Автор: Эрна Ульвунге
- Снег! Снег!
Мальчишки выбежали полюбоваться на невиданно обильный снегопад. Этой зимой такого еще не было, да и прошлая порадовала лишь редкими снежинками. Теперь же снег летел хлопьями, похожими на холодные белые цветы. Мальчишки принялись играть, бороться, бросая друг друга в снег, и, даже когда мягкие хлопья внезапно сменились колючими крупинками льда, дети не стали прятаться. Увлекшись игрой, они не заметили, когда на дороге появился путник. Лишь старший увидел его, но не стал мешать маленьким братьям.
Немолодой уже человек с улыбкой смотрел на играющих детей, кутаясь в старый соломенный плащ – ветер пронизывал его насквозь. Какое благородное и спокойное лицо! Наверное, он из самурайского рода, подумал мальчик, однажды видевший издалека двух знатных самураев. Но почему тогда он одет как монах, собирающий подаяние? От внимания мальчика не ускользнуло, что вся одежда путника крайне изношена – даже он с братьями, хотя их родители и небогаты, были одеты лучше. Но незнакомец не спешил укрыться от непогоды – он наблюдал за детьми, и с его лица не сходила странная отрешенная улыбка. Раньше мальчик видел такую лишь у статуи Будды. Может быть, это и правда монах?
Наконец и младшие братья заметили путника.
- Здравствуйте, - несмело проговорил один из них.
- Здравствуйте, - тихо и ласково ответил незнакомец. – Я помешал вам… Простите меня. Что мне сделать, чтобы искупить мою вину?.. Придумал!
Дети, кто скорей?
Мы догоним шарики
Ледяной крупы! –
и первым бросился бежать, хотя и выглядел уставшим после долгого пути. Дети со смехом кинулись догонять его. Странного человека они встретили! Похож на монаха, а играет, как будто сам еще маленький. И что это он говорит? Кто же может поймать летящий снег? А поймаешь одну снежинку – растает в руке, словно и не было… Старший из мальчиков побежал вместе со всеми, но по-прежнему не сводил взгляда с незнакомца. Он тоже как будто радовался игре, но не так, как дети. Он не смеялся вместе с ними – только продолжал отрешенно улыбаться, и в этой непонятной улыбке, казалось, была радость всех детей.
Наконец дети, набегавшись, повалились в снег, а незнакомец снова закутался в свой плащ и надвинул на лоб старую шляпу, испещренную надписями. Один из мальчишек вынул из рукава лепешку, которую дала ему мать, и предложил незнакомцу – тот, должно быть, давно ничего не ел.. Путник с поклоном принял угощение и учтиво поблагодарил ребенка. Тогда старший мальчик осмелился заговорить с ним:
- Позвольте мне спросить вас… вы поэт?
- Я странник, не знающий конца своего пути. И поэт тоже… ты так назвал меня.
- Вы поэт, - уже утвердительно повторил мальчик. – То, что вы нам сказали – это ведь были стихи.
- Это моя радость от встречи с вами.
- А я никогда не научусь слагать стихи, - вздохнул мальчик.
- О чем тебе жалеть, когда в твоих глазах столько радости? Я все еще не могу простить себе, что прервал вашу игру. Что мне для вас сделать?
- Я очень хотел бы… еще послушать стихи… - робко попросил мальчик, но в то же время один из младших крикнул:
- Смотрите, сколько снега! Давайте что-нибудь лепить!
- Зайца, зайца! – поддержали его остальные.
- Стихи? Зайца? – улыбнулся путник. – Ну что же…
И он первый, хотя от холода у него стыли пальцы, начал скатывать снежный ком – под слоем крупы было достаточно мягкого снега. Дети радостно бросились помогать, лепя лапы, уши, хвост – и вскоре был готов большой заяц, присевший на задние лапы и озирающийся по сторонам. Незнакомец оглядел общее творение и, подумав, произнес:
- Снежный заяц – как живой!
Но одно осталось, дети:
Смастерим ему усы.
И непослушными, замерзшими пальцами вставил около заячьего носа первый тонкий прутик. Остальное мальчишки сделали сами. Теперь заяц и правда был как настоящий, и можно было бы еще долго любоваться им, но путник вдруг сказал:
- Еще раз простите меня, дети. Я и так достаточно надоел вам – что за интерес играть со стариком? Мне пора продолжать странствие, из которого я, должно быть, не вернусь. Но каждое воспоминание о нашей встрече принесет мне радость.
Старший мальчик долго смотрел вслед незнакомцу, пока он не скрылся за завесой летящего снега. Младшие братья, наверное, сразу же забыли о бедно одетом путнике, который разговаривал с ними, как со взрослыми, а играл с ними, как ребенок. Но перед глазами старшего долго стояла отрешенная улыбка, спокойная и радостная одновременно, как будто этот человек знал больше, чем всем им еще предстояло узнать. Мальчик так долго размышлял о путнике, что в конце концов отец наказал его за рассеянность.
***
Молодой мастер закончил расписывать веер и взглянул в окно. Трое его младших братьев весело играли на снегу, которого этой зимой выпало необычайно много. Вот уже три года их родителей не было в живых – умер от болезни отец, и мать так горевала по нему, что вскоре последовала за своим супругом. Теперь старший сын был главой семьи и единственным воспитателем младших детей – все они были еще слишком малы, чтобы самим заботиться о себе. Детская душа легко залечивает раны, и время притупило боль утраты. Теперь семья не знала нужды – веера, которые делал старший брат, славились на всю провинцию. Братья смогли переехать в город, и старший уже нашел себе невесту…
Мальчишки играли перед домом, радуясь мягким хлопьям снега. Каждую зиму он особенный, не такой, как в другие годы… Старший брат с улыбкой смотрел на детей, отложив в сторону веер, и вдруг услышал, как самый младший предлагает:
- Снег такой мягкий! Давайте слепим зайца!
- Зайца! Зайца! – закричали двое остальных. – Зайца!
Старший брат опустил голову. Последний раз он плакал, когда умерла мать, но сейчас на его глаза навернулись слезы. Боль, странная щемящая боль, как будто ему вдруг явился призрак старого друга. И перед глазами юноши возник почти уже забытый облик – путник с лицом самурая в одежде монаха, когда-то появившийся из небывалой метели. На нем был все тот же ветхий соломенный плащ, давно не защищавший хозяина от непогоды, лицо стало изможденным, как после долгой болезни, но улыбка не изменилась – лишь еще удивительнее стало выражение отрешенной радости. Губы путника шевельнулись, и юноша ясно расслышал его тихий голос:
- В пути я занемог,
И все бежит, кружит мой сон
По выжженным полям.
И боль с новой силой пронзила сердце юноши, и нестерпимо было видеть безупречную белизну снега. А в городе в тот день говорили, что умер поэт Мацуо Басё.