Предательство
Автор: Ула Гилленшерна
Перевод из "Лэйтиан" - Ольвен.
Светом наполнился Нарога мир,
Музыка там, и готовится пир.
На пиру Лутиэн одна плачет теперь.
Ныне ловушки захлопнулась дверь,
Спрятали плащ, не осталось путей.
Молила она, не ответили ей,
Ей не сказали того, что хотела
Узнать она с жаром. И не было дела,
Казалось, до тех, кто вдали под землей
Страдает в темнице глубокой, слепой,
Где болью и мукой полна глубина.
Предательство поздно узнала она.
- Там же твой брат! - Лютиэн схватила Ородрета за руку, расслабленно лежащую на подлокотнике. Слова рассыпались, как горсть гальки о скалу.
Она ищет, за что схватиться на краю пропасти. И я, кому она затмила свет Камней и огонь нашей клятвы, последний, кто протянет ей руку.
Келегорм сжимал левой рукой двузубую серебряную вилку, в правой - высокий стеклянный кубок. Вилка гнулась. Кубок гнуться не мог - он со звоном треснул, посыпались осколки, на скатерть закапала кровь. Хуан подошел, просунул морду над плечом, потянулся к ладони - зализать. Келегорм отогнал его. Пес, обиженно проворчав, свернулся за креслом.
В длинном низком покое пылал камин, ясно горели свечи в малахитовых канделябрах. Лютиэн так и не заняла предназначенное ей кресло под балдахином - ходила вокруг стола, обращаясь ко всем и ни к кому. Белое платье, отороченное цветами - Финдуилас долго подбирала подходящее, но и это оказалось не по росту - волочилось за ней шлейфом.
В палате этой, в покоях Финрода - бывших покоях Финрода, - наместник обыкновенно обедал с дочерью и несколькими приближенными, обсуждая дела правления. Сейчас здесь собрались советники Нарготронда - кто не охранял границу, не отъехал на охоту или в родовую еще до Солнца и Луны выстроенную усадьбу - пересидеть смуту, собраться с мыслями. Хмурились, отводили глаза. Появление дочери Тингола в Нарготронде и ее слова казались продолжением наведенного Врагом дурного сна.
- А не от Моргота ли ваше видение... - неуверенно начал кто-то и осекся. Лютиэн подбежала к Келегорму, тряхнула за плечо. Развернула его голову к себе, сжала виски между ладонями, отчаянно разыскивая ответ в глазах. Будто никого не осталось в зале, кроме них двоих.
- Ты обещал мне помощь в Нарготронде! - голос дрогнул сорванной струной. "Ты обещал мне!" - каждая слеза торопливо вторила. - Не молчи, сделай что-нибудь! Они послушают тебя.
- Я не король. Да здесь и королей не слушают, - слова тяжко выкатились из горла, как каменные гири. Она отступила от него, словно от мертвеца, отдавшего душу Намо у нее на руках. Келегорм даже не обернулся - не смог обернуться, так и сидел камнем, бессмысленно глядя перед собой. Под ладонью расплывалось багряное пятно.
- Где твои воины, сын Фаэнора?!
- Мои воины. Не пойдут выручать моего соперника.
Лютиэн отступила еще на шаг и уперлась спиной в острые выступы камня. Гномы отделали покой так, словно он был высечен в необработанном граните вместе с камином, полками и выступами под канделябры. Испуганно сжала рукой ворот платья:
- Я не дам тебе согласия.
- Я еще не спрашивал согласия, - Келегорм отодвинул тяжелое кресло и шагнул в ее сторону. Взяв за подбородок, заглянул в глаза. Кровь закапала на белое платье. - Я люблю тебя, Лютиэн. Я принесу тебе Сильмарилл, если ты хочешь такой свадебный дар. Я отправлюсь на Волчий остров - один, если никто не пожелает последовать за мной - если такова нынче цена твоей руки. Но я не позволю смертному прикоснуться к тебе. Даже если ты будешь ненавидеть меня. Даже если проклянешь. И вы все - знайте это, когда будете судить у меня за спиной! - он оглянулся, услышав ошеломленную тишину.
Куруфин, сидевший справа от короля, в мрачной задумчивости подпер рукой подбородок. Ородрет выставил перед лицом раскрытую ладонь - детский жест "да минует нас!", не содержащий никаких чар.
Тот советник, что уже помянул Моринготто, вновь изрек - лучше бы он молчал:
- Черные чары с Острова Оборотней растеклись по всему Белерианду! Это новое оружие Врага, оно приносит безумие. Разве вы не видите?
- Мы должны что-то решить и дать ответ дочери короля Элу, - Ородрет положил сцепленные в замок руки на стол. Руки заметно подрагивали.
- Если она сказала правду и Инглор сейчас в замке Гортхаура - мы можем опоздать.
Это сказал Гвиндор, сын Гуилина, князя синдар, чьи владения лежали между Таур-эн-Фарот и Нарогом.
- Поистине похоже на чары! - Куруфин казался спокойным. - Вы теперь жаждете его спасти? Будто вам была неведома его цель. И что помешает Саурону отрезать ему голову и унести в когтях к своему хозяину в Ангбанд, даже если мы возьмем Минас Тирит? - Куруфин помолчал. - Гвиндор, скажи мне, где твой брат Гельмир? Где твоя жена, Ородрет? Почему мы не идем искать их? И тысячи пленных, которые томятся в Ангбанде еще со времени битв под звездами?
- Довольно! Пока я - наместник короля! - Ородрет пристукнул кулаком по подлокотнику кресла. - Брат знал, что делал. Ты - знаешь? А если нет - зачем говоришь?
- Ты хочешь поступить, как он? - Куруфин развел руками. - Или ты? - он посмотрел на Гвиндора.
Оба молчали.
Хуан - на него мало кто обратил внимание - стуча когтями по полированному граниту, прошел к выходу и улегся под дверью.
- Куда теперь торопиться! Финрод, если в плену, - уже в Ангбанде, - прозвучало с дальнего конца стола.
- Финрод - в Тол-ин-Гаурхот! - Лютиэн метнулась к камину. Голыми руками выхватила из пламени горящую головню, воздела над головой: - И мой любимый тоже! Я - вижу! Я - читаю полотна Вайрэ! Ешьте, пейте вино со вкусом их пепла! Город ваш сгорит, как эти угли, когда вы испугаетесь собственной трусости! - она шваркнула головней об стол, рассыпались красные угольки, прожигая белую скатерть. Кто-то плеснул вином - головня почернела, пыхнув белым паром и пеплом, оседающими на золоте и серебре блюд. Лютиэн повернулась к повскакивавшим с кресел советникам, выставила перед собой измазанные сажей ладони. - Видите - они не обожжены! Весь жар достанется вам! А теперь пустите! Верните мне мой плащ! Раз вы отказали в помощи, я пойду одна! - она провела ладонью поперек лица, оставив черные полосы.
- Хуан! - Келегорм, стоявший за спиной Лютиэн, тихонько свистнул. Косматый серый зверь - чтобы посмотреть ему в глаза, Лютиэн не пришлось опускать взгляд, - поднялся, загородил собою дверь, глухо зарычав.
- Успокойтесь все! - Куруфин остановил рукой вскочившего Ородрета, и тот упал обратно в кресло. - Кто-нибудь здесь хотел отпустить ее к Саурону на смерть или плен... или, может быть, хочет пойти с ней? Кроме тебя. - Он оглянулся на брата. - Но это мы обсудим позже.
- Ты не можешь взять ее под стражу! - выкрикнул Ородрет. - Тингол объявит войну Нарготронду.
- Если он боится нас меньше, чем Моргота, мы поучим его воевать! - развернулся Келегорм.
- Уймись! - поднялся Куруфин. - Тингол будет в гневе, отпустим мы ее или задержим. Всем известно, что он ненавидит Дом Феанора. Но если узнает, что она ушла из Нарготронда в Тол-ин-Гаурхот одна - гнев его будет больше. Вы можете вернуть ее под охраной к отцу, от которого она сбежала и доверилась вам. Или отправиться с ней к Саурону, если кто-то этого хочет. В одиночку. Даже мои дружинники за мной не пойдут, прикажи я им такое. А вы... Кто-то помнит еще, как все ваше войско отреклось от Инглора раньше, чем я закончил речь? Идите, поднимайте их ему на помощь! Я тогда всего лишь сказал то, что вы все... - он обвел взглядом окаменевшие лица, не встретив ни одного взгляда, - ...хотели слышать!
Ородрет склонил голову и закрыл лицо ладонями.
- Я жду слова наместника, - повернулся к нему Куруфин.
- Дочь Тингола останется под вашей охраной, пока мы не примем решение, - бесцветно, словно через силу выговорил Ородрет.
- Слово ясно. Осталось последнее. Недостойно водить дочь Элу по городу, как пленницу. Мы оставим ее здесь. Ородрет может на время вернуться в свои прежние покои. Я тоже буду здесь, охранять ее от опасностей... любых, - он перевел взгляд на брата.
Хуан подвинулся в сторону, пропуская угрюмый поток выходящих, и вновь улегся у дверей. У разгромленного стола оставались трое: Куруфин, Келегорм и Лютиэн.
- Значит, теперь я ваша пленница? - Лютиэн беззащитно присела на каменную скамью у камина. - Дайте умыться... для этого у меня нет чар.
- Во внутренних покоях есть умывальник... сейчас там все приберут и подготовят для вас, принцесса.
- Вы тоже обещали мне помощь, когда мы встретились, Куруфин, сын Фаэнора. Если бы так обошлись с вашей женой?
- Совет вы получили. В помощи вам отказал наместник, - устало ответил тот и вышел.
- У людей на руках растут волосы... как у гномов. Даже у женщин, - Келегорм присел на скамью рядом с Лютиэн, поднес ее тонкое запястье к губам. - Разве ты похожа на них? Тебя одну во всем мире не коснулась тень. Под солнцем и луной нет достойных тебя.
- Ты обманул меня. Ты устроил мне ловушку.
И в Нарготронде немедля узнали,
Что ее сыновья Феанора поймали,
Что Берена против смутили умы,
Что мало желали теперь из тюрьмы
Короля вызволять, чье желанье уйти
Древние клятвы зажгло в их груди,
Ненависть в них пробудило от сна.
И цель их была Ородрету видна:
Фелагунда оставить во тьме умирать
И узами крови с Тинголом связать
Силою дом Феанора затем.
Но помешать темным замыслам тем
Не в его было власти, ведь ныне народ
Братьев правление лишь признает,
Их слову послушны все в этой твердыне.
Никто Ородрета не слушал отныне;
Они разделили позор этих дел,
Про Финрода слышать никто не хотел.
Зиму среднего Белерианда трудно назвать иначе, как мерзкой. Манвэ назначил для этой земли только две погоды: пасмурную (мелкий дождь, раскисшая серая глина каменной тяжестью виснет на сапогах, копытах, полах плаща, одежда под вечер - набрякшая водой губка) и ясную (все грязное и мокрое покрывается вдобавок хрустящим ледяным панцирем. Но можно хотя бы обсушиться). В последние годы, после Браголлах, прибавилась еще третья - мокрый снег, под которым одежда и конская шерсть смерзаются ледяным коробом.
Передний из двух всадников, пробиравшихся ночным лесом, остановился и поддел копьем согнутый поперек тропы стволик черемухи. Деревце дрогнуло, но не распрямилось. Северный ветер с вечера начал разгонять тучи - а заодно замораживать все, что не успело растаять. Помянув про себя нечто на языке гномов, эльф, закутанный в широчайший митримский плащ, начал копейным лезвием счищать смерзшийся горкой снег, пригнувший черемуху к земле. Именно так Враг поступает с теми, кто покоряется ему: сгибает мягко, прибавляя к грузу по пушинке... а потом, когда уже поздно, давящая пята становится каменной. Может и по-другому. За поворотом тропу перегородила толстая ветвь дуба. Эта не гнулась под тяжестью снега - откололась от ствола и осталась висеть на отщепе. Передний подъехал к дубу, потянулся к задней луке, где был подвешен топор. Второй окликнул на квэнья:
- Брось. Спешимся, пройдем под ней.
Передний слез с коня - для эльфа неловко: промерз, зубы стучали, тело била крупная дрожь.
Тропа спускалась наискось по склону оврага. Снизу доносился шум бегущей воды. Ручей, еще невидимый за зарослями ивняка, за день снегопада вздулся, как после недели дождей. Переправляться придется по пояс в ледяной воде, ведя коней в поводу. Степные скакуны за десять лет привыкли к каменистым тропам Нарогарда, но чтобы переправляться верхом сейчас - коням надо было родиться на этой земле.
Обустраивать свою землю эльфы Нарготронда умели. Сторожевая башня, похожая на укрепления людей в Дортонионе, отличалась от них, как Эрухини от орков: сухая и чистая, с запасами всего, от дров, крупы и сушеного мяса до свечей белого воска, швейных иголок и огнив. Единственное, чего недоставало - десятка следопытов, которым следовало сегодня нести стражу на этом участке восточной границы.
Младший из двоих (это он ехал передовым), закинув за спину седельные сумы, вскарабкался по приставной лестнице в дверь второго, жилого, яруса и, втянув лестницу за собой, задвинул железный засов. Расседланные кони, укрытые попонами, хрупали овсом у коновязи в стороне. Башни строились для пеших следопытов. Конники Аглона до сих пор ходили не менее чем сотней и спали в седле или где застанет ночь.
- Если кто бродит вокруг - уведут коней! - беспокойно окликнул он старшего, поднимавшегося по гулкой дощатой лестнице с охапкой дров. Печка потрескивала, разгораясь, бросала из устья красные блики на стены из дикого камня.
- Если придет Могучий Лук - он и нас с тобой уведет, не то что коней. А волков с севера мы сами за Тейглин прогнали... тех, кто жив остался. Когда вернулись с гостьей... - старший сбросил дрова перед печкой и устало опустился на низенькую скамейку. Младший, присев на скамью у входа, стаскивал с себя вымазанные глиной разбухшие сапоги:
- Восточная граница - как решето. Надо было ехать с отрядом.
Избавившись, наконец, от сапог, он подошел к огню. Они со старшим были похожи лицом, человек принял бы их за братьев: высокие, широкоплечие, тонкие в поясу, разве что младший - легче и не такой сумрачный.
- Я не понял отца... - он присел рядом и протянул к огню замерзшие руки. - Ты можешь завтра сказать ему?
- Что?
- Зачем размазывать дружину по границе? Что он сам забыл в болотах Сириона? Эльвэ может пойти через Бритиах и броды Тейглина... кривая дорога, зато дорога, - он повторил синдарскую поговорку. - Осенью ополчение Дориата выходило в Димбар. Наши дозоры выдвинулись на шестнадцать лиг за Тейглин... хорошо. Но оттуда до лагеря - гонцу скакать восемь дней! Пешие синдар идут не медленней конницы, они будут в городе раньше нас.
- И многие будут этому рады. Скажем, те, кто ушел из этой башни, - докончил старший. Поднялся, железным крюком вытянул из огня подвешенный на вертеле котелок - тот начинал побулькивать. Наклонился, помешал деревянной ложкой:
- Ты знаешь, что твой отец не разговаривал со мной с того самого дня? Не считая приказаний.
- Нет, не знал... - младший кольнул его взглядом. - Турко не просыхает уже неделю, словно ему дела больше ни до чего нет. Артаресто молчит. Из Нарготронда могут ударить в спину.
- Кто-то из них тебе не подчинялся?
- Нет. Они просто разбегаются, ты видишь, - младший невидящим взглядом смотрел в огонь. - У меня даже гнева не осталось - так устал...
Старший недобро усмехнулся:
- Десять лет мы кладем труды и силы... и убитых кладем в эту землю, которая нас не принимает.
- А, нас вся земля Эндоре не принимает! - младший пристукнул ладонью по колену, на щеках появился румянец - быть может, от жара печи. Он подпер голову руками, запустив пальцы в пепельно-русые волосы. Глядел под ноги, где отсветы огня играли на каменной плите перед устьем печи:
- Мы горим изнутри, Сарданго. И земля горит под ногами.
В печи треснула головешка. Выпавший раскаленный уголек потухал, подергиваясь пеплом и чернея.
- Сгораем... - старший покачал головой. - За эти десять лет мы потеряли больше, чем в Браголлах. Нас хватит лет на сорок. Потом слуги Моринготто убьют последнего.
- С самим Намо поспорю, что это будет Эльвэ! Или Турондо, - младший пригнулся к коленям от беззвучного смеха.
- А ты, значит, последним быть не желаешь?
Младший - Иньофинвэ Тьельперинквар, сын Куруфинвэ, - покачал головой:
- Нет. Мне скоро повезет пасть от руки Могучего Лука... или самого Эльвэ. Хотя эту честь придется оставить Турко. По справедливости.
- Так что будем делать?
Тьельперинквар мрачно отвернулся.
- А Феанаро не побоялся поссориться с родичами, когда те были неправы, - Сарданго поднялся со скамейки, снял котелок с вертела, перемешал, зачерпнул ложкой ароматную гречневую кашу с мясом. - Готово! Принеси хлеба.
Тяжелую откидную столешницу опускать не стали, не стали и зажигать свечи. Без благодарности Йаванне, принятой среди нарготрондцев, тоже обошлись. Ели молча, на скамье перед печью, по очереди зачерпывая ложками. Когда Тьельперинквар, вымыв котелок (вода хранилась в бочках, в нижнем ярусе), поднялся обратно, Сарданго копался в седельных сумах у входа. Достав оттуда потускневшую флягу с черненым узором, вернулся к печи, подбросил дров:
- Будешь?
- Нет, - Тьельперинквар сидел на скамье, глядя на языки пламени, проползающие между свежими березовыми поленьями. Береста затрещала, скручиваясь, полыхнула с черным дымком. Просторный покой еще хранил нежилой холодок - только-только стали теплыми лежанки. Мастера Нарготронда умели складывать печи, которые прогревались медленно - но и тепло хранили по нескольку суток. Когда приехали - камни были холодными. Стража ушла отсюда не позже третьего дня... впрочем, какая разница? Тьельперинквар встряхнул головой - глаза начали слипаться. Повернулся к Сарданго:
- Феанаро погиб. А мы помирились с Нолофинвэ.
Тот не ответил, прислушиваясь к звукам снаружи, еле пробивающимся через толстые стены и закрытые ставнями бойницы. Что-то скрежетнуло по камню снаружи... или показалось? Треснула потолочина, из щели просыпалась труха. Тьельперинквар настороженно потянулся к мечу.
Оглушительно в напряженной тишине бухнула крышка потолочного люка. Отскочив к стене, Тьельперинквар отбросил ножны, перехватил рукоять двумя руками. Светловолосая эльдэ в бурой грубошерстной куртке дориатского следопыта съехала вниз по отглаженным до блеска перилам и, выставляя вперед пустые ладони, повернулась к нему. Тьельперинквар дернулся в сторону - почудилось тайное оружие в этих руках - и замер. Сердце гулко ударило под горло. С распахнутыми объятиями на него шла, улыбаясь, Нэрвендэ Артанис:
- Добрая же встреча, Иньофинвэ!
И она! Как забыли, что она в Дориате! Сарданго так и сидел перед огнем, словно его ничего уже не касалось. Занося меч к удару, Тьельперинквар глянул исподлобья:
- Изменники! Нэрвен, стой, или... - остановилась, хвала Эру! - Я не сдамся живым, стреляйте! - усмехнулся он, заметив краем глаза, как в люк просунулось тупое рыльце самострела.
- Иньо, это мои верные, - на лице Нэрвен не было страха. Она улыбалась. Хитро. Зря: он отскочит раньше, чем этот, залегший у люка, нажмет спусковую скобу.
- Иньо, здесь нет врагов! - прикрикнула Нэрвен уже строго, как старшая сестра на упрямого подростка. - Я пришла поговорить с тобой, как с другом и родственником! Если не хочешь, мы уйдем, - она легко, как в танце, сделала еще один шаг. Кончиком пальца прикоснулась к лезвию занесенного меча:
- Это же Эренарья! Совсем сточилась...
Тьельперинквар окаменел, сжавшись всеми мышцами. Он может сейчас пересечь ей горло... одно легкое движение...
- На этом мече - кровь Альквалондэ, - сцепив зубы, сдержал неудержимую, как от жестокого холода, дрожь. - Не играй со мной. Нэрвен.
Лезвие чуть отдернулось. Нэрвен вскинула подбородок и опустила руку.
- Она много поработала, - неожиданно раздвинул губы в улыбке Сарданго. - Ты знаешь, как она попала к Тьельперинквару?
- Да. Слишком много, - Нэрвен медленно повернулась к мечу спиной. Выждала несколько мгновений и отошла к печи.
- Я замерзла! - она потерла озябшие ладони, забрала у Сарданго фляжку и глотнула. - Иньо, иди к огню, присоединись к беседе! И разреши моим спутникам тоже погреться!
- Я не положу оружие, пока ты, Сарданго, не объяснишься, - хмуро взглянул Тьельперинквар. - Я не верю вам.
- Все просто, племянник... - Сарданго отнял у Нэрвен фляжку и в несколько глотков осушил ее до дна. - Если бы я предложил тебе поговорить с Артанис... ты бы пошел?
- Нет.
- Вот. А из западни, в которой мы все оказались, пора выбираться. Тут мы с тобой, вроде бы, согласились?
- Я ответил - я с тобой не согласен. Если ты тайно передался Эльвэ, иди сперва и убей меня!
- Иньо! - в третий раз эта наглая красавица называет его домашним именем! - Война решена! Келеборн уже собирает ополчение по Аросу и Региону! Ты понимаешь, что через две недели он пойдет воевать с моим братом? - Нэрвен покосилась на Сарданго. - Точнее - с тремя моими братьями... Ты думаешь, мне этого хочется?
- Через две недели? Вы опоздали... - Тьельперинквар зло оттянул в улыбке уголки губ. - Мы-то уже в седлах и в поле!
- Иньо, я тебе поклянусь! Дайте меч! - она подбежала к отворенному люку, поймала за кончик ножен протянутое сверху оружие. - Вот так, как вы клялись на Туне! - она сдернула ножны и отбросила их в сторону. Воздела меч в руке, почти дотягиваясь острием до низкого свода:
- Я и мои верные не причиним сегодня никакого вреда тебе, Иньофинвэ Тьельперинквар, сын Куруфинвэ, даже если нам будет угрожать смерть! И не позволим никому другому причинить тебе вред! И будем защищать тебя, если так случится! А теперь вот так! - она с силой вогнала меч в щель между половицами. - Можешь подойти и сломать его, если хочешь! - она вернулась к печи и уселась верхом на скамью.
- "Не позволим причинить никому другому" - этот кто-то уже на земле Нарогарда? - холодно уточнил Тьельперинквар и, не получив ответа, опустил меч. - Что ж... - он подобрал ножны и, лязгнув железом о железо, загнал в них узкое лезвие. - Хорошо, что не пролилась кровь.
Он перекинул перевязь через плечо, потом, чуть подумав, повесил меч на стену. Подтащил к огню тяжелый табурет.
- Вот и хорошо, - Сарданго поднялся, уступая место. - Садись, я принесу дрова.
Тьельперинквар, переступив через скамью, уселся на его место - лицом к Нэрвен:
- Прикажи своим спутникам спуститься вниз. Так о чем ты хотела со мной говорить? Я не князь, у меня нет ни одного воина, я сам служу своему отцу!
- Не совсем так, - Сарданго, вернувшись, свалил дрова у устья печи и, примостившись на корточках, принялся совать поленья в топку. - У Феанаро тоже не было ничего своего... ему это не помешало.
Последний из десятка дружинников Нэрвен захлопнул за собой люк в потолке. В любой миг готовые вскочить, синдар уселись на широкую скамью у дальней стены, держась за мечи и луки. Хотя... несколько лиц он узнал, это были нолдор, они не раз приезжали с ней в Нарготронд.
- Сарданго, я был не так мал, чтобы не помнить, - Тьельперинквар сверкнул глазами в сторону плотно усевшегося на табурет родича. - Ты сам тогда разве не служил Дому Феанаро?
- Нэри! - Нэрвен говорила на квэнья. Ее спутников это, кажется, не удивило, вопреки тому, что рассказывали о Дориате. - Это неважно. Вы узнали что-нибудь про Инголдо?
Сарданго покачал головой.
- Выйду посмотрю коней.
- Иньо... - с Нэрвен, едва тот скрылся за дверью, словно сошли чары. Она склонилась вперед и подперла лицо руками - люди так делают, когда у них болят зубы. В довершение сходства качнулась из стороны в сторону и жалобно взглянула на Тьельперинквара снизу вверх:
- Что будем делать?
Сарданго исчез надолго - пожалуй, слишком долго для проверки того, как проеден овес и не сбиты ли ноги у коней. А когда вернулся, невольно застыл на пороге.
- Я знаю про Хадходронд. Кх-хазад-Дум! - Тьельперинквар с усилием произнес звук, похожий на кашель, и улыбнулся. Отец выучил его языку гномов.
- А про города в Красных горах? - Нэрвен наклонилась к его лицу совсем близко. - Они говорят, что знают места, где пробудились эльфы.
- И кто там сейчас живет?
- Никто. Раз в год собираются авари на праздник... даже от здешних зеленых эльфов приходит посланец. Ты не знал? Но не все - иные племена забились в такую глушь, что сами забыли, кто они... Сарданго, садись!
Тот, довольный, присел на табурет.
- Мы с Келеборном соберем войско и выступим через Димбар к Нарготронду. Но наша дружина не вступит в бой, если дойдет до этого. Вот мое слово! Иньо, смотри мне в глаза. Мы с мужем станем изменниками. Обратной дороги не будет. Что вы можете обещать взамен?
- То же, - Сарданго прямо посмотрел на нее. - Если мы сейчас договоримся и если к нам присоединится Тьельперинквар - никто с нашей стороны не поднимет меча. Кое с кем из дружины Турко я еще не говорил. Но когда дойдет до дела - они уже ничего не изменят. Если раньше не перейдут на нашу сторону. Так ты отвечаешь за мужа?
- Да, - Нэрвен сверкнула улыбкой в его сторону. Тьельперинквар заметил, что невольно ловит ее взгляд.
- Сарданго, - он мрачно уставился в пол. - Нарготрондцы уходят с границы с твоего ведома.
Тот щелкнул пальцами и усмехнулся:
- А ты хотел лечь в эту проклятую землю вот так?
Тьельперинквар казался невозмутимым. Только ногти побелели, впиваясь в ладони.
- Посмотри на нас! - Сарданго повысил голос. - Все кончено, Иньо! Хочешь ждать дня, когда зрячие позавидуют слепым?! Ты был с нами при начале дела, ты знаешь, чего хотел Феанаро еще до того, как поклялся на Туне! Что же, правы те, кто пророчил нам гибель?
Тьельперинквар беззащитно оглянулся на Нэрвен:
- Вы не понимаете. Никто не понимает, кроме меня. Если я сделаю то, что вы от меня ждете, Намо будет смотреть мне в глаза до конца мира.
- Намо и не такое терпит, - Сарданго скрестил на груди руки. - Что делать, если на тебя возлагают доверие без спроса? Разве в Доме Арафинвэ не говорят, что мы вас предали, когда сожгли корабли в Лосгаре? - он увидел, как напряглась Нэрвен, и продолжал, словно инголемо перед учениками. - И для вас это была правда - вы надеялись, что мы перевезем вас. Скажу больше! В нашем собственном войске многие говорили о предательстве, когда корабли были сожжены. Одни в сердце, а другие и вслух, как Амбарто!
- К чему это? - Тьельперинквар недоверчиво встряхнул головой.
- Нельзя сделать эту встречу небывшей. Теперь мы можем соединиться с Келеборном и уйти за Синие горы. Пока не поздно. Решайся!
- Союзники примут нас в Кхазад-Думе! - добавила Нэрвен.
- Белерианд скоро падет! На твоем месте Феанаро не стал бы колебаться. Но кого-то придется оставить позади!
- Остановись на этом! - Тьельперинквар встал, перешагнув через скамью, отошел в сторону и уперся лбом в холодные камни стены. Потом вернулся:
- Я не могу сейчас ответить "да".
- Пусть так! - Нэрвен тоже поднялась, шагнула к нему - они были одного роста, глаза в глаза. - Но пусть не будет войны с Нарготрондом! Мне сердце говорит, что не будет... и Мелиан, кажется, тоже, - добавила она, понизив голос. - Я буду ждать тебя в верховьях Адуранта до Врат Лета. Но если случится война - мы повернемся к ней спиной вместе. Да?
Тьельперинквар опустил глаза.
- Что ж, до встречи! - Нэрвен повернулась к своим. - Уходим!
- Доброго пути! - проводил ее взглядом Тьельперинквар. Кто-то из поднявшихся синдар протянул ей плащ. Словно ночные тени, одиннадцать, уже неразличимые под капюшонами, вереницей спустились по выставленной Сарданго лестнице и растворились в шуме черного леса. Влажный ветер с каплями дождя ворвался в отворенную дверь - погода вновь переменилась.
Тьельперинквар так и стоял перед печью, глядя на подернувшиеся пеплом угли. В глубине еще тлели несколько красных звездочек.
Сарданго еле успел пригнуться. Тяжелый, выточенный из толстого дубового чурбана табурет гулко, как таран, ударил в дверь и отлетел в сторону. Он был прочен, дверь тоже. Тьельперинквар разогнулся, удивленно глядя на свои руки.
...И вот, когда сыростью осень своей
Окутала светоч небесных огней,
Серпик луны, и летели, видны,
Звезды меж прутьев ночной глубины,
Меж облачной мглы, и, когда рог зимы
В лесу раздавался в объятиях тьмы...
Вдали в предрассветном тумане пели рога. Захлебываясь, рыдали гончие. Гончие были лесной породы, не приученные к степной охоте загоном. Но если все-таки выгонят волков сюда, на покрытое кочками побуревшей жесткой травы пастбище, расчищенное среди каменистых гряд и зарослей боярышника - это станет уже неважно.
Впрочем, вся эта охота неважна. Куруфинвэ чуть заметным движением осадил коня назад, за куст остролиста. Белые густошерстные псы насторожили уши на звонкий стук копыт по каменистой дороге. Снизу, со стороны Бар-Эриб, ехали двое, не таясь. Борзые, учуяв что-то в потянувшем с востока ветерке, завиляли хвостами.
Тьельперинквар и Сарданго возвращались с северной границы. Устроив ставку в Бар-Эриб - малом, в четыре двора селении на окраине Гномьих пустошей - Куруфинвэ рассылал остальную дружину по заставам и башням на рубежах Нарогарда. Следопыты на границе мало радовались помощи, больше похожей на недоверие. Не понимали своего князя и конники Аглона. Приди Элу с войском - успеем ли собраться и дать бой? Хотя лучше пусть обойдется без войны. Нарготрондцы, особенно синдар, до сих пор числившие себя подданными Элу, уходили с границы целыми заставами - быть может, и в Дориат.
Тьельперинквар подъехал к отцу, стремя к стремени. Собаки радостно запрыгали, вставая на задние лапы, тянулись языками к рукам младшего хозяина. Тьельперинквара любили звери и птицы.
- Иньо... - Куруфинвэ устало положил руку на плечо сына. Угрюмый Сарданго остановился чуть поодаль. Голоса гончих удалялись. Охота не задалась: волки уходили вверх, в дебри камней и колючего кустарника на склонах Амон Руд. Собаки собьют все лапы, пока выгонят зверей на открытое место.
- Гвиндор за Нарогом отказался от помощи.
- Кто-то еще?
- Нет. Вспоминали Финдарато. "На такую войну пусть князья тоже едут одни!"
- Наши? - усмехнулся Куруфинвэ. - Раз слышал - значит, знаешь, кто, когда и где. Скажешь?
- Нет.
- Ладно... - Куруфинвэ отвернулся, разобрав поводья. - Поедем на рог.
Рога трубили сбор. Волки ушли наверх, на Гномьи пустоши, куда не забраться верхами. Распорядитель охоты - Куруфинвэ назначил самого опытного в этом деле - отзывал гончих. На охоту сегодня ехали без настоящего сердца - скорее чтобы отвлечься от изнурительного ожидания и тесноты. Спали вповалку, едва не друг у друга на головах, частью в хлевах и сараях, князья - в отсыревших насквозь шатрах: усадьба еле вмещала две сотни воинов. Теперь, раз упустили волков, будет опять занятие - выслеживать, обкладывать, затевать новый загон... Все легче, чем думать, к чему идет дело.
Шатер Тьелькормо стоял напротив усадьбы, на другом берегу каменистого оврага, где начинался выгон. Над круглым войлочным сводом не курился дымок, перед входом с копья свисало вниз, как красная тряпка, насквозь промокшее знамя. В густом влажном тумане - время близилось к полудню, а словно еще не рассветало - шатер казался покинутым.
Куруфинвэ перешагнул через веревочный порог, за ним - двое его спутников. В полутьме не сразу разглядели Тьелькормо. Тот не спал - уже не первые сутки. Сидел за столом в глубине шатра, вцепившись пальцами в край столешницы, как окоченевший мертвец.
Справа среди подушек и войлоков валялось что-то, похожее на набитый мешок. Оттуда шел острый запах давно немытого тела, нехороший - как от орка. "Мешок" пошевелился и с кряхтением сел:
- Добрая встреча, высокородные господа! Встать-поклониться только не могу - ноги связаны!
Человек говорил на синдарине, безобразно коверкая слова. Он был уже немолод: полуседая борода, всклокоченные волосы, сморщенное лицо. Дозорные поймали старика к востоку у Бар-Эриб, у самой Завесы, и везли всю ночь под дождем, связав ноги под конским брюхом. Сами разведчики, тоже измокшие до нитки, сдав добычу князю, сейчас отдыхали. О том, что люди с возрастом теряют силы и обращаться с пленным можно было и помягче, они, должно быть, просто не подумали. Тьелькормо отдал ему меховой спальный мешок.
Человек, назвавшийся Алмиром, сыном Алдара, по его словам, бродил в лесах уже третью неделю - искал потерянных коров. В последний набег, когда волки Саурона бродили по всему левобережью Нарога, один такой разогнал его стадо. Две телки нашлись, остальные разбежались неведомо куда.
- И что я дам в приданое за дочерью? Один волк все хозяйство прахом пустил!
- Как ты прошел границу Нарогарда? Тебя должны были увидеть с башен. Не с одной! - повторил вопрос Куруфинвэ. - Иньо, развяжи ему ноги, - увидев, как скривился сын, усмехнулся: - А не увидели бы, так почуяли!
- Подходил я к вашим башням! Их же мимо не пройти, все знают, тут у каждого деревца глаза! Эльфы уж видели, коли скотина моя сюда направилась! А в башне пусто, никого, и печка холодная. Ну, думаю, заночую - а там и хозяев дождусь. А утром никого. Пошел я дальше - там опять башня пустая... - человек трясся мелкой дрожью, то ли от холода, то ли от страха.
Сказанное походило на правду. Разведчики, нашедшие человека в одной из пустых башен, докладывали, что и остальные места на их пути, где должны были находиться следопыты Нарготронда, оказались пустыми. Это выяснил Сарданго, ходивший их будить. Но могло быть и по-другому.
- Ты подданный короля Элу. Тебя поймали на границе его земель. Ты знаешь, что Элу начал войну с Нарогардом? - Куруфинвэ наклонился вперед и вонзил взгляд в мутно-серые, в сморщенных красноватых веках глазки человека. Тот проворно, пока не отобрали, забрался обратно в мешок - так и сидел, закутавшись до пояса в медвежий мех. Старая кровь не грела. Через несколько лет он уйдет из Арды, может быть, предстанет перед лицом Единого - непредставимо... Для него, кажется, тоже. Люди ведут себя как бессмертные, цепляются за жизнь тела, словно имеют надежду ее удержать.
- Про Элу - то дело Халада, - собравшись, твердо ответил человек. - К нам за Тейглин вести нескоро доходят. С эльфами воевать?
- Где ты выучил синдарин? Ты говоришь на нем, как дориатрим. Только звуки уродуешь.
- Служил на севере... у князя Ангрода, брата вашего. Я младший сын. Вернулся, построил хутор. Женился, трое сыновей народилось... все меня за Тейглином знают, пусть твои люди спросят!
- У Ангрода так не говорили, - усмехнулся Куруфинвэ. - Где твои сыновья?
- Нет их больше, - мертвым голосом ответил человек. - Последнего волк убил, - он склонился и закрыл лицо руками.
- Отвечай. Про жену, детей и хутор со скотиной расскажешь потом - мы проверим. Где ты научился говорить, как дориатрим?
- Да как они говорят-то? Не знаю я! Из Дориата видел эльфов, помогали нам... Ведь что ни год, то набег, да не один! Пять ран у меня - покажу, коли не верите! В этом году самого короля Элу я видел - да. Осенью ходили на войну в Димбар, я и старший. Старшего-то там и убили орки. А возвращаюсь - ох... Тринадцать лет ему было, - человек опять согнулся. Люди и гномы не любят показывать, что умеют плакать, хотя это отличие Детей Эру от орков.
- Я тебя слышал, - Куруфинвэ повернулся к брату. Тьелькормо сидел с закрытыми глазами, губы беззучно шевелились: "...naaireesselya..." * - Ты слишком много пьешь! Выйди, умойся и приди в себя. Ты мне нужен.
- Этого увести? - приподнялся Сарданго.
- Нет, - под взглядом Куруфинвэ Сарданго сел обратно на седельную подушку. - Ты тоже оставайся. А ты иди отдохни... - в сторону сына.
Тьелькормо приоткрыл глаза:
- Ты злой, брат. Что ты хочешь от меня еще? Я трезв, как младенец! К сожалению! - неожиданно выкрикнул он. Покачнувшись, встал и вышел из шатра. Куруфинвэ наклонился к Сарданго:
- Твои верные тебе подчиняются?
- У меня нет своих верных. Я служу Дому Феанаро.
- Если я дам приказ взять Турко под стражу? Ты сделаешь это?
Сарданго, мгновение помедлив, кивнул.
Вернулся Тьелькормо, обрубком ивовой ветки разгреб угли в очаге. Жара не было даже на дне. Присел на корточки перед очагом, словно не зная, что дальше делать:
- Зря тебя мать назвала Атаринке. Отец был как солнце, а ты - как камень. Как плесень на камне.
Куруфинвэ, не отвечая, набивал гномским зельем изогнутую трубку. Умял подушечкой большого пальца, высек кресалом искру, закурил. Облако дыма поплыло в дымоход - на Тьелькормо. Тот поморщился.
- Пошел бы я с ней один... Один. Я его даже трусом назвать не могу! Он десять лет воевал один в своих горах! Порадовать Моринготто. Если он бывает счастлив. За одну зиму - такой улов... Нет, я ему живым не сдамся. И ее не отдам. Атаринке, убери эту трубку, или я выбью ее вместе с зубами!
- Садись лучше рядом, - просто ответил Куруфинвэ, хлопнув ладонью по войлоку. - Ты же брат мне. Наконец-то проснулся.
- Это ты спишь, - Тьелькормо все же пересел поближе. Куруфинвэ закинул руку на плечо брата.
Человек, должно быть, понимал кое-что и на квенья, поглядывал то на одного, то на другого, то на Сарданго, сидевшего с каменным лицом.
- Скажи мне... - Тьелькормо вдруг обратился к человеку, и так доверительно - словно к давнему приятелю. - Твоя жена - она откуда?
- Ларет, дочь Лардада. Богатый дом. Я когда с севера вернулся - у него служил. Тогда еще на нее глаз положил. Ну, на хутор свой выходить - хозяйка нужна. Построился, хозяин мне скотом заплатил, еще купил... Так доить-то коров кому? Лардад - ни в какую: ты, говорит, человек еще ненадежный. И она... А я ее в лесу подкараулил - и на седло. Ну, поплакала поначалу... Отец-то покричал там у себя, ногами потопал, - человек расправил плечи, заметив интерес эльфа. - Да что теперь? Другому-то не отдашь уже. Сговорились на другой год, серебро было еще у меня с севера, шлем ему впридачу дал ногродский, с золотым гребнем. Топор гномий дал впридачу - сноса ему нет. Лучшими друзьями стали, как родне положено...
- Поплакала, ты говоришь... Какая она была?
- Да какая... Красивая! - человек явно затруднился в ответе на вопрос "какая"? - Она-то жива, с дочкой одна в усадьбе сейчас!
- Она тебя любила?
- Кричать тогда не стала - значит, любила. А то бы догнали. Все, как супруге положено... В серебре у меня ходила по праздникам. Хорошо жили, пока Враг все не порушил, - человек замолчал, скомкав рукой полуседую бороду.
- Коров твоих видели на Метед-эн-Глад. Я велел там сторожевым присмотреть за стадом. Иди! - поднялся Тьелькормо, сбросив с плеча руку Куруфинвэ.
Человек не сразу понял:
- Идти? Идти можно? А где это, где? Метед-эн-Глад?
- Получишь провожатого. Иди! Пошел вон отсюда! - без усилия приподняв человека за шиворот, как щенка за шкирку, Тьелькормо подтащил его к двери шатра и, откинув полог, вышвырнул вон. Старик растянулся на мокрой траве, следом полетели сапоги.
- Сарданго, - Куруфинвэ пустил кольцо дыма. - Возьми человека под стражу. Потом возвращайся. Турко, ты опять бросаешься своим словом. Зачем? - так же спокойно встретил он яростный взгляд брата.
- Ты сам не веришь, что он лазутчик, - губы Тьелькормо подергивались, рука искала оружие на поясе. Сарданго оказался между ним и мечом, висящим на сером войлоке стены. - Пусть идет! Пусть катится колесом до самого своего хутора! Порченое отродье! Хуже орков - те хоть знают что делают, когда присягают Моринготто!
- Брат. Хотя бы не делай глупостей, пока не владеешь собой.
- Тогда свяжи меня. Или попробуй убить. Я и так мертв, когда не вижу ее! У тебя больше нет надо мной власти. Ни у кого больше нет.
Сарданго отступил в сторону. Тьелькормо влез в поддоспешник, накинул на себя выпуклые половинки панциря. Руки тряслись, он оторвал одну завязку.
- Я вернусь. И ты будешь гордиться мной.
Когда мимо шатра пронесся топот копыт, Куруфинвэ и Сарданго переглянулись:
- Жалеешь, что ты не князь людей?
- Я князь эльдар... - Куруфинвэ облокотился о подушку, задумчиво провожая взглядом колечко дыма. - Если бы я был князем людей, дочь Эльвэ поплакала бы... и стала женой Тьелькормо. А Иньо - мужем Финдуилас. А Нарготронд и Дориат - верными союзниками Химринга. Люди сложили бы о нас песни. По крайней мере Алмир счел бы меня разумным. - Куруфинвэ помолчал. - На том берегу мы думали о смерти. А оказалось, что победа требует в жертву сердце. Что? - он бросил взгляд на помрачневшего Сарданго.
- Это не победа.
- Ты не веришь, что Свет Единого - в Камнях. Чего хотите вы? Просто дожить до Амбар-Метта?
- Тебе не кажется, что ты похож на того, кто смотрит в одну сторону и боится повернуть голову?
- Нет. Позаботься, чтобы человека взяли. Он не мог уйти далеко.
- Его уже взяли - скорее всего. На внешних заставах.
Словно в подтверждение слов, снаружи вновь послышался топот копыт и хриплая брань:
- Ваш князь обещал мне свободу и провожатых! Где он?
- Турко будет не до него, - Куруфинвэ устало прикрыл глаза. - Сарданго. Верный мой друг. Если бы я признался тебе во всем, о чем сожалею - это изменило бы что-нибудь?
- Не думаю, что уже можно что-то изменить, - тот встал, со вздохом хлопнул Куруфинвэ по плечу и покинул шатер.
- Лютиэн!!!
Из темнеющей у Нарога рощи с разноголосым гвалтом взметнулась в беспросветное небо воронья стая.
Всадник, на шатающемся, запаленном коне подъезжавший к воротам Нарготронда, был страшен. В нем не вдруг признали князя Келегорма. А узнав - стражи у ворот отшатнулись в стороны.
До самых королевских покоев, где держали Лютиэн, ни один встречный не ответил на его вопрос. Ответы уже не требовались.
Тьелькормо изрубил мечом остывшую постель. Весь в пуху и перьях, ударом ноги разбил редкое зеркало из стекла в золотой раме, высотой в рост эльфа. Прохрипев что-то, опустился на пол и согнулся, хватаясь за грудь, словно ему не хватало воздуха:
- День! Всего один день...
...Его горе без слез,
Без страха отчаянье он перенес
В ожидании гласа, шагов и судьбы.
Там тишина глубока, как гробы
Королей позабытых, как будто года,
Словно пески, что текут, как вода,
Как мгла, что в могильный курган пробралась,
Та тишина вкруг него собралась.
И тишина задрожала в тот миг
Серебряным звоном. И слабо возник
Голос поющий, и стены тюрьмы,
Холм заколдованный мрака и тьмы
И темные силы сияньем пронзил.
Нежную ночь он вокруг ощутил,
Звездную россыпь и воздух ночной,
Пронизанный запахов дивных волной;
Там соловьи на деревьях сидят,
Тонкие пальцы по флейте скользят
Под светом луны; та, с кем дети земли
Сравниться вовек красотой не могли,
На дальнем холме одиноком видна,
В мерцанье одежд танцевала одна.
______________________
* "...naaireesselya..." - "...да святится имя твое..." (квэнья)