Культурный шок Берена Беоринга
О'Дрисколл
Похмелье было тяжелым. Голова раскалывалась. С большим трудом Берен продрал глаза. Какая-то настырная девица тормошила его, пытаясь разбудить. Девицами Берен Беоринг обычно не брезговал, но сейчас он был не в форме из-за вчерашнего разговора с его светлостью. «Кажется, вчера мы пили. На троих. Рыжий, я и Совесть. Первым ушел Рыжий, за ним Совесть. Я остался допивать. Дальше не помню. Ох, голова моя, головушка…»
Девица все не унималась и уже трясла Беоринга изо всех сил.
- Какого хрена… - начал Берен обычное утреннее приветствие, но во время спохватился, увидев пару острых ушей.
- Шевалье Берэн. – Остроухое создание ставило ударение на последнем слоге. - Просыпайтесь.
- Не втыкаю, - прохрипел Берен и схватился за голову. – Попить есть чего-нибудь?
Под «чего-нибудь» хорошо бы подошло пиво, т.к. Берен знал, что эльфы рассол не пьют.
Эльф протянул Берену кубок, мигом осушив который, тот почувствовал явное облегчение. Это даже чем-то походило на пиво.
- Сидр – опять что-то сказало дивное видение со странным акцентом.
- Что? Что такое?
- Россиньоль. Экюйе принса. – Ни одного знакомого слова.
- Что за тарабарщина. Сидр, или как там тебя, ты нормально разговаривать умеешь?
- Сидр – это напиток. Мое имя Россиньол д’Осирьянд, я состою на службе монсеньора Имринга, - «лорда Химринга» справился с переводом Берен. Напиток явно был волшебный.
И тут Берен каким-то шестым чувством догадался, что перед ним вовсе не девица, а таки доблестный муж, закаленный в суровых боях и увенчавший чело свое лаврами побед. Правда, с понятием «муж» не вязались русые волосы до лопаток, вышитое платье до пят и общая миловидность. Настоящий муж должен быть громок, грязен и груб. Так учил Берена отец. Так отца учил его отец. Такова была традиция. Не совпадавшая с эльфийской.
- И в чем собственно дело? – Берен посмотрел на эльфа, который являл собой полную противоположность идеала мужественности. Болтать Берену не хотелось, хотелось завалиться на кровать и подрыхнуть еще часок - другой. Но милый Россиньоль не оставлял никакой надежды на сладкий сон.
- Я пришел, чтобы помочь вам сделать ваш туалет. - «Не фига-се…» Глаза Берена открылись сами собой, а мыслишки судорожно закопошились. «Это что-то новенькое. Ну, Рыжий, ну порядочки тут у тебя».
- Что мне сделать? – Он не знал, двинуть ли нахалу в ухо или расслабиться и пустить все на самотек.
- Помочь вам привести себя в порядок. – Тон Россиньоля указывал на то, что без посторонней помощи Берен с этой задачей никогда не справится. Да-да! Тут память Берена окончательно прояснилась! Этот тот самый эльфеныш, пакость зеленоглазая, который вчера безапелляционно заявил, что если он хочет поцеловать лорду руку, то ему придется побриться.
- Я в полном порядке, - рявкнул Берен, потому что из всех оруженосцев лорда именно этот ему больше всех не нравился.
Чувство собственного достоинства не позволило Россиньолу усмотреть ничего враждебного в словах гостя.
- Принс приглашает вас разделить с ним завтрак, который будет сервирован в его личных апартаментах.
«О, Единый, где ж он такие слова-то берет?!» Понятно было только про завтрак. Кажется, но Берен не был уверен до конца, в личных покоях лорда. Тут мыслишки закопошились прямо с неописуемой скоростью. Образ Рыжего с перепачканными … м-м-м… губами, в одной рубашке… Берен не заметил, как побрился дважды. И вымыл голову. В нем начала просыпаться тяга к прекрасному.
Посвежев и разогнав остатки сна, Берен вдруг заметил, что около двери стояли еще двое во всем черном.
- Это кто? – уставился Берен.
- Валеты – недоуменно пожал плечами Россиньоль.
«В прикуп!» мгновенно отреагировал Берен и опять вспомнил вчерашнюю беседу с Червонным Королем.
Один из валетов держал на руках перемену одежды, другой крошечную чашечку на подносе. От этой чашечки распространялся божественный аромат. Россиньоль протянул ее Берену.
- Пейте одним глотком.
Берен залпом проглотил… Буэ-э-э… напиток оказался отвратительно горьким.
- Во гадость… - утираясь рукавом поблагодарил Берен.
- Жюс, - одним словом все объяснил эльф. – Помогает собраться с мыслями.
Одевшись в поданный валетом сюрко, Берен неодобрительно посмотрел на широкие, спадающие почти до полу рукава с вышивкой.
- Как баба, - рачительные Беоринги не одобряли излишеств в гардеробе и бессмысленной траты дорогих тканей.
- Такой фасон. Кутюр. Tres a la mode, - ответил экюйе.
- Че еще за цветочки? – ненужного украшательства у Берена в роду тоже не ценили.
- Канитель, - только и сказал остроухий, но при этом так закатил глаза, словно подумал про себя: «Мой принс, откуда только у вас такие вассалы?».
- Если вы готовы, прошу следовать за мной.
Берен пошел следом за эльфом, на ходу разглядывая замок и вспоминая, какие-то сплетни, которые вчера краем уха слышал про этого Россиньоля.
Говорили, что сам он не местный, что его отбили у уроков, которые гнали пленных с юга на север. Юноша был тяжело ранен, но выжил. И остался в Химринге. Еще говорили, что Россиньоль очень странный, выражается чудно, и везде пытается насадить иноземные обычаи. Лорд, которого он упорно называет монсеньором, все ему спускает с рук, потому что с одной стороны его светлость вообще склонны на все смотреть сквозь пальцы, а с другой… Россиньоль принял на себя удар ятагана, который предназначался лорду и который пополам рассек доспехи лучника вместе с грудной клеткой. Второй раз юноша был при смерти. Что делал лучник в рукопашном бою никто Берену объяснить не смог. Выкарабкавшись второй раз, Россиньоль стал считать себя экюйе, и ни одна живая душа не смела ему возразить. Потихоньку и постепенно зеленоглазый научил нолдор и эдайн варить жюс, пить коняк, готовить филе и объяснил чем манто отличается от пелиссона. Крепость стала называться шато, а начальник стражи – шателен. По утрам в шато вместо тостов с джемом стали есть бриоши с конфетюром. У Россиньоля появились друзья и сторонники.
Разговаривать как все, он так и не научился. Половину звуков он не произносил, вторую же половину смешно коверкал, то вытягивая губы трубочкой, то резонируя в нос.
Теперь же этот экюйе вел Берена по совершенно не знакомым переходам и коридорам куда-то вглубь замка.
«Чего-то я не помню этого зала и эту лестницу тоже».
Лестница была подобна морской волне, а перила и ограждение были сделаны в виде переплетенных водорослей.
- Бляха-муха, - выразил свой восторг Берен.
- Ар нуво, - поправил его зеленоглазый.
Сделав два шага по ступеням Берен вдруг замер. На лестничной площадке прямо в стене горел огромный подводный цветок. Он был разноцветный и светился изнутри.
- О! – единственное, что пришло на ум Беорингу.
- Витраж, - нашел наименование Россиньоль.
Витраж обрамляла каменная резьба, напоминавшая морскую пену.
- Сколько дырок, - Берен умел ценить искусную работу мастера.
- Ажур, - согласился с ним эльф.
«Во живут», - подумал Берен, но вслух уже ничего не сказал.
Поднявшись два пролета, эльф открыл перед Береном дверь, пропуская его вперед.
- В будуар – сказал провожатый, угадав ищущий взгляд гостя.
«Сам такой», - огрызнулся Берен. Все это великолепие начинало действовать ему на нервы.
Пройдя еще целую анфиладу комнат («А здесь можно было бы разместить неплохую конную засаду!»), Берен наконец почувствовал, что они пришли.
- Монсеньор, к вам шевалье Берэн Беоринг, - доложил оруженосец на полном серьезе. Его «г» отдало звонким призвуком. Юноша прошел вперед и занял свое место справа от стоявшего посреди будуара принца Маэдроса.
К большому сожалению Берена Рыжий был полностью одет, а в «апартаментах» помимо них двоих находились еще четверо остроухих с серьезными лицами и какими-то бумагами в руках. Это не считая того самого Россиньоля и валетов. Валетов Берен перестал считать, после того, как Россиньоль, говоря о них, пожал плечами. Торжественность обстановки и нарядов плохо вязалась с представлением Берена о легком утреннем перекусе.
- Здравствуй, Берен, - обратился принц к гостю. - Une chaise pour le chevalier, - обратился он уже к кому-то другому.
Берену подали стул, который пришелся как нельзя кстати. Выражения «В чужом пиру похмелье» и «Красота – страшная сила» точно описывали состояние рухнувшего на стул Берена. Смертный вассал ощутил острое чувство жалости к самому себе: ни вымытая голова, ни чистые ногти не произвели должного впечатления на бессмертного лорда. «Тьфу ты Тху, все старания псу под хвост…»
Тем временем один из валетов принес стул, на который опустился принц, двое других внесли стол, который поставили между ним и гостем. Затем стол накрыли скатертью и стали расставлять приборы. Количество бокалов смутило Берена. «Я думал, эльфы с утра не пьют».
- Канапе, тарталет, круассан? – предложил Россиньоль.
«О, валар, можно я сверну ему шею?» подумал Берен.
- Пате? Фуа гра? – не унимался зеленоглазый, принимая из рук валетов блюда и снимая с них крышки.
- Жамбон? Котлет? – экюйе показалось, что одними круассанами от Берена не отделаешься.
Естественно, разговор за завтраком пошел про войну. В этом деле Берен был специалист и ждал, не дождался, когда можно будет вставить свое слово. Сделать это ему мешал набитый рот. Внезапно интереснейший рассказ нолдо про количество убитых и раненых был прерван шепотом Россиньоля:
- Шанселье, не бубните! Разве вы не видите, что у принса болит голова?
Берен с удивлением посмотрел на лорда. «На вид так и не скажешь. Кто б мог подумать… Может, они вчера с Совестью без меня продолжили?»
И тут Берен обратил внимание на одну странность. За столом сидели только он и принц. Россиньоль прислуживал, четыре высоких сановника по двое стояли слева и справа вдоль стола. Валетов, как уже было сказано, Берен за людей не считал.
- А остальные что… есть не будут? – спросил Берен, в очередной раз вспомнив хлебосольные традиции дома Беорингов. Неуместность подобных воспоминаний тут же отразилась на лицах присутствовавших. Никто даже глазом не повел в сторону Берена.
Тут он заметил, что принц-то тоже не особо налегает на яства, что тот, собственно, не проглотил ни кусочка, а только крошил над тарелкой то, что Россиньоль величал «бисквитом».
Тишина была абсолютной, как эльфийская монархия. Пять пар дивных глаз, не мигая, смотрели на монсеньора. Монсеньор смотрел на свои пальцы, которые продолжали крошить сухарик. Было видно, что тот едва сдерживается.
Берену казалось, что пропасть между культурными слоями ширится.
Первым не выдержал Россиньоль. Ложечка, которой он размешивал квенилас предательски звякнула о чашку, что не осталось не замеченным монсеньором, губы которого дрогнули в улыбке. В ту же секунду все шестеро квенди хохотали как полоумные.
- А ну всем быстро есть! Это приказ!
- Смилуйся, государь… Диета…
- Язва... ваша светлость… - нолдо от смеха чуть не выронил свои бумаги.
- Перечите принцу? Всех в карцер! Вместе с паштетом!
Берен первый и последний раз в жизни видел, как смеялся Рыжий.
- Шевалье Берэн. Мы покорены вашим остроумием, - держась за щеки проговорил Россиньоль.
Сказать, что Берен был раздавлен - значит ничего не сказать.
У Берена был культурный шок.