Блинчики
Автор: Варья
В самый первый холодный осенний день, когда только вернувшийся из северных странствий дождь с раннего утра барабанил во все окна дома, чтобы уж точно никто не пропустил его прихода, она начинала печь блинчики.
Зажигала над плитой жёлтую лампу, доставала любимую тефлоновую сковородку с идеально ровной поверхностью, включала электрический чайник или ставила на огонь какой-нибудь суп – чтобы было чему вкрадчиво и мелодично закипать – и выливала на раскаленный металл первый половник золотистого теста.
Под шипение масла всегда вспоминалось что-нибудь эдакое. Сегодня - осеннее, промозглое, когда-то давно чуть не вынувшее душу, а теперь…Теперь просто грустная улыбка и капелька сожаления, что тогда маленькая-и-глупая не сумела иначе. Девчонка, что тут взять.
Пятилетний Витька внимательно следил за тем, как мама сначала несколько раз по чуть-чуть, а потом сильно и резко поднимает сковородку, блинчик, воспарив, переворачивается в воздухе и благополучно шлёпается на раскалённую поверхность другой стороной. Всё это мама проделывает, не выходя из глубокой задумчивости. Витька любил наблюдать, как мама жарит блинчики. Он устраивался у тарелки, в которую отправлялись готовые блины, и с бесконечным любопытством рассматривал получившиеся узоры: совершенно непонятно, как, но на каждом блинчике узоры были разные и почему-то напоминали рисованные истории, иногда из одной картинки, иногда из нескольких. Витька подолгу всматривался в каждый блинчик, пытаясь угадать, что же такое происходит на тонких золотистых кусочках теста. Он часто спрашивал у мамы, почему её блинчики похожи на картинки, а у папы и бабушки они выходят хоть и вкусными, но обычными. Мама улыбалась и отвечала, что просто ей очень хочется, чтобы было так.
- И всё? – недоверчиво уточнял Витька.
- И всё, - мама щёлкала его по носу и добавляла. – Главное – точно знать, чего хочешь.
Подсвеченная заоконная сырь уже не казалась такой безнадёжно серой, дождь выстукивал мелодии из любимых фильмов её детства, а молодая женщина, переворачивая в воздухе очередной блинчик, думала о том, что, если бы это «точно знать» пришло к ней раньше, то, наверное, многое сбылось бы лучше и вернее…Ведь чем раньше ты знаешь, чего хочешь, тем больше у тебя времени на то, чтобы этого достичь.
Когда-то ей казалось, что у неё совсем нет времени. Вообще ни на что. Что нужно срочно что-то сделать, а что именно, она не понимала. Она была вспыльчивой и часто злилась – на себя, на других, на долго не приезжающий автобус, на срыващийся голос, на рано закрывшийся магазин. Ирке и самой это страшно не нравилось, но поделать с собой она ничего не могла – только продолжала злиться на собственную бестолковость. Время просачивалось через её сомкнутые ладони, требуя чего-то, чего ни оно, ни Ирка не могли объяснить. Тебе нужно бежать. Делать. Срочно. А то опоздаешь. А если совсем честно, то ты уже опоздала.
Очередной блин получился каким-то перекошенным, похожим на утекающие часы с картины Дали. Ирке вдруг не захотелось его подбрасывать, и она перевернула плод своих размышлений прямо на сковороде, умудрившись почти не обжечь пальцы. От этого фокуса сын тоже приходил в восторг, тем более что это «почти» она успешно старалась не показывать.
Ирка улыбнулась, вспомнив, в какую панику её вгоняло это ощущение утекающего времени. Она бралась за всё подряд, тут же бросая начатое и хватаясь за новое в надежде, что уж это точно то, что нужно, и ощущение гонки наконец-то отвяжется от неё…Но проходило совсем немного времени, и всё начиналось снова.
Странное такое ощущение: вроде сидишь на месте, никуда тебе не надо, никаких встреч, никаких срочных дел. А сердце колотится и в пятках колет, как будто с бешеной скоростью бежишь с горы, догоняя ветер, уносящий что-то важное, то, что тебе очень нужно, хотя ты даже не успел этого увидеть.
Следующий блин получился похожим на высокое дерево с почти идеально круглой кроной, а к ветке этого дерева были подвешены самодельные качели из доски и двух верёвок. Витьке он почему-то особенно понравился: мальчик долго рассматривал его на просвет, потом густо намазал сгущёнкой, загадал желание и съел, с удовольствием облизывая сладкие пальцы.
- Мам, спасибо, было очень вкусно, - заявляет Витька и тут же сбегает к себе в комнату. Там, думалось Ирке, он сейчас возьмёт бумагу и карандаши и примется рисовать золотистые кружки, а в них свои картинки, которые он обязательно будет рисовать на блинах, когда научится, как мама.
Пару лет назад один давний друг, сидя вот так же за кухонным столом и рассматривая Иркины блинчики, спросил вдруг:
- Ты на людях экспериментировать не пробовала? Из тебя вышел бы отличный татуировщик. Такой, который хной рисует в стиле фэнтези, сейчас модно.
Ирка пожала плечами и раскрыла левую ладонь.
На ней не было «линий судьбы». Совсем. Ни одной.
Друг детства бестолково смотрел на странные картинки, выведенные, казалось, не поверх, а прямо в самой коже, тонкой-тонкой рыжей линией. Узор был большой и сложный, но при этом полностью прятался в ладони, если её закрыть – подальше от посторонних глаз.
- Это как? – он даже пальцем на всякий случай потрогал. Кожа совершенно гладкая, ни шрамов, ни следов от краски.
- Это я когда-то решила, что я – это я, и всё тут. И раз по нормальным линиям у меня судьба не складывается, то сложится по фигурным. И ты знаешь, получилось.
Витька вбежал в кухню с листом бумаги в руках, и воспоминания упорхнули, как не было. Ирка сняла на тарелку последний блинчик с большой бабочкой. Высокая получилась «стопочка», муж порадуется.
- Мам, смотри, а я вот такой блинчик сделаю, - довольный сын показывал очень реалистично нарисованный лес, над которым восходит солнце. – Это потому, что всё всегда будет хорошо, нужно только сильно захотеть, правда?
- Правда, - Ирка погладила сына по голове и выключила уже без толку горевший газ.
Главное – ничего не бояться.