Хрустальная ваза

Автор: Варья

Я смеюсь. Я хрустальная.

Ну же, давате, уроните, разбейте меня. Это же так легко – раз, и всё.

Раз – и разлетелась на мельчайшие хрустальные брызги прозрачная душа, как будто и не было её никогда.

Так легко…

А я смеюсь.

Мне, представьте себе, ужасно смешно, что я хрустальная.

Смешно, что вот так легко и просто кто-то может, возможно, даже случайно, смахнуть меня с полки, и нету хрустальной вазы.

Я смеюсь, потому что в меня наливают свежую воду и ставят цветы – знаете, это очень щекотно. И в восхищении смотрю, как потихоньку, осторожно, распускаются бутончики, как бережно проводит пальцами по лепесткам усталая добрая женщина, и как тепло ей от этого маленького чуда.

А когда цветы вянут и она с сожалением их выбрасывает, я снова оказываюсь пуста, и внутри меня высвистывает тихие мелодии залетевший в форточку ветер, мне гулко и смешно – снова смешно, только теперь на другой лад.

Я смеюсь. Я хрустальная.

- Что смешного? – спросите вы. – Ведь тебя разбить – раз плюнуть, чему радуешься-то? Чему веришь? Глупая ваза.

А я смеюсь. Я ваза. Я глупая хрустальная ваза, и мне смешно.

Когда-то я и правда расстраивалась: вот меня уронили, вот я лечу вниз – бац! – и всё. Одни осколки. Мелкие-мелкие, так, что и не собрать, не склеить. А добрая усталая женщина, так любившая ставить в меня цветы, склонялась надо мной низко-низко, прицокивала расстроено языком, качала головой неодобрительно вслед очередному растяпе…и просто ставила меня на полку, целую и невредимую, всё такую же хрупкую и хрустальную, как раньше.

И мне становилось смешно.

Да, это ужасно больно и страшно – когда тебя разбивают. Когда вот один осколок отлетел в сторону, вот другой, третий, четвёртый…И ты уже не знаешь, есть ли ты на самом деле, и думаешь, что наверное, нет, наверное, осталась просто холодная злая пыль, о которую кто-то другой разве что пораниться может. Ты долго-долго лежишь на полу, разбитая чьим-то грубым словом или нечестным поступком, невниманием или просто уходом…Лежишь, кажется, целую вечность и думаешь, что теперь, наверное, вот так и будет всегда. А потом понимаешь, что на самом деле всё совсем не так – просто в какой-то миг ты снова оказываешься на своём месте, всё такая же целая и хрустальная, потому что этой чудаковатой усталой женщине по имени Фортуна очень нравится ставить в тебя цветы – маленькие чудеса, самые честные и настоящие, какие только есть на свете.

И поэтому я – смеюсь.

Мне смешно, когда кто-то, проходя мимо, как бы между прочим, а может быть, и вправду не нарочно, заносит руку для удара. Я смеюсь. Я хрустальная.

А сидящий на лавочке в парке мужчина с ребёнком на руках, видя, как ты, как обычно на всех парах, бежишь куда-то по своим делам, кивнёт дочке в твою сторону и скажет:

- Видишь вон там тётя такая смешная?

- Вижу, - ответит ребёнок, во все глаза уставившись на странную тётю.

- Так вот тётя – молодец.