Валинор

Автор: Кэт Вязовская Анжела Ченина

Глаза здесь слепил, казалось, сам воздух, мириады алмазных пылинок, рассеянных повсюду. Наверное, это было бы даже красиво, если б не резало так больно глаза, если б не болела мучительно грудь при каждом вздохе. Слепящий белый свет повсюду. Долгий путь от моря. И вот — гигантская, сверкающая вершина — казалось, она пронзает само небо. Одного взгляда наверх хватило, чтобы зажмурить глаза — и больше не поднимать головы, чтобы глаза не ранились этим светом.

Эллере не поняла, что происходит. Майар в бело-голубых одеждах оторвали ее от остальных, повели куда-то, она увидела огромную белоснежную птицу... потом вдруг земля ушла из-под ног, и эллере поняла — это полет.

...Дворец на вершине горы. Вся земля осталась далеко внизу, а здесь были только величественные, уходящие в зенит колонны, мозаичный пол — драгоценные камни... И белый престол. Трон, озаренный блистающим светом.

Трон Короля Мира.

Облеченная в белые одежды фигура. Золотые волосы. Прекрасное и кажущееся неживым лицо. Лик.

Она осознала: ЭТОТ и есть — брат Мелькора. Манве. Король Мира...

Ей было страшно.

Она в первый момент не поняла — показалось, что голос источало само пространство вокруг.

— Подойди, — услышала она, и поняла, что вала смотрит на нее: прекрасная неживая маска, жутко... — Как имя твое?

Её словно сковывал сам воздух, хотя вроде бы ничто не держало. Шагнула вперёд.

— Эльни, Звёздная Роса.

Вала поднялся — и шагнул вперед. Оказалось — он высок ростом, но не настолько, как почудилось вначале. А глаза у него синие-синие... как небо над Эндоре. И живые. Единственное живое на этом лице.

— Эльни, я хочу говорить с тобой, как с одной из эллери, — губы Манве не шевелились, но Эльни все же слышала этот голос.

— А с теми из нас, кого убивали по твоему приказу, ты говорить не хочешь?

— Хотел бы, — вала слегка склонил голову, глядя эллерэ в глаза, и Эльни поняла — он, кажется, даже не уловил горечи в ее словах. — Но я не могу говорить с теми, кто покинул Чертоги.

— Вы пришли, вы устроили бойню, приволокли нас сюда, а теперь ты заявляешь — я хочу говорить с эллери! А что ты раньше делал, восседая на Таникветиль? Ты не мог поговорить со своим братом? С нами? Надо было устроить всё это, надо было убивать нас, чтобы сломать, поставить на колени, и потом — с высоты своей победы — разговаривать с уцелевшими, давая понять, что оказал мне великую милость тем, что пощадил?

Долгий взгляд пронзительно-синих глаз. Молчание. Потом наконец:

— Ты неправа. Сядь.

Едва уловимый жест — и рядом с Эльни из воздуха появилось кресло. Тоже, кажется — золото с каким-то белым камнем, и вкрапления небесно-голубого.

Она села, — резкий контраст чёрной, как ночь, одежды и бело-золотых переливов.

— Интересно, и в чём же, я, по-твоему, неправа?

— Мы хотим понять, что вас вело, — еще одно кресло возникло напротив, и Манве опустился в него. Руки покоятся на подлокотниках, прямая спина, немигающий пронзительный взгляд... — Чем Мелькор привлек вас?

— Я не верю, что вы хотите это понять. Чтобы понять — можно было прийти в Эндорэ, как это сделал Ортхэннер, как другие майар. Прийти, пожить среди нас и увидеть. Вы хотели нас уничтожить, и вы сделали это.

— Вы искажены. Искажена ваша фэа. Ваша суть.

— Если ты в этом так уверен, зачем спрашиваешь?

— Я хочу понять, что Мелькор обещал вам на этом пути.

— Обещал? Ничего. Ты сам видел: мы не в вашей власти после смерти хроа, мы уходим из Чертогов на свободу, в Эа, так же, как это дано Людям. А там, за пределами Арты, — то, где нет ничьей власти, ни твоей, ни Эрэ.

Взгляд Манве не отпускал ее — он, казалось, пытался проникнуть в самую глубину души.

— Что ты называешь свободой?

— Здесь, в Арте, или за её пределами?

— И здесь, и там.

— Здесь — право быть собой. Жить без страха и без оглядки на того, кто считает, что ты обязан подчиняться — переступая через совесть и честь. Там — там это просто возможность быть везде, не быть привязанным к одной только Арте, причём не по своей воле. Иметь _возможность_ быть везде. Быть может, когда я умру, то не один раз ещё вернусь сюда, но — по своему желанию, по любви к этому миру, а не потому, что я прикована к нему и не могу уйти.

— Тебе плохо здесь?.. Вам? В Валиноре?.. — Манве произнес это медленно, и Эльни вдруг поняла, что ему вообще трудно использовать слова — живую речь. Что он словно говорит на чужом, чуждом, незнакомом наречии.

— Да. Плохо.

— Чем?..

Эльни помолчала. Переводить ощущения в слова... трудно, да.

— Принуждение. Оно давит здесь. Когда Ортхэннер говорил — золотая клетка, я не понимала, что это значит, и как это может быть. Теперь я это чувствую.

Синие глаза вдруг оказались совсем рядом, и белая, как мрамор, тонкая изящная рука с унизанными перстнями пальцами коснулась ее лба. Прикосновение было ледяным, проникающим в самую глубь сознания. Как будто острая ледяная игла вошла в мозг, растеклась внутри... и вдруг Эльни осознала, что все вокруг изменилось. Нет, окружающее осталось прежним, но... Алмазное сияние уже не резало глаза. Исчезла боль в груди. И свет, исходящий отовсюду, перестал слепить: он стал просто светом, заполняющим пространство.

Манве — маска его лица — был совсем рядом, и синие глаза смотрели внимательно и пристально.

— Так — лучше?..

Она молчала, взгляд как-то резко обратился внутрь себя: со страхом искала, что это, что у неё — отняли, что произошло... Вроде бы ничего. Только дышать стало легче.

— Ты не понимаешь. Принуждение... это не то, что ваш свет. Это то, что давит — снаружи, как бы это сказать... воля Эрэ. Здесь ты — под его взглядом, постоянно, и он смотрит, наблюдает, следит, чтобы — ни шагу в сторону.

— А вы, в Эндоре, приняв путь Мелькора, стали свободны от его воли?

Она пожала плечами.

— Я из Перворождённых, и ушла на север от Куйвиэнен. И до, и после... никогда такого ощущения, как здесь, не было. Там всё по-другому.

— Но Эру — Единый. Вы не можете быть свободны от его воли, ибо воля его объемлет все Эа.

— Послушай. То, что ты говоришь, — это просто слова. Я говорю о том, что я чувствую. Если бы ты был в Эндорэ, то почувствовал бы разницу. Сам. А так — я не могу это объяснить.

— Пусть,- слово, как хрустальная капля.

Долгое молчание.

— Я хочу понять вас. Но ты не веришь мне. Не хочешь верить: это я чувствую.

Она горько усмехнулась.

— Поставь себя на моё место, если можешь. Ты развязал войну, когда мог этого не делать. Мы жили там много веков, жили мирно, не закрываясь от вас, — к нам приходили майар из Валинора, и оставались, и никто не преграждал им путь. Они действительно хотели понять и делали это. Теперь ты удивляешься, почему я тебе не верю.

— Мы видели Искажение, — возразил Манве. — Мы не могли позволить ему существовать. Первым, что мы встретили в смертных землях, было…

Сознание Эльни обожгла вспышка — оскаленные уродливые морды, ненависть, злоба... орки.

— Я знаю, о ком ты говоришь. И что, те эллери, которых вы убивали, — это то же самое? Вы не в состоянии почувствовать разницу в фэар?

— Ты не понимаешь их, брат мой Манве, — Эльни вдруг распознала эту мысль, прозвучавшую в воздухе вокруг, но не облеченную в слова. — Ты слишком чужд. Далек. Позволь мне.

И перед Эльни обрисовалась фигура в туманно-серебристом одеянии.

Она вздрогнула.

— Кто ты?

Пространство вокруг сомкнулось, все зазвенело зеленовато-золотистыми нежными красками, мириады хрустальных колокольчиков, поющих в бесконечности — это было сладко и прекрасно до боли, и невольно защемило в груди, и от этого сладко-болезненного ощущения на глазах выступили слезы.

— Ирмо, — сказало пространство.

И перед Эльни соткалась все та же фигура. Юное лицо, волосы, его обрамляющие — как пряди тумана, болото-зеленого цвета глаза. И улыбка. Живая, понимающая.

-Здравствуй, — Эльни смутилась. Существо это не вызывало такого отторжения, как Манве, и страха тоже...

— Не бойся, — коснулось ее сознания. Ирмо говорил словами — привычными Эльни. — Прежде всего... пойми. Айнур — иные. Манве — иной. Он пытается, но ему трудно понять вас, существ из плоти и крови. Я — ближе к вам. Прошу тебя, не отторгай нас.

Облик его тоже был нематериален — он постоянно изменялся, расплывались по незримым волнам волосы, глаза меняли свой цвет, оживали в мимолетной улыбке губы — и Эльни вдруг поняла: Ирмо просто более открыт к ней, он не скрывает то, что Манве спрятал под безликой маской подобия. Сущность же обоих айнур близка, недаром они — братья.

Эльни поняла, что плачет.

— Мелькор тоже айну, — сказала она совсем тихо, голос прерывался. — Иные... не понимаешь, значит — надо уничтожить, потому что оно "неправильное"? Зачем всё это? И что вам теперь надо?

Туманные ладони протянулись к ней, коснулись ее лица. И не только лица — и сознания тоже: в этом прикосновении была только ласковость, нежность, желание понять и утешить.

— Поверишь ли ты нам?.. Сумеешь ли?..

— Не знаю... — честно ответила Эльни. — Если тебе это действительно надо, я постараюсь...

Звучавшая вокруг музыка сделалась щемяще-печальной, пространство потемнело, словно небо перед грозой — только не синее, а дымчато-зеленоватое.

Брат наш, Мелькор...

Мы скорбели о нем.

Мы хотели понять.

Отец наш, Эру, предрек: вы — стихии этого мира, в вас — его жизнь...

Он избрал путь воплощения. Путь, чуждый всем нам. Мы создавали... он разрушал.

Весна Арды. Цветение юности, жизнь, бесконечный простор... Счастливая Йаванна. Манве — вот его подлинный облик: ветер, летящий над пространствами нового мира, поющий в ветвях деревьев, в горных ущельях, Свет Великих Столпов, гордость — мы сумели, мы воплотили!.. Пробуждается новая жизнь! в этот мир, светлый и радостный, придут дети Эру...

Мелькор.

Рушатся, погружая все во тьму, столпы света. Ужас — горе — гнев — как же он мог?! Он — наш брат!! Зачем?! Огонь, заполняющий землю. Йаванна — зеленое течение жизни. В ее золотистых глазах впервые встает смерть, и жгучая жалость, и гнев. Брат! — ее крик. Как же так?! Ведь мы создавали все это, мы же любили!..

Проходят века.

Во тьме покоится Эндоре. Первые эльфы пробуждаются под звездами. Странные, такие непонятные, крохотные... и в душе у каждого дремлет звезда — это видят все валар. Неужели мы останемся чуждыми?! Из нас только Ороме отваживался ступать в Эндоре...

И брат наш — среди них. Он облекся в одежды из плоти. Он уходит все дальше... И вот — мы уже видим: он живет среди квенди.

Не просто живет.

Он изменяет их.

Фэар становятся... Мы видим их — темными. Лишь черное пятно — вместо привычной звезды. Что он делает с ними?!

Мы видим других — чудовищ, в которых осталась лишь ненависть.

И приходит Курумо. Слова его страшны. Мы понимаем — эти, в Эндоре — не остановятся: пока их немного, но с каждым годом будет все больше. Они пойдут по земле, к своим собратьям, и будут приносить то, чем стали сами.

Остановить.

И мы, айнур, создаем инструменты из крови и плоти, наши войска — и посылаем в Эндоре.

Но мы все еще жаждем понять.

— Вот оно как... — тихо сказала Эльни. — Значит, вот он что сделал, Курумо. А мы ещё гадали: зачем он ушёл?...

Она вскинула голову, — хотела встретиться взглядом с Ирмо.

— Вы боитесь. Вы живёте под страхом. Вы не понимаете — изначально. Мелькор был в Эа... давно, ещё до Великой Музыки. Вы — нет. Он видел другие миры, он знал, какой должна быть Арта, чтобы жить, — в отличие от вас. Я боюсь, если бы мы пришли туда, на Альмарен, — мы бы умерли сразу. Возможно, просто не проснулись бы вовсе. Он говорил, что пытался объяснить вам всё это, но тщетно. Что ж... вы будете продолжать жить под страхом, думать, что правы — вы, а не он, наводить свой порядок огнём и мечом. Но вы — не знаете. Вы отказались от возможности узнать — самим, вы положились на Эрэ. Следуйте его воле. Думаю, он будет доволен.

Она замолчала и отвернулась.

— Эльни... — позвал ее призрачный голос.

— Что ещё?

— Нам предстоит решить, как поступить с вами. Вижу: вы не верите нам, не хотите протянуть руку навстречу...

Всколыхнулись темно-зеленые полотнища света, обняли Эльни, и снова — то же лицо; но в глазах — боль. Настоящая.

— Как же нам быть, Эльни?!

— Зачем ты спрашиваешь меня? Когда вы решали о том, быть ли войне, наше мнение вас не интересовало. Мы — Искажённые, мы неправильные, что мы можем понимать в великих вопросах мироздания? Что значит — мы не хотим протянуть руку?

— Мелькор все же прав. Всегда и во всем.

— То же самое вы думаете о себе.

— Но мы верим Эру, — возразил голос Ирмо. — Он — наш отец, наш создатель. Разве он может желать нам плохого?

— Он ваш отец, да. Я не знаю, что это такое, — у меня никогда не было родителей, но я вижу... видела...

Лицо её застыло.

— Я видела наших детей. Родители могут не желать им зла, но они могут ошибаться. Они могут не понимать, что их ребёнок — уже не дитя, что он стал на равных с ним, и продолжают указывать ему, как маленькому. А если они неправы, и если ребёнок указывает им на это... Вот вам ваш Эрэ. И Мелькор. Разве не было такого, когда Ауле пытался уничтожить народ, созданный им, только потому, что Эрэ сказал: мои дети должны появиться первыми? Что это ещё за утверждение своего первенства силой? Я понимаю, почему это так возмутило Ортхэннера, и почему он ушёл.

— Эльни, — еле слышный шепот. — Все решено... Или — Исцеление... забвение... Или — смерть. Мы не можем поступить иначе. Но я прошу тебя о другом.

Эльни опустила голову.

— Бессмысленный разговор. Зачем вы меня позвали? Что тебе нужно?

— Останься со мной, — прошелестел голос Ирмо. — Ты сумеешь сохранить память... _Вашу_ память.

Эльни замерла. Пролетело в голове вихрем: от них не оставят ничего. Их уничтожат. И будет — как играют дети: а давай играть, как будто этого не было...

— Я... остаться здесь, в Валиноре? Остаться — собой? Но я же не смогу скрыть это. И скажут, что искажённое не должно существовать... а заодно покарают и тебя тоже.

— Нет. Ты — сумеешь понять... я верю. Нужно найти путь, перекинуть мост... Мост понимания. Если все вы просто уйдете — кто сделает это?..

Она закусила губу, чтобы не расплакаться снова. Все уйдут...

Нет.

Не все.

Есть те, кому уйти не дано.

Мелькор.

Ортхэннер, которого тот чуть не силой гнал прочь из Хэлгор, — лишь бы тот остался жив и на свободе, лишь бы не попал сюда, в Аман.

Если так тяжело ей сознавать, что все — умрут, то что же происходит с ними?!

И если она уцелеет, останется собой, пусть и здесь, в плену, — может, им будет хоть капельку легче...

— Хорошо. Я согласна.

— Спасибо, — все вокруг зазвенело тонкими голосами, пространство расступилось, и Эльни обнаружила, что сидит уже не в золотом кресле, а на траве, а вокруг — сад. Рядом с ней... эльда?.. Почти такой же, как она сама. Только волосы — все те же, темно-туманные, и невозможно глубокие, болотно-зеленые глаза. В его руке — узкий хрустальный бокал.

— Выпей. Не бойся...

Она взяла бокал. Так страшно... как будто шагаешь в пропасть. Поднесла бокал к губам, зажмурилась... и выпила всё, до дна. Будь что будет...

Нет, ничего страшного не произошло. По вкусу это была вода... просто вода. Отступило отчаянье.

— Если бы я хотел отнять у тебя память, я сказал бы, — грустно заметил Ирмо. Он теперь стал совсем похожим на одно из квендо. — Прости нас, Эльни. Если сможешь. Мелькор — не простит...

— Что с ним будет? — тихо спросила Эльни. — Что происходит — сейчас?

— Мандос, — обронил Ирмо. — Все уже решено. Заточение...

Они выронила бокал, тот с отчаянным звоном разлетелся на мелкие сверкающие осколки.

— Навсегда?!

— Нет. Триста лет...

— Сейчас, что происходит — сейчас?

Ирмо молчал. Потом обронил наконец:

— Скоро будет суд. Но все уже решено.

После слов Ирмо пала тишина, — огромная, страшная, звенящая, как безнадёжность...

Наконец Эльни решительно подняла голову.

— Я должна его видеть. И их — тех, наших. Если ты дашь мне вашу одежду, покрывало, меня не узнают, я затеряюсь в толпе... Пожалуйста.

Ирмо коснулся ее руки. Сжал запястье.

— Эльни, не стоит...

— Ирмо. Я — из них. Я не увижу их никогда. А Мелькора — долго... это не триста лет: в Эндорэ пройдёт три тысячи. Ты просишь: пойми нас. Я же сейчас прошу — пойми и меня...

— Тебе будет тяжело.

Ирмо поднялся, сделал легкий жест — и на плечи Эльни упало легкое серебристое покрывало.

— Идем.

…Ирмо был прав. Лучше бы ей этого не видеть...

Они отказывались. Никто не хотел Исцеления через забвение. Ирмо был прав: все было предрешено.

Но самое страшное началось после. Эльни смотрела... и не решалась подойти.

Майар приводили их. Понемногу: пятеро, четверо.. Ирмо всегда говорил с ними. Ирмо, и Эсте.

Нет. Они не хотели.

И тогда появлялись хрустальные плоские чаши. В них был темный напиток... Эльни уже знала, что это — напиток смерти, разлучающий фэар — и тела.

И все, кого она знала, с кем рядом прожила всю свою жизнь — они брали в руки чашу, делали глоток, другой... чаша падала, разлетались в стороны капли...

На траве лежало мертвое тело, и навсегда застывшие глаза, ничего не видя, глядели в белое небо.

А потом была белая вспышка — тело исчезало, не оставив даже пепла на зеленой траве, все такой же свежей, прохладной.

Не проходило и часа — майар приводили новых — живых.

Живые становились мертвыми, и так же исчезали в белой вспышке.

Ирмо потом нашёл её возле ручья: она машинально, раз за разом, зачерпывала воду, отпускала её на свободу, снова зачерпывала, снова проливала... серебристые капли разбрызгивались, попадали ей на платье, на покрывало, на руки, но она не пыталась ни отодвинуться, ни стереть их.

Чьи-то сильные руки подняли ее, заставили оторваться от воды. Повернули.

Взгляд Ирмо сейчас был почти жестким.

— Очнись! Приди в себя!

Она вздрогнула, несколько мгновений смотрела на него... чтобы потом броситься к нему на грудь и разрыдаться.

— Ты не виноват, я знаю... я потом скажу... скажу Мелькору, что ты не виноват, правда...

Он гладил ее по волосам — руки были почти теплыми... почти как у живого существа. Почти как у Мелькора. Едва слышный шепот мысли:

— Им не было больно... Прости. Это воля Эру...

Она не знала, сколько она так проплакала, — время здесь путалось, текло как-то странно, по-другому... Наконец — просто устала. Понимала: всё это будет с нею — дальше, что она понесёт эту память туда, в будущее, чтобы говорить тем, кто придёт следом... когда-нибудь. И что именно Ирмо подарил ей это самое будущее, получается — тоже пошёл против воли Эру. Пусть и в малом. Пусть одна жизнь по сравнению с теми, множеством, — это песчинка в море... но это — есть. И этого тоже уже никто не отнимет, что бы ни было дальше.

Потом к ней пришел шепот.

— Мелькор в Чертогах Намо... Он заточен. Эльни... я дам ему сон. Триста лет Валинора — это слишком много...

— Чертоги... Что это?! Как? На что они его обрекли?

— Чертоги Мандос. Чертоги безвременья. Там нет мира... нет времени. Нет пространства. Нет ничего. Черная пустота — и память...

Слова давались Ирмо с трудом, он не смотрел Эльни в глаза.

— Тебе не позволят, — отчаянным шёпотом сказала Эльни. — Со мной... они ещё могли разрешить, что я такое — глупая девчонка, может, раскается, одумается, поймёт... Но с ним — нет. Я уверена в этом.

Ирмо покачал головой.

— Я не буду просить позволения.

— Но так — ещё хуже! Тебя просто отшвырнут... как Ауле. И, может быть, заточат вместе с ним, потому что ты станешь тоже отступником.

— Нет.

Ирмо притянул Эльни к себе, глаза в глаза. Едва слышный шепот:

— Манве — знает.

— Как же так, — растерянно спросила Эльни. — Он одной рукой делает то, что велит Эру, другой — против него?

— Поверь, Манве — не бессердечное жестокое существо, каким ты его считаешь. Но он — ближе всех нас к Эру. У него нет выбора. Эру может уничтожить всех нас... если мы осмелимся пойти против открыто.

— Как же всё это жестоко и страшно, — проговорила она. — И... я просто не представляю, какой тут может быть выход.

— Я тоже.

Ирмо вздохнул, сел рядом на траве поудобнее — совсем как человек.

— Там, в Эндоре, остался хоть кто-то из ваших, как ты думаешь?

— Надеюсь... Послушай, ты должен знать. Сюда — вместе с нами — не привозили других пленных? Майар?

Ирмо покачал головой.

— Нет. Только квенди. Мы сами отдали такой приказ.

Эльни сжала руки.

— Я видела, как она падала, — Тхурингветиль. Майа... крылатая майа. Она никогда не была в Валиноре, когда Ортхэннер рассказывал, всё посмеивалась... Говорят, убитые майар тоже идут в Чертоги...

— Нет, Эльни. Майар не было там, — Ирмо говорил уверенно, и Эльни поняла — он не лжет. — Здесь, в Валиноре, теперь будут жить многие квенди. Из тех, что захотели пойти вслед за Ороме. Ты можешь жить вместе с ними. Но есть и еще один способ...

— Какой?

От слов Ирмо стало легче на душе. Всё-таки они уцелели. Оба.

— Я не знаю, каким станет Валинор через триста лет — когда пройдет срок заточения Мелькора. Возможно, все очень изменится. Но даровать тебе сон на эти века — в моей власти.

— А потом? что — потом?

— Я не знаю, что будет потом. Но зато, когда Мелькор выйдет из Чертогов — перед ним будет хотя бы кто-то из вас. Таким же, каким был всегда. А для тебя — не будет этих мучительных веков ожидания. Ты просто заснешь... и проснешься — через триста лет.

— Это несправедливо, — глухо сказала Эльни. — Те, кто остался в Эндорэ, будут ждать, и что-то делать, и жить, и меняться. Им будет страшно тяжело, но они выдержат и дождутся, и это только будет к их чести. Там пройдёт три тысячи лет, и их никто не сможет избавить, хотя они куда достойнее этого, чем я. Нет, Ирмо. Я понимаю, почему ты хочешь сделать так, и я благодарна тебе, но — нет.

— Тогда уходи в Эндоре. Ты не выдержишь — здесь.

Она склонила голову.

— Ирмо, я... Спасибо. Но прежде, чем я уйду... я хочу сделать тебе подарок. Ты сказал: я сохраню нашу память. Значит, тебе это дорого... Я хочу подарить её тебе. Я открыта. Читай... взгляни на мир глазами Перворождённой.

Он коснулся ее висков пальцами — хотя, конечно, для айну в этом не было никакой нужды.

— Я сохраню... и постараюсь понять, и сделать так, чтобы поняли другие... когда ты уйдешь. Я прошу тебя об одном: там, в Эндоре... постарайтесь нас не возненавидеть.

— Это сложно, — медленно сказала Эльни. — Ты ведь понимаешь. Всё зависит от того, что ты встречаешь. Если разрушение, смерть... это одно. Если — как я сейчас от тебя, то это совсем другое... И потом, я не могу говорить за других. Единственное, что я могу сказать точно и уверенно: мы никогда не будем пытаться причинить вам зло. Никогда. Даже если никто из наших вас не простит.

Ирмо вздохнул.

— Тебе нужно отдохнуть, Эльни. Доверься мне и в этот раз. Я вижу — твоя душа изранена, она кричит от боли... ты не сумеешь жить — так. Позволь нам помочь.

А потом мы поможем тебе вернуться в Эндоре.

— Хорошо... — еле слышно отозвалась Эльни. — Спасибо тебе.

Ирмо протянул к Эльни руку — в ней возник полупрозрачный кубок.

— Выпей. Как бы я хотел суметь хоть в чем-то помочь тем, кто остался в Эндоре — хотя бы унять боль...

Она взяла, взглянула.

— А для майар такое подойдёт?

— Подойдет, — улыбнулся Ирмо. — Пей, Эльни. Не бойся.

Эльни чуть улыбнулась — впервые за всё это время.

— Я попробую сделать такое дома. Для них. Вот только понять бы, что это такое...

И поднесла бокал к губам.

И с первым же глотком мир словно расступился перед ней. Все стало легким-легким, свободным, прекрасным — словно никогда не было ни горя, ни всего случившегося... кажется, на миг она поняла, что такое — счастье.

Пространство исчезло, и вокруг наступило это радужное, легкое, счастливое безвременье.