Рассветные холмы

Автор: Кэт Вязовская

На Рассветные холмы они приехали с вечера – старый учитель, маленький князь Ардан, его сестра княжна Дита и, разумеется, охрана. Рассветные холмы были тихи, охрана молчалива, а свежий прохладный ветер шевелил шерсть. Здесь почему-то не хотелось даже играть когтями и царапать кору деревьев, и старый учитель это заметил, но усмехнулся совсем чуть-чуть, не показывая клыки.

Когда тишина стала ночной, и появились звёзды, они сидели у костра. Потрескивание сучьев в костре было частью тишины.

Кто-то должен был спросить, зачем они здесь. Дита ждала, что спросит Ардан, а Ардан ждал, что спросит Дита. Наконец ждать стало скучно, и он не выдержал. Старый учитель улыбнулся – тепло и по-настоящему.

– Слушай, князь Ардан, и ты слушай, княжна Дита. Я расскажу вам одну историю.

Он был Стражем Пути, когда наши предки жили под другими звёздами и называли себя умани. Он ведал травы и ветер, сны и явь, он мог открывать врата, ведущие к иным небесам. Таких, как он, было мало, порой говорили даже, что он был последним в своём роде.

Но однажды пришла беда: все, кто жил тогда на земле, стали превращаться в лондар. Нет, это не были те лондар, которых жгут здесь, на Дельсарене, те были много сильнее – но и много уязвимее: на солнце они сгорали, как свеча.

– Но почему же те, кто не лондар, не сожгли их всех? – тревожно спросил Ардан.

– Потому что их было слишком мало.

– Но так не бывает! Это лондар мало, а нормальных много!

– Это у нас и в наши дни, – поправил старый учитель. – Там, под другими звёздами, беда поразила всех. И – самое жуткое – лондар застывали во времени, им навеки оставалось столько лет, сколько было, когда их поразила болезнь. Навеки – пять, навеки – двадцать, пятьдесят, восемьдесят.

– А как же смерть? – тихо спросила Дита.

– Смерть обходила их стороной, пока они были сыты.

– Они питались кровью, как и наши?

– Да.

I

***

Много машин, целый караван. Очень трудно спрятаться, приходится разделяться, пережидать, потом снова выходить на дорогу. Дорога – самое опасное, она открыта. Ехать только днём. Да осторожней же! Нет, не видать никого. Пока.

Ещё часть дороги позади. Да где же, где этот проклятый Переход! Если бы чуять его, как могли Стражи Пути, то можно было бы идти к нему, как по компасу, а так – искать наощупь. А если это ловушка, если лондар давно уже знают про Переход и ждут там? Может, поэтому и нет погони? Не может же быть, чтобы так хорошо удалось замести следы. Хотя старались. Никаких переговоров по рации: запеленгуют. Никакой ловли новостей: приёмник легко отследить. Как в древние времена на Прародине… только тогда хоть кто-то владел телепатией. Но здесь почти невозможно читать мысли, да и Переходов тут тоже мало.

Страж Пути. Живой ключ, отворяющий врата к иным звёздам. Без него – не пройти, без него ты будешь снова и снова проходить по тому месту, где есть, точно есть Переход – и оставаться на этой проклятой земле, которая горит под ногами. Недавно люди попытались прорваться к тому Переходу, из которого когда-то – теперь кажется, будто в другой жизни – пришли колонисты. Стража не нашли. Сами не прошли. Никто не вернулся.

А если и здесь не будет Стража? Не думать, не думать, только следить за дорогой, прямой, как стрела, пусть стремительно улетает назад земля. Степи, степи, высушенная солнцем трава, высоко в небе завис какой-то хищник. А птица ли это?!

Машина вылетает из-за поворота, тормозит, останавливается. Здесь. Где-то рядом. Но где? Прямо только обрыв над рекой, дорога сворачивает, если ехать по ней дальше, то города будут очень нескоро. На карте алым обозначена точка. Почти попали, теперь надо съехать с дороги и пробираться к реке. Вроде бы где-то здесь есть пещеры, в которых когда-то добывали белый камень, там действительно можно устроить жилище, если ты неприхотлив, и если каким-то образом наладить доставку еды… Нет. Не здесь. Тут никого. Надо ехать дальше. Искать.

Солнце в зените, тени съёжились у ног, под колёсами. Ветер, здесь всегда ветер, и дрожит марево у горизонта, всё белёсое, внизу, под крутым обрывом, – река. Нужно позвать, нужно разрушить тишину, пронизанную степным ветром.

– Райнер! Райнер, ты здесь?

Тишина. Десятки настороженных глаз смотрят из других машин, ждут. Самое страшное в мире – ждать.

Степь. Никого. Оглянись вокруг, – никого, ни одной живой души. Неужели всё напрасно?..

– Звали?

Он возник, как будто из жаркого воздуха, не было – и есть, стоит рядом с машиной, коренастый, крепкий, слегка сутулый, серые глаза смотрят в упор.

– Страж Пути! Живой…

Тот чуть развёл руками: мол, пока да.

– Райнер, мы…

– Я всё знаю. Садись за руль, поедешь, когда я скажу и куда покажу.

– Да, да… конечно.

Райнер зашагал сквозь высокую сухую траву прямо к обрыву, остановился в двух шагах от края. Поднял руку.

– Как только я махну – едете на меня! Один за другим, все! Прямо на меня, понятно?

– Да, но…

– Прямо на меня!

За его спиной был обрыв, а дальше, по ту сторону реки, уходила к горизонту степь. Поднятая к солнцу рука чуть дрожала.

– Готовы?

– Райнер, ты уверен?

– О Создатель, конечно, уверен! Хватит трепаться, валите отсюда. Три! Два! Один…

Рука срывается вниз.

– Пошёл!

Машина рванулась с места, подняв сухую пыль из-под колёс, поехала, переваливаясь из стороны в сторону, – это степь, здесь нет дорог, дорога – случайность, исключение, а правило – вольная земля и травы… Фигура Стража вдруг резко засветилась, её обвёл яркий голубоватый контур, голубой свет приближался, миг – и он объял первую машину, а когда рассеялся – не было перед глазами ни реки, ни степи, ни Стража Пути, только незнакомые холмы вздымались к тихому вечернему небу, да склоняли ветви осенние деревья. Взгляд в зеркало заднего вида: из ниоткуда выскочила вторая машина, третья…

И враз задрожали руки, сбрасывая скорость.

И другая, мирная тишина зазвенела вокруг. Тишина пустынного края, в котором царил покой.

Они высыпали из машин. Кто-то опустился на колени и закрыл лицо руками, кто-то обнимал стоявших рядом.

Бегство удалось.

И тут они обнаружили, что прошли не все.

***

– Райнер, мы не уйдём, – голос тихий и срывается от напряжения. – Ты что, не понимаешь? Мы – последний шанс! Если мы не проведём уцелевших до тебя и до Перехода, то никто не выживет, либо они станут лондар, либо их сожрут!

– Я понимаю.

Короткий взгляд по сторонам. Лишняя предосторожность: лондар выползут только ночью, можно не беспокоиться средь бела дня, да ещё и здесь, в степях, далеко от поселений. Пока. До тех пор, пока они не додумались до защиты машин от света.

– Идите за мной. Надо всё продумать.

– И надо обезопасить тебя от них!

– Идите за мной!

Они начали спускаться по крутой тропе. Внизу белел пляж, отвесные стены становились всё выше.

– Это у тебя официальная работа – змеёжиков доить?

В серых глазах Стража блеснули весёлые искорки.

– Нет, это дополнительный заработок. Официально у меня тут пост Охраны природопользования.

– Ты должен следить, чтобы те, кто к тебе приходит за ядом, не оказались лондар!

Страж притормозил на повороте.

– Яр, успокойся. Возле Перехода я всё ещё Владеющий Силой.

– Ну…

– Вот тебе и «ну». Заходите.

– Э… А куда?

Они смотрели на светлый обрыв и ничего не могли понять. Страж усмехнулся и пошёл вперёд, прямо на камень. Яр протёр глаза: тропинку не было видно вовсе, то ли тени так ложились, то ли она существовала только для Стража.

– Чего ждём? – поинтересовался Страж. – В полдень в этих краях и нормальный человек солнечный удар схватит, не то что лондар. Прошу за мной.

Яр, помедлив мгновение, шагнул вперёд – и обнаружил, что тропинка есть на самом деле. Вход в убежище Стража скрывался в скалах.

Внутри они расселись по креслам в просторной столовой, – если не знать, что снаружи пустынный край, не догадаешься, что ты не в центре цивилизации.

– Так, – Страж Пути сцепил пальцы. – Думаем. Нужна связь. Нужно оружие. Проводник не должен идти один: если с ним что-то случится, другой должен подстраховать. Нужно знать пути через границу.

– Границы, – поправил Яр. – Эпидемия расползлась по всему миру.

– Нужно… – Страж Пути вдруг осёкся и замолчал.

– Райнер? Райнер, что…

Взгляд Стража Пути стал стеклянным.

– Помолчи, – еле слышно проговорил Райнер. – Это свои, от домашнего Перехода, телепатия…

Все замерли.

«Эрик, куда ты, в Бездну, провалился? Я думал, тебя убили!»

«Пытались. Я успел уйти в Переход. Слушай. Я доложил в Орден, они велели уходить: надо обезопасить Переходы, чтобы зараза не проскочила на цивилизованные планеты. Я прилетел за тобой.»

Райнер выпрямился.

«Эрик, а как же здешние люди?»

«Я успел прихватить с собой материал, и… У нас нет средства против лондаризма. На данный момент это неизлечимо.»

«И что же? Сидеть в тепле и знать, что здесь все перегрызут друг друга и сдохнут? А как же…»

«…твои поломойки из Ордена?»

«Они не поломойки!»

«Да, да, младший технический персонал, подавший в отставку под предлогом нежелания участвовать во внутриорденских трениях. Никак.»

«То есть? Я должен их бросить на произвол судьбы и слинять? Извини, не выйдет. У меня был приказ присматривать за ними, чтобы они не организовали тут ничего враждебного Ордену, а по уставу…»

«Хватит! Я прилетел за тобой, и я тебя вытащу, даже если мне придётся стукнуть тебя по дурьей башке и тащить силой!»

«Спасибо за предупреждение, – медленно проговорил Райнер. – Кто предупреждён, тот вооружён.»

«Идиот, – яростно выдохнул Эрик. – Ты решил воевать против Ордена?»

«Нет. Я решил воевать за людей.»

«Тогда тебе придётся драться со мной.»

«Это один из вариантов, – согласился Райнер. – Но есть и другие.»

Эрик некоторое время молчал, и у Райнера от напряжения начало звенеть в ушах.

«Какие? – наконец слабо спросил Эрик. – Какие варианты?»

«Вариант первый – самый паршивый. Ты выполняешь приказ, то есть хватаешь меня в охапку и вывозишь с планеты. Вариант второй, средней паршивости. Ты забираешь хоть кого-то из ещё не заболевших и улетаешь отсюда навсегда. Без меня.»

«Но… но что я скажу? Что я тебя бросил?»

«А это уже не моё дело. Вариант третий. Ты остаёшься здесь и помогаешь мне у своего Перехода.»

«Это невозможно, тут полно лондар. И… Нет. Я не смогу, ты же знаешь, что для меня значит Орден! А твой третий путь – это предать его. Я… послушай. Я не смогу солгать, ложь у Ордена не пройдёт. Я могу забрать людей, немного, – ты же знаешь эту модель, флайер не пассажирский. Ты должен улететь со мной. Не перебивай! Ты должен улететь со мной. Ты должен прийти вместе с этими людьми. Ты можешь не прийти только в одном случае: если ты погиб. Тебе всё ясно?»

Райнер долго молчал, потом поднял взгляд к невидимому из убежища небу.

«Я понял. Сколько времени ты можешь ещё пробыть здесь?»

«Мне дали на поиски тебя две недели.»

«Хорошо. Жди. Я свяжусь с тобой.»

Он тяжело откинулся на спинку кресла, закрыл глаза. Яр и остальные смотрели на него, боясь пошевельнуться.

– Вернёмся к нашим змеёжикам, – наконец проговорил Райнер. – Ни один из проводников не должен попасться в лапы лондар. Ни один из проводников не должен стать лондар. Даже ценою собственной жизни.

– Ценою жизни, – эхом повторил Яр. – Послушай, ты не видел, что там творится, а мы видели. Многие предпочитают умереть, лишь бы не стать лондар. Многие боятся смерти и становятся. Люди – разные. Но едой для лондар не хочет стать никто.

– А что, если кто-то из проводников случайно становится лондар? – спросил кто-то из тени. – Он же будет знать путь. Это безумие, безумие, я видел, как люди на глазах перестают быть людьми, это кошмар…

– Если один проводник стал лондар, другой обязан убить его и спасти людей, – чётко проговорил Яр. – Другого выхода я не вижу. Но мы – те, кто вызвался быть проводниками, – мы все должны согласиться на это. Тот, кто не согласен, должен немедленно пересечь Переход. Ребята… я прошу вас принять решение. Подумайте. Вы ведь знаете, что от этого зависит.

Райнер вскинул глаза. Какие же они молодые… Дома им ничего не светило: потомки одной из слабеньких школ Владеющих Силой, которая присоединилась к Ордену добровольно. Жители высокогорья. Наплевали на дрязги власть имущих, подписали с Орденом договор о мирном исходе и ушли на эту планету. Отправились за спокойной жизнью. Кто б знал, во что она превратится…

– Я согласен, – негромко прозвучал первый голос.

– Я согласен, – отозвался второй.

Райнер повернулся к третьему – тот молчал.

– Лийт? Ты не хочешь? – прерывисто спросил Яр.

– Я хочу быть проводником. Но раз решение принято, то вы уже обязаны меня убить.

– Что?! – вскочил Яр.

Глаза Райнера сузились, он поднял руку – и Яр медленно опустился в кресло.

– Говори, раз начал, – голос Райнера был ровным. – Я обещаю, что мы выслушаем тебя.

– Дело в том… Дело в том, что моей кровью уже питались.

– Кто?

– Какая разница…

– Да, верно. Прости.

– Я спал… проснулся от боли.

– Ясно, ясно.

– Я испугался, перевязал руку… хотел покончить с собой. А потом… потом я обнаружил, что ничего не происходит. Ну, со мной. Я такой же!

Голос его сорвался.

Райнер положил Лийту руку на плечо.

– Это мы видим, – сказал он мягко. – Если бы ты не остался собой, то не смог бы выйти в полдень на степное солнце.

По комнате пронёсся вздох.

– Может, есть и другие такие же. Может, и ты, Райнер, тоже не превратишься в лондар. Я не знаю. Ты же настоящий Владеющий Силой, куда больше, чем мы.

Райнер покачал головой.

– Трудно сказать. Хорошо бы, если бы так.

– Не так, – хрипло отозвался Яр. – Вспомни Сенту. Она ушла из Ордена вместе с моим дядей, и она была не из нашего народа, а вообще из семьи, где в роду элиа, то есть была одарена Силой больше, чем все мы, вместе взятые, и что? Ей это не помогло.

– Да…

– То-то и оно.

– Значит, так, – сказал Райнер. – Эрик будет две недели ждать меня возле своего Перехода. Он согласен увезти несколько человек. Вашим первым делом будет – доставить Лийта к нему. Никаких обсуждений! Я хочу, чтобы наши попробовали найти причину, по которой он не заболел, и разработали лекарство. Как этого добиться – забота Эрика, не ваша. А сейчас – за дело. Мы должны создать систему связи, которую не засекут лондар. Пока я у Перехода, я могу телепатически позвать кого-то. Буду выходить на связь каждые четыре часа – или как договоримся.

***

Первая отправка. Первая бессонная вахта – ожидание связи. Не спать вошло в привычку, Райнеру казалось, что если он будет полноценно высыпаться, то упустит что-то важное, как будто его бессонница могла чем-то помочь тем, вдали.

Граница. Первая из трёх. Связь перед прохождением и осторожный зов в условленное время: мало ли что. Яр отзывается, телепатический голос сонный: да, прошли, сейчас Лийт ведёт машину, а он пытается поспать, да, всё в порядке.

Надо ждать. Да, один раз они уже прошли этот путь. Да, эпидемия ширится с каждым днём. В городах по соседству уже появились лондар. И как разведка планет прошляпила эту заразу? Теперь хотят закрыть доступ на планету. Как будто кто-то в мире может забыть, что разведку ведёт Орден. Да и остальные хороши. Орден Орденом, а решение о поселении принимают другие. Хотя… мало что можно не обнаружить при разведке, – люди заразились от животных, и понеслось. Как-то там те, кто ушёл через Переход? Когда здесь основывали поселение, люди уезжали целыми городами, везли с собой цивилизацию, а тут придётся начинать всё с нуля. Что они могли захватить с собой в багажнике? А когда-то они приезжали к Райнеру на рыбалку, ловили странных рыб с иссиня-зелёной чешуёй, слушали ночных птиц… Сколько существует колония людей на этой планете? Ста лет не будет, а привыкли, привязались к этой земле…

Ночь. Очередная ночь. Наверху, в степи, – далёкие тревожные шорохи. Новости включать жутко: всё больше и больше лиц лондар. Скоро власти тоже станут лондар, и что тогда? Будут отлавливать живую еду силами армии?! В городах ночью – бешеная жизнь, куда ярче, чем было раньше.

Яр сообщал: они подходят к городу, нужно обойти его, слишком опасно. Райнер вздохнул. Вызывать Эрика нельзя: тогда будет очевидно, что он, Райнер, не со своими людьми, а возле Перехода, нельзя подставлять Эрика, надо ждать, пока сам догадается позвать, уже договорились о том, где он должен забрать людей, давно, теперь время ползет еле-еле… а над головой висит чужая ночь, ставшая враждебной.

Переждать ночь. Они должны продержаться, осталось немного. Встреча назначена далеко от Перехода. Там, вдали, скоро наступит рассвет. Может быть, Эрик позовёт его перед пересечением Перехода. Может быть, скажет, что всё удалось. Скорее всего – нет. Яр! Яр, у вас всё в порядке? Отзовись!..

Там, вдали, звёзды повернулись над головой, и небо начало светлеть.

Яр, отзовись!

Снаружи поднялся ветер, пробежался по речной глади, по траве.

«Яр!»

«Да… они ушли в сторону флайера. Нам пришлось прятаться, мы выбились из графика, теперь им придётся очень быстро нагонять. Я дальше не пошёл, как мы и договаривались.»

«Хорошо. От тебя можно увидеть флайер?»

«Я не могу понять, была ночь. Сейчас светает, я пока ничего не видел.»

«Хорошо. Через три часа они должны подняться на борт. Я позову тебя.»

Ночь смотрит в душу. Ночь властвует. Ночь изменилась, она иная. Она ожила. Она тоже – ждёт.

Рассвет не скоро. Иногда кажется, что он вовсе не придёт. Пространство кажется прозрачным и хрупким, дохни – и зазвенит, протяни руку – и рассыплется на тысячи осколков.

На какой-то миг кажется, что ты куда-то проваливаешься, летишь в бездну, и нет ей конца… Очнуться в последний момент, торопливо посмотреть на часы: эдак можно и прошляпить время связи…

«Яр. Ну что там у вас?»

«Флайер улетел, я видел.»

Сердце колотится, как бешеное. Облегчения нет, уверенности нет, ты завис над неизвестностью.

«Эрик не звал вас?»

«Меня – нет.»

Это – всё. Нить, связывавшая с домом и с Орденом, оборвалась. Осознание накрыло тёмной волной. Если Эрик и вернётся, то вряд ли скоро. Ждать помощи от Ордена можно, но лучше потратить силы души на что-то более полезное.

«Хорошо. Яр, как договаривались. Собираете ваших друзей, кто ещё не… Словом, позову через четыре часа.»

Яр, похоже, почувствовал.

«Пойми, Райнер, мы больше ничего не можем узнать. Я уже думал об этом.»

«Да, да. С этим – всё. Принимаемся за дело.»

***

Звонок жестоко вырвал из сна, это было мучительно и почти физически больно. Звонили из Охраны природопользования. Давно не появлялись. Сейчас все боятся выходить на связь: а вдруг тот, кому ты звонишь, уже лондар? Райнер глянул на часы: солнце в зените, стало быть, есть надежда, что это не ловушка, и на другом конце и вправду человек.

– Райнер, это я.

– Я понял. Какие новости?

– Всё плохо. Не до жиру, быть бы живу.

– То есть? Вы сворачиваете посты?

– Да. Лондар во власти всё больше, не успеешь оглянуться, как на работу нельзя будет ходить!

– Ясно.

– Будь осторожен. Тебе же приходится выбираться за едой.

– Буду.

– И ещё… Они очнулись. Сначала было безумие, они теряли рассудок от кровяного голода. Сейчас уже не так, они строят людские фермы – поняли, что могут очень быстро остаться без еды, и надо срочно что-то делать. Так что если кого-то отловили, то ещё есть шанс, что человек останется жив и не станет лондар…

– Послушай, – Райнер очень волновался. – Ты же знаешь, я живу у Перехода. Если кто-то хочет навсегда покинуть планету, посылай их ко мне.

– Это ж сколько до тебя добираться, в твою глушь! По дороге могут поймать сотню раз. А некоторые ещё надеются, что лондар можно истребить, организуют отряды… Для лондар смертелен дневной свет, и ещё какое-то дерево на них действует как отрава, знай. Я уточню, какое.

– Дерево? Это что же, ловить их и насильно поить древесным соком?

– Не знаю. До меня дошли только слухи. Как твой генератор?

– Работает.

– Я пришлю тебе запчасти, чтоб и дальше работал.

– И пусть их привезут те, кто хочет уехать.

– Хорошо.

***

Райнер ждал. Скоро начнутся дожди, степи превратятся в непролазную грязь. Яр где-то застрял, путь обратно через три границы оказался дольше, чем они рассчитывали. Впрочем, какие тут могут быть расчёты… Отрезанность от той, далёкой жизни начинала давить, порой казалось: ты мог бы быть полезен, если бы был в гуще яростной и беспощадной жизни городов, а приходится сидеть в степях и ждать, пока что-то сделают другие. Но нет, не имеешь права, слишком большой риск, если что-то случится с тобой, последний путь с проклятой планеты захлопнется навсегда. Лондар не допустили хаоса и беспорядочной войны всех против всех, цивилизация сохранилась и стала работать на лондар, новости перестали быть паническими, они несли новую реальность, в которой не было места для голоса людей. Каждое утро, когда просыпаешься, в первый миг ты ещё в прежней жизни, где ничего не случилось, а потом – наваливается, и некуда деться, надо снова и снова выходить на связь и вылавливать из потока новостей то, что может помочь своим.

Свои едут по трассе. От столицы добираться часов десять, можно успеть за световой день… почти успеть, потому что до самого Перехода дороги нет, есть только степь. А солнце уже склоняется, вода в реке становится расплавленным металлом и сияет тревожным оранжевым светом. В душе как заноза – предчувствие чего-то плохого впереди, и нельзя ничего сделать, река времени принесёт к тому мигу, когда будущее станет настоящим, и останется только осознавать, что твои чувства тебя предупредили, это смягчение удара, но не отмена его… Мерзкое ощущение.

Вечерний свет тускнеет, машины скоро должны уйти с дороги. Скорости почти не будет, машины будут переваливаться из стороны в сторону на колдобинах, сминать траву, оставляя за собой чёткую колею. Скорей бы дожди, они уничтожат следы…

Последний зов – да, всё хорошо, никого не видели, едем. Уже почти темно. Трасса позади. Райнер стоял над обрывом, вглядываясь в темноту. Едут… медленно, как же медленно!.. Почему в голове стучит – скорее, скорее, скорее? Что-то будет, что-то вынырнет из тьмы ночи, из неотвратимого будущего, но – что? Орден так и не научился управлять предчувствиями, их нельзя вызывать по желанию, их невозможно прояснить…

Ветер был неприветливым и холодным, Райнера начало трясти, он уже не понимал – от волнения или от холода. Несколько машин приблизились, остановились, он поспешил навстречу. Надо выгрузить то, что привезли для него… Скорее. Просто выгрузить, перетащит он сам, позже.

Чужих он почувствовал спиной, – что-то говорил, осёкся посреди фразы. Люди тоже замерли.

– Быстро, по машинам, – внезапно охрипшим голосом скомандовал он. – Вы успеете уйти: им нужно время, чтобы доковылять сюда от трассы по бездорожью.

– А как же ты?!

– Я справлюсь, – властно отмахнулся Райнер.

Он остановился, мгновение соображал… а потом ночная степь озарилась бешеным смерчем белого пламени, в котором возвышался чёрный силуэт. Райнер поднял руку – и силуэт через долю секунды повторил его движение, огромный, жуткий и безмолвный. Райнер ощутил долетевшие издали отголоски чужого страха, усмехнулся – и силуэт медленно повернул голову в сторону машин у берега. И те – казалось, неохотно и против воли – пошли прямо в белое пламя, чёрный силуэт простирал к ним руку… они беззвучно исчезали в голубоватой вспышке, одна за другой. Когда исчезла последняя, силуэт несколько мгновений постоял – и развернулся в сторону тех, кто в леденящем ужасе застыл у дороги, чудом затормозив и будучи не в силах двинуться с места.

Райнер понял: это были подростки, лондар из соседнего посёлка. Они выехали в ночь погонять на свободе, сейчас в панике хватаются трясущимися руками за руль, боясь повернуться спиной к кошмару, начинается дождь, машина буксует, они каким-то чудом оказываются снова на трассе, разворачиваются, их заносит, визг тормозов – и машина уносится прочь.

Райнер наконец почувствовал, что продрог до костей, и услышал шум ливня. Теперь им расскажут. Теперь вспомнят, что где-то в степях есть… как же его там? Пост Охраны природопользования? И что это даёт? Ах да, там Страж Пути, вот это уже хоть как-то объясняет то, что творилось ночью…

Вспомнят и расскажут. И единственной защитой будет страх, созданный им в чужих душах.

***

Лили дожди. Сквозь холодные хлещущие плети прорывались люди. Кто-то кидался на шею – вот, по дороге потеряли одного, другого... Потом они потеряли целую группу, последняя связь была на рассвете, и когда Райнер понял, что они уже не отзовутся, то долго смотрел невидящими глазами на восходящее солнце. Кто-то рыдал у Перехода – родные наотрез отказались уходить, не смог уговорить, убедить, забрать силой, перед глазами стояли двое, обнявшиеся на пороге... Привозили детей. Это было самым мучительным, – они могли заплакать в неподходящий момент, их везли чуть не на головах, по плохой дороге, мимо городов, а в удлиняющиеся ночи прятаться становилось всё труднее. Однажды приехала молоденькая девушка, почти подросток, за неё держались двое малышей: родители стали лондар и оставили детей людям, она подобрала их на рассвете, чувствовала, что рядом лондар, но всё же пошла, дети плакали и спрашивали, где мама, она не могла им ответить… Райнер проводил их, и не оставляли мысли: чужая земля, на которой нет цивилизации, – как они там выживут?

А дни сливались в единый поток, наступали холода, и машины уже шли сквозь снег – то чаще, то реже, ему приходилось уходить от Перехода – в белой степи легко сбиться с пути, а кто-то замерзал, и людей оставляли в укрытии, чтобы они пришли в себя и догнали позже, и опять доходили не все… Райнер устал от тупой дёргающей боли в душе, обрушивающейся всякий раз, когда он кого-то терял, когда он видел осунувшееся лицо бессменного Яра, без остановки колесящего туда-сюда… Он почти не верил в весну, но она всё же пришла, ночи – опасное время – стали короче… Уходили по одному, знакомились в пути, чужие становились единственной надеждой, опорой, становились своими. Райнер потерял счёт времени, не замечал, трава ли под ногами или уже голая земля, он только провожал, провожал, следил, выходил на связь, слышал крики о помощи или выстраданную радость, терял своих. Яр научился убивать, – он, бежавший от необходимости стать на какую-то из сторон в раскалывающемся Ордене. Когда прошло время – Райнер с удивлением обнаружил, что они продержались уже почти три года, – проводники задержались у него, не зная, с чего начать трудный разговор. Он попытался им помочь, но был слишком неловок… Они хотели уйти. Перевезли уже всех, до кого смогли дотянуться, по другую сторону Перехода их ждали родные, которым они переправляли – в одну сторону только! – послания о том, что живы, и больше нет сил. Они обучили других, пусть те и не Владеющие Силой, да и какое это имеет значение… Райнер открыл перед ними Переход.

Он почувствовал, что остался один. Чужие люди, чужие лица… Райнер боялся, что с новыми проводниками дело пойдёт хуже: кто-то был совсем молод, для кого-то это было опасной и увлекательной игрой со смертью… но работали они хорошо.

***

– Мы спрятали людей в пещерах, в овраге, – неживым голосом рассказывал Вайр. – Это было на последнем перегоне. Мы вышли на поиски еды, думали, что время ещё есть. Оказалось, что его уже нет.

Райнер накинул Вайру на плечи одеяло и заставил выпить.

– Они подстерегали там, где трасса поворачивает к деревне. Я сбежал. Двух остальных проводников они поймали.

Райнер молчал. Во взгляде Вайра застыл ужас.

– Я видел, как они это делают. Как человек трясётся, потом перестаёт чувствовать и замирает. А потом встаёт, и он уже не человек. У него другие глаза!

Последние слова Вайр выкрикнул, не помня себя. Райнер крепко сжал его руки и попытался успокоить с помощью Силы, хоть немного. Нельзя усыпить человека сразу, он проснётся с той же тяжестью на душе, но – не выговорившись, просто будет молчать и тащить всё с собой, а под пеплом будет тлеть несгоревший уголь… чтобы когда-нибудь стать пожаром.

– Я убил Заира. Просто выстрелил оттуда, где прятался, они меня не видели. Заметили, конечно, пошли ловить. А Райта не успел…

Он судорожно закрыл лицо руками.

– Райт прятался за их спинами. Он струсил, понимаешь! Несмотря на все наши договоры, на… Он просто прятался, стоял и ждал, пока меня поймают. Вышло другое… Я не мог убивать. Я знал, кто они, что нас ждёт, если… Просто – за мной были люди. Я должен был довести их. Если бы меня убили, то погибли бы все, понимаешь? И я ушёл.

Райнер кивнул.

– Ты сделал всё, как должен был сделать настоящий проводник, – негромко сказал он. – Ты работаешь уже почти два года. Ты видел, как бывает, когда кто-то не доходит. Каждый должен понимать, что это может произойти и с ним. Это жуткая школа, да. Никто и ничто не может избавить от неё.

– Они допросят Райта, – глухо отозвался Вайр. – Точнее, уже допросили. Я боюсь, что если он струсил раз, то струсит и ещё. Что он всё расскажет.

Райнер замер. То есть – вот так просто? Те, кого привёл Вайр, – последние, и больше они никого не спасут? А он ещё по инерции думал, что дальше что-то будет…

– Отправь меня за Переход, Райнер, – тихо попросил Вайр. – И скажи всем про Райта. Он сдал нас. Я уверен. Как бы я хотел ошибиться, кто бы знал!..

– Я проверю, – почти спокойно сказал Райнер. – Я позову его.

– Ты с ума сошёл?!

– Пока что никто не изобрёл способ превращать человека в лондар в процессе телепатического разговора. От меня не убудет, а если правильно построить беседу…

– Ты действительно из Ордена, – Вайр нашёл в себе силы слабо улыбнуться. – И всё же будь осторожней.

– Пойдём. Надо прощаться. Время не ждёт.

***

Райнер будил своим зовом измученных, пытавшихся хоть немного поспать людей, чтобы сказать им: остановитесь. И всё же отчаянно не хотелось верить, что всё кончено, он просил подождать и скрыться, пока не прояснит всё сам, пока не даст добро, пока не убедится, что путь безопасен – насколько это вообще возможно. Звал, каждый раз перебирая имена: сказал ли тому, сказал ли этому, а вдруг забыл… Самым жутким было ожидание услышать в ответ – мы уже на подходе, начат последний перегон, на котором некуда скрыться, и не повернуть назад: не успеем доехать до укрытия…

И он это услышал.

Внутри что-то оборвалось. Он понял, что придётся встречать людей. Отойти от Перехода, Силовая сущность которого помогала держать хоть какую-то защиту. Выйти в белые снега, где каждый открыт и на виду.

Это были те, кто отстал от группы и потом догонял – на свой страх и риск, без проводников. О таких он обычно узнавал много позже и вёл издалека, если мог докричаться, а докричаться было несравнимо сложнее, если ты не знаешь человека, если это кто-то совсем незнакомый, если не за что зацепиться... Он так много был на связи, что порой, выныривая в реальность, какое-то время не узнавал свои родные стены. А сейчас…

Сейчас отставшие тоже шли. И ещё – он знал – шли те, кто узнавал о пути к спасению через слухи, которые не отследишь. И лучше было не думать о том, куда они все придут, если лондар доберутся до Стража Пути раньше.

Ему не оставалось ничего другого, кроме как ждать, – проклятое занятие, от которого он каждый раз почти умирал на протяжении этих пяти лет.

Ждать ещё день, пока люди не доберутся до условленного места. Надеяться, что за этот день Райт не приведёт лондар к нему в убежище у Перехода.

А потом он звал Райта почти до утра. Он слышал, что Райт жив, чувствовал и то, что он изменился, что тот в шоке… и всё же это не было причиной его молчания. Причина была в другом.

Стыд. Стыд и страх.

***

В убежище ждали люди. У них один обмороженный, они просили привезти хоть что-то от обморожения. Райнер вывел снегоход из гаража, – самая бесшумная модель из всех возможных, ещё и переделанная. Чутко вслушивался в безмолвный белый мир: нет ли где рядом чужих, их настороженной ненависти, животной слепой жажды крови, – новое, жуткое чувство, какого никогда не бывает у людей… Нет, бывает. У тех, кого уже нельзя называть людьми.

Он гнал без дорог, по оврагам, по сугробам по пояс, рискуя на поворотах и трамплинах. Снег взметался ледяной сверкающей волной, предательски сохранял колею и выдавал его с головой. К ночи нужно оказаться в убежище, - именно там Вайр прятал свою группу, которой суждено было стать последней, и туда можно добраться, не заблудившись, а дальше… дальше знали путь только проводники.

И снег летел белой сверкающей волной.

Где-то здесь перестал быть человеком Райт. Райнер скрутил в душе мучительный крик – почему, ну как же так, ведь он же был проводником, и на его счету немало спасённых жизней, почему же он сдался, струсил?.. Не время.

Мелькала и исчезала мысль: надо довести и уйти вместе с ними за Переход, и тогда… по сравнению с этой бешеной круговертью жизнь на дикой планете без цивилизации покажется полным бездельем… Отдых. А такое бывает?

По дороге он заехал в скрытую от посторонних глаз заброшенную сторожку: переделанный снегоход не выдерживал долгой дороги без дозаправки, у него был тут запас, а настороженные чувства отмечали и то, что Переход и Сила остались позади, и то, что вокруг ни души, и ничто не должно вызвать подозрений… не должно, но…

Он выехал снова на открытое пространство. Солнце начинало склоняться, – как же рано темнеет!..

Что-то с машиной. Противное тихое поскрипывание. Сбой. Надо сбавить скорость, эдак можно улететь в овраг и напороться на невидимые под снегом сучья. Спокойно, даже если он поедет медленней, то всё равно успеет. Почти.

Снежные волны стали ниже и прекратились вовсе, снегоход встал.

У Райнера похолодели руки в тёплых перчатках. Он уже знал: предчувствие совершилось, он не успеет, хотя пытался не верить и гнал – вопреки.

Он проверил всё, заставив себя не смотреть ни на часы, ни на стремительно уходящее на запад солнце. Ярость закипала горячей волной: снегоход был исправен, это топливо… это Райт. В заброшенной сторожке побывали – аккуратно, чтобы не вызвать у него подозрений. Это ловушка. Сердце стучало в горле, он лихорадочно перебирал варианты: обосноваться у склона оврага, соорудив из снегохода импровизированную баррикаду, или взять лыжи и попытаться уйти хоть куда-то, не быть привязанным к одному месту… Да. Второе. Только куда идти?

Через мгновение он уже клял себя за снегоход и за следы: по следам можно вычислить направление, в котором нужно искать убежище. Значит, надо сбить след.

Он уже не думал о себе, о том, что будет с ним. Лыжня продолжила путь снегохода, потом повернула – не резко, чтобы всё выглядело естественно. Он отчаянно хотел верить, что люди, не дождавшись его, поймут: случилось непоправимое, нужно возвращаться. Слишком далеко от Перехода, уже не докричаться телепатически…

Ночь. Небо темнеет. Снег светится, кажется, что где-то вдали он светлее, чем рядом, что там его подсветили какие-то фары… Нет. Ничего нет. Только ночь, снег и ветер.

Четыре снегохода вывернулись сзади и слева, он ждал, что они появятся, и всё же внутри что-то оборвалось. Он заложил резкий вираж, вылетел на небольшую горку и съехал вниз, выиграв несколько мгновений, но достать оружие не успел: в следующий миг в руку впилась острая боль, двое затормозили рядом, и его сбили с ног. Он дрался с силой обречённого, потом на него накинулся зверский мороз, – кто-то из лондар отодрал рукав и рвался к живой крови, другой отшвырнул его в сторону.

– Не смей! Ты убьёшь его, и мы ничего не получим!

– Пусти, пусти, я голоден!

– Идиот! Поймаем – поешь, только не смей его кусать!

Райнер метнулся в сторону, выпутался из лыж, – подкатили оставшиеся двое на снегоходах, у него кружилась голова, и он уже не мог бежать, проваливался в снег, лондар догнали его и выволокли на дорогу, оказалось, тут близко трасса. Он стоял перед четырьмя вечными подростками, рука заледенела и жутко болела, мелькала мысль, что если он выживет, то останется калекой, только… Один из лондар вцепился в запястья, вывернул руки и заставил согнуться, другой жадно пил кровь, лившуюся на снег, ел окровавленный снег, – Райнера чуть не вывернуло от омерзения, он чувствовал, что вот-вот потеряет сознание, но почему-то держался.

– Всё? – наконец спросил со снегохода третий. – Теперь наденьте на него что-нибудь, пока он не околел, и домой.

Райнер не чувствовал, как его погрузили на снегоход, не понимал, что именно на него накинули, был только стремительный путь сквозь чужую ночь, оскалившуюся смертью, и ему оставалось только молиться, чтобы смерть эта была – для него одного.

В посёлке они заехали в дом на окраине, тут всё было залито бело-голубым мёртвым светом, какого никогда не бывает в поселениях людей. После мороза здесь казалось удушающе жарко, перед глазами всё плыло.

Он заставил себя встать. Четверо подростков… были подростками пять лет назад. Может, это даже они вылетели тогда с трассы к Переходу.

Он знал, что у него всего несколько мгновений – последних свободных мгновений. И он просто смотрел в не-людские глаза. Он не знал, что они видели в его взгляде. Может быть, то, что им не удастся его сломать. И они медлили.

А в открытую дверь смотрела ночь.

Райнер почти не слышал, о чём его спрашивают, – не хотел. Молчал, когда его били. Где-то вдали остались люди. Может быть, они догадаются, что случилось непоправимое, и уйдут отсюда… Боль длилась и длилась, и не было конца ночи, а потом она ворвалась в открытую дверь, закрыла ему глаза ладонью и увела с собой туда, где не было ни боли, ни мороза, – ничего.

– …вставай, – голос звучал невыносимо резко. – Да встань же!

Райнер понял, что лежит лицом вниз, что под щекой какие-то опилки, и что в теле не осталось боли… только остывающий странный огонь переливается по жилам, пульсирует в висках и отдаётся в затылке.

Над головой прошумели шаги и раздалась оплеуха.

– Я сказал – не убивать! Я говорил?! Да?

– Да я… – хныкающий голос захлебнулся. – Да я не…

– Скотина! Мы теперь ничего не получим! Они шли туда косяками, и всё к нему! И как мы их теперь добудем?

– Погоди, погоди, – третий голос был совсем тонким, девчачьим. – Ну дай хоть полчаса. Помнишь, как у меня болячки затягивались, когда ты меня укусил? Не сразу же.

– Э… ну да. Не сразу.

Райнер сжался. Лондар… Он – лондар. Проводник не должен стать лондар. Только вот его некому убить. И теперь некому наводить страх на тех, кто непрошеным сунется к Переходу… а не испепелит ли его Переход? А…

– Значит, так. Ты идёшь к старшим и говоришь, что этот его бывший пост теперь свободен. Пусть устраивают засаду. Так что если и не очнётся, беда невелика, – лондар хищно усмехнулся. – А мы подождём и, ежели что, потолкуем с этим… охранником природопользования.

Райнер услышал шаги, потом волос коснулся холодный ветер – и снова исчез: дверь закрыли. Судя по звукам, в комнате остались двое. Было четверо, четвёртый тоже должен где-то быть, если не сбежал…

Полчаса два голоса обсуждали подружек, скуку, снегоходы, охоту на людей, уехавших в город друзей, нового лондар, которого они хотели было взять с собой, но тот наплёл какой-то ерунды и отказался… потом Райнер услышал, как один из парней встал, подошёл к нему и остановился справа. Второй тоже встал и прошёл пару шагов, но не приблизился.

– Эй, – лондар осторожно ткнул носком сапога в плечо. – Эй, ты живой?

Райнер резко выбросил руку в сторону, подсёк парня, дёрнул на себя, тот с воплем грохнулся на спину, второй успел отскочить, но это его не спасло: следующий удар Райнера пришёлся в живот, он согнулся. Райнер добавил ребром ладони по шее и, пригнувшись, рванул к выходу. Снегоходы стояли во дворе, Райнер с места врубил скорость и на ходу надел шлем. Сзади раздались крики, но он был уже далеко.

Он не чувствовал холода. Судя по звёздам, от ночи оставалось часа три, и он гнал к убежищу. Они не пойдут по следу накануне рассвета. Они не успеют. Теперь уже не успеют – они.

Он ни о чём не думал. Доехать, увести людей обратно. Уходить. Он больше не Страж Пути.

Ночь заканчивалась, и степь пустела. Светлело небо. Скоро будет безопасно. Он остался жив.

Он свалился в овраг перед самым рассветом, на какой-то миг показалось, что он перепутал, и убежище не здесь… страх скрутил душу, как недавно холод, вход был хорошо замаскирован, он сам советовал, как это делать…

Под ногами – земля. Не снег. Здесь темно. Почему темно?! Неужели они не дождались? Или Райт побывал и здесь?!

– Риста!

Голос ударился в глухие стены и угас.

– Райнер? – слабо донеслось издалека. – Райнер, это ты!..

Из темноты, хромая, выбралось маленькое существо, закутанное во что-то бесформенное.

Райнер прислонился к стене: земля начала уходить из-под ног.

– А где Риста?

– Они ждали тебя вчера к ночи, на рассвете ушли искать путь к Переходу.

– Вчера?!

Райнер похолодел. Значит, его пытали сутки. Значит… только эта девочка. Обморозилась, её оставили в убежище… обещали, что он придёт за ней… проводит их и придёт…

– Уже рассвет, да? Пойдём?

Райнер медленно опустился на землю и стянул шлем.

– Я не проводил их, – хрипло сказал он.

– Что?

– Я не проводил их, – повторил он тихо, хотя хотел бы завыть в голос. – Меня перехватили по дороге и…

Девушка подошла к нему и вцепилась в руку, он низко опустил голову, чтобы волосы прикрыли глаза.

– Они… они говорили, что это, скорее всего, так и есть… – она явно ещё не осознавала, что произошло. – Ты думаешь, они…

– Погибли, – резко выдохнул Райнер. – Или отправлены на ферму. У Перехода засада. Я не поведу тебя туда. Где-то в городах должны быть убежища. Или не в городах. Ты знаешь хоть что-то о таких убежищах?

– Ну… да…

– Я отвезу тебя туда.

– Хорошо… пойдём?

– Нет.

Девушка отшатнулась от его «нет» и растерянно сжала руки.

– Но… почему?

Райнер заставил себя поднять голову. Повернуться к ней. Открыть глаза.

Несколько мгновений она смотрела на него… а потом заплакала и бросилась его обнимать.

– Бедный ты мой… как же так, нет, как же так, это неправильно, несправедливо, этого не должно быть, не может быть!..

Райнер от неожиданности замер, потом осторожно отцепил маленькие руки от своей шеи.

– Пожалуйста, не надо, – попросил он. – Я же… я теперь лондар. Вдруг сорвусь… Я не знаю, как мне теперь жить, чтобы… чтобы не причинить вреда.

– Потом, – она вытерла слёзы и неожиданно оказалась сильной. – Я всё расскажу. Ты не видел их, не знаешь их жизнь. Я научу. Ночью ехать безопасней, ночью меньше подозрений, что едут люди.

Она увидела в его глазах неподвижную точку.

– Райнер. Это правда, что вы решили, – если проводник становится лондар, другие обязаны его убить?

– Да.

Она молчала несколько секунд, потом будто шагнула с обрыва.

– Ты хочешь, чтобы тебя убили?

– Я опасен. Я знаю путь к Переходу. Я могу сорваться. Любой человек боится смерти, но… меня следует убить. Это правда.

Она сидела на земле напротив него, маленькая и решительная.

– Послушай. Пожалуйста, послушай. Проводников больше нет. Остался только ты. Даже если по этим правилам, никто не имеет права убить тебя. Да и не в этом дело. Я не хочу! Ты слышишь? Не смей, не смей умирать! Не вздумай встретить рассвет! Ты не знаешь, ты не представляешь, что о тебе говорят люди! Они верят в тебя, пока ты жив, у них есть надежда, даже теперь! Да, все знают, что Переход закрыт, но это неважно! Ты должен жить, пусть и лондар, пока есть ты – есть путь к другим звёздам, они просто есть, эти другие звёзды, под которыми нет страха! Я не знаю, что будет, может, мы все умрём, но пока есть хотя бы один человек, ты должен жить! Я, наверное, плохо объясняю, но…

– Нет, – Райнер не ожидал, что голос дрогнет. – Нет, ты всё хорошо объяснила, и… я обещаю, что буду жить. Может быть, когда-нибудь мы сможем снова открыть Переход… правда, я не знаю, как он отнесётся к лондар, не испепелит ли…

– Молчи, – она быстро прикрыла ему рот маленькой тёплой ладошкой. – Молчи. Не говори больше ничего. Мы останемся здесь до ночи, а потом тронемся в путь.

***

Они ехали ночью. В багажнике чужого снегохода нашёлся ещё один шлем и какое-то мелкое барахло, которое они не решились выкинуть. Райнер надеялся, что найдёт хоть немного денег, но на этот счёт багажник был пуст. Было дико и странно – ты никогда не увидишь солнечного света, отныне в твоей жизни есть только ночь, и среди жителей ночи ты свой, тебе ничто не угрожает… нечего бояться, когда худшее уже случилось.

Он всё время боялся ощутить жажду крови – ту самую, которую чувствовал в других. Прислушивался к себе, пока наконец не понял, что просто хочет есть, – дико, до головокружения голоден. Они свернули с трассы: небольшой посёлок, стоянка для дальнобойщиков… Райнер сначала пытался понять, что изменилось, что не так, и вдруг осознал: нет окон. Постройки были прежними, но окна в них заложили накрепко. Жизнь без страха ушла с этой планеты, только люди боялись лондар, а лондар – солнечного света, а по сути на всех обрушилась одна и та же беда.

Райнер снял шлем и оставил девушку на снегоходе, – она в шлеме, они открыто едут ночью, разве ж будет человек так рисковать?.. Завернул за угол возле стоянки, подумал над тем, что он может ограбить. На какой-то момент его охватило истерическое веселье: докатился, Владеющий Силой, будем осваивать профессию мелкого воришки, знали бы в Ордене о таком вопиющем нарушении Кодекса…

Попасть на стоянку не составляло труда, – тут суетилось полно народа, он с деловым видом прошёл с какой-то компанией, Райнер по привычке думал о них – люди, хотя знал, что это не так. В одной из большегрузных машин спал, уткнувшись в руль, здоровенный парень, громкие разговоры рядом были ему нипочём. Райнер по-приятельски поздоровался с теми, кто стоял неподалёку, те машинально ответили, и он пошёл дальше, громко призывая спящего проснуться. Тот и не собирался, Райнер поднялся по ступенькам, потормошил его, незаметно спрятал в рукаве чужой бумажник, с сокрушённым видом спрыгнул на землю и развёл руками, – рядом компания с интересом наблюдала за его попытками. Райнер попросил их передать этому… он уточнил, какому именно, что он приходил, как договаривались, и что ему некогда, и что ежели тому надо, то пусть теперь сам его ищет, а где – он знает… Водилы повеселились вместе с ним, Райнер неторопливо дошёл до кафе, купил первой попавшейся еды и так же неторопливо ушёл, поборов желание удрать со всех ног. Девушка и снегоход нашлись в безлюдном углу точно такими же, какими он их оставил.

– Ты сумасшедший, – восхищённо сказала девушка. – Я так и знала, что у тебя всё получится!

Райнер отдал ей пакеты, надел шлем и вырулил с улицы. Она знала. Если это правда, то в мирное время и в других условиях он бы отправил её на проверку способностей к владению Силой. Но это другая планета, колония давно уже живёт самостоятельно и не имеет никаких связей с Орденом, потому что не хочет, ну и Создатель с ней. Хотя в свете нынешних событий в последнем возникают большие сомнения…

Поесть они остановились у обочины дороги, Райнер развернул какой-то горячий напиток, отхлебнул – и замер. Девушка с тревогой взглянула на него.

– Что-то не так?

– Как сказать… Не так – всё. Вся жизнь тут уже давно «не так».

– Ну хватит, что ли! Ты не понимаешь, что напугал меня? Что стряслось?

Райнер вздохнул.

– Эта дрянь – с кровью. Они добавляют кровь в напитки.

– А…

Она изменилась в лице.

– Послушай. Ты уже ничего не изменишь. Это сделал не ты.

– Я не могу это пить!

– А как ты думаешь жить? Обходиться? У лондар другая физиология, они просто не могут не пить кровь!

– И что, так все и пьют? И всем нравится?

– Откуда я знаю, нравится или нет, я знаю только, что без этого нельзя – и всё! И если ты будешь голодать, то никуда меня не довезёшь, а ты ведь, кажется, хотел! Можно человеческой крови стать пищей хотя бы для одного порядочного лондар, или нам кормить одних мерзавцев?

Райнер вертел в руках напиток, от которого шёл пар, и понимал, что хотел бы зашвырнуть его подальше в снег, но уже не может, и ему… и есть что-то внутри – сильнее морали и разума.

Он зажмурился. Только в этот раз. Так получилось. Он не хотел. Дальше – он что-нибудь придумает, чтобы не быть каннибалом. Не может быть, чтобы все сидели на человеческой крови, ведь когда началась эпидемия, лондар стали нормальные люди, и они должны были встать перед тем же, перед чем и он. Не может быть, чтобы они не нашли выход.

– Можно пить кровь животных, – неуверенно сказала девушка. – Правда, это как с вегетарианством: есть приходится много, а толку чуть, и всё равно какие-то вещества не получаешь.

– Я попробую, – отозвался Райнер. – Только, понимаешь… я не могу с собой справиться сейчас. Одна часть меня хочет это выкинуть, а другая – выпить. И что теперь делать?

– Пить! Ты что, с ума сошёл?

– А… тебе не будет противно это видеть?

Девушка помолчала.

– Я отвернусь.

***

К рассвету он изнемогал от желания упасть и уснуть, девушка и вовсе дремала, привалившись к его спине, он боялся, что она свалится, и время от времени будил. Надо было где-то остановиться, но убежища, в которых люди пережидали ночи по пути к Переходу, были слишком далеко в стороне: другие края, другой путь, дорогу указывала его пассажирка, да и карты остались в жилище у Перехода… Когда начало светать, он в панике гнал, глядя на указатели, и упёрся в ворота какого-то частного владения, больше всего похожего на не слишком процветающую ферму. О том, что на этой ферме могут держать людей, Райнер старался не думать. Вышедший на стук лондар подозрительно окинул взглядом их обоих. Райнер вспомнил, что на девушке шлем, и снял свой. Он был так рад, что им вообще открыли, что чуть не забыл название города, о котором собрался врать хозяину фермы, однако тот глянул на небо и без лишних слов открыл ворота.

– Ночевать будете во флигеле, – коротко послал он гостей. – А поужинать прошу с нами.

Райнер заотнекивался, в ужасе подумав о том, что его спутнице придётся снять шлем, но хозяин был неумолим.

– Хорошо, – наконец сдался Райнер, не представляя, как будет выкручиваться. – Только можно хотя бы Лину не будить? Что-то она совсем ошалела от свежего воздуха.

– Можно, – улыбнулся хозяин. – Отведи её во флигель, уложи и приходи в дом.

Райнер поспешно последовал приглашению, оставил машину у самой двери флигеля, снял девушку с сиденья и повёл к домику. Та проснулась, но не до конца.

– Эй! – оклик хозяина заставил его вздрогнуть. – Ну-ка стой.

Райнер медленно повернулся. Если что, придётся… да ничего уже не придётся…

– Что-то мне её нога не нравится, – сообщил хозяин. – Уж не обморозилась ли?

Райнер посмотрел на ногу Лины, как будто в первый раз увидел. Он и позабыл… а она не напоминала…

– Заморозил девку, обалдуй, – припечатал фермер. – Веди в дом и укладывай, а я сейчас принесу кое-какие мази. Не дрейфь, вытащим. Да поскорее, солнце уже близко.

В домике было тесновато, а у двери вниз уходила лестница. Райнер понял – все дома вот так связываются подземными переходами, чтобы и днём можно было добраться куда надо. Он уложил Лину на кровать в комнате. Шлем, чтоб ему, всё же пришлось снять. Спит. И как теперь быть?

Он снял с Лины бесформенное одеяние, которое давно уже потеряло право на название фасона. Давно уже не приходилось вот так раздевать женщину… сколько? Какая разница… теперь он всё равно лондар.

В домике было тепло, Лина свернулась и натянула на голову одеяло – неосознанно, не просыпаясь. Устала. Пять лет в бегах… Как они живут? Нищета, грязь, постоянный страх…

На лестнице раздались шаги, фермер заглянул в комнату. Оказалось, он очень высок ростом, – пришлось пригнуться, чтобы войти.

– Вот, держи, – он протянул Райнеру несколько баночек. – Наложишь компресс. Показать, или на это тебя хватит?

– Хватит, – Райнер благодарно улыбнулся. – Я… я быстро всё сделаю и приду, хорошо?

Тяжёлая рука фермера легла ему на плечо.

– Не бегай. Я ж вижу, ты сам с ног валишься. Ребятишки принесут вам ужин. Могу разбудить, но мы встаём рано, работы и зимой много.

– Разбудите, – попросил Райнер. – Я привык рано вставать, да и ехать далеко.

Он молча кивал, пока фермер рассказывал о своих снадобьях. Он и сам мог бы много чего рассказать, подготовка в Ордене и не такое позволяла делать, но… Если Лина утром… то есть вечером… если она не откроет глаза, когда придут их будить, то они проскочат. И тогда он сможет попытаться поверить в то, что Создатель всё же не совсем оставил эту несчастную планету.

***

Местность изменилась, – они ехали по перелескам, и даже казалось, что стало потеплее, или он просто перестал чувствовать холод так, как это было у людей… Потом он замедлил ход. Где-то рядом.

Он понял, что медленная езда спасла их: поперёк дороги была натянута почти незаметная проволока. Остановил снегоход, окинул окрестности взглядом. А ещё они ехали без фар, ему не надо, он видит в темноте. Можно даже шлем не снимать, всё равно, считай, уже признался в лондаризме. А если заподозрят, что и она…

– Руки за голову!

Райнер даже вздохнул с облегчением: наконец-то. Ждать и догонять – хуже нет.

Медленно поднял руки. Лина последовала его примеру. Люди возникли как из-под земли, – а может, так и было.

– Снимите шлемы.

Райнер кивнул. Смерть смотрела на него через десяток прицелов, он видел её пустые уверенные глаза и знал, что деваться от неё некуда.

Лина опередила их на какое-то мгновение, – просто скинула шлем и обняла Райнера.

– Не убивайте его! Он меня довёз, он ничего мне не сделал! Он вообще…

– Отойди! – рявкнул кто-то. – Додумалась привести сюда лондар!

Райнер тихонько сжал её руку.

– Не смейте его убивать! – отчеканила Лина. – Это же Райнер!

– Это лондар!

– Он спасал людей!

– Трусов, которые всё бросили и бежали, – резко бросили ей в ответ. – Если бы не эти трусы, нас было бы больше.

– Ах ты скотина, – Лина не выдержала, соскочила на снег. – Не были бы они с тобой, всё равно не были бы! Не все любят убивать так, как ты!

Райнер медленно опустил руки. Ему внезапно стало всё равно, убьют его или нет.

– Лина, уходи, – попросил он. – Они уже всё решили.

– Ну уж нет, – она даже не обернулась. – Куда ему идти? В никуда? Он останется с нами!

– Никогда! Мало они пьют нашу кровь, так ещё и добровольно им отдавать? А больше ты ничего не хочешь? Может, хочешь стать такой же, как они?

Лина задохнулась от обиды и еле нашла слова.

– Хотела бы – давно уже стала!

Райнер, не обращая внимания на людей, положил руки на руль.

– Вот что. Хотите – убивайте, мне уже без разницы… Только я всё равно вернусь к Переходу и очищу его от лондар. Живой или мёртвый. Я – Владеющий Силой. Если кто-то захочет уйти, пусть придёт к Переходу в день начала лета.

Стоявший возле Лины парень вскинул оружие, но Лина резко ударила его по руке. Райнер развернул снегоход и умчался.

Он ехал, не видя дороги, его душила ярость. И ради них он столько переживал, – чтобы их не нашли, чтобы доехали, чтобы уцелели… Им нужна война, они дорвались убивать – а другие виноваты в том, что стали лондар? Этот фермер с его детьми… а если они придут и к ним? Кто останется на планете, если по ней пройдутся такие «спасатели»? Зачем он бросил Орден, не ушёл с Эриком? Чушь это всё, живой или мёртвый… умрёт здесь, вдали от Перехода, далеко от источника Силы, и ничего не будет, никаких бессмертных призраков, мечтающих об упокоении. У владения Силой есть своя цена, но оплаты можно и избежать, и пусть эти убийцы радуются тому, что Переход будет закрыт. А потом, лет через пятьдесят, придёт Орден и вырежет уцелевших, если тут останется кого вычищать. Проведут исследования, разберутся, откуда взялась эпидемия, может быть, грохнут бешеные деньги на обеззараживание и снова предложат планету для колонизации… А может быть, и нет.

Он вылетел на трассу, прямо перед носом неслась какая-то громадина, он едва успел рвануть руль вправо, снегоход всё ещё нёсся вперёд, огромная стена фуры приближалась, уже визжали тормоза, он краем глаза успел увидеть, как следом за колесом на земле прочерчивается тёмный след… а потом был удар, зверская боль, пронизавшая всё тело, мучительно долго приближающаяся земля, – и всё пропало.

***

Когда он пришёл в себя, над головой был белый потолок, а вокруг лился бело-голубой мёртвый свет. Память не хотела возвращаться, – видно, что-то было там такое, о чём не хотелось помнить, о чём хотелось, чтобы этого не было никогда…

– С возвращением, – негромко сказал женский голос сбоку. – Тебе повезло, что ты лондар: люди после такого не выживают.

Райнер закрыл глаза. Правда обрушилась слишком внезапно, чтобы можно было это выдержать.

– Ты в тюремной больнице, парень, – голос женщины несколько смягчился. – При тебе нашли документы, которые ты украл вместе с бумажником на стоянке. Тот водитель заявил о краже, а ты сделал нам такую любезность, что попал в аварию.

– Понятно, – еле слышно отозвался Райнер. – И что мне за это светит?

– Ерунда, – честно призналась женщина. – Но всё зависит от обстоятельств. В любом случае, об этом ты уже будешь разговаривать со следователем, а не со мной.

Она встала. Райнер попытался повернуть голову и очень удивился, что ему это удалось.

Здесь тоже не было окон. Для тюрьмы это даже удобно, не надо ставить сигнализацию, меньше шансов для побега… Только, похоже, у них любой дом – тюрьма.

Он внезапно обнаружил, что ему некуда торопиться и незачем жить. Пустота оказалась ещё хуже, чем смотревшая недавно в глаза смерть.

Он никогда не думал, что будет делать, если прекратит работу по переправке людей за Переход. Память холодно подсказала, что он просто запретил себе думать об этом, да и времени не было. Так же холодно и ровно пришло воспоминание о том, как он обещал очистить Переход от лондар к лету. Он рассмотрел его со всех сторон и не нашёл в душе ни малейшего желания делать это. Когда-то было – для кого. Лина? Будет чудо, если она придёт к Переходу в назначенный день. Скорее всего, её не пустят. Если вообще доживёт. Яростная обида рвалась из души, требовала выхода, расплаты за оскорбление… какой ещё расплаты? Навести лондар на след этого фанатика, который радостно умрёт, лишь бы не дать спастись другим? Райнера передёрнуло.

Дверь открылась.

– Доброй ночи, – вежливо поздоровался симпатичный лондар и присел на табуретку у кровати. – Арик Манийта, следователь.

Райнер кивнул.

– Вам повезло.

– Это я уже слышал.

– Вы считаете иначе?

– Да как сказать…

– Все доказательства налицо, вас осудят на… ну, самое большее, на полгода исправительных работ. Зачем вы это сделали?

– А что вы обо мне знаете?

– Во-первых, вы официально не существуете, – Арик улыбнулся. – В том посёлке, где вы совершили кражу, никто вас не знает, в более высоких инстанциях досье на вас нет. Вы вынырнули из ниоткуда ради того, чтобы украсть у водителя бумажник?

– Почти.

Райнер вдруг понял, что невольно поддаётся на доброжелательный тон Арика, что… что он уже пять лет не говорил ни с кем вот так – спокойно, чтобы над душой не висела опасность, чтобы не захлёстывала тревога за других. И неважно, что этот улыбчивый следователь собирается засадить его в тюрьму, и что он, в общем-то, враг. Враг – кому?..

– Ну хорошо, это во-первых. А что во-вторых?

– Во-вторых, мы изучили ваш снегоход, вернее, то, что от него осталось. Выяснили, что он тоже вам не принадлежит.

– Совершенно верно, – легко согласился Райнер. – А кому он принадлежит?

– Некоему Сариту Аидхе из Дарны. Вы проделали долгий путь за этим бумажником.

– Я так понимаю, вы уже побеседовали с хозяином снегохода?

– Да.

– И он рассказал вам о встрече со мной?

– В общих чертах.

Следователь замолчал. Райнер подумал, что у него, наверное, есть и третий пункт, но он ждёт разъяснения по двум первым, и решился.

– А что им может быть по закону за… встречу со мной?

Арик развёл руками.

– Люди – не граждане общества. Если бы ребята напали на лондар, то отвечали бы за разбой, а так…

Райнер тихо засмеялся.

– И вы будете утверждать, будто не знаете, кто я такой?

– О вас ходит много слухов и легенд, – Арик оставался серьёзен. – Если вы поможете уточнить, что из них правда, следствие будет вам признательно.

Райнеру показалось, что белые стены палаты исчезли, он снова в доме на окраине деревни, над ним стоят те четверо, а раненая рука заледенела от холода… Он судорожно втянул воздух.

– Неужто скостят срок? А может, вам надо ещё кое-что? Откуда ко мне шли люди, куда я их отправлял, а то и помощь в том, чтобы разыскать ушедших?

– Нет, – спокойно отозвался следователь. – Хотя это было бы неплохо – для вас же самого. Вы ведь теперь лондар, и все мы в одной лодке по части наличия человеческой крови в нашем рационе.

– Я в этом не уверен, – сквозь зубы выговорил Райнер. – Должны же порядочные люди как-то обходиться.

– Успокойтесь, – Арик вдруг положил ему руку на плечо. – Я понимаю, вы сейчас вовсе не благодарны судьбе за то, что выжили, но я уверен: настанет время, когда вы будете думать иначе.

Райнер решил не спорить.

– Вы очень оптимистичны, Арик.

***

Он никак не мог смириться с тем, что ему приходится пить кровь. Отвертеться не получалось: сиделка высилась над ним, как палач над жертвой, и тщательно выполняла свои обязанности по приведению пациента в норму. Для сиделки его терзания явно не были тайной, но от этого ничего не менялось. Оставалось только удивляться тому, как стремительно срастаются кости, и ждать суда. От постоянного пребывания в палате без окон он потерял чувство времени и нисколько не удивился бы, если бы вдруг услышал, что сидит тут уже несколько лет, хотя умом понимал, что так быть не может. Где-то снаружи вместе с его человеческой природой осталось сверкание снега под ярким солнцем, лазоревое ясное небо, птицы, чертящие в нём замысловатые узоры… Мир исчез. Остались только пустые стены, за пределами которых, тускло улыбаясь солнечными лучами, ждала Смерть. Ей было всё равно, кого ждать, преступников или заключённых, вечных детей или застывших стариков, – ей, в общем, всегда было всё равно, но раньше у её власти были хоть какие-то ограничения…

Райнер понимал, что напрямую лондар не будут ничего предпринимать. Они не знали, что он сейчас может и чего не может, – он и сам, по большому счёту, этого не знал, – но они должны были ждать его действий. До них, правда, должны были наступить суд, отбывание наказания и освобождение, так что лондар явно располагали массой времени. Улыбчивый следователь больше не приходил, но Райнер мог поклясться, что его не собираются оставить в покое. Усыпить бдительность – да.

Когда ему наконец разрешили встать, первой пришла мысль о побеге. Тюрьма, как и все здания, перестраивалась для нужд лондар, тут обязаны были остаться какие-то лазейки… Райнер поднялся с кровати, пошатнулся и едва не рухнул обратно: не ожидал, что окажется настолько слаб. Идею о побеге пришлось отложить, да и предстояло подумать хорошенько, стоит ли добавлять себе времени отсидки ещё и за попытку бегства, ежели его поймают. В том, что поймают, Райнер не сомневался: лондар куда лучше ориентировались и в этих местах, и в жизни, в которую он только-только вступил.

Потом его перевели в камеру предварительного заключения, до суда оставалось не так много. Положенный по закону защитник оказался чуть ли не более симпатичным, чем следователь Арик Манийта, Райнер подумал, что в систему правосудия отбирают не только по профессиональным качествам, но и по внешним данным, дабы создавать нужное впечатление… Райнер честно сказал, что он не собирается спорить относительно бумажника, но насчёт угона снегохода он себя виновным не признаёт, поскольку с ним поступили совсем не по-человечески, и он должен был защищаться. Защитник снисходительно улыбнулся и ненавязчиво попытался убедить Райнера в преимуществах жизни лондар перед положением человека в изменившемся мире.

На суде он первым делом глянул в зал, – почему-то в голове сидела мысль, что он увидит Лину. Он пытался убедить себя, что это невозможно, что надо быть самоубийцей, чтобы явиться на процесс, да она и не знает наверняка, что с ним… разве что могла бы узнать об аварии – потом, задним числом, по следам на дороге. От этого навалилась тоска: а если она уверится в его гибели, то не придёт к Переходу… Он тряхнул головой. Глупо. Какой ещё Переход, какой первый день лета, он в тюрьме будет сидеть, а не гонять лондар по степям. Народу в зале было немного, дело не вызвало особого интереса: ну, случайно был пять лет человеком, всё равно ж сколько верёвочке ни виться…

И всё же на первом ряду нашлись знакомые лица. Сначала Райнер никак не мог сообразить, где он видел этих юнцов, но потом судья вызвал одного из них как свидетеля, и тот нахально пошёл излагать, как они отловили Райта и на основе его показаний – слово-то какое ввернул, Райнер только головой покачал – начали охоту на людей. Через полминуты ему уже хотелось избить наглого парня и перестрелять всё местное «правосудие». Да, действительно, люди здесь не то что не члены общества, а и вовсе что-то вроде непокорного скота, который необходимо держать в узде…

Защитник с тревогой нагнулся к нему, – видно, почувствовал неладное.

– Ничего, – Райнер жестом отстранил его, не дожидаясь вопроса. – Вот только не представляю, как вы собираетесь меня защищать, лондар же кругом правы.

– Сейчас и вы лондар, – возразил тот. – Поэтому ваш случай становится интересным прецедентом, и с этим можно долго работать…

– Долго? – в ужасе переспросил Райнер. – Вы хотите сказать, что эта канитель может затянуться?

– Я мог бы устроить хороший процесс и занять суд делом на пару лет, – защитник скромно поклонился. – Но не думаю, что это в ваших интересах.

Райнер с усмешкой бросил взгляд на Арика Манийту, который спокойно дожидался своей очереди.

– У меня интересов нет, в отличие от некоторых. А некоторым, как я полагаю, будет гораздо полезнее, если я поскорее отсижу своё и выйду на свободу.

Защитник то ли действительно не понял, то ли сделал вид.

Райнер чувствовал, что он абсолютно одинок, – как-то вдруг навалилось, и ему стали безразличны и наглые лондар, и вежливый следователь, и суд… За наглухо заделанными стенами здания суда бесилась ночная вьюга, мириады снежинок бились об убитые окна, а здесь ровно горел мёртвый свет.

Он почти не слышал, что говорят в зале, и внезапно наступившая тишина ударила по нервам. На него все смотрели, он понял, что от него чего-то ждут. Было неловко.

– Простите?

– Вам предоставляется последнее слово.

– Ах да…

Райнер встал. О своём последнем слове он вообще не думал, хотя было время, – просто не пришло в голову.

– Я не собираюсь спорить с вами и оспаривать приговор, – устало сказал он. – Если бы вы создали нормальные условия для жизни людей – не было бы этих краж, только и всего. Вы сами себя загнали в ловушку: человек не может быть донором постоянно, должны были бы знать, знания по медицине никто ж не отменял… Создавать новых лондар – себе дороже, вам не с кого будет получить кровь. Так что я не знаю, что с вами будет. Скорее всего, ничего хорошего. А жаль, среди вас попадаются неплохие люди…

Он махнул рукой и сел. Защитник и следователь взглянули на него одновременно и как-то одинаково: с сочувствием, что ли… Судья огласил приговор. Исправительные работы и заключение на полгода. Райнер машинально подумал о том, что из тюрьмы богачами не выходят, и надо будет искать какую-то работу или учиться воровать более эффективно.

***

До тюрьмы его везли довольно долго, судя по всему – куда-то в степи, далеко от города, где проходил суд. Когда в тюрьме привели на завтрак, он наконец разобрался, что кровь добавляют только в напитки. Сосед по камере, сидевший за растрату, покосился на то, как он оставил стакан нетронутым, но ничего не сказал, а потом Райнер увидел, как тот пьёт – потихоньку, с животной жадностью, пока никто ничего не сообразил. На работу надо было идти по морозному двору, небо едва-едва начало темнеть, Райнер незаметно захватил горсть снега, – очень хотелось пить. При распределении его отправили в тюремную библиотеку, он даже обрадовался, что туда мало кто будет приходить, и неизбежное общение с заключёнными сведётся к минимуму. Ожидания оправдались, он честно досидел до конца рабочего дня, потихоньку избавился от очередного стакана с кровью в обед и вернулся в камеру. Было скучно – хоть зарубки делай и дни считай.

Вечером его внимание привлёк странный шорох. Райнер приподнялся на койке – и напоролся на предостерегающий взгляд соседа: тот бесшумно опустился на пол посреди камеры и ждал. Райнер лёг поудобнее и попытался что-то разглядеть в тёмном углу.

Тихий шорох приблизился и превратился в явственные шажки лёгких лапок. Райнер подумал, что был прав насчёт перестройки тюрьмы под нужды лондар: и вправду, были тут какие-то ходы, правда, заключённым они бы не помогли, слишком тесные… Из темноты высунулся длинный острый носик и привычно-настороженно втянул воздух. Сосед протянул вперёд руку, на ладони лежал кусок хлеба, припрятанный с обеда. Зверёк помедлил, потом осторожно двинулся вперёд. Он был совсем небольшим, как раз с ладонь, с серовато-голубой короткой шёрсткой и длинными зубами, которые не помещались в пасти. Тонкая, до жути похожая на человеческую лапка быстрым движением схватила хлеб, и зверёк снова отступил в тень.

Райнер случайно перевёл глаза на соседа и прикусил губу: тот смотрел на маленького гостя, как на давнего друга, явившегося поддержать в трудное время, и страшно боялся, что этот визит окажется последним… Было очень похоже, что этого он опасался каждый раз. Зверёк сосредоточенно доел хлеб, снова подошёл к протянутой ладони, обнюхал и, поняв, что больше ничего не осталось, почти по-человечески вздохнул. А потом он запел.

Это было похоже на тихий свист, переливающийся, переходящий в ворчание и попискивание, потом оно перешло в странный звук, как будто где-то рядом поскрипывала старая дверь… а потом всё закончилось, перед глазами мелькнул длинный пушистый хвост, и зверёк исчез.

Райнер не мог заснуть почти до подъёма.

***

Через день на прогулке его окружили. В первый момент он решил, что ему вознамерились преподать какие-то правила тюремной жизни, которые он по незнанию нарушил, и приготовился дать отпор.

– Ты не пьёшь кровь, – перед ним стоял коренастый лондар с тяжёлым взглядом. – Ты можешь подыхать и так, раз встречать рассвет тут не дают. Но свою кровь ты должен отдавать нам. Мы решили – каждому по очереди должно доставаться. А если сдашься и захочешь выпить сам, то ты трус, как все люди, и тогда ты всё равно умрёшь. Как люди. А мы тебе поможем. Нам тут такого дерьма не надо.

Райнер немного расслабился и перестал думать, как отбиться от пятерых одновременно.

– Вы сами-то не передерётесь с этой своей очередью? – поинтересовался он. – А тот, кто следить будет, не прихватит себе лишнего?

– Ну-ка, не умничай, – лондар придвинулись к нему. – Хочешь клин вбить? Не выйдет, мы и не таких ломали.

– Желаю удачи в ломании охранников, – вежливо сказал Райнер. – По-моему, к нам идут.

Коренастый крепыш, зашипев, отпрянул, остальные тоже обернулись и убедились, что Райнер был прав. До конца прогулки к нему больше никто не подходил, в обед Райнер по-прежнему оставил свой стакан на столе, не прикоснувшись, и даже не оглянулся, чтобы узнать его судьбу. Он надеялся, что его соседа не слишком обойдут в делёжке под тем предлогом, что ему уже досталось несколько стаканов с кровью вне очереди…

***

К нему в библиотеку пришёл охранник и молча кивнул на дверь. Райнер так же молча подчинился. Подумалось: если вот так быстро решили обрабатывать его по поводу людей, то как-то это грубовато, он ожидал от лондарских спецслужб более тонкой работы.

Когда охранник довёл его до кабинета врача, Райнер уже примерно понял, чего от него хотят. На душе стало тревожно, как перед большими неизвестными неприятностями, – знакомое и очень мерзкое чувство.

Врач встретил гостя улыбкой и предложил сесть. Улыбка показалась не то чтобы натянутой, но какой-то… не очень настоящей.

Райнер покорно позволил осмотреть себя и только удивился, почему врач обратил внимание на его уши, – вроде бы недостаток крови в питании должен сказываться на каких-то других частях тела, или он мало что в этом понимает… Он молчал и ждал, пока ему что-то объяснят или хотя бы спросят.

– Вы стали лондар недавно и никак не можете принять необходимость пить кровь, – сообщил врач уверенно. – При этом вы не стали встречать рассвет. Почему?

Райнер пожал плечами.

– С чего вы решили, что я буду анализировать собственные поступки?

– Я полагаю, что вы всё-таки хотите жить, – мягко ответил врач. – И не очень хорошо понимаете, к чему может привести отказ от крови. Именно в силу того, что стали лондар недавно.

– Может быть, – осторожно сказал Райнер. – А какое вам до этого дело?

– У каждого свои обязанности, – врач снова улыбнулся. – В мои входит следить за здоровьем заключённых. Точнее, не только в мои, – в наши.

– И часто у вас такие случаи? – безразлично спросил Райнер.

Ему действительно было неважно, просто не хотелось слушать звенящую тишину пустого кабинета. Почему-то у лондар во всех помещениях, которые он успел увидеть, было на удивление мало мебели. Или это ему так везло?..

– Пять лет назад было часто, – отозвался врач, листая какие-то документы. – Потом те, кто хотел, покончили с собой, остальные приспособились. А за последние два года вы первый.

Райнер перевёл взгляд с врача на свои руки.

– И как же они приспособились?

– Кровь животных. Не любых, есть определённые виды. Её надо очень много, не говоря уже о том, что это дорого.

Райнер помолчал. Если он так нужен охотникам за людьми, с них станется предложить ему сделку… скорее всего, не сейчас, а позже, когда он будет слабеть.

– Есть ещё и другой способ, – неожиданно продолжил врач. – Стать как все. Большинство взвесили свои финансовые возможности и выбрали именно его.

– Отсутствие совести оказалось дешевле, – усмехнулся Райнер. – Да?

– Не совсем. У вас есть дети?

– Извините, – Райнер поднялся. – Скоро обед. Хоть я и не пью кровь, но полную голодовку я всё же не начинал.

Врач примирительно поднял руку.

– Не буду задерживать: порядок есть порядок. И всё же, если что – вы знаете, как меня найти.

Райнер подошёл к двери и подождал, пока его уведут. А вечером к соседу опять приходил маленький серо-голубой зверёк, только петь почему-то не захотел. Наверное, у него не было настроения разговаривать…

***

И всё же жизнь была скучной. Он мимолётно даже удивился: как это такими методами можно заставить человека что-то в себе изменить? Ну, изоляция, общество толпы малоприятных личностей, охрана… Он неожиданно обнаружил, что совсем не знает жизнь планеты лондар: общение ограничивалось своими, бывшими членами Ордена, об остальном он знал только из новостей, к которым относился, как потребитель, сидящий в покойном кресле у себя дома и не высовывающий носа наружу. Радовало только одно: по крайней мере, у него хватило ума не считать себя хорошо разбирающимся в политике, науках и прочем. Теперь приходилось восполнять пробел.

Он настороженно следил за собой: слишком часто слышал про то, что без крови лондар должен умереть, а после того, как смерть дважды за короткий срок проходила мимо, встречаться с ней снова вовсе не хотелось. Когда же в жизни ещё была такая концентрация неприятностей и опасностей?.. Давно, в самом начале службы в Ордене, во время поездок по разным колониям… Сейчас всё это выглядело почти нереально. Какой Орден, какие колонии, что такое Тайшеле? Мир сузился сначала до одной планеты, потом – до окрестностей Перехода, а теперь и вовсе загнал за стены, угрожая дневным светом. Поначалу он не замечал никаких изменений, но через несколько дней из-за какого-то пустяка сорвался и накричал на одного из заключённых, едва удержался, чтобы не ударить другого, заступившегося за товарища… В карцер Райнера не отправили, – они успели прекратить разборку прежде, чем подошла охрана, – но задним числом ему было очень стыдно, он не понимал, что на него накатило, и в следующие дни, ненавидя сам себя, пытался как-то поговорить с тем, кого обидел. Тот отвечал так, что Райнер почти перестал переживать: преступник – он и есть преступник, нечего особо расшаркиваться… да и ждать чего-то – тоже. Срыву не придал большого значения: мало ли, всякое бывает.

***

Когда в библиотеке что-то тихо пискнуло, Райнер уже с трудом мог заставить себя думать о чём-то, кроме крови. Он перевёл взгляд вниз – и замер: рядом со столом сидел невесть откуда взявшийся маленький серо-голубой зверёк, в точности такой же, как тот, что приходил к соседу по камере.

Райнер медленно и бесшумно опустился на пол и протянул руку. Он придёт. Он доверчивый. Он подумает, что тот сейчас даст ему хлеба.

Зверёк пошевелил длинным тонким носиком и двинулся вперёд. Райнер ждал.

Он сумел дождаться только того момента, когда зверёк окажется на расстоянии вытянутой руки. Дальше он сорвался с места, бросился вперёд и успел схватить зверька, когда тот уже бросился удирать. Схватил за пушистый хвост, вцепился в живое, дёргающееся тельце, сдавил – и оно обмякло, в последний раз шевельнулись лапки, а потом на серой шёрстке появилась кровь, он жадно впился в зверька зубами, кровь хлынула в горло, он пил, пил, не отрываясь, жадно, странный обжигающий вкус заполнил всё, потом кровь кончилась, он слабо удивился – как же так… Глянул вниз: на полу были пятна, в руке болталось мёртвое тельце, надо было его куда-то деть… он пошёл в туалет, по дороге угрожающе метнулись в сторону стены, но выровнялись, вот уже нужная дверь, на счастье – вокруг никого… Он едва успел выбросить тельце, как его начало рвать.

Он никогда не представлял себе, что так бывает, чтобы выворачивало до рези в желудке, до дикой боли, ударяющей в виски, до черноты перед глазами. После – он мог только лежать, скорчившись, на холодном полу, тихо подвывая и тщетно пытаясь открыть глаза: бело-голубой мёртвый свет, к которому он уже привык, почему-то стал ослепляющим. Когда глаза всё же открылись, он с трудом поднялся и долго отмывался, мыл руки и лицо, почти сдирая кожу, как будто хотел уничтожить все следы: слишком прочно сидело в голове, что он трус, всё же сорвался, сдался, и если узнают – убьют, как человека. Он стащил с себя рубашку, замыл пятна крови, надел, поёжившись от прикосновения мокрой ткани, и побрёл в столовую. Путь оказался безумно длинным, свет бил по глазам. По дороге кто-то встречался, звенящие голоса задавали вопросы, он пытался отвечать – ничего, всё в порядке, всё хорошо…

Упав на стул в столовой, он понял, что не сможет есть: от одного взгляда на еду к горлу подкатывала тошнота. Огромного труда стоило просто держаться и смотреть по сторонам, тут же отворачиваясь, как только кто-то замечал его взгляд: никто не любит, когда тебя разглядывают, а с заключёнными и вовсе надо быть осторожней… Время стало прозрачным и мучительно долгим, он еле-еле отбыл обед и поплёлся обратно в библиотеку. Там кто-то пришёл, принёс книжку, он тупо смотрел на номер, почти заблудился среди шкафов и с трудом поставил её на место. Идти обратно в камеру оказалось ещё тяжелее: ступеньки, третий ярус, поворот, опять свет, свет, какие-то вопросы, голоса, от которых начинается звон в ушах… он рухнул на койку, и тут же стены с потолком начали плыть в сторону, постоянно вправо, при этом не возвращались на место, а всё плыли и плыли, он успел удивиться, как им это удаётся… и заметил, что его сосед сидит на полу, вытянув руку с открытой ладонью, на которой лежит кусочек хлеба.

Райнера как будто ударили плетью. Кражи, прогнавшие его люди, суд – всё это враз стало ничтожным. Он убил зверушку. Живую пушистую зверушку, которая приходила в камеру и пела. Брала хлеб тоненькими лапками. Приходила. К лондар. В камеру. Живая. Была.

Он не знал, как ему сгинуть с этого света. Очень хотелось сдохнуть. Немедленно.

Сосед терпеливо сидел на полу и ждал. Долго. Пока не выключили свет перед отбоем. Когда в камере стало темно, он молча забрался на свою койку и уткнулся в подушку. Райнер лежал с открытыми глазами и смотрел вверх, на плывущий потолок. Если он признается и попросит прощения… разве зверушка воскреснет и придёт? Такое нельзя простить… а что это такое – прощение? Пустой набор звуков, от которого ничто не меняется…

Он так и не смог заснуть – проваливался на какие-то мгновения в пустоту, из которой тут же выныривал, часы тянулись, превращаясь в пытку бесконечностью. После подъёма он почти ничего не соображал, чувство безнадёжной, наступившей навсегда беды заполонило всё. За завтраком он посмотрел на еду, тарелка вдруг показалась далёкой, как будто ему вдруг дали перевёрнутую линзу… он снова не притронулся, пошёл в библиотеку… стены сдвинулись, он уцепился за ближайшую, и тут уже кто-то догадался вызвать врача, коридоры замелькали перед глазами, а стены разомкнулись. Потом вокруг возникла больничная палата, его заставили лечь, а в руку впилась игла, – если бы он не видел, как она вонзается в кожу, то и не догадался бы: почти ничего не почувствовал. В вену полилась холодная и одновременно обжигающая жидкость, какое-то время стены всё ещё плыли вправо, но замедлили своё вращение, и мир начал приходить в норму.

***

– Я ведь предупреждал, что это опасно, – знакомый уверенный голос вырвал его из странного состояния полусна, полу-яви. Он обнаружил, что у него болит сгиб локтя, повернул голову и обнаружил возле кровати капельницу, по прозрачной трубочке текла алая жидкость. Кровь, – тупо пришла мысль. Теперь в мире нет ничего, кроме крови.

Врач внимательно смотрел на него и ждал ответа, но не дождался.

– Ваш сосед не знает, что вы убили его шуршика, – сообщил он. – Пока.

Райнер медленно повернул голову, глаза его расширились. Они скажут. К парню никогда никто не приходил на свидание, он не получал писем, он… У него была единственная радость. И он убил её. А они – скажут.

– Я скотина, – с ненавистью сказал он. – Но я-то был невменяем. А вы!..

Взгляд врача был холодным и спокойным.

– Вы видели, во что может превратиться лондар без крови. Похоже, вам нужно было убедиться самому. Нам не жить без человеческой крови. Вы хотите, чтобы таким, какой вы сейчас, стали и другие?

Райнер попытался закрыть лицо, позабыв про иголку в вене. Врач успел перехватить его руку.

– Плата за молчание, – едва слышно проговорил Райнер. – Я должен заплатить, чтобы вы не сказали этому парню про меня. Это шантаж, доктор. А вы знаете, что мне нечем платить?

Врач покачал головой.

– Это неправда.

– Но я ничего не знаю!

Райнеру почти не пришлось стараться, чтобы в голосе было отчаяние.

– Я не знаю, откуда они шли, где скрываются! Я знал только убежища на дороге ко мне.

– И убежище по другую сторону Перехода.

– Да…

Он лихорадочно пытался найти хоть какой-то выход.

– Поймите, – мягко сказал врач. – Вот сейчас в вашу вену вливается чья-то кровь. Кто-то стал для вас донором. Раньше такое бывало изредка, когда человек попадал в критическую ситуацию по части здоровья. Теперь в этой критической ситуации подавляющее большинство жителей нашей планеты. Мы боремся за жизнь, порой это приходится делать жестоко. Мы не хотим жестокости, но вы сами поняли, как меняется человек, становясь лондар. Изменить это не в нашей власти. Мы не виноваты в том, что стали такими. Теперь мы вынуждены бороться с последствиями. Помогите нам… и себе.

– И вы не скажете про шуршика? – усмехнулся Райнер. – Или продолжите шантажировать меня дальше, стоит немного уступить?

– Согласитесь – и увидите сами.

Райнер несколько мгновений молчал. Переход. Он может и не принять его – такого. Об этом никто не знает, это можно выяснить только на месте… а если Переход не примет его, то он не примет и лондар…

– Хорошо, – медленно выговорил он. – Значит, я отведу вас за Переход, а потом вернусь сюда мотать срок?

– Нет. Вы вернётесь к своей работе живого ключа к другим звёздам.

Райнер попытался представить себе такое будущее – и не смог. Внутренний голос подсказывал водоворот каких-то грядущих бед, безнадёжный долгий путь впереди… но только не это.

– Я… я согласен. Когда?

– Вам придётся некоторое время остаться здесь, – слишком уж вы себя измотали. А за эти дни вам подпишут приказ об условно-досрочном освобождении за хорошее поведение.

Райнер кивнул. Врач пожал ему руку и встал.

– Поверьте, это правильный выбор.

Райнер дождался, пока тот выйдет, и вцепился зубами в угол подушки.

***

Накануне освобождения он всё же вернулся в камеру. Пришёл перед самым отбоем, страшно боялся взглянуть в глаза соседу: почему-то казалось, что тот всё равно всё поймёт, стоит только встретиться лицом к лицу… Пальцы вдруг снова ощутили мягкую шелковистую шёрстку, движения тёплых лапок, стремительно прекращающих быть живыми – из-за него… Он вздрогнул: это наваждение, это уже галлюцинации, неужели его чем-то накачали в больнице?!

Сосед не стал ни о чём спрашивать, и Райнер завалился на койку. Видеть, как тот снова терпеливо сидит на полу с кусочком хлеба, было выше его сил.

Минуты шли, он понимал, что не уснёт, – кажется, вообще разучился спать, перейти с дневного, человеческого, на лондарский ночной образ жизни было страшно трудно… Когда слуха коснулся тихий писк, он сначала не понял и рассердился: да что такое, и так не заснёшь, а тут ещё и мешают…

Внезапно до него дошло, что ему знаком этот высокий мелодичный голосок.

Райнер замер и медленно повернулся.

Перед протянутой рукой сидела маленькая серо-голубая зверушка с пушистым хвостом и изящными лапками. Не помещающиеся в рот зубы перетирали хлеб, а свет падал на тонкие усики и смешной длинный нос.

Райнер забыл обо всём на свете. Умом он понимал, что шуршиков на белом свете множество, и что по проторённой дорожке могла прийти другая зверушка, но… Он поверил. Полностью и окончательно поверил в то, что врач обманул его. В библиотеку прибежал другой шуршик, а Райнера поймали… поймали на крючок, как он когда-то ловил рыб с иссиня-зелёной чешуёй. И как знать, сколько бы он ещё мучился, если бы сейчас не вернулся в камеру…

Но Райнер уже знал, что делать.

***

Из тюрьмы его увезли на военную базу, – по дороге в машине, несмотря на обогреватели, ощущался звонкий холод уходящей зимы. Первое, что бросилось в глаза в открытом дворе, – уродливые громадные сооружения на колёсах, больше похожие на плотно закупоренные банки, чем на средства передвижения. Райнер некоторое время рассматривал эти чудовищные порождения прогресса, пока его не проводили внутрь приземистого здания. Он подумал, что здесь все помещения расположены под землёй, этажи тут почти ни к чему, – и оказался прав.

В просторном кабинете его ждали несколько лондар в форме, и разговор их явно начался уже давно. Когда Райнера ввели, они оглянулись на него, во взглядах была смесь настороженности и интереса.

– Присаживайтесь, – предложил один. – Я командир Нольд Баанук.

Райнер последовал приглашению. Вид у военных был деловой и... будничный, что ли.

– Вам надо кое-что подписать, – командир протянул ему документ. – Это согласие сотрудничать с армией.

Райнер просмотрел листы и сделал вид, что относится к делу серьёзно. Раз они такие любители автографов, то пожалуйста, не жалко…

Баанук забрал бумагу, доброжелательно улыбнулся.

– Скажите, а почему вы всё же решили сотрудничать? Вы же так демонстративно отказывались на протяжении всего предварительного заключения… да и в предыдущие пять лет вся ваша деятельность была направлена на противодействие нам.

– Обстоятельства изменились, – пожал плечами Райнер. – Надо же что-то есть. Как выяснилось, – всё-таки надо.

– Ясно, – Баанук сцепил пальцы. – В таком случае, расскажите нам, пожалуйста, всё, что вы знаете о планете по ту сторону Перехода. Сколько человек вы переправили туда?

Райнер задумался.

– Около двух тысяч. Точно не могу сказать, – сами понимаете, было не до подсчётов.

Военные переглянулись: похоже, не ожидали, что столько народу уплыло у них сквозь пальцы.

– Теперь про планету… – Райнер глянул на Баанука. – Лучше всего, если вы мне дадите время примерно набросать карту местности, которую мы успели разведать давным-давно, когда только обнаружили Переход. Там, конечно, есть реки, горы и прочие географические объекты, но рассказывать о них в устной форме – не самое интересное занятие… В том месте, куда выводит Переход, есть смена времён года и разница во времени суток часов на семь. Что ещё… Люди уходили спешно, вещей с собой почти не брали, цивилизацию им пришлось строить с нуля, так что легко себе представить, какое у них оружие.

– Наша задача – захватить людей и переправить их живыми, – заметил Баанук. – У вас есть идеи по этому поводу?

– Как приблизиться к ним и не вызвать подозрений раньше времени? – уточнил Райнер.

– Да.

– Вы имеете в виду, что прийти к ним должен я?

– Верно, – кивнул командир. – Но сначала мы должны укрепиться там. Как показывает практика, – да той же нашей колонии, – никто не селится в непосредственной близости от Перехода, если не поддерживает постоянной связи с теми, кто остаётся по другую сторону. Стало быть, возле самого Перехода мы легко можем обосноваться, тогда как вы с группой пойдёте на разведку.

– Группа, – повторил Райнер задумчиво. – Люди всегда переправлялись не в одиночку. А что, если я приведу им ещё одно знакомое лицо?

– Кого же?

– Райта. Ну, вы ведь знаете, он был проводником у меня, потом попался этим малолетним идиотам… с него и начался наш провал.

– Помню. А зачем он вам?

– Люди его знают: он провожал многих. Будет вполне естественно, если я, решив закрыть путь с планеты, возьму с собой своих. Тех, кто уцелел. Вот если я приведу толпу, среди которой не будет ни одного знакомого лица, – как раз это будет подозрительно.

Райнер подумал, что он явно несёт чушь, но если кто-то из военных и попытался найти в его словах второе дно, то докопаться до него не смог.

– Мы подумаем над этим, – неопределённо согласился Баанук. – Если это всё, то займитесь картой, как будет готово – доложите.

***

Райнер боялся только одного: что Райт улизнёт. Точнее, он ничего не боялся: чувство будущего показывало ему сложившуюся дорогу, по которой оставалось только пройти. Когда военные наконец закончили свою предварительную подготовку и сообщили ему, что пора выступать, он был почти спокоен, даже мимолётная радость пришла: наконец-то он увидит степь и простор, сил уже нет сидеть в закрытых помещениях…

Он забрался следом за военными в уродливую неуклюжую консервную банку и попытался устроиться поудобнее, получалось не слишком удачно. Громадина двинулась. Подумалось: что-то не слишком эстетично выглядит оборудование для езды днём, как говорится, не до жиру, быть бы живу.

До Перехода они добирались несколько дней, за которые приходила и таяла тревога, вновь возвращалась уверенность, чтобы опять раствориться в ощущении близости окончания пути. По дороге колонна остановилась, снаружи донеслись переговоры, и в машину спустился Райт. При виде Райнера лицо его исказилось, тот молча подвинулся и ничего не сказал. Райнер знал, что бывший проводник так и остался жить в посёлке, перебивался какой-то случайной работой и слыл нелюдимом. Неудивительно… Сейчас они сидели рядом, можно было коснуться рукой, и хотя оба не смотрели друг на друга, даже солдаты ощутили, что между ними висит напряжение, как перед грозой.

А потом Райнер понял, что начал чувствовать других. Первым – Райта. Смятение, страх, томительное ожидание хотя бы слова от Стража Пути, безмолвный крик – да скажи же хоть что-нибудь, хоть ударь, но не молчи!.. Райнер осторожно коснулся своим вниманием Нольда Баанука. Работа, ответственность… никаких чувств к людям. Люди? Ходячие резервуары с кровью, которые необходимо приставить к делу. То, что называется «хороший семьянин»… Хорошо. Теперь надо попробовать что-то более действенное, главное – незаметно. Времени осталось немного, и шанс будет только один. Это нормально, иначе и не бывает, и возвращается головокружительное ощущение, когда ты в силах пройти по тонкой ниточке над бездной, вписаться в поворот, проскочить на волосок от смерти… Смерти он почтительно поклонился – в душе. После столь близкого знакомства невольно проникаешься уважением к той, кто так пристально смотрел тебе в глаза.

Сила вернулась. Он был в этом уверен, хотя теперь доподлинно знал, что лондаризм и пришедшая с ним жестокость несколько пошатнули загнанный в душу в детстве при обучении в Ордене Кодекс. Вернее, нет, – он по-прежнему точно знал, в какую сторону нельзя применять Силу. Просто переступать грань решения отнять чью-то жизнь стало легче.

Колонна затормозила. Пора было приступать.

Райнер выбрался наружу, подошёл к Баануку.

– Как договаривались, – вполголоса сказал он. – Пока буду переправлять вас, я должен оставаться здесь. Мы с Райтом пойдём последними. Надеюсь, сюда не прибежит толпа его новых земляков, жаждущих пообедать на дармовщинку?

Баанук улыбнулся.

– Шутите. Местность оцеплена до рассвета.

– Хорошо. Все готовы? Тогда поехали.

Он отошёл к краю обрыва. Как же давно это было, и резкий степной ветер, который гуляет здесь в любое время года, и простор, и тихий горизонт… и пьянящее ощущение избытка Силы у Перехода. Он вдруг осознал, что любил этот момент открывания двери к другим звёздам, – слияние с Вселенной, насколько это вообще возможно для человека.

Райт следовал за ним, пока Райнер не остановил его жестом. Туда, где был Переход, Страж Пути всегда шёл один.

– Вы едете прямо на меня, – прежние слова сами сорвались с языка. – Прямо на меня, ясно? Как только я подниму руку – вперёд.

Он знал, что у Перехода сможет это сделать. Да, пусть вымотается, пусть устанет, но…

Первая уродливая громадина двинулась на него, как будто давно уже мечтала наехать и уничтожить.

Стоявший неподалёку командир по рации отдавал распоряжение другим машинам – приготовиться. Тишину взорвало ворчание двигателей.

Райнер подпустил первую машину очень близко, только задним числом сообразил, что это уже опасно, – голубая вспышка коснулась его самого, опаляя яростным незримым огнём, но всё же не посмела причинить вреда своему создателю. Он зажмурился, перед глазами заплясали радужные круги, а когда проморгался, на него шла уже следующая машина. Сколько их там, – десять? Больше?.. Ведь знал же, когда выезжали с базы… Вскоре он уже сбился со счёта, он был единым целым с Силой, с Переходом, яростно выжигавшим чужаков, он был не проводником, но защитником, он видел чёрную бездну ночного неба над головой и ощущал, что звёзды – рядом, что они живые и смотрят на него…

Внезапно он обнаружил, что перед ним уже нет никого и ничего, почувствовал, что Нольд Баанук исчез из мира живых вместе со своими солдатами, увидел, как звёзды над головой когда-то успели повернуться, а рядом стоит Райт… точнее, уже не стоит, а сидит на снегу, закрыв лицо руками.

Он отошёл от края обрыва, взял Райта за шиворот и повёл с собой вниз, к своему бывшему жилищу. Он не беспокоился о том, что кто-то разберётся в следах: берег был изрыт, чёрно-белое месиво могло скрыть что угодно. На миг нахлынула тоска: здесь так никто и не был, всё осталось нетронутым, как в те времена, когда они собирались здесь до начала эпидемии… Он заставил Райта сесть. Тот так и не поднял глаза.

– Сейчас ты наденешь мою одежду и отдашь мне свою, – сказал Райнер ровно. – Документы с собой?

Райт кивнул. Можно было бы и не спрашивать: к военным без документов вряд ли бы пропустили. Пока менялись одеждой, Райнер постоянно был настороже: в душе бывшего проводника что-то происходило, он мог сорваться. Не то чтобы Райнер не смог бы с ним справиться даже сейчас, когда был вымотан, но…

Он посмотрел на часы. Долгая ночь… правда, сейчас уже почти весна, и скоро настанет рассвет. А перед рассветом военные снимут оцепление, ушедшей колонны какое-то время никто не хватится: они для того и ехали сюда, чтобы исчезнуть.

Они сидели в темноте. Райнер думал, что для него самыми трудными будут часы, когда придётся остаться один-на-один с человеком, которого ты собираешься убить, но нет… он ничего не чувствовал. Совесть забралась в глубины души и не собиралась его грызть, явно считая, что Райт заслужил свою участь. В конце концов, по их договору он давно уже должен быть мёртв. Хотя, с другой стороны, Райнер – тоже, и не надо прикрываться какими-то правилами.

С первыми лучами солнца Райнер коротко глянул в глаза Райту. Тот замахал руками, хотел было что-то сказать, но горло перехватило. Райнер мог сделать так, чтобы тот ничего не почувствовал… но не стал. Просто погнал к выходу из убежища, приказал против своей воли переставлять ноги, отгонял от стен и только всё же вздрогнул всем телом, когда снаружи раздался крик невыносимой боли. Отвернулся, вжался в стенку. С этим – всё.

Он прошёл вглубь своего жилища. Как знать, если бы он был законопослушным лондар, может, сумел бы добраться до нынешних властей и восстановить пост Охраны природопользования в этой глуши. Усмехнулся: слишком наивно, слишком…

Генератор давно уже не работал, в комнатах было холодно, но он не чувствовал ничего, – не раздеваясь, свалился на кровать и уснул мёртвым сном. Переждать день…

Вечером он вытряхнул из своих запасов все деньги, проверил документы Райта и подумал над тем, как будет пересекать границу.

***

Он сел на станции в пригородный поезд, – для покупки билета не надо было показывать документы. Не самый быстрый способ путешествия, конечно… В вагоне он пристроился в углу, возле забитого насмерть окна. Поезда приходили только в закрытые вокзалы, дневных рейсов было очень мало: слишком рискованно подставляться под солнце. Поначалу он дёргался каждый раз, когда кто-то проходил мимо, но быстро устал переживать. В конце концов, ушедший за Переход отряд должен был выйти на связь только через день, – они договаривались, что Райнер проводит обратно Баанука, чтобы тот доложил о высадке, и они вернутся на новую планету продолжать начатое дело. А когда сеанс связи не состоится, они пошлют кого-то разбираться, и вряд ли это будут блюстители порядка из ближайшей деревни, стало быть – ещё время на то, чтобы добраться до места. Доберутся, найдут не поддающиеся идентификации останки лондар, который встретил рассвет в одежде Стража Пути… и всё. Останется кусать локти, что Райнер их всё-таки обманул. Райт? Никто не придёт из-за Перехода и не скажет, что его там нет. Поэтому можно пока отложить переживания и вернуться к ним, когда истекут все предполагаемые сроки. И да… придётся пить кровь. Нельзя привлекать внимание, да и превращаться в агрессивного безумца – непозволительная роскошь.

Приехав на станцию, он прошёлся по магазинам и незаметно избавился от куртки Райта. Конечно, деньги надо беречь, взять-то неоткуда: опыт с кражами вышел не слишком удачным… но лучше перестраховаться и исчезнуть более качественно. Теперь надо решить, ехать ли на другом пригородном поезде или засветить документы и купить билет до того самого приграничного курорта, куда он метил с самого начала… Нет, всё-таки пригородный. Пусть дольше. Время пока есть.

***

По дороге он успокоился – насколько это было возможно. Поезд словно отрезал его от прошлого, он ощутил странное, без всякой Силы, чудо: он как будто оказался вне пространства. Просто и почти потусторонне: там, откуда ты уехал, тебя уже нет, а там, куда ты едешь, – ещё нет, каждое мгновение ты двигаешься, и нет ничего, кроме скорости, ничего, кроме твоего вагона, а мир призраком проносится за его пределами, да и есть ли он, этот мир… Иногда поезд останавливался, из мира снаружи приходили пассажиры, чтобы тоже исчезнуть на время. Когда они высадятся, мир снова обретёт для них реальность, а пока… иное пространство поезда ощутимо забирало власть над теми, кто доверился ему, и именно поэтому здесь властвовал Случай, а Судьба показывала свои знаки – встречами, разговорами и скрещиванием жизненных дорог. Райнер старался не вступать в беседы, вёл себя так, что на него быстро переставали обращать внимание, и наблюдал за рукой Судьбы, которая занималась другими. Было очень похоже, что её следует уважать не меньше, чем Смерть.

***

На станциях он старался смотреть новости: не расскажут ли о том, что случилось у Перехода, и если расскажут, то – что именно? То ли не повезло, и он всё пропустил, то ли военные скрыли неудавшуюся операцию, но он так ничего и не услышал. Подумалось: а вдруг они специально молчат, чтобы он уверился в своей безопасности и потерял бдительность? И как объясняться с родственниками исчезнувших солдат и офицеров? Не его дело, конечно, но… Он посмотрел на вышедшую из спячки совесть и припомнил подобающие случаю строки из Кодекса. Как там было? Убивать дОлжно только при угрозе жизни и здоровью тех, кто не может за себя постоять? Ну и всё, дорогая совесть, можешь спать спокойно. По крайней мере, до следующего раза.

Приграничный горнолыжный курорт он хорошо знал по рассказам тех, кто добирался до Перехода из-за границы. Здесь граница была весьма условной, люди – когда-то люди – приезжали сюда отдыхать, а в горах было полно гостиниц и маленьких домиков, в которых можно было отдохнуть и переночевать. Городок был красивым и милым, стало обидно, – столько про него слышал, столько раз связывался с теми, кто пережидал опасное время суток в его окрестностях, а теперь сам попал сюда, но ничего не увидишь. Наверное, здесь очень здорово отдыхать, если любить и уметь кататься на лыжах…

Райнер потратил деньги на экипировку и ушёл в горы. Дальше должна была начинаться цепочка убежищ, причём где-то действительно жили, а не только прятались, чтобы бежать дальше, и можно было спросить дорогу к людям. О том, что его могут прогнать так же, как в заброшенном санатории, он старался не думать, но не получалось, от этого становилось тоскливо, а горы начинали казаться ещё более непроходимыми, чем были на самом деле. Интересно, может ли лондар замёрзнуть?

Он пробирался по проторённым тропам, издалека махали руками незнакомые лыжники – просто от хорошего настроения. Кто-то спрашивал дорогу, кто-то предлагал присоединиться к компании. Порой он так и делал, заваливался в маленькие домики с толпой весёлых беззаботных лондар, как будто был с ними сто лет знаком, веселил их, пережидал светлое время суток и уходил дальше, улыбаясь на сожаления о расставании. Здесь была другая жизнь, отсюда пустая степь, снегоходы и тюрьма выглядели почти выдумкой, но он не мог забыться и шёл дальше на юг.

***

В последнее убежище перед спуском с гор он ввалился уже в опасной близости рассвета. Знал, что это ненадёжно, что лучше бы он добрался до какой-нибудь легальной гостиницы с защитой от света, но… здесь точно не будут искать, не сунутся: домик почти развалившийся, человеческий, с большими окнами, от которых разве что в подвал нырять. Он и приготовился… а когда через мгновение ему в грудь упёрлось что-то острое, застыл на месте. Человек?!

– Райнер?!

Он ошеломлённо уставился в полумрак. Этот голос… Не может быть, это слишком невероятно, чтобы быть правдой, слишком много счастья сразу, так не бывает…

– Лина…

Что-то звякнуло о пол, – она выронила оружие, потом его почти сбили с ног, он увидел её слёзы, её счастливые глаза... понял, что сам целует её, что они уже сидят на полу, обнявшись… и обнаружил, что почти ничего не видит, светлая пелена застилала глаза: солнце неудержимо приближалось. Лина в ужасе вскочила, схватила его за руку и потянула за собой к лестнице, ведущей в подвал. От резкого удара реальности он смешался, волна счастья рассыпалась на сверкающие брызги и оставила его наедине с никуда не девшейся жизнью.

Лина плотно закрыла дверь. Здесь было совсем темно, и они держались за руки, – казалось, отпусти на миг, и чудо исчезнет, потеряется во мраке, и снова ничего не будет. Он дотянулся до неё и снова обнял.

– Ты не боишься, что я сорвусь, – прошептал он. – Ты и тогда не боялась…

– Я не могу тебя бояться. Просто не могу. Даже если… если вдруг… – она не могла произнести это вслух. – В общем, я… я приму всё как есть. Тебе можно… Я ушла от своих, я не могла с ними больше, они совсем уже…

Она всхлипнула и снова расплакалась.

– Я так боялась, что никогда тебя не увижу…

– Я тоже, – помолчав, признался Райнер. – Но ведь мы никогда…

– Нет. Не говори так. Мы теперь будем вместе, и вместе уйдём за Переход…

Райнер очень тяжело вздохнул.

– Что? Ну что ты? Только не говори «нет», пожалуйста, я этого не вынесу…

– Я не могу уйти за Переход. Я же лондар.

– Тогда и я останусь.

Райнер крепко сжал её руки, а потом начал рассказывать – негромко, безжалостно, подробно, не щадя ни себя, ни других, ни её нервы… Он должен был выговориться, сказать вслух всё, что до сих пор знал только он, чтобы пережитая жуть наконец превратилась в слова и развеялась ветром.

– Я обещал очистить Переход к первому дню лета, – Райнер горько улыбнулся. – Пойми, я действительно верил в то, что там только эти малолетки из соседней деревни. Теперь о Переходе знают спецслужбы и армия, если даже они и поверили в мою смерть, то всё равно место-то им известно, пробраться будет сложнее.

– Я останусь…

– Подожди, не перебивай. Я иду к людям. Я хочу снова наладить путь к другим звёздам. Я не верю, что это никому не надо…

Он замолчал, не зная, как объяснить то, что наедине с собой было просто и ясно.

– Видишь ли, кроме этого, я ни на что не годен. То есть можно бросить всё, сделать вид, что я обычный лондар, найти какую-нибудь работу, жить спокойно, пока никто не распознал, что я не Райт… Но я так не могу. Это бессмыслица, пустота, это… предательство. Иметь возможность спасать людей и ничего не делать – преступление. Я знаю, что никто не может меня упрекнуть, что некому меня судить, но…

– Ты сам себя судишь, – голос Лины дрожал от слёз. – И жестоко.

– Послушай… я не прошу у тебя ответа сейчас. Просто подумай. Легко ли знать, что в любой момент, стоит мне отвернуться, тебя могут схватить лондар? Или же мне будет больно, но я буду спокоен за тебя, ты будешь далеко – но в безопасности, и они не смогут тебя достать?

– Райнер…

– Лина. Останься жить. Я прошу тебя!

Она рыдала и не могла остановиться.

– Ты говорил… в первый день лета…

– Да. Мы будем вместе, я буду делать всё, чтобы сберечь тебя… я клянусь, я даю слово Владеющего Силой перед вечными звёздами и Вселенной, но и ты поклянись, что ты уйдёшь. Я не выдержу, если тебя схватят, пойми меня!

Она вцепилась в его руку, как будто расставание предстояло сейчас.

– В первый день лета, Райнер… в первый день лета.

Ему показалось, что с сердца упал камень. Она будет жить, далеко, под другими звёздами… а у них впереди ещё целая весна.

***

Он не думал, что это последний перегон, – горы простирались дальше, до цивилизованных мест ещё идти и идти, и надо было ломать голову над тем, как везти Лину поездом. Но когда они попытались открыть дверь в доме на перевале перед рассветом, она оказалась заперта. Райнер с тревогой посмотрел по сторонам и понял, что от него уже толку нет: надо прятаться. Из вариантов укрытия был только какой-то полуразвалившийся сарай, в котором сквозь щели было видно светлеющее небо. Лина пыталась открыть дверь, не получалось, ему оставалось только следить за ней издали… а потом он чуть было не выскочил наружу, позабыв о солнце: до него донёсся голос явно очень невыспавшегося мужчины, который хотел узнать, за какую провинность его разбудили в такую рань путём ломания чужой двери. Лина что-то ответила, он не расслышал слов, разговор затягивался, Райнер боялся, что что-то случится, а те двое всё говорили и говорили, голоса сливались в неясный шум, снаружи неудержимо светлело. Вот уже и вовсе стало невозможно смотреть в щели, надо было забиться в угол, зажмуриться и стараться, чтобы солнечные лучи не попали на кожу. Время тянулось, он уже отчаянно жалел, что далеко от Перехода, – можно было бы хоть как-то понять, что происходит, а обычных человеческих возможностей так сильно не хватает… Потом накрыла паника: дверь громко хлопнула, и настала тишина.

Он остался один.

Сделать что-то было решительно невозможно: сгореть на солнце в его планы не входило. Он велел себе прекратить дёргаться и подумать над вопросом, кто мог встретить Лину в доме. Убежище, как помнилось, было надёжным, постоянный пункт для отдыха групп по дороге к Переходу…

Он обозвал себя идиотом и расплылся в улыбке. Конечно же! Ксанф Чифа, который когда-то отказался уходить сам и сказал, что его можно применить с большей пользой… А ещё где-то здесь – или нет, дальше? – его зов настиг группу уходящих, когда он кричал во все стороны о провале.

Его неудержимо клонило в сон. Сидеть было неудобно, а ещё вспомнилось, как бывало, когда зимой он ночевал у кого-то из друзей, тоже зимой, а утром солнечные лучи будили, упираясь в нос, и от них было тепло, – так удивительно среди мороза, привет из лета, которое в холода кажется сном… От воспоминаний нахлынула тоска: а ведь это не изменится, и так и придётся теперь прятаться от солнца, позабыть, какого цвета трава днём… Что-то в душе упорно не хотело верить в окончательность приговора.

Дверь в сарай хлопнула, раздались шаги – уверенные и неторопливые.

– Ну, вылезай, – потребовал Чифа. – И без глупостей: Лина сказала, что ты голодный.

Райнер отчаянно потряс головой: понял, что задремал.

– Есть такой факт, – признался он. – Но я же ни к кому не приставал…

– Твоё счастье. Ну хватит, дай на тебя посмотреть наконец. Впервые за пять лет встретились, а ты на человека не похож, тебе не стыдно?

Райнер невесело улыбнулся и поднялся. Он почти ничего не видел, а сочившиеся из щелей солнечные лучи только усугубляли дело.

– Могу тебя поздравить: вы приехали, – сообщил Чифа, окинув Райнера критическим взглядом. – У меня тут благодаря твоей панике осела последняя группа, жить стало приятно и весело, особенно ввиду того, что всю эту ораву надо чем-то кормить. Лина дальше не пойдёт. А ты что собрался делать в этой жизни? Она несла какую-то чушь про возобновление путешествий через Переход. Ты рехнулся совсем или временно?

– Совсем и давно, а что?

– Как ты думаешь это осуществить?

– Пока не знаю. Как-то… легально.

– Что?

Райнер смутился.

– Ну, понимаешь, эти фермы по производству крови…

– Ты решил их обворовывать? – в глазах Чифы было озорство. – Каким образом?

Райнер устало прислонился к стене. Как же всё-таки долго он сюда добирался…

– По дороге мне пришлось пообщаться с любителями горных лыж и по совместительству сторонниками здорового образа жизни, – сообщил он. – Понимаешь, когда даже незнакомые люди встречаются в процессе какого-то общего занятия, они считают, что им есть о чём поговорить. Я не любитель горных лыж, но им знать об этом было необязательно… Так вот. Кроме милых бесед ни о чём и обмена координатами они успели мне пожаловаться, причём не по одному разу, что их еду на фермах на редкость плохо кормят.

Чифа заинтересованно смотрел на Райнера.

– Что ж им так не везёт с едой-то?

– Кажется, они пока не сообразили, что для нормального самочувствия человек должен жить нормальной жизнью. Словом, я случайно ляпнул, что, наверное, было бы лучше, если бы фермы находились в каком-нибудь заповедном районе, а не в городах, и идея даже поимела успех…

– Нет, это просто прелестно, – усмехнулся Чифа. – Производство чистой крови, надо же! А какое отношение этот бред имеет к Переходу?

– Мой пост охраны природопользования, – разъяснил Райнер. – В огромном природном парке. Как раз по соседству.

– Ого!

– Ага.

– Гениально. Надо будет нашим рассказать, а то как-то слишком они грустно живут.

– Расскажи, – согласился Райнер без особой надежды. – Вдруг там найдётся хоть одна умная голова, которой эта идея понравится.

Чифа кивнул.

– Ты собираешься сидеть здесь в ожидании результатов?

– А у меня есть варианты?

– Есть. Дождаться ночи и свалить.

Райнер вздохнул.

– Лина тебе рассказала, что меня уже один раз прогнали? Я ожидал от жизни большего разнообразия.

– Да, кстати, насчёт Лины. Ты в курсе, что лондаризм передаётся не только через укус?

Райнер похолодел.

– Нет.

– Теперь будешь знать. Её я тоже осчастливил, сидит сейчас и ревёт. Эх…

Он махнул рукой.

– Ладно, к делу. Идея твоя гениальная до безумия, мне даже нравится… Можешь пока здесь поспать, а к вечеру я тебя позову. Посидим вместе, покумекаем.

Чифа ушёл. Райнер поискал угол потемнее, забился в него. Лондар. Изгой. Нечего тебе делать среди людей, иди к своим…

***

Вечером он пробирался по полутёмным подземным коридорам следом за Чифой. Когда-то здесь пытались что-то добывать, но выяснилось, что это слишком опасно и дорого, и рудник забросили. Стены хранили следы вгрызавшихся в них машин, а путь освещали тусклые лампы. Видимо, здесь тоже кто-то озаботился генератором…

В слишком просторном подземном зале были люди. Райнер чувствовал настороженность, никакого владения Силой не надо, чтобы понять: боятся, не знают, чего от него теперь ожидать… Чифа вывел его в центр и отошёл на два шага.

– Вот, держите. На всякий пожарный: он знает, что на прицеле. Думаю, обойдёмся без сюрпризов. Ну, говори, раз пришёл.

Райнер оглядел людей. Кто-то из них был тем проводником, которому он сказал: подождите, спрячьтесь, когда всё прояснится, я сообщу… Вот, прояснилось. Пришёл сообщить.

Тишина становилась гнетущей. Райнер хотел было рассказать идею сначала, но вдруг передумал.

– Я понимаю, что это авантюра, – с напором сказал он. – Действительно, как можно пробраться в эти их центры, как оттуда вытаскивать людей, да ещё и так, чтобы никто ничего не заподозрил? Вроде бы никак. А ещё и перевозить через границу. Одному, нескольким, да ещё и здоровым, – вполне можно, а когда людей доят на предмет крови долгое время, во что они превратятся? Так вот…

Он почувствовал, что его слушают очень внимательно, в зале пошло оживление.

– Это ж надо делать официально!

– А кто будет устраивать ферму в твоём заповеднике?

Райнер развёл руками.

– Ну, как – кто. Я.

Зал загалдел.

– Ты?

– А ты уверен, что тебя туда возьмут на работу?

– А ты сможешь их обмануть? А если не получится?

– А как переправлять тех, кто не на ферме? Мы туда как-то вовсе не жаждем попасть, даже если знать, что с фермы прямая дорога через Переход!

Райнер терпеливо дождался, пока шум притихнет, и поднял руку.

– Я успел осторожно выяснить, что это за фермы. Пока добирался сюда, было время, да и лондар по дороге были достаточно разговорчивы. Туда берут и чернорабочим, но лучше, если ты имеешь какое-то отношение к биологии или медицине. В Ордене и то, и другое входило в наше обучение, так что подготовки хватит. А дальше придётся потихоньку втираться в доверие… Честно говоря, не представляю, как.

– Ну, твоей-то подготовки, допустим, и хватит, – подал голос Чифа. – А этот парень-то, которого ты сжёг на рассвете, Райт? У тебя же его документы. Он-то кем был? Если скажешь – медиком, то я решу, что ты слишком везучий, и так не бывает.

– Райт на заправке работал, – честно сказал Райнер. – И это момент, который я ещё не продумал.

– Ну, продумывай, – разрешил Чифа. – И предположим, тебе что-то удастся. Ребята дело спросили: как ты думаешь протащить к Переходу таких, как мы?

– Путём махинаций и экономических преступлений, – сообщил Райнер. – Есть такая вещь: приписки в свою пользу. Например, с целью уклонения от налогов… Правда, в этом я тоже ничего не понимаю.

– Ну ты даёшь, – восхитился Чифа. – Не успел наняться на работу, как уже способствуешь падению морального облика лондар. Есть несколько крупных фирм по производству крови, можешь попытать счастья. Адресами снабжу. Будем держать связь…

– Есть один серьёзный момент, – проговорил Райнер, коротко окинув людей взглядом. – Самый сложный во всей этой авантюре. Даже если мне удастся наняться на работу и устроить неподалёку от Перехода этот филиал, наступит главное: мне понадобятся союзники. Те, кто неизбежно узнает о том, что я выпускаю людей. Те, кто хотя бы не будет мешать мне. Сами понимаете, один провал – и меня оттуда выгонят, а дело накроется. Такие вообще бывают, или я чересчур наивен и оптимистичен?

Ответом было молчание. Райнер понял, что действительно озадачил людей, да и надеяться сходу получить ответ было как-то малореально… Чифа встал.

– Может, и не чересчур, – веско сказал он. – Но каждого из тех, кто на первый взгляд ещё не потерял человечность, нужно проверять. Мы подумаем. И тебе придётся во многом действовать на свой страх и риск.

***

С Линой он прощался на закате. Солнце уже почти село, он начал различать и горы, и далёкий городок внизу, откуда начиналась железная дорога. Найти слова оказалось труднее всего, они говорили о какой-то ерунде, а ещё закрадывалась предательская мысль: порознь скрываться легче, меньше шансов, что её обнаружат, когда она с людьми, то можно не бояться за неё… почти. А потом надо было решиться и уйти по узкой тропке вниз, быстро, не оглядываясь, чтобы оборвать мучительное желание остаться. Он уходил всё ниже, а неподвижная фигурка на склоне уменьшалась, он знал, что Лина смотрит вслед и будет стоять там, пока он не скроется с глаз.

Над головой разгорались звёзды.

II

***

Город был огромным и пустым – на первый взгляд. Он приехал на поезде с наглухо закрывавшимися в дневное время окнами, но к ночи ставни отворялись, и можно было увидеть, где тебя везут. Райнер давно уже не был в населённых местах, попробовал вспомнить – не получилось. Чуть ли не с первого приезда в эту колонию… Планету назвали Дис, внесли в реестр, а за десятилетия автономной жизни колонистов визитёров с прародины было – по пальцам пересчитать. Они с Эриком приехали в свою смену, до них тут точно так же вахтовым методом жили представители Ордена по нескольку лет. Подумалось: другим повезло больше, им эпидемии не досталось…

Пустой город приближался, и Райнер наконец понял, в чём дело: все здания были соединены между собой закрытыми коридорами, и даже в ночное время можно было не выходить на улицы. Его передёрнуло: это что же, все города превратились в замкнутые пространства? И всем от этого хорошо? Нет, конечно, есть те, кто вырывался в горы, на курорты, наслаждаться небом… Звёздным небом. Не тем бескрайним лазоревым простором, который был раньше доступен всем, и который так мало, по сути, ценили…

Он вышел на перрон. К толпе с нечеловеческими глазами придётся привыкнуть, вариантов нет. И ещё к тому, что он теперь Кари Ригети, фельдшер, который приехал из маленькой деревни в город в поисках лучшей жизни. Документ был подлинный, фото подправили.

Райнер снял квартиру на окраине и огляделся. Окна, автоматически закрывающиеся при повышении уровня освещённости. Подземные переходы до магазинов и стоянки. Деньги у него были – пока. Он швырнул сумку на кровать. Ферма по производству человеческой крови. Да что там, какая ферма… большое предприятие. И что же, ему придётся увидеть, как эти подонки содержат людей?!

Он ещё раз просмотрел свои документы. Главное – чтобы не нашёлся какой-нибудь бывший однокашник по учёбе.

И надо наконец договариваться о собеседовании. Оттягивание ничему не поможет и ничего не изменит.

***

Фирм было несколько, в одной ему отказали сразу – мест нет, если понадобятся специалисты, мы будем иметь вас ввиду. В другой сказали, что перезвонят. В третьей… Он быстро записал всех в список. Безработный. Что-то новенькое, никогда ещё не приходилось вот так бегать по работодателям.

Он согласился на не самую высокооплачиваемую работу в каком-то заштатном филиале, куда надо было каждый день ездить через весь город. Преодолевая отвращение и застрявший в горле крик, он молча рассматривал документы: производительность, количество крови с каждого человека, срок жизни. Из всего этого придётся сооружать хлипкое строение вранья, приписок и видимости прогресса, чтобы начальство поверило и разрешило. Начальство пока что предстало в виде прекрасно одетой дамы с холодным взглядом, но ему была нужна не она. И нужна помощь в составлении плана. В конце концов, он фельдшер, а не менеджер.

А ещё нужно найти союзников и протащить их в филиал… При одной мысли об этом опускались руки: сам еле-еле устроился.

Жизнь стала странной. Регулярность, которой раньше не было, однообразные обязанности – приехать, получить данные о состоянии здоровья людей, дежурство, приборы, коллеги… Он присматривался к окружавшим его лондар и чувствовал, что попал в какое-то болото. Филиалу было два года, все были довольны и никуда не стремились, их устраивала эта рутина… а Райнер старался не встречаться взглядом с людьми. Их держали в каких-то боксах, с катетерами в венах, а когда он приходил проверять их состояние, то самым тяжёлым было оставаться внешне невозмутимым, потому что хотелось разгромить здесь всё, угнать машину, рвануть к Переходу… и скрыться за ним навсегда. Когда появилась эта идея, он испугался: такого искушения не было, что сломалось в душе, чтобы он захотел всё бросить?! Придя в себя, он порадовался, что в тот момент его никто не увидел.

К мысли о том, где искать союзников для освобождения людей, он возвращался снова и снова, эта мысль преследовала его. Как угадать, что выбранный не предаст? Каждый день Райнер мучительно перебирал варианты, чтобы опять и опять упереться в тупик. При одном осознании, что надо открыть кому-то тайну Перехода, вновь всплывали лица подростков в снежной степи, дом в деревне, мерзкие голоса над головой, лживое сочувствие доктора в тюрьме… Он уже никому не верил, день за днём с отвращением ездил на работу, машинально выполнял свои обязанности и понимал, что пока он не соберётся с духом и не начнёт действовать, ничто не сдвинется. Надо переступить барьер, довериться кому-то… довериться лондар. Но – как?!

Он заставил себя записать цифры. Показатели крови тех, кого держали в боксах. Показатели, выкопанные из медицинских учебников: то, как должно быть, когда человек живёт нормальной… полнокровной жизнью. От разницы ему стало плохо. Сколько живёт человек на ферме? Год? Два? Больше людей, лучше условия… полувольное содержание с охранным периметром, или же с чипами, как в тюрьме, это дешевле, впрочем – не ему вычислять… Больше людей, меньше доза крови от каждого, качество выше, можно продавать дороже… из-за количества людей объёмы поставок те же… закладывать смертность, под одним именем протаскивать нескольких, выводить их за Переход, но об этом не может не узнать кто-то из лондар, которые обязаны наблюдать за людьми. Разумеется, такое в план не запишешь. План… Он не экономист, он фельдшер.

Райнер полез в сумку и вытащил стопку карточек, которые ему надавали по дороге любители горных лыж. Они богатые, должен же из них кто-то проникнуться идеей… и что-то соображать.

– Добрый день, Ник, – сказал он в переговорник самым обычным тоном. – Помните, мы встречались в горах, возле перевала Ойколь? Да, да, как же! Я-то вас помню. Мы ещё говорили о здоровом образе жизни и плохой крови… Знаете, я устроился на работу, и мне пришла в голову идея…

***

Перед разговором с начальницей он безумно волновался, как будто уже совершил что-то против существующего порядка и должен теперь выкручиваться. Спокойствие голоса, пригласившего его войти, даже как-то очень удивило… Райнер одёрнул себя: да что такое, нельзя же так, совсем нервы никуда не годятся, сейчас всё ещё только начинается, а что же тогда дальше будет?..

Он вошёл в кабинет и присел в чёрное кожаное кресло. Здесь есть окно, а за окном – ночь и звёзды…

У начальницы был холодный приветливый взгляд. Райнер разложил свои записи на столе и начал рассказывать – сначала сдержанно и по-деловому, потом увлёкся, вспомнил, как легко и свободно дышится весной в степях возле Перехода, сам поверил в то, что будет – хорошо…

А потом осёкся и замолчал: взгляд начальницы не изменился, как будто она не услышала ничего нового. Мгновения молчания пролетали бешено и мучительно.

– Что ж, довольно интересно, – проговорила начальница так, что Райнер ей не поверил. – Я думаю, вам стоит обсудить это предложение с дирекцией компании.

Райнер подумал, что проиграл. Она хочет снять с себя ответственность, чтобы идею угробил кто-то рангом повыше? Неужели действительно все эти расчёты настолько неубедительны? А если он после отказа обратится в другую компанию, его точно уволят?

На душе было тоскливо. Он не привык к этому миру, он никогда не жил его жизнью, всегда был рядом – и в то же время далеко, его не касались обычные людские проблемы… вот теперь он и попался.

– Я созвонюсь с директором, – неожиданно сказала начальница. – Подождите минуту.

Райнер уставился на неё широко раскрытыми глазами и спохватился, что это может быть расценено как банальная невежливость, но начальница уже набирала номер и на Райнера не смотрела. Когда она заговорила, то оказалось, что она умеет не только улыбаться, но и весьма любезно щебетать. Впрочем, Райнер от волнения пропустил мимо ушей чуть ли не половину её речи.

– ...можете прийти послезавтра к трём часам, – Райнер наконец понял, что это уже обращено к нему. – И ещё, господин Ригети. Позвольте мне дать вам совет.

Райнер напряжённо ждал.

– Не отдавайте компании все ваши выкладки. Идея – дорогая вещь, а вы не делец, вы фельдшер. Если вы хотите сами участвовать в деле, то должны доказать свою незаменимость. В противном случае прибыль вместо вас будут получать другие.

– Спасибо, – растерянно сказал Райнер. От неожиданности он совсем смутился.

– Да, и этот ваш знакомый, который помогал вам с расчётами… пусть он придёт вместе с вами. Он же хочет вложить свои деньги и поспособствовать испытаниям новой охранной системы, как я поняла? Вы говорили, у него своя фирма?

– Да…

– Вот и отлично. Поверьте, так будет лучше.

– Верю, – Райнер наконец улыбнулся. – А скажите, с моей стороны будет большой наглостью попросить вас стать директором нового филиала?

– Нет, – она задумчиво покачала головой. – Но я не гожусь на такие подвиги. Видите ли, мы уже привыкли жить в городах… Вы ведь стали лондар недавно, не понимаете. Здесь у нас всё обустроено – защита от солнца, подземные переходы, системы оповещения. А там – степь, некуда скрыться, всё придётся строить с нуля, и вокруг – ничего и никого. Это всё равно что отправиться в пустыню, Ригети, на какие-то работы вахтовым методом. Я на это не способна.

– Жаль, – искренне сказал Райнер. Мелькнула мысль, что протащить нужных лондар в новый филиал будет не так сложно, как он думал… правда, сначала их ещё надо найти.

***

Весь день он мучительно думал, как найти лондар, которые не потеряли человечность. Чифа на что-то намекал, Райнер пытался расспросить, но это почти ничего не дало: слишком велик разрыв между людьми и теми, кто стал лондар, слишком одни боятся других, слишком мало контактов… да и незачем, по большому счёту. Лондар, которые жалеют людей и будут не против того, чтобы те сбежали в безопасное место… Он знал, что ответ есть, но нащупать его было выше его сил.

Он откинул одеяло и подошёл к окну. Скоро солнце сядет, и автоматика откроет ставни. Будет вечер. Он тосковал по ярким дневным краскам, ночные были для него слишком тусклыми, неуверенными, он хотел, чтобы со всей силой раскрылась перед ним весенняя зелень и яркие цветы, чтобы тяжёлое золото вечерней реки устремилось на запад… Как же давно это было…

Лондар, которые сочувствуют людям… Он вспомнил, как его выворачивало от одной мысли, что надо пить кровь. Врач в тюрьме сказал, что замена есть – кровь животных, но не любых. Это дорого…

Кровь животных. Дорого. Значит – есть. И значит, есть и спрос. Платить такие деньги может либо тот, у кого индивидуальная непереносимость на человеческую кровь, либо… либо тот, у кого есть принципы, через которые не переступают даже ценою жизни. Своей.

Он бросился искать фирмы, которые торгуют такой кровью. У них должны быть постоянные клиенты… Ясное дело, если он пойдёт туда официально и назовёт своё место работы, то ничего не узнает и не получит, – а значит, надо действовать иначе.

После окончания рабочего дня он уже стоял у порога конторы в центре города. Подумалось: порог, через который предстоит переступить ему, открыв свою тайну, куда серьёзнее… И всё же придётся это сделать. Но – как? Обратиться к незнакомцу, говорить о том, что… говорить – о чём? Что он скажет? Что пять лет отправлял людей за Переход и хочет продолжить это дело, но ему нужна помощь? А если его выдадут? В лучшем случае – просто не поверят…

Он вошёл внутрь. Навстречу поднялся неуверенный в себе лондар с большими ушами. На какое-то мгновение Райнер даже залюбовался этими ушами: они явно жили своей жизнью, чуть ли не поворачивались, как локаторы.

– Здравствуйте, чем могу быть полезен?

Райнер небрежно побарабанил пальцами по стенке.

– Мне нужен ваш директор… или кто у вас тут отвечает за поставки крови.

– Одну минуту… – засуетился несуразный лондар. – Простите, что-то случилось? Наша фирма…

– Ваша фирма допустила ошибку, – жёстко сказал Райнер. – По счастью, от этого никто не погиб, но имейте ввиду, что судебные издержки – вещь весьма неприятная, не говоря уже о том, что при неблагоприятном исходе вам придётся платить компенсацию… Так я могу увидеть господина директора?

– Да, да, конечно! Проходите.

Он повёл Райнера по коридору и распахнул дверь, склонившись чуть не вдвое. Тот, даже не глядя, кивнул и в два шага пересёк небольшой кабинет.

– По вашей вине я чуть не отдал Создателю душу, – веско сказал он. – Кому предназначалась поставка, которую мне принесли вчера в восемь вечера? Я требую показать мне список!

– Э…

Директор растерянно отодвинулся от стола, Райнер развернул его вместе с креслом и глянул в экран.

– Кто тот остолоп, который вчера работал курьером? Имя, или я подам в суд на всю вашу контору!

– Одну минутку, господин… сейчас…

Директор попытался овладеть собой, но получалось плохо. Он открыл список, Райнер быстро пробежал его глазами: адреса, имена… на первое время хватит, надо будет обойти этих лондар, потом он придумает что-нибудь ещё.

– Можно узнать, что с вами произошло?

– Можно, – величественно ответил Райнер, наконец оставив список в покое. – Вчера, перед тем, как мне уехать на работу, ко мне пришёл какой-то парень, сказал, что кровь оплачена. Я не различаю курьеров, знаете ли, доставка на дом – удобная услуга. В результате я чудом остался жив. Что вы подмешиваете в ваше снадобье, хотел бы я знать?

– У нас только натуральные компоненты…

– Нет, не надо мне цитировать рекламу! Всё это хорошо, пока к вам не нагрянет проверка.

– Послушайте, я…

– Вы бы лучше оценили, что я пришёл к вам, а не в суд.

Лицо директора немного просветлело.

– Мы могли бы договориться…

– Каким образом?

– Компенсация…

– Я не нуждаюсь в деньгах, – отмахнулся Райнер. – Пусть ваш курьер зайдёт ко мне сегодня, поговорим. Всего наилучшего.

Он небрежным жестом бросил на стол свою карточку. Заранее позаботился – никаких опознавательных знаков фирмы, просто имя и адрес… Надо будет посмотреть на этого молодого человека. Наверняка в таких фирмах тоже работают не просто так…. А если он ошибается, то у парня можно получить сведения о его клиентах, и то хлеб.

***

На работу он всё же успел, – еле-еле, впритирку. До трёх оставалось время, он попытался заняться делом, но мысли блуждали. Он никак не мог сосредоточиться: ожидание мешало. Ему едва удалось удержаться, чтобы не выскочить заранее: всё равно пришлось бы ждать в головном офисе, да и Ник Сартен тоже не приедет раньше… Наконец часы с неохотой показали нужное время, и он понёсся прочь – на транспорт. В вагоне прислонился к холодному стеклу: голова горела.

Он не смог ни привыкнуть к городу, ни, тем более, полюбить его: куда ни глянь, всюду тёмный металл, стекло, примитивные высокие здания, в которых не было ни капли красоты… Тоска, ощущение бездомности большого города, толпа народа, зажатость в закрытых пространствах. Даже ночь не прибавляла простора, чёрное небо было словно ещё одной крышей.

С Сартеном он встретился у входа в офис. Тот держался приветливо, но несколько настороженно: фирму он, разумеется, знал, но Райнер-Ригети был загадкой, да и доверять в делах малознакомому человеку – своего рода дурной тон.

Они поднялись на головокружительно высокий этаж. Офис занимал один из этажей в здании, построенном задолго до эпидемии, когда-то внешние стены здесь полностью были прозрачными и давали роскошный обзор города и окрестностей – до горизонта. Сейчас рассматривать сквозь эти шикарные стены-окна было нечего.

Их принимал заместитель директора фирмы. С ним в кабинете были ещё несколько лондар, которых он представил, но у Райнера все имена тут же вылетели из головы, он запомнил только, что это из отдела продаж и мониторинга рынка. Когда он начал в очередной раз рассказывать о филиале по производству чистой крови в природном парке, то уже после первых фраз в душе утвердилась уверенность: ничего не получится. Ощущение, которое пришло в кабинете его начальницы, было не пустым беспокойством, а предчувствием будущего, и вот это будущее начало становиться настоящим… Сартен глянул на него с явным неудовольствием: ну зачем же так заранее настраиваться на неудачу-то, когда ты ещё ничего не сделал? Потом Райнер замолчал и предоставил ему возможность показать свои выкладки, всё это было как-то долго, вязко, Райнер не чувствовал никакого отклика со стороны этих лондар, как будто все слова падали в пустоту. Наконец и Сартен тоже замолчал.

– Нам надо обдумать ваше предложение, – сказал заместитель директора.

Взгляд у него был такой же неживой, как у начальницы филиала, Райнер подумал, что всё-таки, наверное, это свойство всех лондар, и у него самого теперь тоже такие глаза.

– И как долго? – спросил он.

– Не могу ничего обещать, – неопределённо отозвался тот. – Ваши координаты у нас есть, мы вам позвоним.

Это было всё. Райнер несколько мгновений смотрел в одну точку, пытаясь справиться с собой. Сартен тронул его за плечо.

– Пойдёмте, Кари.

Райнер поднял на него глаза. В душе было глухое отчаяние. И что же, теперь он так и будет торчать на этой ненавистной ферме, следить за состоянием здоровья умирающих людей и выкачивать из них кровь?

– Идёмте, идёмте, – Сартен потянул его к двери, и он наконец послушался.

Когда они очутились в лифте, Райнер молча прислонился к стене.

– Вы расстроились, – негромко сказал Сартен. – Могу вас понять. У них всё уже работает, большие фирмы не любят рисковать, а вы к тому же новый работник, ещё не успели создать себе репутацию. Хорошо, что вы рвётесь в дело, не закисаете на службе, но…

– Я больше не могу! – рявкнул Райнер. – У меня уже нет сил пялиться на эти стены, на бесконечные потолки, коридоры, переходы! Вы думаете, я просто так отправился в горы, хотя горнолыжник из меня почти никакой? Я устал! Хоть немного простора, хоть немного настоящего воздуха, настоящей земли под ногами! И ведь это навсегда – прятаться, жить в больших консервных банках, которые почему-то называются нашими домами, ездить в поездах, переезжая из одной тюрьмы в другую! И это – жизнь?!

Сартен растерялся.

– Послушайте, Кари… Но ведь ваша идея с филиалом требует больших денег. Мы же не можем без этих… как вы выразились, консервных банок, придётся построить здание, завезти аппаратуру… к тому же, ваш парк за границей, надо договариваться об аренде земли, тут свои хлопоты, потребуется много согласований, времени. Если фирма не захочет затеваться, их тоже можно понять.

– А мы покамест будем травиться тем, что они производят, так?

Сартен глянул на Райнера с весёлым интересом. Они уже покинули здание, пора было расходиться.

– А это смело, – заметил Сартен. – Вы собираетесь поднять волну против фирмы, в которой сами же и работаете? Можно устроить шумиху, выдать ваши выкладки прессе, она любит скандальные факты… а дальше? Вас заклюют.

– Но ведь я же не один так думаю, согласитесь.

– Не один. Но, как видите, большинство предпочитает есть, что дают, и молчать…

– …а большие фирмы поддерживают это молчание, чтобы не потерять прибыль. И у лондар слишком хороший иммунитет для того, чтобы можно было реально отравиться, подать в суд и выиграть дело…

Райнер вдруг осёкся и замолчал. Отравиться, да. Индивидуальная непереносимость, лондар покупают кровь животных…

Сартен протянул ему руку.

– Не расстраивайтесь. И знаете что… скоро выходные, приезжайте ко мне. У меня дом за городом, подышите воздухом и посмотрите на просторы. Этого многим не хватает в нашем изменившемся мире.

***

На работе Райнер старался не огрызаться на каждое обращённое к нему слово и еле дожил до окончания рабочего дня. Шумиха в прессе, да… Только для него, беглеца с чужими документами, это было нереально. Да и на что жить, когда его мгновенно выгонят? Нужен другой путь. Индивидуальная непереносимость… надо узнать подробности, может быть, что-то получится. А где занимаются проблемами с лондарским здоровьем, когда лондар вообще не болеют? Это уже легче узнать… А если непереносимость – это миф, предлог, выдуманный теми, кто скрывает свой принцип не быть каннибалом? Надо всё проверить.

Остаток дня он провёл, зарывшись в сведения о непереносимости. Да, бывает, да, редко, а медицина на Дисе почти исчезла, остались только специалисты при фирмах, занимающихся человеческой кровью, да должности вроде врача в тюремной больнице. Круг замкнулся, надежда на то, что он сможет зацепиться за этих врачей и устроить свой филиал под предлогом… в общем, какая уже разница, что он собирался городить… Теперь всё равно только в другую фирму обращаться, а это означает потерю работы. Да и слишком шаткое основание для надежды. Ну допустим, проведут они эксперимент на каком-нибудь несчастном, дадут ему возможность нормально жить. Потом его кровью накормят лондар с непереносимостью… и – что? может быть, ничего. А человеку, глотнувшему свободы, придётся вернуться в бокс… Райнера передёрнуло. Остаётся только плюнуть, взять кредит и организовать этот филиал на свой страх и риск…

Он остановился. Самому? Влезть в этот бизнес, где конкуренты нежно друг друга любят и сжирают при первой возможности? Где крупные фирмы уже поглотили за пять лет всю мелочёвку? А что он в этом понимает? Да и пробьёт ли разрешение устроить филиал? А не слишком ли рискованно ему появляться возле Перехода, да и вообще в стране, где он уже близко познакомился и с тюрьмой, и с военными? А если его засекут? А как же инсценированная смерть? А…

Он сжал виски. Сартен прав. Надо съездить за город и подышать настоящим воздухом. Он не единственный любитель просторов.

***

Здесь было тихо. Когда Райнер приехал, вечер уже покрыл небо синевой, стали появляться первые звёзды… а он хотел, чтобы ночь не наступала как можно дольше. И простор, простор… до горизонта – никаких следов человека, только тихая земля. Сартен подошёл и улыбнулся.

– Я так и думал, что вам понравится. Это дом моего отца.

Райнер оглянулся.

– А сам он?

– Я не знаю. Когда началась эпидемия, он исчез.

– Простите.

– Ничего… Я знаю семьи, которые пережили и не такое.

Слуга сервировал стол на веранде. Райнер уселся в плетёное кресло.

– Как вам удалось так долго продержаться? Вы ведь стали лондар недавно. Если не секрет…

– Да что там, какие секреты… скрывался. Потом напоролся на подростков из соседней деревни. Вот, собственно, и всё.

– Ясно… – Сартен придвинулся к столу. – Вы не стесняйтесь, угощайтесь. Мне, знаете, не даёт покоя ваша идея. Что-то в ней есть.

Райнер улыбнулся и последовал приглашению.

– Что именно?

– Безумие.

– Вот как?

– Именно. Я бы ещё понял, если бы вы предложили построить филиал где-то здесь, в наших краях, подальше от городов. Или в горах, где достаточно правильно выбрать место, чтобы люди уже не сбежали, – нет проблем с охраной. Но в другой стране? Так далеко? В вашем плане есть какая-то недоговорённость.

– Ну вот, – Райнер усмехнулся и отставил тарелку. – Как-то никогда не старался быть загадочным, а надо же, – получилось. Но вот моя начальница ничего подозрительного не усмотрела, в отличие от вас.

– Нет, нет, кто говорит про подозрительное? – Сартен замахал руками. – Надо же такое придумать! Мною движет простое любопытство, поверьте. У вас личная привязанность к этому парку? Или, может, там зарыт клад?

Райнер засмеялся.

– Правильный ответ первый. Клада там, к сожалению, нет.

– Жаль, жаль. И всё же если бы вы не настаивали на этой территории, а предоставили фирме свободный выбор, у вас были бы шансы. Неужели вам так позарез надо туда вернуться?

– Надо, – Райнер постарался, чтобы голос прозвучал небрежно. – Но если бы просто хотелось вернуться, я бы не стал затеваться с филиалом. Нет ничего проще: купить себе дом в какой-нибудь близлежащей деревне, обзавестись хозяйством… но…

– Я уже понял это «но», – негромко сказал Сартен. – Вы недавно стали лондар, нашли себе применение в единственной сфере, где ещё нужно медицинское образование. Вам жаль людей, вы хотите хоть как-то облегчить их участь. Заодно это совпадает с запросами, так сказать, определённой части общества на чистую кровь.

Райнер замер: ему показалось, что Сартен всё знает.

– Да не напрягайтесь вы так, – Ник вздохнул. – Я понимаю, вы пять лет в бегах провели, но честное слово, ваша подозрительность просто обидна. Хотите вина?

– Что?.. Да, пожалуй. Не откажусь. Извините.

Он расстроенно взял бокал. Зачем Сартен затеял этот разговор? Зачем вообще пригласил? Действительно ли тут только любопытство?

Вино было солнечным. Насыщенный, светлый цвет… прозрачная жидкость легко касалась стенок бокала, до боли ярко напоминая о том, что он потерял.

– Солнечные южные склоны, – невпопад сказал он и отпил совсем немного. – Вызревает только жарким летом…

Вихрь мыслей почти физически обрушился на него. Вино – концентрированное солнце. Даже если собирать эти ягоды ночью, делать вино ночью… это неважно. Вино – это только для людей. И Сартен человек. Хоть и лондар.

– Спасибо, – тихо сказал Райнер. – Я никогда не пробовал ничего подобного. Это как… глоток настоящей жизни, да.

Сартен кивнул.

– Вы пейте, Кари, – в его голосе была улыбка. – Это вино делают только в нашем поместье, больше вы нигде такого не найдёте.

Райнер медленно допил бокал. Почему-то вспомнился курьер из конторы, куда он вломился. Парень с вызовом заявил, что он никогда по этому адресу не приходил, и Райнер знал, что это правда, и надо было как-то разрулить. Райнер сделал вид, что не может его узнать, потом «выяснил», что к нему якобы приходил не этот курьер, а другой, дал денег, извинился за беспокойство и, чувствуя себя последним идиотом, закрыл дверь. Подумалось: если бы у парня было другое выражение лица, он бы действовал иначе…

Они сидели на веранде, а небо темнело, ласковый вечер переходил в ночь. Скоро будет весна, она уже близко, на подходе, скоро пустые поля покроет первая зелень, уже и воздух напоён ожиданием весны, зимы больше нет… Райнер пил, Сартен рассказывал о чём-то лёгком, они смеялись, а потом Райнер стал вдруг говорить о своих степях, – сам не понял, как вырулил на это, то ли расслабился, то ли опьянел, попытался как-то себя контролировать и, вспомнив подростков из соседней деревни, всё же умудрился не сказать про Переход… получилось, они требовали с него открыть убежища людей. Почти правда… Сартен нахмурился, долго молчал, потом тоже выпил.

– Я сам не понял, как это случилось. Была вечеринка, с однокурсниками, с девушками… а наутро я посмотрел на себя в зеркало – и обмер. Было страшно вернуться домой.

– С девушками, да… – Райнер вспомнил слова Чифы.

Прежняя тоска вернулась, накрыла, но тут же разбилась о тишину вечера и покой простора, как будто всё это было давно и почти не с ним… Он удивлённо глянул на пустой бокал: сколько же он выпил, что даже от этих воспоминаний сердце так не саднит?

– Вы всё же вернулись?

– Вернулся. Признался во всём отцу… собственно, и говорить ничего не пришлось. Он понял.

Дверь дома открылась, Райнер обернулся. Сартен поднял голову, Райнер не увидел его взгляда, но почувствовал: тот страшно напряжён.

– Не возражаете, если я немного посижу с вами? – спросил пожилой статный мужчина, выходя на веранду.

Райнер улыбнулся, поднялся и протянул руку.

– Кари Ригети, – представился он. – Мы с Ником познакомились в горах, теперь вот…

– Да, я знаю, он рассказывал. Как вам вино?

– Отлично, – искренне сказал Райнер. – Это просто чудо.

Сартен придвинул третий плетёный стул.

– Вино – дитя солнца, сейчас его почти не делают. Слишком сложно.

Райнер кивнул. Они пили, говорили о чём-то, – пожилой незнакомец не позволил возникнуть неловкости, и даже Ник почувствовал себя спокойнее. Потом Райнер поймал себя на том, что азартно обсуждает рыбалку, что они вспоминают только ту жизнь, которая была до начала эпидемии, что перед ними ожили переселение на Дис, радость освоения новой земли, первые победы и первые открытия… Последние пять лет кошмара как будто были намеренно вычеркнуты, им не было доступа на веранду под открытым небом, где солнечное вино светилось на столе.

А потом Райнер вдруг заметил тоненькие прозрачные круги вокруг радужки в глазах у друга Сартена. Сначала он не придал этому значения, подумал – показалось… а потом до него дошло.

Линзы. Цветные линзы, имитирующие глаза лондар.

Райнер спрятался за бокалом и долго пил, пытаясь привести в порядок разбежавшиеся мысли.

Ник Сартен скрывает у себя дома человека.

Первым порывом было – рассказать всё. Рассказать о Переходе, о том, что должен был прикрывать филиал фирмы по производству крови. О той бешеной, изматывающей работе, которую он вёл пять лет. О том, почему ему самому нужно прикрытие для появления в степях. О том, что он на самом деле вовсе не Кари Ригети.

Но когда он поставил бокал на стол, то уже знал, что ничего этого не сделает. Ник и так поможет. Ему хватит и того, что Райнер хочет облегчить участь людей – хоть немногих, хоть как-то. Но если этот пожилой человек – его отец… Он не имеет права повесить на Сартена это знание, которое обречёт его на сообщничество. А если его будут допрашивать? Нет, нет. Меньше знаешь – меньше ответственности, нечего выдать. Слишком, слишком опасно. И судя по возрасту этого человека, Сартен не захочет переправить его за Переход, в неизвестность, к чужим, – из защищённого дома, где свои слуги, где всё давно уже нацелено на сохранение тайны. Интересно, как Нику удаётся заказывать такие линзы, их же менять надо? Такой заказ ведь не скроешь, это очень дико, ничуть не менее, чем идея построить филиал в другой стране. Видимо, как-то справляется…

А потом они втроём отправились к реке, через поле, где трепал волосы свежий ветер приближающейся весны. В быстрой воде колыхались живые, не заснувшие на зиму водоросли, Райнер даже опустил к ним руку на мгновение, – так хотелось коснуться пушистых стеблей.

– Хорошая штука выходные, верно? – смеясь, спросил Сартен, пока Райнер отряхивал брюки. – Можно забыть обо всём и делать глупости. Вот только возвращаться тяжело. Я не сразу смог привыкнуть, вам это ещё предстоит.

Райнер не ответил. Он понимал, что вернуться к разговору о ферме всё равно придётся, но – не сейчас, только не сейчас, когда впереди ещё долгие часы покоя… и настоящей жизни. Обман, самообман, но такой убедительный, что перехватывает горло.

Под утро его поселили в спальне на первом этаже, с окнами, выходящими на крутой склон. Райнер подумал, что там, внизу, наверное, хорошее место для виноградников… Небо светлело, и окна должны были автоматически закрыться, но ставни почему-то не двигались. Райнер встревоженно подошёл к окну – и вдруг увидел, что стекло какого-то странного цвета.

В комнате светлело, свет отличался от обычного искусственного освещения в городах лондар… И вдруг Райнер понял: это стекло с защитой от ультрафиолета. Безумно дорогие стёкла для тех, кто хочет вопреки всему видеть солнце.

***

Он уезжал в город с ощущением, что из тупика есть выход. Далёкий, труднодостижимый, – но есть. Сартен ничего не обещал, кроме того, что будет говорить со своими друзьями по поводу «благотворительности», как он назвал райнерову ферму в степях, и оставалось надеяться, что друзья его такие же ненормальные лондар – или нормальные люди. Но – деньги, разрешение, стройка, переезд за границу… Сартен не мог бросить свою жизнь, значит, должны появиться другие, но Райнер вдруг обнаружил, что эти выходные дали ему главное: он перестал бояться неудачи. Да, долго. Да, сложно. Но – возможно.

Сартен позвонил через несколько дней и был краток: есть новости, нужно встретиться и обсудить, он хочет познакомить его кое-с-кем, договорились увидеться в ресторане. Райнер ехал туда прямо с работы, – наконец обнаружил, как неудобно расположена его квартира: заскочить нереально, потеряешь массу времени. Ресторан был дорогим, но не настолько, чтобы Райнер почувствовал себя нищим, его проводили в отдельный кабинет, где, кроме Сартена, сидели ещё двое лондар, и – понеслось.

Большинство вопросов он решить не мог, – как получить разрешение на аренду земли, как организовать строительство, как достать людей… Он заговорил о том, какая природа там, у реки, что он знает, как устроить питание людей, как довести их до нужной кондиции, чтобы не брать последнюю кровь у почти скелетов. Его слушали внимательно, он понял, что он тут единственный специалист по людям, а Сартен ещё ненавязчиво заметил, что в такое, в общем, благотворительное заведение будет сложно сманить лондар из крупных фирм, потому услуги Ригети нужно ценить. Райнер сказал, что полностью возьмёт на себя детальную разработку содержания людей, проведёт все анализы на местности, только чтобы местные не лезли в это дело: идеи дороги, это первое, а второе – будут мешаться под ногами и тормозить работу, знает он все эти бесконечные проверки… Он подумал над вопросом, как ему перевезти к Переходу людей, скрывающихся в горах, и захотят ли они вообще быть на ферме, пусть и с человеческими условиями… а с другой стороны, есть ли у них выбор? Если хотят уйти за Переход, то придётся за это заплатить, деваться некуда, прежние условия развеялись. А в уютном кабинете в ресторане уже обсуждали возможную прибыль: они не имеют права работать себе в убыток, это грозит быстрым разорением, от которого плохо будет всем, в том числе и людям. Райнер видел сочувствие к людям, но молчал и пытался оправдать то, что говорит полуправду: слишком опасно, переброска за Переход и смена людей на ферме – это дополнительные сложности, которые всё равно возможно преодолеть только на месте, нельзя сейчас перегружать дело, и так задач полно… Сартен убеждал своих знакомых, что придётся взять кредит. Сколько им понадобится на детальную проработку бизнес-плана? На подготовку? И само собою вновь всплыло в памяти брошенное в снегах обещание очистить Переход к первому дню лета. Нет, так скоро ферма ещё не заработает, но если всё сложится, он должен к этому времени снова оказаться в своих степях. Тяжёлое будет возвращение…

***

Со временем, когда план начал обретать зримые черты, Райнера начал одолевать томительный, тоскливый страх, что его уволят. Он никому не говорил о своих намерениях, работал не хуже других, ничем не привлекал к себе внимания, – и всё же страх угнездился в душе и никак не желал уходить, какие бы аргументы Райнер ни изобретал. Казалось бы, сиди тихо, раз наконец-то обрёл твёрдую почву под ногами после катастрофы, радуйся, что тебя не нашли и не достали, так нет, опять устраиваешь себе авантюру…

Он совсем не заметил прихода весны: вокруг был только город, закрытые переходы, дороги. Когда Сартен снова позвал в гости в своё поместье, – как зачарованный, любовался на поднимающиеся из земли ростки, от свежего воздуха почти опьянел, не мог поверить в то, что снова это видит. Как будто эти пять лет смели не только прежнюю жизнь, но и смену времён года, и было странно вдруг узнать, что весна всё-таки существует.

А ещё предстояло сообщить Чифе о том, когда и как будет осуществляться его безумная затея. Перед уходом они договорились, где он может оставить записку, – уцелевшие люди связываются между собой, заберут и передадут. Когда забрезжила реальность того, что их ферма будет существовать, Райнер подробно расписал план, спрятал в условленном месте – и подумал, что люди откажутся от ухода за плату кровью. Он ничего не написал Лине. Как можно было сказать: приезжай, побудешь донором, а потом я тебя выпущу? Да и остальные не для того скрывались столько времени, чтобы сдаться. Оставив записку, он наведывался раз за разом в поисках ответа, сначала и вовсе нашёл своё письмо на месте, потом оно всё же исчезло. Он писал шифром, как они и договорились, даже если вдруг план попал бы не в те руки… Оставалось только ждать, перебирать причины, по которым не было и не было ответа, надеяться и снова ждать. Потом он решил: если ответа так и не получит, то, оказавшись возле Перехода, позовёт Чифу телепатически, – и заставил себя перестать думать об этом. Мало ли что могло случиться, у людей сложная система связи, а на них идёт охота… лучше не гадать, а заняться делом.

К тому моменту, когда друзья Сартена добились разрешения устроить ферму, у него уже был готов план – каким должен быть образ жизни людей, заодно вспомнил, какие в той местности есть растения, которые необходимо употреблять в пищу, чтобы кровь приобретала те или иные вкусовые качества… обосновал, почему ферму надо строить именно там, а не где-то ещё… На душе было мерзко от того, что он словно соглашается на признание людей скотом, который нужно каким-то образом откармливать, но безумная идея становилась всё более и более реальной. Он страшно переживал, что вопреки всем усилиям ферма останется неприбыльной, что её быстро задушат конкуренты, и горстка лондар потеряет хорошо если только деньги, но дело уже закрутилось, отступать было невозможно, некуда, да он и не собирался.

А потом Сартен привёз ему документы, в которых он, Кари Ригети, официально соглашался на должность руководителя отдела по контролю качества и должен был отправляться на место будущей фермы в составе первой группы. Райнер подписал и мысленно охнул: придётся легально пересекать границу, да, документы в порядке, да, на него не должно быть ориентировки, потому что он сделал всё, чтобы его считали мёртвым, и всё же…

В тот же день он пришёл к начальнице с цветами – попрощаться. Показалось, или она смотрела на него понимающе?..

***

Перед отъездом он в последний раз отправился за город, отошёл подальше от заправки и проверил условленное место. Там было пусто – как и прежде. Райнер обыскал окрестности тайника так тщательно, как только мог, мелькнула мысль ещё и землю перекопать, но он остановился: не руками же, в конце концов, да и ясно, что здесь давно никто не появлялся. Какое-то время он не мог уйти от тайника: понимал, что больше сюда не вернётся, если появится ответ, то будет поздно. Да, минуты промедления – глупость, за них ничто не изменится, раз уж не изменилось на протяжении нескольких недель… Он вернулся к своей машине, не оборачиваясь.

В поезде они со своей командой заняли целый вагон. Райнер сидел у окна напротив Сартена и пытался понять, зачем тот поехал. Намекнул на свою тайну и хочет хотя бы полу-раскрытия от него в ответ? Или просто интересно? Или просто любит просторы и воспользовался случаем? Строительством фермы всё равно будут заниматься другие, а он не останется в степях, собирается съездить и вернуться обратно…

Забытое ощущение оторванности от реальности в поезде обрушилось на него – и обратилось против него. Навязчивые страхи, не уходящие мысли, вопросы без ответов как будто только и ждали, когда поезд унесёт его в бездну между прошедшим и ещё не наступившим, чтобы встать во весь рост. Сартен понял.

***

Перед границей он пытался не нервничать, но из этого ничего не получалось. Сартен, не слушая отнекивания, увёл его из купе в тамбур.

– Кари, не сходите с ума. За что вы боитесь? За документы или за свою личность?

Райнер смотрел на него широко раскрытыми глазами.

– За себя. А ещё за то, что из-за меня вас задержат.

– Понял. Документы в порядке?

– Да.

– Вы в розыске?

Райнер прижал руки к вискам.

– О Создатель, да нет же, нет. Я не в розыске, они не должны меня искать.

– Вы уверены?

– Ну, я не видел списков разыскиваемых, – Райнер криво усмехнулся. – Но по эту сторону границы меня в них точно нет.

Ник покачал головой и тихо засмеялся.

– Хотел бы я знать, что вы натворили…

– Помогал людям, – честно признался Райнер. – А лондар, как известно, нужна человеческая кровь.

– Ага, я так и думал, – слишком легко согласился Сартен. – Покажите документы.

Райнер достал удостоверение и ждал, пока Ник налюбуется на фотографию.

– Борода вам не идёт, – сообщил тот наконец. – В остальном вроде придраться не к чему. И обещайте мне, что побреетесь, когда доберёмся до места. Не руководитель отдела, а бродяга какой-то.

– Обещаю, – Райнер попытался улыбнуться. – Мы что, подъезжаем?

– До границы ещё час.

Сартен задумался.

– Вот что. Сейчас вы выйдете отсюда с виноватым и покаянным видом. Как хотите, так и изображайте. Я по дороге буду вас доругивать. И имейте ввиду: мне есть за что быть в обиде на вас. Вперёд.

Райнер в замешательстве глянул на Сартена: тот явно не шутил.

– За что? Можно поподробнее?

– Есть за что. По правде сказать, я от вас ожидал большего.

Райнер встревоженно поднял руку.

– Куда уж больше?

– Идите, – Сартен подтолкнул его к двери. – Сколько можно!

– Иду, иду, – Райнер попятился. – Но, по-моему, вы преувеличиваете.

– Если бы! Я ещё преуменьшаю… ваши заслуги.

Они покинули тамбур. Кто-то из соседей поднял на них глаза, когда они проходили мимо.

– Я бы очень хотел послушать ваши оправдания, если они у вас есть.

– Но в чём? Я решительно не понимаю…

– Можете не понимать, дело ваше. Но на вашем месте я бы предпочёл понять.

– Ник, это перебор!

– Нисколько. В отличие от вас, я вам доверяю, только с вашей стороны что-то ничего похожего не видно.

– Ник!

Райнер остановился. Кто-то из пассажиров хотел было пройти мимо, но наткнулся на его спину.

– Господа, вам больше негде выяснять отношения?

– Извините…

– Кари, заходите и сядьте, – властно сказал Сартен. – Не путайтесь под ногами.

Райнер смешался и нырнул на своё место. Искренность тона Сартена не оставляла сомнений: Ник действительно что-то имеет против него, вряд ли он способен так играть… Да что же, что он сделал такого, чтобы оскорбить союзника… язык не поворачивался назвать его другом. Слишком глубоко пустила корни подозрительность, слишком велик риск… да не может он доверять, не может, те, кому доверял, давно уже по другую сторону Перехода, а сейчас…

Сартен бросил на него короткий взгляд и сел напротив. Отвернулся к окну.

– Ник. Я правда не понимаю. Вы же в курсе…

– Хватит.

Райнер откинулся на спинку и закрыл глаза. Да на что же, на что Сартен мог так сорваться? Неужели действительно ждал от него чего-то, что можно было совершить – там, в оставленном городе, от которого их отрезало иное пространство-время поезда?

Молчание становилось всё тягостней, Райнер мучительно хотел оборвать его, – казалось, он захлёбывается в неживом воздухе, и вновь обрушилась безнадёжность, из которой не было выхода. Поезд летел, и время в нём застыло, точнее, даже не время, – состояние, ничто не менялось, не двигалось, остался только повисший в воздухе безответный вопрос, и хотелось кричать…

– Господа, пограничный контроль. Пожалуйста, приготовьте документы.

Райнер очнулся, как от толчка. Подавшая удостоверение рука дрогнула. Вошедший лондар внимательно смотрел на фото, на него, – не как на личность, как на какой-то объект, что ли… потом точно так же изучил Сартена. Из вагона доносились обрывки разговоров.

– Цель поездки?

– Дела, – коротко ответил Сартен. – Мы с господином Ригети деловые партнёры.

– Будьте добры, разрешение.

– Пожалуйста.

Райнер увидел, что интерес к нему исчерпан, и снова откинулся на спинку. Сколько они будут тут стоять?

– Благодарю вас, всё в порядке.

Сартен по-прежнему не смотрел в сторону Райнера. Дальше пришли проверять багаж, он предъявил то, что от него просили… Потом наконец мучительные минуты истекли, где-то вдалеке замолкли последние разговоры, и поезд тронулся.

Райнер поднялся и захлопнул дверь в купе. Обнаружил, что руки дрожат.

– Ник. Поймите, я…

– Сядьте и успокойтесь. Пожалуйста. Прошу.

Он медленно обернулся. Сартен по-прежнему смотрел в окно.

– Кари. Да сядьте же.

Райнер сел.

– Видите ли, должен признаться… мне с вами часто бывает сложно, – Сартен чуть улыбнулся, упорно не поворачиваясь. – Вы выстроили стену между собой и миром, пробиться сквозь неё нереально. Ваше доверие стоит очень дорого, и… вы же видите, я с этим не спорю. Вы так отчаянно волновались, что и самый тупой пограничник заподозрил бы неладное. Я не артист, я мог что-то изобразить, только исходя из реальных своих чувств. Простите, но это действительно есть. Обида. Я не хочу, чтобы вы ждали от меня подлости или… нет, не перебивайте, дайте договорить. Наше предприятие – затея очень шаткая, есть очень большой риск, что мы не продержимся и года. Я сделаю всё, чтобы этого не случилось.

– Спасибо, – Райнер дотянулся до его руки. – Ник. Вы сказали про стену… Я не виноват. Поверьте.

– Верю.

***

Когда они выгрузились на степной платформе, Райнер наконец осознал, что вернулся. Ветер и небо, степь, дорога… как будто не было этих месяцев, снова в душе заныло старой раной ощущение близкой опасности: лондар узнают, раскроют… Стой. Вынырни из прошлого. Всё уже совершилось. Встряхнись и посмотри в зеркало грузовика: ты лондар. И Сартен машет рукой: погрузка завершена, по машинам, пора ехать…

Он сел у окна и жадно смотрел на пролетающую мимо степь. Эпидемия, жуть последних пяти лет, нынешняя безумная затея, – всё отошло в сторону, был только простор, мелькающие вдали перелески, овраги, и не узнать мест, которые зимой сковывал снег…

Они начали строительство, – надо было работать быстро, успевать скрываться от солнца, Райнер понимал, что в этом деле от него мало толку, но всё равно пытался что-то делать. Им выделили землю невдалеке от трассы, на берегу реки, Переход остался выше по течению, и Райнер прикидывал, как добраться туда. Река здесь поворачивала, если очень постараться, то можно разглядеть вдали тот самый обрыв… хотя нет, это не тот самый, далековато. Он понимал, что на самом деле ему заняться нечем, и появление его на будущей ферме низачем не нужно, но Сартен молчал, и никто не возражал, а стало быть, надо изображать какую-то деятельность.

***

Он ездил по окрестностям, возвращался в свою лабораторию, проводил анализы, – пришлось вспомнить то, чем он занимался в природоохранной службе. Весна властно кружила голову, от неё нельзя было отмахнуться, она – существовала, и думалось: исчезают люди, сгинут и лондар, а весна всё равно так и будет приходить год за годом, только уже на пустую планету… И всё ближе и ближе надвигался первый день лета. Райнер не хотел думать о том, что он будет делать в этот день, – он просто знал.

Сартен бывал на строящейся ферме наездами, задерживался на несколько дней и исчезал снова. Они обсуждали дела, Ник пытался научить Райнера не тонуть в цифрах, выкладках, – нельзя совсем ничего не понимать, это рискованно. Накануне первого дня лета Райнер по-тихому взял машину и уехал, – обычная поездка, ничего особенного, ничего отличного от того, что бывало раньше.

Он ехал по вечереющей степи, знакомой – и неузнаваемой, родной, но уже давно чужой. Наверное, планета сама не хочет признавать своими тех, кто на ней живёт, оттого и ощущение… да, Переход близок, ощущения обостряются. Он из предосторожности не подъезжал к нему близко до нынешнего дня, – не хотел, чтобы хоть кто-то обнаружил его интерес к этому месту. Издалека – да, видел, понял, что там пустынно, что военные оставили это место… надо полагать, так ничего и не узнав.

Первый день лета начинался в полночь – по человеческому исчислению. Лондар не стали ничего менять, хотя им это было не слишком удобно. Скоро повернутся звёзды, здесь такое огромное небо, и невозможно представить, что где-то есть города, в которых рукотворные башни заслоняют этот чёрный купол… Кажется, ты – на краю земли, стоит оттолкнуться, и ты упадёшь в звёздную бездну, которая примет тебя и унесёт прочь.

Он не хотел думать о том, встретит ли кого-нибудь возле Перехода. Кто сейчас помнит о его словах? Только Лина да те, кто прогнал его. Вряд ли кто-то из этих фанатиков дожил до сегодняшнего дня. А вот если Лина не придёт… От Чифы ведь так и не было никаких вестей.

Райнер съехал с трассы, машина проехала ещё немного по высокой траве и остановилась. Где-то здесь, давно, в осенней слякоти стояли подростки-лондар, чтобы в ужасе ломануться обратно в свою деревню.

Он шёл к берегу. Ночь, живая, дышащая, спокойная. Он собирался позвать Чифу, когда придёт к Переходу и снова обретёт способность говорить телепатически. Но жив ли Чифа?..

«Ксанф! Ксанф, если ты жив, скажи хоть что-нибудь, пожалуйста. Хоть пошли меня в Бездну или куда ещё. Только не молчи. Хорошо?»

Внизу река. Что-то плеснуло, – какой-то хищник охотится на мелких рыбёшек. На обрыве, как всегда, ветер. Тишина.

«Явился? – насмешливый голос Чифы звучал так, как будто они расстались вчера. – А на моих часах уже три минуты первого. Опаздываешь.»

«Ксанф! – Райнер чуть не задохнулся. – Живой! Зараза, как ты мог! Почему ты мне не прислал ни одной драной бумажки в ответ? У тебя хоть капля совести осталась? Я ждал!»

«Были причины, – степенно отозвался Чифа. – Может, спустишься в свою бывшую нору? Или тебе для конспирации надо торчать там наверху и делать вид, что ты что-то изучаешь?»

Райнер чуть не кубарем скатился с обрыва, ввалился в узкий коридор и попал под прицел. Замер.

– Ксанф, ты что? Это же я!

– У тебя появилась оригинальная манера требовать плату за прохождение Перехода, – отозвался тот. – Раньше я за тобой этого не замечал. Впрочем, раньше ты был человеком.

– Что?!

За спиной Чифы появились трое. Райнер рванулся вперёд, но Чифа преграждал дорогу.

– Лина!

– Стоять.

– Ксанф, я возле Перехода, – Райнер глянул на него в упор. – Здесь – Сила. Я могу отшвырнуть тебя с дороги, не коснувшись пальцем, и ты не успеешь выстрелить. Я этого не делаю. Ты можешь это осознать?

– Я-то, может, и могу, – без улыбки сообщил Чифа. – Но другие со мной не согласны. Поэтому сейчас здесь со мной только трое. А именно – те, кто продолжил доверять тебе, несмотря на заявление о продаже человеческой крови.

Райнер секунду смотрел на него, потом прислонился к стене.

– Я же всё рассказал с самого начала, – устало сказал он. – Или вы всё пропустили мимо ушей?

– Вытаскивать людей с ферм – это благородно, не спорю. Но мы-то тут причём? Ты был уверен, что кто-то туда пойдёт?

Райнер развёл руками.

– А как ты предполагаешь работать? Опять прятать людей по убежищам и добираться нелегально? Я теперь не живу здесь, выходить на связь круглосуточно не получится.

– Это мы обсудим несколько попозже, – Чифа по-прежнему не убирал оружие. – Ты не голоден?

– Нет. И давай оставим этот вопрос.

– Хорошо. Выходи наверх. Мы следом. Проводишь людей, и поговорим.

Райнер резко выпрямился. Трое. Лина и ещё двое. Какие-то подростки. Как им удалось выжить в эти пять лет?..

Он шагал наверх, не разбирая дороги. Опять. Опять то же самое. Тогда, зимой, он был виновен уже в том, что стал лондар. Теперь – он, похоже, усугубил свою вину. И как с ними объясняться? Он же всё рассказал, и тогда люди были согласны, чтобы он попробовал… или они просто не поверили в то, что это возможно? Плата за уход… Он скривился. Надо же было такое придумать. Как будто он устанавливает правила игры по своему желанию, а не выискивает для людей лазейки в мире лондар.

На краю обрыва он обернулся. Следом за ним выбрался Чифа, подал руку остальным. Райнер хотел помочь Лине, но Чифа покачал головой и не подпустил.

– Лина, – тихо сказал Райнер. – Ты…

– Нет, – быстро ответила она. – Я тебе верю.

Райнер усмехнулся и не поблагодарил. Взглянул на подростков – в глазах тех был страх.

– Ксанф. Отойди. Для верности можешь взять меня на прицел.

Он шагнул вперёд. Сейчас – никаких внешних эффектов. Пусть просто уйдут в никуда. Нельзя привлекать внимание к этому месту.

– Райнер, – голос Лины срывался. – Ты… ты не хочешь уйти сам?

Он вздрогнул. Предательская мысль прозвучала вслух и стала явью.

– Нет. Я не имею права. Я лондар.

– Значит, я тебя… я тебя больше не увижу?

В её глазах была мольба ответить – нет, я постараюсь, я что-нибудь придумаю, я надеюсь на чудо…

– Да. Прости меня.

Звёзды и Вселенная смотрят с высоты. Он не нарушил данного перед ними слова.

Он вскинул руку. Что-то изменилось в самом воздухе, распахнулась невидимая дверь. Как в сказке: поверишь – пройдёшь… Где-то вдалеке прошумела машина, – видно, кто-то проехал по трассе.

– Идите. Идите прямо на обрыв. Там дальше будет холмистая местность, вы будете стоять лицом на восток. Идите.

Лина подтолкнула подростков в спину – те побежали, как будто хотели спрятаться куда угодно, и будь что будет… Когда они исчезли в тишине, Чифа одобрительно хмыкнул.

– Всегда хотел увидеть, как ты это проделываешь.

Райнер развернулся на него, и он отшатнулся.

– Я не нанимался тебя развлекать, Ксанф.

Тот поднял руку.

– Не заводись.

Лина отошла от берега.

«Спасибо, что ты – была. И что уходишь.»

«Я… я хотела остаться с тобой.»

«Ты знала, что это невозможно.»

«Наверное. Я не хочу, чтобы это было – всё.»

«Я хочу, чтобы ты жила. Иди.»

«Райнер!»

«Да иди же наконец… сколько можно мучить меня!»

«Прости.»

Она вдруг сорвалась с места, Чифа не успел ей помешать, – бросилась на шею Райнеру, несколько мгновений они были одни в мире… а потом Чифа отодрал её от Райнера и толкнул в сторону Перехода. Райнер едва успел опомниться, проверить, открыт ли Переход, – иначе слишком высоко падать с обрыва… Он как наяву увидел, что Лина летит вниз, – но нет, видение промелькнуло, обожгло жутью и исчезло. Тонкая фигурка стала прозрачной, на миг обернулась уже с порога, к Райнеру протянулась рука… и всё пропало.

Райнер тяжело опустился в траву. Над головой что-то лязгнуло, – Чифа убрал оружие.

– Стало быть, ты собираешься закупать людей, выдаивать, а потом перевозить с фермы сюда, – как ни в чём не бывало уточнил он. – И надо, чтобы я помог с устройством их к тебе на предприятие. Так?

– Что?

– Ты оглох?

– Нет.

Райнер поднялся, несколько мгновений смотрел на Чифу, – а потом от души врезал ему в челюсть.

– Спасибо за доверие. Если включатся мозги – ты знаешь, как меня найти. Раз в два месяца буду наведываться сюда. Так, как сегодня. Всё.

Он шёл сквозь траву, не замечая бьющего в лицо ветра. Что там темнеет? Его машина? Хорошо…

Он рывком захлопнул дверь, завёл мотор. В стекло что-то ткнулось, – ночной мотылёк, что ли…

– Они не доверяют тебе, – негромко сказал кто-то рядом.

Райнер едва поверил своим ушам. Медленно обернулся назад.

Ник Сартен сидел на заднем сиденье и крутил в пальцах травинку.

– Ты всё видел!

– Не всё. Может быть, поедем?

– А…

– Я отпустил водителя и шёл пешком. Никто не знает, что здесь есть Переход.

Райнер ошеломлённо послушался. А ещё… они с Сартеном всегда были на «вы».

– Ты боялся, – в голосе Сартена был упрёк. – А я ведь тебя познакомил.

– Ты не сказал ни слова!

– Я рассчитывал на твою догадливость.

– Значит, это твой отец…

– Да. А теперь я жду подробностей.

– Ник!

– Ты втянул меня в эту авантюру. Я втянул своих друзей. Я тебя прикрыл, наконец! Прикрыл, не задав ни одного вопроса! Я не знал, что я прикрываю, безголовую благотворительность или реальное дело! Ты мог хоть намекнуть, что тут есть что-то настоящее? Или я этого недостоин, и меня можно только использовать – мои знания, мои деньги?

– Прекрати! Я уже один раз вот так въехал в грузовик. Во второй раз не хочу.

Сартен не ответил. Райнер гнал по трассе, потом затормозил и съехал на обочину.

– Ник, я не имел права. Я ждал, что они включатся и будут отправлять людей на ферму...

– … которых ты собирался протаскивать как умерших. Так?

– Да.

– Об этом обязан был кто-то знать! Кому ты рассказал?

– Никому. Пока – никому.

– Почему?

– От Чифы не было никаких известий. Производство ещё не началось. Потому что я не могу никому довериться, наконец! Не могу! Ты можешь кому попало говорить о своём отце? Нет! И я не могу! Тебя били малолетние подонки? На тебя давили во время следствия, шантажировали в тюрьме? Тебя таскали на военную базу, чтобы ты всех сдал?!

– И ты имеешь наглость сравнивать нас – с этими? – холодно спросил Сартен.

– Нет, – Райнер как будто налетел на стену. – Я совсем не о том!

– Я понял. Но, знаешь ли, от этого приятнее не становится.

Райнер долго молчал. И как теперь быть? Какая же хрупкая вещь – доверие…

– Извини. Я только хотел, чтобы ты меня понял. Понял, почему я молчал.

Сартен сломал травинку, опустил стекло и выкинул её.

– Ты маньяк. Ты совсем с ума сошёл за пять лет.

– Наверное.

– И сейчас ты расскажешь мне всё. Понимаешь – всё. Я должен знать, с кем связался. И не вздыхай, у тебя ненормированный рабочий день, ты можешь сколько угодно шататься по степям и ловить букашек. Ты всё равно собирался списать на это свой визит к Переходу. Я слушаю.

Райнер откинулся на спинку кресла.

– Всё – это много.

– Ничего. Я не тороплюсь.

***

Сартен слушал его почти всю ночь. Наконец Райнер замолчал – и обернулся. И будто камень свалился с души: Ник смотрел с тревогой и пониманием.

– Я не могу взять в толк, что стало с Чифой, – признался Райнер. – Что, это так унизительно – пройти через ферму? А он не понимает, что этим и мне спасает жизнь?

– Там были подростки. Они боялись.

– И что?

– Ты не знаешь, что там произошло. Но он вернётся.

– Ты уверен?

– Да. Когда он придёт, дашь ему несколько адресов. Это охотники на людей, у нас с ними контракт. Если нам будут поставлять только задохликов с крупных ферм, мы обанкротимся, не начав дела, – слишком много потребуется вложений для того, чтобы привести их в норму. Нужны нормальные люди. Пусть вправляет своим гордым умникам мозги и присылает их к охотникам. Желательно вместе с мозгами.

Райнер вздохнул.

– Ты меня простил?

– Тебе обязательно нужно это услышать? – Сартен улыбнулся. – Ты странный. Ну хватит, ты сам себя будешь грызть куда эффективней, чем мог бы я. Выкинь из головы ерунду и сосредоточься на деле.

– Я думал о Чифе лучше!

– Ты его почти не знаешь. И у него такое своеобразное чувство юмора… Не принимай близко к сердцу. Может, эти ребята достали его по дороге, а он не сумел их убедить?

– И я должен переправлять на ту сторону Перехода всяких неуравновешенных?

– Не только. Ещё и тех, кого удастся вывезти с крупных ферм. Они-то точно будут признательны – и за облегчение участи здесь, и позже за свободу. К тому же, извини, после пяти лет жизни под страхом кто угодно станет неуравновешенным. Ты же и сам стал.

– Я?

– Ну да. Ты считаешь, мне случайно так повезло именно сегодня отправиться за тобой следом?

Райнер уставился на Сартена во все глаза.

– Ты постоянно за мной следил?

– Нет, что ты. Я понимал, что твоя тайна скрыта где-то в этих краях, но я всё же надеялся… ладно. Так вот. Ты же не видишь себя со стороны. Ещё в прошлый мой приезд ты вёл себя нормально, но сейчас, извини, ты с каждым днём всё больше напрягался и явно чего-то ждал. Я попытался навести тебя на разговор, но…

Райнер, смутившись, опустил голову.

– Извини. Я был идиотом. Мне уже тогда было стыдно…

– Ты сорвался, потому что невозможно долго быть натянутой струной. Но это тоже было результатом. И вот я здесь.

– Спасибо…

– За избавление от необходимости признаваться? – улыбнулся Сартен.

– И это тоже. Но знаешь, что самое паршивое?

– Что?

– Я уже не верю, что среди людей остались здравомыслящие. Кажется, я уже всех переправил.

– Может быть, и так, но будем надеяться на лучшее.

– Постой! – Райнер вдруг осознал услышанное. – Охотники? Люди должны сдаваться охотникам? А ты уверен, что те их не перепродадут другим фирмам, которые предложат цену повыше?

Ник вздохнул.

– В числе адресов будет и мой.

– Я и вправду идиот, – признался Райнер с огромным облегчением.

– Не всегда, но довольно часто, – согласился Сартен. – Однако в некоторых вопросах лучше перестраховаться. А охранниками я займусь сам. У тебя должны быть те, на кого можно положиться.

***

Сартен уехал надолго, Райнер остался на хозяйстве один. С начальником бригады строителей ему удалось быстро найти общий язык, дело двигалось, и когда прошло два месяца, то Райнер уже видел контуры будущей фермы. Местные проявляли к строительству интерес, но не мешали. В ночь, назначенную для встречи с Чифой, Райнер выбрался в степь с такой дикой неохотой, что сам от себя этого не ожидал: никогда ещё так не накрывало желание не выполнить своё обещание. Наплевать на предчувствие не удавалось, да и выучка в Ордене не позволяла: часто подобная беспечность обходилась слишком дорого. Единственное, что Райнер позволил себе, – это добираться до Перехода другой дорогой, более длинной. В прошлый раз опоздал на три минуты, теперь опоздает на десять. Ничего, подождут… А в душе исподволь копошилось неприятное желание, чтобы Чифа не приехал.

Чифа ждал в убежище, как и прежде. Райнеру было неприятно, что тот сидит, развалившись, в чужом доме, – ясно, не те отношения, но всё-таки очень хотелось ему сказать, что его сюда не приглашали. С ним были четверо парней, которые молча шли следом, пока Чифа – всё так же держа Райнера под прицелом – поднимался на обрыв.

Райнер остановился, сосредоточился. Поднял руку. Переход открыт… Только почти физически царапает насмешливая издевательская усмешка Чифы. Да, наверное, человеку приятно, когда он использует лондар для своих целей…

– Ксанф, убери оружие. Честное слово, мне надоело.

– А может, тебе на прощанье ещё и кровушки налить?

Райнер мгновение думал, что сдержится… но в следующий миг уже набросился на Чифу, забыв об оружии, о Переходе, о том, что кому-то что-то должен. Ярость захлестнула бешеной волной, выстрел он услышал задним числом, боли почти не почувствовал, – они катались по земле, Райнер дрался совсем по-человечески, даже и в голову не приходило, что у него есть чисто лондарский способ справиться с любым человеком…

– Вы что стоите?! – рявкнул кто-то над головой. – Разнимайте!

Райнер почувствовал, как его отдирают от Чифы, тот, поняв, что свободен, саданул в висок, и у Райнера потемнело в глазах. Чифа встал, отряхнулся, шагнул вперёд, Райнер ничего не видел, кроме наглого издевательского взгляда, – и рванулся, выдрался из державших его рук, толкнул Чифу в грудь… тот стоял спиной к обрыву, Райнер едва сдержал крик: там же высоко!.. Но Чифа вдруг стал таять, сквозь него стало видно другой берег, парни ошеломлённо смотрели, не понимая, что происходит… А потом до них дошло.

Райнер повернулся к ним. Кто-то из них попытался поднять на него оружие, Райнер щёлкнул пальцами, и ствол отлетел далеко в траву. Глянул на остальных. Кажется, они поняли, что полностью в его власти.

– Ещё вопросы есть?

– Э… нет.

– Тогда…

Он мягко провёл рукой в воздухе. Путь к иным звёздам закрылся.

– Я открою Переход после разговора. Идите вниз. Дорога вам известна.

Парни переглянулись, – деваться было некуда.

В убежище Райнер жестом пригласил их сесть. Мимолётно вспомнилось: когда-то здесь сидел Яр, остальные… Любопытно было бы увидеть их встречу с Чифой. Жаль, не выйдет.

– Включите фонари, – приказал он. – Я хочу, чтобы вы меня видели.

Когда в комнате стало светло, он подошёл к столу и остался стоять возле него, скрестив руки.

– Что вам сказал про меня Чифа? – тихо спросил он и тут же сорвался на крик. – Отвечайте!

– Он… он сказал, что ты требовал плату кровью, но он тебя прижал, и ты поклялся провести так…

– Вот как. Значит, он меня прижал. Чудесно. И чем же убедил, позвольте спросить?

– Ну… он подробности не говорил…

– Понятно. Не хватило фантазии на убедительное враньё. И вы поверили?

– Послушай…

– Что «послушай»?! Я должен оправдываться? Я виноват в том, что я лондар? В том, что нашёл для вас выход? Может, мне лучше встретить рассвет, чтобы никого не раздражать?

Парни неуверенно смотрели друг на друга. Один дотянулся до другого и что-то прошептал на ухо. Райнер мог сделать вид, что не слышал, но не захотел.

– Именно. Всех. Включите голову, наконец!

Шептавший от неожиданности вздрогнул.

– Чего ты хочешь?

– Чтобы хоть кто-то из вас оказался разумным человеком. Чтобы мне не было стыдно за тех, кого я спасаю.

– А чем ты докажешь, что на этой твоей ферме нас не будут доить до смерти? Что выпустят?

Райнер вздохнул.

– Тем, что я это сделаю. И заметь, у вас уже нет выбора. Если вы уйдёте в Переход, я больше не приду сюда… да, собственно, если бы и хотел, то передать известие тем, кто скрывается, будет некому.

– То есть ты хочешь сказать, что либо мы делаем по-твоему, либо ты выкинешь нас так же, как и Чифу?

– Нет, почему же, вышвыривать вас я не собираюсь. Вы уйдёте сами. Или не уйдёте. Будете добираться до своих укрытий и знать, что вы могли помочь людям, но отбросили даже саму возможность. Что вы предали людей. Обрекли их скрываться по пещерам и подвалам, в которых их всё равно найдут. Потому что они находят всех. Рано или поздно. Потому что людей становится всё меньше. И скоро не останется совсем. И вас тоже не станет. И я не смогу вам помочь. Ни вам, ни другим. Никому. Хотя хочу и могу.

Он помолчал.

– Я сейчас оставлю вас. Дойду до реки и поднимусь к Переходу. Открою его на пять минут. После – я уйду и больше сюда не вернусь. Во всяком случае, дату моего возвращения вы не узнаете.

Райнер стремительно прошагал по комнате, по коридору, почти съехал по узкой тропке к воде и умылся. Голова всё ещё кружилась, но ссадины стремительно затягивались, он даже удивился, обнаружив, что Чифа прострелил ему плечо. Сообразил: тот стрелял почти в упор, стало быть, всё-таки Райнер инстинктивно успел сбить ему прицел при помощи Силы… хорошо всё-таки его в Ордене обучили… Он слышал шаги сзади, но не обернулся. Вот будет весело возвращаться, на стройке же спросят, с чего кровь на рубашке… забеспокоятся.

– Райнер, – сказал кто-то за спиной.

Он стряхнул капли воды, напомнив себе, что его зовут Кари Ригети.

– Что?

Все четверо стояли у кромки воды. Райнер заметил, что они очень серьёзны, но не позволил себе радоваться прежде времени.

– Райнер, не надо открывать Переход.

– Почему? – вопрос прозвучал требованием.

– Потому что мы не уйдём! – парень подавил истерические нотки и взял себя в руки. – Скажи, что надо делать?

Райнер несколько мгновений смотрел ему в глаза, затем неловко полез в карман.

– Вот адреса. Это мои друзья, они не предадут. Они будут выходить на охоту за людьми, надо как-то договариваться. Они переправят людей сюда. В общем, проявите изобретательность, не всё же мне одному, правда?

Парень протянул руку, явно боролся со страхом… но всё же не отдёрнул руки, когда их пальцы соприкоснулись. Райнер криво усмехнулся.

– Вот и славно. Теперь вы подождёте здесь до рассвета, утром возьмёте карту, которую я вам дам, и уйдёте, – не мне вас учить, как передвигаться. Где вы прятались по дороге, вы, разумеется, не запомнили?

– Нет…

– Так вот, на карте я вам обозначу нужные места. Карту беречь, когда доберётесь до своих – уничтожить. Мало ли что.

– Хорошо…

Райнер пошёл прямо на них, – они загораживали путь к дорожке. Поднялся в своё бывшее жилище. И надо будет ещё сказать на прощанье, что работа фермы начнётся не раньше, чем через два месяца, когда тут всё достроят…

***

Первую партию людей везли не поездом, а по дорогам, – несколько машин, охрана. Райнер знал, что надоел уже всем со своими требованиями предоставить ему все мыслимые и немыслимые сведения об охранной фирме, но Сартен понимал: это действительно важно. Они перетряхнули все досье на них, какие только можно, Райнер наконец осознал, что большего они не добьются, ждал и нервничал. Когда с границы сообщили, что груз прошёл без проблем, он собрался было вздохнуть с облегчением, но Сартен сделал паузу и сказал, что теперь, кроме своих охранников, их сопровождает машина блюстителей порядка этой страны. Райнер проглотил долгую выразительную речь, потому что ничего не мог изменить, и стал считать время пути. В общем, ничего удивительного, человеческая кровь – самый жизненно важный продукт на Дисе, было бы странно, если бы власти не проявляли повышенный интерес к предприятиям, занимающимся добычей крови… Райнер мог надеяться только на «своих» охранников. На то, что они помнят о других. На то, что они знают, что от их работы зависят чужие жизни. Но если кто-то решит подставить их фирму, растоптать, не дав даже начать… Конкурентная борьба – жестокая вещь, все средства хороши, что смогут охранники сделать против военных? Надежда была лишь на то, что пока они не перешли дорогу никому из крупных фирм, что их не воспринимают всерьёз, но Райнера жгли предчувствия, он ничего не мог с собой поделать, и не помогали даже регулярные звонки от Сартена, говорившего, что всё в порядке. В последний день накануне предполагаемого приезда колонны он вообще не спал, едва стемнело – сел в машину и в одиночку помчался на трассу.

Предчувствие было таким сильным, что он был страшно удивлён, когда увидел приближающиеся машины. Впереди шла патрульная, он вздрогнул: почти в точности как те, защищённые от света, на которых военные пытались штурмовать Переход… Колонна затормозила.

Когда Райнер увидел Сартена, идущего в сопровождении двоих незнакомых лондар в форме, взять себя в руки оказалось сложнее всего. Сартен улыбнулся, представил сотрудников охраны – своей и местной, Райнер поздравил их с прибытием и предложил следовать за его машиной на ферму. Тёплый ветер ранней осени взметнул пыль, ещё не прибитую дождями. Пока всё притихло, пока живы летние краски, а холод и слякоть где-то далеко, хотя воздух уже напоён печалью о том, что они скоро приблизятся и заполнят степной простор…

На ферме машины заехали внутрь охранного периметра, спустились на подземный этаж. Отсюда людям лежал путь в бараки, – не в боксы, где только неподвижно лежать и терпеть, терпеть – до смерти… Двери отворились, Райнер стоял в ряду других лондар и ждал, когда люди выйдут.

Он знал, помнил, не мог забыть, – как люди выглядят после того, как их на фермах доят лондар. А этим после всего пришлось ещё куда-то ехать, сейчас было новое испытание: выбраться из машин и куда-то идти. Они боялись, что не дойдут. Что упадут, а их, как ненужных, сожрут на месте.

Райнер ненавидел себя за то, что он стоит среди лондар.

Люди шли к подземному коридору, где им под кожу вводили чипы. Дальше – места поселения, откуда они будут выходить на работу. Работать на поле. Обеспечивать себя едой… нормальной едой. Кто сможет. Смогут не все. Райнеру на миг показалось, что его расчёт был в корне неверен: слишком многие еле волокут ноги, кому работать? Впрочем, сейчас осень, до следующего сезона всё равно на покупных продуктах держать, обогащать окрестные деревни, а к весне нужно сделать всё, чтобы люди оклемались… Но неужели те парни, которые ушли от Перехода, не справились, и среди этой партии не будет никого с воли?.. Тогда – катастрофа…

Он почувствовал на себе чей-то взгляд, повернулся… нет, не узнать оборванца, но последняя группа явно пободрее. Может, это они?

– Кари! Ты что, спишь на ходу? – Сартен тронул Райнера за плечо.

– А? Извини. Задумался.

Пристальный взгляд. Люди идут медленно, парень имел возможность притормозить.

– Господин Ригети, вам надо будет провести первичный осмотр и подписать документы о приёме товара.

Представитель фирмы, сдавшей людей в аренду. Сопровождал груз до места. У него свои обязанности, да…

– Да, спасибо, я помню. Пусть оставшихся прочипуют, а мы пока что позавтракаем, не возражаете?

– Нет, нисколько.

Райнер собрался было двинуться вместе с остальными лондар к выходу, но всё же обернулся. Да кто же это, что он так уставился?!

И вдруг – сложилось.

Кари. Господин Ригети. А этот парень на берегу реки называл его Райнером.

Их взгляды встретились. Здесь для телепатии надо слишком много сил, это почти нереально.

Не выдай!..

Райнер резко отвернулся и пошёл прочь. Первичный медосмотр. Будет возможность сказать два слова… если это уже не поздно.

Он еле пережил завтрак, любезный разговор ни о чём с приезжими, кажется, жалел, что нет времени показать им местные красоты, – нет, правда же, очень хорошие места, уникальная природа, хотя и трудно добираться, но, согласитесь, потому-то тут всё и сохранилось нетронутым. Колонизация – дело хорошее, но надо же всё-таки разумно подходить к делу…

Нет, ни представителю фирмы, ни охране его имя ничего не скажет, но вот местные… Они могут что-то заподозрить, если его кто-то назовёт Райнером, тогда как по документам он Кари Ригети… Можно списать на то, что у человека не все дома, но это тоже рискованно: что же, мы ратуем за чистую кровь здоровых людей, а тут какой-то сумасшедший, вдруг у него не только с головой не всё в порядке? Только бы не проболтался, только бы! А если – не поверят, если кто-то промолчит, а потом пойдёт и покопается в архивах, найдёт совсем недавний процесс… Райнеру стало холодно, как зимой.

После завтрака он извинился перед гостями: не имеет права задерживать приезжих, надо покончить с формальностями. Сколько там привезли? Пятьдесят человек? И когда ждать вторую партию? Да, отлично, спасибо, всё устраивает…

Он сбежал в свою лабораторию. С вольными людьми будет сложнее, кто-то обязательно попытается бунтовать. Охрана приводила по двое, он быстро сканировал, смотрел на данные: много истощённых, да и у тех, кто с воли, ситуация не лучше – в подпольной жизни без медицины сразу обзавелись болячками, что-то запущено, что-то излечимо, да не было возможности… А теперь со всем этим придётся справляться ему. В одиночку.

Тот парень, как и прежде, появился где-то к концу. Райнер коротко глянул на него: да, похоже, действительно тот самый, хотя виделись мельком, и можно ошибиться… но на это рассчитывать не стоит. В комнате охранники, задерживать осмотр нельзя. И – как быть?

А он не ожидал, что кто-то из тех четверых сдастся сам. И что это значит? Решил убедить других своим примером? Или рассчитывает сбежать?

Райнер посмотрел на данные. Документ-то он подпишет, но предстоит большая работа. И тогда, может быть, он сможет поговорить с этим человеком. Хотелось бы в это верить. Как же устаёшь от того, что не можешь никому доверять…

Быстрая процедура сканирования, взгляд на экран. Парень молчит. Ждёт чего-то от него, Райнера? Не похоже. Просто молчит. Вот и всё, его выводят, следующий…

Райнер подписал документы. Чиповка наподобие тюремной – правильная мысль, иначе они бы разорились на охрану. Приезжие останутся до завтра, потом надо будет проводить их, – а на ферме больше не будет тишины и безлюдья.

Он запомнил, как Сартен смотрел вслед уходящей колонне. Кажется, что-то похожее он видел на лицах своих проводников, когда они наконец добирались до Перехода.

Сартен услышал его шаги и обернулся.

– Ну, вот и понеслось.

***

Поначалу Райнер даже растерялся: в таких количествах оказывать медицинскую помощь не приходилось уже очень давно, со времён одной из миссий Ордена, в которой он участвовал на заре своего служения. В качестве помощников выбрал себе тех, кто стоял на ногах, дел было по горло, разговаривать о будущих переправах через Переход под следящими камерами – слишком большой риск… Райнер загонял всех, начиная с себя, и постоянно держал того парня под контролем, не отпускал далеко. Понимал, что это не слишком верное решение: тот не выделялся знаниями или умениями. Сартен заставил Райнера засесть за расчёты и выяснить, сколько человек реально отпускать за Переход и когда, как это делать безопасно для предприятия. Они и раньше знали, что надо хитрить, вместо десяти человек привозить на ферму двенадцать, и тогда какие-то концы с концами сойдутся, но делать это можно было начиная не с первой группы, а дальше, и люди должны прибывать уже только от охотников. Райнер ждал… и хотел знать, насколько люди в курсе его затеи. А для этого надо было выйти из-под надзора.

Всех, кто был в состоянии передвигаться, он выгнал на принудительную прогулку, велел вести наблюдение только через чипы и издали. Он понимал, что и его тоже ждут, что должен быть наконец разговор о деле. Сартен был в отъезде. Райнер мгновение помедлил – и распахнул дверь.

В их распоряжении была земля, которую они предполагали обрабатывать, а пока надвигающаяся осень постепенно сметала яркие краски, и люди бродили среди пожухлых трав. Райнер хорошо видел ночью и, в отличие от них, шёл уверенно.

Он знал, что их не услышат, – сам проследил за этим. Остановился под пристальными взглядами. Тот парень, который приходил с Чифой к Переходу, держался поодаль, за спинами других.

– Говорите, – бросил Райнер. – Что вы знаете об этой ферме, о… обо всём.

Люди переглянулись: не ожидали такого начала.

– Ну, что мы знаем…

– Ты обещал выпустить за Переход, – жёстко перебил молодой парень со спутанными волосами, падавшими на глаза. – Потому мы и сдались твоим охотникам. И когда это будет?

Райнер попытался понять, будет этот человек слушать или намерен воевать с ним сразу же, без объяснений.

– Ферма рассчитана на пятьсот человек, – коротко сказал он. – Это притом, что мы будем вносить в реестры меньше людей, чем к нам будет реально поступать. Этих неучтённых и можно переправлять – при условии, что это будет максимально незаметно. О том, что здесь будет твориться, разумеется, знает не весь персонал…

– Когда? – с напором повторил парень. – Твои выкладки – это очень мило, но, знаешь, это ваши проблемы.

– Это будут ваши проблемы, если вы будете мне мешать, – холодно отозвался Райнер. – Нам нужно реальное предприятие, а не фикция, которая обанкротится через две недели. Если всё пойдёт так, как задумано, то можно будет выпустить первые десять человек через пять месяцев.

– Что?!

– Ах ты сволочь!

– И ради этого ты нас заманил? Да ты просто жрать хочешь, как и все!

– Молчать! – рявкнул Райнер и шагнул на них. – Мне без разницы, сволочь я или нет. Ваше дело – устроить так, чтобы эти десять человек смогли выйти отсюда. Тогда потом смогут уйти другие. Если у меня на ферме будет бардак, если кто-то начнёт качать права, устраивать истерику насчёт моих обещаний, – буду ужесточать условия. И имейте ввиду, что здесь хозяин – я. Будет либо так, как я сказал, либо никак. Те, кого я вытащил из боксов на крупных фермах, будут благодарны уже за то, что тут человеческие условия.

Ответом была тишина. Парень с чёлкой скривился: похоже, хотел что-то сказать, но поменял формулировку.

– И как же ты будешь отбирать достойных?

– Так, как может отбирать желающий жрать сволочь. Будут вопросы – зовите Кари Ригети. Это я. И да, кстати…

Он на мгновение задумался. Врать надо в главном, в остальном говорить правду.

– Персонал предупреждён о том, что среди вас могут ходить разнообразные идеи о побеге. Самые невероятные. Идеи будем коллекционировать, хоть какое-то развлечение…

– Один вопрос, – бывший спутник Чифы подошёл поближе. – Что значит – Райнер?

– Детское прозвище, – мгновенно соврал Райнер. – Я почти забыл его, меня так никто и не зовёт, а тех, кто звал, давно уже нет. Если позовёте, вряд ли откликнусь. Буду долго думать, кто это.

Он улыбнулся, почти оскалился. В то, что эти ребята будут помогать в налаживании жизни на ферме, верилось с трудом. Обратно он шёл с одной-единственной мыслью: у них нет выхода, они должны подчиниться, иначе придётся применять силу. Когда захлопнул дверь своей лаборатории, с размаху саданул кулаком в стену. Как же тяжко…

***

Трое умерли под утро. Он заставил себя отключить все чувства, работал, до самого конца что-то делал – пока не оказалось, что остаётся только закрыть им глаза. Разумеется, фирма не будет отдавать самых здоровых, зачем им… Райнер оглянулся на остальных людей. Не ферма, а пока что сплошной лазарет, сколько ж ещё будет это продолжаться?.. Теперь надо писать жалобу на некачественный товар, потому что была гарантия на то, что никто не умрёт до начала эксплуатации…

Его руку крепко стиснули возле локтя. От неожиданности он чуть не вскрикнул, дёрнулся – хватка исчезла вмиг, как будто у державшего ушли все силы на попытку привлечь к себе внимание.

Райнер повернулся к соседней кровати. Мужчина, вроде бы средних лет, хотя кто их разберёт…

– Ты что? – наконец выдохнул он. – Чего надо?

– Ты человек, – отозвался тот хриплым шёпотом. – Это правда… говорят, что ты…

– Правда, – Райнер замолчал. Пусть говорит сам. Сколько можно протягивать руку, должны же и они… хоть что-то.

– Я не доживу. Жаль.

– Ты не из самых тяжёлых, – осторожно возразил Райнер, потянулся за сканером… и вдруг почувствовал, что Смерть стоит рядом и смотрит.

Казалось, обернись – и увидишь Её. Чуть-чуть повернись, и будет видно, боковым зрением, у самого края… Он стал считать пульс человека – не потому, что это было нужно, а просто чтобы ощутить рядом живое.

– Нет… я хотел просто увидеть… как ты кого-нибудь отпустишь. Всех же не выйдет, правда?

– Не выйдет.

Райнер понял, что его трясёт. В мире людей наступал самый глухой и прозрачный час, когда ночь ещё властвует, а до рассвета далеко, когда тонка грань жизни… Ему стало страшно: а вдруг он ошибается, и этот человек тоже уйдёт?

– Не уходи, – почти беззвучно попросил он. – Я не могу вечно воевать один против всех. Помоги мне.

– Они не ценят, – человек со свистом втянул воздух. – Те, кто с воли. Поторчали бы в боксах…

– Должен же кто-то соображать…

– Не у тех ищешь.

– Это я уже понял.

Человек вдруг поднял глаза – смотрел мимо Райнера, вбок, направо от него, Райнер не услышал ни звука, хотел было повернуться, но не посмел: там была Она.

– Сколько ты мне даёшь?

– Я? – он говорил, лишь бы отгородиться от наступающего ужаса. – Я же не Создатель, я только могу вытащить – сейчас, если не будет… если не случится…

Человек вдруг стиснул его руку – до боли, Райнер знал, что останутся чёрные синяки.

– Обещай, что не отправишь меня им обратно. Они же и трупы… утилизируют. Деликатес, понимаешь…

– Ты останешься жить. Ты слышишь? Ты будешь жить. Ты поможешь мне. Ты нужен мне, слышишь? Отвечай. Не смей молчать. Говори. Говори со мной. Говори что угодно. Считай вслух. Борись! Борись, я сказал!

Расширенные глаза человека медленно, через огромное усилие оторвались от того, что было справа от Райнера, и обратились к нему. Он едва не отшатнулся от силы этого взгляда: в нём был отсвет Смерти.

– Один, – хрипло выговорил человек. – Два. Три.

Райнер глянул на приборы. Давление низкое. Очень. Он потянулся к тумбочке – исхудавшие пальцы вцепились в его руку.

– Секунду, – попросил он. – Я здесь. Я никуда не ухожу. Я должен ввести тебе лекарство. Это поможет.

Человек кивнул. Взгляд его постепенно терял пугающую потусторонность и становился осмысленным.

Райнер встал, взял ампулы. Теперь уже можно оглянуться. Можно. Она ушла. На время. Но сейчас – Её нет.

Он сделал укол. Надо подождать, и цифры перестанут пугать. Скоро. Совсем скоро. Когда начнёт подниматься солнце, люди будут оживать. А он… Мысль о том, что надо писать в фирму жалобу по поводу смерти троих людей, вдруг показалась смешной и нелепой. Какие жалобы, кому?

– Иди, – вдруг сказал человек. – Ты бледнее, чем вам положено, это не дело. Хватит с тебя на сегодня.

– Ещё нет, – Райнер слабо улыбнулся. – Ещё есть дела.

Он вызвал охранников, те забрали трупы в морг. Долго стоял в дверях, смотрел на людей. Здесь нет окон, здесь подземелья, и непонятно, существует ли вообще рассвет.

***

Райнер ушёл из палаты, засел в лаборатории писать жалобу. Сартену позвонил сразу же, тот сказал, что пошлёт адвокатов разбираться, что это повод… Дальше Райнер не слушал. Человек, который посмотрел в глаза Смерти и остался жив, не выходил из головы.

Он лучше всех знал, кто как держится, что надо делать, чтобы помочь, кто в каком состоянии. Но этот… Райнер солгал. Он был из самых тяжёлых.

Райнер снова брался писать, ошибался, начинал заново. Наконец плюнул, написал без лишних вежливостей, что фирма отдала им некондиционный товар, и, судя по состоянию людей, перед отправкой из них выжали кровь по максимуму, нет сомнений, это было сделано для того, чтобы угробить конкурентов на корню…

Он остановился. У них забрали кровь. Значит, надо восполнить. И быстро.

Он бросился к своим спискам, просмотрел их. Пять человек с воли. Их это не коснулось.

Пятеро. Чья-то кровь должна подойти.

Райнер решительно встал и отправился в комнату, где жили вольные. Рассвет, люди спят, точнее – пытаются, лондарский ночной режим им поперёк горла, но деваться некуда. Да, спят… Ну что ж, он так и подумал, – тот самый, с чёлкой. Эх и сопротивляться будет…

Он без лишних церемоний выволок парня за шиворот из-под одеяла. Остальные сонно зашевелились, продирая глаза.

– Так, – Райнер удостоверился, что парень твёрдо стоит на ногах. – Мне нужно, чтобы ты стал донором для одного человека. Иначе тот умрёт.

– Что? – парень действительно не понял.

– Донором, – терпеливо повторил Райнер. – Сейчас. Немедленно. Этот человек едва не умер час назад. Можешь умыться.

Парень взъерошил чёлку, отодвинул её с глаз.

– Донором для человека? А ты не врёшь?

– Вру, – так же терпеливо сказал Райнер. – Давно уже начал. Ещё когда сам стал лондар. Умывайся, и вперёд.

Он подождал, пока парень плеснёт себе водой в лицо, и вывел его из комнаты. Мельком обернулся: бывший спутник Чифы провожал их взглядом.

В палате он уложил парня на соседнюю койку, – велел постелить чистое бельё, – не обращая внимания на ошалевший взгляд, воткнул ему иглу в вену. Парень явно никак не мог осознать, что лондар сказал правду, что кровь нужна для человека, а не для него самого. Райнер после всего произошедшего валился с ног, но пришлось ждать, пока закончится переливание, – казалось, это нестерпимо долго, не может такого быть, что-то изменилось в мире, может, это оттого, что здесь совсем недавно побывала Смерть? Да нет, глупости, просто он устал, просто невозможно работать без передыху…

Потом он освободил обоих, почти упал на стул.

– Надо будет повторить переливание, – смотреть на парня было выше его сил, глаза закрывались сами. – Теперь он поправится, я уверен.

Тот молчал. Райнер сделал над собой усилие: повернул голову.

– Удивлён, – усмехнулся он. – Сейчас тебя отведут обратно. Здесь тебе делать нечего.

– Постой, успеешь меня отволочь, вопрос есть.

Парень поднялся, пошатнулся и ухватился за спинку кровати.

– Ты зачем так делаешь?

Райнер тяжело глянул на него.

– Так – это как?

– Ну, вот же… вытаскиваешь. Тебе не всё равно? Помрёт – на ферму других пришлют.

– Не пришлют. Никому не интересно выращивать конкурентов. Другие только обрадуются, если мы тут загнёмся… вместе с нашими человеческими условиями для людей. Загнёмся – они приедут, заберут уцелевших, рассуют по боксам и выдоят до смерти за два месяца.

– А зачем вы это устроили? Неужто только ради твоей идеи выпускать по десять человек через пять месяцев?

Райнер пожал плечами. Оправдываться, объяснять всё сначала… Обойдётся. Может, кому-то другому и стал бы.

– Ненормальный…

– Я уже это слышал. Ну всё, хватит болтать.

Он вызвал охрану, парня увели. Очень хотелось рухнуть прямо здесь, на койку умершего человека, и чтобы мир исчез и никогда больше не вернулся вновь…

***

Сартен позвонил через два дня. Пока он рассказывал, Райнер почти видел: Ник в безукоризненном костюме напротив лондар с профессионально-непроницаемым лицом, точно отмеренные фразы, не больше и не меньше, потом – ждать звонка, занимать себя делами, только чтобы не думать, не думать, не думать… А время неумолимо уносит прочь от разговора, и кажется – ничего не было, всё померещилось, да и есть ли вообще затерянная в степях ферма, за которую он воюет?.. Звонок, краткий отчёт: были переговоры, фирма-поставщик приносит извинения и предлагает не поднимать шум, это не в интересах обеих сторон… спорное утверждение… Сартен настаивает, чтобы фирма компенсировала убытки, те соглашаются – на деньги, Ник недоволен: хотел получить людей… Райнер понял, что это надолго.

Ник помолчал.

– Сейчас к тебе выехала следующая группа, – это уже от охотников.

– Сколько?

– Двенадцать. Позже будет ещё. Я скажу, когда нужно начинать отправлять кровь.

– Охрана надёжна?

– Пока да.

– Пока?

– Я им хорошо плачу.

– Не в этом дело. Я сделал подсчёты. Я прикинул численность населения, потери во время эпидемии, смертность на фермах… Люди исчезают. Настанет голод. При самом лучшем раскладе – десять лет. Шесть уже прошли.

Сартен со свистом втянул воздух.

– Ты только сейчас об этом задумался?

– Ну… да. Раньше я жил среди людей, у меня не было полной картины.

– У нас была, – мягко сказал Сартен. – Понимаешь, это всё уже приходило в головы… не во все, конечно. Но вариантов действительно мало. Мы не можем заставить людей размножаться. Нужна другая государственная политика. Лондар слишком расточительны, у них потребительское отношение, они думают, что охотники всегда найдут ещё, а это не так, у людей сейчас не может быть никакого прироста… их загнали в такие условия, что детям практически невозможно выжить. Но имей ввиду, есть же кровь животных, – придётся перейти на неё.

– Это дорого, да и недостаточно эффективно. Я проверял.

– Послушай. Ты паникуешь. Если есть один заменитель, то можно изобрести и другие.

Райнер потёр лоб и сообразил, что впервые за все эти годы всерьёз задумался об участи не людей, а лондар.

– Ник, я придумал способ экономить кровь.

– Какой?

– Перейти на переливания. Экономия – в несколько раз.

– Ты пробовал?

– Пока ещё нет, но собираюсь.

– Ты-то да, я тоже могу перейти на переливания, но остальные… пить кровь легче, к тому же, многие зарабатывают на разных напитках, это целая индустрия.

– Индустрия развлечений, – с горечью отозвался Райнер. – А ещё беда в том, что человек, ставший лондар, неожиданно обретает иммунитет от всех болезней и застывает в своём возрасте. Иллюзия бессмертия – страшная штука, особенно если знать, как жестоко она рухнет. Извини, что говорю это, мы же тоже в этой лодке.

Райнер вспомнил о том, как отправил через другой Переход – на прародину – парня, который был укушен лондар, но остался человеком. За шесть лет – никаких вестей. Может, в Ордене тоже не смогли сделать лекарство.

***

Райнер долго думал, набирать ли этот номер. Может, лучше всё-таки иметь дело с незнакомыми лондар, которые его никогда и в глаза не видели… Поставляют еду – и пусть себе, им нет никакого дела до того, что творится на ферме. Вот только нельзя устраивать людям санаторий, большая часть и так уже чуть ли не ходить разучилась, надо приводить их в норму… а вольных надо занять делом. Чтобы некогда стало страдать и огрызаться.

Разумеется, по голосу лондар его не узнал. Райнер вспомнил, что и тогда не представился, переждал день и сбежал вместе с Линой на снегоходе… Сначала подбирал слова, но фермер сразу его остановил: сынок, либо говори, чего хочешь, либо я пойду, работы много.

– Ну хорошо, – сказал Райнер. – У меня тут ферма, я хочу продавать человеческую кровь, но при этом не держать людей за скот. Оно так… лучше. Во всех смыслах.

На другом конце помолчали.

– Ну, допустим. А от меня что надо?

– Я собираюсь их нормально кормить. Вы можете продать мне птицу и обучить её разводить?

– Если у тебя не полные остолопы, то обучатся, – задумчиво сказал фермер. – А насколько всё плохо?

– Это люди, – коротко ответил Райнер. – Они шесть лет скрывались, чем занимались до эпидемии – не знаю. Судя по тому, что сумели выжить, всё-таки не самые бесполезные городские бездельники.

– Люди… – фермер задумался. – А почему ты вдруг звонишь мне, сынок? Вокруг же и других полно, и поближе к тебе.

Райнер замялся.

– Как бы сказать…

– Прямо. Не люблю вранья.

Райнер глубоко вдохнул. Прямо, значит…

– Я вас видел. Они и для вас не будут скотом. Я так думаю.

Он почти физически ощущал повисшее молчание. Знал, понимал, – лондар перебирает свои встречи, в сельских краях все всех знают, незнакомцы заметны… Может и вспомнить.

– Ладно. Послезавтра жди. И давай подробнее, чего тебе привезти.

***

Он приехал вместе с сыном, – сразу в памяти вспыхнул надвигающийся морозный день, баночки с мазью для обмороженной Лины… Райнер медлил. А потом шагнул из тени навстречу.

– Ну здравствуй, – фермер окинул его взглядом сверху вниз.

– Здравствуйте, – эхом повторил Райнер. Узнает?..

– Разгружайте, – фермер кивнул в сторону своего грузовика. – И гони сюда своих остолопов. Пусть включаются.

Райнер махнул охране, всё закрутилось, в коридорах разом стало оживлённо. Уже через полчаса он обнаружил себя стоящим в одном из подсобных помещений и рассматривающим мелких птиц, копошащихся под ногами. Интересно, и как можно сделать так, чтобы они не сбежали? Дурацкая мысль: стоит живое существо отпустить, как оно сразу удерёт…

Пятеро с воли стояли вокруг фермера и молча слушали. Тот, с чёлкой, порывался что-то спросить, но фермер не давал себя перебивать, и вопросы пришлось отложить. Райнер не поверил своим глазам: фермер как-то сумел их заставить заняться делом, и они то ли правда прониклись, то ли были вынуждены подчиниться, но принялись за работу и работали шустро. Потом Райнер загнал их в палаты, сам стал делать обход, а их послал помогать лежачим. Фермер стоял в дверях, одобрительно наблюдал и наконец дождался, пока Райнер сделает перерыв и позовёт их с сыном пообедать. Неспешно зашагал по коридорам, – казалось, у него особые отношения со временем, он всегда и всюду успеет.

– Ну как? – спросил Райнер, когда они уселись за стол. – Не безнадёжны? Смогут себя прокормить?

– Пока трудно сказать, – степенно отозвался фермер. – Ты их, главное, не балуй. Пусть думают, что у них другого выхода нет. А так… люди как люди. Кто-то больше соображает, кто-то меньше.

Райнер кивнул. Припомнил: а парнишку, сына фермера, он тоже видел тогда. Сколько у фермера детей? Выбрал же именно этого… Случайно? Потому что самый первый помощник? Или…

Он сказал, что останется переждать день, – слишком далеко ехать, неудобно. Попросил показать ему хозяйство, пока не наступил рассвет, Райнер водил обоих по территории, разволновался: он-то в этих делах не соображает, ещё выставит сейчас себя посмешищем, фермер скажет – тоже мне специалист…

Фермер слушал внимательно, вникал, распекания от него Райнер так и не дождался. Небо светлело, пора было в укрытие, – мерзкое ощущение, что ты должен прятаться, как преступник. Фермер тоже глянул на небо.

– Поедем завтра рано, – задумчиво сказал он. – Если что – звони. А скажи, девушку ту тоже здесь держишь или как?

Райнер почувствовал, что внутри что-то оборвалось.

– Какую… девушку?

– Ну, ту, которая с тобой была. Ещё ногу обморозила. Я тогда подумал: сколько ж вы должны на морозе быть, чтобы на лондар холод подействовал?

Райнер посмотрел в сторону.

– Нет её здесь, – голос против воли прозвучал резко. – Ушла. Сейчас в безопасности.

Тяжёлая рука фермера легла ему на плечо.

– Уверен?

– Да, – он наконец поднял глаза. – Более чем.

Они долго смотрели друг на друга, – фермер как будто проверял его, как будто просто вот так, глядя в душу, мог понять, кто перед ним и чего стоит…

– Пойдём, – фермер потянул его к двери. – Ты не имеешь права встретить рассвет. Даже случайно.

***

Той осенью Райнер вдруг ощутил наконец под ногами землю. Вольные перестали смотреть на него враждебно, он не понял, откуда это взялось, а потом заметил среди них того, видевшего Смерть, – и дошло. Только головой покачал: а мог бы и сказать, что возьмётся навести порядок, помочь… Они вместе поднимали лежачих, вместе заготавливали еду на всех. Когда Райнер объявил, что пора отправлять первую партию крови, – никто не возразил, у охраны не было проблем. Райнер подумал, что всё это похоже на чудо, но глаза людей говорили о другом: они приняли реальность. Теперь бы понять, как выбрать десять счастливчиков, которые первыми уйдут на свободу… правда, до этого ещё далеко.

Он проводил машину, которая увезла первую партию крови к Сартену, запер двери. Люди ждут. И тот – он даже имени его не спросил!.. – тоже ждёт. Вольные приходили к охотникам с этим ожиданием, у других не было никакой надежды, они просто ждали смерти, и вдруг им подарили жизнь. И – как выбирать? Одним обещана свобода, а другие должны довольствоваться не-скотскими условиями?

По рации Райнера вызвал охранник: люди просят передать, что хотят видеть Кари Ригети. Почему-то вспомнилось, как он пришёл в убежище к Чифе. Есть ли сейчас те, кто слышал тогда его слова?

Он прошёл в одну из комнат, где жили люди. Искусственный свет, нет окон, ряды кроватей. Бунт здесь был бы обречён изначально…

Райнер вошёл и остановился у двери. Что им надо?

Тот, видевший Смерть, сидел на краю кровати возле входа. Истощённый, худые большие кисти рук, спокойный взгляд, – остальные смотрели на него.

– Садись, – попросил он Райнера. – Я знаю, ты хотел со мной поговорить.

Райнер усмехнулся.

– Не припомню, чтобы я высказывал это желание. Я так выразительно молчу?

– Есть такое. Ты хочешь знать, почему на ферме пропало желание бунтовать?

– Да.

Райнер вдруг почувствовал, что что-то не так. Впереди была пропасть, он пока что не видел её… но точно знал, что она есть.

– Твои условия не всех устраивают. Есть люди, которые хотят воспользоваться своей относительной свободой, захватить тебя и увезти к Переходу, чтобы заставить выпустить больше людей, чем ты обещал.

– Что?!

Он растерялся – и разозлился. Вот, значит, как… Не надо быть наивным, это вредно. Спрашивается, ради кого он затевался? Он будет стараться, беречь их от лондар, устраивать им жизнь, а что ни делай, они всё равно будут считать, что этого мало?

– Захват назначен на сегодняшнюю ночь. Сегодня должен прийти от твоего фермера грузовик с продовольствием, если его захватить – в него поместится много людей. Ты можешь выкинуть бунтовщиков за Переход и избавиться от них. Можешь сорвать их план и оставить их здесь. Что ты выбираешь?

Райнер закрыл глаза. Зачем он это говорит?

– Оба варианта провальные. Не пойдёт. Ни то, ни другое.

– Почему?

– Ты не понимаешь? – Райнер глянул на него в упор. – Хорошо, объясню. Допустим, вариант первый. Я делаю вид, что ничего не знаю, меня ловят… может, мне ещё охрану предупредить, чтобы не стреляла? Ладно, не суть… стреляют или не стреляют – часть людей уходит. Вместе с заложником. На ферме бардак, меня нет, охрана наводит порядок, как умеет. При всём их нормальном отношении – они всё-таки на работе. Какие потери среди оставшихся? Советую сосчитать… Далее. Они едут к Переходу. Они знают, через сколько времени за ними начнётся погоня? Кроме того, по трассе ездят патрули и просто лондар. Люди не видят в темноте, значит, должны будут включить фары. Мчащийся со светом грузовик привлекает внимание. Далее. Из них всех только один человек однажды доходил до Перехода. Они точно знают, что после авантюры с побегом именно он останется жив? Остальные мне не верят, скорее всего, запихнут как попало в машину и будут следить, чтобы не сбежал. Они так уверены, что я соглашусь их выпускать? Ну хорошо, пусть каким-то чудом они с погоней на хвосте добираются до Перехода. Допустим, я каким-то чудом соглашаюсь. Толпа лондар радостно взирает на то, как я открываю Переход и отправляю людей на ту сторону. После этого хватает меня и привозит на хорошо мне знакомую военную базу, где начальство потирает руки и спрашивает, где я пропадал почти год, пока меня считали мёртвым. А заодно интересуется, куда я подевал целую бригаду, которую взялся проводить за Переход для захвата отправленных мною же туда людей… В лучшем случае военные ограничатся тем, что разгромят всё на ферме и прихлопнут нашу идею на корню. Я уже не говорю о том, что ко мне будут применять разнообразные методы воздействия, дабы всё-таки заставить осуществить прежний план.

Он замолчал. В комнате царила мёртвая тишина.

– Вариант второй. Затея срывается по непонятным причинам, наши активисты делают вид, что ничего не затевали, ложатся на дно до следующего раза. Пытаются потихоньку настроить против меня прибывающих людей. Наступает следующий раз, о котором вы можете и не узнать. Что произойдёт – я уже описал. Не вижу причин, по которым дело могло бы пойти иначе. Нравится?

– Да уж, – протянул кто-то из людей. – А что за эпопея с военной базой?

Райнер подумал – говорить или нет. Потом махнул рукой.

– Я пять лет провожал людей через Переход, пока всё не развалилось. От меня хотели добиться сотрудничества… понятно, какого. Так что мне вовсе не хочется вдруг встретить тех, кто когда-то меня знал.

– И ты всё же решил продолжить это дело? – тихо проговорил мальчик, сидевший неподалёку. – Не бросил…

Райнер повернулся к нему. Смотрел в глаза, пока тот мог выдержать. Когда мальчик отвёл взгляд, вздохнул.

– Спасибо, что сказали, – Райнер глянул на остальных. – Чтобы сохранить тайну, не подставить под удар всех, чтобы ферма жила и держалась, – я могу отпустить первых десять человек через четыре месяца. Я занимаюсь бухгалтерским враньём, мы придумали систему, при которой это возможно. Теперь вот что. Вольные приходили специально под то, что я их выпущу, но я не могу считать, что они больше достойны свободы, чем те, кто из боксов. Особенно после… впрочем, неважно. Так что я не буду выбирать этих десять человек. Выбирать будете вы. После этих первых десяти будут другие. Раз в месяц.

Он легко коснулся плеча того человека, который встречался со Смертью.

– Как твоё имя?

– Айретанна.

– Хорошо. Я прошу тебя заняться этим отбором.

Айретанна долго смотрел на Райнера… а потом, – Райнер не успел осознать, чего тот хочет, – крепко пожал его руку.

– Я сделаю, – просто сказал он.

Двое за его спиной переглянулись.

– Мы сделаем, – поправили Айретанну одновременно.

– Спасибо, – Райнер хотел было улыбнуться, но у него не получилось. – Ладно, что делать… пойду разгружать этот несчастный грузовик.

Он ушёл. В голове пытались крутиться какие-то мысли, но он отгонял их. Выход, дверь открыта, подъезжает грузовик, люди ждут… вот он, с чёлкой, и четверо, которые пришли с ним с воли первыми. Водитель заезжает, за ним закрываются ворота, охрана на своих местах. Деньги уже переведены, надо только расписаться в получении груза. Пока Райнер расписывался, краем глаза следил за людьми. Разгружают, таскают… Когда они собираются начать? У них не так много времени…

– Кари, – подошёл один. – Можно тебя на минутку?

Райнер коротко кивнул. Да, правильно. Подозвать под любым предлогом. А как они собираются открывать ворота? А чем они собираются угрожать? У них что, и оружие есть, а охрана проморгала? Да нет, не может быть, это уже вряд ли… Что-то самодельное?

Он медленно отошёл от кабины. Водитель откинулся на спинку кресла. Если он не пойдёт, можно схватить водителя, тот не ожидает, сказать – иди, а не то…

Райнер остановился, – поправить ботинок. Двое идут сюда, с чёлкой и ещё один. Он резко распрямился, те остановились. Райнер повернулся к водителю.

– Эй, подойди-ка сюда. Что-то мне тут не нравится, что-то с твоей машиной…

Тот спрыгнул на землю. Теперь их двое против троих. Первый из подошёдших людей напрягся. Засомневался? Остальные так и стоят, больше никто не идёт. Позади машины – рабочий шум разгрузки. Решили, что пусть эти захватят Райнера, а если получится, то они присоединятся к побегу?

Райнер показал водителю куда попало, тот сначала не понял, Райнер подошёл ближе, потом взял его за руку и, неся какую-то чушь, потащил к выходу. Трое людей сначала смотрели вслед, потом шагнули вперёд, Райнер глянул на них через плечо, – мол, сейчас вернусь, идите работайте, мы за инструментом, погодите… Они так же настороженно пожали плечами, Райнер считал шаги до выхода, наконец закрыл дверь… и прислонился к стене: силы куда-то делись, ноги не держали. Водитель, ничего не понимая, заглядывал в глаза и звал охрану, двое подбежали тут же.

– Ничего, ничего, – Райнер отлепился от стены. – Значит, так. Следить за разгрузкой, когда всё закончится, пусть туда зайдут пятеро с оружием, проверят машину. Я буду в лаборатории. Доложите о результатах.

Водитель пошёл за ним в лабораторию, – забеспокоился, не хотел оставлять одного. Райнер на скорую руку сочинил обед на двоих, задним числом его начало трясти. А вдруг Айретанна не сумеет их утихомирить, и они повторят попытку? Не слишком ли он пустил дело на самотёк?

Когда грузовик уехал, Райнер без единого слова пришёл к людям снова. Как обычно. Хозяйство, дела, текучка… Тишина.

***

Поначалу он каждый день ждал новой попытки захвата. Айретанна больше не звал, Райнер не представлял, что происходит у людей, – но вот снова приехал фермерский грузовик, потом произошла положенная смена охраны, прежних увёз большой фургон… и ничего, никаких сигналов, но и никаких бунтов. Гадал: это он стал так осторожен, или они передумали? А может, перенесли попытку на тот момент, когда он отправится отвозить избранных?

А потом позвонил Ник и сказал, что всё готово для презентации нового товара на рынке крови.

Райнер не поехал: дел невпроворот, навалились все тяготы ведения своего хозяйства – только успевай поворачиваться. Всё же новости увидел, – Сартен постарался с рекламой, чтобы о них узнали, чтобы не дать шанса конкурентам съесть ферму втихаря, пока никто о ней не узнал. Большой строгий зал, девушки в длинных, сильно открытых чёрных платьях с подносами, на которых алеют наполненные бокалы, шикарно одетые солидные лондар… Райнеру стало плохо от этого зрелища: все они были счастливы от того, что пьют человеческую кровь, они смаковали разные вкусы, с видом знатоков дегустировали, оценивали… И – довольство на лицах, полное удовлетворение от жизни лондар. Содержать людей в других условиях? Что ж, это прекрасно, это даёт превосходные результаты, качество крови повышается. Люди – это пища, условия – это что-то далёкое и почти нереальное, это средство для обеспечения их, богатых, сытых – деликатесом, средство для создания роскоши. Хищные лица лондар, а среди них тот, кто притворяется таким же, на чьём лице то же выражение, но это – маска… Сартен. Единственный. В какой-то момент он улыбнулся, и Райнеру стало страшно: тот был очень убедителен, если не знать – поверишь. Осадил себя: на то и рассчитано, никто не должен догадаться об их авантюре… не говоря уже об её истинной цели. Райнер смотрел до тех пор, пока в ушах не стало звенеть: кровь, кровь, кровь, для истинных ценителей…

Выключил новости, вылетел в коридор. Там, наверху, сейчас работают люди. Чтобы эти нелюди оскаливались, поворачивая бокал, смотрели, как живая кровь стекает по прозрачным стенкам, смотрели сквозь неё на мертвенно-голубой свет, который заменил им настоящий. А люди работают, смеются, он слышал их голоса, им тяжело…

Он поднялся наверх. Надо выполнять обязательства. Надо увести людей с простора в подземелье, и тогда тот алый цвет, который он видел на экране, заструится, станет явью, ощутимой реальностью, и машина уйдёт по трассе. Плата за Переход? Может быть… Судя по лицам лондар – просто за жизнь.

***

Ник приехал, когда лёг первый снег. Так странно, – долгая серая осень, слякоть, душа не хочет забывать о красках, но приходится смириться, – и вдруг становится светло и чисто. Ник привёз вино, деньги и непривычное ощущение уверенности от того, что дело пошло.

Они доехали до реки. Правый берег был обрывистым, до самой воды добраться трудно, землю хоть и прихватило первыми холодами, но всё равно ноги скользили. Ник чуть не навернулся, выскочил на песчаный пляжик и рассмеялся.

– Тут зимой, наверное, можно кататься на горных лыжах, да?

Райнер осторожно спустился вслед за ним.

– Честно говоря, не знаю. В этих краях давно уже исчезли все развлечения… кроме охоты на людей.

Ник подошёл к воде. Оглянулся.

– Послушай. Ты ничего не изменишь в том, что произошло. Смотри, – ты можешь видеть звёзды, дышать воздухом, ты свободен. Да, снова наступает зима, она протащит тебя по следам прежней, как по лыжне, но ты не застрянешь, ты проедешь дальше. Кажется ведь, что каждую ночь восходят одни и те же звёзды, что река та же, но ведь это не так, вокруг тебя – иное.

– Я не могу отделаться от этого, – помолчав, признался Райнер. – Снова будет зима, снова будет белое бесконечное поле и свист ветра в ушах.

– Будет, – согласился Ник. – Но она же возвращается каждый год. Приходила и раньше, придёт и потом. Та – больше не повторится. Разве не так?

Райнер кивнул.

– Не бойся зимы, – попросил Ник. – Сейчас ты другой.

***

Он внезапно обнаружил, что забыл, как это – когда ты зимой можешь спокойно спать, когда не держишь сутками напролёт телепатическую связь, когда нет страха, что твоих где-то схватят, что твоё убежище найдут… Он заново узнал, как это – свободно выходить в степь и не вздрагивать, когда мимо проезжает машина. Ездить по окрестностям и смотреть на птиц. Спускаться к замёрзшей реке и выходить на звонкий, ещё не заметённый снегом лёд, чёрный и прозрачный.

Он работал рядом с людьми – до неодолимой усталости, до упаду. Видел их лица, говорил с ними, упорно говорил – как с людьми, не как с теми, кто хотел устроить бунт и разрушить его план. Он не знал, кто собирался участвовать в авантюре с похищением, и не хотел это выяснять. Они вместе разводили птицу, обустраивали помещения, вместе грелись у костра в зимней ночи, когда в чёрное небо летели искры. Опасность, жизнь в страхе, на грани – это было из той, предыдущей, до-лондарской жизни. Он не хотел, чтобы это существовало здесь. Айретанна смотрел из-за спин других и молча кивал: не будет, не допустим, а если это придёт – встретим, как подобает. Райнер хотел в это верить и – верил. Дни до обещанной первой отправки улетали в мороз и в метели, никто не заговаривал с ним о том, кого отправлять, и он назначил себе срок: спросить Айретанну за два дня до срока. А до тех пор – жить, следить за всеми и работать, чтобы не подставить Сартена и всех, на чьи деньги они тут спокойно сидят в степях вместо того, чтобы прятаться от охотников за людьми.

***

Той зимой Райнер перешёл на переливания крови. Отбирал из той, что привозили для питания персонала, – кровь с фермы должна уходить на дело, нечего красть, в результате получится только в ущерб себе. Поначалу было трудно находить вены, он исколол все руки, благо было не больно, потом всё-таки плюнул и поставил себе катетер. Это было неудобно, – всё время приходилось следить за ним, – но он враз почувствовал себя лучше: слишком давила необходимость пить кровь. А так – да, неизлечимая болезнь, лондаризм не лечится, можно только поддерживать себя в норме… и от этого как будто становится легче. Может, это и самообман, но ведь и крови надо в разы меньше, Ник приехал – подтвердил… А душа всё равно была не на месте.

Ник посмотрел на его терзания, куда-то исчез, а потом Райнер услышал снаружи знакомый звук, от которого внутри что-то сжалось. Он выскочил за ворота фермы: Сартен сидел на новеньком снегоходе. Райнер не придумал ничего лучше, кроме как спросить, зачем ему это нужно.

Ник спрыгнул на землю, подошёл к Райнеру и протянул ему шлем.

– Я хочу, чтобы ты показал мне окрестности.

– Так я уже показывал.

– Это было давно и не зимой.

– Ник, но…

– Ты можешь хоть раз в жизни не спорить?

– Могу, если ты сразу объяснишь, что ты выдумал. Ты же знаешь…

– Знаю. И именно поэтому хочу, чтобы ты пересилил себя и снова проехался на этой штуке.

– А если мы наткнёмся на кого-то из тех, кто меня знал?

– Хватит отговорки выдумывать, бери шлем и садись. Не мне тебя учить, где надо ездить.

Райнер медлил – и понимал, что Сартен прав. А ещё – и в это трудно было поверить самому – вспомнилось, как было здорово, когда ты летишь над сверкающим снегом, когда он сухой сыпучей волной летит в стороны, когда ты взлетаешь на трамплинах, приземляешься и гонишь дальше, когда вокруг ветер и свобода… Этого слишком давно не было. Это – было. Давно.

Он надел шлем и сел за руль.

***

Они с Ником долго и тщательно проверяли охранников: кому-то из них придётся дежурить, когда Райнер будет отключать слежку по чипам и увозить людей на свободу. Ник взял отбор на себя, они подписывали контракт на короткий срок, смотрели, потом либо оставляли лондар на ферме, либо тихо и без шума расставались с ним на законных основаниях. Райнер понимал, что придётся открыть тайну, что будет шок, и – медлил, тянул до последнего. Потом Ник приехал незадолго до намеченного дня отправки и заявил, что без охраны ехать рискованно, Райнер только развёл руками: что есть, то есть. Отчаянно не хотелось, чтобы тишина обманула, взорвалась бунтом…

Он вызвал Айретанну в лабораторию. Ник сидел поодаль, перепроверял списки. Айретанна вопросительно глянул на Райнера.

– Послезавтра, – коротко ответил он. – Десять человек.

Ник протянул список.

– Отметьте здесь, пожалуйста.

Райнер молча смотрел, как Айретанна подчёркивает имена. Парня с чёлкой в списке не оказалось. Они что, жребий бросали?

– Спасибо.

– Не за что, – Айретанна помолчал. – Есть один вопрос.

– Говорите, – Райнер сжался. Надо быть готовым ко всему, передышка закончилась, что поделать.

– Что будет с теми людьми, которых вы не сможете выпустить?

– Идеальный вариант – вот так потихоньку выпустить всех, заменяя их на новых, – Райнер снова посмотрел на список. – Но на это надо слишком много времени. И я не верю в то, что нам всегда будет везти. На крайний случай я оставил на ферме грузовик и фургон, чтобы быстро перебросить всех до Перехода. Но никто не знает, каким будет этот самый крайний случай.

– Понял, – сдержанно отозвался Айретанна. – Что ж. Больше вопросов нет.

Ник встал.

– Послушайте. Кари – единственный проводник. Если будет бунт, если с ним что-то случится…

– Это все понимают, не думайте. Но всё же выведите тех, кого я указал, как-нибудь… поаккуратнее.

– Выведем, – сказал Райнер. – Спасибо вам. Я всё хотел спросить – они не поняли, что это вы их выдали?

В глазах Айретанны блеснули искорки.

– Я был в числе тех, кто участвовал в разработке плана. И я же посоветовал им перенести побег на момент первой отправки.

Ник не удержался – ахнул. Райнер засмеялся.

– Отличная работа. Будете продолжать?

– Буду.

– Погоди, – Ник подошёл к человеку вплотную. – Я не имею права рисковать. Я отправлю с ними охрану.

– И правильно сделаешь, – Айретанна был спокоен. – Это всё, и я могу идти?

– Можете, – через мгновение ответил Райнер. Подождал, пока за человеком закроется дверь.

– Ник. Не волнуйся. Они будут меня беречь, даже если им этого не хочется.

***

Они всё сделали тихо. Обычный вызов на забор крови. Последними – те самые десять человек, которых из лаборатории ведут не обратно в комнаты, а наружу, быстро запихивают в машину. Внутренние коридоры свободны от людей, те заняты делом. Райнер отключил слежку через чипы, вышел наружу. И как, спрашивается, они собирались осуществлять бунт? Как-то это всё… плохо продумано. Хотя если бы Айретанна был целиком на их стороне… как знать.

С людьми внутри – охрана. О предстоящем им сказал Ник, – Райнер вспомнил расширившиеся глаза и торопливые клятвы молчать, которых с них никто не спрашивал. Ник умеет отбирать кадры, умеет красиво говорить, у него этого не отнять… и всё же охранники – самое слабое место во всей авантюре.

Райнер сел за руль. Ник остался на ферме. Что будет, когда бунтовщики всё поймут?

Опять ночь. Трасса. Он знал здесь всё наизусть, до последней выбоины, – так врезалось в память. Можно ехать по степи, так будет незаметнее, но он всё время думал об обманутых бунтовщиках и торопился.

Вмазавшуюся в грузовик машину он заметил не сразу, нажал на тормоз. Патрули уже подъехали, надо медленно объехать место происшествия, медленно, медленно… нельзя гнать, не получится, аккуратно… Если что – документы с собой, если спросят про груз… он осуществляет контроль за качеством продукции, проводит эксперимент… только бы не остановили, незачем… Вот уже всё, мимо проплывает изуродованная машина… Да, не повезло водителю, но раз сразу не умер – оклемается, у лондар быстро всё заживает… Всё. Скорость! Ночная трасса и ветер, от которого захватывает дух.

Райнер свернул к Переходу. Интересно, как там, по другую сторону? Должны, наверное, дежурить, ждать, что кто-то появится. А теперь – оставить машину. Люди выйдут в темноту, неверными шагами пройдут по снегу. Последние шаги до свободы… А из головы не идёт ферма. Что там?

Люди исчезли в Переходе, и тишины стало больше.

Охранники с ошарашенными взглядами, – да, верно, они же ещё никогда не видели, как это происходит, когда люди становятся на твоих глазах тенями и пропадают в никуда. Вопросы. Торопливые ответы. Райнер вырулил снова на дорогу. Мимо проехал тот грузовик, – он не особенно пострадал. Похож на тот трейлер, в который он когда-то сам впечатался на снегоходе. Тот же, или просто этой модели так не везёт?

На ферме открылись ворота. Ещё немного, и тяжкое незнание закончится. Райнер поставил машину, вместе с охранниками зашагал по коридорам.

– Ник!

Рвануть дверь на себя, – Сартен за столом, с документами. Как будто ничего не происходило.

– Что здесь было?

– Пока всё тихо.

– Пока? Я свихнусь от этого «пока»!

– Не свихнёшься. Сядь и подумай. Ты обещал вывезти всех в случае краха. Кому этот борец за справедливость поверит скорее, тебе или Айретанне?

– А он вообще поверит?

– Он вынужден. И, кстати… они действительно выбирали по жребию. Это единственный справедливый способ. На тебе лица нет.

– Знаю.

Райнер отпустил охрану.

– Выпьешь?

– Нет. Сам справлюсь.

Ник молча смотрел, как Райнер упал в кресло.

– Думаешь, люди что-то сообщат?

– Ничего я не думаю. Я боюсь, как бы бунтовщики не раскрыли Айретанну. Если эта сволочь… в общем, у меня большое желание никуда его не выпускать.

Ник поднял глаза.

– И что ты предлагаешь?

– Не знаю. Пока не знаю. Его прислали охотники, этим не сдашь обратно под предлогом некачественного товара.

– А если обменять?

– Как?

– Постой. Погоди, мысль мелькнула.

Ник сжал виски, как будто от этого мысль могла вернуться или проясниться.

– Первое. Списать как умершего. Второе. Вывезти с фермы подальше и дать пинка под зад. Пусть катится куда хочет. И надеяться, что больше таких идиотов нам не пришлют.

– Что, просто так взять и выгнать?

– А ты собираешься носиться с ним, подвергать опасности Айретанну, себя, не говоря уже о других людях, потом в конце концов забросить его за Переход, чтобы он портил жизнь ещё и там? А не больно ли жирно? По-моему, на той стороне им и одного Чифы хватит. Ему был дан шанс, он его не использовал. И хватит переживать.

– А…

– Я сам этим займусь. Я всё равно собирался уезжать, так прихвачу этого красавца с собой.

Райнер хотел было возразить, но внезапно понял, что согласен.

Надвигалась весна.

III

***

Когда он вернулся, во второй раз отпустив людей за Переход, охранник передал ему просьбу от людей – прийти к ним. Райнер не знал, что и думать, при мысли, что опять что-то будет не так, в душе поднимался усталый протест: да сколько же можно, неужто кто-то из новоприбывших решил воскресить старое, недоволен, что не его отпустили!..

А в степь пришла весна, и в подземных помещениях фермы становилось почти физически тесно – после простора.

Он быстро дошёл до комнат, где жили люди, распахнул дверь. Самое мерзкое – ждать неприятностей…

Люди собрались здесь – ему показалось, что чуть ли не все. Он остановился на пороге.

Айретанна поднялся навстречу.

– Мы тут посоветовались, и я решил, что нужно тебя поздравить с днём рождения, – сказал он. – Денег у нас не водится, кровь тебе не нужна, так что держи.

Райнер растерянно смотрел на людей. Было нестерпимо стыдно. То ли он так привык к ненависти, то ли нервы сдали… Айретанна обернулся, кивнул, и из толпы выбрался молодой парнишка с закрытой корзинкой, сплетённой из прутьев, в которой что-то попискивало.

– Осторожно, не выпусти, – предупредил он. – У него хоть и крыло сломано, а шустрый.

Райнер понял, что неудержимо расплывается в улыбке. Завирайчик. Они как раз об эту пору возвращаются сюда, в родные места, чтобы выводить птенцов…

– Спасибо, – растерянно выговорил он. Голос дрогнул. – Только он же дикий, их нельзя держать как домашних любимцев…

Парнишка широко улыбнулся.

– А мы для того и дарим, чтобы ты его вылечил и отпустил на свободу. При всех.

Райнер поднял глаза. Люди. Открытые лица. Отпускать на свободу… да, они правы, всё верно, это единственный смысл его лондарской жизни… Он прижал корзинку к груди, хотел что-то сказать, – а слов не нашёл.

– Не надо, – Айретанна положил ему руку на плечо. – Просто знай, что ничего плохого уже не будет. И приходи к нам. Не по делу.

Райнер кивнул. В корзинке громко и требовательно пищали.

Он вернулся к себе в лабораторию, аккуратно вынул завирайчика, тот попытался клюнуть, когда не вышло, стал недовольно вопить и трепыхаться. Райнер занялся переломом, невольно залюбовался: серо-серебристые перья, с отливом в синий, красиво…

А потом он вдруг сообразил: это не его день рождения. Это день рождения Кари Ригети, которого давно уже нет в живых.

***

Ник привёз несколько человек в своей машине. Райнер сначала обалдел от его смелости – через две страны, без охраны, без документов, – потом хотел было оформлять людей, но Сартен остановил: это нелегалы. За счёт таких неоформленных и получалось выпускать людей за Переход, из обычной группы прибывавших на ферму таких было один-два, а тут Ник решил рискнуть. А потом Райнер пошёл к людям и попросил Айретанну не включать новеньких в число тех, кто будет бросать жребий. Нельзя. Несправедливо. Многие тут уже полгода, а эти только что прибыли. Ну и что же, что они знали о Переходе. В очередь.

Он думал, что встретит волну возмущения, но его выслушали спокойно. Сказали только, что пусть он определит срок, после которого человек получает право на участие в жребии. И – тишина. И никто не возразил.

***

– Почему ты сторонишься людей? Ты же общаешься с ними только по работе.

– Ну, неправда. Не только.

– Да? Что-то я не заметил.

– Так ты же приезжаешь раз в месяц.

– А что, к моему приезду ты специально устанавливаешь какой-то особый режим?

– Да нет…

– Ну и вот. А я вижу, что ты их сторонишься. Почему?

– Ты не прав.

– Ты же сам говорил, у тебя были друзья – тогда, давно. А теперь – никого.

– Мои друзья давно уже по ту сторону Перехода.

– И что же? Потом была просто работа, – не знакомиться, не общаться, не привязываться?

– Ну, я тогда и не успевал. С проводниками – и с теми мало было шансов. Да и когда? Была цель, мы делали дело.

– Но вот теперь время есть, возможность. Они обижаются?

– Не знаю.

– Даже и не знаешь. А ведь приглашали. Ты так и не пошёл?

– Я всё время с ними. Хозяйство, работа. Что ещё надо?

– Посидеть за ужином. Поговорить о лете.

– Что о нём говорить. Всё равно придёт.

– И будешь один.

– Да пойми же. Это всё – случайно. Это не те, с кем идёшь вместе потому, что душа позвала.

– А Лина? Тоже душа не позвала?

– Ну зачем ты?

– Ты боялся привязаться. Ты потерял своих: проводил их и отрезал себе дорогу. Сказал – навсегда. А после этого – снова привязываться, снова провожать… Ведь я прав?

– Чего ты от меня хочешь? Я ничего не изменю. Та жизнь, которая меня устраивала, закончилась.

– Я хочу, чтобы ты жил, а не только работал. Ты схватился за свой Переход, он тебя вытянул в жизнь, и ты остался, не встретил рассвет. Это здорово. Я не знаю, кто другой так смог бы. Смириться и всё бросить – было бы проще. Но прошло уже больше года. Надо найти какое-то новое равновесие. А ты даже не пытаешься. Сейчас вокруг тебя снова люди, они рядом с тобой, они просто – с тобой. Попробуй.

– Я не могу ничего забыть.

– И не надо. Ты должен быть таким, какой ты есть. Если бы ты сделал вид, что прошлого не было, то потерял бы часть себя, а кому это нужно? Ты сам знаешь, что нас ждёт впереди. Так пусть хоть сейчас какое-то время будет в равновесии. Неужели мы этого не заслужили? Неужели ты этого не заслужил – после того, что сделал?

– Но – как?

– Просто поверь. Я знаю, это трудно, я тебя видел. Но мне-то ты смог поверить? Или как?

– Смог.

– Значит, это возможно! Не отравляй себе жизнь. Кто знает, сколько нам осталось… да ты ведь и сам вычислял, сколько. Обещай, что попробуешь. Пожалуйста.

***

И всё же на ферме умирали. Райнер умом понимал, что медицина на Дисе разрушена, что он мало что может сделать, но каждая смерть снова и снова говорила ему без слов: они обречены. И особенно горько становилось оттого, что люди умирали здесь, в двух шагах от свободы. Он забивался в угол и молча казнил себя за то, что не этих отправил за Переход. Эгоистично, да… он бы не видел их смерть, они бы всё равно умерли – там, под другими звёздами, все же умирают… А может, наоборот, он был прав, отправляя тех, кто выжил бы там, в условиях, когда всё приходилось строить с нуля, ведь там нет даже тех остатков медицины, которые уцелели на Дисе…

Они устроили маленькое кладбище над рекой, в небольшой низине, – его нельзя было увидеть ниоткуда, если не знаешь, то и не догадаешься. Райнер шёл рядом с людьми, несшими гроб, было тихо и бестревожно – для человека всё уже кончилось, уже не будет жизни под страхом, в болезни, в подневольном труде… Когда над могилой появился холмик, Райнер достал из-за пазухи завирайчика. Всё время похорон тот просидел тихо, даже не пискнул, – чувствовал, что ли.

Райнер сделал шаг вперёд, встретил десятки взглядов, – люди и лондар стояли вперемешку, все вдруг вспомнили, что равны перед Смертью, и никто никого не охранял сейчас…

– Всё смешалось здесь, на Дисе, мы растеряли наши обычаи, – негромко начал он. – Хаос эпидемии смёл различия между нами, стало не до того, – выжить бы… Я не знаю, кем он был, из какого народа, кем были его предки, что за память они несли. Но все мы равны перед Создателем, и все мы уходим отсюда, из телесной жизни – на свободу.

Он протянул руки. Завирайчик вертел головой, крепко вцепился коготками в ладони. Райнер медленно разжал руки, малыш не сразу понял, что происходит, некоторое время сидел неподвижно… а потом раскрыл крылья, полыхнувшие ярко-синим, – и взвился в небо.

***

Наступления лета он не заметил, – они, как проклятые, копали, сажали, поливали, окучивали и всячески осваивали науку обрабатывания земли. Фермер сам был занят тем же, Райнеру было стыдно, что он задёргал его звонками, но среди людей, как выяснилось, в мирное время никто на земле не работал, а теперь надо было обеспечить всех едой. И сократить Сартену расходы. А потом надо было провожать людей за Переход. Райнер пришёл к Айретанне – и не услышал ни одного имени.

– Сейчас каждые рабочие руки на счету, – степенно объяснил тот. – Ребята сказали, что уход подождёт.

Райнер провёл ладонью по лбу и обнаружил, что забыл вымыть руки, придя с поля.

– Поймите, у нас бухгалтерия. И люди приходят. И нужна будет еда ещё и на них. И лучше, чтобы они приходили к нам, а не болтались по своим убежищам, где их могут найти вовсе не наши охотники.

Айретанна поморщился: похоже, такое ему не приходило в голову.

– Так это ж не насовсем. Отложи отправку на месяц. Ребята хотят помочь.

– Ну хорошо, я всё понимаю, сейчас тяжёлое время, но на земле ж всегда находится что делать. Потом ещё урожай придётся убирать… если у нас всё-таки хоть что-то вырастет.

– Вот когда вырастет, тогда и разберёмся. Не обижай людей. Про еду я им скажу, они поделятся с новенькими. Это не беда.

– Ладно, уговорили…

***

После того, как он закрыл за ними Переход, долго сидел на траве, – обнаружил, что зверски устал. Усталость была глубинная, глухая, давняя, – не поддавалась лечению сном и только усугублялась день ото дня.

Ему казалось, что его взяли в плен эти берега, эти холмы, они привязали его к себе и хотят, чтобы он забыл о других краях. Другие планеты? Он умрёт здесь.

Ветер. Здесь всегда ветер – над высоким берегом, над обрывом. Страж Пути… пленник Перехода.

Что-то защекотало кожу на тыльной стороне ладони. Райнер сначала вздрогнул, – вдруг что-то опасное, – но потом вспомнил: он лондар, у него иммунитет… Опустил глаза.

Его руку сосредоточенно изучала тёмно-серая зверушка с длинным носиком и маленькими изящными лапками. Обнюхивала, невольно касалась усами. Длинный пушистый хвост уходил в траву. Райнер горько улыбнулся: шуршик… ночной подвид, дневные появляются перед рассветом и поют… а у ночных такого голоса не бывает. Он сидел тихо, не шевелясь, а зверушка подняла голову. У неё были большущие глаза, чёрные и бездонные, как ночное небо. Он всегда любил такие моменты – когда кто-то дикий, осторожный, пугливый подходит и не боится, когда можно видеть рядом с собой это чудо чужой жизни, когда между тобой и ним нет никаких преград… Короткие драгоценные мгновения.

Шуршик решил, что он достаточно изучил руку Райнера, уселся и стал приводить в порядок свою шерсть – на боках, на длинном хвосте, который он вытянул из зарослей травы. Где-то неподалёку перекликались ночные птицы. Райнер вдруг как будто провалился сквозь время: ничего не было, ни эпидемии, ни провожаний, ни тюрьмы… ничего не было, его только что прислали к Переходу, он устроился работать в Охрану природопользования и сутками бродил по окрестностям – не мог насытиться этой жизнью, свободой, беспечностью… Наверное, беспечность их и погубила. В сравнении с другими делами Ордена Дис был тогда островком безопасности.

Зверушка пискнула. Райнер насторожился: она подавала кому-то сигнал или испугалась хищника? Несколько мгновений тонкий носик принюхивался к ветру – а потом шуршик нырнул в спутанную траву и исчез. Райнер вздохнул, поднялся. Пора возвращаться, скоро будет светать…

***

Он повёл людей на реку. Пришлось потратить деньги и купить несколько рыбацких лодок, длинных, широких и устойчивых, и теперь они вышли на промысел. Мало кто из людей жил раньше на реке, это ему повезло – он часто рыбачил в мирное время. Теперь они забрасывали сети, и Райнер вспоминал, что лучше всего ловится на рассвете и на закате, и надо, чтобы люди выходили на рыбалку одни, без лондар… А пока – он сидел на носу лодки, видел, как разбегаются волны, и смотрел в тёмную воду.

– Стой, – он вскинул руку, и парни на вёслах замедлили ход.

Где-то тут они поставили сеть, поплавки на поверхности покачиваются, – что-то поймалось. Азарт, как когда-то давно…

Они начали вытаскивать сеть. Большей частью водоросли, но вот мелькнула тёмно-синяя чешуя, вот ещё одна расстроенная рыба, пытается вырваться, ещё мелочёвка – они смирились… А потом сеть застряла, они дёргали, но ничего не получалось, стало обидно: что, так и бросить?

Райнер пробрался на нос лодки, потянул сеть – немного шевелится, видно, где-то ниже застряло. Тут вроде неглубоко… Он перелез через борт, спустился в нагревшуюся за день воду.

Он осторожно нащупывал сеть. Кажется, там притопленное дерево… В ногу впилось что-то острое, прорвало штанину, проехалось… Он ругнулся, потянулся к пораненной ноге… а потом задохнулся от дикой боли, всё тело свело судорогой, он ушёл под воду, вода залила глаза, нос, уши, он пытался выплыть, но руки не слушались, невозможно было разогнуться… Сверху доносились какие-то крики, потом раздался глухой плеск – и через неимоверно долгое время чужие руки дотянулись, схватили, потащили наверх… Вода раздалась, над ним качнулось небо, потом рядом возник борт лодки, встревоженные, перепуганные лица, лодка опасно накренилась, пока Райнера затаскивали в неё, черпанула воду, но каким-то чудом выровнялась. Кто-то глянул ему в глаза.

– Скорее!

– Да что с ним такое?

– Судорогой ногу свело?

– Нет, хуже. Видишь зрачки? Это тисойя.

– Что?!

– Она же тут не растёт!

– Течением принесло?

– Пока будете спорить, он умрёт!

Голоса становились то громче, то тише, всё тело горело, боль была повсюду, потом вдруг он ощутил на губах что-то горячее, его заставили это пить – не позволяли отвернуться, он захлёбывался, но глотал, понимая, что это кровь.

– Пей! Да пей же! Слышишь? – какие-то лица возникали перед глазами, умоляли, упрашивали.

– Это тисойя. Это отрава. Можно только тебе кровь очистить, надо много крови… Никогда не приходилось спасать лондар. Убивать – да… этой самой тисойей. Да пей же!

Он мучительно глотал их кровь, колючий холод внутри – показалось? – начал чуть-чуть отступать, он попытался пошевелить судорожно сведёнными пальцами, но ничего не получилось. Рядом включили рацию.

– …пришлите машину. Да. И позвоните Сартену, пусть срочно…

– …а вдруг не спасём?

– Заткнись!

Лодка развернулась, сильные удары вёсел погнали её к берегу. Райнер дышал очень часто и мелко, кто-то поддерживал его голову, люди менялись – и снова отдавали ему кровь. Лодка всё плыла и плыла. Как же они далеко забрались…

– Держись. Ты же сам говорил. Помнишь?

Сильный толчок, лодку разворачивает. Он увидел обрыв, тропинку, по которой они спускались. Высоко. Обрывистый высокий берег, надо подниматься… а он не встанет. Не сможет. Обрыв нависал, казалось – он сейчас упадёт и придавит, и опять станет нечем дышать. Крутой обрыв, светлый, из слоистой породы…

Снова рация.

– …хорошо, ждите. Мы сейчас поднимемся. Ну, не сейчас… как получится.

Его подхватили, обрыв шатнулся, почти упал, потом почему-то выровнялся, стал приближаться. Судорога не уходила, от прикосновений становилось только хуже, накатывало звенящее тягучее забытьё, сознание плавало. Обрыв надвинулся вплотную, его несли вверх по узкой тропинке, зыбкая пелена застилала глаза, мир мутнел… потом пелена исчезла, как от толчка: к спине прилип песок, в кожу врезались острые камни, – а его снова заставляли глотать кровь.

– Следите за ним! – требовательно прикрикнули сверху. – Ну всё, пошли. Немного осталось.

И снова – подъём, люди поскальзывались, держались друг за друга… наконец – ровная земля, над головой – тяжёлое дыхание.

– Осторожней. Да осторожней же! Вот так. Вы двое садитесь к водителю, все поместятся.

– Готовы?

– Да.

Неба нет, есть крыша фургона. Люди сидят рядом. Руки начинают отходить, они горят, как будто он их отморозил, а теперь попал в тепло… Фургон двинулся, его качает на ухабах. Быстро ехать не получится… Снова накатывает дурнота и забытьё.

– …кровь давно отправляли?

– Нет, через четыре дня надо.

– Так. Разоряем этот запас. Давайте, тащите. Он же не пьёт кровь, у него катетер. Скорее. Надо много.

Райнер обнаружил, что лежит на койке в своей лаборатории. В коридоре толпились встревоженные люди, охранники стояли у дверей, сквозь кордон пробился Айретанна, опустился на пол, взял руку Райнера в свои.

– Слышишь? Мы восполним недостачу. Четыре дня – мало, конечно, но это ничего. Хорошо, что лондар безразлична группа. Если не хватит – мы попросим охранников, пусть отдадут свои запасы, которые им присылают в пищу. Мы тебя вытащим. Слышишь? Не говори, я знаю, у тебя сейчас не получится. Просто кивни.

Райнер пересилил стреляющую боль в негнущейся шее и кивнул. Заулыбались… Мелькнула мысль: такое впечатление, что в его жизни настал какой-то странный второй виток спирали, повторяются ситуации, даже звери… только по-другому, с другим знаком. Тогда, в тюрьме, когда его так же спасали переливаниями, он был один. А когда он отправлял людей через Переход, в конце пути ждало обращение в лондар. Может, теперь Судьба даст возможность другого выхода? Наивно… Теперь в конце будет смерть… только не сейчас, нет, он не ждал так рано, думал – ещё года три…

В вену вливалась чужая кровь. Он знал, что такое тисойя, – она росла по болотистым местностям, смертельно опасный для лондар яд, от которого человек почувствует только лёгкое жжение, и люди делали из неё стрелы… Не только из неё, конечно, – кому как повезёт… ему не повезло. Он смотрел на стены лаборатории, на людей, приносивших пакеты с кровью из хранилища.

– …дозвонились, – протиснулся в дверь молодой парень. – Всё, Сартен в курсе.

Айретанна обернулся.

– Что советует?

– Сказал: будет говорить с военными, потом перезвонит. Переживает очень.

Райнер подумал, что он застрял здесь надолго. На дворе лето, а его миром стали стены лаборатории… и дела на ферме вести тоже надо. А кто будет?

Люди в коридоре расселись и ждали, разговаривали шёпотом. Издалека – из кабинета Райнера – донёсся звонок, кто-то сорвался и побежал. Если не двигаться, то становится чуть-чуть получше… В тишине голос того, кто говорил с Сартеном, доносился очень чётко, но слова не разобрать, и оттого только сильнее становилась тревога в глазах людей…

Наконец парень вернулся.

– Ну что?

– Не тяни!

– Да ничего он нового не сказал, – парень с удивлением и досадой махнул рукой. – Действительно единственный шанс – это сразу напоить кровью, а лучше вкачать внутривенно. Вот уж не знал, что они так ничего и не придумали против тисойи…

– Ну хорошо, это сразу. А потом?

– А никто ещё не выживал, – сообщил парень, и всё стихло. – В бою спасение только в том, что на тебе броня. Или если в тебя пальнули стрелой не из тисойи, а из чего-то другого. Так что Сартен сказал – держать на переливании, пока вся кровь не обновится. Вот и всё. Про свои обязательства поставки деликатеса он, похоже, напрочь забыл, говорил – забирайте всё, что есть на ферме, я закажу дополнительно.

– Пусть заказывает, – сказал Айретанна. – Срывать ему дело всё же не позволим. Пусть кто-то останется с Кари, назначьте дежурство.

Он поднялся, подошёл к охранникам.

– Пожалуйста, попросите вашего начальника о встрече.

Коридор стал пустеть.

***

Райнер понимал, что выжил чудом. Точнее, чуда не было, была закалка Владеющего Силой, особые отношения с телом, благодаря которым они могли на несколько столетий перекрыть рекорды самых больших долгожителей среди людей. Теперь он следил за тем, как чужая кровь вливается в его жилы и молча, только взглядом благодарил людей, – говорить пока не мог. Когда наконец вернулась речь, набрал номер Ника.

– Да? – тревожно отозвался Сартен, не зная, кто звонит с фермы.

– Ник. Это я.

Сначала была тишина.

– Кари, – голос Ника потеплел. – Я… Как ты умудрился?

– Случайно.

– Я… я боялся, что ты умрёшь.

Райнер вздохнул.

– Я тоже.

– Знаешь, была мысль… глупая. Очень. Когда я поговорил с военными, когда уже знал, что тебя пытаются спасти… я просто ждал, а в голове крутилось: ты мне всё рассказал о себе, всё… только так и не назвал своё настоящее имя. Глупо о таком думать…

– Да? – Райнер искренне удивился. – А я думал, что сказал… Надо же. Так привык скрываться, похоже.

Сартен усмехнулся.

– Что, и сейчас не назовёшь?

– Перестань. В самом деле, глупости… Райнер Окати, Владеющий Силой. Мне сто тринадцать лет, если тебе это интересно.

Сартен тихо засмеялся, потом снова посерьёзнел.

– Запасов крови, кстати, хватило бы не только на одного тебя, это я как-то запаниковал. Ты ещё поедешь на рыбалку?

– Куда ж я денусь. Люди в момент не обучатся, нужен присмотр.

Райнер вдруг почувствовал, что жизнь постепенно возвращается, что снаружи никуда не делось лето… и что скоро он встанет и вернётся туда, и когда он выйдет – лето ещё не закончится, будет прозрачная быстрая вода, а в зарослях на островах будут стоять болотные птицы на одной ноге и караулить прыгающую добычу… Всё это есть, и пока ещё – у него, и он может нырнуть в летнее тепло, а ветер по-приятельски взъерошит волосы и обнимет за плечи… Ник молчал вместе с ним.

– Райнер…

– Да?

– Когда я к вам приеду, то пойду вместе с вами. На лодке. Хорошо?

– Это чтобы я больше ничего под водой не нашёл? – улыбнулся Райнер.

– Не только. Просто завидно. Ты ведь уже забыл, как давит город. А у вас до ближайшего города ехать и ехать… и ещё скоро летний звездопад.

***

Он рвался поскорее встать: и с поставкой из-за него чуть не опоздали, и надо отправлять людей за Переход, но главное – он переживал за тех людей, которые напоили его своей кровью. Чем они себе резали вены в лодке, сколько времени прошло, что с ними сейчас?.. Айретанна привёл всех, их было пятеро, Райнер быстро осмотрел их и только теперь смог выдохнуть: ничего страшного не произошло, да, какое-то время у них нельзя брать кровь, и всё. Смотреть людям в глаза он не мог, неловкое молчание затягивалось.

– Ну что ты? – не выдержал один из ребят. – Мы же сами!

– Я знаю, что сами, – Райнер упорно смотрел вниз. – Послушайте. Я ничем не могу вас отблагодарить. Только одним. Я могу отпустить вас прямо сейчас.

– Да мы ничего такого и не думали!

– Я знаю, что не думали.

Его тронули за рукав, он поднял глаза. Да, точно, тот самый парень, который говорил, что ему приходилось убивать лондар, а не лечить их.

– Послушай. В тот момент никто из нас не думал о том, что ты… ключ к Переходу. Мы просто спасали тебя. Ведь правда? – он обернулся к остальным.

Райнер подумал, что это полуправда. Подумали, но тут же забыли. А кто-то подумал в другой момент. Нет, хорошо, что они так говорят, конечно… но глаза выдают. Неважно.

– Я хочу отправить вас на свободу, – твёрдо сказал он. – Вы всё равно не сможете сейчас сдавать кровь. Я думаю, остальные поймут.

– Это не совсем честно, – вдруг возразил один из его спасителей. – Мы вот двое приехали только десять дней назад. Ты же сам постановил, что новички не принимают участие в жребии. На ферме есть те, кто сидит гораздо дольше. Я подожду.

– Ну хорошо, хорошо, – вмешался Айретанна. – В этот раз по жребию выберем не всех. Скажешь им сам?

Райнер замялся. А ведь придётся. Ни на кого своё решение не переложишь.

– Хорошо. Пойдёмте.

Он поднялся, – голова ещё кружилась. Шёл медленно, неожиданно заметил, как на него смотрят охранники: как на вернувшегося с того света, что ли… в общем, почти так оно и есть. Айретанна и остальные шли следом, хотя могли бы и обогнать.

Они пришли в жилые комнаты, при виде Райнера все повскакали с мест, кто-то быстро поставил для него стул, – видели, что ему трудно стоять. Он садиться не стал, просто оперся на спинку.

– Завтра поедем к Переходу, – сказал он просто. – Эти люди спасли мне жизнь… В общем, вы же будете бросать жребий, да? Пусть они пройдут без жребия. Кто захочет. Я прошу.

В комнате сразу стало шумно.

– Да конечно, что за вопрос!

– А все пойдут?

– А сколько выбираем?

– Нет, не все, мы двое остаёмся, мы не имеем права.

– Эй, ты что, малыш?

– Ты что, плакать собрался?

– Отстань!

– Ну уж нет! Выкладывай!

Райнер удивлённо взглянул в левый угол, где молодой парнишка, почти мальчик, вцепился в стойку койки и тщетно пытался не разрыдаться.

– Эй, – он медленно пошёл к мальчику. – Что случилось?

– Я тоже должен был быть в этой лодке! – парнишка рукавом размазывал слёзы. – А они меня не пустили! Сказали, что я не умею плавать! А теперь они тебя спасали, а я не мог! Я бы тоже спасал! А теперь они герои, а я тоже мог бы! А уже всё!

Кто-то не удержался и захихикал, но тут же огрёб по шее. Райнер присел возле мальчика, не веря своим ушам.

– Ты хотел меня спасти? Спасти лондар?

– Ну да! Я всегда хотел… я всегда думал, что среди них есть нормальные люди, а мне никто не верил! А вот ты есть! И не надо никакого Перехода, ты и так…

Райнер сгрёб мальчишку, прижал к себе. Маленький. Ищет в каннибалах и убийцах – человечность… Хорошо, что мир его не обманул…

– Спасибо, – прошептал на ухо, так, чтобы никто не услышал. – Спасибо тебе…

– Да за что же, – у парнишки срывался голос. – Я ж ничего не сделал! Я только хотел, а теперь уже всё…

Райнер обернулся. У людей было тепло в глазах.

– Сделал, – тихо ответил он. – Вот… сейчас. Кто как может, так и делает.

Тот явно не понял, упрямо замотал головой, но спорить не стал. Райнер подозвал Айретанну.

– Ну что… бросайте жребий.

Айретанна наломал щепок. На свободу выйдут двенадцать человек. Те пятеро… он смотрел каждому из них в глаза, и один за другим они кивали: согласны. Двое отказались. Без слов. Значит, уйдут те, кто вытянет девять самых коротких щепок. А теперь надо обойти всех, кроме новеньких…

Райнер сел рядом с мальчиком, привалился к стене. Вот они как решают, значит. А он и не поинтересовался…

– А что там, за Переходом? – шёпотом спросил мальчик. – Ты там был?

– Да. Давно.

– А как там люди живут?

– Не знаю. Я не видел.

– А когда Переход открывается, ты можешь позвать кого-нибудь оттуда?

– Позвать? Не уверен. Но я могу проверить, есть ли там живые. Проверял… Нельзя же отправлять в никуда раз за разом.

– И как?

– Там много людей. Я пытался сосчитать… точно – не получилось, конечно. Но судя по их количеству, там, в общем, всё в порядке.

– Здорово, – искренне сказал мальчик. – А когда-нибудь они о тебе будут складывать легенды!

Райнер невесело улыбнулся. Ему в это «когда-нибудь» точно не попасть…

– Может быть.

На следующий день – точнее, ночь – он проводил тех, кого отобрал жребий. Трое из той пятёрки на прощанье долго жали ему руку. Райнер невольно вспомнил, как на этом самом месте он дрался с Чифой. С ума сойти, уже и с того момента больше года прошло… Жизнь неслась так стремительно, как будто эпидемия семь лет назад сумела ускорить её бег.

***

Ник приехал через пару дней. Райнер уже ходил почти как обычно, удивляясь на то, как быстро восстанавливается здоровье, если ты лондар. Лодку они взяли, но Райнер заявил, что с сетями кто угодно может наловить рыбы, а настоящая рыбалка – это ловить с удочкой и биться с рыбой один-на-один. Он даже не сильно преувеличил: в реках Диса водились весьма крупные образцы подводной фауны, которых приходилось долго уговаривать признать своё поражение и пойти на сковородку. Райнер их только изредка видел, втайне надеялся, что когда-нибудь и ему удастся отловить такое чудо, и почему бы не сейчас. Впрочем, у рыбы на этот счёт могло быть своё мнение.

А ещё – была прозрачная быстрая вода, были меняющиеся узоры песка на дне, тёмные водоросли, в которых спали мелкие серебристые рыбки, ночные птицы, бесшумно чертящие в небе свои загадочные знаки для таких же, как они, неспящих… Была ночь. Летняя, живая и дышащая, полная шорохов и всплесков, далёких голосов и царящих над миром звёзд.

***

Люди продолжали рыбачить, и когда Айретанна вдруг сообщил, что они видели на другом берегу чужих, Райнер насторожился. Местные. Какая-то шпана. Наблюдали.

На следующий раз, отправив людей на реку, он пришёл в центр, откуда велось наблюдение за охранным периметром. Камеры показывали летнюю ночь, лёгкое волнение на реке… а потом Райнер ткнул в экран.

– Вот они. Один, два…

– Четверо, – поправил начальник охраны.

– Где?

– Двое у берега, двое на воде.

Райнер встревоженно глянул на него.

– Надо вернуть наших рыбаков. Они должны понять, что это люди! Лондар же не сунутся на реку, реки пустуют с начала эпидемии, а тут вдруг… Идиот, и как я не догадался?..

– Подождите, – начальник охраны положил Райнеру руку на плечо. – Во-первых, с ними двое лондар с оружием. Во-вторых: если что – надо давать отпор. Уйти по воде они всегда смогут, а вот чужим нужно показывать клыки.

– А если по ним будут стрелять?!

– Я предупрежу их.

Он взял рацию. Райнер напряжённо прислушивался к переговорам. Вот теперь придётся каждый раз волноваться, пока люди не вернутся с реки за охранный периметр…

Начальник охраны закончил разговор со своими подчинёнными.

– Кари, я не могу запретить вам волноваться, – он чуть улыбнулся. – Но это я взялся отвечать за безопасность на вашей ферме, так что не надо вам брать на себя лишнюю ответственность. Смею надеяться, что господин директор не просто так оказал мне честь, послав меня с вами к Переходу в тот момент, когда был риск мятежа.

– Я помню, – кивнул Райнер. – Но если что…

– Если что – мы будет отпускать людей на рыбалку днём и велим посадить тисойю у противоположного берега.

***

Через день в рыбаков стреляли. Райнер выскочил наружу, хотел было куда-то нестись, но его остановили: пока доберёшься до берега, всё уже будет кончено. Райнер сник.

К отражению нападения готовились: из тех, кто был на лодке, почти все были охранниками, а люди сразу легли на дно. Отбились… Райнер в ярости хотел было поднимать на ноги местные власти и заявлять о разбойном нападении на частную собственность, но вспомнил о том, что кто-то может его опознать, и решил натравить на них Сартена. Ник был на работе, пообещал разобраться, попросил подождать… а на следующую ночь к воротам фермы подъехали несколько машин. Райнер позвонил Нику ещё раз, но тот не мог ответить, – видимо, был занят. Райнер вздохнул и пошёл выяснять, в чём дело.

– Доброй ночи, – издевательски-вежливо поздоровались снаружи. – У вас тут человечья ферма, так?

Райнер стоял возле экранов, транслировавших изображение с камер. Начальник охраны протянул ему микрофон внешней громкой связи.

– Это частная территория, – хмуро отозвался Райнер. Интонации приехавших сильно напоминали тех подростков, которые сделали его лондар, и разговаривать с этим отребьем было выше его сил. – Говорите, что вам тут надо, и убирайтесь.

Снаружи загоготали.

– Какой грозный, надо же!

– Да бегом бежали!

– А ворота тебе не высадить?

Райнер опустил микрофон. Коротко глянул на начальника охраны.

– Оксар, отгоните их. Только не убивать, а то потом с местными властями объясняться неохота.

Тот кивнул. С охранного периметра стали стрелять, в машинах повылетали стёкла, дождь осколков посыпался на тех, кто сидел внутри, на землю. Райнер с угрюмым удовлетворением выслушал донесшиеся из машин ругательства и визг покрышек, когда водилы пытались быстро развернуться и уйти из-под обстрела. Вскоре стало тихо, но от их последнего «погоди, ты у нас попляшешь» на душе остался мерзкий осадок.

– Карту, – потребовал Райнер. – Слежка велась с другого берега. Они должны были как-то добраться сюда на машинах. Где ближайший мост?

– Ниже по течению, – отозвался Оксар, разворачивая карту на столе. – Вот, смотрите…

Он нахмурился.

– Нет. Не сходится.

– Почему?

– Долго. Тут уже возникает вопрос – где они живут. Хотя… я проверю номера. Лучше всего заявить о попытке незаконного проникновения первыми. Мало ли что.

Райнер прикусил губу: последнее, чего он хотел бы, – общаться с местными официальными лицами. Впрочем, Оксар может и сам выйти к ним, тем более, что безопасность – это по его части…

От ворвавшегося в тишину звонка он чуть не подпрыгнул. Оксар предостерегающе поднял руку и принял вызов.

– Да. Доброй ночи. А, очень приятно… вообще-то мы сами как раз собирались звонить вам по этому поводу. Что? Нет, это какая-то ошибка. Да, ферма по производству человеческой крови. Прошу прощения, но ваши заявители… да, я тоже решил, что они на ближайшей заправке… так вот, у меня есть записи со следящих камер, которые любой суд… нет, как раз наоборот, именно потому, что мы не хотим неприятностей… хорошо. Смотрите сами, как вам удобно, я-то постоянно на месте. И попрошу вас оградить нас от незаконных посягательств – хотя бы до вашего приезда. Дирекция моей фирмы, выбирая место для своего предприятия, руководствовалась, кроме прочего, и критериями безопасности. Было бы жаль покинуть это место, арендная плата устраивала обе стороны… Да. Благодарю за понимание. До встречи.

– Когда? – спросил Райнер, когда разговор был окончен.

– Ближе к утру.

Райнер присвистнул.

– Оперативно!

– Ничего. Отобьёмся.

Райнер посмотрел ему в глаза. Только бы не счёл трусом…

– К сожалению, я не могу вам помочь в этой беседе.

Нет, не счёл… даже удивился, что Райнер подумал о своём участии в переговорах.

– Не беспокойтесь. Вопросы безопасности не в вашей компетенции, так же как и вопросы аренды земли, так что вы тут ни при чём.

***

Он сидел у экрана от следящей камеры, пил что-то бодрящее, не замечая вкуса, и слушал, как Оксар общается с местными блюстителями порядка. Гостей было двое, они приехали незадолго до рассвета, и очень хотелось спать, но спать было нельзя.

– Видите ли. Мы обязаны проводить проверку при любой поступающей жалобе, но у вас, к сожалению, особый случай.

– Вот как? Позвольте спросить, в чём же нас обвиняют?

– Ваши методы добычи крови, разумеется, нас не касаются, но люди на вольном выпасе представляют опасность для местных жителей.

Райнер замер. Это не только оперативно, но ещё и умно. И вряд ли это придумали тупые истерички, приезжавшие к воротам.

– Люди находятся внутри охранного периметра.

– Вы выпускаете их на реку рыбачить.

– У вас есть доказательства?

– Да.

– Вы уверены? Те, кто напал на лодку, вели перестрелку с лондар, и это зафиксировано.

– Прошу прощения, но это ваши камеры, а потому могут возникнуть сомнения в объективности ваших данных.

– Я могу предоставить вам записи и представить весь персонал лично, чтобы вы могли сличить видео с оригиналами. Полагаю, это входит в интересы вашей проверки?

Райнер прерывисто вздохнул. А если эти молодчики действительно засняли людей на реке в предвидении грядущих неприятностей? Хотя вряд ли… сколько раз они появлялись? Надо пересмотреть материалы, если кто-то из них снимал, он это увидит… Как же всё это мерзко…

– Хорошо. Предоставьте.

– У меня к вам есть вопросы… угощайтесь, прошу вас.

– Благодарю.

– Спасибо.

– Так вот. На моих подчинённых было совершено нападение. Буквально через сутки к воротам подъехали, как я выяснил, те же лица с угрозами. Охрана открыла предупредительный огонь. Я подал соответствующее заявление, кроме того, разумеется, я уведомил о произошедшем директора. Наша ферма управляется из-за границы, и ежели не будут приняты меры, дело может обернуться международным скандалом. Мне бы этого не хотелось.

– Вы всё сделали верно. Теперь следующий вопрос. В наши полномочия входит не только затребовать документацию, но и получить доступ к вашему охранному периметру и к системе слежки за людьми. Вы предоставите нам эту возможность?

Оксар на мгновение задумался.

– Да. Однако, как вы понимаете, я не имею права раскрывать вам производственные секреты.

– Об этом речи нет.

Райнер встал. Они напрашиваются пройти сюда, в центр контроля, стало быть, ему надо уйти в резервный, пока время есть. Как стемнеет, наверное, поедут осматривать сам периметр, если не будет лень.

Он успел перебраться, не столкнувшись ни с кем в коридорах. Сидел у экрана, несмотря на то, что его клонило в сон: они разбирались с чипами, Оксар на ком-то показывал, что будет, если человек задумает бежать. Даже сквозь сонливость было жутко, противно от унизительности процедуры, и как после этого извиняться перед человеком, который уже отвык, что его считают скотом… у этих-то только лондар полноценные граждане страны… очень хотелось сделать перед собой вид, что это всё снится, но ведь не выйдет, и… Наконец проверяющие отправились на отдых.

Оксар возник перед ним внезапно, – Райнер вдруг обнаружил, что всё-таки задремал.

– Я разместил их в комнатах вместе с нашими охранниками, – у нас же нет помещений для гостей.

– Когда они уберутся?

– После заката.

Райнер подумал, что проверяющие с радостью спихнут дальнейшее разбирательство вышестоящему начальству. У наглецов, конечно, есть связи, но Сартен выбил разрешение построить ферму здесь, в другой стране, так что… похоже, грядёт выяснение отношений на другом уровне, а вот хорошо ли это, и на чьей стороне сила – отсюда, с фермы, не видно. В особенности – ему.

***

Когда через месяц он отправлял следующую группу, люди уходили один за другим, всё было как обычно… он поймал себя на мысли: обычно. То, что стоило неимоверных усилий, то, за что он так боролся, – стало нормой, никто не мешает… Как же дорого это всё стоило.

Внезапно он почувствовал в Переходе встречное движение. Парень, собравшийся уже шагнуть, едва успел остановиться, чтобы не столкнуться с тем, кто ступил на землю Диса. Райнер рванулся сквозь темноту.

– Яр!

Тот радостно улыбнулся во всю ширь, они обнялись. Райнер напрочь позабыл про всё, – про ещё не ушедших, про рассвет, который когда-нибудь настанет, про то, что надо быть осторожными…

– Яр, как тебе в голову пришло вернуться? Я и не думал…

Яр крепко держал его за руки и понимал, что обалдевший от счастья Райнер не в состоянии ничем руководить.

– Сейчас всё объясню. Так, ребята, шагайте в Переход, вас там встретит мой напарник. Нечего тут болтаться и вопить на всю степь.

– А ты… ты вообще кто?

– Я был проводником. Приводил людей к Переходу. Давно.

Райнер посмотрел на людей, которые чего-то ждали, и наконец сообразил, чего они хотят.

– Это мой друг, – сообщил он. – Мы когда-то работали вместе в Ордене, потом уехали на Дис. Идите, он прав… а им там передайте, что мы встретились, что всё хорошо, ну а за его безопасность я отвечаю. И за то, что он вернётся обратно – тоже.

Люди переглянулись, потом всё же один за другим исчезли… и Райнер закрыл Переход. Он понимал, что это глупо, но не мог заставить себя выпустить Яра, – боялся, что это всё иллюзия, и призрак исчезнет. Яр улыбнулся, покачал головой.

– Да нет же, успокойся. Это действительно я. Если хочешь, можем отъехать от Перехода, и я не растворюсь в воздухе.

– Издеваешься!

– Конечно.

Яр вдруг стал серьёзным, вгляделся в глаза Райнера.

– Знаешь, я никак не мог поверить в то, что ты лондар. Как-то оно не укладывалось в голове. Ты нас здорово напугал, мы думали, что ты погиб. Эти твои два огромных перерыва… не говори ничего, не надо, твои люди нам всё рассказали.

– Пойдём вниз. Там всё как прежде.

– Я хотел бы увидеть твою ферму…

– Но там же лондар.

– Но ведь там и ты, и люди, которых ты собираешься отправить к нам. Знаешь… мы ведь построили город, из которого видно Переход, у нас посты… ну так, на всякий случай. И мы каждый день надеялись, что всё-таки Переход раскроется, и кто-то придёт. И это значит, что ты жив. А потом пришли эти трое с девушкой…

Он махнул рукой.

– Мы поняли, что ты закрыл себе путь и не уйдёшь с Диса. Знаешь, как это было жутко – понимать, что во весь рост встал приговор «навсегда»? Мы не знали, сможешь ли ты ещё кого-то отправить, и невозможно было отправиться на Дис и вытащить тебя оттуда, хоть силой, хоть как угодно!

Райнер подумал, что Орден правильно не ввёл в программу обучения для Владеющих Силой уровня Яра умение открывать Переходы. По меньшей мере, одну глупость это правило предотвратило.

– А потом свалился этот, мягко говоря, придурок Чифа, – Яр усмехнулся. – Я подумал, что тут какая-то ошибка. Собственно, он и сам подтвердил.

– Вы сумели приставить его к делу? – удивился Райнер.

– С трудом, – кивнул Яр. – Правда, сначала та девушка, которая пришла до него, от души отхлестала его по щекам. Мы были не в курсе, за что именно, но после экзекуции она рассказала. В результате к ней чуть было не присоединилась вся колония.

Райнер рассмеялся. Было легко и спокойно, а былые беды стали приключениями, о которых можно уже рассказывать вот так, глядя с мирного берега.

– Когда тебя ждут обратно?

– А они и вовсе не знали, что я собрался пересечь Переход, – сознался Яр. – Пришла твоя последняя группа с известием, что ты чуть не умер, я и решил… В общем, мы же отправляли людей навстречу тем, кого замечали, а когда ты стал переправлять регулярно, то стало проще: посылали двоих, они ждали, встречали и вели в город. Ну, я и растолкал всех, вызвался встречать.

Райнер смотрел на Яра с плохо скрытым восхищением.

– И напарнику не сказал?

– Сказал. В последний момент. Чтобы некогда было отговаривать. Ну, он тоже из первых ушедших, понял.

Яр остановился. Он умел видеть в темноте, как и все Владеющие Силой, он давно не был тут…

– Как хорошо, что ничего не изменилось, – тихо сказал он. – Было бы страшно, если бы тут всё перепахали, разорили… а так – вот она, та же степь.

Райнер подумал о том, что было бы, если бы он повёл Яра на ферму. Наверное, люди бы смотрели на Яра, как на чудо, – собственно, так оно и было, живой, свободный человек, почти легенда из тех жутких лет, о которых Райнер предпочитал не говорить… Они засыпали бы его вопросами. Каждый ведь уже видел себя там, в городе под иными звёздами, они хотели быть в нём, строить жизнь заново, они все были детьми и внуками переселенцев и завидовали тем, кто знал, как это – ступать на новую землю, делать всё впервые, строить, осваивать, открывать, узнавать… И это снова стало – возможно, и там была жизнь без страха, целая планета без страха, а не маленький огороженный клочок земли под усиленной охраной… Заговорились бы допоздна, а утром Райнер разрешил бы людям подняться наверх и показать Яру их хозяйство. Позвонил бы Нику, понимая, что тот должен давно уже спать, но – нет, мало ли что, ведь душа встанет на место только тогда, когда Яр снова скроется за Переходом…

– Ты что? – сонно спросил бы Сартен. – Что-то случилось?

– Да. Случилось. Хорошее. Ну проснись же!

– Да проснулся я! Честное слово, я ещё не научился во сне отвечать на звонки.

– Яр пришёл. Слушай, они сейчас наверху, делятся опытом. Я хочу Яра снабдить чем-то полезным для колонии, пусть он тебе скажет, что им надо, ладно?

– Стой, – Ник бы, наверное, окончательно проснулся. – Яр? Твой проводник? Он пришёл узнать, как ты себя чувствуешь?

– Ну да.

– Обалдеть. А они там Чифе морду не набили?

– Это он сам тебе расскажет. Пойдёт?

– Вполне. Интересно, почему они не додумались выбраться раньше?

– Не знаю. Может, не так уж им там чего-то и не хватает. Да нет, не хватает, конечно, но они привыкли стоять на своих собственных ногах.

– Это хорошо, – и Ник бы неудержимо зевнул. – Извини.

А Райнеру наконец стало бы стыдно.

– Я тебя разбудил…

– Ага, я заметил. Не страдай, лучше дай мне подремать ещё немного, а когда Яр вернётся, позвони снова. Завтра всё равно выходной…

Райнер очнулся. Не будет этого. Люди ослаблены, Яр – с другой планеты, и не просто так Райнер давал уходящим с собой в дорогу необходимый минимум лекарств. Да и нехорошо это как-то… он не мог объяснить, почему именно, но по ощущению было – нехорошо, неправильно, не должен Яр появляться на ферме. А в Ордене учили доверять ощущениям, даже если ты не понимаешь их смысла до конца.

А потом он должен был сказать Яру: уходи, иначе я не успею вернуться на ферму до рассвета. И Яр говорил ему: до встречи. И Райнер поверил, что встреча – будет.

***

Чтобы собирать урожай, пришлось выпускать людей днём на поверхность. Райнер волновался – как это всё будет, не появятся ли любители дармовой крови под прикрытием каких-нибудь машин с защитой от солнца, но всё было тихо, а через экраны от следящих камер можно было наблюдать за людьми… и за дневной степью. Он удивился – и почему не додумался раньше вот так смотреть? Слишком закрутился, наверное… Он брался за дневные дежурства наравне с охранниками, отворачивал какую-нибудь из камер и подолгу рассматривал забытые краски – зелень деревьев, выгоревшую на солнце траву… Всё это было почти реальным, как любое изображение на экране, и до боли хотелось уйти туда, лечь на тёплую землю и смотреть, смотреть в синеву неба, и чтобы ветер колыхал цветы, которые закрываются на ночь. А стряхиваемая людьми земля вовсе не была чёрной, она переливалась тысячью оттенков, он отвык от таких красок, с удивлением узнавал это – заново. Поначалу после дежурств охранники посматривали на него с тревогой, – он был как шальной, – но ничего не говорили. Айретанна снова не выдал списка уходящих: все рабочие руки на счету. Райнер усмехнулся: из охраны в курсе уходов за Переход были и остаются только двое, для остальных – он нелегально сбывает часть «товара» местным фирмам по добыче крови, отвозит «списанных» каждый месяц. В этот раз выдуманным «покупателям» придётся подождать.

***

Когда в первые дни осени приехал Ник, поначалу казалось, что ничего не случилось, что в жизни наступила пора если не стабильности, то уверенности, что они создали нечто устойчивое, и там, далеко, за горами дела идут хорошо… Но Райнер через минуту уже знал, что это не так, и что Ник только пытается отвлечься и отдохнуть. Он не стал лезть в душу. Захочет – сам расскажет. В конце концов, раз пытается отдыхать, зачем портить ему выходные разговорами о делах…

Ник упорно молчал почти до конца. Райнер ждал, что он всё же не выдержит, – и оказался прав.

– У нас проблемы, – негромко сказал Сартен. – Точнее, это ещё не проблемы, но повод для того, чтобы насторожиться.

Райнер кивнул.

– Я могу помочь?

– Нет.

– Тогда всё равно расскажи.

Ник улыбнулся.

– Куда ж я денусь… Хотя тут, понимаешь, такие тонкости… Пока ещё ничего не произошло. Пока. Но есть такие вещи на рынке, которые ты чувствуешь шкурой. Впрочем, я же говорил, что будет хорошо, если мы продержимся больше года.

– Ясно. То есть ничего не ясно.

– Не бери себе в голову. Ты отсюда всё равно ничего не сделаешь. Это мне там плавать…

Он вздохнул.

– Может быть, теперь придётся реже приезжать. Дурацкая мысль: пока я здесь, может что-то произойти, а я не успею среагировать.

Райнеру показалось – он увидел череду дней, загруженных работой, только работой… люди – да, но между ними и лондар всё равно есть барьер, и никуда не денешься, при всём хорошем отношении. Он нужен им, и на ферме уже сложилась своя общность, своя жизнь, у которой есть цель – уход на свободу. Они нужны ему – как смысл его лондарской жизни. А если бы этого не было, – встретились бы? Нашли бы общее? Вряд ли… Никогда не вернётся и не повторится та лёгкость и радость, которая была до эпидемии, когда он пошёл работать на вахту у Перехода и заодно наблюдателем за… как там выразился Эрик? «Поломойки из Ордена», да. Так они и остались для истинных членов Ордена людьми второго сорта. Но с ними было хорошо, он был частью их жизни, было как-то… правильно. Люди незаменимы, можно только найти кого-то иного, нового, но это такая редкость, вот Ник – да…

– Не надо, – попросил Райнер. – Ты и так приезжаешь от силы раз в месяц, на выходные. Ну что может случиться? А если случится – это ж всё равно подготавливалось заранее, и надо было бы разрушать эту их подготовку, чтобы был реальный эффект, а не разгребание последствий.

***

Осень. И пятьсот человек, на которых был рассчитан максимум на ферме. И заботы. Урожай, заборы крови, отсылки, транспорт, охрана, перевозки людей к Переходу. И звонки от Сартена. Снова проверки, – местные обнаружили источник денег, начали потихоньку подкапываться. Пока это всё были мелочи, но мелочей становилось больше, Ник невнятно сообщал о забеспокоившихся конкурентах, и Райнер начинал уже ненавидеть все эти дела, торговлю, борьбу на рынках.

Осень, распахнутое небо, холодеющий воздух. Пустоты не было. Были люди, много людей. Были осенние костры в степи. Был молодой парень, которому выпал жребий уходить за Переход, а он вдруг поменялся с кем-то. Райнер растерялся: почему, что такое, что происходит, что он упустил? Айретанна начал было объяснять, рассказывать сначала, потом махнул рукой: у тебя и так дел хватает, не забивай голову, за всеми уследить невозможно.

После очередного звонка Ника Райнер не выдержал: вдруг накрыла паника, он бросился в гараж проверять оставленные на случай экстренной эвакуации грузовик и фургон. Зачем – он и сам не знал, просто забрался внутрь и остался сидеть на полу, глядя в никуда. Дни, месяцы тишины, покой, который казался невозможным и всё же наступил, – неужели это рухнет, и он опять останется в пустоте?.. А пятьсот человек в эти две машины не поместятся, надо пригнать ещё, никому не объясняя, зачем это нужно. Точнее, Оксару-то сказать можно и нужно…

В ту осень он невольно, неосознанно стремился удержать чуть ли не каждый уходящий миг, – не хотел признаваться даже себе, что это в предчувствии неизбежного конца тишины. Удержать – почти отказавшись от сна, впитывая в себя каждую мелочь, какой бы незначительной она ни была, всё, что видишь, слышишь, ощущаешь под пальцами… Он выходил в степь, касался земли, проходил по всему их участку до реки, а время всё уходило, утекало сквозь пальцы, уносило день за днём в безвозвратность.

***

Первый снег выпал – и сделал всю землю чистой страницей. Всё исчезло, и не осталось ни дорог, ни борозд, ни следов, только белый тихий свет и молчание, благоговейное молчание перед его очищающей силой. Позже – по снегу пройдут, проедут, губя его чистоту, может быть, он и сам растает в смущении, что пришёл слишком рано, или же наоборот, оскорблённый разрушением, но это будет позже, а пока есть только он, светлый и правый в своём бесшумном очищающем величии. Райнер знал, что ему придётся быть среди тех, кто казнит снег, что он повезёт людей к Переходу, и колёса будут взрыхлять тонкий белый слой, смешивать с грязью, оставлять следы, которые ему хотелось бы скрыть, – больше, чем кому бы то ни было из палачей снега, – но он ничего не мог изменить.

***

– Ник, что-то происходит. Я же чувствую.

– Пока всё в норме.

– Да?

– Да.

– Я не верю.

– Ты неправ.

– И всё же что-то происходит.

– Ну как тебе объяснить? Наши долги по кредитам перекуплены. Пока мы продаём товар – можем расплатиться. Но на нас могут надавить в любой момент.

– Это всё?

– Нет. Пошли проверки по документации, по качеству… по многим параметрам.

– Не в нашу пользу. Да?

– Проверки – дело долгое.

– Приходится платить?

– Не только. Они отнимают время.

– Это не всё. Да?

– Да.

– Говори. Говори, не тяни.

– Людей становится меньше. Скоро будет не до деликатесов.

– Как скоро?

– Не знаю. Мы пытаемся высчитать.

***

Машины у ворот. Снова. Оксар спокоен.

– Что вам надо?

– Проверка санитарного состояния вашего предприятия, вот предписание…

Рука Райнера выключила микрофон внешней связи.

– Нет.

Удивлённый взгляд Оксара.

– Но почему?

– Я только что был наверху. С западного поворота видно, сколько там машин. Камеры у ворот этого не показывают. Не пускайте их, иначе мы потеряем ферму.

– Есть.

Оксар опять включил связь. Мгновение на раздумья.

– Нас не предупреждали о вашем приезде. Без подтверждения о направлении проверки вход на ферму запрещён.

Голоса снаружи становятся тихими. Советуются? Райнер стиснул руки. Как же быстро, как быстро…

Начинается снегопад.

– Оксар. Я видел новости.

– Я тоже. Повышение цен на кровь и снижение численности людей.

– Вы же видите, к нам тоже стали меньше привозить…

– Да.

Снаружи – движение. Снова требования открыть. Оксар берёт микрофон.

– Нет. Я подчиняюсь только своему непосредственному начальству, а у него нет предписания от местных властей.

– Вот предписание! Возьмите и убедитесь!

– Я не открою ворота. Нас никто не предупреждал.

– Так позвоните в управление!

– Мне вполне достаточно слова моего директора. Обращайтесь к нему.

Тяжёлая рука выключает микрофон.

Райнер смотрел на экраны от следящих камер до тех пор, пока машины не развернулись и не убрались прочь.

Они явились, потому что наступает голод. В более благополучных странах, где больше городов и жителей, и людей уцелело больше, а тут – куда деваться, одна деревня, а вокруг степи, потом снова одна деревня… скрываться негде. Всех, кого можно, уже переловили.

Это тяжело сказать вслух, но придётся.

– Оксар, мы не имеем права допустить, чтобы их всех съели. Я не для этого затевал тут ферму.

– Кари, – тяжёлый спокойный взгляд через плечо. – Мне не нужны эти объяснения, поверьте.

***

В укорачивающиеся зимние дни Райнер часто сидел у экранов – смотрел за тем, как ленивое солнце сверкает на снегу. Снег был завораживающим, в нём была взятая в плен россыпь мириадов звёзд… и тайна его хрупкого бытия. Райнер вдруг обнаружил, что давным-давно уже забыл, как это – любоваться снегом.

Дверь бесшумно отворилась, когда он смотрел на подожженные закатом ветки низкого куста. Тень прошла по стенам и замерла.

– Господин Ригети… можно?

Райнер усмехнулся.

– Так ты ж уже вошёл.

– Ну, мало ли… я ж могу и обратно выйти.

Райнер оторвался от пылающих веток. Молодой парень… да, тот самый. Как же его зовут… Он потёр лоб, – было неловко. Когда на ферме пятьсот человек, трудно помнить имена.

– Салин Агертас. Да?

Тот заулыбался.

– Ага.

Райнер поискал взглядом второе кресло. Парнишка замахал рукой и остался стоять.

– Зачем ты отдал свою очередь уходить?

– Понимаете… он просто больше не мог тут сидеть. Не мог, и всё. Знаете, когда вроде бы и нормально – по сравнению с прежней жизнью, и никто не давит, а всё равно.

– Нервы сдали, – подсказал Райнер.

– Наверное… – он помолчал. – Послушайте, я хотел спросить… давно уже. Всё не решался.

Райнер коротко глянул на куст. Скоро солнце опустится, и догорят последние ветки. Уже недолго осталось.

– Вы ведь много людей проводили. Может, была там одна женщина… ну, где-то вам по плечо, глаза светло-серые, нос с горбинкой, волосы… наверное, уже седые стали. А были каштановые, с золотым отсветом на кудрях… – он зажмурился. – Она ещё постоянно носила кольцо с ярко-зелёным камнем, никогда не снимала. Камень такой… не гранёный, а круглый. Может, вы её проводили?

Райнер вцепился в край стола, – перехватило дыхание. Вот так… А может, каждый из тех, кто проходил через ферму, точно так же хранит в душе похожий вопрос и зажимает себе рот, чтобы не упустить надежду вечного «а вдруг»… потому что когда она облечётся в звучащую плоть слов, то встретит его «нет» и умрёт, умрёт навсегда, и ничто не сможет воскресить её… Может, тот человек, с которым Салин поменялся, потому и не мог больше ждать, и парень дал ему единственное спасение – шанс найти самому ответ на мучительный вопрос?..

– Господин Ригети! Вам плохо?!

– Нет. Нет. Ничего.

Напугал парня. Нехорошо.

– Салин, я проводил больше двух тысяч человек. Те, кого я лично знал, уходили первыми, и было их не так уж много. Остальных я видел мельком, а большей частью и не видел вовсе, потому что люди приезжали в машинах, в них же пересекали Переход, даже не выходя. Я не могу ответить на твой вопрос, хотя и хотел бы. Очень хотел бы. Прости.

– Да ничего… – вид у Салина был смущённый. – Я, собственно, примерно так и думал… Извините.

Райнер попытался улыбнуться. Салин заторопился, хотел было уйти, но Райнер поймал его руку и задержал.

– Подожди. Спасибо, что пришёл.

– Да не за что…

– Нет, ты не понимаешь. Я ведь не человек. Скоро зайдёт солнце, и я смогу подняться наверх, но я хочу… просто хочу увидеть, как перестанет гореть в закате вон тот куст. Видишь?

– Да…

– И… поэтому я тут. У экранов. Не потому, что я хочу за кем-то следить.

– Я понимаю, вы что, не думайте…

– Трудно жить без окон.

– Да…

– Смотри. Красивый закат, правда? Такой алый, такой… полнозвучный. У нас говорят – есть музыка Вселенной. Только не каждому дано её слышать. Мне вот не дано… но иногда кажется: я тоже что-то слышу.

Пылающий кончик ветки потемнел и погас.

***

У него было ощущение – надо дожить до весны. Почему, что будет весной? Может, новый виток спирали, по которой вдруг куда-то полетела его жизнь, или что-то другое?.. Люди прибывали, сообщали, что за ними ещё идут следом, что невозможно передвигаться иначе, чем небольшими группами, и потому надо было ждать их, раз за разом. Ник в подробности не посвящал, но после разговоров с ним только ярче становилось – надо дожить до весны.

У Райнера порой просили бумагу, – работы на земле окончились, в зимние долгие дни люди пытались чем-то заняться. Он не возражал. Удивился, почему в какой-то момент люди стали на него смотреть как-то иначе: не как это обычно бывало, а внимательно, пристально, будто хотели что-то разглядеть в его лице или запомнить. Мелькнула мысль о бунте, но он тут же отогнал её: глупость, этого давно уже нет, да и непонятно, какая могла бы быть связь между мятежом и таким вот разглядыванием. Можно подумать, обитатели фермы его никогда не видели, что ли… На всякий случай попросил охрану понаблюдать повнимательней – и вскоре забыл.

Землю заметало снегом. Серая пелена тихо и властно уничтожила границу между небом и землёй, сровняла всё в ровное неяркое свечение днём и осветила призрачным светом ночь. Тени исчезли. Можно было выйти наверх и, закрыв глаза, подставить лицо холодным прикосновениям крупных снежинок – они осторожно здоровались и тут же стремились улететь прочь, чтобы не растаять. Снег из покорной жертвы стал союзником, он жадно уничтожал следы, как будто хотел стереть саму память о том, что кто-то проходил по земле. Те, кто уходил за Переход, несли с собой самое необходимое, и вдруг Райнер заметил у одного из людей свёрнутый трубкой лист, – стоило выйти из машины, как ветер захотел выхватить его. Райнер успел добежать и отнять у ветра добычу, повернулся, чтобы отдать – и увидел, что человек страшно смущён, да и остальные тоже. Он в замешательстве посмотрел на бумагу, – так и не развернул, над белым полем белый лист терялся, пропадал, его почти не было видно. В глазах людей была просьба, здесь, у Перехода, он мог бы прочитать мысли… но не хотел. Он был полновластным хозяином на ферме, он мог бы в любой момент прийти, потребовать, вломиться в чужую жизнь… только ему это было не нужно.

Протянул лист. Человек медленно взял его, губы дрогнули – Райнер чувствовал, что человек хотел, стоял на пороге того, чтобы разрешить… чтобы дать ему посмотреть.

Но человек промолчал. И снег замёл следы уходящих за Переход.

Райнер вернулся в машину. Оксар ждал его, – после приездов местных охотников за чужой кровью они договорились, что Райнер будет отвозить людей только с охраной.

– Вы хорошо сделали, что отпустили их без вопросов, – неторопливо сказал Оксар, когда машина двинулась.

Райнер кивнул. Он и без объяснений знал, что это хорошо. Они не обязаны отчитываться ему о своей жизни, они не обязаны… да хотя бы и просто впускать его в свои личные дела.

– Они ведь рисовали вас, – спокойно продолжил Оксар. – Смотрели, советовались, думали, как лучше.

– Что? – Райнер удивлённо уставился на него и чуть не проскочил выезд на трассу. – Зачем?

– На память. Они же уходят, а вы остаётесь.

***

В новостях – редко, но тревожно – стали появляться сообщения о голодающих. Точнее, не так. О том, что лондар стали такими в результате нехватки крови, Райнер догадался сам, без подсказок, никто пока не увязывал этого напрямую. Он заставил себя смотреть: жуткие существа, уже почти полностью потерявшие человеческий облик… Голод. Тот, который он вычислил уже три года назад. О котором говорил ещё на суде. Голод оскалился с экранов и начал наступление.

Ему было плохо. Первой мыслью, невольным движением – срочно посмотреть на себя в зеркало, убедиться в том, что ты ещё не такой… А когда посмотрел, увидел, удостоверился, – долго ощупывал своё лицо, как будто свидетельства одного зрения было недостаточно.

Дожить до весны. Он знал, что ничего особенного весной не будет, кроме одного: станет легче пробираться тем, кто живёт вне закона. Только много ли их осталось? Может быть, проще было бы закрыть ферму, пока они ещё держатся на плаву, пока на них не повели атаку по всем правилам искусства борьбы с конкурентами, – но Ник не собирался этого делать: где-то там, далеко, шли и шли люди, и надо держаться.

Он и держался. А тишина только заставляла острее чувствовать хрупкость размеренной жизни фермы. Дотянуть до весны…

Охранники вполголоса обсуждали нехватку крови. Райнер не мог признаться даже себе, что ждёт от них если не бунта, то по меньшей мере каких-то вопросов, – это было нечестно, непорядочно… а они молчали, оставляли свои мысли при себе. Только потом вдруг пятеро попросили расчёт, – он вздрогнул, мысли заметались: есть ли среди них тот, кто посвящён в тайну Перехода?.. Не было. Он спрашивал, тревожно пытался понять, что их вдруг заставило уйти, они отвечали – далеко от семьи, тревожатся, как там свои. Оксар не возражал, хотя для него их увольнение тоже стало неожиданностью, а Ник, подумав, сообщил, что новых набирать не будет. У Райнера сжалось сердце: надо ждать перемен.

***

– Всё, – голос Сартена был еле слышным. – Будет суд и конфискация. Можно это оттягивать, пока хватит денег, но выиграть не получится. Разве что случится какое-то чудо.

Райнеру показалось, что на ферму уже едут военные – забирать людей.

– Сколько у меня времени?

– Не паникуй. Время есть.

– Ник… я не отдам им людей.

– Я знаю, тоже мне новость. Потому и звоню.

Райнер прерывисто вздохнул.

– Что будет с тобой… с вами?

– Я же сказал: не паникуй. Мы просчитывали этот вариант и ожидали его наступления гораздо раньше. Ферма продержались дольше, чем я рассчитывал. Но главная проблема не в происках конкурентов, которым наш успех не нравится.

– Люди заканчиваются?

– Да. Пока что об этом не говорят вслух, но…

– Понял. Ну… я пошёл?

– Да.

– Хорошо. Позвони, когда вернёшься.

Райнер кивнул, забыв, что Сартен его не увидит. Чувства загнать вглубь души, не время, всё – потом. Сейчас – мысль равна действию, быстрее, надо взять приготовленные на случай экстренной эвакуации грузовики… да, это всё-таки настало, обрушилось… Позже, не до эмоций… А кто поведёт?

Он бросился к людям, велел выходить наверх. По дороге кто-то из охраны попытался задать какие-то вопросы, он отрывисто бросил что-то про распоряжение дирекции и убежал за ключами от машин, по дороге незаметно отключил слежку за людьми через чипы. Потом метался по комнатам, выгонял всех, торопил, вытаскивал за шиворот нерасторопных, отмахивался от персонала: сейчас аврал, всё потом, распоряжение директора, выполню – всё скажу, пожалуйста, не мешайте…

Когда поднялся наверх – попал под прицел сотен взглядов. Остановился… пошёл вперёд. Сколько их тут? Они хотели максимум пятьсот человек, сейчас, конечно, меньше, но всё-таки…

– Вот что, – сказал он, и сразу стало очень тихо. – У лондар всё плохо. Нашу ферму собираются сожрать. Скоро. Я хочу отправить вас отсюда прежде, чем к нам приедут забирать имущество за якобы имеющиеся долги. Вы – наше имущество. По их законам. Поэтому, пожалуйста, набейтесь в машины под завязку. Только без паники и давки. Мне нужны водители. Я хочу увезти всех.

Райнер обвёл их взглядом. Он знал, что этих глаз он не забудет никогда, что ему осталось недолго жить, потому что наступает голод… и вдруг он понял, что ему уже не жаль этой оставшейся жизни. Он – сделал. Выполнил. Не зря. И ему не придётся стыдиться тех, кого он собирается переправлять…

– Кари, – раздался голос за спиной.

Он обернулся. В дверях стояли трое охранников.

– Кари, куда вы их отправляете?

– Туда, где их не найдут.

Он вдруг осознал, что безоружен.

– Конкуренты одолели? – уточнил охранник.

– Да.

В толпе людей пошло движение, кто-то пошёл к Райнеру, охранники, вздрогнув, потянулись к оружию.

– Нет! – крикнул Райнер. – Назад! Все назад. Отойдите.

Он резко обернулся к людям, жестом велел им отступить, шагнул к лондар, растолкал их, потом его ухватили за рукав.

– Кари, – сказал охранник. – Я только хотел… мы хотели спросить, не нужна ли помощь.

– Что?

Ему показалось, что он ослышался.

– Вы же все ключи похватали, – объяснил охранник. – Куда вы их довезёте, если водители – люди? Их же увидят сразу.

Райнер пошатнулся. Не может быть… но они же не знают про Переход, Оксар хранил тайну, они же… что он скажет, как же быть…

– Ехать недалеко.

– Рискованно. Давайте-ка лучше мы.

Переход. Там будет Сила. Если что… он даже сумел избежать выстрела Чифы. В конце концов, хватит, эти лондар столько прожили бок-о-бок с людьми, неужели в последний момент предадут?! Но если он ошибётся, если они на грузовиках рванут в неизвестность?

А потом он вспомнил: водителям-людям в ночи нужен свет. Они будут вынуждены включить фары. И это будет концом всего. Может быть, даже вернее, чем если бы охранники оказались предателями.

– Хорошо, – он кинул им ключи. – Давайте. Только быстро. Я сяду в машину, буду показывать дорогу.

Он проследил за погрузкой. Условия зверские, ничего, это ненадолго, хотелось бы верить… как же хочется – верить. Просто верить.

Райнер выехал в степь. Колонна растянулась, ему страшно не хватало, чтобы сзади тоже ехал кто-то свой, чтобы хотя бы мог сказать, если кто-то свернёт… Но – не было. И оставалось, стиснув зубы, ехать вперёд. Выехать на трассу, – весна, всё развезло, не проберёшься другой дорогой. По трассе мимо пролетают встречные. Патрулей нет. Пока.

Остановиться посреди трассы. Никаких поворотов, ничего, только степь, только река, рядом обрыв… Коснуться Силой всех водителей: выходите, присядьте, подождите. Удостовериться, что сделано. Позвать телепатически людей, – он всех знает, теперь это несложно. Пусть сядут за руль. Сейчас он скажет, что делать.

Он знал, что это последнее провожание. Как-то просто и очень жутко: последнее, больше не будет. То, ради чего он остался жить и не встретил рассвет, закончилось. Заканчивается. Первая машина, вторая, третья… как когда-то давно, немыслимо давно – восемь лет назад – уходили первые. Восемь лет, похожих на века. Охранники терпеливо ждут, сидя на обочине трассы. Ничего, теперь уже недолго. Скоро всё. И не будет никакого «дальше».

Он стоял над обрывом, раскинув руки. Здесь всегда ветер. Он уже позабыл, как тут хорошо днём. Какого цвета трава. Как небо отражается в водной глади. А ведь он обрёк и этих охранников на смерть от голода. Не отсрочил. Ни себе, ни Сартену, ни им. Сколько бы они могли продержаться, если бы он не отправил людей за Переход? Он предатель. Но он тоже обречён. Наказание?

Райнер не помнил, сколько он простоял на обрыве, не знал, отчего очнулся. Может, просто повернулся небосвод. Может, упала звезда. Они так красивы, когда прочерчивают короткую светящуюся полоску на чёрном небе… Скоро все, кто ещё жив на Дисе, станут такими звёздами. Только кто-то убивал людей, а кому-то удалось остаться человеком. Скоро всё закончится, и не надо будет из последних сил бороться за жизнь.

Он повернулся и неверным шагом пошёл к трассе. Осталась только одна машина, в неё набьются охранники… потом они обязательно спросят. Не могут не спросить.

Они вернулись на ферму, Райнер зашёл к себе, собрал деньги, документы и попросил весь персонал прийти в опустевшую комнату. Он отложил объяснение на потом, будущее стало настоящим и взглянуло ему в глаза – уже глазами лондар.

– Я прошу вас выслушать меня до конца и обещаю, что буду краток, – сказал он. – Наша ферма встала поперёк горла крупным производителям крови, они очень старались нас разорить, и это наконец получилось.

Он замолчал. Говорить в напряжённо звенящей тишине было страшно трудно, ему нужен был отклик, любой, пусть негодование, крик, но…

– Ник Сартен просил поблагодарить вас и сообщить, что сейчас на ваши счета перечислены все деньги, которые мы были должны вам за работу. У вас будут рекомендации, с которыми вы сможете найти себе хорошее место. И последнее.

Райнер снова замолчал. Сартен не знает, что тут происходит… а если бы узнал, то одобрил.

– На ферме имеется неотправленная партия крови. Я хочу подарить её вам. Я считаю, что незачем кормить бездельников, из которых кое-кто приложил руку к нашему разорению. Поэтому – примите. К сожалению, это всё, что я могу для вас сделать.

Он ждал, что ему напомнят о людях. О том, что можно было бы распределить не только эту кровь. Но ответом была тишина.

В тишине лондар подходили к нему за кровью, жали на прощанье руку и уходили, один за другим, длинной вереницей. Двери, ведущие наверх, были распахнуты, охранный периметр выключен, – больше некого сторожить.

А потом замолкли шаги последнего, и тишина стала всевластной, она ворвалась со степных просторов и завладела тем, что осталось от фермы.

Райнер стоял в пустом коридоре. И что теперь? Ждать, когда голод выйдет из подполья, станет явью, накроет его и превратит в животное? Встретить рассвет? Уйти за Переход и просить людей кормить его – за былые заслуги? Принести заразу лондаризма на чистую планету, превратить её во второй Дис?.. Даже если сам он никого не укусит, – он опасен, нельзя всё предусмотреть, невозможно, тем более, там нет цивилизации, там людям пришлось всё начать с нуля… Хорошо. И – что выбирать, смерть быструю или медленную?

За распахнутыми дверями пустой фермы уходила ночь.

Райнер смотрел на приближающийся рассвет. Интересно, перед смертью можно успеть хоть на миг увидеть голубое небо?

Звонок долетел издалека, Райнер не сразу его услышал. Настойчивый, упорный, упрямый звонок. Райнер медлил. Кто там, кому он понадобился, зачем? Какая разница…

Звонок не умолкал.

Снаружи неудержимо светлело. Скоро солнечные лучи зальют всё, он перестанет что-либо различать. Небо… размечтался.

Звонок продолжал трезвонить. Вызов. Кто-то хочет говорить с ним, кто-то рвётся. Насчёт имущества? Обойдутся, он уже никому ничего не должен. Да замолчит он или нет!..

Он сорвался с места, ринулся вниз. От трезвона в пустом помещении гуляло эхо, у Райнера уже звенело в ушах, только бы избавиться от этого навязчивого звука, уже невозможно, да что же это такое…

Он схватился за аппарат, хотел было оборвать вызов… и вдруг услышал голос Сартена. Он не мог разобрать слова, только слышал страшную тревогу в голосе, потом донеслось – Райнер, Райнер, да ответь же, скажи что-нибудь, Райнер, это ты?

Райнер медленно опустился на стул.

– Да. Это я.

– Слава Создателю! Я тебе уже полчаса звоню! Где ты был? Что происходит?

– Ничего.

– Райнер! Не смей мне врать! Почему ты не подходил? У тебя всё в порядке?

Он вдруг подумал, что не закрыл входные двери. Там – рассвет. Там властвует солнце. Он хотел в него шагнуть…

– Да не молчи же!

– Ник. Я проводил. Всех.

– Ну и хорошо, я так и думал. Всё получилось? Никто не помешал?

– Нет.

– А персонал?

– Они ушли.

– Вы нормально попрощались? Как они отнеслись? Да что ж такое, каждое слово из тебя выжимать!

– Всё было тихо. Ник, я…

Он хотел было признаться, но не смог. Как сказать – я хотел встретить рассвет, но ты помешал?

– Ты из меня всю душу вынешь! Что ты натворил?

– Ничего. Я только попытался.

– Ты… только не говори, что ты…

– Ник. Мы всё равно обречены.

– И что?! И это мне говоришь ты? После всего, что ты сделал? После того, как ты боролся, когда уже было бесполезно? Ты пытался покончить с собой?!

– Ник… прости меня.

– Знаешь… – у Сартена срывался голос. – Если бы я тебя не знал, если бы… ты не понимаешь, ты и меня поддерживал! А что мне теперь делать? Ждать смерти, ждать, что они найдут моего отца и растерзают? Без меня его уже никто не защитит! И теперь что – всё? Ты считаешь, что всё кончено?

– Я могу его вывести. Ты и сам можешь довезти его сюда. Это чуть ли не единственное…

Он осёкся. Жаркая волна стыда и чувства вины застила глаза. Последняя отправка людей была, как же!

– Прости, прости, прости меня! Я идиот. Я не подумал. Я ни о чём не подумал. Я… Ник!

– Райнер. Пожалуйста. Пожалуйста, никогда так больше не делай. Не пытайся встретить рассвет. Я не знаю, сколько нам осталось, но наше дело – может, единственное наше оправдание. Единственное, чем мы можем как-то искупить свою вину перед людьми. У тебя это есть. У меня – меньше. Но тоже. Без этого жить лондар позорно и страшно. Мне. Другим – нет. Это их проблемы, их счёты. У каждого своё.

– Ник…

– Я приеду. Мы приедем вместе. Жди. Дождись нас.

– Да дождусь я, – Райнер закрыл глаза. – Спасибо за оплеуху.

– Всегда пожалуйста, – Сартен усмехнулся. – Знаешь, глупо прозвучит, но… я боюсь отключить связь. Вдруг ты ещё что-то выкинешь.

– Не выкину, – слабо улыбнулся Райнер. – Хочешь, я позвоню тебе через какое-то время?

– Хочу, – серьёзно согласился Ник. – Через два часа.

***

Он бродил по опустевшей ферме. Так странно – ничего не надо делать, всё стремительно закончилось… Как долго готовились, и как мало понадобилось времени, чтобы всё прекратить. Один звонок и одна ночь. И пустота, ни души, только в тишине доносится далёкий шум проезжающих по трассе машин.

Райнер услышал приближение машины, вышел встречать. Весна… Так хочется забыть обо всём. Уйти с головой в весну, лазить по перелескам, по оврагам, встречать птиц, ощущать нахлынувшее счастье от того, что дикий зверь подошёл близко, посмотрел и не испугался… Сон. Не было этого.

Из подъехавшей машины вышли двое, Ник бросился к Райнеру.

– Ну? Ты как?

– Ничего.

– Знаю я твоё «ничего»!

Райнер поднял голову: Сартен-старший подошёл ближе и слушал.

– Здравствуйте… Ну что, едем?

– Погоди. Успеешь.

Райнер непонимающе глянул на Ника.

– А чего ждать?

Тот обернулся на отца.

– Давайте зайдём куда-нибудь. Дорога была долгая.

Райнер развёл руками: мол, хорошо, заходите… Он чувствовал, что что-то не стыкуется, но никак не мог понять, что именно.

– Сколько ты тут живёшь? – спросил по дороге Сартен-старший.

– Два года.

– Нет. Не на ферме. На Дисе.

– Постоянно – одиннадцать лет. Наездами – с заселения.

Отец Ника по-хозяйски уселся в кресло в лаборатории. Оглядел приборы, погасшие экраны. Ник остался стоять, прислонился к стене.

– Как тебя на самом деле зовут?

– Райнер.

– Видишь ли… Райнер. Мне недолго осталось жить. Не перебивай. Дела у Ника плохи, но дом он перевёл на подставное лицо, дом не отберут.

Райнер начал понимать, к чему он клонит. Зачем же они тогда приехали?!

– Он никогда не скажет, но я знаю своего сына. Если не будет меня, не будет дела, которое вы оба вели – ему станет незачем жить. Как и тебе сейчас стало.

– Но если ваша прислуга взбесится и накинется на вас?

– Прислуга получает довольствие. Кроме того, в поместье выращивают животных, кровь которых идёт в пищу.

– Это не выход, это просто замедляет процесс оголодания, и всё.

– Знаю. Но ты знаешь не всё.

Райнер расстроенно смотрел в сторону. У каждого свои привязанности, свои способы оставаться в живых. Может, Сартен-старший и прав насчёт Ника, но как же не хочется в это верить… Пропасть, в которую он только что заглянул, вдруг шатнулась навстречу, показала всю свою оскаленную глубину. И чтобы Ник туда шагнул, тоже по доброй воле?..

– Так вы не уйдёте? – безнадёжно спросил он.

– Нет. И ты не встретишь рассвет. Потому что ты нужен Нику. И ещё потому, что не всех людей переловили на Дисе.

Райнер попробовал поверить в последнее заявление, но у него ничего не получилось.

– Вы пытаетесь меня утешать?

– Нет. Собирай вещи и иди к машине. Вместе с Ником.

Райнер посмотрел на Ника. Тот ждал. Не спрашивал, не уговаривал, не соглашался и не спорил. Просто ждал его решения. Не надеялся, не верил в лучшее. Знал, что Райнер может не послушать, поступить иначе…

Он молча пошёл собираться. Ник не отставал, шёл следом. Знакомые пустые коридоры вдруг стали до боли чужими, жизнь ушла отсюда… ушла навсегда.

Райнер внезапно остановился.

– Ник, может так быть, что эту ферму отберут и переоборудуют как обычное предприятие по сбору крови?

Сартен оказался не готов к вопросу, – явно думал совсем о другом.

– Разве что местные. Земля не наша, постройки наши. Пока.

Райнер огляделся.

– Как ты собираешься выкручиваться?

– Долго объяснять. А что?

– Очень хочется спалить здесь всё, – признался Райнер. – Чтобы никто и никогда… Не было тут ничего.

– Неправда. Было. Ты не вычеркнешь это. И те, кто за Переходом, – они есть. Это здесь их нет, им нельзя позвонить, услышать голоса. Но где-то там, под иными звёздами, они всё равно есть.

– Почему же ты не отправишь туда отца?

– Он не хочет. И… это эгоизм, да. Я не представляю, как жить так, что больше не увидеть его, не поговорить, не…

– А если его отправят на ферму? Если его растерзают? Если сделают лондар? Тебе это будет легче пережить?

– Нет. Я вообще этого не переживу.

– Так почему?!.

– Он не хочет уходить. Он очень болен. Здесь хотя бы есть медицина…

– Какая медицина?! Ник, не сходи с ума, хватит одного меня без головы.

Райнер замолчал. В душе кипело бешенство. Расшаркиваются, думают о том, как будет лучше для другого… и ведь никто не врёт, а в результате погибнут все. И что делать? Силком выпихнуть старшего Сартена за Переход?

– Он знает о скрывающихся людях, – тихо сказал Ник. – Я ведь не живу в поместье постоянно, а к нему кто-то приходит, он держит связь. Он намеренно не позволяет мне узнать, но… Он посылал людей ко мне. И к другим нашим охотникам.

– Я в это не верю, – честно сказал Райнер. – Знаю я все эти подпольные дела…

– А ты можешь хотя бы предположить, что не все? Ты всезнающий?

– Я не всезнающий, – вспышка Ника больно резанула по натянутым нервам. – Я вообще слишком долго ни во что не вмешивался. Законы Ордена не позволяют, да мне и не хотелось. Но вот пришлось.

Сартен смотрел, как Райнер резко кидает в сумку свои вещи.

– Надо забрать приборы. Вывезти всё ценное. Остальное пусть горит.

– Ну давай, снимай, – Райнер коротко глянул на него через плечо. – Только для вывоза понадобится не один грузовик.

– Да нет, – поморщился Ник. – Не оборудование для сбора крови…

– Я понял. Не стой столбом, займись делом. Сейчас закончу собираться и подойду.

Сартен несколько мгновений помедлил – и, не обернувшись, ушёл в лабораторию. Райнер вздохнул: остался неприятный осадок.

Потом они вместе перетаскивали приборы в обе машины, лаборатория враз перестала быть строгой и чистой, в ней воцарился разгром, и в этом был какой-то отчаянный азарт: чем хуже, тем лучше, не о чем жалеть, нечего и некому оставлять…

– А вот и нет, – Райнер остановился посреди бывшей лаборатории. – Не спалю.

– Почему? – удивился Сартен.

– Птица тут, корма. Погоди, позвоню. После моего отъезда заберут.

Он набрал номер фермера. Тот почему-то вовсе не удивился – ни звонку, ни тому, что Райнер уезжает… как будто ожидал чего-то подобного.

До следующего вечера они остались на ферме – слишком поздно было уезжать, надвигался день. Райнер старался ни о чём не думать. Предчувствие, нарисовавшее ему будущее когда-то давно, на военной базе, сейчас молчало. Точнее, нет. Он не хотел его слушать. Совсем не хотел.

***

На трассе они вдруг увидели двоих – парень и девушка ловили машину. Райнер ехал вторым, следом за Ником, и подумал, что не возьмёт их, – всё-таки человека везут, Сартен-старший хоть и умел скрываться, но лучше перестраховаться… но Ник, посмотрев на них, вдруг затормозил. Райнер тоже остановился, вышел, – вдруг что-то случилось, а он не понял?

– …подбросите?

Райнер пригляделся. Парень был симпатичным, но что-то в его лице неуловимо настораживало.

Сартен оглянулся на Райнера.

– У меня места нет, а вот к нему можете сесть. Ты не против?

Парень вскинул глаза на Райнера, и тот вдруг понял, что его встревожило.

Это выражение он когда-то видел в зеркале. Давно, когда сидел в тюрьме и отказывался пить кровь.

Голод. Эти ребята явно не из богатых, а цены на кровь растут… одна из причин разорения фермы, кстати, они-то делали деликатес, а сейчас и обычная кровь сильно подорожала… Он давно уже не был человеком, бояться нечего, но… почему-то ему стало холодно, как зимой.

– Садитесь, подвезём.

– Спасибо!

Они заторопились, уселись на заднем сиденье. Машина тронулась.

– Вы что, из дому сбежали? – спросил Райнер. Молчание давило.

– Ну… не то чтобы сбежали, – усмехнулся парень. – Просто уже нет денег на кровь, да и не везде завозят. Из деревни уже почти все разбежались.

– Останетесь в городе?

– Нет, – вдруг резко отозвалась девушка.

– А что так? В городах кровь есть.

– Денег нет.

Райнер смотрел на дорогу. Нечего сказать, весёлые попутчики…

– Не злись на нас, – тихо попросила девушка. – Ты богатый, ты дольше проживёшь. А у нас есть только дорога, звёзды и любовь. Если всё равно умирать, то почему не довериться судьбе? Сколько пройдём, столько и проживём, а когда некому будет нас взять с собой, значит, пусть приходит рассвет.

Райнер чуть не въехал в зад машины Сартена.

– Ты что, серьёзно?

– А как можно о смерти – несерьёзно?

– Можно. Правда, я не умею.

– Вот видишь…

Он долго молчал. А ведь он не хотел их брать… Были бы две жизни на нём. Ник их спас… ненадолго.

***

Райнер всю дорогу прикидывал, куда может устроиться на работу. Возвращение на прежнюю фирму отпадало, план исполнен и закончился, медицинское образование Кари Ригети уже не нужно… стало быть – всё равно? Придётся просить у Ника разрешения пожить в его городской квартире, пока не найдёт какой-то вариант…

Они добрались до поместья Сартенов, – здесь царила тишина, и как будто ничего не изменилось с тех пор, когда всё было в порядке… относительно, конечно, потому что порядок безнадёжно рухнул восемь лет назад… Нет, изменилось. Здесь как будто тоже стало тише. Ник встретил вопросительный взгляд Райнера.

– Половину прислуги пришлось уволить, – объяснил он. – Сам понимаешь, дела плохи. Прислуга – это расточительство.

Райнер вздрогнул.

– А они не растреплют, что у тебя живёт человек?

– Не должны, – Ник помрачнел. – Мне тоже приходила в голову эта мысль.

– И что же делать?

– Я усилил охрану. Послушай, – он жестом попросил Райнера сесть. – Ты видишь, что творится. Скоро у меня не будет денег, чтобы платить оставшимся слугам, а поместье нужно содержать в порядке, и главное – за отцом нужен присмотр.

– Ты хочешь, чтобы я занял место его личного врача?

– И это тоже. Но я бы хотел, чтобы ты взял на себя хозяйство.

Райнер усмехнулся. После фермы – дело знакомое… и всё же у него было ощущение, что Ник хочет под этим предлогом оставить его возле себя. Боится, что он снова решит встретить рассвет?

– Отец по дороге кое-что рассказал. Я очень прошу тебя остаться в поместье и управлять им. Здесь катастрофически нужны свои, без своих – слишком опасно. Для всех.

Ник смотрел на него в упор, и не верить ему было… неправильно, подло, несправедливо. Но Райнер не мог поверить. Слишком это всё пахло той же самой безголовой благотворительностью. Может, и не совсем безголовой…

– Ладно, – без энтузиазма согласился он. – Я возьму на себя твоё поместье. Не обессудь, если окажусь плохим управляющим, из меня хозяин – без году неделя. Один раз я уже тебя разорил, тебе, похоже, мало…

Ник улыбнулся.

– Вот и будешь отрабатывать.

***

Вечером Ник уехал, а его отец зазвал Райнера на веранду и поставил перед ним бутылку солнечного вина. Райнер не заставил себя уговаривать.

– Расскажи о земле за Переходом, – вдруг попросил Сартен-старший. – Ты никогда не говорил, как оно там. Ты ведь это видел?

– Видел.

Райнер пил. Он знал, что от такого вина не опьянеешь, но хотелось хоть куда-то деться от этой жизни, от очередного окончания… которое честнее назвать провалом. Он снова проиграл.

– Расскажи.

Райнер прикрыл глаза.

– Там сразу за Переходом – поле. И другое время года… когда здесь зима, там ранняя осень. Странные деревья, трёхглазые звери…

– Трёхглазые?

– Да.

– Зачем им?

– Не знаю. Мы не проводили глубоких исследований. Теперь мне страшно, вдруг мы и там какую-нибудь заразу не разглядели…

– Не стоит.

– Так вот… если ехать прямо от Перехода, будут холмы. И там выходит на поверхность скальная порода, а в ней есть тёплые прозрачные прожилки. Как будто солнечные лучи пронизали скалу и застряли в ней. Там три материка, но от Перехода до океана далеко, я сам его не видел, только на видеозаписи. Был шторм, огромные волны и ярчайшее голубое небо…

Он допил вино. Сартен-старший налил снова.

– Я не знаю, где поселились наши. Я не был там после того, как стал лондар.

– Расскажи ещё.

– О чём?..

– О чём хочешь. Трёхглазые звери, говоришь?

– Да… и птицы тоже. Одна подлетела тогда близко, с огромным красным клювом, я ещё удивился: надо же, и как он не перевешивает? Смотрела, изучала нас. Сама чёрно-синяя, с металлическим отливом. Красивая…

– Почему не стали колонизировать и ту планету?

– Тогда шло заселение Диса и параллельно ещё трёх колоний, места хватало. А потом в Ордене пошёл раскол, – некоторые колонии стали заниматься изучением владения Силой, надо было решать, что с этим делать, и мнения разделились.

– Давить или не давить конкурентов?

– Ну да. Конечно, напрямую никто вопроса о войне не ставил, но все говорили о возможной опасности, о том, зачем им может быть нужно возрождать те школы, которые были поглощены Орденом…

– И как? Решились на войну?

– Нет. Пока нет. Впрочем, в Силовых вопросах можно отложить решение на пару сотен лет, и принимать его будут всё те же люди…

– Знаю. И всё же Орден стерёг этот Переход.

– Да, на всякий случай. Это называется – контролировать ситуацию, – Райнер усмехнулся. – Вот я тут и контролирую, как могу.

Он чувствовал, что лёгкость не вернётся. Наступила передышка, какое-то время будет тихо, можно вникать в жизнь поместья и дышать свежим ветром с равнины, а потом… потом что-то навалится снова. Но – позже. Не сейчас.

***

Он обдумывал новый маршрут. Лондар научились делать машины с защитой от солнца, пока что всё это выглядело дико неуклюже, да и стоило немалых денег, но от этого пробираться с людьми по дорогам становилось всё опаснее. Райнеру лучше всего думалось возле реки, над быстрой водой… и внезапно его осенило.

Первым делом он позвонил Нику и спросил, есть ли у него катер. Ник выяснял отношения с адвокатом и не сразу сообразил, о чём речь.

– Катер, – терпеливо повторил Райнер. – Для того, чтобы плавать по реке. Есть?

– Есть, конечно, – рассеянно отозвался Ник. – Когда-то, до эпидемии, мы даже устраивали гонки с друзьями, правда, я всё время проигрывал…

– Проигрывал? Это плохо. А кто выигрывал? Случайно не кто-то из твоих нынешних компаньонов?

Ник наконец понял, куда Райнер ведёт.

– Я поговорю. Тебе срочно?

– Нет, я ещё пока ничего не продумал. Просто мелькнула идея, я решил ею поделиться с тобой, пока она не удрала.

– Держи её за хвост, – серьёзно посоветовал Ник. – Я хочу заглянуть в поместье через пару дней, если что-то надо – скажи заранее, привезу.

– Да это я и сейчас могу сказать… два катера и машину, ну и на чём это всё ездит…

– И всё? – улыбнулся Ник. – Что ж так мало-то?

Райнер засмеялся.

– Придумаю ещё что-нибудь – позвоню.

Он засел за карту. Вверх по течению той речушки, которая протекает через земли Сартена. Дальше – надо будет прятать катер и пересаживаться на машину… дальше надо ехать до другой реки, на берегу которой, собственно, и находится Переход. Снова понадобится катер. Второй. Там местность пустынная, опасность представляет только один город на правом берегу, стало быть, его надо миновать днём. И да… он, конечно, разлетелся по рекам плавать: все берега покрыты тисойями.

***

Когда днём он обнаружил в доме женщину, то поначалу не понял: откуда она взялась, что делает тут, Ник же всех уволил… А потом он увидел её глаза и замер: она была человеком.

Вдруг нахлынуло – зимний закат, ферма, парень, спрашивавший про женщину с серыми глазами, Райнер невольно стал рассматривать её руки – нет ли кольца с зелёным камнем… Конечно, нет, и не стоит морочить себе голову пустыми надеждами на чудо.

Он понимал, что до полноценных провожаний ещё далеко, что надо добыть транспорт, всё проверить, хотя бы один раз пройти, добраться, убедиться, что расчёт верен. И оттого только накатывало чувство вины: почему не сразу, почему невозможно немедленно, они же ждут, некоторые уже здесь, кто-то далеко, в пути… Весна. Теперь пробираться будет легче.

***

Адвокат был вежливым, хорошо одетым и подтянутым. Двоих из тех, кого он пригласил на разговор, Райнер помнил смутно, – вроде бы друзья Ника, которые были на той встрече в ресторане, когда всё только начиналось. Райнер ехал из поместья, не опоздал, но всё же остальные успели явиться раньше. Ник сидел в углу, просматривал какие-то документы и то и дело порывался отвечать, когда адвокат спрашивал других. Тот терпеливо выслушивал.

Райнер присел рядом с Ником, адвокат бросил на него короткий оценивающий взгляд и сверился со своими записями.

– Господин Ригети, вы в курсе дела…

– Более-менее.

– Меня интересует вопрос с человеческими активами.

Райнер прищурился.

– С чем?

– С человеческим материалом, находившимся на ферме. По документам, у вас было четыреста восемьдесят две единицы.

– А… да. И что же вас интересует?

Ник умоляюще смотрел на Райнера, но тот не видел: был занят адвокатом.

– Вам придётся расплачиваться с долгами. Я, конечно, постараюсь сделать всё возможное, чтобы уменьшить сумму, но платить придётся.

– По закону ферма ещё наша? И в чём нас обвиняют?

– Ваша фирма – банкрот. У вас долги…

– Кари, ты всё равно не поймёшь, – Ник нервничал. – Послушай…

Райнер жестом попытался заставить его замолчать, но Ник не унимался. Адвокат ждал.

– Ник, ты дашь мне хоть слово вставить или как?! Так вот… что касается этих… единиц, так я их выпустил.

– Что?!

На лице адвоката было неверие, удивление, и ещё… мелькнул страх, что он имеет дело с настоящими сумасшедшими. Друзья Ника тоскливо переглянулись. Сартен схватил Райнера за руку.

– Это я приказал!

– Ну да, он приказал, – Райнер постарался, чтобы голос прозвучал как можно более обречённо. – Он меня заездил этими своими условиями. Я был в шоке! Тут начинается нехватка крови, охранники недовольны… и нечего удивляться! Они были недовольны! Я тебе докладывал, а ты игнорировал, заявлял, что это мои проблемы. Я их и решал. Как мог.

– Это и были твои проблемы!

Адвокат переждал перепалку.

– Продолжайте, пожалуйста, – вежливо попросил он Райнера. – Значит, он вам приказал выпустить их? Когда это было?

– Да вот как раз… какого числа? Ну да, точно. Позвонил, заявил, что будет суд и конфискация, что он приказывает выпустить людей. Потом ещё сам явился проконтролировать. Я едва усмирил бунт на ферме!

– Бунт?! Ты не говорил!

– Ага. Не говорил. А что ещё я сделал не так? Кто мне пригрозил, что если я не выпущу людей, то устроит так, что меня вообще никуда не возьмут?! Господин адвокат, вы же понимаете, мне с моей профессией деваться некуда, я…

Адвокат кивнул.

– Господин Ригети, скажите, пожалуйста, вы можете подтвердить в суде ваши заявления?

Райнер наконец посмотрел на Ника. Тот улыбался, и Райнеру стало страшно. В улыбке была изрядная доля безумия.

– А что ему грозит?

– По экономическим преступлениям… неуплата налогов… потом, ещё эти кредиты…

– Ну?!

– До пяти лет. Правда, если…

– Да он же ненормальный! – вдруг брякнул Райнер и сам испугался своих слов. – Да вы посмотрите на него! Какой нормальный лондар может отдать такой приказ? Я ему должен был прогулочки для людей устраивать! Кормить их, занимать физическими нагрузками! Это же всё предлог! Он просто псих, для него люди – это полноценные члены общества, он пытался играть в то, чтобы у них были условия!

Он не смотрел ни на Ника, ни на его товарищей по несчастью.

– Он завёл всю эту фирму, чтобы реализовать свои безумные идеи! И да, я купился, я поверил в то, что он мне заявлял, – что кровь будет вкуснее, если люди будут жить полноценной жизнью. И это действительно было так, я сам пробовал, – никакого сравнения! Но смотрите, чем всё это обернулось! Он их просто выпустил! Приказал выпустить, понимаете? В условиях надвигающегося голода, когда каждая капля крови на счету! Он не подумал не то что о нас, работниках: ему даже на себя наплевать! Это безумие и ещё раз безумие! Какие пять лет тюрьмы, вы всерьёз думаете, что это его исправит? Добейтесь для него психиатрической лечебницы, где держат подобных ему, тогда будет толк.

Райнер замолчал и уставился в пол. Адвокат был серьёзен.

– Вы понимаете, что в подобном раскладе становитесь главным свидетелем?

– Да, – Райнер невольно вздохнул. – Понимаю. А можно как-то избежать моего появления в суде? Я подпишу показания.

– Почему?

– Видите ли… – он замялся. – После всего происходящего мне стыдно появляться перед общественностью. Я врач, моя профессия – следить за здоровьем… ну, вы понимаете. Понимаете?

– Не совсем. Но это ваше право.

Райнер напрягся. Если этот изворотливый тип будет настаивать… если Ника без этого свидетельства засадят в тюрьму… если…

– Моих показаний в письменном виде точно будет достаточно?

– Не беспокойтесь. Вопрос только в том, чтобы вы согласились их дать.

Он с трудом дождался, когда адвокат распрощается, и наконец заставил себя посмотреть на Ника. Тот хмыкнул.

– Кари, ты… по-моему, ты решил повторить мой трюк в поезде. Помнишь?

Райнер ахнул и снова подумал про виток спирали. Правильно, тогда это был Ник, он протаскивал его через границу при помощи вранья…

– Помню. Только если это виток спирали… то я могу быть круглым идиотом, и тебе это не поможет.

– Поможет, – один из друзей Ника подошёл поближе. – А что, разве это было враньё?

– Наполовину, – честно признался Райнер. – А вы не поняли?

– Нет, – лондар развеселился. – Хотелось бы знать, во что вы нас втянули.

– В безголовую благотворительность, – ехидно отозвался Райнер.

– Заговорщики, – махнул рукой другой. – Ладно. Ещё увидимся… как это ни грустно. Хотелось бы повод поприятней.

***

– Успокойся. Ничего страшного не произойдёт, даже если я сяду в тюрьму. Там хотя бы кормят, некоторые вообще стремятся на зиму в тюрьму попасть, чтобы не мёрзнуть, потом выходят.

– Ты ничего не понимаешь. Ты там не был.

– Послушай. Даже судя по твоему рассказу, ничего особенного в тюрьме нет. Тебе было хреново только потому, что ты не пил кровь, и потому, что тебя шантажировали. Мне-то это не грозит.

– Да нет же!..

– Именно что да. Ты так переживаешь, как будто я на тот свет собрался, честное слово. Ну суд. Ну подумаешь. Это же всё цивилизованно. Или это потому, что ты из Ордена, а там всякие ужасы рассказывают про древние времена?

– Ужасы? А… да нет, я…

– Ну вот видишь, ты даже сам не понимаешь, с чего весь этот психоз. Ну так же нельзя, ты на себя уже не похож.

– Ник. Я не могу допустить, чтобы тебя посадили!

– Да ты уже всё сделал для этого. Адвокат у нас хороший, устроит экспертизу со своим знакомым экспертом, чтобы доказать, что я сумасшедший. Это должно сработать, может, я даже и не сяду. Адвокат сказал, что даже моего присутствия не требуется…

– Ник! Я не могу допустить, чтобы тебя посадили!..

– Ох. Ну что мне с тобой делать? На этой проклятой планете даже успокоительные перестали производить… Да услышь меня, в конце концов! Сейчас ты уже ничего сделать не можешь. Всё. Сейчас делать будут другие. За них ты не сделаешь. Понимаешь? Ну? Хорошо. Так что возвращайся в поместье. Нет, не возражай. Или ты уже до того дошёл, что боишься выпустить меня из поля зрения?

– Тебе всё шуточки…

– Ну вот и отлично. Так ты вернёшься? Я тебе, между прочим, поручил важное дело…

– Знаю.

– Возвращайся. Следственные дела будут ещё какое-то время тянуться, даже когда меня арестуют… да не вздрагивай ты так, чуть бокал не уронил! В общем, я сказал адвокату, чтобы он держал тебя в курсе дела.

***

Ник повёз Райнера в поместье сам. В стенах закрывшегося от солнца города Райнеру было почти физически плохо, он вздохнул полной грудью только в тот момент, когда машина вырвалась на простор. За последние дни он мало говорил с Сартеном-старшим, и вдруг накрыло осознание: а ведь тот имеет полное право ненавидеть его за то, что сын идёт под суд за чужую вину, ведь по-хорошему затеял всё Райнер, ему и отвечать… а в результате человек остаётся один среди чужих. И как-то они с отцом Ника умудрились ни разу ещё про это не говорить…

Ник завёл машину в гараж, они поднялись наверх. Наверное, это всё же было правильно – бросить всё на день, да хотя бы на несколько часов, и уехать сюда, к отцу. Да, некогда, да, занят, но потом-то будет слишком много свободного времени, которое вовсе не сможешь потратить на то, что хочешь. Или хуже – на то, что нужно? Сколько осталось отцу Ника? Смерть ведь не сообщает даты своих визитов…

При взгляде на Сартена-старшего давящее чувство вины всё же почему-то ослабело. Нет, он не обвиняет, он общается, как с тем, кто против него ничего не сделал… Как ему удаётся? Неужели и вовсе не пришло в голову? Да нет, не может быть… И точно так же течёт тихий вечер, перерастая в весеннюю ночь, и точно так же льётся вино, идёт беседа… только он чувствовал, что своей тревогой и ожиданием обвинений разрушает это.

– Ну хватит, – вдруг сказал Сартен-старший. – Он уедет, а ты останешься. Здесь. Ты так и будешь себя грызть?

– Буду, – сознался Райнер. – Ведь это же заслуженно. Это же правда.

– Правда, – неторопливо кивнул Сартен.

Ник открыл было рот, чтобы возразить, но отец покачал головой, и тот промолчал.

– А у тебя был другой выбор?

Райнер основательно задумался. Тогда сидел он сам, и другого выбора не было. Теперь он подставил другого человека. Спираль… он сам не знал толком, откуда взялась у него эта идея, почему – и от какого жизненного поворота – Судьба внезапно начала давать второй шанс или на других показывать, что может быть иначе.

Он поднял отчаянные глаза.

– Нет. Не было.

– Ну и всё.

– Но ведь вы…

– Я бы хотел, чтобы было иначе. Но ты не справился бы один, верно?

– Верно. Я вообще ни с чем один не справляюсь. Наверное, не дано. Хотя должен был бы.

– Каким образом?

Райнер попытался найти ответ, но смешался и махнул рукой.

– Вот видишь. Так что…

Он налил Райнеру вина.

– Пей. Кто знает, будет ли следующий урожай.

***

А потом Ник уехал, и в жизни настало ожидание – ожидание суда. В поместье пришли ещё двое, Сартен-старший повёл их и Райнера в подвал и открыл дверь, Райнер поразился: здесь под землёй было чуть ли не такое же помещение, как и дом наверху, тут можно было жить, прятаться… Райнер с удвоенной силой засел за карты, стал просчитывать дорогу, потом добрался до берега и крепко задумался: подойти к воде можно было только в паре мест, которые просматривались со всех сторон.

Через день он уже вместе с Сартеном-старшим рисовал план подземного хода, который должен был соединить поместье с берегом. Один тут уже был, он вёл откуда-то из полей прямо в подземелье, по нему и приходили люди, а вот новый путь… при одной мысли о том, что всё это надо копать вручную, Райнер мрачнел: время, время, это же всё долго… Вскоре они с тремя беглецами распределили часы работы и принялись за дело. Они присматривались к Райнеру, а он – к ним: опять чужие, опять новые, каждый со своим грузом прошлого, со своим везением, позволившим прожить целых восемь лет в подполье. Восемь лет, дававших право не доверять, не отвечать и не задавать вопросов, – или наоборот, мгновенно роднивших с такими же, как они. А ещё – предстояло выяснить, где спрятать машину, добраться туда незамеченным, и он рассчитывал, что люди поедут с ним, потому что выбраться на берег в нужном месте он не мог из-за тисойи, и надо приобрести ещё один катер, каким-то чудом довезти его до другой реки… Порой затея казалась нереальной, накатывали волны страха: люди могут случайно пропустить тисойю, укрытие обнаружат, слишком далеко ехать, по дороге надо устроить убежища, тоже следить, чтобы ни на кого не напороться, а потом ещё и вторая река… Он работал как проклятый, шаг за шагом вгрызался в землю, ставил подпорки, чтобы земля с потолка подземного хода не обрушилась и не похоронила их, – и ждал вестей от Ника.

***

Он впервые вёл машину с защитой от света. Дорогое удовольствие, ужасно дорогое, Ник веселился, что при висящих на них долгах это не так уж и много, но Райнеру его веселье не помогало. Подземный ход был готов, в наступившем лете они впервые рискнули выбраться на новый маршрут, люди с картой в руках плыли сейчас на катере, а он регулярно выходил с ними на связь по рации и чуть ли не затылком чувствовал, что над головой – над крышей машины – сияет сейчас реальное, настоящее, неподдельное солнце, и что его отделяет от этого солнца только эта самая довольно тонкая крыша. Он был один в мчащейся по дороге закрытой коробке, сверялся с картой и ждал, что скоро должен быть поворот на старый мост, которым никто уже не пользуется, если только мост ещё цел… а если нет – придётся искать другие пути, опять тратить время…

Мост оказался прямо перед носом, экран показывал изношенное покрытие, полуразвалившиеся перила, – как же жалка становится цивилизация, стоит ей потерять контроль над творениями своих рук… Он сбросил скорость, до боли вглядывался в просевшие участки: проедет ли, выдержит ли машину, не провалится ли… Мимо проползали перила, с моста было видно быструю тёмную воду, сверкавшую на изгибах волн. Как же тут светло…

На другом берегу дорога была ещё хуже: видимо, при постройке кто-то сэкономил, а после эпидемии это направление оказалось ненужным. Новенькая машина недовольно переваливалась на колдобинах и упорно ползла вперёд. Он глянул на карту: внизу должно быть место встречи, и если всё благополучно, то сейчас люди должны выкапывать укрытие, куда он позже машину и приведёт. Он взял рацию.

– Ну как?

– Ничего, всё в порядке, – задыхаясь, отозвался женский голос. – Копаем. Подожди, тебе сейчас нельзя вылезать.

Он снова и снова смотрел на карту. Да, ближайшие фермы гораздо ниже по течению. Да, у Сартена есть соседи, но они в другой стороне. Да, до города надо ехать несколько часов в другую сторону. Так чего же его до сих пор трясёт, если они всё рассчитали верно?!

Это было тоскливо и тяжело – сидеть в машине и ждать. Он знал, что ожидание закончится, что солнце уйдёт, и они продолжат путь, а впереди должна быть встреча с одним из друзей Ника на берегу другой реки, он везёт сборный катер в закрытом грузовике… Тоска и тяжесть на душе. Было большое дело, был результат, и ощущение было – что ты не зря живёшь… хотя эти, которые сейчас под солнцем делают укрытие для его машины, не согласились бы, что сейчас нет дела… И всё же, всё же. Сартен-старший действовал так же, как и его первые проводники, – в первую очередь отправлял своих знакомых и друзей, кто уцелел, да и сейчас они же и идут, а может, все уже и ушли, кто знает, но сейчас всё равно приходят и будут приходить… если не перехватят по дороге. На ферме были мужчины, много мужчин, а теперь он заставил женщин рыть подземный ход, теперь вот ещё они сооружают убежище, и ещё по дороге будут… а потом он отвезёт их к Переходу и на обратном пути будет пережидать день, видя, где земли касались их руки. Один.

Он спохватился. Как же легко было за два года привыкнуть к тому, что ты беспрепятственно отправлял людей за Переход, как же трудно и больно снова возвращаться к режиму постоянного страха, оглядки, ожидания удара…

Когда укрытие было готово, они сидели в почти ночной тени деревьев, женщины пошли купаться в быструю холодную воду, а он готовил им еду на маленьком костре, который нельзя было ниоткуда увидеть. Почти лето, и опять ночь… И почему в голову даже в этой безлюдной тиши лезут только одни мысли – о том, сколько таких вёсен и лет ещё осталось?!

Они разговаривали тихо, почти неслышно: привычка скрываться обострила слух и заставила позабыть о том, что голос может быть звонким. Та, с серыми глазами, сидела рядом с ним, – и почему-то вспоминалась серая зверушка из тюрьмы, которая пела. Так близко подошла и не боялась…

***

Равнину между двумя реками они пересекали днём. Ехали по кривым, почти несуществующим дорогам, которые Райнер и Сартен-старший выискали на старых картах, а где-то далеко – параллельно им – добирался до реки друг Ника, везя сборный катер, перед выездом они поговорили по рации, буквально два слова, чтобы даже если кто-то перехватил разговор, то ничего бы не понял… Тот ехал легально, через пост на границе, чтобы потом свернуть на такую же плохо различимую дорогу, и они рассчитали так, чтобы этот поворот пришлось проходить днём, когда некому следить. Подумалось: повезло, что границы между странами почти условные, что на Дисе нет давней ненависти древних цивилизаций, заставлявшей страны отгораживаться друг от друга глухой стеной… Где-то по дороге Райнер поменялся с одним из своих подопечных, пустил его за руль, а сам забился на сиденье и, борясь с дремотой, ждал звонка от друга Ника, – что всё в порядке, съехал с трассы, всё идёт по графику… ну, может, с отставанием… Его затягивало в сон, рация как будто онемела, люди сначала разговаривали шёпотом, – женщины что-то обсуждали, – а потом замолчали, заметив, что он спит.

Он сам не понял, отчего вдруг проснулся, – то ли ноги затекли, то ли что-то ворвалось в сон, встряхнуло постоянную, глубоко засевшую тревогу и заставило продрать глаза, оглядываться по сторонам, хватаясь за оружие.

– Тихо, тихо, – попросил певучий голос с заднего сиденья. – Ты чего переполошился? Судя по карте, скоро будем на месте.

Райнер попытался выпрямиться и со стоном схватился за занывшие колени.

– Мне никто не звонил, или я проспал?

Сзади ему протянули рацию.

– Держи. Мы забрали, чтобы тебя не тревожить. Всё хорошо: он сказал, что ждёт нас. По трассе добираться быстрее, чем по нашим колдобинам, сам понимаешь…

– Спасибо…

Он чувствовал себя неловко. Женщины… заботятся, думают о нём… хорошо, что далеко от Перехода нет телепатии, с нею было бы ещё хуже. И так хочется быть включённым в их круг, в их тепло, чтобы произошло чудо, и чтобы ты перестал быть опасным для них, чтобы исчезло висящее, как проклятие: ты лондар, ты не имеешь права… В памяти до боли ярко всплыл образ Лины.

Никогда. И от этого «никогда» теперь остаётся всё меньше и меньше. Люди на Дисе заканчиваются, лондар обречены… Пусть. Может быть, так и лучше. А они заботятся, переживают… жалеют.

Последние повороты. Опять вечер, впереди река, и надо опять делать убежище. Большой грузовик не сразу нашли: друг Ника нашёл хорошее укрытие. В овраге маленький ручей бежит к реке, живой и звонкий. Собирать катер, – даже и не катер это, а плавучая платформа с мотором, простая и незамысловатая, с маленькой каютой для него, чтобы в пути прятаться от солнца… Укрытие – для машины, здесь же предстоит хранить это плавающее чудо, но мотор лучше забирать с собой: мало ли что, лучше перестраховаться. Родная река, знакомое небо – оно уже здесь такое же, как возле Перехода, ни с чем не спутаешь. В большом грузовике – запас провизии, горючее… Они долго собирали лодку, грузились, потом оттолкнулись от берега, сразу попали на мель, пришлось лезть в воду и толкать, Райнер заставил себя поверить своим глазам, что здесь нет тисойи… и наконец они уплыли. Райнер тщательно сверялся с картой: трасса ни с какого берега близко не подходит, городов в этой части реки нет, – а те придурки, которые стреляли по его рыбакам, наверняка уже давно в курсе, что ферма ликвидирована, и что ловить в этих краях нечего. Или это всё попытки себя успокоить?..

***

Всю дорогу он боялся, что шум мотора привлечёт внимание. Да, старались, выбирали самый тихий, да, продумывали сборку, но всё же, всё же… Опять лезли мысли о витке спирали: когда-то он ждал проводников, которые точно так же пробирались к нему, теперь их работа досталась ему, весь риск и опасности придётся испытать на своей шкуре. Только сейчас всё было хуже: если кто-то из проводников не доходил, то всё равно не на них лежала ответственность о переброске людей через Переход. От постоянной тревоги он уже почти ни о чём не мог думать, время стало мучителем, и казалось: каждый следующий поворот станет бедой.

Когда до Перехода оставалось не так далеко, он вёл их лодку, смотрел куда-то вдаль… и вдруг ему привиделось, что по берегу, параллельно лодке и с той же скоростью, едет машина. В первый момент он дёрнулся, хотел позвать всех, насторожился… но уже через мгновение понял, что никого не позовёт.

Потому что стёкла машины не были затемнены, – а внутри никого не было.

Он замер. Уставшие люди спали вповалку на носу лодки, а он сидел, не смея пошевельнуться, смотреть на машину не мог, но и упустить её из виду было слишком жутко: казалось, стоит отвернуться, как что-то произойдёт. Так он и смотрел – прямо перед глазами была река, а где-то на краю поля зрения ехала машина без водителя.

Когда он в ночи причалил к берегу возле Перехода, люди проснулись, стали выбираться на песок. Он страшным усилием воли заставил себя отвернуться и оказался спиной к другому берегу. Он знал, что люди не видят в темноте, но всё равно боялся, что они рассмотрят машину и поймут, что в ней никого нет. Пройти по качающейся лодке до берега, спрыгнуть… не оборачиваться. Люди стояли, ждали его, – не видели, куда идти. Ночь была тёмной, только угадывался песок, скала… И была тишина. Ему показалось, что он никогда в жизни не слышал такой глухой тишины в степи.

Он протянул руку. Кто-то ухватился за него, люди образовали цепочку, стали подниматься по крутой тропке наверх, к Переходу.

Не оглядываться. Только не оглядываться.

Он поднялся первым, отошёл на несколько шагов. С трассы не доносилось ни звука, это было странно, – раньше всегда здесь кто-то проезжал… почему так?

Отойдя от края обрыва, он вывел людей наверх. Смотрел только им в лица, старался не смотреть на другой берег. Очень старался.

Получалось.

Они попрощались тихо и быстро, – потом один за другим стали уходить, сероглазая задержалась… но Райнер подтолкнул её, как будто им могла угрожать опасность. Он не боялся лондар, не чувствовал вокруг ни одной живой души… и от этого становилось только тяжелее.

Никого.

Он закрыл Переход и наконец осмелился посмотреть на другой берег.

Сначала ничего не мог понять, – какие-то неровности земли, овражки, перелески вдали… На миг показалось: вот она, стоит, точно напротив его лодки, стоит, смотрит пустым лобовым стеклом… а через секунду он снова не мог ничего разглядеть.

Ему было жутко.

Он собирался остаться в своём бывшем жилище, переждать день и потом только двинуться в обратный путь, они рассчитывали эти стоянки, когда останавливались по дороге сюда и делали убежища… но от одной мысли о том, что придётся остаться здесь, под пристальным взглядом пустой машины, накатывал дикий, почти нереальный страх.

Райнер почти скатился вниз, на песок, каждую секунду ожидая беды, оттолкнул лодку, забрался в неё, её подхватило течением, понесло. Какое-то время понадобилось для того, чтобы добраться до кормы… и тут он обнаружил, что лодку стремительно несёт к противоположному берегу.

Не помня себя, он хватался за мотор, за борта, за что попало, мотор не заводился, время уходило, он не смотрел на берег, но краем глаза снова видел эту машину, она стояла над берегом и ждала… Потом каким-то чудом мотор заурчал, Райнеру удалось развернуть лодку, течение теперь уже помогало, и лодка стала уходить. Он не знал, что делать, просто смотрел вперёд, слух не улавливал никакого шума, кроме мотора лодки, Райнер уже хотел, чтобы где-то обнаружились живые, всё равно кто, только чтобы разрушилась тишина пустой степи, где ты – один, и если крикнешь – никто не отзовётся.

Под утро, когда пришлось остановиться где попало, чтобы переждать день, он всё же глянул на другой берег сквозь рассеивающуюся тьму.

Там ничего не было.

IV

***

Судебный процесс оказался муторным и занудным делом, Райнер как-то быстро потерял ощущение реальности происходящего, и ему стало казаться: не может быть, чтобы Ника посадили, всё это как-то разрешится, ну поговорят, сами запутаются, махнут рукой и распустят всех по домам…

И всё же в процессе была какая-то пугающая невидимая жизнь. Райнер пытался прояснить её, не получалось, и оттого становилось не по себе: что-то будет, – неизвестное, которое не удастся предотвратить… Он снова и снова теребил друзей Ника, адвоката, понимал, что ничего особенного сделать не сможет, потому что не он был включён в жизнь этой страны, а они, потому что он тут на птичьих правах с чужими документами… Он метался, искал – сам не знал, что ищет, постоянно казалось, что он опоздает, упустит важное, оно произойдёт за его спиной, когда он занят или спит… Когда его наконец вызвонил эксперт и пригласил на встречу, Райнер ухватился за приглашение, примчался чуть ли не на час раньше, – эксперт был из одной из немногих оставшихся психиатрических лечебниц, его раздобыли по знакомству. Райнер долго маялся в коридоре, его измучил ровный голубоватый свет, к которому он так и не смог привыкнуть, время замкнулось в этих стенах, а он вдруг стал бояться, что не знает, о чём говорить.

Эксперт, похоже, понял.

– От вас ничего особенного не требуется, – сказал он. – Просто расскажите о действиях вашего директора.

– Вы с ним не встречались? – уточнил Райнер.

– Пока ещё нет.

– Действия, значит…

Райнер задумался. Он внезапно осознал, что понятия не имеет, как должен мыслить нормальный лондар, для которого люди – это материал для производства крови, который хочет просто зарабатывать деньги и спокойно жить, наслаждаясь тем, что принимает за бессмертие…

Сдавал Ника он вдохновенно, припомнил то, что говорил адвокату, тут же сочинил массу подробностей, – точнее, не сочинил, просто выхватил из контекста какие-то фразы, события, произошедшие на ферме, вплёл в общую картину. Понадеялся, что это всё выглядит достаточно правдоподобно… в том числе и он сам.

Он так и не понял, убедил ли эксперта. Выйдя из кабинета, чувствовал себя так, как будто в последний момент успел сделать единственно возможный ход в сложной игре, – и что теперь он, как ни старайся, ничего уже сделать не сможет. Вокруг были все те же стены, но ему вдруг показалось, что он стоит на перроне, за минуту до отхода поезда успел передать проводнику что-то важное, и вот поезд двинулся, а мимо него, близко, – протяни руку и дотронься, – грозно и безвозвратно уплывают вагоны.

***

Она пришла в поместье днём. Райнер её не заметил, потому что у Сартена-старшего случился приступ, и он отчаянно пытался ему помочь, отложив на потом ругань по адресу лондар, эпидемии и отсутствия медицины. Просто внезапно он метнулся в другую комнату, стал шарить по полкам в поисках лекарств, уронил что-то на пол, а справа протянулась смуглая рука и быстро всё подобрала, он обернулся – и увидел. Потом они вместе хлопотали возле отца Ника, понимая друг друга чуть ли не с полувзгляда, и когда тот наконец задышал ровно, одновременно вздохнули с облегчением.

– Извини, – сказала она.

Райнер удивлённо поднял на неё глаза.

– За что?

– Я сначала подумала, что ты тоже человек. Ты так заботишься…

Райнер отвернулся и отошёл к окну. Рука непроизвольно сжалась в кулак.

Сзади раздались лёгкие шаги. Кажется, она хотела было коснуться его плеча, но не решилась.

– Я не хотела… Наверное, не надо было говорить…

– Не надо, – согласился Райнер. – Но от молчания правда не изменилась бы. Я лондар.

– И до сих пор не можешь с этим смириться. Пожалуйста…

– Что?

– Пожалуйста, посмотри на меня. Если не сердишься…

– Нет, не сержусь. Точнее, сержусь, но не на тебя.

Он пересилил себя и медленно развернулся к ней.

– Я Найя.

– Я Кари. Кари Ригети.

Она каждым словом тянулась к нему и просила прощения. Ей было страшно, что она невольно обидела лондар.

– Отсюда ведёт дорога за Переход… я уйду так скоро, как только будет можно, ты меня больше не увидишь…

Райнер покачал головой.

– Ну, дорога-то есть, но не из этого дома, Переход не так близко, как хотелось бы.

– Я знаю, – Найя смутилась. – Я имела ввиду…

– Я понял. Но поведу нескоро. Только что отправил людей, путь неблизкий и сложный, да и сама видишь, что происходит, – нельзя человека оставлять одного.

Найя прижала руки к вискам: Райнер говорил совсем не то, что она хотела услышать.

– Да нет же, нет… я не говорю, чтобы скорей-скорей… я только не хочу тебе доставлять неудобства… собой…

Она вдруг осеклась.

– Ты сам поведёшь? Ты?! А я думала… мы все думали, что Страж Пути где-то далеко, у Перехода.

– Ну, до недавних пор так оно и было.

Райнер чувствовал, как горечь отступает, и что ему надо, позарез нужно, чтобы эта женщина продолжала говорить, теребить его, спрашивать, ему хотелось отвечать ей, и чтобы она слушала…

Он обернулся на Сартена-старшего: тот вроде бы задремал. Посмотрел на Найю, приложил палец к губам и кивнул в сторону двери.

Они вышли в коридор. Райнер увидел открытую потайную дверь: за ней была лестница в подвал, Найя поднималась по ней, потом, похоже, увидела, как он мечется, бросилась на помощь. Он закрыл дверь, та сразу стала почти невидимой на фоне стены, – если не знать, то не догадаешься. Он спрашивал Найю, хочет ли она есть, говорил что-то неважное, она словно чувствовала, как за этим стоит давнее, ни с кем не разделённое одиночество, и пыталась поддержать разговор, но ничего не получалось… Райнер привёл её в кухню, сказал – распоряжайся… и замолчал.

Они были вдвоём во всём доме, не считая отца Ника, – из прежней прислуги остались только несколько работников, которые сейчас, днём, были в своём флигеле. Звонкая тишина отсчитывала секунды.

Райнер прикрыл глаза: Найя больше не задавала вопросов. Теперь она будет молчать, а он вернётся к тому же замкнутому кругу: ждать людей, следить за делами Ника, за его отцом и поместьем, потом когда-нибудь будет поездка к Переходу… И больше ничего. Когда-то он страстно хотел, чтобы это существовало, – отправка людей, единственный смысл жизни, – он вцепился в эту работу, как утопающий. Только ведь когда-то раньше был ещё и огромный свободный мир, в котором была другая жизнь… Ему показалось, что Найя вдруг напомнила об этой другой жизни, что она принесла с собой её дыхание и хотела его передать, но всё оборвалось, и теперь им обоим нет туда пути. Впрочем, что толку переживать, ему-то действительно давно уже нет никаких путей, кроме этого замкнутого круга…

Найя покончила с едой и смотрела на него. Райнеру подумалось, что у неё глаза – как у встревоженной птицы.

– Кари…

– Да?

– Я не могу так. Ты так молчишь…

– Как?

– Как будто я что-то должна была, да не сделала…

Райнер со вздохом сжал руки.

– Да ничего ты не должна, не морочь себе голову. Мне вообще никто ничего не должен. Я только удивляюсь, почему всё-таки делают…

Он осёкся, но Найя поняла, что Райнер говорит не о ней.

– Видимо, потому что люди…

– Нет, они же лондар.

– Люди, – настойчиво возразила Найя. – Человек – это не раса… это звание, которое нужно заслужить.

– Если бы, – искренне вздохнул Райнер. – С этим званием на солнце не выйдешь.

Он замолчал. Да что ж она всё извиняется…

– Ты точно сыта?

– Да… спасибо.

– Смотри. Чужие здесь не ходят. Те лондар, которые есть, – это прислуга человека, которого ты видела. Связь с вами держал именно он. А лондар свои, они тут с самого начала. Так что в доме можешь чувствовать себя спокойно.

– Он… поправится?

– Не знаю. Насколько это возможно. Надеюсь.

Найя помрачнела.

– Людей всё меньше и меньше. Поддерживать контакты трудно и рискованно, если ещё и с ним что-то случится…

– Знаю. Я делаю всё, что могу.

– Он давно болеет?

– Давно, но сейчас сильно сдал… Сегодня позвонили: Ник арестован.

– Ник?

– Его сын. Мы давно этого ждали, но всё тянулось и тянулось, и вот… наконец.

Найя долго пыталась осознать: арестован – значит, лондар, людей не арестовывают, они считаются на уровне животных… У человека сын лондар, и отец при этом остался человеком… Райнер терпеливо ждал. Сколько лет она провела под страхом? Восемь? То-то и оно, нет смысла обижаться, что-то доказывать… они правы в своём страхе.

***

Они так долго ждали суда, что когда наконец настало время заседаний, сначала в жизни как будто ничего не изменилось. Только потом стало всё яснее и яснее: отсюда нет пути на свободу, каждый день ведёт только к одному. Райнер разрывался между тем, чтобы в зале суда у Ника была хоть одна родная душа, и боязнью, что кто-то его опознает. Адвокат не был в курсе причины его терзаний, но нервные звонки наконец вывели его из терпения, и он потихоньку провёл Райнера в здание суда. Райнер поначалу шарахался от каждой тени, потом нашёл себе угол в дальнем конце зала и замер там. Адвокат переговорил со своим подзащитным, Ник поднял глаза в правильном направлении… и у Райнера разом и окончательно отлегло от сердца: это был прежний Ник, ничего не изменилось, он знал свою участь и относился к ней спокойно. Теперь можно было хоть как-то говорить с Сартеном-старшим, пусть и с трудом, но… всё же – уже говорить, а не еле-еле отвечать на вопросы, не зная, куда деваться от чувства вины.

Его так и не вызвали давать показания, как-то обошлись, некоторое время Райнер не появлялся на процессе… и выступления эксперта он тоже не видел. Пришёл только на вынесение приговора, почти не слышал того, что говорилось, – смотрел на Ника. Было тяжко, и казалось – ты ничего не приносишь, кроме бед, вот сейчас за твои затеи человека посадят, и это не искупить и не загладить, ты потом не расплатишься ничем за его годы несвободы… или сколько им там осталось, по его подсчётам. Приговор? Какая разница, на сколько его осудят, всё закончится, когда закончатся люди. И всё же – он не зря старался, всё-таки – не тюрьма, всё-таки его признали невменяемым… Он невольно вздрогнул: накатило воспоминание о заключении. Хорошо всё-таки, что Ник этого не узнает на своей шкуре.

Сартен-старший встречал его на пороге поместья. Ходил уже тяжело, с трудом, часто останавливался отдохнуть, но всё же пришёл. Райнеру больше всего хотелось встать перед ним на колени, но он понимал, что это ничего не изменит, а старик и так прекрасно знает его чувства… и это тоже не помогает.

Они долго молчали, глядя друг на друга, пока наконец Райнер не отвёл глаза.

– Будешь себя грызть, – сказал Сартен-старший. – Долго. Ты такой.

– Буду, – согласился Райнер.

Сартен протянул ему руку, Райнер довёл его до кресла на веранде.

– Знаешь, – Сартен не отпускал его руки, заставил сесть рядом с собой. – То, что его осудили – это беда…

– Да.

– Но это не самое плохое, что могло бы с ним быть, поверь.

Райнер удивлённо глянул на него.

– Законы, деньги, конкуренция, долги – это такое дело… Любой может на это попасть, занимаясь чем угодно. Тут не бывает чистых рук и прямых дорог. Главное – не отнимать последний кусок у бедных, а так…

Он закашлялся, потом долго пытался отдышаться, держась за сердце.

– Так вот. За такие дела я бы его не осуждал. А вот если бы он, услышав твою идею, отказался помочь… или, раскрыв твою тайну, стал бы как-то вредить… вот тогда я бы его проклял. Я, конечно, не Владеющий Силой, как следует проклинать не умею… но он бы мне был больше не сын.

Райнер очень глубоко вздохнул.

– Вы не сердитесь не меня?

– Нет, – легко и сразу отозвался Сартен-старший. – Не ты устанавливал эти законы. Вот на тех, кто… на тех – да, я держу зло. И оно не уйдёт. Ну всё. Иди, работай.

***

Идею о том, что надо навестить Ника, Сартен-старший высказал как нечто само собой разумеющееся. Райнер сначала не понял: он же и так собирался, в чём дело-то… потом не поверил своим ушам.

– Вам самому навестить? – переспросил он. – Вы уверены?

– Мне было очень плохо, – просто сказал Сартен. – Скоро болезнь меня добьёт. Пока я ещё могу выглядеть и двигаться как здоровый, то бишь как лондар, надо это сделать. Потом уже не выйдет. А до освобождения Ника я вряд ли доживу.

Райнер хотел было возразить, но вспомнил о надвигающемся голоде и промолчал. Сартен это заметил.

– Вот видишь. Так что узнай, когда там часы посещения, договорись, и вперёд.

– А документы?

– Мои будут, настоящие. В них же не пишется, лондар ты или нет.

Райнер вздохнул и отправился выяснять.

Он взял с собой нескольких слуг, – боялся, что придётся защищаться. Как ни крути, конечно, вряд ли что-то получится, если действительно распознают человека, и, наверное, лучше было бы Сартена отговорить… но Райнер не мог. Не чувствовал себя вправе лишить его последней встречи с сыном.

Сартен держался спокойно, хотя зрелище лечебницы могло бы с непривычки подавить: глухие мёртвые стены, на которых, будто шрамы, бывшие окна, возникала жуткая мысль о слепом, который больше никогда не сможет видеть… Райнер пошёл на проходную, предъявил документы, старался не нервничать и не думать о том, что их, вопреки всем стараниям и договорённостям, могут не пустить. А человек в сопровождении трёх лондар сидел в машине, совсем близко, протяни руку…

Наконец охранник протянул Райнеру документы, кивнул: проезжайте. Райнер очень старался идти до машины… а не бежать.

Они оставили машину на стоянке, прошли до главного входа. Райнеру было не по себе, – казалось, серый дом наблюдает своими слепыми окнами за пришедшими. А потом пришлось войти внутрь.

Их встретили лондар с безразличными лицами, проводили через пустые коридоры до лифта, затем были ещё коридоры, и казалось, что это никогда не кончится, что мир застыл, превратился в путь в бесконечность… в никуда. Но всё же отворилась дверь, можно было остановиться, сесть в глубокие мягкие простые кресла – и ждать.

Ник появился внезапно и бесшумно, странно-тихий и будто пришибленный. У Райнера заныло в груди: что же, что такое, чем его накачали… или что тут вообще происходит, при отсутствии на Дисе медицины…

– Ник!

Тот улыбнулся, махнул рукой и сел рядом.

– Ничего. Ничего страшного.

Райнер нашёл в себе силы улыбнуться в ответ.

– Психи не достают?

– Нет.

Райнер подумал, что Ник врёт, но возражать не стал. Может, и не врёт… недостаточно времени прошло, чтобы действительно что-то произошло. Или…

Сартен-старший заговорил, – и напряжение стало понемногу растворяться. Райнер несколько минут просто не верил, что это реальность, сидел как на иголках, но потом и сам стал подпадать под обаяние этого мягкого уверенного тона, даже не вникал в слова, – слушал интонации, и от этого становилось легче. Правда, оставалась ещё задача – выйти из лечебницы, сесть в машину и уехать, и чтобы никто ничего не заподозрил… чтобы Сартену не стало вдруг плохо. Райнер стал злиться: мысль засела в голове и не желала уходить. Он с беспокойством посматривал на Сартена, в панике пытался уловить малейшие признаки недомогания, прислушивался к тому, что могло доноситься снаружи, из-за двери, ничего не слышал и только сильнее нервничал, визит превратился в мучение, а он ничего не мог с собой поделать. Ник же говорил с отцом, как будто после долго пребывания в затхлости наконец попал на свежий воздух и не мог надышаться… и это было понятно, слуги просто ждали и делали вид, что их тут нет, – как обычно, и один только Райнер не мог ни включиться в разговор, ни спокойно дожидаться его окончания.

В какой-то момент он вдруг увидел глаза Ника и понял: тот всё знает. Да, этот визит стоит больших нервов и огромного риска. Да, повторить его вряд ли удастся, потому что Сартен-старший сейчас держится, а дальше может быть только хуже. Да, скорее всего, это их последний разговор, и они оба не хотят омрачать его… хотят запомнить друг друга такими, какими были всегда. Райнеру стало совестно, – у обоих такое самообладание, а он не может посидеть спокойно и сделать вид, что он мебель? Думает только о том, скорей бы доставить старика в безопасное поместье, подальше от чужих глаз – и от Ника?..

В дверь постучали, вошли такие же безликие лондар, как были на входе, – Райнер не мог их различить, – сказали, что время для посещения истекло. Сартен-старший поднялся, все остальные тоже сразу встали. Ник смотрел на отца, не отрываясь, и Райнер понимал, что не имеет права ничего говорить, торопить, прощаться…

Они попрощались сами, – так, как будто впереди была ещё уйма времени и множество встреч.

***

К Переходу они уходили, когда самая жаркая пора уже закончилась, но впереди ещё ждало долгое тепло уходящего лета. Райнер вывел людей к реке подземным ходом, они погрузились в лодку… и он вдруг обнаружил, что руки дрожат.

Снова возвращаться туда, где бесшумно шла параллельным лодке курсом машина без водителя.

Найя поймала его взгляд, он встряхнулся: нет, нельзя показывать, это была слабость, это были видения, – он просто впервые вёл тогда людей как проводник, а ещё близость Перехода, страхи, тревога… да, никогда с ним прежде такого не было…

Его никто ни о чём не спросил, пока они не добрались до второй реки, и когда он совсем уже решил, что всё, никто не заметил… то поймал себя на том, что постоянно поглядывает на другой берег. И слишком аккуратно завёл машину в укрытие. Слишком долго и тщательно маскировал. Наверное.

– Кари, – требовательно прозвучало за спиной. – Что происходит? Ты знаешь о какой-то опасности и молчишь?

Он вздрогнул. Медленно обернулся.

– Нет. Я ничего не скрываю.

На другом берегу – никого.

– Тогда в чём же дело?

К ней подошли другие. Сейчас их было пятеро, он растерянно переводил взгляд: они что, решили учинить ему допрос?

– Кари, видишь ли… мы же рядом с тобой были в эти два месяца. Ты прости, что лезу в душу…

– Ничего.

– Пойми, ты пугаешь нас. Ты не заболел?

Найя осеклась, остальные переглянулись: поняли, что она сморозила глупость, ведь лондар не болеют…

Райнер опустил голову. А ведь она права. Только это не болезнь тела… И что делать? Признаться, что их единственный проводник помешался?

– Или ты знаешь что-то и не хочешь нас пугать?

– Нет. Ничего нового я не знаю.

– Кари, а ты… ты уверен, что сможешь везти нас?

Он развёл руками и неловко улыбнулся.

– А куда деваться… Кто же ещё-то?

– Нет. Если с тобой что-то не так, то может быть… ну, словом… ты рискуешь не справиться.

– На реке-то? Если уж я машину довёл по этим грунтовым дорогам, то…

– Нет.

Найя подошла ближе, взяла его руки в свои. Он почти перестал дышать от её прикосновения, но не мог смотреть в глаза, – взгляд всё равно невольно притягивался к другому берегу, казалось, она вот-вот появится, эта машина, и будет снова следить…

– Кари, я прошу тебя. Пожалуйста. Мы не поедем никуда, пока ты не объяснишь нам, что происходит. Мы должны знать.

Она вдруг обернулась на другой берег, – и он схватил её, крепко, не понимая, что он лондар и намного сильнее обычных людей, что ей может быть больно…

– Не смотри туда. Только не смотри!..

– Да что с тобой! – Найя не могла высвободиться, её ладони упёрлись ему в грудь. – Там же ничего нет!

– Не смотри…

Он почти задохнулся от нахлынувшего страха, обнял её, уткнулся лбом в плечо, – закрыл глаза. Не смотреть. Только не смотреть. Там ничего нет, не может быть, не должно быть, они слишком далеко от Перехода, это просто нервы… сдавшие нервы.

– Кари…

– Прости.

Райнер резко отпустил её, шагнул назад – споткнулся о какие-то корни, не удержался и тяжело осел на землю. Люди не смели пошевельнуться.

– Кари… но ведь там правда ничего нет, – глаза Найи вдруг оказались совсем близко: она единственная села рядом с ним, другие так и остались стоять. – Правда-правда. Ты боишься… постой, я угадаю. Ты что-то видел там… в прошлый раз? Или…

– Видел, – еле слышно признался Райнер. – Только… там ничего не было. Я потом долго думал, что это было… Ваш проводник сходит с ума.

Он вскинул голову и криво усмехнулся.

– Вот вам и правда. Она вам действительно была нужна? Может, лучше было бы, если бы я просто вас довёл, вы ушли и… и там бы никто не узнал о том, что мне уже мерещится всякое? Они бы думали, что я дожил свою жизнь и умер нормальным… хоть и не человеком…

– Кари! – в её голосе был упрёк. – Ты думаешь, мы хоть слово скажем против твоей воли? Это единственное, что тебя волновало? Тебе было стыдно признаваться? И всего-то? Да ты…

Остальные подошли ближе, тоже сели – потихоньку, один за другим.

– Ты нас обидел, – глухо сказала Найя. – Тебе надо было сказать сразу. Неужели хоть кто-то из нас счёл бы тебя сумасшедшим? Да ты имел право на любые ночные кошмары, бессонные видения! На то, чтобы пить, употреблять любую гадость! Да на твоём месте кто угодно давно бы уже потерял и рассудок, и всякое соображение, а ты ничего этого не сделал, ты продолжаешь жить, продолжаешь драться за нас, провожать нас на свободу! И ты так переживаешь из-за какой-то ерунды? Говори немедленно, что ты видел?

Райнер чувствовал, что уже не в состоянии держать ту жуть в себе, что он не может не ответить… но повесить своё видение на этих людей он тоже не мог.

– Это не ерунда. Это было… очень жутко.

– Верю, – решительно кивнула Найя. – Иначе ты бы не испугался. Но сам скажи – что это было?

– Не могу, – он отчаянно тряхнул головой. – Не имею права. Пока я не сказал – это только моё. Скажу – вы тоже будете высматривать… это. Не хочу. Осталось немного до Перехода, совсем немного. Я хочу, чтобы вы дошли спокойно.

Найя задумалась. Один из её спутников тронул Райнера за плечо.

– Ты был один, когда… увидел?

– Да. Остальные спали.

– Тогда мы будем рядом с тобой. Постоянно – кто-то один. Будем спать по очереди. Если ты опять… увидишь, то будет кто-то, кто сможет сказать: нет, там на самом деле ничего нет, не бойся. Хорошо?

Райнер чувствовал, что ему до боли охота согласиться, но страх вдруг сдавил горло. Найя с тревогой заглянула в глаза.

– Ну что ещё?

– Ничего. Просто… А если этот кто-то увидит то же, что и я?

– Тогда будем бояться вместе, – усмехнулся предложивший. – Разбудим остальных и… ну, что-нибудь сделаем. Треснем твоё видение по затылку чем-нибудь тяжёлым, например…

Райнер покачал головой.

– Нет, не возражай. Пожалуйста. В конце концов, мы уже столько лет в бегах, много из чего выбирались.

Он в последний раз глянул на противоположный берег.

– Хорошо. Едем.

***

Они сдержали обещание и не оставляли его одного. Они рассказывали шёпотом какие-то истории, и он внезапно обнаружил, что может ответить им тем же, что ему есть о чём рассказать… и они пережидали день, прячась в убежищах, спали по очереди, и кто-то дежурил, а потом ночью плыли, и рядом садилась Найя, – садилась справа от него, между ним и тем низким берегом, как будто это могло его защитить.

Он ждал и боялся того перегона, он не помнил точно, сколько по времени оставалось плыть до Перехода… только посматривал на другой берег и отвечал односложно, а потом и вовсе замолчал. Рядом с ним сидел парень, он тоже стал всматриваться в темноту, Райнер усмехнулся и попросил его не таращиться, – всё равно человек, ночного зрения нет, что он увидит… и подумал – а почему он не сообразил этого сразу? И они тоже… Наверное, просто слишком сильно хотели ему помочь.

Он знал, что сейчас уже началась та часть пути, по которой параллельно лодке шла машина. Можно было повернуться. Можно было выбраться на берег и поискать следы – да, два месяца прошло, но всё равно там ничего нет и не было. Можно было бы даже и не устраивать это дежурство. Можно…

Он задумался, смотрел вперёд, потом случайно глянул на паренька, – тот задремал, – и едва сдержал крик.

Машина была.

Теперь она шла немного ближе к кромке воды, и он разглядел ручки на дверцах. И руль. И пустые кресла.

С носа лодки подошла Найя, тронула парнишку за плечо, – тот проснулся, смущённо заморгал и пошёл досыпать. Райнер очень хотел, чтобы она не догадалась… чтобы она даже не заподозрила, что он снова – видит.

Она положила свою руку на его и вдруг сжала.

– Есть… да?

– Как…

– У тебя руки дрожат.

Райнер вздохнул – и понял, что начинает злиться. Это его Переход, он прожил здесь много лет, и теперь Переход будто мстит своему Стражу Пути? За что?! Да что же это такое…

Он прикрыл глаза, чтобы ощутить Силу. Да, тут никого нет. Ни одной живой души окрест. А это…

Он попытался дотянуться до видения с помощью Силы, дотронуться до него… и внезапно под закрытыми веками как будто вспыхнули искры, замелькали, он увидел, как взрывается машина, как часть обломков обрушивается в воду… а вода остаётся такой же тихой, как будто в неё ничего не упало.

Райнер резко открыл глаза, рука невольно дёрнулась, лодка повернула, – Найя испуганно вцепилась в руль, пришлось быстро выравнивать курс. Когда они уже снова плыли ровно, Райнер глянул на другой берег. Лицо Найи с не видящими в темноте тревожными глазами было близко, она напряжённо ждала.

– Всё, – удивлённо сказал Райнер. – Она исчезла. Её нет… её больше нет.

Найя неуверенно улыбнулась.

– Точно?

Райнер глянул ещё раз: было бы слишком жутко обмануться. Или выдать желаемое за действительное…

– Да. Точно.

Найя держалась за его руку и никак не могла отпустить.

– Кари… можно я останусь? Ты же сказал, что недалеко плыть… Я посижу с тобой?

– Да…

Он хотел было сказать ей, что был бы не против, если бы она осталась и дальше, если бы… он прикусил губу. Да, конечно. Чтобы она осталась с ним. С лондар. Просто так. Просто была бы рядом. Он бы не дотронулся до неё, она бы жила в поместье, как отец Ника, чего бы ему это ни стоило…

До конца пути они молчали. Молчали, когда лодка ткнулась в берег, когда люди поднялись на обрыв. Он молча открыл Переход и снова остался один.

В ту ночь он не поехал обратно, – взглянул на противоположный берег и решительно забрался в своё бывшее жилище, без сил и без единой мысли, как когда-то давно, после того, как отправил на тот свет несколько военных машин. Напало истерическое веселье: да, точно, он же когда-то уничтожал машины, вот и выскочил из глубин памяти этот страх, стал видением, мучил…

Он проспал долго, сам не понял, сколько прошло времени, проснулся с ощущением тихой тоски и навязчивой мысли: как же мало ему оказалось надо, чтобы снова потянуться к женщине из людей, захотеть, чтобы она наступила на свою жизнь ради него… да что же это такое…

Он встряхнулся. Надо уходить… если солнце позволит.

Солнце не позволило.

***

Дома его встретил встревоженный Сартен-старший: куда пропал, задержался на два дня, он уже думал, кого отправлять по маршруту на поиски… Райнер вздохнул и честно рассказал обо всём – и о видении, и о том, как валялся в своей норе и приходил в себя. Тот долго и внимательно слушал, потом набрал номер.

– Да, это я. Вы ведь поедете на выходные за город? Да? Ну отлично. У меня тут есть управляющий в поместье, ну, вы же в курсе… да-да, совершенно верно. Возьмите его с собой, ладно? Парень переутомился, ещё все эти судебные дела… Спасибо. Завтра будет ждать.

Райнер растерянно улыбнулся.

– Прогоняете меня отдыхать?

– Совершенно верно, – Сартен шутливо махнул на него рукой. – И видеть тебя здесь в ближайшие дни не желаю.

На следующий день Райнер уже ехал с большой компанией лондар к кому-то на день рождения на виллу, далеко от города, да и от поместья тоже, прочь от реки. Он только знал, что один из тех, кто за ним заехал, – компаньон Ника, что в процессе судебного разбирательства он остался чист…

Вилла была построена давно, чуть ли не первыми колонистами, и здесь тоже были особые стёкла, такие же, как в поместье, и сейчас старый дом радостно распахивал двери, встречал гостей, и ему было всё равно, хорошо ли знакомы между собой пришедшие: дом почувствовал, как его жильцы хотят вернуть что-то из прежней, нормальной жизни. Райнер вошёл вместе с толпой, поприсутствовал при том, как поздравляли совершенно незнакомого ему лондар, и в тот момент, когда он начал чувствовать себя одиноким в толпе, вдруг заиграла музыка, и кто-то сунул ему в руку бокал. Он вздрогнул, глянул на него – и отлегло от сердца: в этом напитке крови не было. Растерянно поднял голову: перед ним стояла совсем юная девочка, на вид ей было лет двенадцать… а по глазам – намного больше, и дело было не только в том, что фактически ей было уже двадцать, а в том, что за прошедшие восемь лет не осталось никого, кто не потерял бы кого-то из близких.

Райнер поклонился ей и чуть приподнял бокал.

– Ваше здоровье.

Та удивлённо захлопала глазами, потом поклонилась в ответ.

– Спасибо… только это очень странно звучит… вы…

Райнер спохватился.

– Я стал лондар не так давно. Не могу привыкнуть. И… жил отшельником.

Она понимающе кивнула.

– Пойдёмте танцевать?

Райнер кивнул, отставил бокал. Танцевать он особо не умел, но знал, что и неуклюжим не будет, надо просто довериться музыке и слиться с ней, ведь музыка – это Сила… чуть ли не единственное, что остаётся от Силы на таких бедных планетах, как Дис. Вокруг тоже танцевали, он мельком увидел именинника, потом промелькнули знакомые лица, – здесь были друзья Ника, они тоже издалека улыбались ему, узнавая. Когда танец закончился, он поклонился девочке. Та посерьёзнела.

– А вы тоже от меня сбежите, да?

Он непонимающе взглянул на неё, не зная, что ответить.

– Сбежите, – на её лице появилась отчаянная улыбка, а в глазах стояли слёзы. – Вы мыслите как человек, думаете, что я маленькая. Ведь так?

– Ну…

– Нет, нет, простите… Я не хочу портить вам вечер. Спасибо за танец, с вами было изумительно, вы так ведёте, что можно ни о чём не думать и лететь…

Она ласково коснулась его плеча – и, развернувшись, исчезла в толпе. Райнер протянул было руку, чтобы остановить её, но не успел. Растерянно развёл руками, попятился: начинался новый танец, другим парам нужно было место, его толкали. Он всё пытался высмотреть её белое платье среди других, забрёл в соседнюю комнату, где было потише, и опустился на оказавшийся за спиной диван, сидеть на котором почему-то было не очень удобно, а потом диван ещё и пошевелился, отчего Райнер вскочил, в панике вспомнив все свои видения в путешествиях. Когда обернулся – отлегло от сердца: на диване протирал глаза лондар, которого он умудрился не заметить.

– Извините! – Райнер не знал, куда ему деваться. – Я как-то не ожидал, что на вечеринке кто-то может уснуть при всём этом шуме!

– Ничего, ничего, спасибо, что разбудили, – незнакомец сел и улыбнулся. – Честно говоря, я рад, что это вы, а не кто-то из моих друзей, они-то меня позвали вовсе не для того, чтобы я прикорнул тут в углу. Неудобно…

– Не огорчайтесь, – неожиданно для себя брякнул Райнер. – Жизнь развивается по спирали, может, когда-нибудь вы меня разбудите вовремя.

Парень улыбнулся, кликнул прислугу, разносившую напитки. Райнер посмотрел на бокалы: здесь всё было без крови. Подумалось, – до вкуса сартеновского вина здешним напиткам не дотянуться, но он всё равно упьётся… хотя бы попробует. Чай, не на работе, когда алкоголь снижает способности к владению Силой и мешает концентрироваться…

– Устал я, – виноватым тоном объяснил незнакомец. – Ставили серию экспериментов, – бьёмся над искусственной кровью.

– И как? – тихо спросил Райнер.

– Надеюсь, что получится. Мы же только начали…

Райнер тоже выпил. Оказывается, они пытаются… а он ничего не знал. Молодой парень, хорошо одет, видимо, работает в какой-то крупной компании… в одной из тех, куда ему и в голову не пришло наниматься, потому что не тот профиль…

В соседней комнате зааплодировали, засмеялись: танец закончился. Райнер невольно повернулся в ту сторону, а когда шум несколько смолк, то он услышал рядом глухое низкое ворчание. Обернулся: по комнате степенно шёл огромный белый азеран. Райнер замер и расплылся в восторженной улыбке: он всегда обожал этих меховых громадин, но в степях они не водились.

– Это Шалый, – незнакомец тоже улыбнулся. – Он любопытный.

Азеран подошёл к дивану, по-приятельски ткнулся в руку лондар, – тот обнял зверя, стал гладить длинную густую шерсть. Азеран энергично почесался и по-хозяйски уселся. Было похоже, что этого гостя он хорошо знал и был рад видеть.

Райнер осторожно опустился на пол. Сидящий азеран был выше него ростом. Вспомнилось: давний закон строжайше запрещал колонистам провозить на новое место животных с прародины, и в каждой колонии люди обзаводились домашними любимцами на месте, – где с какими повезёт.

– Шалый, познакомься, – лондар кивнул в сторону Райнера.

Зверь внимательно глянул на него, потом придвинулся к Райнеру, обнюхал. Райнер протянул ему открытую ладонь, азеран немного помедлил, – а затем подставил большущую голову: погладить. Райнер улыбнулся во всю ширь, рука сразу утонула в мягкой шерсти.

– Признал, – незнакомец был очень доволен. – Можете его угостить чем-нибудь, он разрешит.

– А у меня ничего нет…

– Не беспокойтесь, сейчас принесу.

Он встал, направился в соседний зал. Здесь было меньше света, Райнер сидел на полу в обнимку с азераном, смотрел на то, как в зале танцуют и веселятся, – и чувствовал, что действительно отдыхает. Непривычное ощущение, что никуда не надо спешить, ничего не надо бояться, и даже почти ничто не давит… Откуда-то из зала вдруг прибежал хозяин дома, весёлый, слегка пьяный, увидел азерана – остановился с разбегу.

– Ой, Шалый, ты извини, так много народу, да… шумно… извинишь, да? Всё-таки день рождения редко бывает…

Азеран встал и положил хозяину на плечи белые мохнатые лапы, – тот пошатнулся и чудом устоял, заулыбался.

– Ну спасибо, спасибо, ты ж у меня умница! А потом мы с тобой пойдём погулять по лесу, хорошо? Правда, это нескоро…

Азеран низким басом высказал что-то проникновенное и понимающее. Райнер всё ждал, что зверь свалит на пол своего незадачливого друга, а тот хоть и шатался, но почему-то не падал.

– Ну Шалый, ну отпусти, хорошо? Вот, тут у тебя свои гости… пообщайся с ними. Они ж тебе понравились, да?

Азеран неожиданно мягко опустился на все четыре лапы и склонил голову набок в сторону Райнера: мол, этот?

– Да, да, он! Да и другие тоже ничего, согласись!

Тот улёгся возле Райнера и положил громадную голову ему на колени.

– Вот! – радостно сказал хозяин. – А вы его погладьте, он это любит! Почешите за ушком… если найдёте ушки в шерсти…

Райнер засмеялся: уши у азеранов и так были маленькие, а уж когда зверь такой мохнатый, как Шалый, то и вовсе не докопаешься.

Хозяин приласкал зверя, столкнулся в дверях с вернувшимся собеседником Райнера, который тащил поднос, и побежал к другим гостям.

– А у вас есть какие-нибудь звери? – поинтересовался Райнер, пока лондар устраивал поднос на диване, а сам усаживался рядом.

– Нету, – вздохнул тот. – При такой работе, знаете ли… Вот сад есть, мой садовник там такую красоту развёл… А у вас?

Райнер основательно задумался. Ну, шуршик в камере… и тот не его, а сокамерника… Потом птица на ферме, подаренный на день рождения завирайчик… который быстро улетел на свободу… И всё это теперь видится сном.

– Да у меня тоже только огород, – признался он. – Вот раньше…

Лондар кивнул, потом вдруг вспомнил, что не захватил соус, вскочил и куда-то убежал, обещал, что сейчас вернётся. Райнер посмотрел ему вслед и вздохнул.

Азеран величественно принимал угощение из рук. Поднос стоял прямо возле его головы, но он был слишком хорошо воспитан, чтобы лезть туда самому. Райнер дотянулся до своего бокала, допил до дна, залпом, – сразу стало легко и непривычно-ясно, он как будто оторвался от жизни… Через некоторое время он уже обнаружил, что рассказывает азерану на ухо про то, как пил кровь шуршика в тюрьме, – докатился, совсем всё человеческое потерял, ты-то ведь зверь, тебе можно, а я….

Ему вдруг показалось, что в ворчании азерана он различает какие-то слова. В голове мутилось, сознание плавало, всё это было похоже на то, как далёкие звуки вплетаются в сон, обретают смысл, который потом, наяву, ускользнёт, растает бесследно… Кажется, азеран сочувствовал, уговаривал не волноваться, ведь все люди совершают иногда то, о чём потом жалеют, а шуршика всё равно кто-нибудь бы съел, это же природа, тут все всех едят, и ничего нового в этом нет… Мохнатая лапа коснулась плеча, тяжёлая и успокаивающая.

***

Они смотрели на рассвет вместе с незнакомым лондар, – тот представился, но Райнер выпил ещё и тут же забыл, как его зовут, а переспросить было неловко. Они забрались в мансарду под самой крышей и смотрели в окно с защитными стёклами, которые искажали цвета, но всё же давали возможность видеть свет солнца. В доме продолжался праздник, а сюда уже не долетали звуки, и ничего не было сейчас важнее и беззащитнее этого рассвета, который неуклонно наступал каждый день, под ненавистью и страхом большинства лондар, – и тихой запретной радостью немногих, не забывших о том, что они были людьми. Райнер вспомнил рассказ лондар о работе над искусственной кровью и вдруг резко и болезненно осознал: а ведь тот надеется жить… в отличие от него. Хотя чему тут удивляться, – парень родился на Дисе, а когда началась эпидемия, ему было тридцать пять… Любой бы на его месте хотел жить.

К вечеру хозяин обнаружил, что азеран прочно обосновался рядом с Райнером и желает, чтобы тот сопровождал его на прогулку. Райнер не мог отказать столь настойчивому приглашению, да и воспротивиться подталкиванию могучими лапами к двери было сложновато, и они втроём вышли в тёплый летний вечер. Азеран тут же умчался вдаль, огромный и почти бесшумный, длинная шерсть стелилась волнами при каждом прыжке. Райнер потихоньку выспрашивал хозяина: давно ли зверь согласился жить в доме, как отнёсся к тому, что человек стал лондар, не страшно ли, что он кого-то покусает и сам заразится… Хозяин неторопливо рассказывал, и приходило на ум – не просто так азеран его выбрал, что-то в них было общее. Спокойствие, что ли… Райнера кольнула зависть: и как ему это удаётся?

Он привык к степям, к невысоким перелескам, а тут были огромные древние деревья, такие мощные, что кажется, если сам их не увидишь – не поверишь, что такое бывает… Азеран среди них выглядел маленьким. Подумалось: прямо какой-то островок получается в мире лондар, где можно быть собой и не бояться сказать вслух, как ты на самом деле относишься к происходящему… И что же, теперь все они умрут?

Азеран словно услышал волну накатившей печали, подбежал и с размаху положил лапы на плечи, – внимательные глаза иного, но разумного существа смотрели тревожно. Райнер невольно улыбнулся: недавно ещё веселился, глядя на хозяина Шалого, теперь сам ощутил, как трудно устоять на ногах.

А в опустевшем после разъезда гостей доме почти зримой грустной пеленой осталась память ушедшего веселья.

***

На исходе лета и осенью они занимались уже привычным Райнеру сбором урожая, – и пока что усталость заслоняла глухую тоску, ожидание и чувство вины, можно было упасть без сил и провалиться в сон, потом снова приниматься за работу… Люди приходили редко, он тянул время, не назначал следующий отъезд и осознавал, что отныне жизнь становится бесконечным тяжким ожиданием, от которого можно было закрыться повседневной работой. Но – только пока. Он со страхом ждал, когда же наконец настанет и пройдёт осенняя поездка к Переходу, и начнётся зима.

Он не мог объяснить, почему его так страшила грядущая зима в поместье Ника, – мало ли их было уже, этих зим, прошло уже восемь с эпидемии, эта девятая… да и вряд ли будет что-то хуже, чем когда он жил возле Перехода, когда он стал лондар… Но всё же теперь стоило немного похолодать, как сжималось сердце.

Когда пришли мать с девочкой, он не заметил ничего необычного, – ну да, подросток, повезло выжить… а потом на него обрушился тонкий голос.

– Папа!

Райнер вздрогнул, растерянно вгляделся в лицо девочки: да нет, не может быть, это какая-то ошибка… Мать смущённо схватила девочку за руку.

– Извините… она так часто… понимаете, отца на её глазах…

– Понимаю.

Райнер медленно подошёл к девочке. Та отчаянно смотрела снизу вверх. Сколько ей лет? А сколько было, когда началась эпидемия?.. В её лице явно была какая-то сумасшедшинка.

– Послушай. Я бы очень хотел сказать тебе – да, сказать – здравствуй… Но это было бы враньё. Враньё, которое ты бы быстро распознала. Ты не заслужила того, чтобы тебя вот так оскорбляли.

– Я знаю, – она покачала головой неожиданно разумно. – Но ты похож. Издали.

– Спасибо…

– На него напали. Давно. Мама меня утащила, и я не знаю, отбился он или нет.

– Да.

Он думал о том, что до осенней поездки через две реки остаётся дня три, не больше.

…На высокий берег к Переходу они взбирались ночью, и он нёс девочку на руках, чтобы она не споткнулась.

***

Зима подкралась неслышными снежными шагами и отрезала их – от городов, от рек, от других стран. Зима легла холодной преградой между поместьем и тайными убежищами тех, кто ещё остался в живых. Райнер осознал, что пока – всё, на долгую зиму они заперты вместе, и жизнь исподволь стала создавать меж ними нити узнавания, незримую общность. Сартен всё реже выходил из своей комнаты, и они сидели у него. Райнер вдруг оглянулся на проходящие дни – и не понял, почему так боялся зимы: каждый из людей принёс сюда невысказанную мечту о потерянном доме и, оставшись тут, поневоле начинал воплощать её в жизнь, в коридорах звенели голоса, женщины вспоминали рецепты забытых блюд, помогали прибираться, приводили уют в пустые комнаты. Райнер подумал: а ведь верно, и его собственная давняя бездомность в этих стенах куда-то улетучивалась, забывалась, он давно уже начал тут по-хозяйски наводить порядок, и как-то никто из прислуги и не возражал, да и Сартен-старший тоже, только лукаво посматривал на него, когда он в своём рвении слишком старался…

Он иногда пытался стряхнуть завораживающее, затягивающее спокойствие зимнего поместья и сказать себе: нет, это похоже на падение в горах, когда ты зацепился за что-то и хочешь уверить себя, что это накрепко, а потом снова летишь, и снова зацепляешься, и опять занимаешься самообманом, который рано или поздно закончится неизбежной пропастью. Но день приходил за днём, ничто не вторгалось в тишину, и его снова и снова включали в круг тепла и выстраданного покоя, где можно вместе помолчать.

И он почти поверил тишине.

Почти – потому что впереди маячили новые путешествия к Переходу, новые – да нет, уже известные – опасности, потому что впереди был голод, о котором он сейчас старался не думать.

Иногда ему хотелось заснуть и больше не просыпаться, чтобы остаться в этой прозрачной зиме, когда уже совершившиеся беды ушли, а новые ещё не наступили.

***

К весне он окончательно увяз в этом ощущении – что время катит свои волны над ним, над крышей поместья, мимо… и когда реки вскрылись, когда пришло время везти перезимовавших людей к Переходу, то возникло слабое удивление: как, это было – временно, и снова придёт гонка, и исчезнут лица, к которым успел привыкнуть, к кому успел привязаться… задним числом осознал: да, успел привязаться, и долгие разговоры зимними ночами уйдут, а он останется… Но они тоже знали, и в их глазах жила надежда на иную жизнь… а он не имел права говорить о себе, запретил себе это давным-давно. И так неожиданно было услышать на прощанье: ты хороший человек, не смей думать, что ты только ключ от Перехода, не смей думать, что только из-за этого мы говорили с тобой, помогали пережить зиму… не смей.

Не получалось.

С весной Сартен-старший стал слабеть, всё чаще приходил затяжной кашель, было трудно ходить. Райнер по его просьбе отвёл его к освободившейся ото льда реке, – шли долго, мучительно долго, часто останавливались, чтобы старик отдохнул. Потом он рассматривал приуснувшие на ночь ветки, на которых уже вот-вот должны были вспыхнуть листья, и Райнер понимал, – не надо владеть телепатией, чтобы знать его мысли: не последняя ли для него весна? Но всё же – это пришла весна, настоящая, не приснившаяся в долгую зимнюю ночь, и не было ей преград, она наступала на обессилевший Дис, безразличная к тому, что происходит с людьми и с теми, кто когда-то был людьми. Сартен вдыхал её свежий аромат, слушал её ветер, встречал её тепло – и радовался искренне, открыто и честно, как тот, кто заслужил эту радость, пронёс ожидание её сквозь тягучие холода и достиг желанного берега.

После первого весеннего путешествия к Переходу дом опустел. Регулярность, размеренность тихой жизни затягивала, казалось – время милосердно накрыло пеленой прошлое, и не стоит оборачиваться… Он понял, как часто оборачивался, как терзало ушедшее, – только теперь, когда оно оставило его. Теперь было – всё, все их попытки бороться, барахтаться, сопротивляться, – завершились. Река времени неумолимо несла их к будущему, но оно ещё терялось в туманной дали. Он говорил себе, что это не так, что ещё придут люди, не может же быть, чтобы всё закончилось… но дни за днями проходили в тишине, которую не нарушали ничьи чужие шаги. Он надеялся, что это временно, замучил вопросами Сартена, но тот не мог сказать ничего определённого и только продолжал рассылать письма людям по своим тайным каналам. И Райнер наконец уверил себя, что остаётся только ждать ответа. Весна кружила голову и поневоле заставляла думать, что надежда вопреки всему существует.

Он навещал Ника – так часто, как только мог, чтобы не смотрели косо в лечебнице, чтобы не мешать его друзьям, которые тоже не бросили и стремились привезти ему частицу свободы.

***

Никто не приходил. Райнер растерянно смотрел на быструю воду, на то, как весна становится летом, а тишина всё так же окутывала поместье, и некому было её нарушить. Дни тянулись, и покой стал тяготить, а Сартен-старший вдруг позвал Райнера во внутренние комнаты, показал свою библиотеку, – старые книги, что-то даже было вывезено во время колонизации, – и попросил засесть за каталог. Райнер заподозрил, что старик просто хочет отвлечь его от томительного ожидания, но профессиональный интерес вынырнул из небытия и взял верх: там было много книг по истории, которые раньше ему не попадались, и он быстро утонул в них, разбирая по косточкам, сверяя с версией, известной Ордену… Сартен был явно доволен.

И когда он совсем улетел мыслью в другие времена и на другую планету, появились две женщины, – неслышно, будто тени, пришли и сели в уголке, чтобы не мешать, и вечерний свет падал сквозь защитные стёкла на их лица. Райнер потом долго ждал, чтобы к ним присоединился кто-то ещё, но лето проходило, а они так и сидели вчетвером – он, Сартен и они, обсуждали дела иных времён… и как будто вернулся зимний уют, только теперь в ночи в открытые окна вливалось тепло. Он тянул почти до конца лета, потом смирился и повёз их. Лодки показались почти издевательски большими. Рассчитывали, да…

***

Ответ на письма – не на все, только на два – пришёл к середине осени. Райнер вцепился в смятые листочки, читал их вслух под взглядом Сартена, не хотел с ними расставаться. Да, облавы, да, наступили тяжёлые времена, многие погибли или были схвачены – уже не узнать… Кому-то удалось уйти далеко, и вот – они всё же живы, они будут выбираться, ждите…

И он ждал. Он хотел, чтобы они добрались и ощутили безмолвный дар старого поместья: тишину и покой, надёжность и чувство, что ты – дома. Он не хотел думать о том, что это может быть – не для каждого, что, возможно, старый дом сам выбирает, кому отдавать свой уют… Райнер просто хотел поделиться тем, что с таким трудом обрёл сам.

В ту осень рано повалил снег, и дорогу к поместью замело, они как будто оказались на острове посреди чистого белого океана, а потом снова потеплело, жёлтые и зелёные листья осыпались на снег, но местами он так и не сошёл до самых морозов. Сартен стал жаловаться на холод, и, пока давило ожидание, Райнер устроил в его комнате камин. Живой огонь завораживал, посмотреть на него приходили немногие оставшиеся слуги-лондар, а по комнате разливалось тепло. Сартен часто теперь сидел в кресле, Райнер закутывал ему ноги пледом, и если бы не регулярные переливания, то можно было обмануть себя: да, у нас снова мирное время, ничего не было, беда приснилась или незаметно прошла мимо, а когда – никто и не заметил…

***

Он услышал песню днём, сквозь сон, – странный голос вплёлся в видения, стал частью их, возвращался всё время к одной и той же ноте, и от мелодии приходило ощущение светлого простора, напоённого солнцем. Он не хотел просыпаться, не хотел, чтобы песня исчезла, боялся, что это только сон, – но всё же открыл глаза… а мелодия осталась. Она звенела где-то неподалёку, тихо, чтобы не потревожить и не разбудить, но всё равно жила – потому что не могла не жить.

Райнер слушал, как заворожённый. Люди… Кто-то из них, очутившись в тепле, под крышей, защищённый от зимы, вспомнил давнюю песню из невозможного мирного времени… Если подняться и прийти, то голос умолкнет, настанет смущение, – так можно петь только тогда, когда никто не слушает и не оценивает, когда душа летит… Человечество всегда хотело летать и потому устремилось к музыке: полёт телесный возможен только с помощью неуклюжих приспособлений, а как же хочется – самому…

***

Сначала он заметил, что одного из работников на ходу пошатывает, не понял: с чего вдруг, такого с лондар вообще не бывает, перебрал, что ли?.. Потом сам сделал себе переливание, вышел из комнаты… и чуть не налетел на стену, чудом удержался на ногах: перед глазами всё плыло. Из двери неподалёку на шум испуганно выглянула женщина – в чёрных глазах была тревога.

– Кари! Тебе плохо?

– Да, – неуверенно выговорил он и отёр пот со лба. – И не только мне. Погоди. Так не должно быть.

Она позвала остальных, и они втроём окружили его, кто-то протянул стакан с водой. Райнер жадно выпил и заметил, что рука дрожит. Люди смотрели на него, и в глазах был безмолвный вопрос: ну не молчи же, говори, чем тебе помочь?

Он вернулся в комнату, люди остались у порога. Что-то общее… что же? Взгляд упал на пакет с кровью. Неужели?..

Райнер пожалел о том, что не смог увезти с фермы всю аппаратуру для проверки состава крови: сейчас бы пригодилось… Хотя – достаточно вспомнить новости. Голод. Сокращение поставок, уменьшение концентрации в напитках… может, стали как-то химичить, если пить – то ничего, а если напрямую в вену…

– Кари, можно спросить? – женщина оказалась за его спиной так внезапно, что он вздрогнул.

– Да…

Её худая рука указала на пакет.

– Причина – в этом?

– Думаю, да. Уверен.

– А… остальным лондар – тоже?

Райнер замер.

– Кто-то из них пытался вас…

– Нет, – она решительно покачала головой. – Они просто смотрят. Но по взглядам понятно, чего они хотят.

Райнер обнаружил, что забыл дышать. Закашлялся.

– Кари, мы хотим вам помочь.

– Я бы тоже хотел себе помочь, – он криво усмехнулся. – Только это нереально. Либо – так сказать, окончательный вариант помощи… который, пока есть вы, никого не устроит.

Люди переглянулись.

– Я боюсь… боюсь, не воспримешь ли ты как оскорбление…

– Что?

Он вынужден был сесть.

– На ферме, кроме тебя, пять лондар.

Она опять замолчала. Тишина давила.

– Послушай. Только не говори сразу «нет». Ты же сам печёшься о нашей безопасности, а господин Сартен рассказал о вашей ферме…

– Ну?

Она сжала руки.

– Пожалуйста, прими нашу помощь – для себя и остальных. Нашу кровь.

Райнер молчал. Она прижала руки к груди: слова уже сказаны, их не вернёшь… И – не уйти, поместье – последнее убежище, нельзя исчезнуть, чтобы он хоть таким путём забыл об услышанном…

– Я скажу работникам, – негромко ответил наконец Райнер. – Думаю, они согласятся.

– А ты…

– Я… – он коротко и зло засмеялся. – Куда ж я денусь. Я лондар. Против природы не попрёшь.

Она отшатнулась от его ненависти, но тут же поняла: это – не к ней, он злится на себя и на судьбу, с которой не может ничего сделать…

За окнами завывал и бесился ледяной зимний ветер.

***

Всё началось со звонка адвоката. Райнер успел уже позабыть о нём, – суд стал неизбывной частью прошлого, от которого некуда деться, и остаётся только смириться.

– Скажите, вы знаете Дарьяна Эраре?

Райнер сначала не понял, о ком речь, – а потом его как будто пронзила молния.

-Знаю, – не сразу отозвался он. – Когда-то работали вместе, ну, там, на севере. Он был чиновником в управлении Охраны природопользования.

И он знал его как Райнера Окати, а не как Кари Ригети. И – что теперь? Как нашёл? Что ему нужно? Райнер чуть не задохнулся от захлестнувшей тысячи вопросов, но адвокат не дал ему утонуть.

– Он позвонил мне. Представился, сообщил, что его перевели на новое место работы, он при ревизии обнаружил данные о вашей ферме в заповеднике. Сожалел, что она закрылась. Говорил, что мог бы кое-чем помочь.

Райнер часто-часто дышал. Помочь? Чем? Он знает, где прячутся люди? Или… Что за новое место работы?

– Ну, сейчас уже немножко совсем поздно…

– Да. Он просил передать вам, что был бы рад, если бы вы ему позвонили, оставил номер.

Адвокат продиктовал цифры и исчез. Райнер остался с листочком в руках, хотелось сорваться и куда-то помчаться, казалось, что он опаздывает или уже куда-то опоздал… но он даже близко не имел понятия, куда именно.

Кто-то на севере знает об истинном лице Кари Ригети. Хорошо, если это не военные, только бы не военные, иначе – конец всему, конец поместью, конец уцелевшим людям, да и ему, наверное, тоже.

Он поднялся к Сартену-старшему и, сжимая бумажку в кулаке, ровно и тихо изложил ему всё. Тот на удивление спокойно воспринял известие.

– Ну и чего ты ждёшь?

– Что, звонить? Или эвакуироваться?

– Да нет. Чего ты ждёшь от этого парня? Он как-то себя проявлял раньше – так, чтобы можно было насторожиться?

Райнер почувствовал, что мир начинает притормаживаться, и бежать уже никуда не надо.

– Нет. Никак. Он очень простой человек, без стремлений сделать карьеру, даже, пожалуй, трусоват. Для каких-то авантюр он самая неподходящая кандидатура.

– Так чего же ты боишься?

– Его… помощи.

– Охрана природопользования. Люди – такой же ресурс, как полезные ископаемые, вода или земля, если не ещё более важный. Так что, пожалуй, он действительно мог что-то знать. В конце концов, да позвони ты ему! Оттого, что он узнает городской общественный номер, с которого ты позвонишь, ничего не изменится. Заодно постараешься узнать, что ему надо.

Райнер вздохнул и согласился.

***

Он звонил с вокзала в городе – на всякий случай. Народу вокруг было много, он захлопнул дверь и отрезал шум, оставшись один-на-один с бесплотным голосом, за которым он никак не мог вспомнить лицо.

– Дарьян?

– О, здравствуй! – голос был смутно знакомым, но Райнеру это ничего не подсказало. – Давно не виделись… как ты?

– Ты же вроде как знаешь, – сдержанно отозвался Райнер. – Была ферма, разорилась.

– Ты теперь лондар, – в голосе слышалось сочувствие. – Знаешь, я ведь тоже… не удалось уцелеть.

– Сколько ты продержался?

– Ну… точно уже не скажу, но недолго. Хотел уйти, но не успел.

Райнер напрягся. Уйти – с его помощью, через Переход?

– Что поделать. А… – он подумал над тем, как задать вопрос, – кто-нибудь ещё остался из наших общих знакомых, кто так же хотел уйти, как ты?

– Нет, – подумав, отозвался Дарьян. – По крайней мере, я давно уже никого не видел. Но есть другие.

– Что?

Райнер вцепился в стену. Что он несёт, какие другие? Он знает, где прячутся люди, и хочет вот таким образом дать ему знать? Ну да, почему бы и нет, раз он в курсе, что Райнер – Страж Пути… сложил два и два, опознал его в Кари Ригети, и… видимо, не мог сделать этого раньше – не имел доступа к данным про ферму…

– Ты, может быть, слышал в новостях, – неторопливо продолжал голос. – В Харме было нападение голодающих на ферму по производству крови. Был бой с охраной. То ли кто-то случайно отпер двери, то ли кто-то решил, что людям всё равно пропадать, – теперь уже никто не узнает. Только при разгребании последствий бойни там не досчитались двадцать восемь человек. Они где-то в городе.

Райнер слышал, как кровь стучит в висках. Двадцать восемь человек. Зимой. В городе. Да, он слышал новости, об этом не сказали. Разумеется, не сказали. Но – как Дарьян… кто передаст… кто выведет…

– Я понимаю, ты вряд ли сможешь приехать, но… Либо сам, либо не надо затеваться. Не присылай никого, я никому не доверяю, сам знаешь – времена сейчас… Я боюсь.

– Да, – тихо согласился Райнер. Дарьян никогда не отличался смелостью. – Как найти?

– Приедешь – скажу.

Бесплотный голос оставил адрес и исчез. Вокзал был переполнен, но Райнер шёл до машины, не видя никого в упор. Когда ветер взлохматил волосы, остановился, глянул на чёрное небо. Да… здесь-то зима лёгкая, горы заслоняют от холодных ветров. А там…

***

В поместье Сартен и все, кто жил на ферме, в один голос запретили ему ехать одному. Он ждал, что его будут не пускать чуть ли не в приказном порядке, и решил – легко отделался. Райнер попытался было вспомнить, куда разбежались Оксар и его охранники, которые были в курсе тайны Перехода, обзвонил разные конторы, нашёл Оксара на другом конце страны, связанного кучей обязательств, и расстроился: в тайну Перехода придётся посвятить кого-то нового. Куда деваться. Ничего, переживут. Другие же как-то пережили…

Они выехали вдвоём, – границы сейчас уже фактически не охранялись, не до того стало совсем, – а потом гнали по трассе среди белой степи под серым низким небом, меняя друг друга за рулём и не останавливаясь на день. Райнер знал, что сейчас надо будет свернуть, оставив реку, и Переход, и бывшую ферму далеко по правую руку. Двадцать восемь человек… Он взял небольшой фургон, и где-то впереди маячила Харма, в которой никто из них ни разу не был.

На въезде он сразу обратил внимание, что город не расширялся с того времени, как прошла эпидемия: никаких новых зданий, построенных с учётом жизни лондар, не было, улицы заполняли только старые невысокие дома с заложенными окнами, и большинство их стояли пустыми. Райнер вглядывался в них, ища таблички с названиями улиц: спрашивать, как проехать к нужному адресу, он не решился, а на старой, с трудом раздобытой карте было не всё. Сугробы почти в рост прохожих, обветшавшие стены, плохие дороги… да где же, наконец, дом, куда их несёт?.. Райнер смотрел на лондар: одеты бедно, куда-то торопятся… ощущение бездомности, бесприютности и затерянности вдруг накрыло с головой, – словно степь, расстелившаяся меж ним и поместьем Ника, властно показала свою силу.

Нужный номер бросился в глаза, Райнер остановил машину. Где-то здесь должен быть хотя бы въезд в подвал, или как они тут оборудовали стоянку… Ну да, это гостиница, вполне понятно, вот и въезд… под арку.

Райнер огляделся: мало машин, – видимо, особо сюда никого не заносит. Одна явно подороже, чем остальные. Наверное, Дарьяна?

Они поднялись с подземной стоянки в холл, Райнер спросил, где остановился Дарьян Эраре. Маленького роста девушка одарила его дежурно-вежливым взглядом и рассказала, как пройти, – гостиница когда-то была меньше, в годы процветания к ней сделали несколько пристроек, с непривычки можно было запутаться.

Они не запутались.

Дарьяна Эраре он всё же узнал, – да, точно, это с ним он подписывал контракты, когда подрабатывал тем, что доил змеёжиков… воспоминание мелькнуло и исчезло – как будто даже и не своё. Райнер сел в предложенное кресло, его спутник окинул взглядом комнату и остался стоять.

– Ну что? – спросил Райнер.

Дарьян кивнул на охранника.

– Кто это?

– Сотрудник фирмы «Незримый Щит», – коротко отозвался Райнер. – Путь, сам понимаешь, далёкий.

– Да-да, – быстро согласился Дарьян. – Так вот… они прячутся. Ферма на окраине, почти за городом, там много подвалов. Их, конечно, после боя обшаривали, но в новостях не давали информацию, чтобы не набежали конкуренты.

Райнер кивнул. Его спутник бросил на него быстрый взгляд: слово «конкуренты», похоже, резануло слух и ему.

– Думаешь, сейчас мы там пройдём?

– Ну… должны. Оцепление уже снято.

– Кого-нибудь нашли?

Дарьян пожал плечами.

– Не вывозили. Я не видел. Я, конечно, там не дежурил круглосуточно, я только сейчас приехал, но…

Только сейчас приехал, отметил Райнер. Он чувствовал, что начинает волноваться, что что-то ускользает, но не мог понять, что именно.

– А как они вышли на тебя? А как ты…

– У меня там были знакомые, – Дарьян нервно усмехнулся. – Я же сказал: из тех, кто хотел бы уйти, сейчас никого не осталось… но я знал, куда они делись. Не обо всех, конечно. Но кое-о-ком не мог не узнавать. Ну и… сам понимаешь.

– То есть вы договорились, что они выйдут к тебе?

– Ну… почти. Да. В общем, договорились.

– Когда?

– Я… не уверен. Это же всё так сложно. Их ловят все, всем же хочется есть... Надо приехать туда, выйти из машины… мне.

– Когда?

– Ну, вот… ты же приехал сейчас, значит, сейчас… ближе к рассвету, они же активны днём, ночью не выйдут – боятся. А при солнце будут искать себе еду.

Райнер не удержался: поморщился. Активны днём… Привык относиться к людям как к природным ресурсам?

– А если не выйдут?

– Ну, подождём до следующего утра. Ты же не торопишься, правда?

Райнер кивнул.

– Есть смысл поехать сейчас?

– Ну… да, конечно.

***

Окраина Хармы была милосердно завалена снегом. Какие-то трущобы, покосившиеся хибары, – так бывает, когда человек со своими слабыми силами что-то строит на краю цивилизации, а потом природа властно отвоёвывает обратно то, что он у неё забрал. Райнер огляделся: овраги, кривые улицы, провалы в нижних этажах.

– И что?

– Ничего, ничего, – Дарьян неловко поскользнулся на льду, но устоял. – Сейчас…

Он набрал снегу, отошёл в сторону – и кинул снежок куда-то вниз, в зияющую дыру внизу одного из домишек. Райнер подумал, что если там кто-то и есть, то может быть далеко от поверхности, таким способом можно только обозначить, что кто-то приходил… а дальше?..

Они проторчали там несколько часов, – на самой улице никто не появился, только на другой стороне оврага мелькали какие-то тени. Райнер попытался разглядеть, но они быстро исчезли. Дарьян повернулся к гостям, развёл руками.

– Надо ждать. Надо прийти ещё завтра. Она… они придут.

Райнер коротко глянул на него.

– Кто – она?

– Ты не знаешь… ты же не можешь всех знать, правда?

Безлюдье и запустение потихоньку делали своё дело: Райнер чувствовал, что тишина начинает подавлять, что в этой пустоте схоронилась мертвечина, гниль… да что там – схоронилась, она давно уже расползлась тут по старым домишкам, обняла их и доедает…

– Приедем завтра, – просящий голос Дарьяна глухо прорезал тишину и тут же пропал: тишина была сильнее. – Надо уходить отсюда, скоро рассвет.

Райнер оглянулся на своего телохранителя: тот был готов выполнить его приказ. И он решился.

– Нет, Дарьян. Никуда мы отсюда не уедем. Если они тут, то появятся с солнцем. А мы подождём. Они должны наблюдать, должны были заметить наш фургон: здесь, как видишь, никого нет. Так что…

– Остаться?! – Дарьян взвизгнул. – Нет! Нет, ни за что! Они будут убивать, они никого не щадят! Они взорвут твою машину, ты не успеешь ничего доказать, это дикие звери, они убивают лондар, стоит им только появиться! Ты что, не слышал про банды, за которыми военные гоняются годами? Ты хочешь, чтобы они и нас…

Райнер подошёл к Дарьяну, крепко взял за грудки. Тот смолк.

– Прекрати истерику, – тихо и жёстко сказал он. – Ты же вроде бы собрался их спасать и переправлять за Переход, нет? И вроде как они к тебе-то уж должны выйти. И если они следят, то знают, что это ты приехал. Ну?

– Да, да, конечно. Только…

– Что «только»? – Райнер встряхнул его, пытаясь поймать взгляд забегавших глаз. – Ты говорил, что это уцелевшие с фермы. Ты что, не знаешь, в каком они должны быть состоянии? Откуда у них оружие? Или это был мятеж на ферме? Или – что? Зачем ты вытащил меня в такую даль? На развалины полюбоваться?

Он отпустил Дарьяна, тот шарахнулся, отскочил на шаг, поднял руки.

– Тихо, тихо, ну что ты расшумелся? Приедем завтра, от них должен быть ответ.

– А если не будет?

– Ну, если не будет… если не будет…

– Тогда я уеду, и на этом всё закончится. Я не могу вечно гоняться по местным трущобам, у меня свои дела есть.

– Да? Ну так пусть тогда они сами к тебе идут… если смогут… только – куда?

Райнер на миг увидел его глаза – и застыл. Медленно шагнул навстречу.

– Значит, тебе надо знать – куда им идти? И только?

– Что?

– Ты затащил меня сюда, чтобы узнать, куда ко мне идут люди? Ну?

Телохранитель неслышно очутился за спиной Дарьяна, отрезая возможность уйти.

– Нет, нет, ну что ты городишь? Я же знаю, ты был Стражем Пути… и эта ферма твоя… с идеей здорового образа жизни… ну для чего она могла быть? Для этого ведь, да?

– Кому ты сказал обо мне? – Райнер наступал на него, Дарьян пятился, наткнулся на телохранителя и остановился, озираясь.

– Никому! Зачем мне? Да что ты, в самом деле! Если бы я хотел выдать тебя, то сообщил бы военным, не стал бы звонить… а так…

– Зачем я тебе нужен? Здесь никого нет!

– Есть! Надо подождать… а если не придут… скажи – куда им идти? Я оставлю им послание, они придут…

Райнер на секунду задумался.

– К Переходу. Ты же знаешь, где я жил. Там можно скрываться долго, там есть еда.

Дарьян растерялся.

– К Переходу? Да ты что, нет, нет, они… ну не пойдёт это, не получится…

– Почему? – в упор спросил Райнер. – Там никого нет, безлюдный край.

– Нет, нет. Ну что ты. Им нужен присмотр, они… с фермы же…

– А в другую страну неизвестно куда – это что, ближе? – усмехнулся Райнер. – Такая лёгкая и безопасная прогулочка?

– Ну не к Переходу же… там…

– Что «там»? Ты даже убедительно соврать не в состоянии? Хочешь выжать из меня, куда ко мне идут люди?

– Да нет же!

Он вдруг согнулся, захрипел, стал задыхаться, – Райнер в ужасе рванулся к нему, увидел воткнувшийся в шею длинный шип. Телохранитель резко упал на одно колено, открыл огонь по подвалу, и Райнер понял: да, это люди… услышали шум, пришли убивать…

– Нет! – он бросился к телохранителю, мимо что-то просвистело. – Не стреляй, это же люди!

Тот сгрёб его в охапку, потащил к машине, Райнер едва успел подхватить Дарьяна. О стекло что-то стукнуло, телохранитель быстро развернул фургон, оставляя в снегу глубокие колеи.

Райнер глянул в лицо Дарьяну: тот был мёртв. Прошла мысль: ну да, наверное, они использовали яд тисойи, надо было догадаться сразу… От этого хотелось взвыть.

– Он сказал правду!.. там действительно люди, но…

– В этом – да, сказал правду. Кари, не стоит. Вы не виноваты.

– Но почему, почему! Вместо того, чтобы пререкаться и искать врагов, надо было…

– Кари. Не стоит.

Они гнали прочь из города. Райнер закрыл лицо руками.

– Что будем с ним делать?

– Скоро рассвет. В последний безопасный момент перед восходом солнца выкинем тело в сугроб.

– Но…

– Вы же не хотите иметь дело со стражами порядка? Придётся же объяснять, кто вы, что здесь делаете, что он вас позвал… объяснять, зачем.

– Да. Но тогда лучше было бы оставить его в трущобах.

– Зачем вы взяли его с собой?

– Я думал, что он только ранен.

– Ну, теперь поздно возвращаться, да и небезопасно.

Райнер смотрел на светлеющее серое небо и, когда водитель притормозил, открыл дверь и выпустил тело Дарьяна из рук. Они постояли короткое время, – Райнер впервые увидел, как странное, непривычно-светлое пламя объяло того, кто уже не был и лондар… А потом нужно было уезжать и забыть о том, что в подвалах Хармы остались люди.

Он знал, что не забудет.

***

На проходной лечебницы охранник, пряча тревогу, не пустил его к Нику. Райнер ошеломлённо заморгал: нахлынуло ощущение непоправимой беды.

– Он… он жив?!

Охранник удивлённо посмотрел на него, потом понял.

– Да не беспокойтесь вы так, ну что вы, в самом деле… Да, у нас был… инцидент. Но в числе пострадавших вашего знакомого нет.

– Инцидент, – Райнер оперся на стену. – Голод. Да? Государство начинает экономить. Снизило пайки. Да? И первыми снизило тем, кто ему, государству, меньше всего нужен. Ну? Я прав?!

Охранник посмотрел на Райнера и налил ему воды. Протянул стакан.

– Выпейте и присядьте. Сейчас всем несладко.

Райнер несколько мгновений тупо смотрел на то, как свет отражается в гранях, потом послушался.

– Вот так уже лучше. Теперь по вашим вопросам…

– Послушайте, – Райнер смотрел на охранника снизу вверх и говорил страстно и быстро, боясь, что его прервут. – Вы ведь поите пациентов кровью, да? Но тут-то как раз и идёт перерасход, потому что есть другой способ, экономия в несколько раз. А ваш директор может об этом не докладывать, заказывать столько же крови… Понимаете?

Он рванул ворот, расстегнул рубашку.

– Видите? Катетер, он не мешает, даже самым буйным можно…

– Дайте-ка глянуть.

– Да, конечно…

– В общем, конечно, это не мой профиль, – охранник виновато улыбнулся. – Но вы уверены, что идёт экономия?

– Ещё бы. Я на этом уже… ну да, почти четыре года. Даже больше. Я когда-то был врачом, вот и…

– Минутку, – попросил охранник. – Я свяжусь с директором.

Райнер откинулся на спинку стула. А отец Ника ждёт… просто ждёт, чтобы он вернулся и рассказал ему о сыне. Руки опускаются, когда видишь, что человек умирает, и ничем не можешь помочь, хочется биться головой об стену… хорошо, что Ник этого не видит – каждый день, каждый час… И как ему сказать, что отец вряд ли переживёт весну?

– Пожалуйста, – голос охранника ворвался в мысли, и они разлетелись испуганной стайкой, оставив Райнеру глухую тоску. – Директор хочет поговорить с вами. Идите до конца коридора, там подниметесь на лифте на пятый этаж. Вас встретят.

Райнер кивнул и поднялся. Какие же здесь неживые стены…

В коридорах, где обитало местное начальство, было ничем не лучше. Райнер слабо удивился: ожидал увидеть хоть что-то другое, но нет…

Директора он в первый момент испугался: казалось, тот сразу видит всех насквозь, без всяких объяснений, просто каким-то чудом всё знает, и ничего не докажешь… и не обманешь. Райнер со вздохом опустился в предложенное кресло и наглядно изложил перед ним соотношение расхода крови на одного лондар – при питье и при употреблении внутривенно. В голове сидело: а вот ведь не выйдет ничего, он возьмёт это на вооружение для себя, а пациентов одного за другим уморит, никому не скажет, а до проверок ли сейчас…

– У меня пациенты… скажем так, разные, – неожиданно мягко сказал директор в ответ. – Кто-то нормально воспримет новшество, кто-то в припадке ярости выдерет катетер, повредив себе, – что было бы ещё полбеды, – и будет набрасываться на других. К тому же, простите, но за последние десять лет мы растеряли всю нашу медицину. Повторюсь: всю. Те жалкие остатки, которые ещё есть в животноводстве и при местах принудительного содержания, погоды не делают. Так что если я соглашусь на ваше нововведение, то буду просить вас о помощи.

– Поставить катетеры?

– Ну да.

Райнер вздохнул.

– Это ещё не самая большая проблема. Вот насчёт припадков ярости… Видите ли, если у вас тут будет голод, то их будет значительно больше, и вы не сможете удержать ситуацию под контролем.

– Знаю, коллега. Знаю.

Райнер некоторое время молчал.

– Вы можете сказать мне правду?

– О чём?

– О количестве жертв вашего последнего… инцидента.

Директор бросил на него короткий взгляд.

– Четверо. Включая самого напавшего.

– Живые есть?

– Нет.

– Это не первый случай. Да?

– Да.

Райнер побарабанил пальцами по подлокотнику кресла.

– Как скоро вы подготовите катетеры? Я могу подождать.

– Точно вам не скажу, конечно… В таких количествах…

– Я могу покамест встретиться с Ником Сартеном.

Директор чуть улыбнулся: Райнер не спрашивал, а предлагал вариант – чем себя занять.

– Хорошо. Подождите здесь.

Он вызвал кого-то по рации, стал отдавать распоряжения. Райнеру вдруг показалось, что так уже было, что он уже видел когда-то давно – во сне? – эти стены, слышал этот голос и эти слова… как будто в ту пору, что он валялся на койке в тюремной больнице, чувство будущего уже подсунуло ему финал затянувшейся трагедии Диса. Эпидемия, лондаризм, голод… десять лет кошмара, которые вот-вот истекут.

Ника вскоре привели, директор распорядился отвести его и Райнера в комнату для встреч родственников. Ник осунулся, – голод коснулся и его, – но старался держаться.

Они проговорили долго. Райнер понимал, что пока время несло их всех к неизбежному голоду, смерть всё же была где-то не здесь, – да, далеко, а может, обойдётся, может, каким-то чудом… кто-то, наверное, и вовсе в неё не верил, радовался тому, что застыл в своём возрасте и не стареет… Теперь водоворот надвинулся вплотную, и был лишь один вопрос: когда он обрушится и насколько мучительно будет хоронить.

А потом он впервые попал во внутренние помещения лечебницы. Искажённые безумием лица, маньяки, убийцы… Райнер содрогнулся: и он сам, своими руками упёк сюда Ника?! Он-то думал, что так лучше… Хотя, конечно, если бы не это, приговор был бы куда серьёзней…

Он собрал санитаров, коротко и внятно объяснил им, что и как делать. Проследил за тем, чтобы у них получалось. Переживал, справятся ли, потом сообразил: здесь нашли пристанище бывшие врачи, здесь была работа, хоть как-то соответствующая их профессии. И – они занялись делом. Райнер тут же потерял счёт времени, пациентам, старался не смотреть помешанным в глаза, – не всегда получалось, но он старался.

Директор встретил его на выходе и молча пожал руку. Райнер посмотрел ему в глаза – в упор.

– Господин директор, вы ведь прекрасно знаете, что Ник не сумасшедший. Знаете?

Тот пожал плечами.

– У меня есть заключение эксперта и приговор суда.

– Ещё бы, я сам приложил руку к тому, чтобы они у вас были… Так вот. Через некоторое время – короткое, к сожалению, – вы увидите, что я вам оказал очень большую услугу.

– Ну, это я и сейчас вижу. Вы ничего не попросили за это.

– Именно об этом я и хотел поговорить.

Он оглянулся. Вроде бы следящие камеры далеко, а подслушивать из персонала некому.

– Скоро голод станет тотальным, когда каждый будет сам за себя. У ваших пациентов и так мало шансов, а у Ника среди них будет ещё меньше. Я прошу вас… дайте ему сбежать. Пусть он будет сам за себя уже там, на свободе, а не среди этих… кто уже убивал. Пожалуйста.

Директор посмотрел в сторону. Райнеру показалось: он заранее знал, о чём его будут просить.

– Отсюда не на чем выбираться, – вполголоса заметил директор. – Лечебница на отшибе, регулярных рейсов, разумеется, нет.

Райнер очень глубоко вздохнул.

– Я дам вам номер. Позвоните, скажите всё… его заберут. И… спасибо.

– Не за что. Будем держаться, покуда сможем.

***

Отцу Ника люди позвонили с полдороги: заблудились, не знали, куда вышли, и как быть дальше, очень рисковали, – засекут, перехватят, выйдут на след… Сартен-старший не спал, хотя была ночь, а Райнер стоял у окна в мансарде и слышал звонок далеко в доме.

Из окна свет падал наружу, и видно было, что туман движется, изменяется, в нём чудились какие-то фигуры, которые через мгновение уже распадались. Вокруг дома была темнота, только далеко-далеко еле пробивались огоньки, туман был сильнее их, почти забивал, никто не мог быть сильнее тумана, это было его время, его ночи… Особенно жуткими были его дни, когда он окружал на расстоянии, отступал – но образовывал круг, за пределами которого ничего не было, только серая пустота. Райнер давно уже не видел этого своими глазами, но сейчас вдруг всплыло в памяти, чётко и ярко.

Сартен-старший позвал его: да, люди заблудились, нужно пойти встретить, они забредут в ночи невесть куда и попадутся.

Райнер взял машину и уехал в ночь, и туман сомкнулся за ним.

Он не верил в эту весну, хотя она уже подкрадывалась, дышала потеплевшим воздухом, хотя – он знал – под туманом уходил снег, и скоро будет пробиваться трава… Он не верил ей, потому что её обещания новой жизни были ложью, потому что это была весна – не его и не их, пока ещё живых, она накатывала на Дис, чтобы приблизить конец, а не подарить начало.

Где-то в чужой весне, в чужой враждебной ночи в тумане ждали люди. Пока ещё ждали.

Он долго плутал по просёлочным дорогам. Спросить было не у кого, оставалось только надеяться, что люди выйдут из убежища. Последняя весна… если он их не найдёт, это будет их последняя весна. А так – к Переходу, как только на реке севернее вскроется лёд. Он не знал, сколько между ними расстояния, и сколько времени – между нынешней ночью и их пересечением Перехода.

Райнер ориентировался по приметам, которые сказал ему Сартен-старший, боялся напутать. С шоссе доносились звуки, но туман искажал их, обманывал, было непонятно, далеко ли на самом деле гоняются лондар по дорогам…

Вроде бы где-то здесь.

Он остановил машину, вышел. И куда теперь? Леса, овраги… их можно обшаривать неделями, если не знать местности – никого и не найдёшь…

Райнер ждал. Да, им сказали, какая машина, как он выглядит, но много ли от этого толку, ведь люди не видят в темноте? Им придётся рискнуть и всё-таки выбраться сюда, к дороге. Конечно, они слышали, как он подъехал. Слышали, что остановился. Должны пойти на разведку. И они должны быть очень бесшумны, иначе они бы не выжили в эти проклятые десять лет…

– Руки за голову! – резко бросили ему из темноты.

Райнер обернулся на голос. Да, они умеют думать о тех, кто видит в ночи: никого не видать.

Медленно поднял руки.

– Твоё имя!

– Кари. Кари Ригети.

– Хорошо.

К машине скользнули двое, он увидел грязную бесформенную одежду и взгляды, больше похожие на прицел. Несколько мгновений они изучали Райнера, потом юркнули в машину. Он быстро сел за руль.

– Это все?

– Да. Нас было четверо, двое… не дошли.

– Ясно.

– Нет. Ничего тебе не ясно. Мы почти дошли, это здесь уже где-то… караулили. Мы удирали, потому и заблудились. А туман нам помог спастись. Но не всем.

Райнер мысленно выругался. Выследили. Но – как? Неужто в Харме стали расследовать смерть Дарьяна Эраре, искать мотив… подняли то, чем он занимался, и вышли на него и его ферму?..

Он развернулся. Теперь бы ещё и самому не заплутать… Туман стал гуще, космы проскальзывали мимо окон, и хотелось лишний раз проверить, хорошо ли они закрыты.

Те двое молчали. Потом один – точнее, одна – тихо попросила его ехать поосторожней: в туман машины часто бьются, да и…

– Не надо, – резко сказал Райнер. – Ничего тут из тумана не появится. Мы не у Перехода, а без Силы никаких видений не будет. Разве что у человека особенно неустойчивый ум.

Всю дорогу он думал только об одном: в доме посреди полей ждал его возвращения одинокий больной старик, и туман смотрел в его окна.

***

Ночью. Они придут ночью. Райнер знал, что имеющихся средств не хватит не то что отбить штурм, но просто продержаться до рассвета. Сколько человек пришло в последнее время? Восемь? Ещё Сартен-старший, который почти не встаёт с постели, и он. И ещё те, кто пришёл раньше. Два подземных хода. Один выходит к реке, там спрятан катер. Ник после побега так и не звонил. Значит, не может.

Райнер не мог объяснить, с чего он так уверен в грядущем штурме. Люди смотрели непонимающе, но спорить не решались. Вокруг была всё та же тишина, от которой сдавливало горло: она вот-вот взорвётся выстрелами, зачем же так врать людям, зачем вставать на сторону Смерти, она и сама справится!..

Он разрывался между экранами от следящих камер и Сартеном. Старый винодел умирал. Райнер боялся того момента, когда он обязан будет найти Ника и сказать ему, что его отца больше нет.

Потом пришли ещё трое – две девочки и парень. Райнеру стало нехорошо от мысли, как с ними придётся удирать. Разве что везение, но жизнь показывает, что выдача его очень ограничена… если не закончилась.

Он думал о том, что нечего ждать, что надо хватать их всех и уходить к Переходу, пока ещё можно. Но – как бросить отца Ника? Дорогу старик не перенесёт…

Он до боли вглядывался в экраны. Когда на одном из них шевельнулась серая точка – вскочил, как ошпаренный, бросился в комнаты: всё, уходим, ждать нельзя, идите в подземный ход… И тут началась стрельба.

Райнер рванулся к Сартену, в него тут же вцепился десяток рук: не лезь под обстрел, и его не вытащишь, и мы без тебя никуда не дойдём!.. Он отмахнулся, пригнулся, переждал несколько мгновений – и побежал.

Он чувствовал, как близость Смерти сделала его почти крылатым. Он нёсся, на мгновение опережая выстрелы, прижимался в углу – до них, потом вскакивал и снова бежал. Выстрелы вспороли тишину, он почти видел, как наверху, в своей спальне лежит с открытыми глазами старый усталый человек и смотрит в темноту…

Когда он остановился на пороге, выстрелы стихли. На миг показалось – они ворвутся в дом, отсюда никто не выйдет, и это он виноват, он не должен был покидать людей… Но потом он встретился взглядом с Сартеном, и все мысли вылетели.

Сартен-старший уходил. Он был спокоен, он даже успел увидеть Райнера и улыбнуться ему – прощающе и прощально. А потом глаза его стремительно остекленели, и осталось только подойти и закрыть их ладонью…

Райнер вздрогнул от того, что внизу что-то взорвалось. Дверь? Значит, они уже внутри. А люди?

Он попытался вернуть то почти сверхъестественное ощущение лёгкости, предвидения, но не получалось: Смерть забрала того, за кем приходила, и ушла, её присутствие больше не изменяло реальность. Райнер стиснул зубы и метнулся в коридор.

Там было пусто. За углом потайная дверь, за ней – ход в подвал, дальше уже проще… Где-то внизу грохнул выстрел.

Райнер глубоко вздохнул и бросился вперёд, со всего размаху впечатался в дверь. Ничего. Не страшно.

Он обострённым чутьём слышал шаги: поднимаются по лестнице, оборачиваются, пытаются понять, есть ли наверху кто-то живой.

Открыть дверь. Бесшумно закрыть её за собой. Здесь крутая лестница, почти вертикальная. Шаги по коридору, близко. Сейчас они зайдут в комнату, где умер Сартен-старший. Точно, заходят… Райнер зашагал вниз – стараясь попадать в ритм чужих шагов. Ниже, ниже, очень круто, поторопишься – загремишь… Всё. Теперь будет узкий лаз, дальше коридор и подземный ход… И лучше не думать о том, успели ли люди выйти.

Наверху раздались выстрелы. Правильно, – на всякий случай, вдруг нашли живого… Райнер скривился. А Ник будет думать, что отца убили…

Он протиснулся в подземный ход. Закрыть, завалить дверь, чем дольше они провозятся, тем лучше. И – вперёд, к реке, там спрятан катер. Скорее. Они должны ждать, – так договорено на случай штурма. Если только выбрались…

Райнер бежал по подземному лазу, пригибаясь, чтобы не стукнуться о низкий потолок, знал, что долго, но сейчас казалось – он никогда не закончится… Потом потянуло свежим воздухом, он замедлил шаг, прислушался. Есть ли там кто? Свои ли?

Лаз сужался и поворачивал, он выполз на четвереньках в траву, рядом плескались волны. Отсюда не видно дом, здесь кажется, что вообще нет никакой цивилизации, только дикая земля… Если бы так.

Райнер поднялся, огляделся. До катера идти по берегу, всё заросло, вода смывает следы… деревья с переплетёнными корнями – живой шалаш, надо нырнуть туда, уже по пояс в воде.

Его схватили, чуть не вывернув руки, и он понял: это люди, они не видят в темноте... Было больно, но всё же захлестнула выстраданная радость: они выбрались, они дошли, они здесь.

– Это я, – хрипло сказал он. – Отпустите. Дождёмся рассвета – и вперёд.

– Извини, – помедлив, сказал кто-то из темноты. – Залезай в катер, давай руку.

– Все здесь?

– Нет…

Райнер перевалился через борт.

– Сколько осталось?

– Девять.

Он подумал, что почему-то знал ответ наперёд. Показалось – где-то далеко, на границе слышимости, – шаги. Показалось?

В ветвях кричала ночная птица. Кто-то из людей зябко кутался, они грели друг друга… как же мало их осталось. Знакомая дорога до Перехода, уже не раз пройденная, – а сейчас кажется, что страшно далеко, чуть не через всю планету. Тот самый безнадёжный путь сквозь ночь, который мерещился на военной базе. В поместье остались четыре трупа. Может, они решат, что это все? Судьба, пожалуйста, пусть они решат, что это были все! Разве это так много?..

Под утро Райнер забрался вглубь катера, в каюту, на него сверху накидали какое-то тряпьё. Тихо, хватаясь за корни деревьев, вытянули катер на открытую воду, потом врубили мотор – и Райнера прижало к стенке. Он ждал выстрелов с берега, – до последнего казалось, что будет засада, что не могут их так спокойно отпустить, – но нет, берега были пустынны, их залил ровный утренний свет. Можно попробовать уснуть. И опять – некуда возвращаться, некому подать сигнал… Очередная последняя группа? Он уже перестал думать. Границы, барьеры, окончательность – и некогда философствовать, есть только жгучее «сейчас», в котором катер в стремительном полёте режет волны.

***

Они высадились на берег в предрассветных сумерках, в спешке пересаживались в машину, – скорее, только скорее, чтобы успеть до рассвета, первым запихнуть в машину Райнера, включить защиту от солнца, вырулить с топкого берега. От колёс взметнулись комья грязи, машина забуксовала, несколько мгновений казалось, что они не выедут, но всё же машина рванулась вперёд, мотанулась из стороны в сторону, – мелькнула мысль, что они сейчас перевернутся, и на этом дело закончится… Потом каким-то чудом им удалось вырулить на относительно ровную землю, и они понеслись сквозь день. Райнер пытался надеяться, что днём они не напорются на охотников, что это дикие края, тут и в мирное время мало кого можно встретить… но получалось плохо.

…К вечеру были выстрелы, вывернувшаяся откуда-то сбоку машина военных, потом ещё одна, и ещё, бешеная гонка без дорог, снова стрельба, и люди кричали, чтобы Райнер не высовывался, он видел слепящие оранжевые лучи заходящего солнца, проникавшие через простреленные стенки. Потом они чудом сумели затормозить, – на несколько мгновений опередили погоню. Райнер ещё не мог выйти, люди отстреливались без него, он слышал крики раненых, стискивал зубы, – он, это он привёз их сюда, на смерть… А потом снаружи всё стихло, и оранжевые лучи угасли.

Он выглянул наружу. Бронированные машины стояли довольно далеко, от них шли лондар. Военные. Да, теперь охота поставлена уже на государственный уровень… На земле он увидел одного из своих, – застывшие глаза смотрели в небо. Внутри что-то оборвалось, на миг он перестал дышать… а потом аккуратно проверил оружие.

Он холодно и без мыслей прицелился в тех, кто шёл. Он не думал, сколько их. Не думал, что остался один.

Поверженная, покорёженная машина беглецов вдруг ожила и огрызнулась. Не ожидавшие огня лондар пригнулись, кто-то упал, а Райнер методично стрелял и стрелял, пригибаясь, прячась от ответных выстрелов, он не думал о том, что военным может надоесть его сопротивление, и они попросту взорвут его убежище, от которого и так мало что осталось… Последний кусок стекла с жалобным всхлипом разлетелся на мелкие осколки, он не почувствовал боли, только лицо вдруг стало влажным, он облизнул губы: да, кровь… Они подходили всё ближе, наконец у него просто стало нечем стрелять, а они не сразу это поняли, он уже лежал на полу, вжимаясь в него и пряча голову…

Его вытащили из машины, он проехался по искорёженным бортам, один из лондар впился ему в шею, – Райнер выругался: парень не понял, что он не человек… Тот через мгновение отшвырнул его в сторону, – заплевался. Райнер краем глаза успел увидеть, как лондар пьют кровь убитых, – не смог смотреть, отвернулся. Его заставили встать, заломили руки. Прямо перед ним стоял командир – то ли начальник подразделения, то ли что-то вроде этого, Райнер так и не научился разбираться в знаках отличия, да и не хотел…

Они смотрели друг другу в глаза. На лице военного ещё не было печати голода, но глаза его говорили о том, что он не строит иллюзий.

Райнер молчал. Каждый из них пытался спасать своих. По закону… да нет, для него уже не было закона. Скольких он успел положить?..

– Отпустите его.

Райнер почувствовал, что руки свободны. Что он будет делать? Убьёт за своих ребят?

Они смотрели друг другу в глаза. Он был один, и надвигалась ночь.

– Райнер, уходи, – вдруг сказал военный. – Ты свободен.

Он вздрогнул. Его – знают. Обложили и загнали… и что теперь?

Хотят следить за ним, за тем, чтобы он привёл – да нет, не к Переходу, до него слишком далеко… значит, к убежищам людей, которые ещё уцелели? А остались ли вообще люди на Дисе?..

– Почему?

– За смелость, – коротко объяснил командир. – Ты заслужил жизнь. Хотя какая наша жизнь…

Он отвернулся.

– Уходи.

Райнер почему-то вдруг понял, что это правда, что это единственная причина, и нет никаких задних мыслей, что всё так же ясно и просто, как угасающее небо. Он поднял голову, – никто не думал возражать, во взглядах солдат было только уважение к тому, кто стоял один против них всех. Он шагнул в сторону, – и внезапно солдаты выпрямились и отдали ему честь.

Райнер неловко убрал оружие и медленно пошёл в сторону реки.

***

Он шёл по степи – без мыслей, без оглядки. Память на автомате подсказала, что надо добраться до ближайшей заправки, и что до неё далеко, придётся идти всю ночь. Он шёл, а усталость не заглушала чёрного отчаяния, перед глазами стояло мёртвое лицо и застывший взгляд, и ещё – как лондар набросились на убитых, и от этого хотелось кричать, а он не мог, и только шагал вперёд, не понимая, зачем это нужно, зачем ему жить, зачем ему подарили жизнь, зачем спасаться от рассвета... Он шёл по степи, а в душе была бездна, и он почти физически чувствовал, как в бездне погасли последние звёзды, – так бывает во время мировых катастроф. Он шёл по степи, ноги наливались тяжестью, шаги становились медленнее, он заставлял себя идти, а минуты падали между ним и убийством на равнине, и с каждой минутой всё безвозвратнее становилось то время, когда люди были живыми, когда ещё можно было что-то изменить… Непоправимость беды придавливала, от неё нельзя было спастись, оставалось только идти и идти по степи, машинально замечать вспугнутых разбуженных птиц и снова идти.

Он не помнил, как под ногами вместо земли появилась дорога, не понял, что ответил притормозившему водителю грузовика, и долго тупо смотрел на тряпку, которую ему сунули, чтобы он вытер лицо: она вся была в крови. Он так ничего и не сказал, когда грузовик без остановки проехал нужную ему заправку, когда водитель поменялся с напарником, а тот включил защиту от дневного света, – всё проносилось мимо, как будто боль в душе отделила его от мира. Он откинулся на спинку, некоторое время смотрел на экран дневного видения, на котором была дорога, но ничего не видел, – а потом вдруг очнулся оттого, что его тормошили, встревоженный голос сообщал кому-то, что парень, похоже, отрубился, может, с ним что-то не то, что ж делать-то… Райнер рывком сел, в первые мгновения не понял, что это за кабина, – а потом нахлынуло, он едва сдержался, чтобы не накричать на водителей, потому что он не смог ничего сделать, не смог, там погибли люди, а они лезут со своими дурацкими заботами… Чуть позже он просто еле слышно поблагодарил и попросил высадить его в ближайшем городе. Они, похоже, были рады, что не придётся ни в чём разбираться…

Когда он спустился из кабины на землю, то чуть не упал, – натруженные ноги не держали. Медленно добрёл до первой попавшейся гостиницы, пошарил по карманам, – документ всегда с собой, деньги есть… мало… Только не думать, только не смотреть пристально ни на кого, – за каждым лицом, стоит приглядеться, встаёт то, мёртвое, и открытые застывшие глаза, которые обращены к небу и ничего не видят… и кровь, вся земля залита кровью… весь Дис залит кровью, здесь просто не видно…

– Номер три-пять-восемь, пожалуйста.

Голос отзвенел громом, Райнер вздрогнул.

– Спасибо.

Тут не красные стены. Почему-то казалось, что должны быть красные.

Можно захлопнуть за собой дверь и упасть лицом вниз на кровать... Нет. Сначала позвонить. Номера, которые он заучил наизусть, друзья Ника, которые когда-то вкладывали деньги в безголовую благотворительность, в его ферму… Ресторан, отлично одетые лондар, обсуждение проекта, – а это правда было?.. Как сказал Ник? Не ответит один – звонить следующему? Хорошо…

– Здравствуйте, я Кари Ригети…

– А, доброй ночи!

– Нет. Она недобрая. Совсем недобрая. Я…

Он вдруг сорвался, голос упал до хриплого шёпота, он глотал какие-то слова, самые жуткие, которые только выпусти на свободу, – и они вцепятся в тебя, чтобы терзать до конца дней, как мёртвые глаза…

– Господин Ригети… Кари. Не надо так. Я понял только одно: вам сейчас плохо. Не надо ничего объяснять, право же, вы так рассказываете, чтобы никто ничего не понял, пожалуйста, постарайтесь взять себя в руки. Лучше скажите, что вы хотите от меня, что я могу для вас сделать?

Райнер остановился и растерялся.

– Я… я не знаю.

– Хорошо. Давайте по-другому. У вас есть деньги?

– Да. То есть… мало.

– Когда вы хотите вернуться в город?

– Я должен завтра уехать из гостиницы. Только я не знаю, что мне теперь делать!

– Тихо, тихо, погодите, не надо ничего сейчас решать, пожалуйста. Я куплю вам билет на поезд и перезвоню.

Райнер кивнул. Вот сейчас можно упасть… только ничего не изменится, и теперь с этим – жить…

Время застыло, он задыхался в бесконечной ночи. Добрёл до ванной, пока умывался, случайно глянул в зеркало, – пришло усталое удивление, что его вообще пустили в гостиницу: лицо в царапинах, куртка и рубашка грязные, подраны и тоже в крови. Странно ещё, что те, на дороге, остановились и подобрали…

В тишине страшно грянул звонок, – от неожиданности он вздрогнул.

– Завтра поезд… то есть уже сегодня, в десять тринадцать. Неудобно?

– Да нет… мне всё равно. Спасибо…

Прошла мысль: скоро он вернётся в город. Куда? В разгромленное поместье? Зачем? Ответов не было, была лишь пустота и подтачивающая последние силы усталость.

– Когда вы в последний раз делали переливание? – настойчиво спросил далёкий голос.

– Не помню.

Он вдруг обнаружил, что и не хочет. Сна тоже не было, мир стал чужим, далёким и странно-прозрачным. Сколько он не спал? Отрубился ненадолго в грузовике, а до того – тоже урывками…

– У вас есть деньги купить кровь?

Райнер вывернул карманы.

– Нет. Не хватит. Только я… я не голоден.

– Этого не может быть, – в далёком голосе была тревога. – Вы как минимум двое суток без крови, ведь так?

– Наверное. Я не считал.

– Кари… такого не бывает. Что с вами случилось? Вы всё помните, что с вами было за это время?

– Лучше бы не помнил, – Райнер невольно вздрогнул. – А что?

Его собеседник вздохнул и понял, что толку от разговора мало.

– Ничего. Приезжайте, разберёмся… по крайней мере, попробуем.

***

На вокзале его встречали. В мёртвом бело-голубом свете стояло много народу, Райнер боялся не вспомнить лица, но не пришлось: маленького роста кругленький лондар подошёл сам. Райнер отстранённо подумал, что друг Ника всё же сумел как-то выкрутиться после краха фермы, да и одет был не бедно, – значит, как-то сводит концы с концами.

– Поедемте. Вам нужно переливание.

– Нет, – Райнер отстранился. – Я не хочу.

– Вы можете не хотеть, – терпеливо согласился лондар. – Но физиологию это не отменяет.

– Я не буду! – Райнер сорвался на крик, прохожие обернулись. – Хватит, сколько можно! Я уже не могу, не могу!

Он отступил на шаг.

– Погодите, – лондар умоляюще сложил руки. – Пожалуйста, не торопитесь. Ник же с меня голову снимет за вас…

– Нет. Нет.

Райнер оглянулся. Бежать… куда бежать, и как – без денег? Опять пешком? Лондар воспользовался моментом и крепко взял за локоть.

– Постойте. Хорошо, я не настаиваю. Не сейчас. Хорошо?

– Нет. Вообще. Никогда.

– Хорошо, хорошо, – он говорил, как с больным, тревожно заглядывал в глаза. – Пойдёмте, доедем до меня. Вы примете деньги? Это… считайте, что взаймы.

Райнер кивнул. Пока лондар отсчитывал ему деньги, краем глаза заметил – далеко стояли – группу бродяг… и его будто молнией пронизало: уродливые лица, теряющие человеческое, кто больше, кто меньше. Что им надо? Ограбить? Убить?

– Пойдёмте, – быстро попросил он. – Поскорее.

Лондар глянул в ту же сторону, понимающе кивнул. Они быстро ушли с платформы, – Райнер спиной чувствовал взгляды этих уже почти нелюдей.

Они доехали до квартиры, Райнер ел еле-еле, не чувствовал вкуса, от питья отказался наотрез, пил воду из-под крана… и ждал, когда же наконец останется один, настороженно прислушивался к звукам… Квартира была большой, кроме друга Ника, там ещё кто-то жил… А потом он тихо выскользнул в коридор и закрыл за собой дверь.

Он не чувствовал вины за то, что взял чужие деньги, за то, что сейчас удирает с ними, как вор. Голова кружилась от того, что он уже давно не спал, но голод был безжалостно забит этим новым ощущением, и Райнер не хотел это терять. Впервые за все пять лет лондарской жизни он был свободен.

Он выхватил такси из стаи мчавшихся по улице машин, назвал адрес. Обострившееся от бессонницы зрение уловило: таксист знает, слышал эти слова, недавно… Откуда? Операция по ловле людей? Разгром поместья был в новостях? Ну и что же… он имеет право быть там, он был коллегой Ника Сартена, он… да в конце концов!..

Такси рванулось прочь.

***

Райнер выбрался из машины посреди опустевшей дороги. Израненный дом смотрел выбитыми стёклами, сквозь которые когда-то можно было и днём видеть солнце. Он отпустил такси и остался один под пустым небом. Зачем он приехал? Лучше не думать, не искать ответ. Приехал – и всё.

Под ногами хрустели осколки. Дверь снесена, на полу тёмные пятна. Из лондар тоже кто-то погиб?

Он медленно шёл по разгромленному дому, и дом теперь погибал – в его памяти, где до этого момента сохранялся целым, нетронутым… живым.

На втором этаже – возле выбитой двери – он остановился. Зажмурился. Будто мало ему было убитых на равнине, мало…

Так, зажмурившись, он и переступил порог.

Смерть была отвратительна. Он знал это всегда. Он знал, что нет ничего общего между этим… он даже не мог сказать – телом, и тем Сартеном, с которым он пил вино и разговаривал долгими вечерами на веранде. Его тут не было. Он знал. Точно.

Он завернул труп в простыню, стараясь смотреть в сторону. Когда ткань милосердно прикрыла лицо, наконец смог повернуть голову. Теперь – отнести его вниз.

Потом он долго, неумело копал землю – прямо внизу, у веранды, не было сил нести старика далеко, да и какая разница… его нет. Просто нет. Просто надо похоронить его тело… для живых. Чтобы Нику было куда прийти к нему, когда он захочет. Могилы нужны живым, чтобы оставаться людьми.

Он совсем выбился из сил, перед глазами темнело, – чувствовал, что сознание уплывает. Заставил себя выпрямиться. Нельзя спать. Заснёшь – вернётся голод. Нельзя.

Райнер с трудом опустил тело в могилу и рухнул на землю. Смерть. Она была здесь, он чувствовал её следы. Теперь – закопать. Да, неподъёмно, да, болят руки, болит спина… Неважно. Пусть медленно. Он сделает.

Позже, когда беззвучно и неотвратимо повернулись звёзды, он долго стоял над могилой. Он не знал, сколько ему осталось. У Неё не спросить, как у друга: когда зайдёшь?

В комнатах нашлось всё нужное, и он корябал буквы на отодранной дощечке. Имя мёртвого, а фамилия живого, и почему-то померещилось, – не про того он пишет, это Ник… Его обдало жаром ужаса, он почти перестал хотеть спать, повторял, как заворожённый, – нет, это не он, это другой, это Аридал Сартен, нет, нет, нет…

Снова – шагать по грязному полу, на веранду, на лестницу, по земле, к холмику, его тоже не было в памяти, как и разрушенного дома, но теперь и память тоже убита, стёрта новым знанием, новым видением, и никогда не вернётся к прежнему…

***

Он укрылся от рассвета в доме, во внутренних комнатах. Тишина была всеохватной, в ней можно было утонуть, но в ней была и жуть: ничего больше не будет. Впереди лежала пустота, безграничная и всевластная пустота Смерти. Он не знал, сколько ему предстоит продержаться, сопротивлялся сну, – так было легче. В доме была еда, обычная, человеческая, было вино… видеть золотистый напиток было больно, накатывало – тихие, по-иному тихие дни, голос, который больше не зазвучит… а ещё – раньше он не ощущал, а сейчас от одного глотка нахлынула сонливость, и он испуганно отставил бокал. Нельзя. Казалось, стоит рухнуть в сон, как ты мгновенно превратишься в того, кто давно, в тюрьме, убивал певчую зверушку.

Он бродил по дому кругами, заставлял себя считать часы, нагибаться, убирать с дороги разбросанный хлам, – даже дверь снял, прислонил к стене, заставлял себя, заставлял… За разбитыми окнами снова вернулась ночь.

Через сутки он расчистил нижний этаж. Почти ничего не видел – то и дело подступала чёрная пелена. Голода не было, было только острое, безумное желание уснуть, да ещё реагировало измученное тело, – смена тепла и холода, когда прохладный ветер касался щёк, и ещё когда менялось освещение… Он потерял счёт дням и ночам, а потом вдруг почувствовал Смерть. Она стояла за спиной, за плечом, и смотрела, как он убирается в комнатах. Он не остановился, кивнул ей – и продолжил своё дело. Значит, он был прав.

Теперь он ещё тщательней работал, намечал себе цели – сделать это, это, дойти туда, хорошо, идём по результатам, вот сделано, значит, намечаем дальше… Смерть смотрела и кивала. Ей нравилось, как расчищается разгромленный дом. Или ему так казалось?

Звуки донеслись внезапно, когда бороться с чёрной пеленой перед глазами было уже почти нечем. Он обрадовался этим звукам, стал ловить их, мысленно показывать Смерти, – вот, слышишь, я могу разобрать, это где-то далеко едет машина… да, точно, машина, а может, она не одна? Нет, одна. Или всё же две? Ближе. Да, они приближаются. Всё-таки они. Приближаются? Да, там же поворот дороги. Обожгло: так они же едут сюда. Зачем?

Он поднялся – через невозможность двинуться, – забрался наверх, на чердак. Когда поворот закончится, их станет видно. Ещё немного. Скорость… какая у них скорость? А вдруг Смерть захочет отлучиться, и машину занесёт, она столкнётся, вылетит с дороги, пробьёт ограждение…Он отчаянно затряс головой, высвобождаясь из лап видения. Какое яркое… это сон? Да, наверное, она теперь властвует и над сном тоже…

Машины вылетели из-за поворота. Две. Чёрная и бледно-серая, скоро будут здесь. Нет. Он не выйдет. Они едут в мёртвый дом. Зачем он убирался, идиот? Чтобы они поняли, что тут кто-то есть?!

Он заметался, чуть не свалился, спускаясь по лестнице. Бежать? Некуда и не на чем, катера нет, да он бы и не смог его вести. Тормозят. Близко. Шаги. Сколько их?!

А потом голоса зазвенели над головой, он не мог узнать их, только слышал в них тревогу, его подхватили за руки, повели, – он знал, что прочь из дома, единственное, что сумел сообразить: они не в форме, это гражданские…

Затем была долгая дорога в закрытой машине, рядом незнакомые голоса беспокоились о том, чтобы довезти его живым… Потом пришлось страшным усилием воли передвигать ноги, мелькнули какие-то стены, прямо перед носом возник тёмный диван, он упал на него, попытался выдраться из неодолимо накрывающего сна, но не вышло. Дальше был провал в бездну, в которую не пришло ни одного сновидения.

Когда он очнулся, первой пришла скручивающая, невыносимая боль в желудке и звериная жажда крови. Он открыл глаза, в полумраке взгляд упёрся в кожаную диванную спинку. Неподалёку слышалось какое-то движение.

Райнер медленно повернулся.

Просторная комната, прозрачный столик возле дивана завален какими-то бумагами, окна закрыты… Ночь? Райнер сжался: неподалёку цвели бело-розовые нежные цветы, гроздьями свисавшие с длинных веток, и какой-то парень поливал их из лейки.

Он понимал, что теряет рассудок, но ничего не мог с собой сделать: одним прыжком рванулся к незнакомцу, схватил его за плечи. Тот от неожиданности выпустил лейку, неловко взмахнул рукой, чудом не задев цветы, попытался удержаться на ногах, но Райнер был сильнее, и он свалился. Райнер дёрнул его на себя, добираясь до горла, он отчаянно отбивался, Райнер с размаху ударил его и швырнул к стене. Парень крепко приложился спиной и затылком, лицо исказилось от боли, он на мгновение застыл – и сполз на пол.

Райнер метнулся к парню – и вдруг обнаружил, что тот смотрит на него в упор. В серых глазах было осознание, что перед ним смерть… и горькое разочарование, как будто от Райнера он никак не ожидал этой подлости – удара в спину.

Райнер замер. Шатнулся в сторону. Вскинул руку: нет, нет, я не хотел, прости!.. Голод скрутил его судорогой, он упал навзничь, царапая пол, и почти не услышал лёгкие шаги рядом со своей головой.

Потом его заставили сесть, перед носом появилась чашка с какой-то жидкостью.

– Пей, – приказал парень. – Давай, скорее. Вот ведь… я не думал, что ты так скоро проснёшься.

Райнер хотел спросить, что это такое, но сумел только хрипло застонать.

– Лекарство, – ответил незнакомец. – Ну же!

Райнер попытался взять чашку, но руки почти не слушались, незнакомец напоил его сам. Райнер зажмурился – до сих пор ему ещё не приходилось пить ничего похожего на гибрид расплавленного металла с крепчайшим спиртом. От этого пойла голодный огонь внутри на миг взметнулся и стал стремительно угасать, этого не могло быть, это было невозможно… и тихое удивление захлестнуло душу.

– Это лекарство, – повторил незнакомец. – Теперь всё будет хорошо.

Райнер вдруг понял, что до него наконец дошёл смысл этих слов, что он невольно расплывается в улыбке, а по щекам текут слёзы. Эрик, сволочь. Всё-таки он довёз Лийта, заставил Орден работать над противоядием, которое потом каким-то чудом переправил сюда, на эту проклятую планету. И ни слова. Даже не попытался телепатически докричаться. Неужели действительно поверил в его смерть?..

***

– Ну так надо было вернуться домой! – ошеломлённо сказал Ардан. – Свои же наверняка были бы рады узнать, что он жив, и Эрик тоже.

– Он не вернулся, – негромко отозвался старый учитель. – Позже он узнал, что Орден не создавал лекарство и не присылал его на Дис.

– Ничего себе! Это что же, значит – лондар там сами его изобретали, а Райнер не знал?

– Да.

– А расскажите!..

– Не в этот раз, – старый учитель пошевелил угли в потухшем костре. – Уже поздно.

– А что было с Райнером после излечения?

– Он долго жил на Дисе, а потом пересёк Переход, что вёл к нам, на Дельсарен, и здесь окончил свои дни.

– А почему он не привёз с собой лекарство от лондаризма? – спросила Дита.

– Это наша беда, княжна. Дело в том, что дети-лондар стали рождаться много позже его смерти, и тогда уже никто не мог найти Переход и пересечь его, чтобы попросить о помощи.

– Но почему они стали рождаться? Ведь сюда лондар не пропускали!

– Мы можем только гадать. По сравнению с Дисом их трудно назвать лондар: они могут жить под солнцем, не застывают во времени, появляются не через заражение, а рождаются, растут, стареют и умирают. Так что как бы ни пришла к нам эта зараза, она не могла привести к катастрофе… и не привела. Может быть, не один Лийт был заражён и всё же не стал лондар, а потом ушёл сюда. Кто знает. А Райнер покоится здесь, в Рассветных холмах, и говорят, по утрам земля становится прозрачной, чтобы он смог увидеть солнце.

Перед рассветом Ардан растолкал сестру, на цыпочках выбрался из шатра – чтобы не разбудить учителя. Ветер был совсем холодным, они мгновенно замёрзли, Дита жалобно посмотрела на него, но ничего не сказала о возвращении под тёплое одеяло, и они зашагали вперёд. Шерсть на ногах мгновенно промокла от росы.

Рассветные холмы расступились перед ними и впустили в долину, полную теней, вспорхнула и умчалась прочь разбуженная чёрно-синяя птица с огромным красным клювом. Ардан огляделся и поднялся по холму, Дита шла за ним и опустилась в мокрую траву там, где он выбрал.

Небо светлело. Даже не небо – весь мир светлел, ночь покорно растворялась в наступающем свете, и странно было подумать, что она когда-нибудь вернётся. Время тянулось, Дите показалось, что они зря здесь ждут, что ничего не будет, и стало обидно, как от горького обмана… как вдруг Ардан вскинул руку и указал на камни высоко над ними, на другой стороне долины. Дита замерла.

Рассветные лучи коснулись камней, ласково позвали их живым, ярким светом. Камни подались навстречу их ласке, сбросили серый цвет, как сбрасывают верхнюю одежду, менялись на глазах и стали золотистыми, как густой мёд. Золотой свет пронизывал их, уходил в глубину, стало видно все прожилки, и где-то совсем внизу темнела скала… а потом золотые медвяные камни враз стали прозрачными, и сквозь них глянуло лицо.

Он давно истлел, и остались только кости, но в костной сути его не было ничего пугающего, просто – что поделать, такова судьба, и приходится встречать её… а медвяный цвет сгустился, окутал скелет, и тот, показалось, обрёл плоть, – живые спокойные глаза, и он рад, что снова видит рассвет.

Дита вскрикнула, вцепилась в руку брата: он совсем, совсем не был похож на ликса – чистое, без шерсти, лицо, маленькие аккуратные уши по бокам головы, и на руках нет когтей, странный облик, как из сна, нереально, не может быть... Ардан рассерженно обернулся на неё, – когти впились до крови, – а когда посмотрел обратно, то перед ними были уже только камни, позолоченные лучами восходящего солнца.

– Умани… – сказала Дита еле слышно, будто боялась, что звук её голоса разбудит Стража Пути.

18.11.2011 - 17.04.2012