Не один? О чем ты? Я не совсем понимаю..."

"Ну ты же видел, — напряжённо зазвенел голос Наурэ. — Те, двое... которые как люди..."

"Да! И леди Финдуилас узнала одного из них. Это был сам Тху!"

"Я говорил тебе... Ортхэннер... Это он, да. Если Элло сможет уйти от него, то придёт к вам... если захочет. Поговори с ним. Я помогу... позвать. Но он устал. От вас. От вашего недоверия, от вашей враждебности. Он правда хочет мира."

" Ортхэннер... Как ни назови — он убийца. Я уже ничего не понимаю... Позови Элло, прошу..."

"Я попробую."

Настала тишина. В зале никто не смел обменяться даже словом, если говорили — то только мысленно, ждали. И самый накалённый, самый отчаянный и страстный луч ожидания — это был взгляд Финдуилас...

Наконец — Эрраэн почувствовал странное, как прохладный ночной ветер, прикосновение к душе... Почти нереально, и всё же — ощущение _присутствия_.

"Здравствуй..."

"Здравствуй. Артаресто хочет увидеть вас — если кто-то захочет приехать к нам. Я все понимаю... но неужели у нас нет никаких шансов понять друг друга?! Ведь мы же не враги!"

"Шансы... — горько донеслось издалека. — Мы пытались говорить с вами, — те, кто хочет остановить войну. Но вы же всех, кто с Севера, считаете врагами... вы не видите разницу. Да мне и вряд ли удастся выбраться отсюда. вы же видели: за мной следят."

"Но что же делать нас всем?! — у Эрраэна было чувство, что он бьется о каменную стену. — Артаресто в кои-то веки признал, что был неправ, он готов говорить с носителями талисманов... и снова — все бесполезно?"

Зал в Цитадели, куда — теперь казалось, страшно давно — Гвиндор притащил, спасая от обезумевших орков, полуживого Гортхауэра, был сейчас полон народу. Наурэ, Альд, Моро с Оннеле, Мелькор — в любимом кресле возле камина, Гортхауэр и Тхурингветиль возле окна, — казалось, сам воздух ещё хранит отзвук их полёта. И — много местных. Некоторых Гвиндор знал: вот Эллаис, вот Хатальдир...

Мелькор чуть улыбнулся.

— Я не думаю, что всё бесполезно, — проговорил он вслух, так, чтобы слышал и Эрраэн, и те, кто сидел рядом. — Я скажу тебе, когда смогу выбраться. Позже.

"У меня только и осталась надежда на то, что хоть кто-то, хоть как-то сумеет договориться, не убивать друг друга, даже не разобравшись... Иначе — все бесполезно! И талисманы ожили — может быть, лорд Артаресто потому и смягчился?.. Если бы так же было и с той, с темной стороны! Если бы их воины не захотели воевать! Я буду ждать твоего ответа, Элло... Или ответа любого из вас."

— Спасибо, — медленно проговорил Мелькор, заканчивая разговор. Поднял глаза на всех: в зале как будто даже светлее стало. — Это шанс, и упускать его нельзя. Они надеются на какое-то "восстание", что ли...

— Послушай-ка, — поднялся вдруг Гвиндор. — Знаю я, на что он надеется. Прежде всего... Ты не переубедишь их в реальности Моргота, поверь. К сожалению, это приходится принимать как данность. Но Эрраэн, похоже, считает, что здесь, в Твердыне, в Ангамандо, есть тайные враги Моргота — которые благодаря ожившим талисманам могут обрести влияние... что-то в этом роде. В это поверить способен будет — видишь — и Ородрет. Действительно шанс. Только вот как бы его осуществить, этот шанс?..

Он отвел взгляд, задумался.

— Интересная мысль, — в глазах Мелькора зажглись огоньки. — А что, Гортхауэр, давай устроим здесь им это "восстание", о котором они так мечтаю. Заточим навеки в подземелье злобных Моргота и Гортаура, и пусть этому будет множество свидетелей, которые — а среди них и лорд Гвиндор, разнесут весть по свету. На какое-то время этого обмана хватит.

Гвиндор хмыкнул — и снова поднял взгляд на Мелькора.

— О таком я даже и не подумал, — сказал он. — Ведь каков бред, а! Но если все иное неосуществимо, то, что остается?.. Однако скажите мне вот что. Эльдар узнали Гортхауэра там, в пещерах. Как вы объясните его присутствие во время оживления талисманов?

— Ну, это как раз просто, — вмешался Гортхауэр. — Злобный майа Гортаур следил за тайным поборником мира майа Элло, и просто пока что пути совпадали, потому что на оживление талисманов Моргот возлагал какие-то свои надежды... интересно, какие? Мелькор, отвечай.

— Ну как — какие. Подчинить себе весь мир, — усмехнулся Мелькор. — Нет, определённо придётся устроить это представление, "решающую битву добра и зла"...

— Ну хорошо, — не сдавался Гвиндор, — а что было дальше? А! Кажется, я уже представляю. Майа Элло против воли Моргота оживил талисманы иначе, чем тот ему приказал... а потом твои, Мелькор... то есть морготовы прислужники во главе с Тху схватили и вернули в Ангбанд всех вас. Надо думать, Моргот должен жестоко покарать ослушников, — Гвиндор улыбнулся.

— Ужас какой, — искренне засмеялся Мелькор. — Ну, допустим, покарал.

— Развешал на скалах, — предложил Гортхауэр.

— Э, нет, это должно быть видно издалека. Ну хорошо, пусть так. И что дальше, Гвиндор? Если нас — ну, ты знаешь, кого, — нет, кто поднимет "восстание"? Ты? Эллаис? Райментаро? Кто ещё?

— Талисманы должны дать "мятежникам" силу, — задумчиво проговорил Гвиндор. — Силу неким образом освободиться из-под власти Моргота.

— Гортхауэр прав, — сказал Мелькор. — Иначе, чем со скал, они ничего не увидят. Сделаем... убедятся. Будет на что посмотреть...

Он вздохнул, отвернулся... тут же овладел собой.

— Гвиндор, скоро ты вернёшься домой.

Гвиндор кивнул.

— Вернулись бы остальные... Те, кто ненавидят вас. Моргота не будет , не будет и их ненависти.

— Ладно, — кивнул Мелькор и поднялся. — Пойдёмте на скалы.

— Что... Прямо сейчас? — нахмурился Гвиндор. — Не слишком ли скоро?

— Не скоро, и даже немного поздно, — возразил Гортхауэр. — По-хорошему, такое "наказание" надо было бы осуществлять сразу, как только "провинившихся" привезли сюда, а тут уже время прошло.

— Ну, тоже верно, — согласился Гвиндор. Поежился: ему вдруг стало холодно, по телу пробежала дрожь — когда он представил, ЧТО сейчас может увидеть. — Ладно, идемте.

Гвиндор впервые реально увидел тот путь наружу, на чёрные скалы Тангородрима: узкая дорожка меж вздымающихся пиков, то и дело проходящая над пропастью, дразнящая ощущением близкой гибели, пропасти, смерти...

Там была площадка. И видно было — вот здесь он стоял, Майтимо, и металлический штырь так и остался, и он не висел, как говорили легенды... Хотя от высоты действительно кружилась голова.

Гортхауэр коротко взглянул на Мелькора.

— Ну, давай...

— Сейчас.

Внезапно сдавило все в груди — забытым чувством надвигающегося страха, даже отвращения, отторжения... к тому, чего он ожидал увидеть здесь некогда — и не увидел. К тому, что должно было обрести видимость реальности сейчас. И подумалось: как же мы слабы в действительности... если бы здесь и вправду был — Моргот, сумели бы мы противостоять ему через весь этот кошмар?..

И Гвиндор увидел: мимо него, туда, к скалам, пошли знакомые фигуры. Наурэ, остальные трое эльдар... Эллаис... Ещё, ещё... и тот странный человек, который был в пещере Альда, — он тоже шёл вперёд, ведомый как будто чужой волей. И рядом — были орки. Приземистые, коренастые, до жути сильные твари, в глазах которых светился самый страшный голод: жажда убийства.

И тех — одного за другим — стал приковывать к скалам.

Далеко.

Далеко друг от друга.

По одному.

Чтобы не смогли дотянуться — даже в последний момент, помочь хотя бы прикосновением.

Те не сопротивлялись.

Все это было настолько реально — совершенно реально, никакого следа иллюзии — что у Гвиндора вдруг едва не остановилось сердце. Потом — бешено заколотилось. Он хотел было крикнуть, позвать тех — но звук не мог вырваться из горла, и мучительно закружилась голова — он сам не заметил, как рухнул на холодный камень, и, опираясь рукой, приподнялся — и смотрел, смотрел...

Орки шли — бездушные создания, сотворённые, чтобы убивать, мучить, пытать... Сделав своё дело, они развернулись, — тут, на пронизывающем ветру, было до жути неуютно. Хохот, язвительные шуточки... Они не торопились обратно. Они хотели понаслаждаться этим зрелищем, а впереди — далеко впереди — было видно, что на других площадках точно так же шагают орки, и ведут кого-то, и приковывают, и ещё, ещё, как будто целый народ чья-то злая воля приказала казнить _вот так_, и нет этому конца...

Чьи-то сильные руки подняли Гвиндора, тот не сразу понял: Гортхауэр. Бледное до прозрачности лицо, жуткие глаза, полные боли.

— Не смотри. Смотри на меня. Я тоже... не могу.

— Я это должен видеть, чтобы... — голос прервался, Гвиндор совладал с ним не сразу, — чтобы Эрраэн поверил. Эру, как же это... мерзко.

"А что потом... — сама собой возникла мысль, — их... Моргот велел их оставить здесь... навсегда? Или убить?.."

Гортхауэр отошёл к скале, уткнулся лицом в камень, — не замечая ни острых выступающих граней, ни пронизывающего ветра. Руки у него дрожали.

Тем временем орки стали уходить, да нет, — как-то незаметно исчезали. И вдруг — те, кто был прикован к скалам, подняли головы. Тихо.

Как будто боялись что-то спугнуть.

И первым был тот человек, который называл себя Элло.

И их оковы засветились. Голубоватым призрачным светом, — резко напомнившим тот, в пещере Альда, возникший, когда слились воедино лучи _силы_ всех девяти талисманов. Сияние это становилось всё сильнее, на него больно было смотреть, оно росло, ширилось, заполоняло весь мир, поднималось к низким седым тучам...

Гвиндор — и бывший чуть позади Гортхауэр — смотрели на происходящее, одинаково замерев — Гвиндор не знал, принимал ли майа участие в создании этой иллюзии, или тоже лишь наблюдал, но зрелище было настолько завораживающим, что Гвиндор сам, всей душой поверил в его реальность. Вот, кажется, голубое сияние отразится от низких туч, хлынет на черные скалы, затопит, очищая, Железную Темницу — и все изменится в мире.

И оно хлынуло. Как сияющий ливень с небес.

Чёрные скалы на глазах меняли цвет, вот — это уже не мрачный безнадёжный чёрный, вот уже светлеет, и это уже обычный серый гранит, на котором проступают разноцветные посверкивающие прожилки, и под ногами дрогнула земля...

А фигуры на скалах — исчезли, растворившись в этом сиянии, как будто собою заплатили за то, чтобы это осуществилось.

Гвиндору и Гортхауэру легли на плечи чьи-то руки.

— Ну вот и всё.

Гвиндор выдохнул — и повернулся. Мелькор. Совсем непохожий на того майа, чей облик только что растаял в голубом сиянии.

— И... что будет теперь?

— Рассеялась тьма, нависшая над миром, — усмехнувшись, отозвался он. — Сейчас открыты все засовы, отворились все пути, а стражам приказано скрыться. Пленники скоро поймут это и уйдут на свободу. А идти им предстоит — мимо огненной бездны Тангородрима, где навеки заточено... зло. Вот так, Гвиндор...

— И куда же исчезли сотни тысяч орков? — слегка недоверчиво спросил Гвиндор. — Они ведь не могли просто раствориться. Оставшись без направляющей воли, они должны пойти вразнос... по-моему. Их жажда убийства не должна исчезнуть.

— Я не могу позволить _нашим_ оркам погибнуть от рук нолдор, — жёстко сказал Мелькор. — Но ты прав, это тоже должно быть. Племена уруг-ай. Они неуправляемы — и подлежат уничтожению. О них никто жалеть не будет.

— Их нолдор пытались уничтожить и раньше, — возразил Гвиндор, — безуспешно. Извини, Мелькор, что я спорю с тобой — я уже представляю, как все это будет воспринять эльдар. А эльдар привыкли не доверять Северу... ничему, что исходит с Севера. Во всем видеть подвох, обман. Начнут возвращаться наши — их встретят первой мыслью: а если это коварное чародейство? а если они изменены, чтобы изнутри подорвать наши силы? Не уверен, что все эльдар поверят в силу талисманов. Феаноринги сами, как орки, одержимы жаждой вражды и войны.

— Феаноринги должны прийти сюда, — спокойно сказал Мелькор.

Гортхауэр встрепенулся, хотел было что-то возразить, но промолчал.

— И они придут.

— Пожалуй, они захотят этого, — согласился Гвиндор. — И вам придется их допустить. Вернуть Сильмариллы... убедить, что Моргота — нет.

— Именно. Их должен встретить опустевший Ангбанд и потерявшие "направляющую волю" орки. И — тишина. Но люди должны тоже остаться здесь...

— Я не допущу резни, — негромко сказал Гортхауэр. — Любой ценой.

— Не любой, — отозвался Мелькор. — Не допустить — сложнее, чем прекратить. Не удивлюсь, если они будут хватать за мечи при любом шорохе, но мы должны быть спокойнее их.

— А ведь люди — здешние люди — должны быть, если говорить о жизни под властью Моргота, самыми разными, — задумчиво проговорил Гвиндор. — Посудите сами. Под Морготом должны, неизбежно, быть всякие подлецы, мерзавцы, те, кому доставляет удовольствие мучать других... Кроме того, должны быть "забитые рабы", всякие северяне-слуги, загнанные в Ангбанд насильно, которые должны обрадоваться исчезновению их хозяина-мучителя. Как вы собираетесь все это устроить?

— Заставлять наших людей лгать не хочется, — признался Мелькор. — Но такие, о ком ты говоришь, здесь тоже есть, Как и везде, в любом народе. Нолдор их увидят.

— Но ведь они же убьют их. Наверное. И потом, эти люди все равно знают правду о тебе. Как же сделать, чтобы они ее не выдали? Особенно, если ты откровенно подставишь их под нолдор?

— Я заставлю их увидеть другую правду.

— А ты сам... ты будешь — Элло? Думаешь, тебя не узнают?

— Я его и сам едва узнал, когда он вернулся из Валинора, — с болью сказал Гортхауэр. — Хотя бы иногда видеть то, что было раньше...

— Да, и вот что... как объяснить — прошлое? То, что мне показал Эрраэн, а тому — Наурэ? То, что теперь узнал и Ородрет, и, значит, остальные? Те картины прошлого, в которых хранители получают талисманы от тебя... От тебя — такого, каким тебя вполне можно узнать?

Мелькор поглядел вдаль.

— Ну, как же. Это всё козни злобного Моргота. Посмотрим... на это можно списать всё, что угодно. Почти. По крайней мере, поверят сразу.

— Как все хорошо у тебя получается... Ну так что же, Элло, ты отправишься на встречу с лордом Артаресто? Между прочим, мы могли бы вернуться оба — ведь, несомненно, именно ты помогал мне втайне...

— И на самом деле это правда, — улыбнулся Мелькор. — Гортхауэр, не смотри на меня так. Я знаю, ты всё равно будешь рядом.

— Да, а это вы как собираетесь решить? — спохватился Гвиндор. — Гортхауэр тоже будет кем-то из майар, восставших против Моргота?

Гортхауэр прислонился к скале.

— Да, я знаю, что мне нельзя в Нарготронд, и что вообще пока что лучше перед ними не показываться, но... я не могу отпустить его одного. Гвиндор, пойми.

— Он достаточно силен, чтобы не бояться их, — возразил Гвиндор, — а ты... Нет, конечно, если Мелькор сумеет тебя замаскировать должным образом...

— Ну вот не получилось же — от Ородрета, — возразил Гортхауэр. — Хотя... меня больше волновало, чтобы не узнали Мелькора. может, сейчас будет иначе…