Ведьму следует сжечь

 

Автор: Варья

 

-  Ведьму следует сжечь, мессир.

Смиренный поклон, яшмовые чётки в изящных пальцах…какой же он болван!

Архиепископ сидел неподвижно, не в силах поставить подпись под лежащей перед ним на столе бумагой. О да, этот не в меру ретивый молодой болван прав – ведьму следует сжечь. Только вот кто тут ведьма? Неужели та крохотная рыжая девчонка с котёнком на плече? Он очень хотел бы в это поверить и не возражать против очевидного…но не мог. Не мог, да простит ему справедливое небо, не мог! Эта? Эта, в чьих глазах васильковая высота в тысячу раз более истинна, чем во всех зеркалах, во всех отполированные боках чёток всех клириков мира? Не может этого быть. Ну вот не может и всё.

- Мессир? – епископ Кентский вопросительно смотрел на Его Святейшество, всё ещё не вынесшего богомерзкой ведьме приговор. Он искренне не понимал причины промедления. Ну ещё бы…

В камере было холодно и неуютно.  Камни стены холодили лопатки, сваленная в углу солома, служившая узникам постелью, пребольно кололась. Где-то в коридоре мерно капала вода…Да нет, какая уж тут может быть вода? Худенькая рыжая девчонка  оторвалась от созерцания серой стены и увидела, что это рыжий котёнок лакает воду  из маленькой миски. Когда её уволокли из дома, обвинив в колдовстве, котёнок вцепился в её плечо и ни за что не хотел слезать. Так он и оказался в темнице вместе с ней. Его не запирали, просто не дали себе труда, а между прутьями решётки шкодливый малыш пролезал легко. Стражники  - она точно знала, читала по их лицам – очень обрадовались этому рыжему кусочку солнца, подкармливали его и выпускали на улицу. Котёнок мог бы уйти, куда глаза глядят, но он снова и снова возвращался к хозяйке, в холодную сырую камеру, принося ей солнечные лучи и ветер в длинной шёрстке и росу на кончиках усов.

- Ну что, Мэрриот, что там, снаружи, делается? – девушка обхватила руками колени и положила на них подбородок, приготовившись слушать.

- Муррмяу – ответил кот. – Мяяяяу мрру ми! Муррр?

- Да знаю я, знаю, догадаться было нетрудно. Странно, что так долго не подписывали приказ. И когда?

- Мяу ммрум! – рыжий одуванчик виновато пряданул ушами, склонив голову чуть набок, лёг на холодный пол и закрыл лапами нос.

- Завтра, значит? – она глянула наверх, туда, где вровень с землёй светилось крошечное зарешёченное окошко. – Завтра так завтра.

Архиепископ никак не мог уснуть. Он всё делал правильно, конечно, ведьму следует сжечь…Эту вот рыжую, с огромными глазищами на осунувшемся личике…Эту, такую спокойную, смирившуюся…Эту, которая и читать-то не умеет, не то что заклинания из колдовских книг вызнавать…Епископ Кентский, этот полоумный женоненавистник, всё-таки добился от него подписи.

Итак, завтра костёр. На рассвете.

За все пятьдесят лет своей жизни никогда ещё он не чувствовал себя так скверно. Ему казалось, что само мироздание укоряет его за что-то…За эту, рыжую, которая наверняка светло-светло улыбается во сне. Так могла бы улыбаться его дочь – быть может, такая же рыжая девчушка…Если бы когда-то давным-давно он не запретил себе даже думать о семье. Если бы…

Что за глупость, в самом деле?

Служитель Господа повернулся на другой бок.

Он ещё долго ворочался, но так и не смог заснуть до самого рассвета.

По потолку камеры запрыгали первые рассветные лучи.

Она проснулась оттого, что Мэрриот зашевелился у неё над ухом, поуютнее сворачиваясь на соломе, и громко замурчал.

Через минуту заскрипели засовы, дверь распахнулась и возникший на пороге стражник сонно пробасил:

- Поднимайся, ведьма, пора.

Она не удивилась, не заплакала, даже не дрогнула. Просто сняла котёнка со своего плеча и посадила на руки стражнику:

- Позаботьтесь о нём, пожалуйста.

Тот растерялся: обычно люди перед казнью ведут себя несколько иначе…

Мэрриот тут же замяукал и заскрёб когтями по латам стражника, заполнив комнату пронзительным скрежетом. От неожиданности стражник разжал пальцы, и котёнок прыгнул обратно на плечо хозяйки.

  Стражник развёл руками и вышел в коридор. Рыжая девушка почесала котёнка за ухом, и, вздохнув, вышла следом за ним.

  Архиепископ сидел как на иголках, ожидая, что повозка с осуждённой вот-вот появится на площади. Зевак собралось меньше обычного, видимо, потому что утра было слишком уж ранним. Главная площадь города была залита золотистым цветом июньского солнца, ещё робкого и не жаркого – всего лишь лёгкое тепло между пальцами и на ресницах.

С восточной окраины площади послышался скрип старой деревянной повозки. Архиепископ прищурился и сумел разглядеть её – хрупкую фигурку с копной волос, сияющих золотом. Эта?! Ведьма?! Он готов был собственными руками придушить этого болвана епископа Кентского.

Нужно было срочно что-то предпринять.

Палач неторопливо и с удовольствием обходил творение рук своих – идеально уложенные штабеля старательно высушенных брёвен, пересыпанных соломой. Посреди всего этого великолепия возвышался столб, а через плечо палача была перекинута длинная крепкая верёвка. «Приятно видеть человека, занимающегося любимым делом,» - мрачно пошутил про себя архиепископ, разглядывая гордую физиономию заплечных дел мастера.

Повозка уже подъехала, времени почти не оставалось.

Рыжая голова, как это ни странно, была запрокинута вверх – чтобы можно было смотреть на небо, впитывать это восхитительно нежное утро – последнее утро в её жизни.

Мэрриот мурчал у неё на плече, как бы подбадривая, и ни за что не желал слезать – он спрятался под её волосами и шипел на любого, кто пытался его забрать. Это было единственное, что её беспокоило. Почти – ещё мама, стоявшая у края ограждения, за которое никого из горожан не пускали. Бледная, заплаканная, седая, отчаявшаяся…Мама… «Прости меня, мама. Я навлекла на тебя беду…» Мать и дочь обменялись долгим взглядом. Убитая горем женщина закрыла лицо руками и медленно побрела прочь с площади.  «Спасибо, мама,» - сквозь слёзы улыбнулась ей вслед рыжая и взошла на эшафот.

Через две минуты палач, отчего-то вдруг разом помрачневший, уже стоял с факелом у подножия будущего костра. Одно движение, и…Архиепископ на своём возвышении для влиятельных лиц затаил дыхание. Палач поднёс факел к одному из пучков соломы, воткнутых между брёвнами. Пламя, благодарно фыркнув, тут же уцепилось за эту лесенку и начало карабкаться вверх.

- Глупый, глупый малыш, - шептала рыжая девушка, прижимая котёнка к себе. Языки пламени уже подобрались к её босым ступням. – Говорила ведь я: останься в повозке. Теперь ещё и тебе зря пропадать…

- Мрряу, мяяяяу! – возмутился Мэрриот.

- Знаю, знаю – ты меня не бросишь. Спасибо тебе… - совсем тихо прошептала она, и по веснушчатой щеке покатилась слеза.

Вдруг раздался странный шипящий звук, и всё вокруг стало белым. Она начала задыхаться.

От эшафота валил густой белый дым. Епископ Кентский вскочил со своего места с намерением лично во всём разобраться, но архиепископ как бы случайно возник на его пути, загородив собой единственный путь к лестнице.

- Мессир?  - вопросительно поднял брови прославленный женоненавистник, лихорадочно соображая, что быстрее:  объясняться с выжившим из ума стариканом, или попросту спрыгнуть вниз, наплевав на почтенность сана

- Сын мой, - положив епископу на плечо руку, пожилой мужчина с неожиданной для такого возраста силой заставил его сесть. – Успокойтесь. На всё воля Божья. Мы же можем только молиться.

Он величественно опустился в кресло рядом со своим пленником, прекратившим сопротивление, и склонил голову. «Господи всемогущий, прошу тебя, помоги ему…» Вечное небо было точно такого же светло-голубого цвета, как  глаза архиепископа, и это казалось ему добрым знаком.

Когда дым рассеялся, эшафот был пуст.

Удивительно, но она была жива.

Большое окно незнакомой комнаты было распахнуто настежь, и в него с любопытством заглядывало светло-голубое небо. Рыжий комок на подоконнике замурчал, увидев, что она проснулась. Мэрриот сладко потянулся и перепрыгнул с подоконника на кровать, устроившись в своём излюбленном месте – между её плечом и ухом.

Из глубины комнаты донеслось приглушённое покашливание. Девушка с тревогой взглянула в тёмный угол и не без труда различила там фигуру человека в епископской мантии. Он встал и медленно приблизился к кровати.

- Здравствуй, - вдруг смутился архиепископ, теребя перстень на указательном пальце правой руки. – Как ты себя чувствуешь?

- Хорошо, - с некоторым проговорила девушка. – Но…

- Ты ничего не помнишь, да?

Она кивнула.

- Ты задохнулась дымом и упала без чувств. Я, - он снова смутился и закашлялся, - я попросил своего племянника освободить тебя. Палач по моему приказу должен был залить костёр водой, чтобы за дымом ничего не было видно, а Эрик забрался наверх и унёс тебя… Сейчас ты в доме моей сестры.

- Но…- рыжая непонимающе смотрела на его мантию. – Вы же…

- Милое дитя, не все священнослужители так жестоки, как говорим молва. И по крайней мере один из нас поверил, что ты не ведьма.

«К тому же, мне всегда хотелось иметь такую дочь…» -добавил он про себя. Отворилась дверь, и в комнату вошёл высокий темноволосый юноша. Он, поклонившись дяде, улыбнулся гостье, и она ответила ему такой же тёплой улыбкой.«Или племянницу,» - лукаво сощурился Его Святейшество, почёсывая за ухом котёнка, нахально вспрыгнувшего ему на плечо.

Июньское солнце сияло высоко над землёй, согревая пожилую женщину, плачущую в объятиях дочери. Оно переплетало рыжие волосы золотистыми лучами, и ласково гладило по голове котёнка, с чувством выполненного долга спавшего на широком подоконнике.